Карта ролевой игры "Сказочные Вечеринки"

Лес никогда не пугал меня. Я вырос на лоне природы и многое впитал, так сказать, с молоком матери: умел слушать и слышать ветер, деревья и землю. Они могли многое рассказать о том, что происходит за много миль назад или вперед: вот кто-то развел костер, где-то косят траву, собирая ее в смолянистые душистые стога. Природа Ирландии, страны моего детства, отличалась и от здешней и была, одновременно, на нее похожа. В округе Энск-сити практически не было роскошных лугов, из зелени которых, кажется, вынырнет фея или леприкон, одарят тебя монеткой или желанием, местность здесь – горная, дикая, вольная, рождающая людей под стать ей. Живя у себя на родине, редко представляешь себе что-то отличное от того, что видишь каждый день из окна или по пути домой.
Когда отец после смерти матери женился во второй раз и родилась Кати, в Ирландии буйствовал голод. Впервые увидев сестру, я сразу полюбил ее, да и никто после не смог устоять перед очаровательной улыбкой этой девчушки. Однако прокормить семью в голод гораздо сложнее, чем одного сына. Отец работал как проклятый, так окончательно и подорвав свое здоровье, и без того изрешеченное достаточно дешевым алкоголем, сигарами и возрастом. Поэтому я стал все чаще помогать ему. Все мы старались, как могли, я трудился за взрослого мужчину, хотя назвать меня мужчиной тогда можно было лишь с натяжкой. Так что почти рабский труд мне вполне знаком.
Незаконная деятельность моего отца спасала нас лишней копейкой, но в итоге стала той последней каплей, которая вынудила семью покинуть свою родину. Не могу сказать, что Дикий Запад мне не по духу, но хочется верить, что я еще хоть раз увижу необъятные просторы зеленых лугов.
Хруст веток и вспугнутые ночные птицы заставили меня вынырнуть из омута воспоминаний. Моя любовь к природе и то, что я вырос бок о бок с ней, сделали из меня неплохого следопыта, а общение с аборигенами научило тому, чего не мог знать человек из какой-никакой цивилизации.
Я замер и прислушался. Все уже знали о том, что банда некоего Люка совершила очередной налет и ограбила банк на крупную сумму … ну что-то там такое, признаюсь, не сильно вникал, однако сейчас я вдруг сообразил, что могу нос к носу столкнуться с бандитами, а это никак в мои планы не входило. Лишь некоторые в городе посвящены в мои дела, да и то потому, что сами получают моржу с переправки и продажи. Один в поле не воин. Однако все связи держатся на мне, и уж никак нельзя светить своё личико, а уж тем более ввязываться в «общение» с бандитами. Лёгкий шум повторился, почти рядом со мной всколыхнулась листва, хрустнули камешки. Я резко обернулся:
– Черт, Оцеола, я чуть не прирезал тебя! – легко спрятал свой охотничий нож, подаренный мне отцом Оцеолы, именуемым Беар-Спайдер, то есть Медведь-Паук.
Молодой индеец улыбнулся, я видел, как в неверном свете луны блеснули его зубы:
– Ты прекрасно знаешь, белый человек, что я убил бы тебя первым… и уже давно, – хмыкнул паршивец, коверкая половину слов так, что, если бы не привычка, я бы никогда не понял сказанного.
Намек был более чем понятен: он давно идет по моему следу, а я, по своей, как сказал бы Оцеола, «белой глупости», так крепко задумался, что упустил крадущегося за мной индейца, точнее сказать: стопроцентного убийцу, который стрелой бьет точно в глаз белке, не говоря уж о владении холодным оружием.
– Мне везет, что мы на одной стороне, – я примирительно поднял руки и снова замер, как и мой собеседник: вновь листва на деревьях пошла рябью, вновь мы, притаившись, услышали крадущиеся шаги и тихую беседу нескольких человек, а также цоканье копыт.
Ох, теперь совсем не в моих интересах наткнуться на банду Люка, впрочем, как и на других гринго.

Мы с Оцеолой замерли, казалось, не дыша. И рядом с нами, в нескольких метрах, по не всем ведомой тропе, освещенной бледным светом луны, прошел человек, который вел за собой несколько лошадей.
Благодаря лунной подсветке, находясь под прикрытием крон деревьев и густого подлеска из кустаников дикой смородины, мы отлично могли видеть идущего. Человек был один, хотя мне сначала показалось, что я услышал обрывки разговора. Через минуту стало ясно: причина в том, что этот некто говорил вроде как сам с собой. Вернее… скорее, с лошадьми. Поняв это и сопоставив его внешность с образом нынешнего моего соседа по пряткам, я тихо чертыхнулся. Однако этого было достаточно, чтобы человек обернулся и застыл. Теперь можно было точно сказать, что это не гринго.
Я затаился: все это неспроста и к не к добру. Всех местных лакота Oglala (Развеять самих себя) и Hunkpapa (Стоящие при входе в лагере) я более-менее знал: ведь я снабжал их всеми открытыми ими и ставшими незабываемыми благами цивилизации: от муки до алкоголя, особенно алкоголя, стопроцентного ирландского виски, которое мне привозили контрабандой старые знакомцы отца. Но этого я видел впервые. И лошади у него были непростые. Я узнал эту породу, где уж мне не понять: это ирландский тинкер. Все бы хорошо, только откуда они у индейца?
В этот момент луна моргнула и, видимо, сетуя на мою недогадливость, укрыла чернотой человека с парой лошадей.
Спустя еще несколько минут легкий, еле слышимый, шаг и стук копыт стихли.
Человек шел той же тропой, что и я, до того, как встретил Оцеола. Только назад, к городу, в сторону Томпсона.
Оцеола, дернув за рукав, вырвал меня из размышлений: кто, зачем и почему:
– Нам пора, Патрик, человек ушел, я не слышать больше его дух.
Да уж. Хорошо бы мне и не видеть этот дух… что-то подсказывает мне: такие знания не к добру.
– Он не из ваших племен? – спросил я, когда (по моему «белому» мнению) мы отошли достаточно, чтобы однозначно не быть услышанными.
– Нет.
– Но он лакота.
– И да, и нет.
– Черт, Оцеола.
Однако молодой индеец молчал. Что ж, зная его упертость, я отбросил на время (скорее всего) ненужные мне мысли и тихо скользнул вперед, выходя на освещенную кострищем утоптанную поляну, в центре которой сидел человек с длинной трубкой.
– Ну, здравствуй, вождь, Красное Облако.

Утро выдалось суматошным: мало того, что после ночных прогулок я, мягко говоря, не выспался, так еще и на Пони Экспресс подвезли разную бакалею, пришлось ее разгружать, считать и оплачивать лишку, которая, как мне думалось, не будет лишней. Ее раскупят либо местные, либо мои индейские визави.
Потом оказалось, что Кати не купила кофе, и вообще ее не оказалось дома. О причинах столь раннего пробуждения и исчезновения из дома моей сестрицы я в курс введен не был, и это бесило. Ведь договорились же?!
Затем, все еще пылая праведным гневом на сестру, я понял, что мой Ирландец хромает. Попытался переподковать. Не тут-то было! Дело не так просто: без кузнеца мне не обойтись, а потому светит топать на почту на своих двоих. Почтой я отправлял отчеты и чеки. Скажете, ненадежно? А вот и нет: кто станет проверять письма тетушке Эн? Да еще когда на обоих концах света почтальоны точно знают, что эту корреспонденцию лучше доставлять, упаси их Боже, в срок, и даже не помятой.
В общем, со всеми этими задержками на почту я попал, когда солнце стояло высоко над городом. Возле полицейского участка я увидел свою старую знакомую – хозяйку ранчо «Кленовый лист» Анабель Мерфи.
Она спускалась со ступенек здания, взволнованная и… очевидно злая. Золотые пряди выбились из наверняка аккуратно собранной с утра прически, щеки алели румянцем, кулачки в кожаных перчатках – сжаты.
Расстроенная, она чуть было не прошла мимо, не заметив меня.
– Миссис Мерфи, – я перешел на один шаг с ней и осторожно слегка придержал за локоть, – доброго дня.
Она тут же дернула руку, развернулась, готовая дать отпор нахалу, но, узнав меня, невольно улыбнулась и сменила гнев на милость:
– Мистер Свейзи, какими судьбами?
Я слегка поклонился. Анабель Мерфи была интересной женщиной – вести дела целого ранчо – дело вовсе не дамских рук. Кстати, да, мы познакомились с хозяйкой «Кленового листа» как раз при покупке Ирландца. Миссис Мерфи знала толк в лошадях, любила животных и природу, имела чутье, и, в общем-то, помогла мне сделать судьбоносный выбор: если бы не совет Анабель и настойчивость в отстаивании такого выбора, я никогда бы не посмотрел в сторону Ирландца. А теперь он мой лучший друг и помощник, существо, преданное мне от кончиков копыт до последнего волоска в гриве.
Я улыбнулся в ответ:
– Почтовые дела, вот выбрался по ним в город, а вы зачем тут в такую рань, да и, простите, выглядите немного расстроенной?
– Ах, это…, – Анабель сверкнула глазами, опустила взгляд и, кажется, пару раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя:
– Мои лошади! Все десять ирландских скакунов украдены ночью с ранчо! Я так зла! Только ведь рассчиталась за них с банком.
Анабель снова начала заводиться, поэтому прикрыла глаза и медленно выдохнула, а мое сердце сжалось: кажется, сегодня ночью я стал невольным свидетелем части этого похищения.
– Мистер Свейзи, я слышала, что вы хорошо разбираетесь в следах, даже у… индейцев учились, – на этой фразе я снова сжал ее локоть, но уже требовательно: лучше не кричать посреди города возле полицейского участка о моих связях с краснокожими.
Анабель поймала мой красноречивый взгляд и чуть тише продолжила:
– Я нашла следы табуна у ручья на границе своих земель. Вероятно, они пересекли лесной брод. Прошу, попробуйте разузнать у ваших… знакомых что-нибудь о дальнейшем пути лошадей или может сможете выяснить что-то сами?
Думается, что от ручья следы поведут к тому месту, где ночью я увидел человека с двумя лошадьми. Но Анабель я этого не сказал, не зачем раньше времени мутить воду своими в общем-то безосновательными догадками. И все же я не мог не убедиться, не понять. Да и не помочь… не мог… Решить, как быть, всегда успею, но надо хотя бы понимать – на чем основывать это решение.
– Хорошо, к вашим услугам, подкую Ирландца и прогуляюсь туда, – ответил, уже чувствуя, что могу встрять по самое не хочу. И когда же ты, Пат, перестанешь биться с драконами за правду и спасать принцесс?

Как и ожидалось, у ручья следы табуна обрывались, возможно животных намерено некоторое время вели по воде?
Пройдя вниз по ручью некоторое расстояние и не обнаружив ничего, указывающего направление движения конокрадов, я вернулся к вытоптанной копытами переправе. Следы двух лошадей по правому берегу отделялись, хотя это и нельзя было сразу понять, а за ними тянулись лишь несколько еле заметных отпечатков встречного мной этой ночью человека. Сомнений не было: он индеец, либо очень тесно связан с ними. Передвигаться, не оставляя следов, мог только опытный следопыт из местных. Нам, людям цивилизации, как ни старайся, никогда не научиться такому. Оцеола, вняв моим просьбам, в обмен на обучение английскому, взялся учить меня этим премудростям. Ну и насмеялся же он, просто животик надорвал. Хотелось бы надавать юнцу по шее, но я прекрасно понимал, что его слова – чистая правда: я топаю, как стадо бизонов, оставляя за собой следы, сломанные ветки, шум.
И все же, несмотря, на мои незначительные (по мнению Оцеолы) успехи, я смог выцепить след мокасин «моего» индейца. Я шел за ним, поражаясь мягкости поступи, которая, пружиня от земли, оставляла лишь легкий намек на сделанный кем-то шаг.
Но дальше след я потерял, как только ночной знакомец свернул с той тропы, где мы столкнулись, в чащу. Может, Оцеола смог бы добыть больше информации, но, само собой, я бы даже не подумал рисковать парнишкой, и, что греха таить, собой, ради поиска какого-то следа.
Снова вернувшись к переправе, я аккуратно перебрался на левый берег. Здесь тоже трава была вытоптана, осока примята копытами, и вокруг отчетливо виднелись следы нескольких человек.
Некоторое время я шел по ним. Похитители не сильно беспокоились и тут не пытались путать следы. Пройдя еще немного, я вышел на небольшую полянку, здесь явно была стоянка людей, на это указывали остатки затушенного костра, собранный для ночлега хворост, примятая трава и… труп.

