Карта ролевой игры "Нет на Земле такого места"

Лондон, Великобритания

Жизнь с Шарлин никогда не была простой.
Чего стоили только многочисленные случаи, когда я, не заметив, садился на ее повсюду разбросанные колбы, порошки, реактивы и одна только моя задница ведает, что ещё. После последнего раза, когда я провел ночь в ванне с ледяной водой из-за особенно забористого реактива, который жег так, что я живо представил себя в аду, Шарлин переехала в подвал, где устроила себе лабораторию. Но что вы думаете она сказала мне после того происшествия? «Извини, Дэв?» «Мне очень жаль, Дэв?» Как бы не так! С сияющим лицом Шарлин воскликнула: «Ах, Дэвид, как здорово, а я-то думала, что смесь не работает!». Здорово, угу. Только вот у моей поджаренной задницы было совсем иное мнение на этот счёт.
Я сидел на кресле в гостиной, закинув ноги на зеркальный столик перед собой, и, опершись подбородком на сложенные домиком руки, размышлял.
По тому энтузиазму, с каким Шарлин гремела сейчас в подвале своим химическим арсеналом, можно было сделать вывод, что ее захватила какая-то новая идея. Отсутствие взрывов, однако, свидетельствовало о том, что причина энтузиазма кроется не в новом гениальном опыте, который она придумала, а в чем-то ином. Я прислушался, ближе поднеся к уху трубу-присоску, которая отлично передавала малейший шорох снизу. Из всей гегемонии звуков особенно выделялся один – звон стекла. Отсюда можно было предположить, что Шарлин снова пронесла в дом тайком от меня новый набор колб или чего-то ещё в этом духе.
Я медленно поднялся и прошел к двери лаборатории. Достав из кармана лупу, внимательно пригляделся к полу. Надо сказать, пол в этом доме был отдельным предметом для исследования. Приходящая раз в неделю домработница никак не могла побороть всю скапливающуюся здесь пыль. С учётом того, что Мэри прибиралась вот только сегодня днём, в отсутствие Шарлин, а я после этого к двери лаборатории не подходил, можно было, опять-таки, сделать вывод, что подсохшие грязные следы, ведущие в лабораторию и обратно, могли принадлежать только Шарлин. И если она прошла в лабораторию раньше, чем на кухню, значит, хотела там что-то спрятать, что только подтверждало мою теорию о новых колбах. Однако имеющихся у меня предположений явно было недостаточно для доказательства вины. Все также, разглядывая пол через лупу, я проследовал по следам в коридор и обнаружил скомканный клочок бумаги под вешалкой для одежды. Достав из кармана перчатки, натянул их на руки и, осторожно подцепив бумагу двумя пальцами, аккуратно ее развернул. Чек. На покупку круглодонных колб! Сегодняшняя дата. Все сходилось.
Однако в этом нелегком деле для полного доказательства вины не помешали бы свидетели. С тумбочки в коридоре через стекло круглого аквариума на меня недоуменно пялилась красная рыбка-петушок – последняя, кому удалось выжить после экспериментов Шарлин с водой в рыбьей обители. Несомненно, это был ценный и беспристрастный свидетель.
- Где вы были сегодня между семью и восемью вечера? – вопросил я рыбу.
Молчание.
- Должен предупредить, что отказ давать показания против обвиняемого может быть использован против вас, - предупредил я.
Вместо ответа рыба повернулась ко мне задом и, махнув хвостом, гордо удалилась в заросли водорослей.
- Хорошо, так и запишем, - пробормотал я, доставая из своих бездонных карманов записную книжку, - «Джон, рыбка-петушок, предполагаемый сообщник».
Записав также все детали расследования и вложив в блокнот главную улику – чек, я обреченно вздохнул. Отсутствие интересных дел в последнее время, похоже, скоро доведет меня до сумасшествия.
Детективное агентство «Джениус Браун», которым я владел, уже несколько месяцев находилось практически на голодном пайке, если, конечно, не считать обращений клиентов со всякой ерундой, вроде дурацких краж и слежек за неверными супругами. Все это было мелочью, не достойной моего внимания, а потому с ней прекрасно справлялся мой партнёр Колин Смит.
«Совсем мельчает преступность», - подумал я с сожалением, проходя на кухню, - «хоть бы какой псих, что ли, нарисовался».
Остывшие недоеденные мозги в соусе из кардамона и чили, сиротливо съёжились на тарелке. Подцепив их вилкой, я внимательно разглядывал строение извилин. Интересно, это был мужчина или женщина? Сколько ему было лет? Какой профессией он занимался? Вот эта часть мозга несколько иная, извилины на ней тоньше, чем, скажем, у той части, что ещё лежит в тарелке, исходя из чего можно предположить, что она была менее задействована при жизни. Находилась она справа или слева? Может, попытаться по памяти и на основе останков смоделировать на компьютере предположительный первоначальный облик мозгов?
А лучше попросить Шарлин добыть новые. И желательно даже два экземпляра – мужской и женский. Ну почему ей было не надписать, черт возьми, эту банку? Тогда я не угробил бы ценный материал на съестные нужды.
Поморщившись, я выкинул мозги в мусорку и тут же подумал, что, возможно, стоило бы их торжественно похоронить, как мужественно павшие в бою под атакой кардамона и чили, но тут же отбросил эту мысль. Тщательно помыв руки, я отправился собирать вещи для поездки в Амаполу – город-призрак, который, я надеялся, разгонит мою скуку своими загадками.

