Карта ролевой игры "Дивье Поле"

Тот, кто поднял этот груз,
Тот, кто принял этот путь,
Все, что пройдено тобой,
В этот миг не позабудь...

Легкое щекочущее прикосновение к щеке отвлекло меня от водружения на голову шлема. Скосив глаза, я увидела, как мужские пальцы поправляют мой локон. Я подняла взгляд на своего спутника и поблагодарила его улыбкой, но почему-то слегка смутилась и предпочла поскорее спрятаться за дисплеем.
Наверное, от смущения я пропустила всю вводную часть и сама не поняла, что за персонажа выбрала. Просто вдруг оказалась на перекрестке четырех дорог, посреди бескрайней равнины, поросшей пожухлой травой.
Чувствовала я себя как-то странно… Как будто что-то противно скребет по телу и мешает.
Я опустила взгляд, но не увидела ничего странного: рубаха какая-то длинная белая свободного покроя. Волосы густые каштановые прямо до земли спадают, почти полностью скрывая одежду. «Ну, просто плащ из волос», - мысленно хихикнула я. Слегка потянув вверх подол рубахи, я уставилась на свои ноги.
Босые.
Я стою босиком на пожухлой траве.
Пошевелив пальцами ног, я прислушалась к ощущениям. А нормальные ощущения. Хорошо. Удобно. Еще бы от рубахи этой мерзкой избавиться – и совсем замечательно будет! Гадкая одежка! Корябает. Трет.
Я уже ухватилась покрепче за подол, намереваясь стянуть с себя эту пакость, как вдруг сообразила, что под рубахой-то на мне, похоже, и нет ничего больше.
Моментально отпустил подол, я стрельнула глазами по сторонам. Вокруг были люди. Не то, чтобы толпа, но десятка полтора-два наберется. А я чуть не предстала перед ними, в чем мать родила. А здесь ведь не только женщины, но и мужчины.
«Мужчины? Мужчины – это хорошо! Пусть смотрят! Пусть любуются! Пусть дивятся! Мужчины сильные. Сила – это жизнь!» - змейкой скользнула в голове шальная мысль.
Я нервно передернула плечами и смущенно поправила волосы, стараясь справиться с нахлынувшими ощущениями. Мысли были странные. Ощущения странные. Все – странное. Мое и не мое одновременно. Пальцы нащупали на голове какую-то колкую корону.
Стянув украшение, недоуменно осмотрела венок из веток. Ну, венок так венок. На фоне всего остального – не так уж и странно. Водрузив корону из листьев обратно, я присмотрелась к окружающим.
Все вокруг внимали Ей. И это было правильно. Так было должно, потому что за ней – сила. Своя сила. Не заемная.
Я бы тоже внимала, но физические ощущения все время отвлекали. Не могу я в рубахе. Просто не могу. Плохо в ней. А без нее? Без рубахи я смогу? Тут же даже деревьев нет, чтобы спрятаться, а у меня кожа нежная, я солнца не люблю – печет хуже полотна по телу. Царапает злыми лучами. Придется терпеть рубаху.
А вообще: откуда я все это знаю? Про силу? Про солнце? Про мужчин?
Мысль о мужчинах опять выдернула меня из собственных ощущений, заставив разглядывать собравшихся. Я вновь вспомнила прикосновение мужских пальцев к щеке. Вот только разглядеть своего спутника в поднявшейся вокруг суматохе не могла.
Все вокруг оглядывали котомки, поправляли оружие, что-то еще делали непонятное. А у меня ни оружия, ни котомки не было. «Да и зачем они мне?» - вновь зазвенела в голове своя и одновременно чужая мысль. «А что я есть буду? Как что? Силу. Как силу?» - от следующей мысли я сдавленно охнула и замотала головой. «Мама!» - я трясла головой до противного звона в ушах, стараясь вытолкнуть все эти мысли.
Не хочу думать, не хочу, не хочу…
Растерянно осмотревшись еще раз, я поняла, что все разбились на группки. Ноги сами собой понесли меня вслед за удаляющейся небольшой группой путников.
Бежала я легко, свободно, как будто это и был самый естественный способ передвижения для меня. Рубаха только мешала: шершавила кожу, путалась в ногах…
До удаляющейся группы я добежала, даже не сбив дыхания.
- Доброго здоровьичка! – весело выкрикнула я и сама растерялась от звука собственного голоса: чистого, легкого, будто звон лесного ручейка.
Путников было трое: осанистый блондин, которому я немедленно улыбнулась, девушка… «Красивая девушка. Но зачем она здесь? Не хочу!» - капризно надула губки я, с трудом подавив желание топнуть ножкой. Чтобы не злиться, я перевела взгляд на третьего путника, оказавшегося ближе всех ко мне. Брюнет. Яркий. Сильный. Моя рука сама собой поднялась, и пальцы слегка коснулись мужской щеки. Подушечки пальцев аж закололо от ощущения силы. От внезапно переполнившей меня радости я засмеялась, и над дорогой словно разнесся перезвон серебряных колокольчиков.
- А мы попадем в лес? – неожиданно спросила я у спутников. – Я люблю лес. Я – Елисава.
И это имя, легко сорвавшееся с губ, показалось мне настолько верным и родным, что я раскинула руки и побежала вперед по дороге, навстречу ветру, и простору, и обязательно лесу.
Хочу в лес, в лес, в лес…
Хочу в даль, в даль, в даль…
Хочу в тень, в тень, в тень…
Хочу петь, петь, петь…

А впереди сам собой катился по дороге клубок. И вскоре он, действительно, привел нас в лес.