Это было очевидно по позе, по внешнему виду и, пожалуй, не сразу распознанному мною еле слышимому, но все же присутствующему, соответствующему запаху.
От неожиданности на секунду я растерялся, но тут же сработал инстинкт: пригнувшись и схватившись за нож и кольт, я медленно перебрался к ближайшему дереву и огляделся, пытаясь понять – здесь ли еще убийца. Кругом была теплая сумеречная тишина леса, где-то ухала сова, звенел ручей. Ничего. И никого.
Аккуратно, двигаясь перебежками между деревьями, я добрался до тела. Да, точно мертвец, мать его так. И черт меня подери!
Первая мысль – рвануть отсюда, но, взвесив все за и против, я решил, что других вариантов у меня нет. Похоже, встречи с полицией мне не избежать.

Констебль Рассел, хороший малый, хоть и служитель закона, к моей удаче оказался на месте. Он сидел у себя в кабинете, вполоборота ко мне, и читал тонкую белую полоску телефонограммы.
– Рассел, приветствую, – поздоровался я, слегка стукнув костяшками по раме открытой двери.
Кристофер поднял на меня глаза и кивнул, здороваясь, и, очевидно желая поскорее вернуться к делу, от которого я его оторвал, спросил:
– Любопытно, что привело столь законопослушного гражданина в мои пенаты?
Прозвучало немного ехидно и с намеком, хотя, скорее, мне бы послышалось то, чего я опасался, в любой его фразе:
– Боюсь, у меня плохие новости, – я, напряженный до предела, сделал шаг через порог кабинета констебля.
Рассел вздохнул, отложил телефонограмму, жестом пригласил меня войти и сесть на свободный стул напротив:
– Итак?
Я начал со встречи с миссис Мерфи, ее рассказе об украденных лошадях, о том, что она просила меня разведать следы (тут Рассел укоризненно приподнял брови и хмыкнул, я почти физически почувствовал, как жижа закона затянула меня по колено), затем о том, как исследовал берега ручья, что увидел отделившиеся следы двух лошадей, а потом нашел труп. С рассказом о ночной вылазке я не торопился.
Под конец моего рассказал Рассел весь подобрался, как гончая, взяв след:
– Ты там был один?
– Говорю же, как я ни прислушивался, ни выжидал – никого и ничего. Да и по состоянию тела – того малого явно прикончили не сегодня…
– Надо выдвигаться туда, покажешь мне место, – безапелляционно заявил Рассел.
Я вздохнул, мол, делать нечего.

После безумно утомительной ночи в компании с подсвеченным луной желтолицым трупом и констеблем со всей его «ратью» я наконец-то вернулся домой.
По дороге Рассел рассказал мне, что двух лошадей с ранчо нашли близ форта Томпсон.
Я прикинул расстояние, время и направление движения моего ночного знакомца: выходило, что именно он привел туда найденных лошадей. Все складывалось как дважды два … ну, или это было самым невероятным совпадением.
Долго мы ехали в тишине. О чем думал Рассел, меня сейчас мало волновало, а вот тот факт, что я встретил таинственного человека с двумя лошадьми, движущегося в направлении форта, волновал еще как.
– Не кажется ли, что нас водят за нос? – поинтересовался я, сам еще не решив, какой объем правды готов раскрыть своему визави.
– Что ты имеешь в виду? – Рассел поравнялся со мной, придержал узду своего коня.
– Что остальные лошади не могли раствориться как облачко.
– Боже, Патрик, не ходи кругами!
– Есть подозрения, что нас, ну, вернее, вас … следствие… намерено пускают по ложному следу.
Рассел задумался:
– Они могли отбиться по пути следования похитителей к форту.
Ну да, он-то не знал, что найденную парочку лошадей вели отдельно, и вел опытный следопыт.
– Дело твое, ты ведь – констебль.
– Темнишь? Давай, выкладывай правду, мистер Свейзи.
Можно ли считать это угрозой? Или предупреждением?
– Лошадей специально вели туда.
– Любопытная информация, только вот, откуда тебе это знать? – Рассел прищурился.
– Птичка на хвосте принесла, – отбил я и подстегнул Ирландца. Моя совесть чиста, а вот жизнь и свобода могут оказаться под угрозой.


Ну а пока дома меня ждала перепуганная Кати:
– Где ты был?! – с порога накинулась она.
Однако мой день не способствовал добродушному общению, да и кое-кто тоже ни свет ни заря покинул наш уютный дом.
– Пожалуй, рассказывай первая, – я сел на банкетку в небольшом коридорчике и стал стягивать сапоги. – Где моя милая сестрица пропадала с самого утра? – я, прищурившись, посмотрел на Кати, а та почему-то вспыхнула, стиснула руки на груди и отвернулась.
Так. Здорово. И что бы это могло значить?!
– Кати, мне повторить вопрос? Вроде он не сложный…
– Я гуляла в лесу.
– Гуляла в лесу?! В 6 утра??! – моему удивлению не было предела. Нет, ну здесь что-то не чисто. – Кати?
– Ох, ну я собираю гербарий, ну, ты помнишь, я рассказывала, – резко сменив тактику, затораторила сестра, – эта книга о растениях, которую ты купил мне, очень интересная, я читала ее; смотрела картинки и поняла, что многие растения есть и у нас в лесу, пошла, присмотрела и, ну да, вот, растут, миленькие, и решила засушить в гербарий, красиво подписать, сложить в альбом, я видела такое у старого пастора.
Остановить этот непрерывный поток было невозможно, все равно что пытаться повернуть ветер вспять. В целом история была ладная, Кати увлекалась травами, растениями и медициной. Ее с детства интересовали законы природы, она интуитивно чувствовала, как и чем лечить, спасала всех подбитых птиц, раненых животных и делала мази от боли в спине и коленях для бывшего пастора. Кстати, он, видя ее неподдельный интерес, только поощрял увлечение своей подопечной: давал книги, кое-что просто рассказывал и разрешал держать до выздоровления больных животных в курятнике на задворках своего дома. Именно пастор заронил в мою голову идею, что Кати нужно и дальше развивать свой талант и стремление, что ее место – не просто жить в захолустоном городке и спасать кошек, нет, она может стать врачом. Да-да, вот о таком ее будущем я стал раздумывать и потихоньку копить деньги.
И все же какого лешего надо было идти в такую рань? Тем более в окрестностях бродит банда грабителей!
Я не преминул задать этот вопрос. Кати, поняв, что ей удалось остановить бурю, обняла меня и закружилась вокруг:
– Просто хотела встать пораньше. Когда все вокруг пробуждается…
Я улыбнулся и приобнял ее. И тут.. Тут на столе кухни я увидел перо. Перо орла. Не просто перо. Оно было украшено плетением, расписано по краям охрой. Я видел такое. У своего «ученика» – Оцеолы. Индейцы просто так не теряют такое, да и что бы ему делать на моей кухне? Паренек никогда не был у меня в гостях. У меня не был. Не был у меня:
– Кати, чье это?!
– Пат, ты не подумай, это подарок.
– Подарок?! – я, кажется, озверел не хуже гризли.

Кати стояла, потупив глаза, а я замер в ожидании здравого объяснения, которое лично моя голова придумать не могла. Что бы сейчас не сказала сестра – это будет за пределами допустимого. Контакты с индейцами не приветствуются в принципе, а уж если с краснокожим ведет общение женщина… Черт! Да и не женщина, а неопытная молодая особа! И общается она с представителем противоположного пола! Любой контакт девушки с белым мужчиной ставит ее репутацию под угрозу, а тайные связи с краснокожим парнем – это далеко за гранью приятия общества.
– Кати! – я не выдержал ожидания. – Что все это значит?! Я жду объяснений! Немедленно!
Сестра шмыгнула носом: я никогда не повышал на нее голос. Но ситуация грозила оказаться глобально недопустимой, опасной и рушащей все мои планы на будущее Кати.
Она подняла глаза, полные слез:
– Ты все равно не сможешь ничего изменить.
Возможно, именно в таких случаях люди падают в обморок. Сейчас ко мне как нельзя более точно подходила фраза: как громом пораженный. Боже, прошу, молю, не допусти того, о чем я подумал.
Я схватил Кати за хрупкие плечи и тряхнул:
– Говори! Что он сделал с тобой?
Сестра в ужасе распахнула глаза и рванула из моих «объятий»:
– О чем ты? Оцеола никогда бы не сделал мне плохого. Ведь мы …мы любим друг друга!
Почти выкрикнув это, Кати задрала подбородок и с вызовом смотрела на меня, ожидая приговора.
Я выдохнул: хотя бы так. Самые опасные мысли не оправдались. Но ситуация лучше не стала.
– Ты ошибаешься, дорогая сестра, еще как могу! И прямо сейчас запрещаю тебе даже думать об этом чертовом индейце!
– Ты не смеешь!
– Кати, ты несовершеннолетняя, я твой официальный опекун. И это… эта ваша любовь – недопустима! Я думал, ты разумная девушка, верил, но, видимо, дал слишком много свободы! Ты с ума сошла?! Не понимаешь, что, связавшись с отверженным, сама станешь такой!
– Он не отверженный! Индейцы прекрасные люди, они любят и знают свою землю! Это мы! Мы, Пат, пришли сюда и отнимаем ее у них, будто имеем на это право! Топчем их пастбища, воруем женщин, лошадей, золото и достоинство… а они… они … да, не такие, как мы, но ничем не хуже… мы хотя б попытались понять их! Жить в мире… но это наша цивилизация ведет политику выжженной земли… в прямом смысле слова, как ты не понимаешь, Патрик! Ты же сам не раз говорил мне о них, как о людях особенных …
Выдохшись, Кати захлебнулась слезами, зло размазывая их по лицу:
– Я уйду с ним.
– Что?!
– Я буду его женой.
Кати отскочила в сторону, потому что в этот момент я, пожалуй, готов был убить ее. Просто взревел, со всей силы ударив кулаком в стену, выбивая крошки извести, разбивая костяшки в кровь.
– Пат, – взвизгнула она, кидаясь ко мне и тут же отступая на шаг назад, чутьем понимая, что сейчас я вижу в ней только вселенскую боль, но никак не свою сестру.
– Пат, прости, прости меня, я знаю, что ты планировал отправить меня учиться, знаю, что все, что ты делаешь – ради меня, ты даже с индейцами связался ради меня, чтобы заработать денег… но я люблю его и хочу быть частью племени.
Из меня будто дух выбили:
– Кати, ты никогда не будешь своей среди них. За все эти годы я бывал с ними на охоте, праздновал свадьбы, видел рождение их детей, ел их еду, любил женщин, но всегда оставался глупым чужаком!
– Оцеола говорил о нас с отцом.
А вот это плохо. Оцеола – сын родного брата вождя племени, так сказать, местная знать. Ему было позволено больше, чем остальным. Поэтому он мог позволить себе общаться со мной и учить язык. А еще сын вождя недавно погиб. И больше у него не осталось детей. Оцеола – надежа этой ветви власти. Да, ему позволено больше, чем остальным. Конечно, по местным традициям, ему еще придется пройти обряд и показать себя, доказать, что он достоин быть вождем и занять место дяди. Но это он сможет, я же знал пацана. Сможет и будет поддержан шаманом, а, значит, и их богами. Ему ни за что не позволят взять в жены белую христианку.
– Уверен, после этого разговора Оцеола больше не покажется здесь, – устало сказал я, садясь на пол, – Оцеола не просто индеец, он надежда целого племени, ты станешь его женой, только если он откажется от племени.
– Ты верно говоришь. Я и сама это знала, и отец сказал ему это. Будь покоен – Оцеоле запретили видеться даже с тобой, вообще пересекать границу нашего города.
Отлично, мало того, что моя сестра под угрозой, так и я стал персоной нон-грата среди племени. Замечательно. Что еще нужно для завершения этого поганого дня?!
– Вот и отлично, пусть Оцеола держится от тебя подальше, а ты – от него. Прекрасное решение.
– Мы решили уйти вдвоем.
– Что?!
Нет, сестричка точно решила довести меня до сердечного приступа:
– Куда это вы решил идти? Кати, я начинаю беспокоиться: ты в своем уме ли?
– В своем, Оцеола – хороший охотник, он знает заброшенный охотничий дом полковника Томпсона в лесу, недалеко от форта, мы будем жить там.
– Да я смотрю, у вас полностью готов план!
– Это не просто блажь. Мы должны быть вместе, так решили духи.
Час от часу не легче.
– Ты христианка, Кати. Старый пастор не одобрил бы такого, – сказав, я понял, что попал в точку.
Сестра замерла. А я продолжил натиск:
– Наш пастор мечтал о другом будущем для тебя, – я поднялся и жестом остановил Кати, – Ты давно не была в церкви, понимаю, ты горевала о своем наставнике, но, может, от этого давно не обращалась к Богу, но ведь в таком важном вопросе, как брак надо получить одобрение нашего Отца!
Пожалуй, такой пламенной речи о вере я никогда не произносил. Ну и пусть. В чем-то я даже согласен сам с собой. Но главное, чтобы Кати зацепила эта мысль:
– Милая, – я обнял ее, вытирая слезы, – только подумай, в таком серьезном деле нужен совет, а к нам как раз отправили нового священника. Он, конечно, моложе нашего пастора, но, может, он поймет тебя лучше, – я помолчал, подталкивая Кати к столу на кухне. – Садись, сделаю тебе чаю. Так вот, поймет лучше и даст совет, как разрешить всё так, чтобы Господь, глядя на вас с Оцеолой, … эээ… узрел и указал нужный путь…
Черт, говоря о Боге, я и сам не думал, что могу загнуть такое. Но все равно, может этот новый преподобный что-то да придумает. А я пока быстро решу вопрос с устройством Кати в Харфортскую женскую семинарию в штате Коннектикут, одну из первых школ для девушек, место, где моя сестра сможет расправить крылья и решить, чего она действительно хочет. Пусть для этого придется отдать все сбережения, ничего. Я что-нибудь придумаю для себя. Но уж точно не дам ей сгинуть отверженной всеми в охотничьем домике Томпсона.

