Карта ролевой игры "Однажды в Шато де Гесдьер"

Когда Колет оказалась рядом, целая и невредимая, Жан-Жак мысленно вознес хвалу Создателю. В таком враждебном месте, где опасность подстерегала на каждом шагу, все это время его не отпускала тревога. Он произнёс, не скрывая своей искренней радости:
- Как хорошо, что с тобой все в порядке! Я беспокоился, милая.
Они отошли чуть в сторону от входа, избегая лишнего внимания, и Жан-Жак выслушал её рассказ. Пока трудно было понять, какую выгоду можно извлечь из принадлежности семьи д'Атруа к масонам, но Форбен привык учитывать даже мелочи. Новость же, донесенная Колет, мелочью однозначно не была. А то, что Анри и Роза разместились поблизости, вообще явилось несравненной удачей. Им нужно поскорее все обсудить и приступать к реализации плана. Мальчишка, с которым Форбен говорил у кухни, пообещал вернуться уже через час в оговоренное место. И не один, а с теми, кто согласится оказать содействие.
Жан-Жак едва закончил свой рассказ, как заметил женщину в углу двора, не узнать которую не мог. Они никогда не были представлены друг другу лично, но Форбен видел её несколько раз в Париже на светских приемах, потому не сомневался: это именно графиня д'Атруа. Более неуместной встречи сейчас и придумать было нельзя.
Выругавшись про себя, - и надо же ей появиться именно сейчас! - Форбен обернулся к Колет, желая обезопасить и её саму, и оградить от возможного разоблачения друзей. Лучше, если с графиней он пообщается в одиночку.
- Милая, поднимайся в нашу комнату, я присоединюсь к тебе через несколько минут, и мы вместе отправимся к Розе и Анри.

До штурма оставалось недолго, Форбен намеревался побыстрее завершить этот пустой разговор, избавиться от присутствия хозяйки поместья и приступить к реализации их с Анри плана. Как только масляный фонарь будет сброшен со стены замка, вооруженные отряды ринутся внутрь. Ему только и оставалось найти парня, который обещал привести еще людей, да снарядить тех оружием.
– Вы любите фейерверки, Ваше Сиятельство? – дурацкий вопрос графини, совершенно неуместный сейчас, проник в сознание, вынуждая Форбена в упор взглянуть на собеседницу.
- Фейерверки? – он приподнял бровь, пытаясь понять, к чему она завела этот разговор.
– Да, – на губах женщины расцвела улыбка. – Мы приготовили подарок для молодых и наших гостей. Помните, как было на именинах мадам де Брюи прошлой весной? Именно там я впервые увидела вашу прелестную дочку. Как она, кстати?
Его погубила малейшая заминка. Растерянность, которую Жан-Жак не сумел скрыть от проницательной женщины. Он понятия не имел, кто такая мадам де Брюи. И никакой дочери у Армана де Гастона не было.
Чарующая улыбка на лице графини д’Атруа вдруг исчезла, а лицо исказилось гримасой ненависти. Женщина отшатнулась назад и закричала, зовя на помощь.
И в тот же миг призрачный сумрак вечера разорвался слепящими огненными вспышками.

Вначале он почувствовал всего лишь странный толчок, но следом за ним почти мгновенно пришла боль, прошившая насквозь все тело. В груди нещадно жгло, вечерняя прохлада пропитанного ароматами цветов воздуха обернулась мучительной, удушливой тяжестью, не позволяющей сделать очередной вдох. Форбен закашлялся, поперхнувшись обволакивающим их дымом и чем-то еще, заполонившим горло, тягучим, горьковато-соленым с омерзительным привкусом металла.
Земля под ногами качнулась, и, теряя сознание, он неожиданно представил штормящее море и суденышко, захваченное бушующей стихией, из которой не было спасения.
Беспамятство длилось недолго. Моргая, Жан-Жак открыл глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь пелену заволакивавшего их тумана. С трудом приподнялся, опираясь на локоть, и скосил глаза на свое плечо. Отверстие от пули было совсем небольшим, но боль – такой, словно из плеча вырвали изрядный кусок мяса. Огнестрельных ранений у него раньше никогда не было. Прежние раны, а их случалось не так уж и много, всегда бывали нанесены шпагой или кинжалом, тогда он сражался только таким оружием. Рана от пули стала чем-то новым, и эта новизна ему отнюдь не понравилась.
Повернул голову, пытаясь осмотреться и увидеть хоть что-то посреди нарастающих клубов дыма, но в этот самый момент ощутил такую боль и такую тяжесть, будто целый полк марширующих солдат обрушился на его плечо и руку, которые горели, как в огне. А следом наступила темнота.

