Карта ролевой игры "Святая жатва"

Вальсдорф

Человеку недаром дано два уха и только один рот – больше слушай и меньше говори.
Ансельм готов был повторять это каждому, кто согласился бы брать уроки житейской мудрости у наемника, заработавшего эту самую мудрость кровью, потом, поломанными идеалами и испорченными ожиданиями. Но кому это вообще нужно? Молодежь, как всегда, плевать на всех хотела и любит наступать на свои же грабли. Более зрелые люди считают, что общаться с таким, как Раух – все равно, что звать черта в гости.
Он привык к сопровождающему его страху и недоверию, как привыкают осенью к темным вечерам, дождям и слякотным тропам, врагам даже самой прочной обуви.
По одной такой тропе он вчера пришел в Вальсдорф, очередную мелкую деревеньку с хмурыми местными жителями и такими же неприветливыми домишками за крепко запертыми воротами. Нашел сговорчивую бабенку-вдову, жаждавшую мужской ласки, предложил ублажить ее ночью хорошенько в обмен на теплую постель и возможность высушить сапоги и плащ. Ужин, однако, оплатил сразу и щедро. Пышногрудая вдовушка облизнулась на монеты и убежала готовить так кстати попавшему в ее сети незнакомцу обильный ужин: рыбу, овощную похлебку и клецки с подливкой.
Раух спокойно вошел в дом, подсел к очагу, разложил снятые вещи и, протянув руки к огню, долго думал. Его размышления прервала вернувшаяся толстушка, назвавшаяся Марией.
Ужин, как и ночь, были ожидаемо горячими и вкусными. И подняли ему настроение. Так же, как и спокойный сон до позднего утра и последовавший отличный завтрак, поданный уже бесплатно. И с сетованиями: «Ой, как без мужика-то в доме худо, добрый господин… А вы, может, останетесь на денек-другой? А то здесь пустовато… И вообще погода плохая». Вдобавок взгляды из-под белесых ресниц, пожимания пухлыми плечиками и надувание пухлых губок с маленькой родинкой слева.
Ансельм понял, что пора бы и честь знать. Когда женщина заводит такие речи, это означает, что нормальному мужчине пора уносить ноги в любом подходящем направлении, и как можно быстрее. Что он и сделал, вежливо попрощавшись и для приличия чмокнув Марию в обе щечки, испачканные съеденным ею с утра творогом.

На еврейском кладбище было пусто и тихо. Ансельм с детства не боялся мертвых, как другие. А что их бояться, если живые куда опаснее и злее?
Он свернул сюда случайно, но решил пока побыть у старых надгробий, под дубом. И снова обдумать все те вопросы, что начали волновать с недавнего времени даже такого циника, как он.
Смерть, например. Его смерть.
Если Рауха заберет темный ангел и направит на предварительный божий суд, что отвечать?
«Любил ли ты, Ансельм, Меня превыше всего?»
«Нет, Господи. Грешен»
«Любил ли ты ближних, как самого себя?»
«Это вряд ли, Господи. Те еще твари мои ближние. Жду от них только плохого»
«И ты ни разу не навестил никого из них в тюрьме, не накормил, не утешил, не одел?»
«Хм, Господи. Как они ко мне, так и я к ним, видишь ли, когда я сидел в тюрьме и грыз решетку от голода и тоски, ни одна сволочь так ко мне и не подошла с куском хлеба, глотком шнапса и теплой рубашкой. Поэтому – нет, извини, никого не приветил по твоему завету»
«И чего же ты, раб божий, теперь от Меня ждешь? Милости? А направлю-ка я тебя, пожалуй, в теплое местечко. Посиди там до окончательного Суда»
Дойдя до этого места в размышлениях, Раух передернул плечами и поежился.
Да уж, грядущая участь была яснее ясного. Даже вот эти похороненные здесь иудеи и те имели больше шансов на светлые кущи с виноградными напитками. Что там – копавший неподалеку очередную могилку служитель, старый пьянчуга по кличке Шнырь, и тот весил на небесных весах побольше Ансельма.
Последние годы Раух провел совсем не по-божески, это верно. Работал охранником зажиточных бюргеров и мелких помещиков, иногда князей не самых высоких родов, сопровождал их в поездки по опасным дорогам. Иногда его вызывали решать пограничные споры, где хозяевам земель требовались крепкие кулаки и такие же крепкие, разумные головы. Порой Рауха привлекали к розыску подозреваемых в преступлениях против Церкви.
Недавно к нему обратился кое-кто, много слышавший о способностях ухватистого наемника по прозвищу Сын серафимов. Посланник Ордена Креста, побери его холера. И начал прощупывать почву, задавать каверзные вопросы о том, о сем. Верит ли Раух сильно в заветы божьи, способен ли жизнь ради них положить, способен ли пойти на все ради Матери Церкви… А после расспросов – или допросов? – предложил сделать одно дельце.
Рыцарей, как и князей, будь то сам князь-епископ Бамбергский, Раух особенно не любил. Потому что все они так и норовили свою силу и власть применить не по назначению и сделать его жизнь еще более сложной. А куда сложнее, и так каждый заказ дается тяжко.
Заныло правое плечо, напоминая, как и всегда в сырую погоду, о когда-то прошившей его стреле. Много на нем шрамов. Чересчур много. И каждый скрывал рану, которая могла стать смертельной.
Нет, о смерти рановато думать пока. А вот о теплом домике с участком земли стоило бы поразмышлять - время идет, он моложе не становится. Хоть в его роду все отличались железным здоровьем и доживали не менее чем до пятидесяти лет, однако образ жизни с воза не скинешь.
Деньги. В конечном счете – он лениво пригладил растрепавшиеся волосы – все сводится к деньгам. Власть золота с серебром. Гульдены, талеры, шиллинги, крейцеры. То, ради чего люди рвут себе жилы от рождения и до самой кончины.
Шнырь закончил копать и пошел с лопатой через плечо и мешком к выходу с кладбища. Проходя рядом, бросил ему:
- Эй, выпить не хочешь со мной? Расскажу тебе историйку про Людвигу, женку нашего мельника Мартина. Ух и жгучая бабенка, а слухи-то про нее ходят какие странные… Еще про оружейника Фридриха Майера и его рыжую доченьку Адалинду могу порассказать. Ей палец в рот не клади, мужика обскачет. И про Делайлу из аптеки, болтают, что совсем не священника она дитя, а подкидыш лесной.
Болтливый старый дурак. Слово «болтливый» имело решающее значение. Неплохо собрать как можно больше сведений о том, что происходит в окрестностях Бамберга, на всякий случай.
- А как же, - Ансельм Раух изобразил обаятельную улыбку. Его глаза оставались точно такими же холодными и внимательными. Рядом закружили желтые листья, он машинально отмахнулся и снова накинул капюшон на темные с проседью волосы – дождь накрапывал. – Идем, идем. Выпьем пива либо шнапса сколько захочешь, дружок, угощаю.
Приглашающий жест. Могильщик замотал нечесаной башкой, рыгнул, утер седые длинные усы грязной рукой и двинулся вперед.
Гость Вальсдорфа пристроился сзади. Не любил он чувствовать кого-то за собственной спиной.
Надо бы все раскинуть и понять, отчего Орден так интересуется прошлым Сына серафимов. Не ради сиюминутной цели. Ради чего-то другого. Но чего именно? Не может быть, чтобы церковники все знали о…
Самайн. И на душе тяжело и уныло. Много, очень много эпизодов, покрытых паутиной и плесенью, всплывало в его памяти. Двадцать семь лет прошло. Как один миг.
- Отец! Мама! Пустите их, пустите…
Ансельм Раух тряхнул головой и ускорил шаг.
Дождь усиливался.