Дальняя заимка

А в лесу было хорошо. Тут был Дом. Тут текли из земли и от стволов деревьев едва ощущаемые ручейки силы. Я с восторгом бросилась бежать прямо через кусты, хотя в последний момент в голове и промелькнула мысль: «Стой, дура, ты же там застрянешь!»
Но я не застряла.
Я пробежала сквозь сплетение веток, словно бы они передо мной сами раздвинулись. Как так вышло? Непонятно. По идее, я половину волос и рубахи должна была оставить в этих сучьях. Но не оставила.
Ну и ладно! Я перестала ломать голову и вновь отдалась лесному зову.
Вышли мы к избушке на берегу озера.
Грязненькая какая-то, неуютная. Сразу захотелось выйти из этих давящих стен. Неживых. Не пропитанных запахами мха и грибницы, не источающих тепло и силу. Живое дерево силу дает, а эта мертвая коробка… хорошо, если не отнимает. Пока я прислушивалась к ощущениям, Любава и Емельян отправились добывать еду. Им надо. Я-то если только ягод немного съем. Ягоды, кстати, можно поискать. И грибы. Грибницей же пахло. Грибы я не ем, но другим могут пригодиться. Я взглянула на замершего в странном оцепенении Филимона.
Сила…
Сила так и притягивала меня.
Сделав плавный шажок, я вновь дотронулась до щеки мужчины. Он перевел на меня какой-то мутный и почти безумный взгляд и вдруг крепко и сильно прижал меня к себе.
Я чуть не заурчала от удовольствия, когда почувствовала, как вокруг меня свиваются коконом потоки силы. Он был очень теплый, почти горячий. Дышал тяжело и резко. И мне вдруг захотелось его поцеловать. Прижаться своим ртом к его горячим губам и втянуть в себя его злость, ярость и силу. А он заглянул мне в глаза, и я почувствовала его вопрос:


Да, не услышала, а именно почувствовала. И почти сразу вспомнила, как надеваю шлем виртуальной реальности, а мужские пальцы касаются моей щеки. Я была уверена, что это были пальцы Филимона, хотя в тот момент он и выглядел чуть иначе. А я? Интересно, я сильно изменилась? Волосы стали длинными и каштановыми, а вот лица своего я до сих пор не видела, хотя почему-то была уверена, что выглядеть должна хорошо. Иначе мужчины не шли бы за мной. «Куда? В лес! Зачем? За поцелуями!» - вновь пронеслись в голове странные мысли: «Мужчины – это хорошо. Сила. У мужчин есть сила».
Я уже почти потянулась к Филимону, чтобы поцеловать, когда в голове вдруг словно ураган взревел: «Нельзя!»
«Почему это «нельзя»? Если хочется, значит, можно!» - удивленно хлопнула я глазами, стараясь понять, что вообще со мной такое происходит.
То ли почувствовав перемену в моем настроении, то ли еще почему, но Филимон отпустил меня и вышел из избушки.
Без него в этих мертвых стенах стало еще тоскливее, и я, передернув плечами от неприятных ощущений, тоже выскользнула наружу.
Филимон настороженно принюхивался к собственной руке, с которой скатывались капельки воды. Я нюхать воду совершенно не хотела. Не нравилось мне это озеро. Была в нем сила. Но неправильная сила. Не лесная. И туман над водой собирался какой-то странный. Чужеродный.
Внезапно Филимон закричал про отраву в воде и ринулся вдоль берега, сломя голову. Потревоженный туман трепыхнулся, будто живой. Из-за тумана донесся голос Емельяна. Силки проверять будут. Еду готовить. Польза. Интересно, а от меня какая-нибудь польза есть? Я задумалась, прислушиваясь к ощущениям… И вдруг поймала себя на желании немедленно подняться в воздух.
Не раздумывая, и стараясь поймать верные ощущения, я рывком сдернула противную рубаху, едва не содравшую мне кожу, швырнула грубую одежку кулем на порог и перекувыркнулась через голову.
Руки выгнулись, голова запрокинулась, ставшее уже привычным ощущение тяжести от копны волос и венка исчезло, и в воздух поднялась крупная птица с длинной шеей.