Грандвилль и Амапола

Шарлин начала болтать, едва оказалась рядом со мной в автобусе. Отвернувшись к окну, я старательно делал вид, что совершенно ее не слушаю, периодически кидая суровые взгляды для пущего эффекта. Хотя, если честно, я действительно ее не слушал. Вместо этого, каждый раз, как она открывала рот, чтобы поведать мне о своих опытах и чудесных колбах с рассекателями, я задавался вопросом, знает ли она, как преображается при этом ее лицо? Насколько восхитителен этот озорной блеск в глазах и нежный румянец, появляющийся от возбуждения, порождённого исследованиями? Жаль было только, что подобной реакции в ней не вызывало больше ничто.
Когда Шарлин замолчала, я полностью сосредоточился на созерцании пейзажа за окном, который, к сожалению, был довольно однообразным. После того, как городские постройки Грандвилля скрылись из вида окончательно, перед глазами предстала сплошная степь, казавшаяся бесконечной. И очень унылой. Почти как моя жизнь в последнее время.

Я понял, что заснул во время более чем четырехчасового пути в тот момент, когда внезапно проснулся. Элементарно! Странно во всем этом было другое – перед тем, как открыл глаза, у меня возникло стойкое ощущение, что на меня кто-то смотрит. Причем так, будто я этому кому-то денег должен.
Но по факту рядом никого не оказалось. Во всяком случае, постороннего. Только Шарлин, прикорнувшая на моем плече.
Половина группы уже выбралась из автобуса и я осторожно пошевелил плечом, чтобы растормошить спящую красавицу. Пробормотав какую-то химическую формулу, она открыла глаза и заявила, явно забыв о том, что мы не разговариваем:
- Дэв, представляешь, мне приснилось, что если смешать… - далее последовало долгое перечисление всевозможных химических элементов, которое я был бы не в состоянии повторить, во всяком случае, трезвым. – Надо срочно все записать… - продолжала говорить Шарлин, пока наконец ее взгляд не скользнул к окну. – О, мы уже приехали?
- Как видишь, - милостиво отозвался я, - так что бери свой чемодан с орудиями пыток и пошли.
Количество людей, собравшихся возле станции, заставило меня поморщиться. Куча ног сейчас начнет топтать землю городка, заметая все возможные следы, а сколько народу, должно быть, прошло здесь до нас… так что, если и были когда-нибудь какие-либо улики, которые позволили бы разгадать тайну Амаполы, то дожили они до этого дня с весьма маленькой вероятностью, что вполне, в общем-то, ожидаемо. Так какого черта я тогда сюда вообще притащился? Ответ был прост. Он, в общем-то, стоял со мной рядом, оживленно вертя головой из стороны в сторону.
Шарлин.

Чемодан, оставленный Шарлин прямо у меня на пути, явно намекал на то, что таскать его придется снова мне.
Вообще-то говоря, стоило бы оставить его там, где он сейчас и стоял. Просто для того, чтобы Шарлин больше не повадно было столь беззастенчиво меня использовать. Однако цена колб, которую я вчера увидел в оброненном ею чеке, заставила меня смилостивиться и удержаться от расточительной потери имущества, стоимость которого исчислялась четырехзначными цифрами, и отнюдь не в нанайских тугриках. Не то, чтобы я думал, что на чемодан кто-то может позариться – таких ненормальных в нашей туристической группе, кажется, не наблюдалось, что показал мне беглый осмотр в автобусе, - а вот споткнуться об этот набор вечно юного химика кто-то мог бы вполне.
Я подхватил чемодан, сделал пару шагов и замер.
Как интересно… пыль, покрывающая землю под моими ногами, оказалась насыщенного красного цвета, что было возможно только при условии, что рядом находятся скалы, богатые красным известняком. Но, насколько я успел заметить, никаких скал тут не было и близко. Я огляделся вокруг ещё раз. Степь, унылая степь, и посреди нее – немногие уцелевшие здания когда-то процветавшей Амаполы. И почти все – из дерева, что, в свою очередь, явно свидетельствовало о том, что строившие городок люди были сумасшедшими. Судя по довольно жаркой погоде сейчас, осенью, летом температура воздуха здесь могла достигать отметки в сорок и более градусов, что весьма чревато стихийными степными пожарами. Я припомнил, что писалось в туристической брошюре о том событии, что сделало Амаполу городом-призраком – якобы, налетела сумасшедшая буря и кого снесло, кого унесло, кого прибило на месте. А во всем виноватыми сделали каких-то несчастных влюбленных беглецов. Версия более, чем нелепая. А что, если этот странный цвет земли – следствие пролившейся здесь крови в результате умышленного злодеяния, немым свидетелем впитавшейся в почву на веки вечные? Впрочем, кажется, теперь уже я сам начал сочинять какую-то ерунду.
Покачав головой, я наконец направился следом за Шарлин в аптеку. Она уже с интересом разглядывала какие-то склянки, мое же внимание внезапно привлек пузырек, внутри которого ясно виднелись черные крупинки. Мак. Мак и что-то ещё, что я не мог определить на глаз.
Наркотические свойства растения, давшего городку имя, были широко известны в медицине. А что, если жителей Амаполы с какой-то целью опаивали этой настойкой? Выяснить это можно было только одним путем: испытав действие снадобья на себе.
Взяв пузырек, я прошел к старому прилавку и обратился к стоявшему там человеку:
- Сколько стоит эта штука?
- О, сэр, она не продается, - последовал ответ.
- Сколько? – повторил я не терпящим возражений тоном.
- Сэр, вы не понимаете, это единственный экземпляр...
- Нет, это вы не понимаете, - любезно откликнулся я, поднимая пузырек на уровень вытянутой руки, - или вы продаете мне эту дрянь, или я ее сейчас совершенно нечаянно уроню. Смотрите, у меня уже дрожит рука...
- Не надо! – человек за прилавком побледнел, - берите. С вас 100 евро.
Я кинул ему деньги и повернулся к Шарлин, смотревшей на меня с некоторым осуждением.
- Что? – приподнял я вопросительно бровь, - я просто хочу знать, из чего состоит эта настойка. И ты мне в этом весьма кстати поможешь.

