Карта ролевой игры "Святая жатва"

Бамберг. Трактир «Лев и агнец».



- Арестовал? – вслед за блондинкой повторила Гизела, не сразу поняв о чём идёт речь. – Арестовал Михеля? За что? – от лица девушки отлила вся краска, черты заострились, и глаза теперь казались огромными, на поллица.
Её привычный, уютный мир, солнцем которого был брат, разбился на мелкие кусочки. Будь Гизела одна, она, возможно, ударилась бы в слёзы, но рядом сидела мелко крестившаяся и шептавшая молитву няня и девушке следовало позаботиться о ней, прежде чем что-то предпринимать.
- Большое вам спасибо, что позаботились о Марте, - Гизела улыбнулась девушке. – Нам пора. Пойдём, няня.
- Но как же, деточка, - Марта едва не всхлипнула, - надо же что-то делать. Наш мальчик, там…
- Конечно, няня, - подойдя, девушка обняла старушку за плечи. – Вот придём домой и сразу подумаем, что нам делать. Дома, ведь, и стены помогают.
Оставив на столе пару медяков, Гизела осторожно, но властно, повела няню к выходу из трактира.

Бамберг. Около замка Гайервёрт.

«Если Миля арестовал рыцарь ордена Креста, то брат может быть только здесь».
В замке Гайервёрт Гизела никогда раньше не была и боялась чуть ли не до мокрых юбок. Не за себя, за Михаэля. Девушка перекрестилась и осторожно пошла по мосту, к приближающимся с каждым шагом воротам. Наверняка, у них там где-нибудь есть калитка для незнатных посетителей.
Сейчас её бы, пожалуй, было бы трудно узнать. Вместо роскошно вышитого наряда - скромное коричневое платье, чуть тронутое тёмно-зелёным узором по вороту и подолу, гладкая толстая коса не уложена короной, а вьётся по спине. Единственное, что выбивалось из облика скромной просительницы: тонкая серебряная цепочка на шее – под коричневой тканью, чуть ниже ямочки между ключиц, пряталось искусной работы серебряное распятие, доставшееся Гизеле в наследство от матери. Мария Вольф однажды случайно обмолвилась, что её отец был ювелиром.
«Хорошо ещё, что Марту удалось оставить дома», - последние шаги дались девушке с трудом, но калитку она увидела сразу. Протянула руку, сжала пальцы на толстом круге дверного кольца и ударила: сильно, звучно, три раза подряд.
- Доброго дня, - произнесла девушка в открывшееся окошечко. – Я могу узнать, почему арестован мой брат, Михаэль Вольф?

Бамберг. Замок Гайервёрт.

Калитка скрипнула и рядом с девушкой, почти закрыв проход внутрь, оказался рослый детина. Окинул Гизелу взглядом с головы до ног, и во время осмотра на лице парня явственно проступило хорошо знакомое девушке выражение: «Ничего так, есть за что подержаться!». Поскрёб в лохматом соломенном затылке и отступил в сторону:
- Иди туда, - привратник махнул рукой, указывая направление. – Всё прямо. У двери рыцарь стоит, у него и спросишь, кого тебе надо.
Гизела проскользнула мимо парня, - тот как раз попытался воспользоваться случаем и шлёпнуть милашку пониже спины, но не успел – и, глядя прямо перед собой, пошла по усыпанной галькой дорожке.
Привратник не обманул – дверь была, и рыцарь тоже. Правда, объяснять он ничего не стал: услышав имя «Михаэль Вольф», привёл девушку в небольшую, почти пустую комнату, с парой скамей и велел ждать. Гизела осторожно присела на краешек скамьи и замерла в ожидании.

Утро 3-го дня. Замок Гайервёрт.

Страх за брата, беспокойство за оставшуюся дома Марту – няне пришлось подлить в успокоительный отвар немного снотворного – долгое, показавшееся бесконечным, ожидание, всё это, смешавшись, подорвало выдержку Гизелы. В отчаянной попытке хоть что-нибудь узнать о Михаэле, она открыла вторую дверь в комнате ожидания и ворвалась внутрь. Но оказавшись, наконец, в кабинете епископа, девушка упала к ногам Его Преосвященства и разрыдалась, как ребёнок.