Дальняя заимка

Ветер… Простор… Свобода…
Взмахнув руками-крыльями и почувствовав, как струйки воздуха ерошат перья, я чуть не задохнулась от счастья. Это было… было… нереально! Как будто воздух вдруг сгустился и сам поддерживает под руки, подправляет, покачивает, в первые минуты я просто кружилась, кренилась и купалась в солнечных лучах, наслаждаясь новыми невероятными ощущениями.
Что? В солнечных лучах?
Я чуть камнем не рухнула на крону дерева, как только поняла, что уже некоторое время не прячусь от солнца. Впрочем, сейчас оно меня не жгло. Скорее, ласкало. Видимо, в лебединой ипостаси солнце на меня так разрушительно не действует, но проверять, на сколько хватит моей удачливости, не хотелось. Зачем я вообще взлетела? А кто его разберет. Захотелось! Так… спуститься обратно на землю я всегда успею, а пока можно использовать полет с толком! Сверху хорошо видны дороги вокруг, можно разведать, что тут есть. Я пару раз взмахнула крыльями и вдруг поняла, что лечу обратно к озеру. Вон оно уже показалось из-за деревьев.
Подивившись, когда это я успела развернуться, но списав все на эйфорию первого полета, я пролетела над озером и избушкой и направилась дальше над кронами деревьев, стараясь разглядеть внизу что-нибудь интересное. Летела я недолго. В какой-то момент из-за деревьев вновь показалась избушка и озеро. Но на этот раз я была абсолютно уверена, что не сбивалась с курса! Тут что, несколько похожих озер с избушками? Однако тут я заметила Филимона, входящего внутрь избы, и поняла, что озеро то же самое. Неужели все же сбилась? Испытав легкое неудовольствие, я качнула крылом и изменила траекторию полета, направившись в третью сторону. Результат был прежним: через некоторое время я опять вернулась к избушке.
Беспорядочно пометавшись над деревьями еще какое-то время и окончательно убедившись, что любое направление движения каким-то невообразимым способом превращается в ленту Мебиуса, я вернулась на озеро. Под кронами деревьев было куда темнее, чем наверху, поэтому я не сразу разглядела, что перед избушкой кто-то стоит. Сообразив, что рубаха моя осталась на пороге, я благоразумно нырнула под ветки дерева и перекувырнулась в воздухе под защитой лесной мглы и кустов.
Слегка покачнувшись на ногах, я замерла, прислушиваясь к ощущениям. Чувствовалась сила. Застоявшаяся. Накопленная годами. Мутная и душная, но сытная. Меня немедленно потянуло рвануть к берегу и забрать все угощение себе, но к желанию насытиться примешивалось и смущение. В голове роились и вихрились мысли, словно бранились два голоса: один привычный мой, а второй звонкий, будто ручеек.
Как я голышом выйду к людям? Надо было раньше об этом подумать и спрятать рубаху в лесу. О чем я думала, когда перекидывалась? Да я вообще не думала в тот момент!
Я тщательно ощупала собственные волосы: они закрывали тело не хуже плаща, как раньше закрывали мою рубаху. Это немного обнадеживало.
И все равно: голой ходить перед кем-то… это… это невозможно!
Почему? Нет ничего более естественного! Более привычного, более древнего!
Я… нет, я не могу.
Попробуй! Вот увидишь, всем понравится! Там сила. Иди. Забери. Много силы. Вся твоя будет.
Я сделала первый нерешительный шаг к кромке леса. Потом еще один. И еще.
Выглянув из-за куста, я увидела странную картину: в дверях избушки замерли Любава и здоровенный черный кошак, на берегу стоял Емельян, и все они взирали на лезущее из озера страховидло с темной кожей и горящими глазами. От чучела озерного пахло тиной и тянуло силой. Так тянуло, что я невольно сделала шаг вперед. Сила. Мужская. Это вот кошмарище – мужчина. Определенно мужчина. А мужчин я не боюсь.
- Эй, добрый молодец, а ты кто ж такой будешь? – звонкий голосок со странными переливами зазвучал сам собой. Я уже хотела зажать рот руками, но было поздно.
Страховидло перевело взгляд на меня, глазищи полыхнули, и это нечто внезапно преобразилось в ладного мужчину. Не старого, хотя и не сказать, чтобы молодого. С бородой. И обычной белой кожей.
- Мил человек, ты куда идешь, пробираешься?.. Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?..
Бородатый мужчина сделал еще шаг по направлению ко мне, когда над озером раздался странный всхлип ветра, похожий на протяжный женский крик, и туман над водой будто сплелся в подобие женской фигуры, тянущей руки в сторону пришельца.