Я посмотрел на Шарлин с недоумением, переваривая сказанное.
Да, положим, жизнь в одном доме для нас была нелегким испытанием. Да, дегустация слюны, приправленной кровью какого-то несчастного, челюсть которого после смерти перекочевала к нам в холодильник, была тоже не самым приятным делом. Да и всякие мозги и прочие продукты чужой жизнедеятельности, занимавшие в холодильнике больше места, чем еда, также не вызывали во мне особого энтузиазма. Но все же этого было явно недостаточно для того, чтобы совершить умышленное убийство, да ещё и при свидетелях. Хотелось верить, что Шарлин понимает, что я пока не до такой степени сошёл с ума.
- Ну, во-первых, я хотел, чтобы ты просто сказала мне, что там находится. По цвету, запаху и прочим деталям, - терпеливо начал я пояснять свою мысль, - а во-вторых, я собирался попробовать все сам, потому что только так можно доподлинно узнать ощущения, которые рождает в организме это снадобье. Ну а в-третьих, я вижу, как алчно ты смотришь вон на ту красненькую бутылочку и вон на ту рыженькую, а потому мы их сейчас забираем и идём в отель, где оставим этот бесполезный гроб на колесах, который ты везде за собой таскаешь, а потом... - я пожал плечами, - а потом как насчёт поесть чего-нибудь более человеческого, чем чьи-то мозги? То есть, я хотел сказать - менее человеческого... В общем, нормальной еды! Надеюсь, хотя бы она у них тут не призрачная, - сказав все это, я достал с полок заветные бутылочки, прихватив к красной и оранжевой ещё какую-то подозрительно синюю и направился к двери, бросив аптекарю через плечо:
- Сдачи не надо.

На это я отвечать ничего не стал. Мы с Шарлин оба прекрасно знали, что если я захочу попробовать это адское зелье - ее предупреждения меня совершенно не остановят. Хотя я и мог понять ее нежелание допускать меня до опасных жидкостей. Причина уже была озвучена ею раньше - два бесполезных гроба на колёсиках за одно путешествие - это, пожалуй, уже чересчур.

Колбасные ароматы... Да, я тоже их заметил. Как и учуял среди них также сыр и сало. Было неловко как-то сразу же просыпаться, чтобы познакомится с людьми только ради того, чтоб пожрать. Поэтому в тот момент я решил анализировать, чтобы успокоить начинающий бурчать желудок.
Итак, что можно было сказать о человеке, который берет с собой в дорогу колбасу и, что ещё интереснее, сало? Первое подозрение - что тяга к салу у него врожденная благодаря украинским корням - я отмел как слишком банальное. Зато нельзя было отрицать, что это довольно запасливая личность, которая всегда готова к неожиданным поворотам судьбы, вследствии которых может пригодиться колбаса. Ранее я заметил в руках мужчины руны, из чего можно было также сделать вывод, что он сам себе нагадал чего-то такого, что непременно требовало присутствия в путешествии колбасы. Впрочем, оставалась и ещё одна версия, объясняющая присутствие колбасы и прочих запасов - это преступные намерения. Надо будет потом понаблюдать за тем, как чувствуют себя колбасоеды. Исключительно из научного интереса, конечно же, ибо человеколюбие мне было малосвойственно. Что, в общем-то, закономерно, учитывая то, что людей я видел чаще мертвых, чем живых, а страсть к первым имела определенное название и являлась отклонением, от которого я, впрочем, был абсолютно далек.

Интересно, как Шарлин удается выдавать двести сорок слов всего за пару секунд? Ее бы способности работать языком - да в иное русло.
- Рано говорить о чем-то конкретном, - пожал я плечами в ответ на последний вопрос. - Но если все же поверить в легенды о том, что городок уничтожила пыльная буря, то можно предположить, что та странная красная пыль, на которую я обратил внимание на пути в аптеку, была занесена сюда откуда-то, и, возможно, несла в себе какие-то ядовитые испарения, что, в свою очередь, помешало людям снова заселить город. А может, все было куда банальнее - они просто побоялись возвращаться туда, где случилось такое несчастье. Ну, знаешь, что-то вроде суеверного страха.
Пока я делился с Шарлин своими наблюдениями - без особого, впрочем, энтузиазма - к нашему столику подошла девушка из той группы счастливчиков - или, напротив, несчастных - пока это было неясно - что поглощали в автобусе неведомую колбасу, и не успел я ещё и рта раскрыть, как Шарлин выложила новой знакомой всю нашу подноготную.

Родственник, значит. Ну хорошо.
Я встал, чтобы, как истинный английский джентльмен отодвинуть перед Керой стул и осторожно ей улыбнулся, зная, что моя улыбка не особо блистает обаянием, но попытка в конце концов все же не пытка.

Вернувшись на своё место, я принялся с совершенно нескрываемым интересом разглядывать девушку. Симпатичная, хотя внешность у нее не броская. По тому, как держится - скорее всего привыкла много общаться с людьми, но при этом остаётся всегда где-то на заднем плане. Впрочем, мне сейчас была интересна не столько ее биография, сколько...
- Как вы себя чувствуете? - полюбопытствовал я, пристальнее вглядываясь в лицо Керы.

