Карта ролевой игры "Нефритовые истории бухты наслаждений"

Гарем? Какой такой гарем? Не, не слышал)))

Адам не отрывал взгляда от лица Эби, ища там отражения ее истинных чувств. Говорить она могла что угодно, а он хотел только правды. Возможно, причиненная им боль подскажет ей неверное решение и герцог хотел знать, насколько искренним будет то, что она ему скажет. Если вообще скажет хоть слово.
То, что он прочитал на ее лице, не принесло ему ни утешения, ни надежды. Там присутствовали самые разнообразные чувства, но ни одно из них не сулило ему ничего хорошего. Разочарование. Недоверие. Сомнение. Паника.
Итак, он все испортил. И по законам жизни теперь заплатит за это, потеряв Эби навсегда.
Сердце болезненно сжалось и в такт ему непроизвольно сжались кулаки - отчаянная попытка удержаться на месте и выполнить свое обещание - дать ей выбор. Но ему до безумия хотелось просто заключить Эби в свои объятия и иссушить поцелуями обильно льющиеся по милому лицу слезы. Но он не мог. Он больше не имел на это права. И это было для него самым трудным - заставлять себя бездействовать, в то время как он привык делать все согласно исключительно своему желанию. Но теперь Адам понимал, что любовь - это не подчинение силой одного человека другому. Это способность жертвовать ради того, кого любишь, своими желаниями. И он был на это готов.

Ответить герцог не успел - Эби вышла. Вышла за пределы этой комнаты и его паршивой жизни.
- Ты не права, Эби... - только и смог он беззвучно прошептать ей вслед, потому что голос его уже не слушался. Да и к чему слова? Эби сделала свой выбор. Наверно, единственно правильный. Он это заслужил.
Но разве он не остановился? Он ведь покончил с маскарадом почти сразу, как она попросила отвести ее к Джеку. Но это неважно. Теперь все стало неважным.
Адам попытался разбудить в себе злость на то, что слова Эби о любви ничего, видимо, не стоили, раз она так легко ушла. Но злости не было. Не было вообще ничего, только глухо бьющееся сердце и шум в ушах, напоминающий дождь. Да, в душе у него шел дождь. Не ливень, не град, а тихий, медленно убивающий дождь, который разъедал его насквозь. Адам не двигался, тело его будто налилось свинцом. Он просто молча стоял и ждал сам не зная чего. То ли что дождь пройдет, то ли что он поглотит его всего. И сейчас ему было плевать, что именно из этого произойдет.

Он не сразу заметил, что Эби вернулась. Голос ее донесся до него словно откуда-то издалека. Герцог медленно поднял на нее глаза, не делая ни единого движения навстречу, не желая давать себе напрасных надежд. Возможно, она вернулась просто потому, что не все еще ему высказала. Пусть говорит - он все выслушает. А потом все смоет благодатный дождь.
- Да, - осторожно сказал он, - отпустил бы. Если бы для тебя так было лучше.
Адам внимательнее вгляделся в лицо Эби. Он не увидел там ни злобы, ни желания отомстить. Что ж, значит, она гораздо лучше, чем он. Он стремился причинить ей боль, но навредил этим не только ей, но и самому себе. Герцог знал, что его Эби... нет, теперь уже просто Эби, найдет в своей душе великодушие, чтобы простить его. Только что ему делать с этим прощением? Ему нужна была она сама. Только она одна.

Многострадальные герцогские брови взметнулись ввысь, как две взбудораженные чайки, но, к счастью, не улетели с концами. Адам ощутил, как резко утих дождь и как на смену ему приходит радуга. Он расхохотался. Теперь он узнавал свою Эби! Смелую, решительную и безумно красивую даже в этом... Боже, какой же он осел! Наверно, ей было неловко все это время ходить в одном и том же платье, а он совершенно не подумал об этом, одержимый только одним желанием - задрать эти несчастные юбки, чтобы обладать ее телом. Но для него действительно было неважно, что на ней надето. В старых тряпках или вовсе без оных Эби была для него самой прекрасной женщиной на свете. И он знал, что никто не сможет затмить ее. Никогда.
Полный сумасшедшей радости, Адам в пару широких шагов оказался рядом с Эби, подхватил ее на руки и закружился с ней по комнате. Потом поставил на пол, взял ее лицо в свои ладони и, жадно поцеловав в губы, ласково сказал:
- Если хочешь - мы их вообще разгоним. - Герцог улыбался, и был до нелепости счастлив тому, что Эби так его ревнует. - Милая, с тех пор как я встретил тебя, у меня не было ни одной другой женщины. Ты хоть представляешь, что это значит? - Он усмехнулся, забавляясь над собой и своей одержимостью этой маленькой, но такой дорогой ему женщиной. На которую, кстати, было самое время утвердить свои права. - Ну а чтобы ты опять не сбежала, Эби, я собираюсь срочно на тебе жениться. - Адам понимал, что снова командует, но в данном вопросе был намерен настоять на своем. - Мы можем пожениться на одном из моих кораблей. Или вернуться в Лондон и обвенчаться там. Или и то, и другое, вместе. В общем, сделаем все, как ты пожелаешь. Только не вздумай больше оставлять меня, Эбигейл Брэдшоу! Иначе разразится громкий скандал, когда по твоей милости герцог Адам Блэкберн угодит в бедлам! - Пошутил герцог-пират и, снова подхватив Эбигейл на руки, заявил непререкаемым тоном:
- Так что немедленно едем жениться, Эби!