Дальняя заимка

Дальше события развивались стремительно: кот, оказавшийся Филимоном, быстро уволок меня в избу и, бросив мне рубаху, захлопнул дверь. Я смущенно натянула одежку, стараясь держаться подальше от огня, и думая, почему сразу не распознала в коте Филимона? Должна была бы почувствовать знакомые вспышки силы. Видимо, чужеродной силой страховидлы озерного тянуло так явно и звучно, что я не чувствовала больше ничего. Сколько же лет он провел в том озере, что накопил такие запасы?
Расправив рубаху, я робко поскреблась в дверь. Через порог шагнул хмурый Филимон, окинул меня настороженным взглядом, а потом схватил в охапку и закружил по комнате. Я радостно прильнула к нему, наслаждаясь прикосновением к сильному теплому телу. И мне так было хорошо в его объятиях, что я даже не сразу уловила момент, когда Филимон потянулся поцеловать меня.
После того, как я воспользовалась силой зазовки, мне стали понятны и очевидны многие вещи, которые я интуитивно чувствовала с самого начала, но еще не осознавала полностью. Вот и сейчас я понимала, что мои поцелуи смертельно опасны. Видимо, подсознательно я чувствовала это еще тогда, когда сама хотела поцеловать Филимона несколькими часами ранее.
Испуганно вздрогнув, я извернулась так, чтобы он не коснулся моих губ. Филимон чмокнул меня в висок и настороженно замер. Думаю, он хотел понять, что произошло, но я просто не знала, как такое сказать.
Ты мне нравишься, но я тебя убью? Где-то я что-то похожее уже слышала…
Словно издалека донеслись воспоминания о Выставке и фраза, произнесенная мной, когда я поняла, что Фил… Федор сломал мне крыло: «Ты мне нравишься… тебя я убью последним». Напророчила, называется.
Филимон отпустил меня и принялся звенеть котелками и производить еще кучу манипуляций, в которых я мало что понимала.
В этом облике мне почти не требовалось обычной человеческой пищи: горстка ягод, пара орешков, глоток воды из ручья. По-настоящему меня насыщала мужская сила… И за то, чтобы я насытилась, мужчины обычно платили жизнью.
Я тихо забилась в уголок избушки и отчаянно старалась придумать, что с этим можно поделать.
Филимон что-то стряпал, Любава с Емельяном пока не возвращались, но за стенами домика было тихо, а значит, ничего страшного там не происходило.
Закончив с готовкой, Филимон присел рядом. Я положила голову ему на плечо и сделала вид, что прикорнула. На самом деле я отчаянно пыталась понять, что можно сделать с моими особенностями, чтобы не навредить Филимону. Правильнее всего было вообще не подходить к нему, но это было ужасно сложно. В итоге я все же решилась произнести вслух:
- Меня нельзя целовать. Отравишься.
И тут в избу вернулись Емельян с Любавой.

Во время трапезы я отведала немного меда и выпила заваренного Любавой ароматного напитка, дождавшись сперва, чтобы остыл. На Филимона я старалась вообще не смотреть, только слушала рассказ наших спутников о судьбе Озерника и Туманницы.


- Змей выманить можно, - задумчиво произнесла в ответ я. – Я оборачиваться умею. Нынче лебедью оборачивалась. Отсюда уйти нельзя. Куда бы я ни летела, всегда возвращалась обратно к озеру. Наверное, это часть заклятия. Змеей я тоже оборотиться могу. Думаю, сумею выманить из озера настоящих змей, - твердой уверенности у меня не было, но проверять прямо сейчас, что я смогу сделать, перекинувшись в змею, мне совершенно не хотелось. Почему-то мне казалось, что еще одно превращение Филимону совершенно не понравится. – А пояса зачарованные – не змеи, они на дне останутся. Вот как их оттуда вытащить, я не знаю. И еще: меня-то змеи не тронут, а вот вам оберег какой-то нужен или зелье отпугивающее.