Напоив Кати чаем, я отправил ее спать. Пока она принимала ванну, сидел, вертя в руках кружку с недопитым мною чаем.
Непонятно, когда так случались, что упустил свою девочку? Как получилось, что в погоне за потенциальным благополучием, у меня не нашлось времени присмотреться ее реальной жизни.
И ведь все было очевидно: Оцеола вовсе не горел (поначалу) быть моим «связным». Ему это поручил вождь, вменяя парню ответственные взрослые дела. А тому (конечно) хотелось соперничать в охоте и ловле с сверстниками и даже более опытными воинами, чем общаться с каким-то великовозрастным гринго, тем более, что почти год мы общались с ним «на пальцах». И вот (один лишь только раз, как помнил себе это я) во время нашей очередной вечерней встречи, когда Оцеола тихонько пробрался к задней двери моего дома, которая прямиком выходила в лес, парень встретился с моей сестрой. Я тогда замешкался и не успел первым открыть дверь в ответ на тайный условленный стук. Кати распахнула дверь и даже не взвизгнула. Нет, она с удивлением и восторгом смотрела на Оцеолу. На его голые сильные плечи цвета красной глины, орлиный породистый нос, длинные волосы, украшенные перьями. Справедливости ради, молодой индеец был чертовски красив. Он был из той породы мужчин, которых красит не только и не столько внешность, а сила духа, чувствующаяся в каждом движении. Уверенность Оцеолы была основана на его статусе в племени, отрицать это сложно. Однако при этом, могу поспорить, он стал бы таким даже без теневой поддержки вождя.
Выйдя к задней двери, я увидел, как моя Кати без страха протянула руку и трогает колышущиеся на ветру перышки вокруг левого виска Оцеолы. И как они смотрят друг на друга. Да, еще тогда я мог бы заподозрить неладное, но кто бы расценил это иначе, чем детский интерес к новому? И когда, просто сразу после встречи с Кати, Оцеола, вдруг с радостью стал вслушиваться в английские слова и требовать, чтобы я учил его, о, да, уже тогда я должен был заподозрить что-то. Однако кто мог бы решить, что это не банальный интерес, вызванный взрослением и пониманием, что без взаимодействия с пришлыми индейцам уже не обойтись?

Я встал, достал с верхней полки бутылку виски и выпил почти залпом стакан: корить себя – дело неблагодарное. Я привык действовать решениям, а не унынием. На протяжении всей жизни я вынужден был ломать имеющиеся условия: помогать отцу содержать семью, выживать в новом мире по приезде в Канаду, где все было совсем чужим и одновременно таким же жестоким, как и в родной Ирландии, вставать на ноги тут на границе миров, где суровый фронтир мог схлопнуть тебя, как мошку. Ничего, найдем решение и тут, вернее, оно уже найдено. Мне просто нужно время, чтобы решить дела по школе для Кати. План вырисовывался все точнее: ни один священнослужитель не откажет мне в помощи: спасать заблудшие души – разве это не их прямое их предназначение? Иисус, и все, иже с ним, да помогут мне. Пусть Кати потом возненавидит меня, пусть. Я делаю это во благо. И я ведь тоже знаю, что такое любовь. Такая вот глупая … первая… и … неравная.
Глупо судить о ком-то по своему опыту – каждый проходит свой путь. Поэтому советы никто не слушает. Но я и не собирался давать Кати советы. Не время для глупостей. Я собираюсь стать ее путеводителем.
Вторая порция виски обжигала не так. Она приятно растекалась, примеряя меня с ролью разрушителя. О, да, с виски это кажется гораздо более простым решением. Если бы только я не знал, как это больно, терять свою любовь.
Поставил стакан, закупорил крышку, встал, убрал бутылку на место.
Опьяненная монотонность движений дарила ложное чувство предрешенности и справедливости. Расслабляла.
Нет, чтобы окончательно напиться и поверить в безукоризненность принятого решения мне надо больше, чем два стакана виски. Но эта доза была достаточной, чтобы успокоить мою совесть и спасти поруганные надежды. Что ж, завтра меня ждёт большая работа.

Проснулся я позже обычного, как и Кати, оно и понятно – мы оба долго не могли уснуть.
Рассветные лучи давно утратили свою свежесть, а я только продрал глаза: пора бы вспомнить и работе. А еще стать приличным прихожанином и свести знакомство с нашим новым пастором.
Кати уже как всегда ждала меня на кухне, откуда доносился запах жареных яиц и бекона: завтрак должен быть сытным.
Она явно испытывала неловкость, ожидая новых нотаций. Однако я решил приберечь их, запустив действие.
Хотя, может, я жду много от силы убеждения и веры нашего нового пастора? Что ж. Даже если он не дожмет ее силой христианского пути, уповаю, сможет, дать мне время решить вопрос с устройством и отправкой сестры в школу.
– Доброе утро, – поприветствовал я Кати, обнял ее и продолжил примирительно, – о вчерашнем разговоре. Обещай, что ты сначала решишь все вопросы с Господом, прежде чем следовать за сердцем. Душа должна тоже обрести покой. Постарайся поговорить с нашим новым проводником к Богу. – Я подмигнул, пытаясь сделать свои заумные слова чуть менее серьезными, дабы не спугнуть птичку, – обещаешь? Как минимум, мне как твоему брату станет легче. Нам нужен совет, ты согласна?
– Я много думала ночью об этом. И да, ты прав, уходя в другую жизнь, я должна понять, как быть с моей душой. Я люблю и верую в Господа нашего. Мне надо, чтобы Он понял меня.
– Ну и славно.
Мне того и надо, хотя я и так знаю, что думают о таких отношениях «боги». Они против. Уж так повелось. Так что, милая моя сестра, тебя ждёт разочарование, которое даст мне (надеюсь, даст) время решить твою судьбу.
Чувствуя себя змеем, я слопал яичницу и, еще раз взяв с Кати обещание не делать ничего до общения с новым священником, оседлал Ирландца.
Быстро решу дела в магазине и сразу наведаюсь к пастору.

На том я пришпорил коня и знакомой дорогой выехал на улицу, ведущую в центр города, прямиком к моему магазину.
Когда я был занят, меня подменяли Кати или наш помощник, по совместительству бухгалтер Джейкоб: считал я отлично, но не любил корпеть над нудными учетными книгами.
За тягловую силу у нас был местный забулдыга Том, главный принцип работы с которым гласил: никаких денег до окончания рабочего дня, иначе его непросыхающая глотка тащила мужичка в салун, где после пары стаканчиков он чувствовал себя богом коммерции.
В общем, отлаженный механизм прекрасно работал и без моего чуткого надзора, хотя само собой всем участникам этой кооперации, вплоть до Кати, порой надо было напоминать, кто тут главный.
Войдя в магазин, я прошелся по витринам, проверил разложенные по корзинам овощи, бакалею, пышный хлеб.
– Джейк, – позвал помощника, как всегда сокращая его имя, – здорово, а что тут у нас с овощами? Как явится Том, пусть переберет.
– Доброго дня, – Джейкоб как всегда одетый с иголочки, вышел из дальней комнаты, скрытой от глаз посетителей, – будет сделано. Я и сам хотел…
– В следующий раз давай сделаем так, чтобы ты захотел чуть раньше, чем я сказал, – Джейкоб кивнул и опустил глаза.
– Как тут обстоят дела?
– Все в порядке, было несколько посетителей. Заходила мисс Хантер со своим Вилкинсом, и с ней этот новый гробовщик …Бэйкер, кажись. Взяла все как всегда.
– Ну и отлично. По нашим делам поговорим позже. Найди-ка Тома.
Исполнительный Джейкоб мгновенно скрылся за расшитыми занавесками, отделяющими помещение торгового зала от комнаты-склада, где мы вели учет, обедали и хранили товар. Я сам остался за прилавком.
Колокольчик на двери звякнул, оповещая о посетителе, и я отложил тряпку, которой протирал витрины.
В дверях показалась миловидная дамочка. Раньше не видел ее тут. Молодая, но и не девчонка. Светлые волосы, огромные глаза, кукольные щеки и дерзкий подбородок. Одета дорого, но не броско. Осанка сразу выдает аристократическое воспитание. За ее спиной мельтешила какая-то девчонка, на вид не старше моей Кати, скорее всего, прислуга, но явно с хозяйкой на короткой ноге.
– Добрый день, – посетительница кивнула мне. Вроде ни капли гонора, но в каждом слове «я вас не боюсь». И такая улыбка. На щеках ямочки.
Я понял, что немного дольше, чем позволено, глазею на девушку. Хмыкнул, кивнул:
– Добрый. Чем могу помочь? – Наконец-то посмотрел на нее прямо, и она отчего-то смутилась, но тут же взяла себя в руки, слегка тряхнув уложенными кудрями (думается, они красиво лежат сами по себе, не сдерживаемые этими заколками и шляпкой).
– Мы бы хотели купить фунт сливочного масла, несколько стручков ванили, пять палочек корицы и головку сахару.
Я отложил тряпку и привычными жестами стал собирать заказ.
– Скоро праздник и конкурс выпечки. Мы хотим испечь булочки.
Мелкая девчонка вынырнула-таки из-за спины хозяйки и выдала всю самую интересную информацию. Сложно винить такое дитя: в ее жизни, пожалуй, булочки самое желанное событие.
И еще недавно мне казалось, что Кати тоже интересуют только булочки. Я помрачнел. Интересуют, да не булочки. Прикрыл глаза, прогоняя ненужные мысли.
Покупательница, видимо, приняла мой хмурый вид за недовольство и решила сразу сменить тему:
– Ой, еще конфеты, полфунта мятных леденцов для моих мальчиков.
Мальчиков? Уже мамочка, а по внешнему виду и не скажешь.
– Я учительница, – поспешно добавила гостья. – Бэатрис Бессон. Мы с братом неделю как переехали из Бель Фуше, и я еще никого тут не знаю.
Бессон? Черт. Я замер. С братом? Знал, я одного парня с такой фамилией, но что делать ему тут, в этой глуши? Да и не парень он давно, как и я. Мы с Анри были ровесниками, он – младший сын богатого семейства, а я сын конюха. Что, впрочем, не мешало нам дружить и исследовать окрестности их имения, постоянно встревая в обычные мальчишеские неприятности. И, да, у него вроде как была крошка сестра. Но если подумать, эта крошка как раз могла вырасти вот в такую мисс.
– А вы в церковь не ходите? – мелкая помощница моей покупательницы отвлекла от воспоминаний. Я чуть удивленно посмотрел на нее, погруженный в свои мысли. – Вас не было вчера на службе.
Угу, я как раз собирал трупы и бегал по лесам с одним индейским засранцем.
– Одри!!! – мисс Бессон одернула подопечную. – Ты не Его преподобие, чтобы задавать такие вопросы незнакомым людям.
Так-так. Интересно. Жена священника? Откуда такой пыл и такое немного свойское отношение. Сестра или жена?
Бэатрис Бессон, неразгаданная загадка, уверенным жестом протянула корзинку для упаковки сложенных мною покупок по ее заказу.
– Миссис Бессон, простите мне мое любопытство, – я слегка склонил голову, – а ваш муж случайно не Анри Бессон?
Девушка непонимающе посмотрела на меня, но потом лучезарно улыбнулась, прощая мою невольную (но, кончено, намеренную) ошибку:
– Мисс Бессон. Его преподобие – мой брат.
– О, простите, – я снова вперил взгляд в ее лицо, ища и находя смутное сходство, – и еще раз простите, но не жили ли вы когда-то в Виннипеге?
– В детстве, – мисс Бессон взяла протянутую мною корзинку, а я расплыться в улыбке: таких совпадений не может быть.
– Понятно, – абсолютно непонятно для мисс прокомментировал я. – И что, Одри, нравятся тебе проповеди преподобного? – Я резко перевел тему.
– Ой, конечно, он там рассказывает об Иисусе, как Он любил и любит нас всех, как важно любить и уважать близких и даже индейцев и черных…
– Одри! – Бэатрис покраснела. – Простите ее, здесь столько всего необычного для нас, – Бэатрис извиняюще улыбнулась мне (очень у нее заразительная улыбка), – а проповеди у отца Анри действительно стоят того, чтобы прийти. Уверена, вам было бы интересно.
– Непременно последую вашим рекомендациям, милые дамы. Со старым пастором мы были близко знакомы.
И у меня есть важное дело к новому, который может оказаться тем самым Анри Бессоном из моего детства.