Эпилог

Спустя год с небольшим

- Эби, нет!
Грозный окрик Черного Джека потонул в топоте изящных женских ног, соблазнительно обтянутых мужскими бриджами. Они с Эби были женаты уже год, но Адам не уставал любоваться своей красавицей-мышкой. А она вовсю пользовалась той властью, которую обрела над ним. И он, порой сам себе удивляясь, позволял ей это.
Вот и сейчас, во время нападения испанцев на «Коварную мышь», Эби сделала все по-своему. Он хотел, чтобы она оставалась в каюте, в полной безопасности, но отсиживаться во время морского сражения, ахая и охая от ужаса, как это делала бы любая другая женщина, воспитанная в аристократических кругах, герцогине Ричфилд было не под силу. Разорви акула тот день, когда он поддался ее уговорам и научил ее фехтовать и стрелять! Эбигейл оказалась чересчур способной ученицей и считала, что ее таланты не должны пропадать даром, поэтому раз за разом принимала участие в боях. Несчастный Адам не знал, что ему делать – то ли отбиваться от противника, то ли следить за своей женой, отчаянно бьющейся с матерыми морскими волками наравне со всей командой. Делать это одновременно было настолько сложно, что пару раз он пытался запереть Эби в каюте, чтобы она не отвлекала его внимания, но жена в отместку поднимала такой шум, что это заглушало даже гул сражений. В конце концов Адам смирился и позволил ей биться плечом к плечу с мужчинами, но каждый раз все равно следил взглядом за ее хрупкой, но, стоит признать, весьма юркой и подвижной фигуркой, которая с удивительной ловкостью оставляла в дураках гораздо более сильных и опытных противников. Герцог восхищался ею и вместе с тем сходил с ума от беспокойства. Если бы с Эби что-то случилось, он бы себе этого не простил. И хотя ее мастерство настолько росло от сражения к сражению, что его страхи немного поутихли, все же не волноваться за нее вовсе он не мог.
Но несмотря на все волнения, отказать ей в чем бы то ни было для Адама стало непосильной задачей. Жена прекрасно изучила его и умела найти к нему подход, а его разъяренное рычание производило на нее впечатления не больше, чем легкое завывание ветра. В особо вопиющих случаях помыкания им Адам забрасывал Эби на плечо и отправлялся с ней в капитанскую каюту, где самым простым и доходчивым способом объяснял ей, кто тут главный, преподнося уроки послушания, доставлявшие, впрочем, удовольствие им обоим.
Но не он один пал жертвой обаяния Эби. Ее обожала вся его команда, и никто даже не вспоминал морскую поговорку о том, что женщина на корабле – это к беде. Конечно, если бы кто-то и блеснул хорошей памятью, Адам быстро бы устроил ему приступ амнезии. Но такой надобности не было – грозные пираты рядом с Эби превращались в игривых щенят, и герцогу оставалось только челюсти от досады и ревности сводить крепче, чтобы не оттаскать всякого, кто кидал на нее недвусмысленные взгляды, за ухо или за какое другое место поинтереснее. При этом Адам понимал, что и сам наверняка в присутствии жены выглядит ничуть не лучше. Но ему было все равно. Главное, что Эби была вместе с ним. Его.
Сейчас, проводив взглядом ее изящную фигурку, скрывшуюся из виду, герцог мысленно перенесся в тот день, когда мисс Эбигейл Брэдшоу стала миссис Эбигейл Блэкберн, герцогиней Ричфилд.