Дальняя заимка

Обращение в змейку и выманивание из озера других змей прошли для меня как в тумане. Кажется, я начинала уставать от частого применения своих сверхъестественных способностей. Выполнив свою часть задачи, я вновь перекинулась человеком, предусмотрительно юркнув в избушку, натянула на себя опостылевшую рубаху и вновь вышла к спутникам.
Емельяна нигде видно не было, видимо, он уже нырнул под воду. Филимон и Любава наблюдали за озером. Я подумала, что все равно ничем им сейчас помочь не могу и ушла в тень отдыхать.
Найдя самую большую сосну, я опустилась на землю, прижалась спиной к необхватному стволу и с наслаждением почувствовала, как тонкая струйка силы пробежала вдоль позвоночника.
Лесная сила была доброй, приятной, но не очень сытной. Немного подпитаться ею было можно, но это если не использовать чары. А вот для оборотов требовалось больше сил. И забрать их в нужном количестве можно было только у мужчины.
И вновь, как и вчера, в голове словно два голоса заспорили:
Как я могу забрать силы у мужчины, если он после этого наверняка умрет?
Не твоя печаль.
Да как это не моя? Я же не убийца!
Емельян не боится ядов. Он выживет.
А при чем тут Емельян?
Он мужчина. У него есть сила. Сила – это жизнь.
Я… он мне не нравится.
Подумаешь! Тебе же за него не замуж идти!
И что? Я же не буду вот так с первым встречным!
А почему нет? Все мужики устроены одинаково.
Не хочу. Не хочу. Не хочу.
Я затрясла головой, чтобы избавиться от наваждения.
Емельяну явно нравилась Любава. Я, конечно, наверняка смогла бы его заворожить, чтобы он на время забыл о своей зазнобе, вот только не лежала у меня душа к такому решению. Во-первых, мне нравился Филимон. Во-вторых, я не хотела делать гадости ни Любаве, ни Емельяну. Они-то мне ничего плохого не сделали. Если бы не мысли и чувства навязанной мне в этом странном мире личины, мы с Любавой вполне могли бы подружиться. Она была явно хорошей, приятной девушкой. Ну что я могу поделать, если зазовки женщин не любят?
Я устало потерла лоб и постаралась отогнать все мысли и просто слушать лес. Постепенно я успокоилась.
Нырял Емельян долго, выудил из озера кучу всяких вещей, но они мне были совершенно безразличны. Нет, умом-то я понимала, что там какие-то сокровища, которые дорого стоят и все такое, но на кой мне в лесу сокровища эти?
К тому моменту, как Емельян добыл второй пояс и освободил Озерника с Туманницей, я уже успела отдохнуть и снова повеселела.

По пути к колодцу

Вслед за клубком мы отправились по дорожке. Точнее, спутники мои все больше по дороге шли, а я бегала по лесу вокруг них по траве и кустам. Весело же! Емельяна с Любавой, кажется, сильно расстроило исчезновение кругляшков от Оберега, которые тоже отыскались на дне зачарованного озера, но мне показалось, что все идет, как надо: мы кругляшки нашли, вместе сложили, значит, дело свое сделали. Так и надо.
Мне казалось, будто я хорошо отдохнула, но, судя по тому, что в какой-то момент Филимон сумел меня поймать и прижать к дереву, потеря сил на мне сказалась сильнее, чем я думала.


Первой мыслью было: «Да ты с ума сошел!»
Я дернулась, но вырваться не успела. Губы Филимона коснулись моих, и я испуганно замерла, забыв, как следует дышать. В голове царил полный хаос. Обе мои личности просто взбесились: зазовка смеялась и хлопала в ладоши от восторга, а петербурженка вопила от ужаса. Ничего толком не разобрав в этом урагане чувств и эмоций, я кое-как отпрянула от Филимона и испуганно уставилась на него, ожидая судорог, предсмертных хрипов или еще чего-то в том же духе.


Я чуть не задохнулась от счастья, когда поняла, что вот прямо сейчас Филимон не упадет замертво. Но на всякий случай вывернулась из его рук и отбежала подальше. Мало ли… Вдруг все проявится позже… И вообще, вдруг не после первого поцелуя смерть наступает? Откуда мне знать, вдруг нужно, чтобы в организме мужчины накопилось какое-то количество яда?

Утренний колодец

Отозвавшись на тихую просьбу Филимона, опустилась рядом с ним на землю. Сначала было страшно, что он начал слабеть под действием моего яда, но всмотрелась в его глаза: не было там болезненной мути. Взгляд чистый, ясный, со смешинкой. Может, и впрямь обошлось?