Он тонул в липких волнах боли, обволакивающих все тело. И этим волнам не было конца. Они то ударяли по обнаженным нервным окончаниям острыми иглами, то медленно вытягивали последние силы из обездвиженного тела. Больно было даже думать. Воспоминания, мысли, ощущения кипели в одурманенном сознании, сливаясь в грозящий задушить клубок. И не было никакой возможности вырваться, просто вздохнуть свободно, без этого мучительного давления. 
Откуда-то издалека доносились странные звуки, которые никак не удавалось разобрать, вычленить что-то осознанное из бессмысленного тумана, сгустившегося над ним.
Форбен напрягал воспаленный мозг, пытаясь восстановить в памяти хоть какой-то сюжет, осмыслить действительность. Найти причину, ввергшую его в это дикое состояние. И не мог. Все время упускал какую-то тонкую нить, связывающую его с реальностью. 
И вдруг совсем рядом, взрываясь в голове пронзительной вспышкой, раздался знакомый голос, выхватывающий его из беспамятства.

Губ коснулась какая-то жидкость, но мучавшая его жажда не стихла. Наоборот, стала как будто сильнее и новый виток боли полоснул по нервам.
Мужчина заставил себя открыть глаза, отчаянно пытаясь сфокусировать взгляд на огненных сполохах, извивающихся вокруг в безумной пляске. Рассмотрел стройную фигуру, бледное даже в отблесках огня лицо и переполненные ужасом глаза. Колет...
Прости, милая. Прости, что втянул тебя во весь этот кошмар. Прости, что не сумел защитить...
Губы не слушались, выдавая вместо слов какое-то бессмысленное хрипение.
Отсюда, снизу, где он лежал, было видно и чёрное высокое небо, затянутое пеленой дыма и потому полностью беззвездное, и огонь, что разрастался по постройкам все сильнее и сильнее. И ставшие шаткими, хрупкими от пожара перекрытия на балконе верхнего этажа, нависающие прямо над ними.
Сейчас, когда смерть подошла вплотную и дышала в лицо, он словно обрёл новые силы. Надолго ли?

Анри был рядом, живой и, кажется, не раненый. Это хоть на мгновенье, но принесло облегчение. Де Розье позаботится о Колет - в этом можно было не сомневаться.

Форбен успел рассмотреть, как женщина прыгнула, спасаясь из огненной ловушки. Но на вздох облегчения не было ни сил, ни времени: Жан-Жак уже слышал треск горящих балок, грозящих погибелью. И сильнее боли ощутил жуткий, физически ощущаемый страх от невозможности вырваться из этого плена. Безысходность. Тупик. Но не для всех. Хотя бы не для всех.
Тогда он дернулся из последних сил, поднимаясь с земли. Боль ослепила, делаясь совершенно нестерпимой, но прежде, чем вновь вновь провалиться в темноту, Жан-Жак успел толкнуть друга в грудь, вкладывая в этот толчок все свои жалкие остатки жизни и отчаянно надеясь, что его стараний достанет, чтобы избавить де Розье от огненной могилы.
Мгновенье спустя сверху на него полетело то, что совсем недавно было роскошным произведением архитектуры, обвалилось, превращаясь в груду камней и дымящихся бревен.