Колокольчик снова звякнул, и в дверях показалась мисс Уайт.
Она содержала приют для детишек-сирот. Пример того, как человек, потерявший самого близкого, находит силы делиться любовью с другими. Мне не доводилось видеть примеры прочих людей, которые взяли бы на себя заботу о несчастных детях, но волей-неволей представлялось что-то злобное. Возможно, это сказывалось влияние книг, но, слава Богу,3к мисс Уайт точно не соответствовала таким представлениям. На мой взгляд, слишком молодая для подобного занятия и уже испытавшая горечь потери, она при этом нашла силы и не утратила человечности, доброты, и, казалось, совсем не сожалеет, что ее лучшие, пусть и вдовьи годы, проходят в постоянных заботах о чужих детях. Хотя за чужих она наверняка бы отчитала: чужих не бывает. В любом случае, все ее детишки выглядели счастливым, сытыми и здоровыми. Я точно знал это, потому что старался оказывать любую посильную помощь приюту: что-то подлатать-починить, ну и, само собой, обеспечить продуктами к праздникам.
Сейчас мисс Уайт, как и все в городке, не упустила возможности принять участие в ярмарке. Пока я отвешивал продукты по ее заказу, она обратилась к моей новой знакомице мисс Бессон. Похвалила какое-то объявление, посетовала на подпорченную бандитами репутацию Энск-сити и тут же перешла к делу: ей хотелось попрактиковаться во французском.
Я следил за Бэатрис Бессон: она искренне восхищалась и любила свою профессию и уж точно делала это не ради денег. Не оставалось сомнений, что она и мисс Уайт найдут общий язык, обе девушки любили свою работу. И, что мне было несколько чуждо: детей.
И все же: Бэатрис сказала что-то о богатой семье? Сомнений не должно было остаться, каким-то чудом, уж не провидением ли Господним, она и ее брат Анри, мой друг детства, переехали сюда, оставив позади более обустроенную жизнь. Видимо, Анри, а он делал только то, во что искренне верил, искал места, где требуется настоящая помощь и где не хватает силы слова Божьего. Но вот сестра. Почему она до сих пор с ним? Уж не так она юна, чтобы не отпустить ее от себя. Красивая девушка. Почему же одна?
Меж тем, мисс Уайт, заручившись согласием мисс Бессон, забрала покупки, и, поблагодарив меня, поспешила вернуться в приют.

– До свидания, мистер эээ, – Бэатрис слегка кивнула мне, замявшись: имени своего я ей так и не сказал, занятый разгадкой того, кем она приходится новому преподобному.
– Патрик, Патрик Свейзи. Простите, не представился, – я улыбнулся, – Вы можете обращаться ко мне просто по имени. Город у нас маленький, все мы волей-неволей знаем друг друга и сталкиваемся нос к носу. А уж я вижусь со всеми практически каждый день. Поход за покупками — это такое своеобразное развлечение: и прогулка, и новости, и сплетни, – я подмигнул, – так что заходите, всегда вам рады.
– Благодарю, мистер Свейзи, возможно, в другой раз. Обычно в лавку ходит Моник, просто сейчас она занята обедом, – ответила девушка.
– Всегда пожалуйста, – Бэатрис собиралась уходить, я остановил ее вопросом:
– Мисс Бессон, а преподобный, когда обычно бывает в церкви в другие дни, кроме воскресенья? У меня к нему дело, так сказать, личного характера.
– Я уже говорила, мистер Свейзи, возможно, вы не обратили внимания, занимаясь нашими покупками, – Бэатрис улыбнулась. – Брат в церкви по средам и воскресеньям, но можете прийти к нам домой, если у вас к нему дело.
– Благодарю, мисс. Хорошего дня, - попрощался я, а про себя подумал: да, переходить на ты она явно не спешит. Впрочем, возможно, это вопрос исключительно положенного воспитания, чем закрытость характера или какая-то надменность. Точно не последнее, уж кто-кто, а Бэатрис Бессон не производила такого впечатления.
– И вам всего доброго, – обе девушки поклонились, мелкая чуть книксхен не сделала (глядя на это, я улыбался во все тридцать два зуба), и вышли из лавки.
На том мы и распрощались, а я решил, что в свете будущего праздника неплохо было бы обновить запасы огненной воды у моих постоянных городских покупателей: «Магнолии» и салуна.

Пути Господни неисповедимы.
Решив отправиться в «Магнолию», я провел ревизию запасов с Джейкобом. Проверив учетные книги, запасы и ожидаемые поставки, довольный положительно приятными цифрами, отправился на встречу к хозяйке излюбленного мужского заведения.
По дороге думалось о многом, само собой о Кати, о том, как хитро сплетаются судьбы, как сложно порой складываются жизни хороших людей.
Среди этих хороших людей, по моему скромному мнению, числилась и Элис Покер. Земля слухами полнится, и я, забредая далеко за пределы нашего городка и округа, был наслышан о мисс Элис, фамилии которой в Энск-Сити, пожалуй, никто и не знал. Как и истории этой удивительной женщины. Само собой, претендовать на звание знатока я не мог, но по обрывкам слухов и мимолетных фраз, брошенных Элис, понимал, что дама она непростая. Как хорошая книга – с интересной историей, которая, благодаря моим скитаниям и торговле, складывалась в любопытнейшую. И сложную.
Наверное, мне хотелось бы узнать ее лучше, но каждый раз, встречаясь с Элис Покер, я впадал в некий ступор. Уж не знаю, отчего. Видимо, я не был готов войти в эти воды, слишком страшно было бы пустить рябь, которая столкнула бы меня с чувствами. Потому что чувствовать я, казалось, уже не мог.

К «Магнолии» я подъехал с черного входа, мой визит был не по прямому назначению, досуг, предлагаемый этим домом, меня мало волновал. Хотя не скрою, у меня бывали связи с его «жительницами», но на нейтральной территории. Это не была покупка, но и не было настоящей любовью.
Девушки, работающие здесь, скорее вызывали сочувствие, чем желание. Этим и объяснялось отсутствие интереса.
На заднем дворе я встретил Мисси, чернокожую помощницу (кухарку) в доме отдыха для джентльменов.
– Доброго дня, Мисси, а не мог бы я увидеться с мисс Покер, – все же называть хозяйку по имени негоже, а с фамилией, как я уже говорил, были сложности, приходилось использовать имеющуюся информацию.
– О, мистер Свейзи, и вам доброго денечка. Да занята, моя мисс. К ней сам новый преподобный пожаловал, вот беседуют, – полушепотом закончила Мисси.
Ну, на ловца и зверь бежит.

– Мисси, милая, мисс Покер наверняка принимает Его преподобие в гостиной. Проводи-ка меня в холл, подожду твою хозяюшку там.
– Как скажете, мистер Свейзи, как скажете, – «закудахтала» Мисси и провела меня в дом.
В том, что служанка Элис так радушно и беспрекословно послушалась меня, был резон: я был частным гостем в «Магнолии», ведь, что нужно мужчине до полного счастья и наслаждения купленной любовью – слегка (а порой и не слегка) затуманенная голова. Мисси, может, и не была особо в курсе наших дел с ее хозяйкой, но кое-что смекала. Прислуга она такая – главные уши и глаза происходящего, те, на кого никто не обращает внимания, но кто всегда рядом.

Мы зашли в холл из бокового коридорчика, ведущего через кухню к черному ходу. Мисси указала мне на кресло и удалилась, подметая пол своими не меньше, чем десятью пышными юбками.
Буквально в эту же минуту двери гостиной открылись и вышли двое. Мисс Элис в крайне строгом платье, впрочем, не думаю, что фасон был выбран намерено для встречи с пастором. Я давно заметил, что вне «джентельменских дел» мисс Покер предпочитала простой крой, почти монашеский. Это, в свою очередь, убеждало меня в том, что Элис Покер – лишь красивая обертка, рабочая (и успешно) маска, которую этой удивительней женщине уже претит носить до невозможности. Но, что поделать, с другой стороны, она точно не из тех, кого можно представить на моей кухне, жарящей яичницу на завтрак….

Я слегка отрезвил себя: не стоит думать об Элис и кухне или чем-то еще сейчас, у меня иная цель.
«Цель» вышла вместе с ней, галантно придержав двери и пропустив вперед. Я не слышал их разговора, а они еще не заметили меня. Я кашлянул. Две пары глаз с удивлением уставились на меня. Элис смотрела, недоумевая, зачем я явился в столь злачном месте пред ясные очи нового пастора, и какого лешего Мисси не проводила меня в ее кабинет, где всегда и велись наши деловые беседы. Преподобный же замер с тем же выражением неверия, что недавно, уверен, блуждало на моем лице при знакомстве с мисс Бессон.
Я широко улыбнулся:
– Мисс Покер, приветствую. Вижу, я явился в неурочный час?
Элис хмыкнула, очевидно, подозревая, что просто так в неурочный час я бы не явился:

Я ответил легким кивком и самой обаятельной своей улыбкой: я тоже был рад ее видеть, даже сильно рад. Сердце слегка пропустило следующий удар. Вот так-то. Все же она красавица – глаз не оторвать.
Элис же, проигнорировав мои улыбки, со всей серьезностью обратилась к пастору:

Меж тем я нарочито вальяжно подошел к пастору и неожиданно, лыбясь во всю, хлопнул его по плечу:

Пастор на секунду впал в ступор: и от обращения (наверняка давно никто (а может и вообще никто) не позволял себе такого), и от имени, которое он слышал в последний раз лет пятнадцать назад… и слышать мог только от меня!
Да, да, несмотря на разницу в происхождении: аристократ до кончиков ногтей и сын конюха, пусть и с богатой родословной отвергнутой матери, без малого четверть века назад были друзья – не разлей вода. Вообще, годы в имении Бессонов были лучшими в моей жизни, самыми сытыми и для души, и для тела. Теми, что сделали меня образованным и воспитанным. Родители Анри были широких взглядов, а может, понимали, что в ближайшие годы грань между аристократами и буржуа сотрется в пыль, оттого позволяли сыну общение со мной, и даже поощеряли наши совместные уроки, тем более что Анри стал учиться более прилежно, как только появился я. Секрет в том, что младший Бессон родился тем, кто несет истину и свет в этот мир. Я был его первой невольной паствой, правда, проповедовал малыш Анри чаще о приключениях… но, чем старшее мы становились, тем интереснее были наши беседы. Безусловно, более образованный и подкованный Анри открывал мне мир мыслей великих философов и мыслителей, на что я мог ответить лишь жизненным опытом. Однако именно эта коллаборация давала нужные плоды: Анри глотал книгу за книгой, изливая свет знаний на меня в жарких баталиях «опыт против мыслей великих».

Но вернемся к остолбеневшему пастору. Он моргнул, и, расплывавшись в улыбке, крепко обнял меня:

Мы, отстраняясь, похлопывали спины друг друга, рассматривали, узнавали и не узнавали себя – мужчин двадцатилетней выдержки:
– Как тебя сюда занесло, Анри? – я чуть не сказал «черт», – ищешь таких же заблудших овечек, как я?
– Ох, Патрик! Таких, как ты, невежд не сыскать на сто миль вокруг!
Мы снова дружно улыбнулись и, наконец, вспомнили о даме:
– Мисс Элис, прошу нас простить, – включился Бессон-аристократ. – Мы не виделись с Патриком много-много лет, и это почти невозможная, но крайне приятная встреча.
Я кивнул:
– Мисс Элис, уж извините нас за эти мужские объятия, – ухмыльнувшись, я продолжил, – и ты, Твое преподобие, уж простите мне мое панибратство, – снова улыбка, – не смог устоять!
Элис тоже улыбалась, понимая, что сейчас случилась неожиданная встреча двух взрослых, но не утративших любви к жизни мужчин, настолько уверенных в себе, что могли позволить себе проявление подобных чувств.
– Что вы, я сама не могла бы представить себе более странной сцены, но понимаю и вижу, что тому есть более, чем понятные основания.
– Дорогая, вы как всегда правы, и мы с отцом Анри благодарны вам за понимание. Могу я просить вас уделить некоторое время нашим торговым вопросам, но прежде прошу дать мне минуту, перекинуться парой слов с пастором?
Анри кивнул:

– Моя гостиная в вашем распоряжении господа.
Мы втроем вошли обратно в комнату, я слега оттеснил Анри в сторону, правда, это не требовалось: Элис, оставаясь хозяйкой положения и дома, сама несколько отстранилась от нас, позвонила, вызвала Мисси и велела принести Шерри и закуски. Но это я уже осознавал краем мысли. Все мои чаяния сосредоточились на Анри:
– Друг, прости еще раз за такое представление, – не находя слов, я описал круг руками, – но сегодня я волей случая познакомился с твоей сестрой и сразу смекнул, что второго такого Бессона быть не может. Правда, решил сначала, что она твоя жена.
– Ты не помнишь Бэатрис?
– Ну, помню, была «сестра» …
– И в самом деле, она была совсем маленькой, когда я уехал во Фриско, забрав Бэа с собой, ей едва сровнялось десять, она даже целый саквояж кукол взяла, – пастор улыбнулся. – А какое у тебя ко мне дело? У тебя, вроде, тоже была сестра, правда, я ее помню едва вылезшей из колыбели.
– Анри, долго и сложно объяснять, но так уж сложилось, что у меня к тебе назрела просьба исключительно как к пастору. Будь добр, помочь мне. Хочешь – смейся, хочешь нет – уповаю на тебя, твое Преподобие.
– Думаю, тебе стоит решить дела с мисс Элис, раз уж ты здесь, а потом отправимся ко мне обедать, там и поговорим, согласен? Надеюсь, мое присутствие в гостиной этого дома еще некоторое время никого не стеснит? – повернулся он к хозяйке, учтиво поклонившись ей. Аристократ, мать твою!

