Карта ролевой игры "Святая жатва"

Бамберг. Дом и лавка семьи Вольф.

- Спасибо, няня, всё было очень вкусно, - Гизела обняла нянюшку за плечи и чмокнула в щёку.
- Нет и нет, деточка, - Марта взмахнула полотенцем, не поддаваясь на попытку задобрить. – Садись и ешь.
- Няня, я же не рождественский гусь, чтобы меня откармливать, - улыбнулась Гизела.
- Какой гусь! Да воробей и то больше тебя ест, посмотри в зеркало – одни глаза остались! - искренне возмутилась Марта. – Что я Михелю скажу, когда он приедет? Что ты себя голодом моришь?
- Няня, мне пора, вдруг уже покупатели пришли, - Гизела подхватила булочку с блюда и только её и видели – лишь метнулась вслед за хозяйкой толстая каштановая коса да мелькнул в дверях подол коричневого платья.
- Замок в лесу глухом стоит,*
Сто лет принцесса в замке спит.
Сковано сном всё кругом:
Латник и конь,
Повар и огонь,
Муха застыла под потолком.

Рыцарь с коня у чащи слез,
Рубит мечом колючий лес,
Башен достиг вековых,
Мост миновал,
Вот входит в зал,
Спящую деву поцеловал…
Негромко мурлыча под нос песенку, Гизела повернула ключ в замке, пройдя через лавку, распахнула ставни на двух небольших окнах – пусть покупатели видят, что лавка Вольфа уже открыта и встала за прилавок. Опустив ладони на гладкую доску, отполированную множеством прикосновений, девушка вздохнула: всё-таки это место брата, не её. Но не нанимать же стороннего человека, если она сама может справиться. Скорей бы Миль вернулся!

*Немецкая народная песня «Спящая красавица».

Бамберг. Дом и лавка семьи Вольф.

- Ваш заказ, госпожа Фредерика, - Гизела обернулась к полке, сняла три свёртка и, не спеша, один за другим, выложила их на прилавок: белый атлас, лиловый шёлк, голландское кружево.
- Какая красота! - дочка бургомистра коснулась шёлка, любуясь едва заметными переливами, потом небрежно бросила на прилавок звякнувший мешочек и повелительно кивнула дородной румяной служанке. – Что стоишь, возьми, да смотри, неси аккуратней.
Потом чуть склонила причёсанную по последней французской моде головку и, вертя в пальцах отороченный кружевом батистовый платочек, вкрадчиво спросила:
- А что это герра Михаэля не видно? Неужели заболел?
- Нет, госпожа Фредерика, - Гизела улыбнулась, распустила завязки мешочка и пересчитала монеты, скрывая поднявшуюся в душе злость на эту холёную разодетую красавицу, - брат уехал за товаром, должен скоро вернуться.
- Какая жалость, - пропела Фредерика. – Он очень хорошо знает мой вкус, и надеюсь, привезёт не менее красивые ткани.
- Конечно, госпожа Фредерика, вы и ваша почтенная матушка первыми узнаете о новом товаре.
Разом потеряв интерес к дальнейшему разговору, госпожа Фредерика вышла из лавки. Когда за дочкой бургомистра закрылась дверь, Гизела почти упала на небольшую, обтянутую потёртой тканью, скамеечку и уронила голову на скрещенные на прилавке руки: «Герра Михаэля ей подавай, надо же, не поленилась, сама пришла. Миль, братик, ради всего святого, не наделай глупостей!»
Конечно, теперь в лавку заходило куда больше незамужних девиц, строивших брату глазки, но насколько Гизела знала, ни с одной дальше комплиментов у Михаэля не заходило. А в сторону бургомистровой дочки ему и глядеть не следовало - от греха.
- Доброго дня, Гизела.
Девушка вздрогнула и выпрямилась - надо же, чуть покупателя не прозевала:
- И тебе, Юрген. Что показать, может ленту выберешь для Хелены? Твоей сестре в прошлый раз вот эта очень понравилась, - Гизела ловко пропустила между пальцами тонкую нежно-голубую полоску.
- Нет, я по другому делу. Это… вот… - единственный сын и наследник почтенного пивовара Герберта Хольца, разодетый в пух и прах, покраснел и, вынув руки из-за спины, положил перед Гизелой большой, облитый глазурью, пряник в форме сердечка. – Тебе. На праздник пойдёшь?
- Спасибо, Юрген, - Гизела улыбнулась, блеснув зубками и бросив на парня лукавый взгляд из-под тени ресниц, но сразу стала серьёзной. – Ещё не знаю, как Марта будет себя чувствовать. Ей в последнее время по вечерам неможется. Одна не пойду.
- Вот, значит, как, - нахмурился Юрген. - Но я тебя всё равно ждать буду. И вот что: в вашу голубятню, вроде голубь прилетел, как раз когда я на крыльцо поднялся, - последние слова Юрген договаривал уже в спину вылетевшей из лавки девушке. Парень тяжело вздохнул и, выйдя следом за Гизелой, побрёл вниз по улице, понимая, что на праздник девушка, наверно, придёт с братом, который будет её стеречь, как цепной пёс.
Гизела, приставив лестницу, мигом взлетела по ступенькам в голубятню и на руку девушке тотчас вспорхнул жадно клевавший зерно сизый голубь - к лапке посланца был прикреплён кусочек берёсты. Девушка прочитала нацарапанные стилом слова и, засветившись от счастья, спустилась обратно во двор:
- Няня, Миль возвращается!