По пути к домику Шныря они зашли за парой бутылок в лавку. Ансельм расплатился, и могильщик расплылся в улыбке, открывшей его черные зубы.
- Вот уж повезло, так повезло, - бормотал пьянчуга, бредя рядом с Раухом и почесывая отвислый зад в таких же отвислых штанах. - Идемте.
Наемник внимательно смотрел вокруг. На первый взгляд Вальсдорф был заурядной деревенькой. А вот на второй и на третий... Натренированный взгляд Рауха то и дело ловил какие-то отличия.
Вон петух проковылял мимо. Черный, с красным большим гребнем. А птицу такого цвета обычно крестьяне в домах не держат. Опасаются.
А вон на том углу стоит маленькое патлатое чучелко, призванное отгонять нечисть от посаженных в палисаде цветов. И оно тут не одно - там и сям красуются такие же фигурки, блестят вшитые в тряпичные головы глазки-стеклышки, и от их безжизненных взоров даже ему отчего-то становится не по себе.
Но это все мелочи. А вот атмосфера в деревне гнетущая, и с каждым часом это ощущение становится сильнее.
Слишком угрюмы встречные люди, слишком часто они отводят глаза от незнакомца и торопливо пробегают дальше.
- Зажрались, - захрипел рядом Шнырь, - все тут у нас зажрались, добрый господин, скажу я вам. Давненько не бывало тут инквизиции, никого из проклятых баб к рукам не прибирали. Распустились вконец! Я вам еще забыл шепнуть об Авианне, вдове-блуднице. К ней в постель уж сколько мужиков прыгнуло, ни один не уцелел. С ума всех сводит, поверите?
- Отчего не поверить, - согласился наемник, усмехнувшись слегка. - Очень даже поверю.
В домике они расположились свободно. Шнырь сразу вцепился обеими руками в бутылку и прижал ее к сердцу, как ребенка.
Пил он без остановки, а Раух делал вид, что пьет.
Пока могильщик выбалтывал все местные сплетни, Ансельм размышлял, куда бы направиться потом.
К оружейнику и его загадочной дочери? По годам она еще совсем девочка, но и младше ее, бывало, всходили на костер.
Или к вдове, прозванной за смерти мужей "черной"?
А может, навестить аптекаршу, чьи настои чуть не мертвых с одра подымают?
Да, еще же мельничиха, которую Шнырь, как божится уже полчаса, лично видел летающей на метле прошлым полнолунием.
Богат, ох как богат оказался с виду скромный Вальсдорф на роковых женщин.
Прямо хоть монетку кидай.

Едва голова Шныря упала на стол и он захрапел, Раух поставил свою недопитую кружку. Вещи, пожалуй, можно бы отнести в другую комнатенку, тем более сам хозяин только что пустил слезу и гостеприимно предложил оставаться хоть навеки здесь.
Навеки - это вряд ли, но на время можно сделать дом могильщика местом отдыха. Стоит на отшибе, чужие здесь не бывают, так как занятие Шныря отвращает от него любопытных. Удобно.
Ансельм проверил оба кинжала, пистоль и намотанную на левое запястье удавку-цепь. Земное оружие в порядке, небесное - вода и крест - тоже.
Он решил положиться на случай, или на высшие силы.
"Святые серафимы, помогите выполнить то, что нужно".

На площади шла торговля. Это не большая бамбергская ярмарка, но товаров было, к его удивлению, немало. И попадались даже хорошего качества.
- Почем эта сапожная мазь, любезный? - он остановился у прилавка пожилого крестьянина с черной бородой и надменно поджатыми губами. Тот сверкнул на чужака темными глазками и сделал вид, что в упор не замечает обращения. Не понравились сразу друг другу, что ж, бывает.
Ансельм уже без лишних слов позвенел краем шиллинга о прилавок. И торговец сразу отмер и улыбнулся. Зубы у него, как мысленно отметил Раух, тоже чистотой не блистали.
- Ах эта мазь? Да сущие пустяки, господин хороший, как раз шиллинг и стоит.
Ансельм отвел руку с монетой, к которой уже тянулись загребущие лапы бородача.
- Что-то дороговато просишь. На большой ярмарке я такую куплю за полцены, уверен. И потом...
Он запнулся, спиной почуяв чей-то взгляд. Повернулся влево, словно бы за тем, чтобы рассмотреть взятую коробочку мази.
Женщина стояла недалеко. Красивая женщина, из тех, о которых глаза обмозолить можно.
А густой запах лекарственных трав, который долетал и сюда, подсказал Рауху ответ.
Аптекарша Делайла.


Встретившись с ним взглядом, женщина нервно дернулась и облизала губы. Ее подруга что-то зашептала.
На ловца и зверь бежит. Ансельм улыбнулся одними губами, сделал шаг к ним.
За спиной торговец разочарованно зашипел что-то о тех, кто изволит шататься мимо прилавков и ничего не брать.
- ...только время зря отнимают! А еще приличные с виду господа.

Сын серафимов умел разговаривать с пугливыми красавицами.
- Дамы, доброго дня. - Ансельм снял капюшон, поклонился вежливо, как сделал бы перед знатной женщиной. - Герр Раух, охранник по найму. Я тут проездом. Мне нравится Вальсдорф. Но к сожалению, у меня есть небольшая проблема со здоровьем. Ищу лекаря или хотя бы того, кто разбирается в травах, чтобы полечить плечо.

Еще одной мудростью можно считать следующее: говори правду, пока она тебе выгодна.
А плечо у него и впрямь ныло ощутимо.
Припарку бы, чтобы к вечеру хуже не стало.

Вальсдорф

Ответ красавица дала не сразу. Она смотрела на Ансельма так, словно он сам нечистый, только что выползший из бездны со свежим грешником в зубах.
Непонятная реакция. Если только не...
Он прищурился, осматривая ее уже очень пристально. Вполне обычная одежда, грудь прикрыта, так что креста не видно. Лицо и руки нежные, ухоженные, видно, следит за собой. Нигде нет ничего подозрительного. Кроме этого страха, исходящего от нее почти ощутимой волной.


Кто бы сомневался. Явно не хочет иметь с ним никаких дел.
Подозрение окрепло, а следующая сценка его только усилила, превратив почти в гранит.


Девчонка явно флиртовала с каким-то местным парнем и знать не знала о страданиях спутницы.
А у той уже прямо тряслись губы, и зрачки стали похожи на маленькие черные провалы.
Как следы от свинцовых пуль, выпущенных из его пистоли.


С этими словами аптекарша подобрала юбки, будто боялась даже задеть его краешком, и пошла, даже побежала вперед.
Ансельм двинулся следом, неотрывно глядя на изящную спину.
А хорошо держится, отметил он про себя, очень хорошо. Другая бы уже с визгом падала прямо на камни площади или неслась сломя голову в ближайший закоулок. Но эта не из трусливых.
Тем интереснее будет ее заманивать в нужную сторону.