- Я – Гизела Вольф, - девушка вскинула на епископа бархатно-карие глаза. – Ваше Преосвященство, умоляю, скажите, что с моим братом!

Утро 3-го дня. Замок Гайервёрт.

Пальцы путались и срывались, но Гизела всё же затянула и завязала шнуровку лифа, а потом резко, едва не порвав, поправила завернувшийся подол юбки. Больше всего девушке сейчас хотелось оказаться дома, нагреть воды и, наполнив бадью, вымыться до скрипа, стирая следы чужих прикосновений. «Пожалуй, хуже осмотра только оказаться голой на соборной площади, - Гизела передёрнула плечами, – но может, мне разрешат встретиться с Милем», - и вышла из отгороженного угла.
Высокий, сухопарый мужчина сдул песок с листа, свернул его в трубочку и, запечатав, протянул девушке, в серо-голубых глазах читалось сочувствие и понимание.
- Ступай, дитя, - лечаший врач епископа мягко улыбнулся, подбадривая девушку. – Его Преосвященство получит мое свидетельство немедленно. А эту копию ты можешь с гордостью показать будущему супругу.
Гизела молча присела в книксене и вышла из комнаты. О будущем супруге девушка думала меньше всего, зато ей очень хотелось узнать, кто написал на брата донос и выцарапать этому мерзавцу глаза.

3-й день. Замок Гайервёрт.

Выйдя из кабинета епископа, Гизела огляделась по сторонам, надеясь, что появится хоть кто-нибудь, у кого можно спросить, куда ей идти. Но коридор был пуст. Немного подумав, девушка выбрала лестницу, спускавшуюся вниз – заключённых наверняка держат где-то в подвале.
Гизела осторожно спустилась на один пролёт и увидела щупленького парня в простой одежде, у ног которого стояло ведро со строительным раствором. Встав на колени, он усердно замазывал щель под подоконником.
- Простите, сударь, - Гизела попыталась улыбнуться обернувшемуся к ней юноше. Получилось плохо, но бедняге хватило, чтобы запунцоветь до ушей. – Вы не могли бы мне помочь?
- Да… э-э-э… Чево помочь? – спросил парень, шмыгнув носом.
- Мне нужно повидать арестованного. Куда идти? – спросила Гизела.
- Это… того… щас… - несмотря на смущение, подмастерье довольно толково объяснил куда идти, где свернуть и кого спросить.
Добравшись до подвального этажа, Гизела думала только об одном - как увидеть брата, на страх или удивление у неё уже не хватало сил. Девушка спокойно объяснила тюремщику, кого хочет навестить, сунула в грубую ладонь серебрушку и пошла следом за мужчиной.
Тюремщик остановился перед камерой, открыл окошечко, через которое узнику просовывали еду и позвал:
- Вольф, к тебе пришли!

- Я, - прошептала Гизела, не сводя глаз с побледневшего и осунувшегося лица брата. - Я сама пришла, оставила няню дома и пришла, - Гизела подошла к двери вплотную и положила ладонь на край окошка: может получится прикоснуться, хотя бы на минуту:
- Миль, как ты? - девушка задала вопрос почти одними губами - тюремщик, наверняка, слушает их разговор.

3-й день. Замок Гайервёрт. Подземелье.



- Няню проводила до «Льва и агнца» девушка, и она же сказала мне, что тебя арестовали, - коротко объяснила Гизела, отчаянно кусая губы, чтобы не удариться в слёзы второй раз. Лицо брата дрожало и расплывалось перед глазами,



но слова Михаэля обожгли Гизелу, словно кладбищенская крапива:
- Да, епископ сказал... что мы..., - лихорадочно зашептала девушка, едва не давясь словами, чтобы успеть рассказать всё – вдруг сейчас подойдёт тюремщик и выставит её прочь. – Но это ложь, тебя обязательно отпустят, - про неопровержимое доказательство Гизела говорить не стала. Милю это знать не надо.