Пастор решает отдохнуть в доме греха? Сюрреалистичный вариант.
Однако Анри никогда не был ханжой, прекрасно понимая, что радость жизни не возможна без любви. Правда, любовь эта бывает разной, и у каждого своя, но что ж – очевидно, что мой друг выбрал путь Бога не просто так. Как я уже упоминал, Анри был рожден стать священником как младший сын в семье. И, что самое главное, он был рожден человеком с думающей головой. Он постоянно искал путь к истине, пытаясь постичь эти самые неисповедимые Господни пути. Меня это всегда поражало и завораживало в нем: как можно копаться в дерьме и оставаться ангелом с белоснежно чистыми руками? Да простит меня преподобный за сравнение рода человеческого с сими фекалиями.
Я улыбнулся в очередной раз за этот день. Не смотря ни на что, никак не получалось принять серьезный вид:
– Да, друг, я сейчас быстро переговорю с мисс Покер и готов дальше внимать твоим проповедям.
Анри ухмыльнулся и занял ближайшее кресло, потянувшись за сигарой:
– Мои проповеди никогда не задевали твою «черствую» душу, хорошо, что Декарт открыл тебе формулу: Cōgitō ergō sum.
– Всегда знал, что сарказм твоя сильная сторона, – я шутовски поклонился, – пастор. Ведь не в бровь, а в глаз.
Я развернулся к хозяйке:
– Мисс, пока отец Анри наслаждается вашими замечательными сигарами, уделите лично мне несколько минут?
Мисс Элис сверкнула очами, ясно давая понять, что мне стоило бы убраться и обсудить все подноготные дела без даже номинального присутствия пастора, однако делать мне замечания или выпроваживать нас не решилась. Это было бы еще более подозрительным.
– Идемте, мистер Свейзи, – кинула она, проплывая мимо.
Даже если бы я мог отказаться идти, то не захотел бы. Магнетизм мисс Покер держал меня будто муху в паутине.
Мы вышли из гостиной и прошли в ее кабинет. Как только я, идя за ней, закрыл дверь.

- Все как всегда: Мисс Покер, ваш заказ будет доставлен сегодня Томом, Джейкобу я уже дал указания.
Элис Покер не смогла сдержаться и не попенять мне:
– Патрик Свейзи, при всем уважении, даже, если так случилось, что вы с преподобным закадычные друзья, не стоило хоть как-то акцентировать внимание на наших общих делах. Тем боле, если вопрос решенный.
– Не переживайте, мисс Покер, Анри Бессон тот, кто никогда не будет совать нос в чужие дела. За него я ручаюсь. Ну, разве что решит провести беседу… но и тут его будет интересовать моя заблудшая душа, – я принял самый серьезный вид, – вернемся к делам.
Мисс Элис, устало кивнув, побарабанила пальчиками по крышке стола. Стол, кстати, заслуживал отдельных похвал: большой (он заполнял почти весь ее кабинетик), старинный, всей своей историей сразу давал понять, что тот, кто пришел сюда и удостоился аудиенции, вынужден будет понять всю серьезность отношения его хозяйки к делам. Этот стол сразу расставлял приоритеты и обозначал, кто есть кто.
Я присел на предложенный стул напротив:
– А я просто хотел лично справиться, что нет никаких сложностей или дополнительных запросов?
Наверное, прозвучало немного двусмысленно. Я же говорил: в присутствии этой дамы я чувствовал себя, будто попал в зыбучие пески.
– Мистер Свейзи, все, как всегда организовано лучшим образом и в срок. На счет остального – да, с учетом ярмарки, полагаю, запрос может вырасти, прибавьте к моему заказу еще пару ящиков. Я расплачусь на месте с вашим посыльным, это допустимо?
– Для вас – кредит на любые пожелания, моя дорогая. Хорошо, дам указания Джейку, не беспокойтесь.
Элис прямо посмотрела на меня:
- Большего мне не требуется. Никаких дополнительных запросов, мистер Свейзи.
Этот взгляд однозначно давал понять, что аудиенция окончена. Что она устала. Устала держать себя в присутствии пастора, устала от моего внимания, устала вообще быть сильной…
Мне хотелось обнять ее и может… обещать что-то… что впереди новый день, который может быть другим, что я мог бы стать ее плечом… может быт, и мне хотелось бы иметь рядом сильную женщину, которая разделит со мной все тяготы… Мне хотелось бы обнять ее… Прижать к себе и не отпускать. Но я не смел. Знал, что это будет минутная слабость двух сильных людей… если будет… Между мною и мисс Покер было слишком хрупкое притяжение. Если бы не возраст и опыт – все могло бы быть по-другому. А так… столько «если»... и я прекрасно научился понимать намеки. Прекрасно осознавая, что Элис не та, кто готов жарить яичницу на моей кухне… Но … что поделать, я никак не могу избавиться от этой мысли…
Я поднялся, понимаю, что в очередной раз мне дали от ворот поворот, хотя в нашей беседе сложно было бы уловить какой-то подтекст. Но мы-то взрослые люди - все понимаем.
– Тогда я пойду. Если что-то еще понадобиться – вы знаете, где меня искать и через кого. Всего хорошего… Элис.
Развернувшись, вышел, тихо прикрыв дверь. Что ж. У меня же есть цель. Я иду к ней (в прямом смысле этого слова).
Поскольку я хорошо ориентировался в «Магнолии», то сам без труда вернулся в гостиную, где падре докуривал сигару. Приняв самый радостный вид (что, в общем-то, после встречи с Анри не могло быть нивелировано моей застарелой тягой к мисс Элис), я объявил:
– Пошли, мой друг. Очень хочу потолковать с тобой, вспомнить наши времена, ближе познакомиться с Бэатрис и вообще понять, как дошел ты до жизни такой.
Анри поднялся:
– Уж ты-то знал, какая судьба ждет меня, и что я всячески к ней готов – противиться отцу было смерти подобно.
– Совпадение что надо, – ухмыльнулся я.
Выйдя из «Магнолии» черным ходом, мы двинулись к дому Анри (за Ирландцем отравлю кого-то, тут о нем точно позаботятся).
– Как тебя занесло в эти пенаты? Расширяешь паству?
– Да, друг мой, мне важно дать пищу уму и душам всем жителям города, и местечко, надо сказать, интересное.
– Романтик все также живет и во взрослом Анри Бессоне. Веришь, что можно наставить на путь истинный обитателей этого «дома»?
– Люди всегда и везде остаются людьми – с теми же грехами, страстями, надеждами и радостями. Так зачем отнимать у них надежду на лучшее? Неужто ты считаешь по-другому?
– Нет. Считаю, что здесь обитают хорошие люди. Каждая девчонка здесь не по своей воле, а волею судьбы, само собой, непростой. И каждой хочется услышать доброе слово. Я рад, что ты не гнушаешься этих судеб.
– Человек, дошедший до дна, больше всех стремится к свету, ты не находишь? Да и кто из нас без греха? – Анри грустно улыбнулся.
– Мисс Покер как раз из тех, кто понимает это. На самом деле, ты верно поступил, что наведался к ней. Заручившись ее поддержкой, ты сможешь сделать больше как для девушек, так и для остальных обитателей «Магнолии». Мисс Покер очень терпима и трепетна к любым живым существам. Наверняка она говорила тебе о Мисси, ее кухарке, мастерице на все руки?
– Да, о ней мы тоже говорили.
Я кивнул:
– В набожности и доброте она даст вперед любому из нас. Пусть это во многом простота, но и простой человек должен получить ответы на свои вопросы. Когда-то ты давал их мне, и посмотри: я красив, богат и не женат, – шутливое настроение снова взяло свое, – ну или: слегка красив, немного богат и совсем не женат.
– Гасконец должен быть слегка красив, немного пьян и, увы, небогат (ох уж эти правильные обороты речи), – ответил мне Анри, – ты давно знаком с мисс Покер? Это ведь не ее фамилия?
– Уже несколько лет. Но это не мешает ей держать меня на дистанции. И фамилия, конечно, не фамилия.
Я вкратце рассказал Анри о судьбе Элис, которая, как я упоминал, стала мне известна из-за путешествий далеко за пределы границ форта Томпсон. Выглядело как сплетня, но с другой стороны это позволит отцу Анри лучше понять силу, влияние и даже некоторую опасность владелицы "Магнолии".
– Завоевать сердце такой женщины непросто, – Анри посмотрел вдаль, думая о чем-то своем. Неужели магия мисс Покер обаяла и его?
Я осмелился сказать больше, чем кому-то еще:
– Иногда, глядя на нее, я вижу дикого необъезженного скакуна. Мы, белые, заставляем их подчиняться кнутом, но те же индейцы всегда «говорят» с дикостью, заставляя признать право, но не подчиниться. Мисс Покер из таких. Ее нельзя подчинить… – я невольно нахмурился. И нельзя заставить готовить завтрак…
– Она – история с интригующим началом, ее хочется разгадать. Удивительно, что занесло такую сюда? Ее место в лучших домах где-то в столице… Впрочем, поговорим лучше о тебе. – Анри аккуратно соскочил с неудобной темы (я даже испытал укол ревности, что было с одной стороны глупо, с другой - с другой злило), – полагаю, тебе и без нее нет покоя от местных девиц? Помнится, в годы нашей юности все, кто носил юбки, от мала до велика, готовы были на все ради одной улыбки…
– Ох, и влетало мне…, – я в ответ засмеялся, пытаясь отбросить глупую ревность, – зато ты точно знал, что тебе нужна лишь одна… – продолжил серьезнее.
– После Мари мне никто пока не встретился... Сейчас легче, я не думаю о ней постоянно, но первая любовь вообще не забывается, – Анри улыбнулся, но с долей печали.
– И мне не встретилась, друг, только я не несу никому свет Божий, так что ты шагнул гораздо дальше меня. C'est une victoire éclatante!
– Иногда я жалею, что ступил на этот путь, все-таки не я его выбирал… – Анри снова посмотрел вдаль. Не знаю, о чем он думал, но глаза у него были грустные.