Аптека оказалась недалеко, там было не особенно светло, но очень чисто. Ансельм рассматривал висевшие на стенах пучки трав и сушеных овощей. И вспоминал все то, что узнал давным-давно в монастырской школе, куда его отвели после гибели родных.
Травник монастыря, отец Марк, был человеком дотошным и непослушания не терпел. Под его розгами любой бы выучил наизусть все, что могло произрасти на просторах удельных княжеств всей Европы.



Он снова взглянул на нее. Здесь, на своей территории, девка явно осмелела и говорила холодно и четко.
Почти что приказывала. Забавно.

- О, милая госпожа Делайла, - мягко проронил наемник и как бы невзначай коснулся ближайшего пучка горечавки. Снял, понюхал, вернул на место. - Дайте мне смесь для успокоения старых ран. Я сам все сделаю, не в первый раз. У себя. Не могу же я так вас тревожить. Вот и плата за ваши бесценные труды.
Монета звякнула о столик с множеством скляночек и кувшинов.

Не обращая внимания на ее хмуро сведенные брови, Раух прошел вдоль стены и так же мягко, почти вкрадчиво, поинтересовался:
- Да, вот еще. Хотел спросить, нет ли у вас тех трав, которыми бесов гоняют добрые христиане? Моему другу таких надобно. Не спит, бедный, ночами. Говорит, злая сила тревожит душу.

Поворот, взгляд в упор, такой, что и мужчину смутил бы.
Ну же, красотуленька, скажи, что их у тебя нет. Или что были, но за пять минут до моего прихода продала.
Солги. Только убедительно. Хочу поглядеть, как будешь изворачиваться.

Вальсдорф - дорога в Бамберг

Обмен взглядами прервала внезапно прибежавшая рыженькая девица.
Аптекарша ей обрадовалась, как родной - ну еще бы - и заговорила, делая вид, что Раух тут вместо опорной колонны.



Как он и ожидал, Делайла воспользовалась подвернувшейся возможностью и сбежала.

Марта засуетилась, захлопала ресницами гостю, и Ансельм, чтобы не терять времени даром, сам выбрал одну из коробочек и положил в маленькую сумочку на поясе. Хоть какой-то прок от этой встречи.
А может, и не только плечо исцелится. Может, и денег прибудет. Судя по всему, он уже нашел первую кандидатку, которую сдаст своему рыцарю.

Выйдя из аптеки, Раух мгновение подумал, потом решительно пошел к оружейной лавке.
В пороховнице было почти пусто, и запас пуль следовало бы пополнить.
Честно говоря, Ансельм не зря не любил громоздкие пистоли: вечно то ключ заедает, которым взводят пружинку, то порох не туда забивается, и приходится чистить колесцовый замок, а то и вовсе ни с того, ни с сего осечка в неподходящий момент случается. И все же пару раз это оружие пригодилось.
Но нет ничего лучше надежной испытанной стали.
И он припомнил, что и пасту с замшей для чистки и полировки тоже надо бы приобрести.

В лавке уже шла торговля. Незнакомый мужчина с веселыми и мечтательными глазами, по виду - миннезингер, спрашивал что-то у владельца.
Кивнув ему и поздоровавшись, Раух дождался своей очереди.

- Я еду в Бамберг, герр Майер, вот список того, что мне срочно нужно у вас докупить. Сами знаете, дороги нынче плохи, разбойники шалят и могут глотку перерезать кому угодно.
Мужчина приветливо улыбнулся и чихнул в платок.
- Простите, заболел не вовремя. Цена устраивает? - палец ткнул в висевшую на стене бумагу.
- Вполне. Сейчас заплачу, - спокойно подтвердил наемник.
- Скажите, - внезапно спросил Майер, - а вы не сопровождаете путников за плату?
- Сопровождаю, - кивнул снова Раух. - Но именно сейчас я немного занят... Однако если кто-то решит присоединиться ко мне попутчиком, против не буду. Вместе теплее и веселее в эту темную пору.
- Ага, - оружейник почесал в затылке. - Буду иметь в виду. Спасибо вам.
- И вам спасибо.
Когда сделка была завершена, Раух вышел и зашагал к таверне.
Под ногами чавкало, мысли шли неторопливой чередой. Теперь еще бутылочку для Шныря за постой, пару слов с местными, и можно странствовать дальше.

Таверна ничем не отличалась от множества прочих, им виденных.
Такая же толпа народа, многие пьяны, и так же мужчины горланили неприличные песенки о том, что у баб под юбками и как священники обдирают простаков за понюх табаку.
Владелец, мужчина преклонных лет, предложил Рауху дождаться появления госпожи Авианны, которая уединилась с гостем.
- Такую грех пропускать, герр Раух. Сам бы подлез к ней под бочок, да староват.
- Ну, какие ваши годы, - ухмыльнулся наемник. - И потом, разве не вы говорили, будто ее мужчины перед смертью все вдруг помолодели? Уговорите ее, она и для вас тоже сделает.
- Святая господня сила, да о чем вы, какая вторая молодость, это же чистая волшба, - перекрестился владелец. Повел глазами вокруг, наклонился через стойку: - Если вдруг спросят, так я не при чем! Она сама тут шляется, бесовка, кружит головы мужичкам!
Раух сдержал хохот, пожал плечами, заплатил за бутылку и ушел.
Уже две кандидатки в его списке. Остается мельничиха, но там уж можно и силами местного священника обойтись.
Раух зашел к священнику, кратко с ним поговорил, выяснил все, что было нужно, и решил идти спать.
Припарка, надо отдать должное умениям аптекарши, помогла, плечо успокоилось. Была уже глубокая ночь, когда он поставил честно заработанную бутылочку Шнырю, разделся и рухнул на тонкий матрас, покрытый грубым и не очень чистым полотном.
Спал Ансельм крепко, но среди ночи вдруг зашевелился. Его дыхание сбилось, рот искривился.
Спустя миг он успокоился, повернулся на другой бок и захрапел.

Едва рассвет забрезжил в маленькие немытые окна, Ансельм встал, умылся, перехватил вчера купленного в таверне холодного мяса, хлеба и выпил немного вина, чтобы кровь бежала быстрее.
- Уже уходите, добрый господин? - уныло вопрошал могильщик, обнимая бутылку. - А погостили бы денек, вот было бы здорово.
- Пора, дружище, пора, - похлопал его по плечу Ансельм. - Дела не ждут.

Дорога в Бамберг петляла, дождя пока не было. Он понадеялся, что так продолжится и дальше. Ходить по прочным мостовым города лучше, чем топтать непролазную грязь.
Тем более, когда ты один. И когда мысли сами собой возвращаются в далекое детство, к тому костру, что никак не хотел уходить из его снов.
- Горите, адово племя, горите веселей!
- Пустите! Не надо!
Будь проклят тот день. Почему он никак не может уйти в небытие вместе с теми людьми?
Ансельм Раух шел, и его лицо напоминало мраморную маску печали.
Небо над ним становилось все темнее, осень летела на крыльях ветра куда-то далеко.

Перекресток - между Лисбергом и Бамбергом у моста

Дойдя до развилки, Ансельм решил постоять у ближайшего дерева и подумать.
Следовало бы сейчас известить Гейлела о том, что он видел и слышал в деревеньке. Послать, что ли, записку с мальчишкой, который смотрит за мостом? Ведь ежели уйти с широкой дороги, велик шанс упустить из виду путников, собравшихся на ярмарку. И разминуться с теми, за кем очень надо бы последить.
Да, наверное, так и нужно сделать. За двумя зайцами погонишься...
Ансельм полез в мешок с вещами, вытащил дорожный прибор для письма и разложил все на пне старого дуба.
Поскрипев зубами и пообгрызав гусиное перо, наемник сумел накарябать на бумажке имена женщин и пояснения, чтобы рыцарь ненароком не сбился. Да, учителя в монастырской школе даром хлеба не ели. Даже такому упрямому и драчливому мальчишке вбили грамоту в голову. Точнее, в зад, розгами, вымоченными в уксусе. Так что и ныне, уже седеющим, он ту науку помнит крепко.