Бамберг. Дом и лавка семьи Вольф.

- Дето…, - хлопнула дверь и пожилая женщина растерянно опустилась на скамью, сжимая в руках шаль. – …чка, разве можно так, не лето ведь…
Но Гизела уже не слышала обеспокоенного голоса няни. Оказавшись на крыльце, девушка чутко прислушивалась к звукам, доносящимся с улицы: не застучат ли копыта и колёса?
Нет, ничего, только с соседнего двора доносился виноватый бубнёж, прерываемый сердитым женским голосом: господин Мюллер с чего-то перебрал в трактире и пытался оправдаться перед женой. Но фрау Анна стояла насмерть и впускать блудного супруга в дом не спешила. «Да чтоб тебе это пиво поперёк глотки встало!» - на особо прочувствованный вопль, исходящий из глубин души почтенной фрау, заливистым лаем откликнулись сразу два пса.
- Бэр, угомонись! – пристрожила любимца Гизела, но почти сразу села на верхнюю ступеньку и ласково погладила лобастую голову, могучий пёс довольно вздохнул и прошёлся горячим шершавым языком по щеке хозяйки, слизнув непрошенную слезинку.
Девушка невольно вздрогнула и, прикусив губу, покосилась на голубятню: сизый гонец, безмятежно клюющий зерно внутри, даже не подозревал, какой переполох поднял в доме своим прилётом.
После того, как почти одновременно умерли родители и Михаэль взял в руки наследную торговлю тканями, каждая его поездка по делам оборачивалась для Гизелы беспокойным сном, ежедневной молитвой о плавающих и путешествующих, и глухой тоской. Но последние часы ожидания становились самой настоящей пыткой: «ведь всё уже готово – и ужин, и вода для мытья, и чистая одежда. Миль, где ты?»
Осторожно открылась дверь – плечи и спину девушки укрыло мягкое тепло шали, а волос коснулась шершавая рука с проступающими синими венами:
- Пойдём в дом, деточка, замёрзнешь, - не беспокоиться за свою крошку Марта не могла. Гизела ещё раз прислушалась и послушно вошла в дом. - Иди к себе, а я тебе молочка согрею с мёдом, чтоб ты не простыла, - легонько подтолкнув деточку к лестнице, Марта прошла на кухню. Но когда женщина поднялась наверх, девушка стояла у окна, на шаги не обернулась, пристально всматриваясь во что-то внизу, и тут же вылетела из комнаты.
Жалобно заскрипели ступеньки, звучно хлопнула дверь, ударившись о стену, и Гизела повисла на шее у брата, едва успевшего слезть с облучка:
- Миль!! Вернулся… наконец-то!!

Бамберг. Дом семьи Вольф.