3-й день. Замок Гайервёрт. Подземелье.



- Не скажу, - пообещала девушка. – Я постараюсь придумать что-нибудь убедительное для няни. И открою лавку, иначе пойдут разговоры.



- Обязательно выйдешь, - Гизела сжала пальцы, удерживая руку брата. – А доносчика пусть ищут люди Его Преосвященства. Так будет лучше.
Окрик тюремщика застал девушку врасплох: Гизела осталась бы здесь до тех пор, пока Михаэля не выпустят, но она должна была вернуться.



- Я буду тебя ждать, - прошептала Гизела и, бросив последний взгляд на брата, перед тем как тюремщик захлопнул окно, пошла к выходу.

4-й день. Бамберг. Лавка и дом семьи Вольф.

- Ну как же так! – Марта остановилась на пороге, глядя на Гизелу. Сидя за прилавком, девушка уронила голову на руки и спала, разметав по гладкому дереву каштановые пряди.
Няня осторожно прошла к окну, затворила ставни, закрыла на крючок и, повернув ключ в замке, задвинула массивный, тщательно смазанный засов. Потом Марта вернулась к прилавку и тряхнула Гизелу за плечо:
- Вставай, деточка, пойдём домой, никто больше не придёт, на улице пусто, все по домам сидят.
- А? – Гизела пошевелилась, приподняла голову и сонно посмотрела на няню. – Сейчас иду.
За последние два дня она очень изменилась: побледнела, на осунувшемся, потерявшем мягкую округлость, лице резче проступили скулы, а в глубине глаз горел мрачный огонёк. Избалованный домашний котёнок превратился в насторожённую кошку, готовую дать отпор когтями и зубами.
Вернувшись после свидания с Милем, Гизела сочинила какую-то успокоительную ложь для няни, но не была уверена, что Марта поверила. Впрочем, даже если няня и не поверила, то очень хорошо делала вид.
- Пойдем, - мягко повторила Марта. – Поешь и ложись, ты сама на себя не похожа.
- Нет, - поднявшись, Гизела решительно тряхнула головой. – Ложиться не буду. Подожду.
Марта не стала спорить, молча открыла дверь, ведущую в дом.

5-й день, утро. Бамберг. Лавка и дом семьи Вольф.

Подхватив крючок, Гизела осторожно вытянула его из петли и аккуратно, стараясь не стукнуть о стену, отвела в сторону тяжёлую ставню.
Начинался новый день и лавка Вольфов должна была работать, вот только девушка очень сомневалась, что сегодня порог переступит хоть один покупатель: «кому нужны ткани, когда жизни грозит опасность? Правильно, никому».
Даже Марта не пошла как обычно на рынок, а всего лишь купила каравай хлеба и пару булочек в пекарне по соседству, но после этой короткой прогулки в конец улицы, няня вернулась сама не своя и быстрым шёпотом на ухо, рассказала деточке, что вчера был арестован бургомистр. «Конец Света наступает, не иначе!» - заключила Марта.
И, пожалуй, Гизела была с ней согласна: её собственный Конец Света уже наступил – в тот день, когда арестовали Михаэля. Самое ужасное, что она не могла ничего сделать для освобождения брата, хотя была готова украсть, убить, умереть. Но ей оставалось лишь ждать и молиться, и это ощущение беспомощности лежало на душе тяжким грузом.
Правда, кое-что она всё же сделала - вчера, как просил Михаэль, забралась на чердак и, занявшись просмотром бумаг из большого сундука, нашла письмо от их с Милем родной тёти:
«Дорогая сестрица Мария, с печалью в душе сообщаю тебе скорбную весть: два дня назад, наша почтенная матушка скончалась. Кончина её была мирной и благочестивой, как и подобает доброй католичке, жене и матери, исполнившей свой долг.
Перед смертью матушка весьма сожалела о разлуке с тобой, хотя по-прежнему не одобряла твой брак с герром Вольфом, и словесно завещала тебе серебряное шейное распятие, преподнесённое ей нашим отцом в честь помолвки, и серебряный же браслет. Вещи я посылаю вместе с письмом.
Твоя сестра Катарина».
«Жива ли она? - подумала Гизела, отворяя вторую ставню. – Если да, то нам будет куда уехать».