"Досточтимому рыцарю Гейлелу от Рауха. Вальсдорф кишит ведьмами, господин мой.
Делайла из аптеки - явно боится любого упоминания о нечисти.
Авианна - очаровывает мужчин и убивает.
О мельничихе слух не подтвердился, священник сказал, что женщину лично исповедовал и ручается за нее.
Дочь оружейника пока не раскрыта до конца, буду следить по возможности.
Желаю вам, господин Гейлел, успехов в избавлении епископства от зла. Буду в Бамберге на празднике. По возможности схожу и на литургию владыки нашего.
Ваш преданный слуга Ансельм Раух"

- Эй, мальчик, - подозвал он смотрителя. Тот подошел, утирая сопли и чихая. Видно, заболевали все и везде, надо бы самому почаще выпивать глинтвейна, чтобы не продрогнуть. - Бери записку и бегом в Лисберг к рыцарю Гейлелу. Вот деньги. Отдашь лично в руки! И смотри, не проворонь, иначе найду и спущу три шкуры, а потом отведу к вашему старосте и попрошу оштрафовать твоих родителей.

Паренек с испугу хлюпнул носом, выхватил бумажку и понесся прочь по мосту, будто за ним гнались княжьи гончие.
Ансельм хлебнул вина из фляги, выдохнул и решил идти дальше. Он прислушался - уж не догоняет ли кто?
А может, это только лес шумит рядом...

Перекресток - дальнейшая дорога в Бамберг - собор

И все же ему не послышалось. К перекрестку приближалась повозка, и сидели в ней уже знакомые по оружейной лавке люди.
Ансельм почесал заросший подбородок, оглядывая странников.
У миннезингера вид влюбленного подростка, и когда только успел? Да и у рыжули глазки разгорелись.
Эх, молодость. Когда-то и он таким был. Нет, не таким открытым и доверчивым, это ушло еще в детстве... Но и Раух умел любить бескорыстно. До тех пор, пока не столкнулся с женским коварством и алчностью и не вызубрил нехитрую истину: каждая женщина верна лишь самой себе и собственным желаниям.
Так что теперь все его романтические устремления сводились к чистому теплому дому с куском земли и круглому счету у знакомого банкира. А согреть его постель сможет какая-нибудь хорошенькая служаночка. Он обязательно будет беречься, чтобы не обрюхатить ее, потому как детишек ему совершенно не нужно.

Повозка оказалась совсем рядом. Сильный хрипловатый голос оружейника прозвучал как добрый знак.



- Благодарю за предложение, герр Майер.
Ансельм никогда не отказывался от помощи, тем более даровой. Он легко вспрыгнул в повозку, пристроился с уголка скамьи и завел с Майером разговор о некоторых видах оружия, которые заметил при посещении лавки.
Краешком глаза наемник наблюдал за его дочкой. Та совсем растаяла от внимания юноши, сверкала зубками, поправляла волосы и платье. Парень ворковал с ней, временами что-то напевал и рассказывал о своих приключениях. Парочка так погрузилась в разговор, что на двух старших и внимания не обращала.
И хорошо, Ансельм был совсем не расположен болтать языком впустую.
Все-таки Адалинда не похожа на колдунью, решил Раух после размышлений. И потом, она постоянно касается железа и серебра, которым отделывают кинжалы, мечи и сабли, а ведьмаки его ненавидят. Но надо бы еще сложить все обстоятельства.
- Вы будете на литургии епископа, герр Майер? - как бы невзначай уточнил Ансельм у спутника. - Я бы не хотел пропускать это важное событие.
Тот покашлял в платок, задумался. Потом ответил:
- Наверное, не будь я так плох, непременно сходил бы. Люблю слушать его проповеди, равных епископу в таком деле не видел. Но на все воля Божья, доедем - поглядим.
И он назвал Рауху адрес, по которому компания путников будет в городе.
- Спасибо, - искренне поблагодарил Раух. - Если понадобится, я вас отыщу.

Так незаметно они и достигли пункта назначения. Едва копыта лошадей застучали по булыжникам городской улицы, Ансельм попросил приостановиться, спрыгнул наземь и еще раз поблагодарил за то, что его подвезли.
Затем увидел крышу собора и направился туда.

Литургия и проповедь епископу удались, настроение молящихся было весьма торжественным, после слов о покаянии и любви многие женщины, да и мужчины плакали.

После окончания епископ захотел переговорить с одной из прихожанок. Ансельм, задержавшийся у чаши со святой водой, немного поколебался. Брюнетка. Яркая, жгучая красота, но Рауху сейчас было не до нее.
Ему мерещится или у ее подруги лицо знакомое?
Блондинка вышла с толпой. Вблизи он ее узнал. И поспешил следом.
Она вскинула на него удивленные глаза.
- Эллеонор?! А ты как здесь очутилась? - на что Раух был невозмутим, но тут и его пробрало.

Во время их последней встречи Ансельм долго уговаривал строптивицу бросить неженское ремесло охотника и выйти замуж за какого-то нормального парня со средствами. Блондинка лишь фыркнула, отвернулась и уехала. Даже не дослушав аргументов одного из своих наставников... Ох, женщины.

Собор и площадь у собора



Не успел Раух опомниться, как девица со счастливым писком кинулась ему на шею, обниматься. Он настолько не привык к подобным порывам, что смутился. Однако вовремя спохватился, приобнял ее в ответ, не без удовольствия ощутив под руками округлую фигурку. Потом она отпрянула и заулыбалась.
Все-таки ребенок еще. Сущий ребенок. Сколько он и другие ее натаскивали - а до сих пор открыта миру. Ладно, он ее спас когда-то из огня и обучал как полагается, но ведь за время разлуки его могли и переманить на темную сторону!
А Эллеонор - он все называл ее в уме по-своему, малютка Элль - и сейчас исполнена абсолютного доверия и надежды на свершение мести.

Девушка заспешила, как обычно говоря взахлеб, Ансельм поморщился. Они отошли в уголок, чтобы толпа не мешала. Мельком Раух снова заметил ту брюнетку, а ученица как раз рассказывала последние новости.



- Тише, - прервал ее наемник, хмурясь. - Тересия, говоришь? Так-так, любопытно... Отчего ведьма пощадила ее одну? Обычно это не в их правилах. Они свидетелей не любят. Но и с тобой чертовка дала промаху.

Он оперся о колонну, рассеянно поигрывая шнурком, свисавшим с прочного кожаного пояса.
Потом потер висок, как всегда при напряженных раздумьях.

- Будем рассуждать так: если ведьма повлияла и на твою, и на ее память, то ведь и черты лица могла исказить. Поэтому будь осторожна. Если заметишь кого-то, кто, по-твоему мнению, похож на преступницу, не кидайся на нее сразу. Зови меня. И вообще, малышка, раз уж мы встретились, будем держаться друг друга. Я, видишь ли, сейчас выполняю задание одного из членов Ордена Креста. Епископ Лотар объявил о наградах тем, кто добудет верные сведения о колдунах или схватит их и приведет к инквизиторам. А два охотника всяко лучше одного - две пары глаз, ушей и рук.