Убедившись, что любимое лакомство Миля – пряничный домик – стоит посреди стола и не заметить его просто невозможно, Гизела поднялась наверх, в комнату брата. Стопка чистой одежды была аккуратно сложена в изголовье кровати. Девушка присела на край, поднеся рубашку к лицу, вдохнула едва уловимый запах трав, исходящий от ткани: «Рубашка… Миль… Не смей, даже не думай!» - и уткнулась лицом в подушку. Рубашка упала ей на колени.
Тёмные вьющиеся пряди, полускрывшие лицо… срывающиеся с волос капли воды, падающие на плечи… скользящие вниз, прочерчивавшие на смуглой коже влажные дорожки – по груди, по животу и ниже…
Гизела рывком села, прижав ладони к пылающим щекам - сердце бешено колотилось, а внизу живота снова появилось тянущее, почти до боли, ощущение: «Как я ему утром в глаза посмотрю!» - при этой мысли девушке захотелось провалиться сквозь пол прямо в лавку и дальше под землю.
Но перед глазами, как наяву, встало недавнее прошлое.
«Какой тут замуж!» - усмехнулась Гизела, вспоминая любимую фразу няни. – «Да если я к мужу уйду, - девушка от души стукнула кулачком, взбивая перо, - что Миль делать будет? Прислугу нанимать дорого выйдет. Если ему жениться…» - наивной дурочкой Гизела не была и прекрасно понимала, что половина, а то и больше, её так называемых «подруг» является к ним в дом только для того, чтобы покрутиться у Михаэля перед глазами. Но вот огорчение – завидный жених шарахался от девиц на выданье, как нечистый от святой воды.
Подхватив пару подушек, день – тёплый, безветреный - выдался на удивление хорош для ранней весны, грех таким не воспользоваться, девушка открыла дверь чёрного хода, остановилась, подняв лицо к солнцу, плавно клонящемуся к закату, и зажмурилась, наслаждаясь нечаянной лаской светила. Потом вздохнула, посмотрела под ноги: «Порог надо бы поправить, доска нехорошо просела. Я-то перешагну, а Марта запнётся», и войдя в дом, закрыла дверь на засов.
Узенькая лестница, ведущая на второй этаж, не заскрипела под лёгкими шагами - девушка прислушалась: из её комнаты доносилась воркотня Марты, и едва заметно поморщившись - снова выслушивать няню ей не хотелось – прошла дальше. Открыла дверь комнаты брата и, чуть не уронила подушку: на кровати светлым пятном раскинулась чистая рубашка.
- Прямо как маленький, мыться пошёл, а рубашку забыл, - фыркнула Гизела, проходя внутрь. – Хорошо, что штаны взял.
Пристроила подушки в изголовье, сведя брови: «Миль, что, мышь в тюфяке ловил?», поправила сбитое шерстяное покрывало, аккуратно свернув рубашку, окинула комнату внимательным взглядом, не забыл ли брат ещё чего-нибудь, и вышла.
Обратно вниз, Гизела не прошла – пролетела: поймай её няня, не миновать наставлений и привычного: «Вот в моё время…».
«…небо было выше, трава зеленее, хлеб вкуснее…, - продолжила девушка. – Наверное, когда мне будет столько лет, сколько Марте сейчас, я тоже буду так думать», - и передёрнула плечами, даже не представляя себя старушкой.
Задумавшись, Гизела не заметила, как толкнула дверь и оказалась в кухне: нагреть воду и наполнить бадью там, было проще, чем тащить всё нужное для мытья наверх, в спальню.
- Миль, ты… - девушка вскинула глаза и потеряла дар речи, залившись алым румянцем до корней волос.

Бамберг. Дом семьи Вольф.



- Извини, - подхватив рубашку, Гизела мгновенно вскочила, пламенея щеками. – Я… задумалась, - подняв стопку одежды, сунула её в руки брату и поспешно отступила на шаг. – Ты после обеда отдохнуть ляжешь или на праздник сходим?
На самом деле на праздник девушке совсем не хотелось: она бы с удовольствием побыла вдвоём с Милем, помогла ему разобрать и записать товар или просто посидела рядом. Но литургию пропускать не стоило: тем более, что после возвращения брата из путешествия непременно надо было заказать благодарственную службу.
«И, - Гизела усмехнулась про себя, - на праздник принарядиться не то, что можно, даже нужно. А уж если прийти в том наряде, что Миль из прошлой поездки привёз, так и бургомистровой дочке, пожалуй, нос утереть получится».
- Миль… - осторожно позвала девушка, брат, кажется её совсем не слышал и смотрел так… так… - Вымоешься, поешь, тогда и решишь, - проскользнув мимо Михеля, Гизела вышла из комнаты и едва не столкнулась с Мартой.
- Ну где он там, вода ж стынет, - привычно проворчала няня.
- Сейчас придёт, за бельём зашёл, - Гизела улыбнулась: не дай бог, Марта что-то заметит, пытать начнёт не хуже инквизитора. – Я пока к себе пойду, к ужину выйду.
- И правильно, - кивнула Марта.
Войдя в свою комнату, Гизела остановилась у порога и прислонилась спиной к двери:
- Per signum crucis de*
inimicis nostris libera
nos, Deus noster.
In nomine Patris,
et Filii,
et Spiritus Sancti.
Amen, - прошептав молитву, девушка перекрестилась. Но привычного успокоения не обрела - грешные помыслы отнюдь не исчезли.