Это произошло тогда же, когда Эби узнала всю правду о затеянных им играх, но все равно осталась с ним. Терпеть со свадьбой до Англии Адам был не в силах, его одолевало какое-то болезненное желание заиметь на Эби свои законные права, словно это могло быть гарантией того, что она больше от него не сбежит. И только потом он понял, что главная гарантия ее присутствия рядом с ним – не какие-то бумажки и статусы, а ее счастливые глаза в те моменты, когда она смотрела на него.
Они поженились на одном из его торговых судов, которое в числе прочих стояло на якоре в Бухте наслаждений. Капитан Фигероа объявил их мужем и женой пред Богом и людьми на палубе корабля «Сердце моря», где свадебный марш, моду на который завела королева Виктория, им заменяли шепот волн и песня ветра. Щедрое на тепло в этих экзотических краях солнце ласкало светлые пряди волос Эби, а ее широко распахнутые колдовские глаза, смотревшие на него с любовью, были прекраснее, чем само море, и Адам блаженно тонул в их пучинах, погружаясь в них с головой, и был при этом абсолютно, до умопомрачения, счастлив.

Дикие крики, донесшиеся до герцога с палубы, резко разорвали канву его безмятежных воспоминаний и Адам вернулся мыслями к настоящему. А в настоящем, в этот самый миг, его корабль атаковал вражеский галеон. Герцог быстро взлетел по ступеням вверх и, едва замечая, что испанцы уже перебрались на борт «Коварной мыши», в первую очередь поискал глазами Эби. Ее не было. Похолодев от страха, он потерял бдительность, с нарастающей паникой по новому кругу разыскивая в этой людской каше родное лицо. И только когда ему в спину уперлось острое лезвие, герцог понял, что по собственной неосмотрительности оказался перед противником абсолютно беззащитным. Но мысли об Эби занимали его сейчас куда больше, чем собственная жизнь.
- Вот мы и встретились, Черный Джек, - раздался рядом с ним сиплый голос, который Адам узнал мгновенно, хоть и не слышал его, должно быть, пару лет. Давид Перес-Марено. Заклятый враг. Уже давно этот испанец охотился на него, обуреваемый жаждой мести за то, что Адам слегка – ну хорошо, не слегка, а основательно, - подправил ему лицо и лишил одного глаза. И вот он так глупо попался ему в лапы!
- Поворачивайся, английский ублюдок, - скомандовал ему Перес-Марено, и в тот миг, когда Адам едва успел оглянуться через плечо, он заметил, как на тросе с мачты прямо на испанца летит хрупкая светловолосая фигурка, мастерским ударом ног в спину сбивая врага на пол. Эби. Его непостижимая жена. Слава Богу! Она была цела. И, судя по выражению ее лица, с которым она приставила клинок к шее испанца, была настроена весьма боевито.
- Я сам, - коротко сказал Адам, - у нас с этим господином давние счеты.
Когда Эби неохотно убрала шпагу, герцог ткнул ногой поверженного врага и скомандовал:
- Вставай. Бейся со мной как мужчина, лицом к лицу. В этом мире для нас обоих стало слишком тесно, так что сегодня один из нас станет кормом для рыб. И это будешь ты, Давид.
Испанец вскочил и обнажил шпагу, Адам молниеносно вытащил из ножен свою. Клинки скрестились. Герцог не торопился, спокойно отражая все удары Переса-Марено, пока не почувствовал, что противник выдыхается. И вот тогда он сказал скучающим тоном:
- Знаешь, Марено, ты мне до смерти надоел, - с этими словами Адам сделал резкий выпад и проткнул противника насквозь. Выпучив свой единственный глаз, тот бессильно рухнул ему под ноги. Герцог посмотрел на мертвого испанца и как-то отстраненно подумал, что ему уже давно следовало с ним разобраться. Тогда не было бы этого нападения и Эби не подвергалась бы опасности.
Эби! Адам с гулко бьющимся сердцем огляделся, и от души у него отлегло лишь тогда, когда он увидел свою жену живой и невредимой. Бой был окончен, его команда прекрасно знала свое дело. Великолепный испанский галеон пополнил флотилию Черного Джека.

Адам и Эби посетили множество стран в рамках своего бесконечного свадебного путешествия и вернулись в Англию только когда выяснилось, что герцогиня носит под сердцем первенца. На сей раз Ричфилд не стал слушать никаких уговоров и не позволил жене собой вертеть, как вздумается – он твердо решил, что они должны вернуться на Родину, где Эби будет обеспечен должный уход и спокойная обстановка. Он не собирался рисковать будущим ребенком и хвататься за голову от того, что беременная Эби, находясь в море, ежесекундно подвергается опасности.
В семейном лондонском особняке их встретил порядком присмиревший Майлз, ничуть не удивившийся тому, что его брат и его бывшая невеста вместе появились на пороге герцогского дома после того, как вместе же и исчезли с приема у Клиффорда. Майлз не сказал вообще ни слова, хотя Адам ожидал от него злобных упреков и, может быть, даже вызова на дуэль. Но вместо всего этого брат просто обнял его, и столько лет хранившее обиду сердце Адама неожиданно оттаяло. Герцог почувствовал, что наконец-то он вернулся домой.