Он поманил девушку пальцем к выходу, они двинулись туда. Солнце светило не слишком ярко, народу на площади прибывало.
Торговля кипела, разодетые женщины азартно спорили о тканях, украшениях и еде, в то время как важные мужчины молча оценивали вещи и так же молча тыкали пальцами в приглянувшиеся. Музыканты играли, а разносчик булочек громко нахваливал свой горячий товар.
Ансельм предложил пройти по площади и внимательно все осмотреть. Возможно, им повезет заметить нечто подозрительное.
А потом можно бы и завернуть в таверну, к обеду.
У него уже ворчало в желудке, и даже десяток булок положение бы не спас. Как-никак, Раух привык обедать плотно и не с лотка.

Соборная площадь

Они не любят свидетелей.
Ох как не любят. Ведьмаки, колдуны. Те, кто занимается черной магией и те, кто занимается «светлой», прячутся от людского глаза для свершения своих обрядов. Ибо знают, что Бог запретил им любое волхвование от века. И знают, каковы кары ослушникам и отступникам. Геенна, плач и скрежет зубовный. Ледяная тьма, в которую они сами себя ввергают, лишая других жизни и чести, разрушая судьбы.

Ансельм Раух, бойкий доверчивый паренек одиннадцати лет от роду, крепко спал, когда ему послышались странные звуки внизу, под окном. Протерев глаза кулачками, Ансельм зевнул и встал, путаясь в длинной рубашонке. Подошел к окну и выглянул. Светила полная луна, ветер был холодный, осенний. Скоро Самайн.
Скоро разыграется нечистая сила, с хохотом понесется над полями и лесами, ввергая простых смертных в ужас. Добрые христиане будут прятаться по домам и усердно молиться, вспоминая о своих давно забытых и не исповеданных грехах, крупных и мелких.
Ансельм надеялся на спасение своей души и с трепетом ждал конфирмации. Ее по разным причинам откладывали, и вот наконец назначили дату. Отец помалкивал, когда сын пытался узнать подробности, и лишь досадливо махал рукой. «Не мое это дело, а святош, вот пусть они и учат тебя, что говорить и когда… Ступай, не мешай работать».
Отец, Рихард Раух, всегда был таким, сколько себя помнил Ансельм. Угрюмым человеком, погруженным в себя и в работу. Он лепил на продажу горшки и много трудился в поле и огороде.
Овдовел Рихард рано, двух лет не прошло со дня свадьбы. Смерть жены, казалось, сильно на него подействовала. Он решил уйти странствовать. Маленького сына сразу отдал кормилице.
Криста, крупная добрая женщина, относилась к приемышу, как к родным сыновьям, нянчила на совесть. И когда обросший и совсем замкнутый Рихард вернулся и потребовал вернуть ребенка, попыталась воспротивиться. Но куда там.
Ансельм долго сторонился отца, дичился и прятался от него по углам. Пока не понял – тому и дела нет, чем занят мальчик, лишь бы исправно делал порученные с утра домашние дела и раз в неделю ходил в храм.
Со временем Ансельм приметил: сам Рихард, заходя в храм, становился у самого входа и всю службу нервно мялся. Но посторонним это было незаметно, притворяться довольным Раух-старший умел блестяще.
Священнику Рихард сказал, что у него есть свой духовник для исповедей и причастия, лесной отшельник святой жизни по имени Зус. И он будет ходить туда.
На том и порешили.

У окна стало совсем холодно, и Ансельм решил было вернуться. Те звуки смолкли. Что толку стоять и таращиться на скошенное поле и унылый лес вдали? Там только звери бегают с удовольствием.
Но тут внимание привлекло движение сбоку. Он всмотрелся и чуть не вскрикнул, в последний момент положив ладошку на губы. Получился сдавленный вздох.
Отец шел к полю обнаженным. На могучих плечах лежала медвежья шкура с целой головой, там даже глаза и уши были как живые. Ансельм невольно присел, чтобы его вдруг не заметили. Сердце колотилось где-то у горла, губы высохли, в голове царило смятение.
Что же это?..
А Рихард тем временем спокойно шествовал далее, и лунный свет обливал его, делая похожим на призрака или на древнее божество. Из тех, о ком запрещено было даже думать.
Но Раух-старший не то что думал – он делал. Ансельм повторил это вслух немеющими губами: отец поклонялся нечистой силе. Он был ведьмаком.
Он не помнил, как выбрался из дома и как шел тайком по следу отца. Откуда-то взялись и звериная хитрость, и предельная сосредоточенность. Ансельм очнулся уже в лесу, и, слыша хруст веток под ногами Рихарда, задрожал, как в лихорадке. Пришло чувство опасности. А за ним чувства страха и беды.
«Я не должен следить за ним, он мой отец».
«Нет, должен. Священник говорил нам на службе, что нельзя проходить мимо зла, оно от этого крепчает».
Две силы столкнулись в мальчике, почти равные силы… и одна победила.

Рихард и Зус. Это врезалось в его память, как вечное проклятие – лживый «святой» отшельник и горшечник, танцующие вокруг украшенного рогами коров и коз изображения божка, поющие дикие песни, где припевом служили странные и варварские названия, а может, имена.
Внезапно отец схватил вылепленную только что фигурку, похожую на женскую, проткнул ее двумя спицами и швырнул наземь. А Зус наступил на нее ногой, так, что глина чавкнула и разлетелась каплями.
Глядя на это, мальчик трясся все сильнее и сильнее. Он попятился, уходя обратно в чащу, а поляна все так же содрогалась от волны чужой, мощной силы, темной и глубокой, как бездна или смерть.
Захлебываясь слезами, падая и пачкая белую рубашку землей и мхом, обдирая босые ноги до крови, Ансельм Раух бежал к родному дому. Дому, который перестал быть убежищем и стал отныне логовом ведьмака.

На площади все продолжалось празднество. Ансельм Раух, крепкий угрюмый наемник тридцати восьми лет от роду, зябко повел плечами. Плотнее укутался в плащ. Проклятые воспоминания, вылезли невесть откуда. И непонятно, почему сейчас.
Хотя нет, понятно, все из-за гонений епископа на ведьм и колдунов. Из-за этой тяжкой обстановки. Из-за подозрительных взглядов в его сторону, каждый из которых невольно вызывает в памяти те ужасные дни и ночи много лет назад.

«Не этот ли мальчишка, как говорят, явился к священнику перед самой конфирмацией и рассказал ему о гнезде нечисти? Что ж, крестный, вы правы, раухов мальчишка проявил себя как порядочный человек… Порядочный? Что вы говорите, дорогой мой! Да какому порядочному парню в голову взбредет доносить на отца! Так ведь отец-то у него вон каков оказался, крестный, и уж давайте начистоту – коли вы были бы на его месте, что предпочли? Молчать и идти по стопам еретика и негодяя, который уговаривал отринуть Христа и творить людям зло ночами, либо все сказать и тем избежать соблазна, падения и святого пламени? То-то же».
А выбор отцу он давал. Ансельм повторял это, упрямо сжав губы, снова и снова. Давал, и неплохой выбор. Бежать из родных краев как можно скорее. В ответ Рихард кинулся на него с ножом, как безумный, вопя: «Ты гнилой плод из утробы матери твоей!». И Ансельм не выдержал, ноги сами принесли его к дому священника, отца Децимуса. Правда вышла наружу, стражники схватили сопротивлявшегося Рихарда и отволокли в темницу.
Он сидел там вплоть до решения церковного суда. Казнь назначили как раз на Самайн. С Рихардом сидели и две женщины, старухи-сестры, взятые по доносам соседей.
«Отец!» – голос Ансельма. Он полз на коленях, протягивая руки к отвернувшемуся Рихарду. И плакал.
«Мама!» – голос дочери одной из старух.
«Горите, адово племя, горите ярче!» – голос палача, его смех, раздирающий душу.