*Через крестное
знамение
от врагов наших
освободи
нас, Господь наш.
Во имя Отца,
Сына,
и Святого духа.
Аминь.

Бамберг. Дом семьи Вольф.

Похлёбка удалась на славу – густая, наваристая, ароматная. Свежая зелень, плававшая сверху, была сюрпризом: Гизела загодя высадила в горшки на окне петрушку, лук, кое-какие пряные травки и теперь могла баловать домашних напоминанием о лете. Как кормят в трактирах, девушка знала – в иной зайдёшь и можно поверить, что вместо птицы или рыбы в котле пропавший постоялец плавает – но теперь-то Миль дома, пусть поест как следует.
В опустевшую тарелку брата – свою Гизела ещё только наполовину одолела – девушка щедро налила добавки. И наморщила носик, услышав замечание Марты: чего им, добрым католикам, бояться. Но промолчала, не желая спорить с няней, а отломила себе кусочек стенки от домика. Захрустела пряником, улыбнулась – хорошо получился! – и замерла, почувствовав прикосновение: брат вдруг решил вспомнить детскую проделку, но они-то уже не дети.
Надо было его отпихнуть и броситься прочь, но Гизела поступила наоборот: наклонилась навстречу и осторожно, едва-едва, коснулась губами его губ. Отнюдь не по-сестрински.

Бамберг. Дом семьи Вольф.

Тихонько шуршало перо, на лист ложились ровные чёткие строчки: Гизела вспомнила, как отец частенько говорил, что дочке запросто можно было стать писцом и всегда диктовал ей письма к друзьям и компаньонам, и почти неслышно вздохнула.
Девушка привычно делала знакомое дело, разнося новый товар по графам: «сукно английское, красно-коричневого цвета, отрез длиною и шириною равен…, куплен за…».
В сторону бархата и шёлка Гизела старалась даже не смотреть – такая ткань им не по карману и не по положению, - но яркие, сочные цвета, притягивали взгляд словно пригоршня драгоценных камней, высыпанных на прилавок.
Гизела полюбовалась на аккуратно выведенную итоговую цифру - надо будет ещё посчитать, по какой цене выставлять новый товар на продажу – вернула перо в чернильницу и присыпала лист песком. Потом вытащила из-под прилавка книгу продаж и заказов:
- Миль, я вчера общий итог вывела, а товар который кончился, или которого не было, но спрашивали, отдельно выписала – кому и сколько надо. Вот, - девушка открыла том на нужной странице, передвинула его ближе к брату и...



- Ой, - Гизела растеряла всё слова, а руки сами потянулись к нежно-зелёному чуду, которое брат достал из сундука - в таком наряде она будет выглядеть Майской королевой или королевой эльфов. – Но, Миль, - Гизела посмотрела на брата: первым побуждением было сказать, что не стоило тратить столько денег, однако, она промолчала. Нельзя так – брат ведь подарок покупал от всего сердца. – Для свадьбы не только платье нужно, а ещё и жених, - девушка улыбнулась, стараясь не показать, что упоминание о браке совсем её не радует. – Его ты тоже в сундуке привёз?

Бамберг. Дом семьи Вольф.

Гизела откинула одеяло, спустила ноги на бурую медвежью шкуру, вольготно раскинувшуюся на половину комнаты – подарок брата, привезённый из предыдущей поездки за товаром - и, не зажигая свечи, прошла к двери. Чуть-чуть приоткрыла и прислушалась: ступеньки лестницы возмущённо заскрипели, послышалось приглушённое ругательство, - похоже, кое-кто чуть не поздоровался в темноте с входным косяком – а следом, шорох и стук закрывшейся двери.
«Пришёл и слава богу!» - глава семейства Мюллер был человеком прижимистым, а потому, самое большее, что у них в гостях мог позволить себе Михаэль – пару-тройку кружек пива под домашние колбаски.
Девушка вернулась в кровать, но сон не шёл, да ещё и в комнате вдруг стало заметно холоднее.
- Ап-пчхи! – Гизела повернулась на бок и мрачно уставилась в стену, затянутую вышитой занавесью ещё матушкиной работы, мысленно ругая себя на все лады: «Курица бестолковая, ведь с утра знала, что с печью неладно, хотела Милю сказать, а потом из головы вылетело». - Ап-пчхи! – чихнув второй раз, Гизела осторожно поднялась и, стянув с кровати одеяло: «Пойду в спальню родителей, там хоть дыма не будет!», закуталась в плотную ткань на манер плаща. Подойдя, осторожно открыла дверь и вышла, но отойдя от порога на шаг, едва не налетела на брата. И не дожидаясь вполне понятного вопроса: «Куда это ты собралась?», коротко объяснила, старательно глядя в пол:
- У меня дымом пахнет, что-то с печью, - потом, всё так же не поднимая глаз, передвинулась в сторону родительской спальни. - Апчхи!

