Карта ролевой игры "Сказочные Вечеринки"

Дом пастора
 
Преподобный Анри Бессон удобно устроился в кресле у стола с чашкой кофе и бумагами. Он просматривал вчерашнюю проповедь и вспоминал службу. Эта была его первая Вечеря Господня на новом приходе. Пресвитерианская община здесь была довольно многочисленна и двуязычна. Пастор даже предложил, как делал на своем последнем приходе в небольшом городке Бель Фуше – первый час петь гимны и читать проповедь на английском, второй – на французском. «Надо будет решить это с руководством общины», – подумалось ему.
Анри открыл тетрадь, в которую обычно записывал проповеди, обмакнул ручку в чернильницу и вывел аккуратным почерком
Понедельник, …1887 года, Энск-сити
Боже и Отче! Ты через Библию призываешь нас делать добро всем, а наипаче своим по вере. Но при этом Дух Святой действует в нашем сердце, использует нас для помощи тем, кому плохо. Он дает нам возможность творить добрые дела, поддержать добрым словом, советом или кошельком просто так, ради Христа, без всякой задней мысли. Просим, помоги нам прилагать все усилия для сохранения жизни и души других людей. Благодатью Своей воспроизводи в нашем сердце сострадание и милосердие к другим. Дай нам всегда помнить, что наши добрые дела – это доверительные письма и свидетели нашей веры. Просим, помоги нам творить добро всегда и везде, отбросив корысть и расчет. И не делать никакого зла. Сохрани нас от греха, помоги нам прославлять Твое великое и святое Имя. Во имя Господа Иисуса Христа. Аминь.

Молитва всегда шла от сердца, и некоторые, особо удачные, он записывал, как, например, эту. Проповедь он говорил о благотворительности, и это удачно совпало с предстоящим событием, посвященным юбилею города. По окончании службы преподобный объявил, что на неделе будет организован благотворительный базар с продажей выпечки и изделий собственного производства. Весь сбор пойдет на детский приют. Ожидается еще музыка и танцы.
Пастор пометил себе, что надо будет об этом написать объявление на двух языках и повесить его на двери церкви.
Пусть этим займется Бэатрис, у нее почерк намного лучше моего, – решил преподобный и позвал сестру. Но это был, как обычно, глас вопиющего в пустыне – Бэа не откликнулась, что в последнее время было часто.
 
Неделю назад преподобный Бессон перебрался в Энск-сити – его пригласили сюда вместо ушедшего на покой пастора Блума. Анри приехал с сестрой, для которой удачно нашлось место в школе, и семейством Петту – Франсуа, Моник и их дочерью Одри. Они состояли в услужении у Бессонов очень давно, Одри тогда была совсем малышкой, а недавно ей исполнилось семнадцать. Она помогала матери по хозяйству и Бэатрис – с одеждой и прическами, и они все давно уже жили как одна семья.
Франсуа рассказал отцу Анри про все достопримечательности городка, включая салун и «дом отдыха» для джентльменов «Магнолия». Ни Мадам, ни ее птичек преподобный в церкви вчера не заметил. Впрочем, он мог и ошибаться, потому что никого из них не знал в лицо. В Бель Фуше проблему приобщения девочек к Богу он решал просто – примерно раз в неделю приходил в заведение днем в нерабочее время с черного хода, беседовал о Христе, Библии, о грехах и о том, что всякий грех достоин искупления. Несколько птичек в конечном итоге покинули сей гостеприимный дом, одна даже замуж вышла, в другом городе, разумеется, правда, за это Анри пришлось раскошелиться, но его семья не обеднеет, а Господь за возвращение заблудшей души воздаст сторицей.
«Надо будет и тут навестить мадам и поговорить с ней о необходимости бесед о Боге и благочестии для ее девушек», – подумал преподобный, сделав пометку о том в тетради, и даже хотел совершить визит в «Магнолию», не откладывая, но в комнату с криком: «Ален, ты знаешь, кого я встретила?» – влетела его взбалмошная сестра.
– Я просил тебя называть меня Анри, – обратился пастор к девушке. – И можно делать твои заявления не столь экстравагантно?
– Мне не нравятся три твоих первых имени, они все повторяются в семье. А Ален – только у тебя, – улыбнулась Бэатрис и села в кресло напротив брата.
– Давай выкладывай, что там у тебя, – Анри понимал, что пока сестрица не выплеснет все свои новости, он от нее не отделается.
– Сейчас, отдышусь, – она бесцеремонно взяла со стола чашку с кофе и выпила его залпом. – Как ты пьешь такой горький? Гадость какая.
– Ты прекрасно знала, какой кофе в моей чашке, так что сама виновата, – усмехнулся Анри, в ожидании рассказа раскуривая сигару.