- Нет, - ответил я, наконец отвлекаясь от изучения новой знакомой, которая, по всем признакам, явно не собиралась к праотцам. Во всяком случае, цвет лица у нее был нормальный, зрачки в норме, дыхание тоже... В общем, ни малейших признаков отравления. А жаль. Теория преступления снова не состоялась. А стало быть, хороша, наверно, была колбаса, да не наша. - Вообще, чем дальше, тем больше мне кажется, что весь этот городок и легенды о нем - всего лишь часть постановочного шоу, - начал я размышлять вслух, - а ты что скажешь о своих ощущениях, если отойти от научной точки зрения? - спросил в свою очередь у Шарлин и добавил, побултыхав жидкость в бутылочке, которую прихватил последней:
- Как думаешь, что они такого намешали, чтобы получить настолько насыщенный синий цвет?

А вот это уже интересно. Я, к своему позору, совершенно не потрудился прогуглить какие-нибудь сведения об Амаполе и отсутствие таковых в великой и ужасной всемирной сети лишний раз подтверждало мысль о том, что место, куда нас привезли - не более, чем аттракцион для туристов. Причем у организаторов, благодаря легенде, было великолепнейшее объяснение тому, что каких-либо документальных сведений о городке не сохранилось, ведь если гипотетическая пыльная буря якобы унесла куда-то половину жителей прямо как Дороти из сказки Баума - то, конечно же, эта стихия не пожалела и исторических записей. Удобно, не правда ли? И слишком продуманно, чтобы быть правдой.
В этот момент я понял, что следующим местом посещения должно стать не то, что предлагалось смотрителем в качестве доступного, а то, что от нас как раз таки пытались скрыть.

- Конечно. Патологоанатом, - невозмутимо ответил я и тут же получил чувствительный тычок от Шарлин в бок. - Шутка, - добавил, поддавшись внушению в виде локтя... родственницы. - На самом деле, меня волновало, как перенесла долгий путь колбаса, которую вы ели в автобусе. Скоропортящийся продукт всё-таки, - признался я наконец в своём неравнодушии к колбасной продукции господина с рунами.

- Как? Ты уже хочешь обратно? - удивился я, памятуя о том, как рвалась Шарлин в этот загадочный - а лучше сказать, просто мутный - городок-призрак. Не могли же ее, право, удовлетворить пара-тройка склянок из аптеки, которые, вероятнее всего, ничего ценного из себя не представляли. Как, впрочем, и интересного для столь увлеченного своим делом химика, как она.
- Я думал, что было бы любопытно заглянуть туда, куда нам соваться категорически запретили, - поделился я с сестрицей планами, предчувствуя, что энтузиазма они в ней не вызовут. Странно, почему Шарлин смотрит на меня так, будто я в чем-то серьезно провинился, но пока не знаю, в чем именно? И почему бы ей, ей-Богу, не сказать об этом прямо, если, конечно, мое предположение соответствует истине? Я ведь всё-таки детектив, а не экстрасенс, и по тому, как она недовольно морщит нос, мог бы предсказать разве что скорость появления морщин, но никак не причины, вызывающие в ней эту гримаску, делавшую лицо по-детски капризным, но все равно удивительно привлекательным.
Я вдруг понял, что все это - неуемная болтовня, сумасшедшие идеи, одержимость исследованиями - и делало Шарлин такой, какой я ее всегда знал. Знал и принимал все как должное, и даже более того - как то, что выделяло ее из серой массы. Так в какой же момент мне стало вдруг казаться, что всего этого - слишком? Наверно, тогда, когда я стал ощущать, что сам попросту потерялся для нее за всей этой химической мишурой, став словно бы предметом интерьера, как эти ее чертовы колбы с рассекателями и без.
Неужели же, желая быть важнее каких-то склянок и порошков, я хотел слишком многого?


Я наблюдал за тем, как Шарлин открывала бутылочку с синей жидкостью, со знанием принюхиваясь к ее содержимому, как выливала непонятную синьку себе на руку... Смотрел и почти завидовал - и этой дурацкой бутылке, и этой не менее дурацкой жидкости. Тому, как плавно скользили синие капельки по тонкому запястью... тому, как длинные пальцы Шарлин обхватывали пузырек... тому, с каким вниманием она разглядывала его содержимое... Одним словом - докатился.
- Так и знал, - сказал я, пытаясь вернуть мысли туда, где им было безопаснее всего находиться - к исследованиям и теориям заговора. - Скорее всего, все содержимое аптеки - ещё одно разводилово для туристов. Как думаешь, не испытать ли мне маковую настойку на самом апетекаре, чтобы получить хоть какое-то удовлетворение за свои 100 евро? - спросил я у Шарлин, и, понюхав, в свою очередь, синюю жидкость, поморщился, потому что ее запах напоминал чудаковатый симбиоз свежей краски и несвежих носков. Вскинув голову, поймал на себе мрачный взгляд... сестрицы. На всякий случай покосившись на чемоданчик, стоявший под столиком, я гадал, уж не разбил ли по дороге пару драгоценных колб? Впрочем, в этом случае она на меня не молчаливые взгляды кидала бы, а чего посущественнее. Вроде того ядренного реактива. Стало быть, скорее всего решила, что я снова пытаюсь подставить ее под опыты?
- Не смотри на меня так, будто я хотел проделать в тебе дыру, - возразил я ей вслух, - я вовсе не просил тебя лить на себя что ни попадя.