5-й день. Бамберг. Лавка и дом семьи Вольф.



Девушку, вошедшую в лавку, Гизела узнала сразу – та самая блондинка, которая привела Марту в «Лев и агнец».
- Фройляйн Эллеонор, - улыбаться Гизела не пыталась, всё равно получилась бы гримаса. – Не беспокойтесь, няне сейчас лучше, тогда она очень волновалась за меня и Михаэля. Она сейчас на кухне и будет рада, если вы её навестите, тем более с таким хорошеньким малышом. Марта любит детей, - Гизела оглянулась на дверь и невольно понизила голос:
- Когда вернётся Его Преосвященство, Михаэля освободят. Мой брат не совершал ничего из того, в чём его обвиняют.

5-й день. Бамберг. Лавка и дом семьи Вольф.



В карих глазах Гизелы засветилась печальная, почти как у Мадонны на фресках в соборе, нежность:
- Я буду вам очень признательна, фройляйн Эллеонор. Меня вряд ли пустят к брату, тюремщик был не слишком доволен моим визитом, наверное, я мало заплатила. Если бы можно было передать Михаэлю поесть..



- Нет, у соседей дети не пропадали. На прошлой неделе сын владельца гончарной мастерской попытался удрать из дома, но уже у городских ворот его перехватил отец и потом парнишка два дня не мог сидеть.

5-й день. Улицы Бамберга. – Подземелье замка Гайервёрт.

После ухода фройляйн Эллеонор Гизела заметалась по лавке, как птица, пойманная в клетку. Тревога за брата и острое ощущение нависшей над ним опасности, становились всё сильнее с каждой минутой и девушка не выдержала.
Спрятав в корсаже небольшой мешочек с деньгами, Гизела захлопнула ставни, выйдя на крыльцо, заперла дверь лавки и бросилась бежать, благо путь был ей уже знаком: к правому рукаву Регница, потом по наплавному мосту, до островка недалеко от старой ратуши.
Калитку девушке открыл тот же самый привратник, молча пропустил и, увидев в глазах парня, сочувствие, Гизела похолодела от страха, в голове билась одна-единственная мысль: «Что с Милем?!»
Как она добралась до подземелья, Гизела не помнила: перед глазами всё двоилось и расплывалось.
- Два серебряка, - осклабился тюремщик, дыша в лицо девушке тошнотворной смесью луковой похлёбки и нечистого дыхания.
- Если в камеру пустите, - уточнила девушка.
- Пущу, - тюремщик прикусил монеты, протянутые Гизелой, - как не пустить, хоть ночуй.
Но и этого ему показалось мало: проведя Гизелу по тёмному коридору, мужчина открыл дверь камеры ровно настолько, чтобы девушка, заходя внутрь, прижалась к нему. Гизела змейкой проскользнула за дверь, коснувшись тюремщика лишь краем платья. Снаружи послышалось раздосадованное бурчание и смачный плевок, но девушка этого не услышала - упав на колени перед тюфяком, Гизела осторожно коснулась слипшихся от пота тёмных кудрей:
- Миль, не смей… Не оставляй меня…

5-й день. Бамберг. Подземелье замка Гайервёрт.



- Нет, Миль, не снюсь, это я, - так же тихо ответила Гизела, едва сдерживая слёзы.



- Не двигайся, пожалуйста, - на спину брата девушка не могла даже смотреть. - Я пришла сама, должна была тебя увидеть. Обещаю, я что-нибудь придумаю. Ты здесь не останешься, - тёплая ладонь скользнула с волос на висок Михаэля, потом на щёку и нежно погладила.



- Но ты выдержал... потому что невиновен, - Гизела улыбнулась, пытаясь приободрить брата, и стёрла слезинку с его щеки. - Нет, молчи, не надо ничего говорить, тебе и так трудно. Я вытащу тебя отсюда: знать бы только кому заплатить - наверное, палачу?