- Боюсь, - негромко шепнула я, но не удержалась и погладила его по щеке. – Я очень боюсь причинить тебе вред. А ты отравы не боишься? Не берут тебя яды совсем?
Но на такой поворот я не особо надеялась: слишком хорошо, чтобы быть правдой!
После появления Наделенной силой, я огляделась, но Емельяна с Любавой не заметила рядом с колодцем. Видимо, разошлись наши пути. Мысленно пожелав бывшим спутникам удачи и везения, я следом за Филимоном подошла к колодцу.
Филимон быстро придумал, как нам вниз спуститься.
Очутились мы на краю обрыва, а в обрыве том – черные остовы домов торчат, да ветер жутко завывает, будто на погосте.
Нервно передернув плечами, я огляделась, нет ли здесь другой дороги. Очень уж не хотелось в эту мертвую долинку спускаться. Смотрю, на краю оврага старичок сидит: седой, как лунь, спина сгорбленная, глаза слезятся.
Подошли мы к старичку, поприветствовали, и поведал он нам свою кручину: когда-то здесь была большая деревня. Теперь же всё вымерло, только души неупокоенные от двора ко двору носятся, да страшным воем завывают.
Давным-давно налетело на деревушку лихо злое, да всех жителей погубило, один лишь только молодец в живых остался. Только теперь не может он домой вернуться, ибо на деревне заклятие страшное наложено. Место проклятым сделалось, а сам добрый молодец с края обрыва сойти не может. Постарел, волосы белыми, как снег сделались, а ни шагу ступить прочь не в силах.
Но есть возможность одна избавить деревню от проклятия. Спуститься надобно только вниз, не боясь ничего…
По опустевшим дворам шныряет всякая нежить - кикиморы-пустодомки да умертвия разные. Гиблое это место, страшное. Надобно найти общинную избу, да в ней пир накрыть для всех неупокоенных душ. Сварить медовухи, браги хмельной, пирогов напечь, да угостить всех, кто избавиться от проклятия хочет.
Выслушав историю, я взглянула на Филимона:
- Видимо, Макошь хочет, чтобы мы избавили деревню от проклятия. Я не знаю, что требуется для браги, а вот для медовухи точно нужен мед, причем гораздо больше, чем у нас с собой. Скажи, мил человек, - обратилась я уже к старику, - а где ваши деревенские бортничали обычно?
- А вон там, - указал рукой старичок в сторону недалекого лесочка, расположенного на краю обрыва. – Там борти стоят на ближней поляночке. Тропка только заросла уже, думаю.
- Ну, уж поляночку-то в лесу я отыщу, - сразу повеселела я от перспективы уйти от жуткой деревеньки на лесные просторы. – Пойдем, - я взяла Филимона за руку, и мы направились к лесу.
Правда, далеко мы не отошли, дорогу нам перегородила лощина. Пришлось спускаться. Хорошо хоть деревня проклятая в стороне осталась, чуть виднеется околица в сером рассветном сумраке.
На дне оврага мы повстречали еще путников: беловолосого мужчину и тихую девушку, как-то странно отводившую взгляд.
- Доброго здоровьичка! – негромко поприветствовала я их, невольно косясь на недобрую деревеньку. – Вас сюда тоже Макошь послала? Я – Елисава, а это – Филимон. Мы за медом идем. Вы уже старичка видели? Давайте только наверх поднимемся, не нравится мне тут!

Утренний колодец


- Зато твой котелок вам всем у озера жизнь спас, когда нужно было змей отпугивать, да и сейчас сгодится против проклятия, а у того же Емельяна при себе сколько оружия было? Сильно оно ему помогло против Озерника или змей? Выходит, что котелок – важнее меча! – совершенно серьезно ответила я, на миг прижавшись щекой к плечу Филимона.
Нашел из-за чего расстраиваться, в самом деле! Меча ему недодали. А толку-то от этой железки –лишь за кусты цепляется.
При знакомстве с Велимиром и Радой Филимон как-то все принюхивался странно, а поведя носом в сторону тихой девушки, неожиданно мурлыкнул по-кошачьи. И мне это почему-то не понравилось. Я повнимательнее присмотрелась к Раде, но ничего особенного не увидела: красивая девушка, но Любава не хуже. Однако к Любаве Филимон так не принюхивался и не мурлыкал ничего.
Я так крепко призадумалась, что ни слова не проронила, покуда не ушли наши новые знакомцы.
Зато вместо них мужчина какой-то появился. С виду пригожий, только непонятно, кто таков. Впрочем, мне ли мужчин бояться?
Однако Филимон шустро оттер меня подальше от путника:


Мне тоже это интересно знать было, так что я с любопытством выглянула из-за спины Филимона.

Утренний колодец. Лес

Вроде, ничего не успел ответить незнакомец, а Филимон уже схватил меня за руку и припустил прочь. Я только через плечо оборотилась, а в овраге-то и нет уж никого. Мистика какая-то!
А может, это так проклятье местное действует? Галлюцинации массовые начинаются? Или это козни Морока, Бога Лжи и Обмана, повелителя пустых чаяний, кривых путей и мирской маяты? Что-то ведь такое говорила Макошь в самом начале, но я ее плохо слушала, все на рубаху отвлекалась. Вот и результат: не понимаю доброй половины происходящего. А может, так и должно быть? Мы же не в реальном мире, а в игре? Почему я все эти виртуальные выкрутасы постоянно пытаюсь мерить по меркам физической реальности? Может, мы тут вообще всемогущие, и нам все будет даваться по простому щелчку пальцев? А надо проверить! Хочу получить все, что нужно для прохождения нашего квеста, без особого труда!
Я азартно прищелкнула пальцами и осмотрелась. Ничего не изменилось. Прислушалась к ощущениям… Тоже ничего нового… Обидно, блин! Ну, хоть попыталась.
Тем временем я почуяла сладковатый медвяный дух, и вскоре мы вышли на полянку, о которой говорил старичок. Тут было так хорошо и уютно, что я от радости даже напевать принялась, обходя обиталище пчел по периметру и вслушиваясь в звон их крылышек.
Натура зазовки была абсолютно уверена, что много раз наблюдала, как бортники собирают мед. Еще бы, она же лесная дева, а бортничают всегда в лесу. Причем все больше мужики. Но наблюдать одно, а повторить - другое. Задумавшись, как добраться до бортей, установленных высоко на деревьях, я дошла до дальнего конца полянки. Здесь было установлено несколько колод, и в одной из них не было пчел. Я была в этом абсолютно уверена, потому что из нее не доносилось ни звука. Аккуратно убрав с колоды куски бересты, прижатые полешками, я увидела соты. Вполне нормальные на вид запечатанные соты.
Странно… Соты с медом есть, а пчел нет… Как такое может быть? Приходилось предположить, что пчелы почему-то погибли. Но почему? Не отрава ли?
Я помахала рукой Филимону и, когда тот подошел, спросила:
- Как ты думаешь, соты не отравлены? Если нет, надо вырезать и забрать с собой. Думаю, на медовуху хватит. Могу пока еще чего-нибудь съестного поискать.