Тот костер пылал так ярко и страшно, что отблески снились Ансельму по ночам. До сих пор.

Его взгляд, блуждавший по толпе, вдруг выхватил выразительную сценку. Человек в одеянии рыцаря Ордена Креста подошел к молодому мужчине, что-то тихо ему сказал. Тот вскинулся, побледнел, но повиновался и ушел с рыцарем прочь.
Сердце Ансельма глухо стукнуло о ребра, внутри закололо.
Началось. Если взяли одного члена семьи – возьмут и других. Допросят каждого, кто причастен. Если понадобится – с пристрастием, об этом позаботится палач.

Площадь

Ансельм чуть не забыл, что он здесь не один. Тихий голосок Элль прервал его тяжкие думы.


Она смотрела в ту же сторону и кажется, была потрясена. Раух пожал плечами.
- Не обязательно. Его могли взять и за любое иное преступление против божьих заповедей. Тебе ли не знать, малышка, как коварны и лживы бывают люди. И как много в них скрывается пороков...

Наемник еще говорил, когда на него налетела пожилая женщина. Выглядела она испуганной, поправляла полы накидки, с руки свисала корзиночка, от которой вкусно пахло сдобой.
- Гела, деточка моя? Господин, вы не видели тут красивую девушку с карими глазами и пышными волосами? Ах, Боже, потеряла обоих!
- Тише, - прервал ее причитания Ансельм, жестко ухватывая ту за плечо. - Говорите нормально, госпожа. Что за девушка?
- Моя девочка, Гизела Вольф. И ее брат исчез куда-то, Михаэль. Батюшки, это же просто ужас, в такой толчее немудрено потерять и кошелек, и честь, и жизнь!
- Успокойтесь, госпожа, - сквозь зубы проговорил Раух. - А ее брат...
Тут он запнулся.
- Говорите, с карими глазами и пышными волосами?
- Да, да, - женщина ломала руки, с ужасом оглядывая площадь.

Ну и дела. Если он что-то понимал в этой жизни, у того парня, что ушел с рыцарем, тоже была подобная внешность. Конечно, это ни о чем не говорит, мало ли таких кареглазых, но...

- Эллеонор, - он понизил голос, отведя напарницу чуть в сторону, чтобы женщина не услышала, - слушай, проводи ее, пусть встретится с воспитанницей и успокоит ее. Подозреваю, что обеих могут арестовать по приказу епископа. Будь начеку. Вмешиваться в это нельзя, иначе сама пойдешь в застенок. Просто понаблюдай за всем, затем возвращайся. Если разминемся - место встречи в таверне.

Не успел он закончить фразу, как неподалеку кто-то закричал.



Будь все проклято, это же его бывший напарник Волчок! И какая-то девка только что его лягнула и пытается сбежать.
Раух ухмыльнулся и решительно врезался в толпу, не обращая внимания на возмущенные крики и ругательства.
Его ноги были куда как быстры. Несколькими прыжками он догнал беглянку, схватил и заломил руки ей за спину. Она тоненько вскрикнула и стала извиваться змеей. Но ручищи наемника были тверже камня.
- И кто же тут у нас такой прыткий? - шепнул Раух на ушко красотке. - Кто такой миленький бегает от охотников и от храма, а?
От нее пахло страхом и женщиной. Сладкой женщиной, надо признать.
Он медленно втянул ноздрями аромат. Она отбивалась. Рауху было плевать, потому что тело реагировало само. И сильно.
Руки сжались сильнее.
- Назови свое имя, девочка. И быстро, пока у меня не лопнуло терпение.

Сзади слышались вопли Волчка, на которого насели стражники.
- Я не виновен! Пустите меня! Она уйдет, шлюха, уйдет от суда!
Потом раздались звуки драки. Волчок никогда не отличался терпением, а нынче, похоже, и вовсе мозги потерял, раз упустил эту девицу.

Площадь - таверна

Стоявшие вокруг люди пытались приблизиться, и Ансельм рыкнул:
- Прочь все! Я действую по поручению священного Ордена Креста, каждый, кто вмешается, будет арестован!
Зеваки мгновенно разошлись, и народ стал обтекать пару, сцепившуюся намертво.

Пойманная женщина грубила, хитрила и пыталась вжаться спиной и попкой - кстати, аппетитной - в тело наемника. По нему пробежали острые колючие искры. Да что ж за странность, он далеко не монах, но эта бабенка ударяет в голову почище крепкого пива!

Он замер. Знакомое имя. Как же, как же... Вальсдорф.
- Ну, золотко мое, ты допрыгалась, - Раух говорил тихо, но грозно. - Я смотрю, твоя репутация даже вполовину не так страшна, как ты сама. Решила окрутить всех мужиков в округе? А может, заморочить самого епископа?


Ах ты, клятая баба.
- Еще чего.
Наемник принял решение, хотя предложение было весьма соблазнительно. Но постель постелью, а лезть в пекло из-за одной опытной шлюхи Раух и не подумал бы.
Он быстро размотал с запястья цепь-удавку, и, держа обе ее руки одной своей, надежно связал. Подталкивая в спину, повел вдоль торговых рядов.
Где-то должен быть стражник или же рыцарь.


- Господин Гейлел, сам Бог вас послал мне. Зовите своих людей, пусть ведут эту бабенку в темницу. Ее зовут Авианна, она, как я уже вам писал, очень опасна и сводит мужчин с ума. Берегитесь ее.

Получив плату, наемник с облегчением ушел с площади.
Он пару часов ходил по улочкам города, пока не стемнело. Пора было идти в таверну, куда должна вернуться и малышка Элль.

Хозяину Раух выдал щедрую плату, поднялся в комнату и завалился спать прямо в одежде, только сапоги стащил. До утра его сон ничто не беспокоило.

Таверна, день 3

Ансельм встал явно не с той ноги. Либо ночью над его одиноким ложем пролетела одна из искомых ведьм и прочла заклятье, ничем другим подобное невезение не объяснить.
Сначала вызванная служанка оказалась глуха на оба уха и вдобавок слабоумна, и вместо ночного горшка принесла ему нечто, смахивающее на старую шляпу великана. Когда Ансельм попросил ее выйти, девица вытаращилась и стала хихикать, прижав ко рту кулачок с красной морщинистой кожей.
Он плюнул на приличия и, отвязав клапан штанов, пустил струю в цель. При виде его достоинств служаночка прекратила глумиться, разрумянилась и завздыхала, колыша грудью с плохо прикрытой ложбинкой. Раух цыкнул на нее и вручил горшок, а после попытки прижаться грудью сбоку просто выпроводил наглую вон из комнаты.
Спустившись во внутренний дворик, он немного размялся. Попрыгал, побил кулаками воздух. Вернувшись к себе, решил сам добыть горячей воды для умывания, лишь бы не трогать лишний раз дурочку.
Эта затея дорого обошлась Рауху: повар едва не ошпарил его кипятком вместо приблудного котяры с пушистым хвостом, пытавшегося прямо у всех на глазах спереть только что зарезанную курицу.
Пришлось довольствоваться холодной колодезной водицей. Зато остался цел.