Бамберг. Дом семьи Вольф.

- Тебе нравится, няня? – Гизела осторожно провела ладонью по искусной вышивке, почти целиком покрывавшей юбку.
- Совсем Михель тебя избаловал, такой наряд королевне впору, да и всё остальное - Марта, поджав губы, кивнула на открытую резную шкатулочку, в которой весело поблёскивали нитки бус, шпильки для волос, несколько колечек и другие девичьи мелочи.
- Так ему и некого больше баловать, - девушка протянула руку и, взяв гребень, погрузила его в перекинутую со спины на грудь волну каштановых волос. Гладкие зубья то скрывались в густых прядях, то показывались вновь, словно корабль, плывущий по волнам. Хотелось показаться Милю именно так – косу она ещё успеет заплести!
- Надо, чтобы было! – отрезала Марта, садясь на любимого конька. - Жену ему надо хорошую, добрую и красивую, чтобы в пару была. А потом, - женщина умилённо улыбнулась, - и детки появятся.
Да и тебе давно уж замуж пора, деточка. Ты уже троих детей могла бы родить. Кого ждёшь? Рыцаря в доспехах? Так дерево надо рубить по себе. В муже что главное быть должно, - в голосе Марты появились поучающие ноты, - чтобы работал усердно, да деньги зря – на пиво и кости – не тратил, а в дом нёс.
«Миль, где ты?! - про себя воззвала Гизела. – Вернись, пожалуйста, побыстрее!»
Брата она не видела с утра – после завтрака Миль ушёл в лавку и засел там безвылазно.
«Неужели из-за того, что я ночью к нему прижалась? Но я ведь ничего такого не хотела – просто замёрзла…».

Бамберг. Дом семьи Вольф.



- Спасибо, - девушка наклонила голову и на мгновение прижалась щекой к ладони брата. Косу она уже заплела и уложила короной. – Только поторопись, а то опоздаем на проповедь и потом получим внушение от духовника. Всё-таки сам епископ будет проводить литургию. И благодарственный молебен тоже надо заказать, - карие глаза Гизелы стали бархатно-беззащитными, как у лани. – Миль, пожалуйста, хотя бы в этом месяце больше никуда не езди. На базаре только и говорят, что на дорогах неспокойно, что разбойников стало много. Я боюсь за тебя.

Бамберг, по дороге к Собору.

Сегодня Бамберг сильнее чем обычно напоминал большой муравейник. Улицы были заполнены пешими и конными людьми и Гизела даже опасалась, что они могут опоздать на литургию. Да и на пути слишком часто попадались девушки – как знакомые, так и незнакомые – которые просто не могли не состроить глазки Михаэлю. И Гизела честно призналась самой себе, что её это злит.
Поймав задумчивый взгляд брата, устремлённый на Анну-Марию Бекер, прошедшую мимо вместе со старшей сестрой, девушка вдруг испытала острое желание проредить белокурые локоны дочки булочника, но вместо этого задорно улыбнулась троице молодых парней, тем более, что одним из них был Юрген Хольц. И даже не сразу обернулась на голос брата.



- Архив? – переспросила Гизела. – Но ведь самые важные документы отец хранил в шкафу в спальне. И ключ отдал тебе. Разве ещё что-то было? Ай! – носок туфельки девушки угодил в щель между двумя булыжниками. Гизела качнулась вперёд, не удержав равновесие, и рискуя упасть на мостовую плашмя.

Бамберг, по дороге в Собор



Миль был прав. Ни отец, ни мать никогда не рассказывали им о родственниках, но почему-то девушке казалось, что сиротами родители не были. Может просто не поладили с роднёй? Гизела думала о том, чтобы поискать письма после смерти родителей, но горе и повседневные заботы оттеснили эту мысль.
- Хорошо, я займусь, - пообещала девушка, едва не упала, но была вовремя подхвачена сильными руками брата и прижалась к нему испуганным котёнком.