Она была права. Скрыть пропажу человека в этом Богом забытом городке будет нетрудно. Но боялся ли я этого? Нет. Иначе бы не был тем, кто я есть. Быть детективом - значит постоянно подвергаться опасности угодить в ловушку. И даже зная это, все равно лезть туда, куда тебя совершенно не звали. Потому что этот риск - поджигает кровь. Потому что адреналин, рождаемый приближением к разгадке - то, ради чего стоило жить. Единственное, ради чего стоило жить. Во всяком случае, теперь.
Теперь, когда я не был нужен сидящей рядом со мной женщине.

"С тех пор, как меня променяли на круглодонные колбы", - хотелось мне ответить, но я промолчал. Просто потому, что это было неправдой. Просто потому, что с тех пор, как увидел ее впервые - не хотел удовлетворяться ни с кем другим. Просто потому, что не желал выдавать того, что ревную к каким-то склянкам. Это было слишком унизительно, а у меня имелось неискоренимое чувство собственного достоинства. Но главное - я знал, что ей будет безразлично. А ее безразличие - то единственное, что я совершенно был не в силах сносить. И все же делал это зачем-то уже долгое время, не решаясь разорвать хрупкую видимость нормальной семьи. Не решаясь разрушить то, после чего не останется даже надежды, что она когда-нибудь наконец разглядит за толстыми стеклами колб и меня.

А вот после подобного заявления я промолчать уже не смог.
- Мне.на.тебя.плевать? - медленно, чеканя каждое слово, повторил я, с трудом веря в то, что слышу и едва сдерживаясь, чтобы не взорваться как эти ее чертовы реактивы, если их поставить на огонь в колбе без рассекателя. - Ты сама-то веришь в то, что говоришь? - я все же чуть повысил тон, ощущая, что ещё немного - и все, что я копил в себе молча столько времени, прорвется наружу. При всем этом честном и не очень народе. Последнее обстоятельство несколько остудило мою голову и я, поднявшись на ноги следом за Шарлин, крепко сжал ее локоть, после чего уже более спокойно, нарочито-ласковым тоном сказал:
- Ну что ты, дорогая. Как мне может быть плевать на мою... родственницу? - я прошил ее тяжёлым взглядом насквозь, давая понять, что мне тоже есть что ей предъявить. Взять хотя бы это звание "родственника", причем бедного - если и не по состоянию кошелька, то по состоянию психики - так точно, которое она мне присвоила. Не Шарлин ли пожелала, чтобы я носил такой статус? И причины этого угадать было несложно - гораздо проще флиртовать с другими мужчинами, если путешествуешь в сопровождении родственника! Только какого тогда вообще черта она меня сюда притащила?!
Я уже готов был уволочь ее в номер, чтобы там наконец расставить все точки над "i", которые стоило расставить уже давно, как бы ни было это больно. Как бы ни было трудно оторвать от себя то, что являлось частью меня самого. Как бы ни было неуместно выяснять отношения в каком-то задрипанном городке-призраке! Хотя в этом имелась своя ирония - сами эти отношения тоже уже больше напоминали призрак.
Но прежде, чем я успел осуществить свои намерения, в кафе вернулась Кера и сообщила, что наш автобус исчез. Уехал, словно забыв о том, что неплохо бы забрать нас с собой. И в довершение всего - странное объявление, прозвучавшее из динамиков, настолько нарочито зловещее, что происходящее напоминало низкобюджетный фильм ужасов.
Публика на события отреагировала на удивление спокойно, только какой-то коротышка, по виду - грек, уронил на пол поднос со всякой снедью при известии об уехавшем автобусе. Я мог понять постигшее его потрясение - утеря остатков венгерской колбасы - это действительно повод для печали.
В остальном же у меня было такое чувство, что организаторы решили устроить для нас некий приключенческий квест, только вот забыли сообщить об этом, а может, просто не захотели, чтобы не испортить остроту ощущений, так сказать. Как бы там ни было, это был тот случай, когда я предпочитал перестраховаться, не желая подвергать опасности - пусть даже чисто гипотетической - Шарлин. Если на город действительно идёт пыльная буря, то гораздо безопаснее будет скрыться не в самом отеле, а в его подвале. Что там еще сказал этот странный мужик, представившийся дежурным по станции? Во всех зданиях Амаполы есть схема городка, а на ней - тайные подземные ходы, прокопанные любящим пошалить мэром, в том числе и ведущие в отель. Прекрасно, именно это мне и было нужно.
Продолжая держать "сестрицу" за локоть, я потащил ее следом за собой в холл отеля, где быстро обнаружил то, что искал. Схема находилась на видном месте - заключенная в деревянную рамочку, она висела на столе рядом со стойкой регистрации. Быстро изучив ее и на всякий случай засняв на телефон, я повел Шарлин туда, где был отмечен потайной ход в подземелья города.
Крестик, указывающий на дверь в подвал, был отмечен на том месте, где сейчас находилась простая с виду стена, а на самой стене, во всю ее ширину, висела фотокартина. Недолго думая, я извлек из кармана нож и разрезал полотно, за которым и обнаружился искомый вход. Вот только - какая неожиданность! - дверь в подземелье оказалась заперта. Но и на этот случай в моих карманах имелось то, что не раз помогало мне проникать туда, куда меня не желали пускать.
Поковырявшись отмычкой в старом замке несколько секунд, я добился итоговой капитуляции - дверь, надрывно скрипнув, открылась. Из подвалов потянуло сыростью и затхлостью, но, на мой взгляд, лучше уж было дышать помоями, чем не дышать вовсе, поэтому я втолкнул Шарлин в темные глубины подвала и вошёл следом. Затем нашел в кармане небольшой фонарик, включил его и шагнул на первую из ступенек, ведущих вниз, в глубину подземелий.
- Держись рядом, - сказал я Шарлин, начиная спускаться по шаткой деревянной лестнице, поросшей, судя по всему, мхом и плесенью. - И ступай осторожнее, здесь скользко.