Мисс Покер, Любые правки, при необходимости, приветствуются)) немного подправил с учетом вашего поста

Мы с Анри дошли до его дома, каждый в своих мыслях, попеременно перекидываясь отрывками воспоминаний из давно минувших лет. Дом был добротным, даже богатым, но впрочем, с учетом достатка их семьи, Анри мог себе это позволить:
– Смотрю, дела у вас идут все так же хорошо. Твой брат всегда был неплохим финансистом.
– Я тоже кое-что умею, – откликнулся Анри. – Так что не бедствуем. Вкладывать деньги, может, и проще, чем зарабатывать руками, но и без Tête légère не обойтись.
Эту науку я познал сполна. Часто кажется, что, имея сто долларов старта, ты свернешь горы. Но, увы, я почти всегда был свидетелем беспощадного падения тех, кто считал, что главное – иметь, а не верно распоряжаться.
– Это хорошо, когда в монетах нет нужды, легче думать о судьбах других.
– Bon repas doit commencer par la faim…
– Именно: сытый голодному не товарищ.
Анри поднялся по лестнице первым и, открыв двери, жестом предложил мне пройти внутрь:
– Добро пожаловать, мой друг.
Внутри я огляделся: достаточно аскетично, но истинный аристократ никогда и не позволит себе большего. Кич – дело новоявленных нуворишей из золотоискателей и бобровых рецидивистов. Иногда даже жаль, что времена истинного шика затоптаны их грубой ногой.
– Бэа, – позвал Анри, – ты дома?
На крик выбежала мелкая Одри:
– Ваше преподобие, вы вернулись? Обед готов. Бэатрис как обычно у себя, читает и ничего не слышит, – выпалиоа она сходу и вдруг запнулась и округлила глаза, узнав меня, – мистер Свейзи! И вы тут? Ну и как вам проповеди преподобного?!
Анри непонимающе уставился на меня, а я рассмеялся: хорошая она эта мелкая.
– Да, дорогая, сразу последовал твоему совету и вот – пастор решил взять мою заблудшую душу на поруки.
Стало немного страшно, что ее глаза вылезут из орбит:
– Наш пастор вас спасет! – совершенно серьезно заявила она и, попятившись, скрылась за дверью, очевидно боюсь даже находиться в одном помещении с таким дьяволом во плоти, как я.
Ну а я от души рассмеялся, хлопнув себя по коленям. Анри непонимающе приподнял бровь, и я вкратце описал нашу встречу с его сестрой у меня в магазине и пассажи Одри.
Анри тоже рассмеялся, поняв, что на него легла ответственная роль изгнания дьявола из моего бренного тела.
В это время мы переместились в гостиную, куда по лестнице спустилась мисс Бессон в восхитительном платье цвета горького шоколада, такого редкого в наших краях и так идущего к ее сливочно-белой коже и волосам.
– Ты вернулся Ален? Обед перестоял, – она ткнула брата кулаком в плечо и вдруг увидела меня, – мистер Свейзи, вы? Какими судьбами?
Оно и понятно. Я бы тоже удивился, но мисс Бессон я про заблудшую душу пока рассказывать не буду:
– Еще раз доброго дня. И, да, так уж вышло, мисс Бессон, что мы, – я обвел рукой нас троих, – близкие знакомцы, но вы в силу возраста вряд ли помните меня…
– Ален? –непонимающе потребовала объяснений Бэа.
Анри вздохнул:
– Обед подождет. Что и кого ты помнишь из жизни в Виннипеге?
– Тебя, – не задумываясь ответила она. – Больше мной никто не интересовался.
Но все же Бэатрис меня вспомнила. Конечно, я тоже по прошествии времени похоронил наши детские забавы под слоем пыли жизненных забот. И только теперь, будто под гипнозом, возвращался в раскидистые сады и пышные поля их имения, где творилась новая интерпретация истории мушкетеров. Но только Бэатрис не могла быть им. И очень расстраивалась, что мальчишки (а тем более обожаемый брат) не берут ее в игру. Но какими персонажем малышка могла быть? В свете того, что была сестрой да еще и ребенком не тянула на чью-либо возлюбленную. Хотя маленькая Бэа и не хотела быть, к примеру, Констанцией (мы бы может и могли «запереть» ее в «монастыре»), ей хотелось скакать с нами на лошадях (в ее случае - на пони) как Миледи.

Я, Анри и Бэатрис сидели в гостиной и вспоминали наше детство. Потом рассказывали, как сложилась жизнь после. Так вышло, что Бэа так и осталась при брате, видимо, им на роду было написано стать поддержкой друг другу. Я же… пожил то там, то здесь. Отец умер, и заботы о Кати полностью легли на мои плечи, впрочем, это был вопрос лишь семантики: я давно содержал семью и поддерживал торговые дела отца. Тогда же я впервые по-настоящему влюбился. А потом уехал, снова жил то там, то тут, затем осел в Энск-сити, построил свою мини торговую сеть на старых связях отца, потребностях горожан и местного краснокожего населения. Правда, я не сильно распространялся о связях с индейцами, но все равно, рассказывая об Оцеоле, придется рассказать все, как есть. В общем, много всего произошло.
В комнату вошла знакомая мне еще с жизни в Виннипеге Моник. Она была, как оказалось, матерью Одри. Моник велела немедленно садиться за стол – обед нас заждался. За столом мы все окунулись в воспоминания. Моник очень хотела узнать что-то об общих знакомых, но, увы, я давно никого не видел и связей не поддерживал. Да и уехали мы оттуда, когда я был еще юнцом, особых связей у меня и не могло образоваться. Кроме дружбы с Анри Бессоном. Но это совсем другое, гораздо больше, чем «связь».
После почти семейного обеда Анри позвал меня в кабинет, предложил сигар и плеснул в бокалы дорогого коньяку.
И я рассказал ему о влюбленности Кати в, как выразился преподобный – не в того парня.
– Да, она влюбилась в индейца.
Анри откинулся в кресло, закинул ногу на ногу и побарабанил пальцами по ручке кресла. Я же вновь нырнул в омут этой «беды». Будто сказанное вслух стало совершенно реальным. Каким оно и было, только вот принять эту реальность я не мог.
– Это действительно серьезное чувство или она просто напридумывала себе?
– Из того, что она сказала мне – девчонка по правде влюбилась.
– Может, ты излишне эмоционируешь? Это просто влюбленность, как у всех юных барышень? Пройдет со временем.
– Кати знает много подробностей… сам посуди, – я рассказ подробности и совсем погрустнел. Когда я успел потерять связь с Кати и перестал интересоваться ее жизнью?
Кажется этот вопрос я задал вслух.
– Тут нет твоей вины. Сердцу не прикажешь, твоя сестра, судя по всему, человек прямолинейный и чувств своих не боится.
– Она погубит себя.
– Да, ни индейцы, ни наше общество такую связь или брак, по какому обряду он не совершился, просто не примут, – согласно кивнул Анри.
– Именно, – я вскочил и отошел к окну:
– Но если с ним она будет счастлива? По-настоящему? – пастор посмотрел куда-то сквозь меня. – Познать в жизни счастье дано не каждому, ты не вправе лишаьть ее этого.
– Нет, нет. Я не хочу ей такого, да и ты разве позволил, к примеру, Бэа? Нет, не отвечай. Просто помоги мне выиграть немного времени, чтобы я успел организовать ей место в школе.
– Она возненавидит тебя. Ты сможешь это пережить? – Анри в упор посмотрел на меня, – понимаю, что советы давать просто, когда это не касается тебя напрямую, и я не знаю, что предложил бы своей сестре, приди она ко мне с таким вопросом. Все зависит от многих обстоятельств. Завтра после праздника потолкуем с ней. И будем надеяться, что ты преувеличиваешь из-за чрезмерной ответственности за девочку, которая лежит на твоих плечах. – Анри встал, подошел ко мне и похлопал по плечу. – Человеческая душа и сердце – самые непознаваемые вещи в этом мире. Я сам пережил когда-то несчастную любовь. Не такую, как, может быть, у Кати, но тоже со своим сложностями. Впрочем, ты же помнишь Мари, что я тебе рассказываю. Уверен, ты тоже сталкивался с этим. И все же боюсь, как бы девочка не натворила глупостей, прознай она о твоих планах на нее.
– Я не могу оставить все вот так. Я слишком ее люблю, чтобы бросить, как кость на порицание всем вокруг, – я хмуро потер лоб, – пусть ненавидит. Так, значит, так. А глупости я буду предотвращать. И весь груз ответственности за это будет на мне.
Анри вздохнул:
– Тогда решено. Но знай, я готов разделить этот груз с тобой.

Я поблагодарил Анри от души. И, честно говоря, на душе мне тоже стало легче. Когда есть тот, кто хоть немного разделит с тобой груз , путь в гору кажется не таким сложным. Конечно, я бы не стал возлагать ответственность на Анри, это не его беда, но все же надежное плечо и понимание - это уже много. За это я был благодарен не только ему, но и Богу, который вдруг решил оказать мне помощь вот таким вот необычным решением.

Мы еще немного выпили тягучего отменного коньяку, поговорили и помолчали о тех влюбленностях, что когда-то постигли нас и дали возможность судить как больно это бывает.
Затем, я, в состоянии какого-то опасного спокойствия, распрощался с семьей Бессон и отправился домой. По пути вспомнил, что мой Ирландец остался в конюшнях "Магнолии", но идти туда сейчас мне не хотелось: от одной мысли об Элис Покер и ее, пусть и завуалированном, очередном отказе, внутри поднималась волна горячей глупой обиды (что как по мне не достойно мужчины моих лет, однако, как сказал мой друг Бессон - душа человека странная штука). В общем, я решил не бередить раны, итак на душе было погано.

Да и вообще уже поздно: Кати там одна, да и мне надо разузнать как там ее "общение" с Оцеолой (виделись они или нет, не надумали там новых планов), направить ее к преподобному Бессону после праздника. Скажу, что случайно встретил его, что в общем так и было, разве что стоит опустить подробности про посещение нами "Магнолии". Потому за Ирландцем решил сходить утром, заодно можно будет заехать в "Кленовый лист", узнать как там продвигаются поиски табуна и намекнуть Анабель, что лошадей не стоит искать в районе форта Томпсон, что это, как по мне, ложный след.

На ранчо я приехал быстро: хотелось размять косточки моему красавчику. Застоявшийся Ирландец несся быстрее ветра. Я придержал его только у въезда, который обозначался грубо сколоченными и слегка облупившимися воротами с прибитой сверху табличкой с искусно вырезанным названием. На ранчо я тоже бывал раньше и спокойно поехал ко входу большого дома. Основной дом был выполнен в из дерева, добротный, мощный, с крепким фундаментом, спасающий от холодов зимой. На фасаде все же были резные элементы, дань грубой, но красоте, что, на мой взгляд, делало дом Мерфи более легкими.
Я поднялся по большой центральной лестнице, на крыльце встретил неизменного и верного помощника миссис Мерфи – Тома. Мы поприветствовали друг друга, пожав руки.
– Вы к нам по делу? Или так, по-соседски? – поинтересовался Том.
– Был рядом, решил заехать, узнать, как обстоят дела с поиском угнанного табуна.
– Ох, и не спрашивайте, – вдохнул Том, – проходите, позову мисс Эмили. А Миссис Мерфи, как я видел, поехала осмотреть поля кукурузы с новым работником.
Я не стал любопытствовать, что за новый человек появился на ранчо, это можно узнать из первых уст.
Том попросил кого-то из прислуги позвать младшую сестру из семейства Мерфи – Эмили.
Это была девушка – ровесница моей Кати, только в отличии от моей сестры, мисс Мерфи была более живой по натуре, ну и куда больше леди, чем Катрин. Она очевидно получила прекрасное воспитание, взращенная в достатке, была любимицей отца. Старый Мерфи судил ей судьбу наследницы ранчо, поскольку старшая сестра упорхнула замуж. Так часто бывает, когда у мужчины нет сыновей – они и вынуждены и рады проводить больше времени с дочерями, доверяя им основы своего благосостояния. Однако, как я понимаю, после смерти родителей Эмили, хотя бы в силу возраста, не готова была взять ответственность за ранчо. И тут в родные пенаты вернулась Анабель. Но почему-то без мужа. Как стало ясно потом, он пропал в какой-то экспедиции. Ну и, видимо, вестей от него нет до сих пор, так как две женщины Мерфи, в первую очередь старшая сестра, тянут лямку заботы о ранчо. Что, как я уже как-то упоминал, совсем не женское дело. Хотя бы потому, что дела в мире мужчин зазорно решать с женщинами. Этой идеи, как не парадоксально (казалось бы им меньше, чем нам свойственны условности), придерживаются даже индейцы. Но, впрочем, миссис Мерфи ничье мнение, похоже, не волнует, ее главное чаяние – сберечь ранчо и позаботится о сестре. И это мне крайне знакомо.
Белокурая Эмили спустилась ко мне почти сразу, мы обменялись стандартными приветствиями и любезностями, потом мисс Мерфи пригласила меня присесть и отведать чай с пирогом, который, не дожидаясь моего согласия, уже вносила служанка.
– Благодарю, не откажусь. С утра маковой росинки во рту на было, – я принял из рук Эмили блюдце с куском аппетитнейшего пирога.
Девушка улыбнулась:
– На здоровье, мистер Свейзи. Наша кухарка готовит божественный яблочный пирог, вы такого нигде не попробуете.
– Действительно, очень вкусно, – отметил я.
– Вы собираетесь сегодня на праздник?
– Да, наведаюсь. Вещей для приюта у меня, пожалуй, не найдется, но, как всегда, завезу мисс Уайт корзину с провизией и лакомствами. Мне прислали шоколад, думаю, ее ребята будут рады.
– Какой вы молодец! – похвалила меня Эмили.
– Спасибо, но не стоит похвал: хочется делать что-то хорошее просто так. Это и не сложно, и приятно.
– Верно, но не все считают, что надо творить добро…
– О, мисс, в жизни вообще грань между добром и злом слишком тонка. Так что, пока есть возможность, я пытаюсь оставаться хоть одной ногой на стороне света, – улыбнулся я, – но это не делает меня хорошим человеком.
– Не черните себя и попробуйте чай. Он с травами, которые я засушила прошлым летом.
– Моя сестра тоже любит такие чаи и постоянно возится с травами. У вас хорошо получилось подобрать ингредиенты и подчеркнуть вкус.
– Спасибо, но я вот не то, чтобы люблю, просто тут достаточно скучно порой. А так – хоть какое-то полезное развлечение.
– Да уж, такой очаровательной юной леди, как вы, больше пристает танцевать на балах… но жизнь – штука сложная. Будут и на вашем веку балы, не печалитесь, – я ободряюще улыбнулся Эмили.
Ох уж эти дети, как им хочется вырваться в большой мир.
В этот момент в дверях показалась миссис Мерфи, в мужской одежде, ковбойских сапогах и в лихой шляпе. Вид у нее был и грустный, и довольный одновременно. Почему-то мне подумалось, что она только что неслась во весь опор на своем любимом Тумане. Я встал, как это положено:
– Доброго дня, мистер Свейзи. Том предупредил меня, что вы к нам пожаловали. Прошу, дайте мне пару минут, привести себя в порядок.
– Доброго дня. Конечно, я пока наслаждаюсь пирогом и не тороплюсь расстаться с ним.
Спустя не больше четверти часа освежившаяся и переодевшаяся миссис Мерфи спустилась в гостиную, где мы все так же болтали с Эмили.
– Так что привело вас к нам, мистер Свейзи?
– Проезжал мимо и решил заехать узнать, как продвигается расследование и поиски ваших лошадей?
– Спасибо, но, боюсь, никак. Констебль Рассел принес утром неутешительные новости.