Утренний колодец. Лес

- А ты кто такой, добрый молодец? – поинтересовалась я, кинув на статного парня игривый взгляд. Рассчитан этот взгляд, впрочем, был больше на другого зрителя, который взял моду мурлыкать направо и налево. Я, между прочим, заведомо лучше любой писаной красавицы, передо мной ни один мужчина устоять не может. А если вдруг кто засомневался, так мы быстро продемонстрируем, что к чему!
- Я… - как-то подзамялся с ответом незнакомец.
- Ты, сердешный, ты, - отозвалась я. Нет, ну надо же узнать, кого там в дереве заточили, а то мало ли… Вдруг Кощей Бессмертный или Лихо Одноглазое!
- Жар-птица, - со вздохом ответил мужчина.
Я даже рот закрыть позабыла, так меня этот ответ изумил. Жар-птица – мужчина. Это же какая-то Кончита Вурст сказочного разлива!
- Жар-птица, так Жар-птица, - наконец-то взяв себя в руки, пробормотала я. – И где дерево твое?
- Тут, недалече, - встрепенулся Жар-птица.
Дерево и правда находилось совсем недалеко. Вековой дуб выглядел вполне обычным на вид, а вот кора у него была теплой, словно не к дереву притрагиваешься, а по мужской груди рукой скользишь.
Поймав себя на этой мысли, я поспешно отскочила от дерева. Вот только психических отклонений мне сейчас и не хватало для полного счастья.
- Надо Хозяина звать, - сообщила я Филимону и заметно повеселевшему Жар-птице уверенным тоном врача, поставившего нужный диагноз. – Хозяин может сделать так, чтобы дерево расступилось и выпустило тебя наружу.
Сказано - сделано.
Я отошла к соседнему дереву и прижалась лбом к коре, мысленно потянувшись вглубь леса, сливаясь сознанием с окружающими потоками силы, вплетая зов в общий лесной гул.
- Ну и что шумишь, дурная девка? – раздалось у меня почти над ухом недовольное ворчание. – Вот вечно от вас, поскакушек, один визг да гомон. Не люблю я вас потому. Свиристелки все! И вообще, ты не здешняя. Чего приперлась в чужой лес, охальница?
Прямо на меня с укоризной смотрел старик могучего сложения с желтыми глазами.
- А я не навсегда. Меня сюда Макошь прислала. С поручением, - немедленно выдала я почти даже правду.
- Зачем это? – явно удивился Леший.
- Проклятье с деревни надо снять. А для этого нам нужно вот его освободить, - я неопределенно махнула рукой в сторону Жар-птицы, не зная, как Хозяин леса с такими моральными устоями отнесется к сказочному варианту Кончиты Вурст.
- А что я с этого буду иметь? – немедленно спросил Леший.
В голове само собой всплыло слово «подношение».
- Подношение! – выпалила я, не задумываясь.
- Подношений мне давно уже не носят, это правда, - кивнул головой старик. – Пирог хочу. Вкусный.
- Мы как раз будем печь пироги, чтобы снять проклятие, - от радости я даже подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши, но под укоризненным взглядом, сопровождающимся покачиванием головы, быстро осеклась и встала смирно.
- Да ты умеешь пироги-то печь? – с сомнением уставился на меня Леший.
- Я – нет, - немедленно отрапортовала я. – Зато Филимон умеет!