Локация Школа

Пока мы с Шарлин спускались по скользким, влажным и явно прогнившим под действием времени ступенькам, в голове у меня назойливо билась брошенная ею фраза: "...вполне подходящий эпитет для наших с тобой отношений".
Нет. Нет, черт возьми! Ни хрена это был не подходящий эпитет!
Родственники заботятся друг о друге. Интересуются друг другом. Готовят друг для друга, в конце концов, а не скармливают один другому завалявшиеся в холодильнике чьи-то мозги и слюни.
Наши отношения уже давно напоминали мне в лучшем случае отношения соседей по квартире, которые встречаются каждый вечер на кухне только для того, чтобы поесть и перекинуться парой фраз.
Хотя если воспринимать размышления Шарлин об опытах и реактивах, которыми она со мной делилась, как высшую меру доверия - тогда да, я был не просто родственником, а практически соучастником того, что ей было так дорого. Но мне этого было чертовски мало! Мне.было.мало!
Думая обо всем этом, я не заметил, как Шарлин оступилась и кубарем полетела вниз. Сердце тревожно замерло на несколько кажущихся бесконечными мгновений, забыв, как биться, пока снизу, из темноты, не раздался голос:

Я буквально слетел вниз следом, скользя и чертыхаясь, и, преодолев пять ступенек, дальше просто спрыгнул в тошнотворную чернь подземелья. Высветил фонариком сидящую на полу Шарлин и закинул инструмент обратно в карман. Наклонился, поднял ее и, поддавшись резко накатившей злости, тряхнул со всей силы - так, что прядь ее волос, взметнувшись, коснулась моего лица.
- Какого черта ты не смотришь, куда ступаешь?! - даже не пытаясь сдерживаться, сорвался я, - какого черта ты не ухватилась за меня?! А что, если бы ты приземлилась не так удачно и свернула свою чертову шею?! - все то время, что говорил, продолжал трясти ее, как тряпичную куклу, а с последним словом из лёгких, в которых словно бы кончился воздух, вырвался рваный вздох, и я порывисто прижал к себе женщину, без которой с трудом мыслил свою жизнь. Нет, не мыслил ее вовсе.
В окружающей нас темноте близость Шарлин воспринималась особенно остро. Я жадно вдыхал запах ее духов, ее кожи и чего-то химического, что вкупе рождало собой уникальный аромат, который мог принадлежать только ей.
Руки с ее талии сползли к бедрам медленным, ласкающим движением, и мысль развернуть ее сейчас к лестнице, наклонить и, сорвав мешающую одежду, взять прямо здесь, среди грязи, мусора и Бог весть чего ещё, казалась мне особенно возбуждающей.
Ее дыхание касалось моей кожи, и от этого лёгкого, почти невесомого прикосновения по телу пробежала дрожь.
Дэвид-детектив сказал бы, что крайне неразумно стоять здесь и дальше, и, тем более, думать при этом о том, как взять Шарлин среди всего этого дерьма. Дэвид-англичанин сказал бы, что это просто неприлично. Но Дэвид-мужчина не хотел сейчас думать ни о благоразумии, ни о приличиях, он хотел просто поддаться своим желаниям и потребностям.
Нащупав застежку на джинсах Шарлин, я дернул вниз молнию и скользнул длинными, тонкими пальцами по ее животу. Интуитивно двигаясь, нашел опору в виде стены и прислонил к ней Шарлин. Пальцы нырнули в ее трусики, начиная ласкать промежность. Когда под моими движениями Шарлин стала влажной, я испытал какое-то пьянящее торжество от того, что она хотела меня. Все ещё хотела меня!
Оторвавшись тазом от стены, она выгнула бедра навстречу моим движениям. Я тут же вогнал в нее два пальца, выбивая хриплый стон, который поймал губами. И с этого момента у меня полностью снесло тормоза.
Я начал яростно трахать ее - языком - рот, а пальцами - между ног, и чувствовал какую-то звериную радость от того, что сейчас она принадлежала только мне. Потому что здесь не было ее чертовых колб, реактивов и проклятого чемодана, здесь были только мы - я и она. И я - в ней.
Я вбивался в нее резко, быстро, входя пальцами на всю глубину и ощущал, как болезненно пульсирует член от желания оказаться на месте пальцев. Там, где она жадно сжимала меня, там, где текла - только для меня. Но сейчас мне было достаточно и этого момента, в котором я владел ею безраздельно.
В миг, когда Шарлин вздрогнула, глухо застонав, я оторвался от ее губ и, скользнув языком по мочке уха, выдохнул:
- Хорошо тебе было, сестрица?
А потом отстранился. И хотя все ещё хотел ее так, что кровь стучала в ушах, мешая соображать, на смену Дэвиду-мужчине уже пришел Дэвид-детектив, который понимал, что нужно двигаться дальше.
Я застегнул на Шарлин джинсы и, крепко сжав ее запястье, потащил за собой вперёд. Согласно схеме, этот путь вел к дому мэра, а от него - почти ко всем зданиям города. Я ещё не знал точно, что ищу, просто подчинялся своей интуиции.
Через несколько минут мы достигли подвала мэрского дома, откуда ответвлялось несколько туннелей. Я прислушался - было тихо. Пошарив в карманах, извлек оттуда свою трубу с присоской и прислонил к стене. Откуда-то слева шел шум, похожий на гул голосов и топот ног. Присутствие людей наверху привело меня к выводу о том, что там вполне безопасно. Вероятно, уже выяснилось, что эта пыльная буря - не более, чем шутка организаторов. Во всяком случае, мне казалось логичным подняться, чтобы узнать последние новости.
Так и держа Шарлин за руку на тот случай, если ей вздумается найти на свою задницу новых приключений, я свернул влево и через какое-то время мы оказались перед открытой дверью. Значит, кто-то уже побывал здесь до нас.
Вынырнув на свет, мы оказались, судя по всему, в школе. Стены, покрытые когда-то зелёной краской, теперь облупились и кое-где виднелась голая штукатурка. Часть парт валялась на полу, а в углу, среди пыли и мусора, я разглядел старую фарфоровую куклу. Ее волосы выцвели от прямых солнечных лучей, падавших из разбитого окна, и были препорошены чем-то белым, точно покрылись сединой за годы забвения. По лицу куклы, словно уродливый шрам, пробегала трещина. И эта потерянная кем-то игрушка производила более ужасающее впечатление, чем вся Амапола вместе взятая.
Неужели же организаторы додумались до столь детальной постановки? Или всё-таки пыльная буря, о которой рассказывали туристам, когда-то действительно накрыла городок?
Оббежав взглядом всю обстановку, я наконец заметил в комнате присутствие двух незнакомых мне людей.