Анабель вздохнула:
– Я предполагал и предполагаю, что расследование пытались запутать.
– Да? – Анабель посмотрела на Эмили: конечно, девушка навострила ушки, эти поинтереснее, чем собирать травы на чай. – Эмили, будь добра, дай указания готовить обед.
Вот так, одой фразой эта не признающая споры и увиливания женщина обозначила, что Эмили надо выйти, а меня не ждут к обеду.
Я ухмыльнулся.
Когда дверь за Эмили закрылась, Анабель поинтересовалась почему я так решил, и я не стал таить от нее правду: полиции мои ночные блуждания уже были известны, в общем-то, никакой тайны я не раскрою, кроме выводов, которые сделал и сделал правильно на основе исследования следов, о чем меня и просила ранее миссис Мерфи:
– В общем, ваших двух лошадок специально отделили и увели в сторону форта. Так они пытались сбить власти с толку, тогда как остальных уводили в другую сторону, и, раз нигде информация не всплыла, сбыли их, скорее всего, кому-то из племен лакота.
что-то такое я тоже предполагала. Как вы считаете это дело рук банды, ограбившей банк?
– Я не верю в совпадения, только не пойму зачем им это нужно было? Только привлекать к себе лишнее внимание … но может, это тоже план по отводу глаз?
– Если так, молю Бога, чтобы у меня была возможность поквитаться с ними!
– Анабель, думаю, полиция лучше справится, вам не стоит рисковать. Я понимаю, что вы привыкли вести дела, мужские дела, сама, но это совсем другое. Такие люди не знают пощады, им чужды общие нормы морали типа «не убий»… большинство из них «сделали» свой первый труп, будучи еще детьми.
- Спасибо за заботу, но у меня хватит сил поквитаться с ними.
Я ободряюще дотронулся до сжатых кулачков Анабель:
– Все всегда замыкается: отольются волку слезы… А вы, вы лучше берегите себя. У вас ранчо и сестра.
– Спасибо, – уже менее воинственно ответила Анабель, видимо, я задел нужные струны.
В этот момент часы пробили одиннадцать.
– Миссис, боюсь мне пора, – обозначил я и потому, что она обозначила свои дела, и потому, что мне правда надо было успеть дать распоряжения Джейкобу, отправить Тома с ящиком в «Магнолию», собрать корзину пожертвований и найти (и не упустить) Кати.
– Да, конечно, Патрик. У меня и самой дел невпроворот.
Мы встали:
Я провожу вас, - сказала Анабель, - но прежде, хочу напомнить о деловом предложении, связанном с вашими не прямыми торговыми занятиями. Мы можем переработать кукурузу, урожай будет неплохой. Обдумайте это.
– Хорошо, миссис Мерфи, постараюсь быть у вас как можно скорее.
Анабель проводила меня на крыльцо. Я обернулся попрощаться и почувствовал, как спину прожигает чей-то взгляд, обернувшись увидел иужчину средних лет, он вел под уздцы лошадь в загон. Его на ранчо я раньше не видел и предположил, что это и есть тот новый работник. Если так, то выбор странный: очевидно этому малому не больно нужны деньги, Вернее, ему точно мало того, что могут предложить как оплату на ранчо. Да и не сказал бы я, что он привык к физическому труду, хотя под рубашкой и переваривались мышцы. И все же. Этот человек выглядел опасным. А еще как-то неприязненно смотрел на меня и Анабель. Хм. Странное поведение для рабочего. И взгляд, и вид у него будто кричит: я сам себе хозяин.
Анабель заметила мое внимание к этому человеку:
– Мой новый рабочий – Флэтчер.
– Я так и подумал, Том рассказал, что вы проверяли поля с ним, – я проводил молодчика подозрительным взглядом, на что его глаза ответил невозмутимым: да пошел ты.
– И все же, миссис Мерфи, будьте осторожнее … даже с наймом людей: сейчас любой может оказаться бандитом, пережидающим бурю в тихой гавани. Да и вообще, мужчина он на вид опасный и умный, мне не кажется, что он готов батрачить за небольшую плату.

В мыслях о сложностях судеб, в частности, семью Мерфи, где у каждой сестры что-то где-то когда-то пошло не так, круто повернув их судьбы, я въехал в Энск-сити.
В городе царило неимоверное оживление, хотя было только начало ярмарки. Но у нас нечасто бывает такое. Из развлечений: сплетни, иногда книги, в большинстве своем алкоголь, редкие дружеские посиделки и снова сплетни. Этому, конечно, есть объяснение. Начиная от того, что городок у нас маленький, тут все друг у друга как на ладони (именно поэтому мне понравился домик вдовушки, в котором мы с Кати сейчас живем – он стоит на самом отшибе). И заканчивая тем, что мы удалены от основных очагов цивилизации. Это место – фронтир, опасная пограничная зона, постоянно находящаяся в дележке Канады и Англии, а также уклоняющаяся от жестоких требований местного населения, которое реально имеет право чего-то требовать. Тут вседозволенность граничит с беззаконием, искренность и простота со смертью. В общем, ярмарка – это вам не шутки, а особое событие, особо для юных созданий, дам и детей.
Для себя я вряд ли бы нашел какие-то реальные развлечения. В целом шел туда я только, чтобы проконтролировать встречу Анри и Кати. Надо хотя бы их познакомить, застолбить обещание мне прийти на беседу к пастору обещанием самому преподобному. Мне казалось, что так сестре будет сложнее избежать этого разговора и настроит мысли на нужный благочестивый лад.
На почте, куда я зашел отправить утренние письма, на меня посмотрели, как на умалишенного: какие еще дела в такой-то день? Но все же приняли мою корреспонденцию, поверив, что дело не терпит отлагательства. Телеграфирую уже завтра, если кто-то выживет после намечавшейся вечерней попойки, которой окончится ярмарка как-то только сядет солнце.
В общем, так письмо в семинарию улетело.
Начало для ненависти положено.
Выйдя, я снова окунулся в атмосферу беспечного веселья.
Тут и там кричали зазывалы, предлагалось купить то да се, пожертвовать на нужды, сыграть, поесть, сплясать.
Как я уже сказал, не особо любил такие развлечения, но почему бы не поглазеть от праздного любопытства.
Еще я забежал в магазин, чтобы дать нужные распоряжения Джейкобу. У входа меня схватила за руку Кати. Сестра пребывала в полнейшем возбуждении, что определено показывало, какой она на самом деле ребенок. Сегодня она принарядилась, надела одно из двух парадно-выходных платьев, купленных мною прошлой осенью у модного портного, обитающего в форте Томпсон. Хотел выписать что-то из какого-то более крупного города, но Кати сказала, что ей нужна энциклопедия по ботанике. Вот такая она. И что девчонка со своей энциклопедией будет делать у лакота? Стирать и дубить кожу на реке? Жить буквально на земле? Воспитывать своих и чужих, если придется, детей? Ну, уж дудки.
– Патрик, идем, братик, посмотришь на городское представление – приехала труппа из форта, мы уже животики надорвали, – Кати вырвала меня из омута мыслей о ее будущем.
Я обнял сестру и поцеловал в макушку:
– Беги, милая. Я буду позже, надо еще доделать кое-какие дела.
Кати надула губы, но тут ее позвали товарки, и она унеслась к ним как маленький торнадо, подхватив юбки чуть выше положенного для юной леди.
Я ухмыльнулся: ну ребенок и есть.
В магазине я расспросил Джейкоба, как идут дела, выросла ли выручка из-за праздника (наверняка, много кто готовит праздничный обед дома или запасался товарами для бесплатных угощений, как мисс Бессон). Потом велел моему помощнику (пока не поздно) найти Тома, чтобы тот отнес дополнительный ящик алкоголя, заказанный Элис, в «Магнолию», а также уточнил, доставлена ли корзина для детишек мисс Уайт.
Выдав все распоряжения, отправился на площадь, где уже собрался чуть ли не весь город.
Я увидел мисс Бессон под натянутыми простынями, выступающими неким тентом, спасающим нежную кожу девушки от жары. Рядом с ней стояли коробки с вещами и угощения. Сестра Анри выглядела очаровательно, ничего не выдавало, что она больно уж готовилась к празднику, но была одета красиво и со вкусом. А маленькая шляпка на голове, как мне кажется, выдавала в ней забияку. Ох, не зря она хотела скакать на лошади как Миледи. Я невольно улыбнулся. Интересно какой она выросла? Все также готова нестись во весь опор или условности победили ее нрав? За обедом нам особо не удалось пообщаться тет-а-тет, да и у нас было, о чем поговорить втроем.
К мисс Бессон подошел Рассел. Они о чем-то говорили и рассматривали, с моего места мне было не видно. Впрочем, можно позже подойти, поприветствовать, перекинуться парой слов. Любопытно как она на него посмотрела… Прям как на рыцаря … этакого Айвенго в красном мундире.
В это время на сцене уже вещал наш мэр, толстенький, прилизанный сластолюбец. Вот уж кто был частым гостем в доме у мисс Покер. Само собой, об этом не кричали на каждом углу, этот толстяк, наверняка, пробирался в комнаты тайно. Однако некоторые девчонки, с которыми у нас были непродолжительные связи, любили похвастать «жирным» клиентом. Я не был ни ханжой, ни святошей, как ни крути взрослому нормальному мужчине сложно обойтись без ласки, но и все же, каждый раз от таких рассказов мне приходилось сильно настраивать себя на новую «встречу» с путанами.
Затем на сцену поднялся Анри. Он был само воплощение спокойствия и будто раскрывал объятия Бога-отца для всех своих чад. Разве что капельки пота на висках могли выдать его волнение при обращении к новой пастве. Но может быть это просто жара?
А паства, что она? Любопытно, но мне кинулось в глаза, что на Анри смотрят вовсе не как на «глас Божий» на земле, большинство женщин смотрели заинтересовано, с определенным женским интересом. Вот те на. Хотя Анри всегда имел успех у представительниц прекрасного пола. Его тонкие, немного заостренные черты, чуть печальный и отрешенный взгляд интриговали девчонок, и почти каждая хотела разговорить его и найти разгадку тайны. Мы были в этом очень непохожи – во мне не было тайны, я был балагур; ловок, силен и в нужной степени прост… и еще мужской магнетизм, как мне говорили эти же девчонки, который тянул ко мне нежных созданий. Я хмыкнул. Со временем магнетизм я стал прикручивать, и веселить только тех, кому хоть немного можно было доверить свою душу. Вот тогда я пел. И вроде неплохо, хотя я никогда не старался и уж тем более не учился, получалось само.
За этими мыслями я успел услышать только последние слова проповеди:

Раздались громкие аплодисменты. Анри перекрестил всех и покинул помост.
Я, слегка расталкивая толпу, двинулся к Бессону, а когда нашел, удивленно вскинул брови: тот сидел на грубо сколоченной лавчонке с видом такой вселенской печали на лице, которую, незнакомец принял бы, может, и за сошедшую благодать. Но я-то помнил это выражение лица. Моего друга что-то гнетет и тревожит. Такое бывало, когда он уже совсем повзрослел и готовился к отбытию в семинарию. Я, конечно, считал это глупостью: раз младший сын, то обязан стать священнослужителем! Ерунда, мы никому ничего не должны. На что Анри лишь усмехался и цитировал Конфуция: «Благородный человек знает только долг…». Я парировал Уайльдом: «В жизни бывают только две настоящие трагедии: одна — когда не получаешь того, чего хочешь, а вторая – когда получаешь». И наивно требовал, чтобы он принял решение сам, а не по велению отца или рода.
Я не стал беспокоить его. Минута отдыха нужна каждому, а когда тебя что-то волнует – так и тем более. Еще успею выловить его в толпе и свести с Кати.