Расчесав волосы, он вышел к лестнице. На ней, загораживая проход, стояла толстуха в богато расшитом платье и вопила, сжав пальцы, как настоящая итальянская певица:
- Боже правый! Да поймите, это уникальная подвеска, которую муж привез из Англии на нашу годовщину свадьбы! Слышите вы, тупой осел? Уникальная! Золото, жемчуга, камни чистой воды! Она пропала!!!
- Госпожа, - нетерпеливо сказал сзади нее Ансельм. - Можно пройти? Благодарю.
Толстуха сползла с лестницы и угодила в объятия хозяина таверны. Но и там продолжала голосить о краже.

Обойдя их, Ансельм Раух нырнул в обеденный зал. И как никогда обрадовался напарнице.
Хоть один нормальный во всем этом сумасшедшем заведении.



Она уже ела что-то. Плюхнувшись рядом и крикнув слуге принести мяса, хлеба, тушеных овощей и вина, Раух поприветствовал Элль:
- Утра доброго, девочка. Надеюсь, оно таковым стало хотя бы для тебя. Рассказывай, чем дело вчера кончилось. Та девица на свободе?

Фоном для вопроса служили вопли толстухи, доносившиеся и сюда. Раух впервые пожалел, что у него отличный слух.
А может, это знак судьбы? Он навострил уши и стал поедать принесенный заказ, вылавливая из криков подробности. Ага. Значит, приехала на ярмарку с мужем-купцом, ночевали тут, подвеска пропала вместе с цепочкой... Интересно.
Охота на ведьм не единственный способ подзаработать. Нюх его не подводил - тут пахло хорошими деньгами. Толстуха готова была рыть землю носом из-за любимой вещицы.

Таверна, тот же третий день )

Мясо отдавало дымом, но приготовлено было очень даже неплохо. Ансельм попытался сосредоточиться на том, чтобы разрезать его и отделить кость, не сломав любимый небольшой ножик. Из овощей он съел только пару кусочков репы и немного капусты, вино выпил залпом.


- Ну, это ни о чем не говорит, - он утер губы и оглядел только что вошедших и заспанных постояльцев. - К епископу, говорят, дамы не рискуют приближаться, разодевшись в пух и прах. В любом случае, дело там нешуточное, и девице придется немало просить за брата...

В зале становилось многолюдно, приезжие требовали то одного, то другого, слуги летали на кухню, как пчелы. А крики за дверями не смолкали. Поразительно, какой голос оказался у негодующей фрау.
- Я буду жаловаться! Я пожалуюсь всем, и самому епископу! В конце концов, Бамберг - столица или рассадник ворья? А?
- Умоляю, фрау Кертль, - судя по интонациям хозяина, он уже был на пределе терпения. - Тише, тише! Вы погубите репутацию моего заведения, а оно мне досталось от отца, а отцу - от деда! Три поколения семьи Фляйш трудились в это благословенном городе, а теперь вы хотите все сгубить.
- Я? - дама взвилась пуще прежнего. - Я? Да в своем ли вы уме, любезнейший! Все, с меня хватит, зовите стражу!


Раух решительно отодвинул миску, поправил пояс и встал.
- Чувствую, нам с тобой сегодня придется побегать, малышка. Погоди-ка, я поговорю с этой парочкой.

И он пошел к ссорившимся. А там уже гремели молнии и извергались вулканы. Лицо фрау Кертль напоминало по цвету вареного рака, толстые щеки тряслись, а грудь рвалась вон из корсета. Хозяин, герр Фляйш, обеими руками загораживал даме проход на улицу.
- Любезные герр и фрау, - начал Раух как можно мягче. - Покорно прошу прощения за вмешательство, но вижу, вам требуется помощь опытного человека для решения небольшой проблемы. Я Ансельм Раух, занимаюсь тем, что решаю проблемы любой сложности, в том числе и по розыску пропаж. Мы с помощницей как раз собирались слегка потренироваться - спрятать с помощью слуги что-то здесь, в таверне, и попробовать найти.
Но раз у прекрасной фрау пропала ценная вещь, так мы могли бы помочь ей и заодно испробовать новый метод опросов постояльцев. Я это называю "тянуть кончик нитки из клубка". Как вы на это смотрите, дорогая фрау?
И с этими словами Раух поймал грозно протянутую длань толстухи и запечатлел на ней краткий поцелуй.
Лишь бы не пришлось целовать ее снова, ибо дама явно не любила мыться и потом от нее разило крепко.

Впечатление от его речи было потрясающее. Хозяин опустил руки, толстуха ойкнула и из румяной стала слегка пятнистой.
- Ну, - наконец протянула она. - Ну... вы так говорите, герр Раух... так уверенно, что я даже не знаю... может, лучше стражу?
- Ни в коем случае, - Фляйш ринулся в атаку, схватил руку Ансельма и затряс, - ни за что. Дорогой герр Раух, мы оба вас отблагодарим в случае находки. Уверяю, не одним и не двумя талерами. Сумма будет крупной. Только отыщите эту подвеску! И постарайтесь не раздражать постояльцев! Иначе мне конец.
- Хорошо, - ворчливо согласилась дама и, сверкнув тремя подбородками, выпятила бюст. - Я желаю завтрак, герр Фляйш. И ждать долго не собираюсь!
- Прошу вас, прошу, - тавернщик завился вокруг нее, жестами показывая направление. - Только не проговоритесь, фрау Кертль, умоляю. Все найдется.

Ансельм с ухмылкой понаблюдал за тем, как Фляйш сбивался с ног, ухаживая за негодующей клиенткой. А потом вернулся к напарнице.
- Пой песни, Эллеонор, нас ждут великие дела. Нам поручено отыскать чертову подвеску и при этом сохранить репутацию герра Фляйша. Вот что мы сделаем. Сейчас ты аккуратно пройдись по комнатам, пока их обитатели здесь завтракают, перебери вещи, только клади их на место. Если хочешь, возьми служанку, чтобы постояла на стреме. Потом подожди возвращения людей в комнаты и как бы невзначай спроси: не хочет ли кто продать тебе украшения по сходной цене? И посмотри, как кто реагирует на вопрос. Саму фрау и слуг буду допрашивать я лично.
Он потер руки и снова ухмыльнулся.
- Скажу тебе так. Я буду не я, если к концу этого дня мы не обогатимся на круглую сумму.

И Раух приготовился к настоящей пытке - разговору со сварливой фрау Кертль, поглощавшей уже третью порцию лепешек с мясом.

Таверна, 3 день

После беседы с фрау Кертль Ансельм был как выжатая досуха тряпка. Он редко встречал настолько нудных, самоуверенных, болтливых дам. Он жалел ее мужа, ее сыновей, ее слуг и служанок, но гораздо больше - самого себя.
Однако жизнь диктует свои законы, а деньги нужно отрабатывать.

Поиски начались.

Одиннадцать утра, кухня.
"Не понял, герр Раух, как я мог подняться в комнату дамы? Я тут работаю не покладая рук, как вьючная кляча! Я у хозяина уже дважды требовал прибавки к жалованью, а он, скотина, все приговаривает: не нравится, увольняйся!" Повар.