Подойдя к ним ближе, я представился:
- Привет. Я Дэвид, а это... моя родственница Шарлин. Вы не в курсе, есть ли какая-то новая информация о пыльной буре? Или, может быть, организаторы наконец-то объявили, что это просто шутка для устрашения туристов или постановочный квест?

Школа


По тому, как говорила Шарлин, и по тому, как отводила глаза, стараясь на меня не смотреть, я понял, что между нами возникла неловкость, усложняющая и без того непростые отношения. Жалела ли она о том, что произошло в подземелье? Представляла ли в момент, когда отдавалась мне, кого-то другого на моем месте? Я не знал. Но от того, как она вела себя сейчас - хотелось скрипеть зубами. Хотелось выть волком. Хотелось снова встряхнуть ее и напомнить о том, что подобная близость для нас раньше была нормой, а не причиной для неловкости. Как все это могло исчезнуть? В какой момент мы из любовников превратились в соседей? И почему? Главное, что я хотел знать - почему! Мне хотелось выкрикнуть этот вопрос прямо в отстраненное лицо Шарлин, но сейчас был не самый подходящий для этого момент. И Дэвид-детектив с Дэвидом-англичанином побороли Дэвида-мужчину, заставляя сосредоточиться на стоявшей перед нами проблеме, которую кратко обрисовала Джина - красивая, знойная итальянка, если судить по акценту и яркой внешности.
Для всего остального ещё будет время. Я потерял его уже столько, что ещё несколько часов ничего уже не решат. Или наоборот - решат все.

Я внимательно выслушал все, что рассказала Джина, взял из ее рук бумагу, прочитал и подошёл к окну. Если верить своим глазам - на город действительно надвигалась пыльная буря. Если верить логике, то Джина была права - это слишком дорогие спецэффекты, чтобы развлекать ими туристов. Но если верить здравому смыслу - иного объяснения, нежели постановочный квест, просто не было. Во всяком случае, с точки зрения науки и всего того, во что я верил. Но в нынешнем положении, при любом раскладе гораздо проще и быстрее было разгадать дурацкую загадку и найти чертову вещицу, а потом посмотреть, что из этого выйдет и действовать сообразно ситуации.

- Не торопитесь, Матиас, - проговорил я, потирая переносицу - так мне было проще думать. - У нас не так много времени, поэтому начать лучше с очевидного, отметя менее вероятное. Если мыслить логически, то, скорее всего, все остальные классные комнаты выглядят также, как эта, то есть стены в них - покрашенные. В уборной также не стали бы делать тканевые обои. Остаётся учительская. Вот с нее я и предлагаю начать.
Я распахнул дверь, вышел в узкий коридор и огляделся. Строение было одноэтажным. По обе стороны коридора находились двери, ведущие в другие классные комнаты, если судить по полустертым табличкам. В одном конце коридора находилась уборная - это нетрудно было понять по приоткрытой двери, криво свисавшей с петель. Не завидовал я тому, кого буря застала здесь и унесла, прямо со спущенными штанами. Но сейчас меня больше интересовала дверь в противоположном конце коридора.
Я подошёл к ней и повернул медную ручку. Заперто. Странно. Странно, но подобная мелочь меня не останавливала. Я снова выудил из кармана отмычки, немного поковырялся - и дверь распахнулась, приоткрывая вход в комнату с тканевыми обоями.
Что там говорилось в записке? Они до сих пор хранят горьковатый, терпкий аромат? Подходя к стене вплотную и принюхиваясь, я уже знал, что ищу. Что должен найти.
У самой двери обои не пахли ничем, кроме плесени и затхлости долго непроветривавшегося помещения. Я двигался вдоль стены, продолжая принюхиваться, пока рядом с учительским столом, на котором и сейчас ещё лежали почти истлевшие бумаги, мой нос не уловил того самого, горько-терпкого запаха. Запаха табака.
Я довольно хмыкнул и повернулся к Шарлин и нашим товарищам по несчастью.
- Обои прокурены, - сказал я. - Табак въелся в тканевый покров. Неудивительно, что дверь была заперта - миссис Смит явно любила пошалить в тайне ото всех. - Я внимательнее оглядел комнату, но не нашел больше ничего, достойного внимания. Здесь была только самая простая мебель и предметы интерьера - шкаф, стулья, проеденные молью занавески. Все это было не то.
Сунув руки в карман плаща, я начал размышлять вслух:
- Если в загадке говорится о табаке, то нам надлежит искать... Табакерку? Или, может, портсигар? Кто-нибудь помнит легенду об Амаполе? Признаться, она показалась мне столь нелепой, что я не особо в нее вчитывался.