Немного пройдя и развернувшись, я оказался рядом с загоном, где местные умельцы и смельчаки организовали родео. Они ловко забрасывали лассо на импровизированного быка, крутили разные петли. Некоторые сбивали бутылки кончиком. Конечно, самым эффектным станет забава под названием Bull riding. Ковбои должны будут удержаться на живом быке, как можно больше и, желательно, безопаснее для себя и окружающих. Может быть, сегодня устроят соревнования по скоростной езде вокруг бочек или кто дольше удержится на неоседланной лошади… Вариаций масса. Вокруг загона бегали два Буллфайтера – кривляясь, они зазывали новых участников и припугивали детишек тем, что сейчас выйдет настоящий бык.
Рядом с загоном стояла мисс Уайт с кем-то из детишек. Ее любимица (хотя, конечно, мисс старалась не выделять никого, но сердцу не прикажешь) девчурка Мелисса во все глаза смотрела на ковбоев. Ставлю сто к одному, что она уже представляла, как могла бы оказаться на месте этих ковбоев и ловко накинуть лассо на рога быку (конечно же, в ее мечтах – самому настоящему). Рядом был и констебль Рассел, как всегда в форме.
Я направился к ним. Подойдя ближе, увидел, что Мел прижимает к себе роскошную куклу (у Кати таких никогда не было, хотя я тоже покупал ей хороших), боюсь даже представить, сколько такая могла стоить. Купить такую дорогую вещь можно только самому дорогому. Но, насколько я знал, у констебля не было детей.
Я невольно услышал слова Рассела:
– Ее зовут мисс Лилиан, – произнес констебль и прочистил горло. – Звали. Предыдущей владелицы нет, поэтому ты можешь выбрать для куклы другое имя.
Ничего себе. Похоже, у него не просто нет детей, тут все гораздо серьезнее.
Остановившись, я выждал минутку, чтобы меня заметили. Мел меж тем с восторгом смотрела на подарок:
– Мне нравится мисс Лилиан. Мы с ней поедем в Техас.
– Славная кукла, я думаю, она с удовольствием отправится с тобой в Техас, – прокомментировал я, привлекая внимание взрослых.
– О, мистер Патрик! И вы тут? – Мел заулыбалась, может, даже хотела меня обнять, но кукла была такая большая, что малышке нужно было держать ее обеими руками, – Мисс Лилиан мне подарил констебль Рассел, правда, чудесная?
– Вне всяких сомнений! – ответил я.
Посмотрел на Рассела и мисс Уайт и поприветствовал обоих:
– Рассел, – чуть приподнял шляпу, – мисс Уайт, доброго дня! Вы сегодня очаровательно выглядите.
– Спасибо, мистер Свейзи, – девушка залилась невольным румянцем (видимо, не часто она слышит комплименты в свой адрес, хотя очень даже этого достойна), – И вам доброго дня! Спасибо большое за присланные угощения для детей, они как всегда очень рады.
– Не стоит благодарностей, рад, что Джейкоб быстро управился с этим моим заданием. И всегда рад помочь.
– Заезжайте к нам, мы всегда рады. Мальчишки до сих пор не могут забыть, как вы катали их на Ирландце. Ну, и всякие дела, где нужна мужская сила, у нас найдутся, – смущенно закончила мисс Уайт.
– По мере возможности – непременно загляну. Мел сказал, что-то про Техас – ей нашли родителей?
– Да это такая радость! Правда, она не верит, что там ей будет хорошо, но вот теперь у нее есть компаньонка – мисс Лилиан, – Ребекка обернулась на констебля и улыбнулась, еще раз благодаря его за подарок.

– Я буду рад, если эта кукла обретет новую хозяйку и дом, вернее, хозяйку она уже обрела, – ответил Рассел. Он все еще выглядел немного потерянным. Эта кукла была не просто игрушкой. Живой памятью, которая всем своим видом, явно, бередила его душу.
– Ой, там на быках скачут! Я хочу посмотреть поближе, можно мисс Уайт? – заверещала Мел, прыгая вокруг Ребекки и пытаясь сквозь скопившийся народ увидеть представление.
– Там такая толпа собралась, это небезопасно, милая, – в этих словах был резон, и Мелисса сникла.
– Давай, я тебя посажу к себе на плечи, и мы вместе подойдем поближе? – предложил я.
Нет, ну пропускать же леди-ковбою такое представление.
– Ой, да-да-да! – затрещала Мел, потом серьезно и оценивающе посмотрела на нас всех, – Вы хороший, мистер Патрик, – я хотел ответить, но Мелисса не дала, осененная неожиданной мыслью, и выдала. – Вы можете стать папой для детей! Вот, женитесь на мисс Уайт, и тогда никому из детей больше не придется уезжать из приюта. Я уже обещала мисс Лилиан показать Техас, потому не смогу остаться, а вот остальные – я знаю – они очень не хотят уезжать от мисс Уайт! А ей нужен муж.
Остолбенев, я растерянно смотрел на мисс Уайт, пока не сообразив, что сказать в ответ. Не чтобы перспектива женитьбы меня сильно пугала, даже с учетом дома, полного детей (между прочим, я сейчас понял, что и правда не пугала), но у нас с мисс сложились больше дружеские отношения, я почему-то даже не допускал мысли, что она готова рассмотреть меня в качестве кандидатуры своего мужа, даже ухажера... Она была такая неземная, для меня почти святая, потому что просто говорить о вере одно, а реально делать, как делает она – совсем другое.
Впрочем, причем тут мысли мисс Уайт обо мне, это явно задумки и домыслы Мел.
Меж тем Мелисса продолжила, подтвердив мои догадки:
– Я бы и констебля Рассела попросила стать нам всем папой, но он слишком занят поисками преступников, если он будет искать их – не сможет быть с нами, а если не будет искать – нас всех убьют…
Теперь уже и Рассел остолбенел. Кажется, на этой ярмарке открылась еще одна – от мисс Мелиссы. Ярмарка женихов.
Все растерянно молчали.
– Мелисса, милая, я конечно, рад был бы жениться на такой чудесной леди, как мисс Уайт, но есть ряд препятствий…
– Это еще какие? Она красивая и добрая!
Еще немного, и мисс Уайт упадет в оброк от наглости и болтливости этой девчонки. Я невольно улыбнулся:
– Это вне сомнений, – улыбнулся еще шире, подмигнув мисс Уайт, – но для свадьбы нужно, чтобы люди не просто были хорошими, добрыми, красивыми… нужно, чтобы они любили друг друга, это очень важно, без этого не получится стать настоящими мужем и женой, а уж тем более родителями…
– Да, это точно, – Мелисса сникла, – но вы-то можете попытаться понравиться мисс Уайт! Дарите ей там цветы и шоколад, она его очень любит… все время кусочек себе отломит… я говорю ребятам – давайте отдадим ей весь, а они все сами слопали…
– Мел! – на мисс Уайт от этой болтовни уже лица не было. Да и мы с Расселом были не в своей тарелке.
Но шоколаду я привезу. Мужские дела мужскими делами, но уж побаловать эту женщину, взвалившую на себя заботу о 15 детях, – святое!
– Мелисса, смотри, ковбои уже выстроились в очередь, ты же хотела посмотреть? – вмешался Рассел, точно зная, как сбить с толку малышку. Опыт, видимо, имеется.
– Точно-о-о-о! Мистер Патрик, пошли! – девочка потянула меня за руку, забыв про сватовство.
Я выдохнул, подкинул Мел в воздух (она была легонькая как пушинка), от чего девочка взвизгнула, и посадил на плечи:
– Ну, идем, поглядим, что там умеют наши ковбои.

Катрин Свейзи

Кати рассматривала гербарии, составленные женой аптекаря миссис Потер. По мнению Кати, у нее был талант, она знала не просто названия трав и цветов, из которых составляла сухие букеты, но и их свойства, понимала и чувствовала, какие могут дружить, а какие нет.
Именно миссис Поттер была еще одним человеком, который, помимо старого пастора, мог ответить на ее вопросы. А увлечение Кати ботаникой не знало границ. Она сажала семена, растила, смешивала, скрещивала и уже неплохо могла делать лекарственные отвары. Как жаль, что ее главный друг, во многом заменивший отца, почил в бозе. Старый пастор был особенным человеком. Для нее – самым особенным после Патрика.
Тут Кати увидела брата, беседующего с каким-то светловолосым мужчиной. Судя по одежде, сомнений не могло быть, это новый пастор! Вряд ли Патрик просто решил с ним поговорить о погоде, не настолько он набожен. Значит, решила Кати, по мою душу. Ну что ж, она готова.
И действительно, Патрик нашел ее глазами в толпе и подозвал к себе.
– Преподобный, позволь представить мою сестру Кати.
– Кати, как ты понимаешь, это наш новый пастор. Познакомься и исполни свое обещание мне. Его преподобие как раз согласился потолковать с тобой.
Патрик так прямолинеен. Хотя с другой стороны, сложно его винить, он ошарашен моей новостью и никак не может смириться.
– Доброго дня, Ваше преподобие, и спасибо, что мне не надо ждать похода в церковь, – тихо проговорила девушка.
– Все хорошо, Кати, беседовать с вами лучше, чем с местными матронами, – улыбнулся пастор.
Его улыбка была какой-то тихой и печальной, и теперь казался не строгим и чопорным, просто уставшим.
– Ну что, Кати, прогуляемся? Я вам расскажу историю нашего знакомства с Патриком, что скажете?
– Хорошо, – я кивнула брату, тот смотрел на Анри как на Спасителя.
Я не особо рассчитывала, что смогу поговорить с этим новым преподобным по душам. Но нет, Анри Бессон оказался интересным и интересующимся. Каждым словом он не пытался как-то осудить меня. Рассказав, что они с Патом друзья детства, он долго говорил о том, как хорошо, что Патрик сумел воспользоваться возможностью, будучи простым сыном конюха, получить максимум знаний, какие жаркие словесные баталии у них происходили, и как брат глотал книгу за книгой. Пастор спросил и меня: увлекает ли меня что-то. И я невольно доверилась и рассказала о своем увлечении медициной, ботаникой, природой. Сказала, что мне интересен каждый цветок и былинка. Что втайне я мечтаю стать, как первые практикующие женщины врачи Канады – Эмили Стоут или Дженни Траут.
– Кати, хорошо, что у вас есть мечта, и вы к ней стремитесь, но надо понимать, что осуществить ее, оставшись здесь, вы не сможете, – заметил преподобный.
– Патрик рассказал вам про Оцеолу? – спросила я осторожно.
– Да. В таком юном возрасте все мы были влюблены. Однако любовь, милая Кати, штука сложная и хрупкая. А мечта… мечта это тоже сложно и тонко: получится или нет, но мечта это будущий путь, тогда как любовь с индейским мальчиком – путь в никуда для вас обоих. Я не буду говорить, что вас никто не примет…
– Не надо, Пат говорил…
– Я не сомневался. И он говорил правду. Это будет жестокое испытание. На него решиться можно, если точно уверен в себе, и в партнере. И есть именно это – мечтаи цель твоей жизни. Но у тебя мечта иная, n'est-ce pas?
– Оцеола готов бежать со мной, – мне очень хотелось в это верить.
– И обречь вас и ваших детей на вечные скитания? На роль отверженных? Вы будете чужими в его племени, но и чужими здесь. Люди бывают очень жестоки, поверьте, – вздохнул преподобный.
– Об этом я не думала, о детях…
– Потому Патрик и просил меня высказаться со стороны: не дать совет, нет, объяснить реалии.
– Я понимаю, но … что же? Как мне быть? Бросить все и не бороться зза свою любовь из-за условностей?!
– Может быть, дать себе и любимому мужчине время? – вопрос прозвучал неожиданно?
– О, время… Оно так быстро бежит. Да и что это даст? Он не станет белым, а я местной.
– Ты можешь поехать учиться, чтобы прочнее встать на ноги. У тебя будет профессия, и, если вы все-таки решите быть вместе, ты будешь учительницей, а не прислугой.
– Да, ну; к этому времени я буду совсем старой!
– А для Оцеолы имеет значение твой возраст? И не старой, а взрослой, – снова улыбнулся пастор.
– Не.. не знаю…
– А что ты о нем знаешь вообще, кроме имени? Сейчас вы влюблены друг в друга, это вспышка, как молния – быстра и яркая. Но возгорится ли из нее пламя любви? Подумай, Кати, и приходи поговорить, когда захочешь. Не обязательно в церковь. Приходи домой. А сейчас пойдем, я познакомлю тебя со своей сестрой и нашей Одри.