Полдень, конюшня.
"Господин хороший, да откуда ж мне знать, куда эта жирдяйка сунула свои вещички? Нет, в стойлах ничего не находил, ни порванной цепочки, ни подвески золотой... Да если бы нашел, сразу отнес хозяину, а он ей вернул. Вы что, сомневаетесь в моей честности?" Старший конюх.

Час дня. Голубятня.
"Гы-ы, хорошенький господин, меня Ханна звать, я вам горшок с утреца приносила. Вы куда?.." Служанка-ходячий кошмар.

Два часа, после обеда и пары кружек пива. Хлев.
"Кто-то тут наколдовал мне на двух коров порчу! Поймаю - сразу подвешу кверху ногами, и палача не позову! Ах, проклятые бесовки, такие коровки гладкие были да дойные, а тут прямо одни кожа да кости остались. Что? Подвеска? Да вы с ума посходили все, что ли, мне золото только в мечтах и во сне виделось!" Скотник.

Три часа, усталый и злой, где-то в районе внутреннего дворика, у поленницы.
Дал пинка коту, тащившему с кухни голову леща. Выслушал мат и от кота, и от повара, обнаружившего пропажу. Перекрестился и отматерил в ответ. Погрозил кулаком. Проследил за котом, кляня себя за глупость. Потом за вороной, у которой в клюве что-то блестело, даже на крышу залез по приставной лестнице. Снова обругал себя за глупость, поскользнувшись на помете вороны и ее семейства и едва не загремев вниз на камни, слез и отдышался.
Попросил у повара по-дружески пива, выпил на брудершафт, расцеловался, прослезился. Сказал, что Ханс - прекрасный человек и отличный повар, в ответ был приглашен на воскресный обед в его доме.
Поднялся к себе, сполоснул голову в тазу холодной воды. Подумал, на кой ему вообще сдалась эта фрау Кертль.
Да, даже Сын серафимов порой делает ошибки...

Сползая по лестнице, Раух мрачно думал, что быть сыщиком - это хуже, чем быть охотником на ведьм. Гораздо хуже.
Он сел у входа и начал ерошить волосы и потирать висок в надежде придумать еще что-то полезное.


И тут появилась напарница.
- Только не говори, что все чисто, - устало выдохнул Раух. - Я готов побиться головой об стенку, Элль. Либо тут одни святые работают и живут, либо фрау Кертль все примерещилось и подвеска лежит на своем месте.

Таверна - город, ближе к вечеру, 3 день

Пока Эллеонор писала ответ на полученное от Тересии письмецо, Ансельм рассматривал носы своих сапог и размышлял. Нельзя падать духом. Слишком рано он сдается, так или иначе, но подвеску найдет, даже если придется перетряхнуть таверну с крыши до подвалов.


Не веря глазам, Раух смотрел на ладошку девушки, где лежала...
- Подвеска!
Он протянул руку и взял вещицу, повернул так, чтобы узенький лучик солнца упал на камни. Они заискрились теплым блеском, будоража его сердце.
Восхитительно.


- Рассказывай, - приказал Ансельм, все еще любуясь на подвеску. - Ты просто молодец.

Выслушав перипетии ее поисков, Раух сунул подвеску за пазуху, встал и от души обнял напарницу.
- Девочка, тебе полагается ровно половина награды плюс еще доля лично от меня. Я тобой горжусь, ученье пошло впрок. Идем к фрау Кертль.

Фрау Кертль при виде вещи вскрикнула от счастья и стала обливаться слезами. Как выяснилось, в порыве радости ее голос звучал ничуть не более приятно, чем в порыве горя. Подавив желание заткнуть уши, Раух выслушал благодарности, забрал деньги и кивнул Элль на выход.

Он разыскал тавернщика и молча протянул кошелек, а получив условленную сумму, улыбнулся и крепко пожал тому руку.
- Спасли, просто спасли, мой дорогой, - герр Фляйш тряс ладонь Рауха. - Буду вас рекомендовать всем знакомым и друзьям.
- Рекомендуйте, - согласился Раух. - Это очень полезно - хвалить специалиста везде, где только можно.
- Отныне для вас в любое время комната по половинной цене, - продолжал Фляйш. - Помните - в Бамберге у вас есть надежное пристанище.
- Рад, - поклонился Раух. - А теперь, Эллеонор, давай-ка подышим воздухом.

Они пошли любоваться Бамбергом вместе. Эллеонор, как человек более юный, постоянно задавала вопросы, любопытничая. Раух отвечал.
Турнир, конечно, уже кончился. К ним приближалась группка музыкантов, отчего-то вид у них был озабоченный.
- Эй, - остановил их наемник. - В чем дело, ребята? Кто-то умер?
- Я бы сказал, кто-то может умереть вскорости, - ответил самый пожилой мужчина-лютнист. - Тут один паренек, Сакс, распевал неприличные песенки, ну, люди епископа его и загребли в кутузку.
Остальные зашумели: "Да, плохи дела... парню не повезло, факт".
Раух проводил их задумчивым взглядом. Внутри стало как-то тяжело и муторно.
- Эх, парень, что ж ты так... не поберегся, - сказал он больше себе. - Сидишь теперь в темной дыре небось, ждешь милости. А епископ человек суровый.

Он подумал и спросил у Элль:
- Слушай, а эта твоя Тересия, что живет у епископа, может завтра утром помочь встретиться с заключенным хоть на четверть часика? Он, конечно, дурень, не стоило так распускать язык, но все же помню, как он и его приятели меня подвозили. Добро нельзя забывать.

Сказал, и сам усомнился. Ты ли это, Раух-бродяга, тертый мужик? Или это твоя совесть заговорила некстати?
Вечно она просыпается невпопад.

Город - таверна, вечер и ночь


Раух кивнул. Он все разглядывал улицу и проходивших жителей и гостей Бамберга. И снова резанула атмосфера - плотная, давящая, тревожная. Мало кто улыбался.
Люди явно опасались, и судя по всему, недаром.


- Раньше? Возможно. Но что толку теперь об этом говорить, - вздохнул он. - Снявши голову, по волосам не плачут... Идем.

Вернувшись в таверну, они решили устроить себе маленький праздник чревоугодия.
Фляйш сразу же все понял, устроил их в уютном уголке обеденного зала и приказал нести на стол все самое вкусное.
Элль, по обыкновению, ела изящно и не много. Раух же, как всегда после трудного дня, уминал миску за миской. И пил не воробьиными глоточками.
Когда за окнами стало совсем темно и на улице кто-то заголосил дурным голосом, а следом затявкали собаки, Ансельм потянулся и зевнул.
- Кажется, сегодняшний день мы провели не без пользы, малышка. Смотрю, у тебя тоже глаза закрываются. Иди к себе. Я еще посижу у огня, потолкую с Фляйшем. Полезные связи и полезные сведения - без этого в нашем деле никуда.

Фляйш согласился выпить с Раухом, они долго обсуждали положение дел в городе и, не сговариваясь, молча чокнулись в конце. А что тут еще скажешь.
И так понятно - грядут большие процессы, и как бы метла инквизиции не вымела все подчистую, а не только настоящих преступников.

Отправляясь к себе спать, Раух решил выкинуть посторонние мысли из головы и подольше помолиться. Так спокойнее все же.