Утренний колодец. Обрыв над деревней

От неожиданности я так расчувствовалась, что чуть не расплакалась. Ишь, мурлыкает, а все равно заботится. Только интересный такой: он, значит, в мертвую деревню потащится, а я тут поседею от переживаний, пока буду метаться по краю оврага и всматриваться в черные остовы домов. Я же себе таких ужасов понапридумываю, каких и в помине нет. Может оно там, внизу, и не так страшно все. И вообще…
Я обхватила Филимона руками и, уткнувшись носом ему в грудь, пробормотала:
- А если без меня вы там не справитесь? Зачем-то же нас всех сюда закинули. Зачем-то Емельяна с Любавой куда-то в другое место отправили, а нас с Велимиром и Радой – сюда. Нет, мне тоже надо идти. Для меня там не так уж и опасно должно быть. Я змеей могу перекидываться. Что нежить поганая змее сделает?
«Да и среди умертвий наверняка все больше мужики, а их я не боюсь», - подумала я, но вслух эту фразу произносить не стала. Но тут меня озарила другая мысль: «Ну, умертвия, допустим, от Жар-птицы разбегутся, а кикиморы-то? Кикиморы же не нежить, они рядом с людьми всегда жили».
Я отлепилась от Филимона, и начала вслух рассуждать:
- Там кикиморы. Они живут в домах и дворовых постройках. А нам надобно пошукать по дворам, нет ли где муки. Без муки пирогов не напечешь. Нам нужен амбар какой-то, наверное. Если все живое в деревеньке умерло, тогда ни мышей, ни червей, ни прочей гадости в припасах завестись не могло… Может, и осталось что-то, если хорошо схоронили. Но кикиморы же не пустят нас в амбар!
И тут «память» зазовки услужливо подсунула мне картинку: деревенские девки, весело перекликиваясь, ищут на берегу речки камушки с дырочкой, чтобы кикиморы кур не давили. Если судить по обрывкам доносящихся до меня фраз, кикимора не заходит в курятник, когда над дверью висит «куриный бог».
- Филимон, а у тебя какие-нибудь шнурки-завязки есть? Оберег от кикимор – «куриный бог», ты в лесу мне как раз такие камушки показывал. Если на шею надеть, не должны нас тронуть кикиморы-то…

Утренний колодец. Проклятая деревня

На самом деле, в проклятой деревне было страшно. Очень страшно. Я всячески храбрилась, но без Филимона наверняка растерялась бы и точно сгинула тут. Мне повезло, что он сумел со всем справиться без моей помощи. Вот не зря я сразу поняла, что он самый сильный!

Только когда Филимон припер выбитую дверь тяжелой скамьей, я начала хоть что-то соображать. Поспешно стянув с шеи оберег, я привязала его к гвоздочку, торчащему из дверной створки. Кикиморы тут же утихли и в дверь колотиться перестали. Настороженно прислушавшись к происходящему за дверью, я уловила какие-то стоны.
«Филимон ранен», - молнией полыхнула в голове мысль. Резко обернувшись, я увидела, что Филимон яростно отмывает руки. Выглядел он вполне целым и стонов не издавал. А откуда ж звуки-то доносятся?
Почти одновременно мы повернулись к дальнему углу комнаты, и тут я снова испытала все прелести раздвоения личности, потому что при виде милующейся парочки зазовка пришла в буйный восторг и немедленно пожелала дать несколько ценных советов, а петербурженка дико смутилась. «Ну, нифига ж себе, круче, чем на видеороликах в интернете», - подумала я, зажав рот руками, чтобы не брякнуть чего-нибудь вслух.
По счастью, все быстро закончилось, но мне все равно было как-то не по себе… Неловко… Хотя и весело. Весело… хотя и неловко… Блин, когда же уже обе мои натуры придут к согласию.
А вот Велимир с Радой, кажется, никакой неловкости не испытывали. Даже о хозяйственных заботах сразу вспомнили.


И в этот миг раздался странный клекот. Прикрыв глаза рукой, я попыталась взглянуть на Жар-птицу и мне показалось, что он… смеется!
Жар-птица заговорщицки подмигнул мне, взмахнул хвостом, и изба преобразилась, как по мановению волшебной палочки: пропали пыль, паутина, сор и грязь. Стены стали светлыми, окна – прозрачными, дверь – целой, а на широком столе сами собой появились блюда с ароматно пахнущими пирогами и различные емкости, явно издающие хмельной дух.
- Это все настоящее? – с восторгом спросила я у Жар-птицы.
Он в ответ лишь важно склонил голову.
- Ой, спасибо, Птицушко, без тебя бы мы еще долго не справились, - радостно захлопала я в ладоши. – А пирог Хозяину леса отнесешь? Он ведь тебя вызволил! А нам, кажется, обратно в лес уже дороги нет.
Жар-птица вновь склонил голову.
- А какой тут со щавелем? – немедленно поинтересовалась я. Филимон принюхался и уверенно указал на один из пирогов. Я подхватила указанное печево и протянула Жар-птице. Как только его когти сомкнулись на пироге, дверь тихонько отворилась, и через порог шагнул давешний старичок, на глазах оборотившийся добрым молодцем.
- Благодарствуем, люди добрые! – отвесил он нам всем низкий поклон. – Избавили от лиха лютого! Идемте, провожу я вас до околицы.
Я помахала вслед улетающему Жар-птице, счастливо улыбнулась Филимону и привычно взяла его за руку.
«Ты самый лучший на свете!» - хотелось мне сказать, но я решила поберечь всякие откровения до более удобного момента.

А вскоре мы уже стояли на Дивьем поле…