*диалог согласован

Дом пастора
 
Отправив Бэатрис писать объявление, преподобный поудобнее устроился в кресле и задумался. «Неужели я так плохо выгляжу, что девицы списали меня со счетов. Впрочем, Бэа – не девицы, она всего лишь моя маленькая сестра, абсолютно неискушенная в вопросах отношений. Иначе ей бы и в голову не пришло поселить в нашем доме незамужнюю une vieille fille. Я помню это семейство, и девочку тоже, но с момента нашего отъезда из Канады она, безусловно, выросла, и сейчас, поди, такая же, как Бэатрис. Если у них еще и характер схожий, я тут точно с ума сойду. По большому счету, давно пора было пристроить сестрицу в хорошие руки, да и себя заодно», – Анри вздохнул. Уже много лет он жил по законам своей семьи – как младший сын послушно принял сан, спасибо, что Бессонны исповедовали кальвинизм, и вообще, во всем слушался отца и деда. Один раз он поступил по-своему – приняв на свое попечение малышку Бэа, иначе ее отослали  бы куда-нибудь к старым теткам, и неизвестно, что бы там с ней сталось – возможно, была бы замужем за каким-нибудь стариком с выводком детей.
На самом деле Анри спокойно относился и к своему сану, и к служению. Да, какие-то моменты ему претили, например, о том, что человек изначально греховен, и судьба его от рождения предопределена – он считал, что любые добрые дела могут исправить судьбу, потому поощрял птичек мадам Тиссо со своего прошлого прихода менять образ жизни. Он знал их истории и понимал, что никто по собственному желанию не встал бы на этот путь, не ради удовольствия, во всяком случае, всем нужны были деньги, но многие настолько привыкли к своему существованию, что не хотели ничего менять или боялись. Он упорно приходил туда каждую неделю, беседовал с девушками, двоих даже читать научил, и к его отъезду оттуда некоторые покинули мадам и даже стали посещать церковь. Одна птичка перешла в католичество – ей понравилось исповедоваться за шторкой и слушать орган. Ничего этого в пресвитерианской церкви не было, но сам Анри не любил помпезность католических храмов и облачений их духовенства. То, что у пресвитериан не существовало таинства исповеди, он считал благом для себя, как-то пообщавшись еще в Сан-Франциско с одним падре. Столько всего люди готовы вывалить на священника – уму непостижимо. И они выговорились и ушли, а ему с этим жить.
Потянувшись за сигарой и отметив, что их осталось совсем мало, Анри вернулся из своих мыслей к настоящему. Он курил исключительно сигары «Санчо Пансо», и в Бель Фуше хозяйка магазина специально для него их закупала. Пастор сделал пометку наведаться в лавку и заказать сигары. Потом надел свежий сюртук, повязал на шею белоснежный галстук и отправился в дом отдыха для джентльменов. От Франсуа он знал, что у заведения не хозяин, а хозяйка, и надеялся найти с ней общий язык относительно духовного окормления ее птичек.
У двери дома преподобный встретил Беэ и Одри, и они наперебой начали говорить о каких-то золотых слитках. Ничего не поняв в этом щебете, но уяснив, что новость прочли в листовке на столбе, решил прочесть ее сам.
– Я отправляюсь по делам, вернусь к обеду или позже, – Анри кивнул домочадцам, надел шляпу, перчатки, взял трость и вышел из дома.
На столбе и в самом деле было объявление об ограблении поезда, и пастор решил, что в среду на собрании постарается успокоить жителей, разъяснив, что им, скорее всего, ничего не грозит – грабитель, кем бы он ни был, вряд ли ревностный христианин, да и грабитель не есть убийца. Впрочем, об этом он решил подумать позже.

Подойдя к заведению с вывеской «Магнолия», преподобный позвонил, протянул открывшей ему прислуге визитную карточку и сказал, что хотел бы видеть мадам по делу.
– Надеюсь, она не сильно занята и сможет принять меня? Надолго не задержу, – Анри снял шляпу и перчатки и стал ждать, облокотившись на трость.