- Извини, - гораздо больше, чем опасность попасть под колёса, Гизелу напугала вспышка ярости. Миль никогда раньше не повышал на неё голос, но девушка поняла, что за злостью кроется страх, страх потерять её. И брат подтвердил это:



Гизела, не заметив оторопело застывшего в двух шагах от них Юргена Хольца, приподнялась на цыпочки и, обняв брата за шею, прижалась щекой к его плечу:
- Ты меня никогда не потеряешь, я всегда буду рядом, что бы ни случилось. Обещаю, - потом отстранилась:
- Пойдём, а то нам даже мест сзади не достанется. Сегодня в соборе, наверное, весь Бамберг соберётся.

Бамберг. Собор и соборная площадь.

Гизела постаралась сосредоточиться на проповеди, отогнав прочь все посторонние мысли.
Но, ощутив прикосновение брата при словах епископа: «Живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное», девушка больше не могла или не хотела обманывать саму себя. Её любовь уже отдана – тому, с кем она никогда не сможет быть вместе. Жить в любви она хотела только с ним, но это невозможно, и ей придётся выйти замуж. Все равно за кого – хоть за Юргена Хольца, хоть за дорожный столб. Гизела в ответ едва заметно приподняла ладонь, прижимая свою руку к руке Михаэля и замерла, стараясь удержать мгновение дозволенной близости.
Когда епископ завершил проповедь, девушка поднялась со скамьи чуть раньше брата: Гизела собиралась ненадолго задержаться, чтобы поговорить с духовником о благодарственном молебне за возвращение путешествующего. Но, когда девушка была уже буквально в двух шагах от отца Эберхарда, с соседней скамьи, радуясь окончанию службы, ринулась целая ватага подмастерьев. Дюжие парни невольно увлекли Гизелу за собой – она не успела и пискнуть, как очутилась на улице и только и смогла, что уцепиться за прилавок торговца образками, статуэтками святых и прочими церковными товарами. Но это всё же лучше, чем если бы ей измяли платье или, упаси боже, сбили с ног. Топерь бы найти Миля и няню.

Бамберг. Соборная площадь.

Отцепиться от прилавка Гизела смогла далеко не сразу: ноги дрожали, как у только что родившегося жеребёнка. Владелец лавки - сухонький старичок с лицом, похожим на печёное яблоко, и аккуратной бородкой, - посмотрел на неё с сочувствием:
- Как же тебя, фройляйн, угораздило к этим остолопам попасть? Зайди, посиди, передохни. Могу водички дать попить.
- Большое спасибо, герр, - Гизела улыбнулась старику. – Мне бы няню найти, она волноваться станет.
Честно говоря, найти сейчас Марту или Миля было также вероятно, как искать иголку в стогу сена. Но на этот случай у Вольфов имелась давняя договорённость – если кто-то из них потеряется на площади, то встречается семья в трактире «Лев и агнец», который держал давний друг покойного герра Вольфа – Иоганн Малер. Приличное, чистое заведение, прославившееся если не на весь Бамберг, то на половину города точно, тминными крендельками, рецепт приготовления которых супруга трактирщика, фрау Берта, хранила строже, чем бургомистр – городскую казну.
Идти было недалеко – всего-то на соседнюю улицу – и отойдя от лавки, Гизела осторожно пошла вниз по улице, надеясь, что брат и няня уже ждут её.

Бамберг. Трактир «Лев и агнец».

Гизелу герр Иоганн, плотный и добродушный усач, встретил как родную. Лично усадил за свободный столик, поближе к стойке – присмотреть, пока Михаэль не подойдет, мало ли – а пышнотелая служанка почти сразу принесла миску знаменитых крендельков и кружку молока.
Кусок в горло не лез, но чтобы не обижать хозяина, девушка взяла ещё тёплый кренделёк, разломила пополам, а откусить не успела, услышав чуть надтреснутый голос Марты:
- Гизела! Девочка моя!
- Няня, - Гизела поднялась навстречу, удивлённо глядя на красивую блондинку, которая пришла вместе с Мартой, - а где Михаэль? Ты его тоже потеряла.
- Ох, деточка, - Марта опустилась на скамью, - он… его…
Гизела подвинула няне свою кружку и, дождавшись, когда старушка отпила глоток, посмотрела на её спутницу:
- Простите, фройляйн, может вы сможете мне рассказать, что случилось и где мой брат?