Школа


- Я могу выдвинуть тысячу и одну версию того, как портсигар оказался у миссис Смит, но это будет чересчур долго и утомительно, - ответил я, следя за тем, как Джина деловито начала осматривать стол. - Ну, например, что администратор отеля, где парочка снимала комнату, получив порсигар в качестве оплаты, подарил его миссис Смит как своей любовнице. Или она увидела эту штучку в таверне и предложила ее выкупить. Или же портсигар мог быть сразу же сдан в ломбард... - я перестал перечислять, когда увидел, как из-под груды истлевших бумаг Джина выудила серебряный портсигар.
- Какая быстрая работа. Из вас вышел бы неплохой сыщик, - похвалил я, подходя ближе, чтобы рассмотреть находку. Симпатичная вещица, из настоящего старинного серебра, с выгравировованным на крышке витиеватым узором. Внутри ещё оставалась пара сигар и я инстинктивно их понюхал. Тот же запах, что хранили и тканевые обои, только более насыщенный. Вытащив одну сигару, я сунул ее в карман и пояснил присутствующим:
- Сувенир. На память об этом... - я пожал плечами, не зная, как лучше охарактеризовать все случившееся, - ...об этом месте. - Не говорить же было, что я собирался исследовать табак на предмет его возраста, чтобы узнать, подлинный он или часть декораций. - И будьте здоровы, Джина, - добавил я вежливо. Англичанин всё-таки.

Какое-то время я молча смотрел в спину Шарлин. Затем - наблюдал, как ее тонкие пальцы перебирают ворох старых фотографий, лежащих на подоконнике. Следил, как задумчиво она наклоняет голову, рассматривая фотоснимки. И все это время - думал. Думал о ее хмуром лице там, в кафе отеля, когда я заговорил с Керой. О том, как страстно она отдавалась мне в подземелье. И о том, что сказала сейчас о женщинах, которые любят пошалить. Сказала так, словно ей это не нравилось. Словно упрекала меня за этих чисто гипотетических, между прочим, женщин. Из всего этого я мог сделать только один вывод - самый важный - ей ещё не было все равно. На меня. На нас. А значит, ещё можно было попытаться что-то исправить. Возможно, мы оба слишком замкнулись каждый в своём мирке: она - в химических опытах, а я - в расследованиях. И наш общий мир просто раскололся на две половины, где Шарлин покупала пачками колбы, чтобы отвлечься от проблем и уходила с головой в работу, а я маялся дурью, подбирая за ней чеки и допрашивая ни в чем неповинную рыбу.
А стоило, быть может, просто поговорить. Не о реактивах и мозгах, а о нас. Потому что мы - ещё существовали. Мы - как местоимение. Мы - как единое целое.
- Одной женщины, - сказал я тихо, подходя к Шарлин и опираясь ладонью правой руки на старый деревянный подоконник, покрытый потрескавшейся белой краской. В ответ на взгляд, полный непонимания и чего-то ещё, похожего на надежду, я пояснил:
- Я хочу быть знатоком только одной женщины, Шарлин. Той, что стоит сейчас передо мной. И да, хочу смотреть на то, как ты шалишь. Касается ли это твоих драгоценных реактивов, которые я порой ненавижу, или нашей постели, в которой хочу видеть тебя всегда. До конца своей жизни.
Я немного помолчал, но не в силах выносить стук сердца в ушах, бешено колотящегося в ожидании ответа и посылающего по всему телу нервную дрожь куда более сильную, чем перед лицом смерти, спросил, чтобы заглушить, затоптать словами собственную слабость:
- О чем ты сейчас думала? - смотреть на Шарлин было тяжело. Я не хотел прочесть на ее лице ответ раньше, чем его произнесли бы губы, а потому скользнул взглядом к окну. Странно, но видимость на улице улучшилась и пыльная буря, судя по всему, отступала. Совпадение? Или уловка организаторов? Как бы там ни было, мой скептицизм относительно истории городка после этих нелепых поисков и загадок только увеличился. Особенно когда откуда-то зазвучал голос дежурного:

- А если против? - ответил я невидимому голосу и нахмурился. - Какой ещё, нахрен, поезд? Как он может проехать по недействующей более ста лет дороге, да ещё в такую непогоду? Разве это безопасно? И куда вообще нас повезут - хотелось бы знать? - Мое возмущение нарастало. Может, пойти и вытрясти из этого дежурного душу? Что за чертововщина вообще происходит в этой Амаполе? - Знаете, мне начинает казаться, что мы стали участниками какого-то реалити-шоу, - проговорил я, обращаясь ко всем одновременно, - и мне это совершенно не нравится. Я на подобное не подписывался! - кулаки начали ощутимо чесаться от желания пройтись ими по подозрительной бородатой роже. Продолжая хмуриться, я начал вышагивать по комнате из стороны в сторону, как делал всегда, когда особо активно думал. Или боролся с желанием совершить насильственные действия и вовсе даже не сексуального характера.