Карта ролевой игры "Пираты"

Лежа на пороге, Фостайн ощущала себя полнейшей дурой! Неловкой, глупой, никчемной! У нее манеры, как у Тролля.
Что Роберт подумает о ней?! Надо было вообще не шевелится, сидя за столом. Быстро поела, быстро ушла и все в порядке. Нет же! От стыда слезы навернулись на глазах.

Сейчас Роберт побьет её и будет совершенно прав!

Она не поверила своим глазам, ушам, ощущениям, когда англичанин, выражая явную тревогу за нее, кинулся ощупывать её тело в поисках травм и ушибов. Ошарашенная до немоты, она лишь смотрела во все глаза за тем, как Роберт берет её на руки и несет на кровать.

Больно? Она кивнула, со все глаза наблюдая за действиями англичанина. Ссадина на коленке была пустяковой. Она поболит день-другой и пройдет. Почему он всполошился? Видел бы он следы от побоев Тролля на её теле или на теле Терезы, тогда он бы тоже не обратил внимание на эту пустячную ссадину.
Фостайн не понимала поступков Роберта, не могла объяснить себе зачем он это делает для нее, будучи уверенной в том, что ничто в этом мире не делается и не дается просто так. А ведь плату он не берет, она же давала ему монету.
Что ему нужно от нее? Девушка была близка к панике.

А вот это было уже понятно. Ей было понятно. Вот и ответы на все её вопросы.
Отпустив ткань блузы, которую она судорожно сжимала, Фостайн расслабилась. Наступающая паника сменилась покорностью судьбе. И девушка грустно улыбнулась, вновь прощаясь со своими надеждами.
Она чувствовала на своем теле мягкие теплые губы англичанина. Его действия не были ей неприятны, но не были и приятны. Она была равнодушна …
Хотя его голос, повторяющий её имя, зацепил какую-то струну в её душе и она сладко пропела, повторяя за ним …
Девушка села ровнее, не отталкивая англичанина, но и не поощряя его.

Он разозлил её. На что только не идут мужчины, надеясь получить все бесплатно. Если он хочет спать с ней, так пусть платит! Нечего рассказывать ей сказки о любви!
Она подняла пальцем его лицо за подбородок и развязно-обольстительно пропела ему свой прейскурант. Уж что-что, а это она знала наизусть:

- Не так быстро, дружочек. Если ты хочешь слышать мои крики, используя путы и плеть, это будет стоить тебе пять монет. Если ты хочешь, чтобы я не лежала как бревно, всякие там поцелуи-объятия стоят три монеты. А если ты хочешь сделать все быстро, стоя, задрав мне юбку на голову, это стоит всего одну монету. Так, скажи, что я должна делать, красавчик?

Она ждала ответ на свой вопрос и смотрела на старый сильно закопчённый чайник. Тщательно вглядывалась в его помятые бока, представляла, каким он был, когда его только сделали – блестящий, без вмятин. Есть ведь чайники, за которыми смотрят хорошие хозяйки, чистят их песком и протирают мягкой тряпочкой. Но этому чайнику суждено было стать закопчённым ...
А ведь и она похожа на этот старый чайник. Ей тоже суждено было стать грязной, потому что …
Тереза говорила, что это судьба. Но Фостайн злилась на подругу и спорила с ней. Потому что сама она считала, что в той грязи, что покрывала их души, виноват Тролль и все те, кто платил ему деньги за нее, Терезу, Николь, Сабину, Мари и малышку Клодетт.
Вот и Роберт тоже.
Девушка ждала, что же он выберет: пять монет, три монеты, или ей повезет, и он выберет одну. И тогда все закончиться очень быстро. Ну, хоть в чем-то должно же ей повезти! Ну, хоть когда-нибудь!

Она вздрогнула. Она не любила, когда её трогали. Пусть даже это был Роберт, или самый лучший на свете доктор. Она не боялась их прикосновений, но все равно не хотела их.
Но нельзя это показывать, поэтому она сидела на коленях англичанина ровно, опустив голову и глядя, как её пальцы теребят ткань юбки. Может быть, он посчитал, что она дорого запросила с него, что она специально набивает себе цену? А может, и наоборот, он считает, что она совсем дешевая шлюха. Может, он привык иметь дело с теми, которые живут в публичных домах с алыми бархатными портьерами на окнах, настоящими спальнями и одеваются в шелковое белье? Голова Фостайн опустилась еще ниже.


От этого простого движения, Фостайн почувствовала, будто тысячи маленьких тоненьких иголочек укололи её, она зябко поежилась и вскинула голову, заглянув англичанину в глаза.

Фостайн застыв, слушала историю его жизни. Ей было безумно жаль маленького мальчика, каким он был. Одиноким, отвоевывающим свое достоинство, защищающим свою гордость. Несчастным ребенком, таким же несчастным, как она сама. Но у нее была сестра Магдалена и Папаша Мирабо. Был ли у Роберта кто-то, понимающий его?
Она кивнула. Она понимала.

Опять? Он опять сказал ей «Люблю»? Зачем? Зачем он это говорит? Что он хочет от нее? Девушка снова почувствовала состояние близкое к панике. Глаза защипало, горло перехватило ...

… и Фостайн заплакала. Она быстро опустила голову, чтобы Роберт не заметил её слез и старалась не шевелиться и не всхлипывать.



Девушка почувствовала, как он снова взял её руку, и что-то тяжелое и теплое скользнуло ей на палец. Она слушала его слова и пыталась рассмотреть кольцо, что он дарил ей. Но из-за слез все расплывалось. Она пыталась сморгнуть их. Но они лились нескончаемым потоком, капая на их сомкнутые руки.

Порывисто обняв его, она уткнулась ему в шею и заплакала навзрыд, так как давно уже не плакала, выплакивая многолетнюю горечь, разочарования, страхи и обиды …
Фостайн плакала и не могла остановиться.
А в её душе пела золотая струна «Я люблю тебя …»

Ей снилась серебряная дорожка и высокий мужчина, который вел её по этой дорожке к свободе. Оставалось пройти еще совсем немного, когда её спутник повернулся к ней и на нее глянули серые насмешливые глаза с золотыми искорками. Фостайн остановилась, удивленная:
- Роберт?
Он улыбнулся ей и нежно провел пальцами по щеке. Затем наклонился и поцеловал в лоб, щеки.


Девушка потянулась к нему, отвечая на поцелуи, целуя его в свою очередь, скользя руками по широким плечам и обнимая за шею, притягивая к себе, прижимаясь к нему ...
Ей очень хотелось поцеловать его губы, почувствовать их вкус. И она тянулась к ним …

- Роберт … Роберт … - шептала она ему, и тянулась к его губам.
Но все закончилось в один миг

Фостайн проснулась сразу. От сладкого сна не осталось и следа. Снова стреляли! Сердце билось сильно и тревожно. Она готова была бежать

Кивнув, девушка вцепилась в тонкое покрывало обеими руками и прижалась к изголовью кровати, во все глаза глядя на двери, за которыми скрылся Роберт.
Она сразу же начала тревожиться. А вдруг с ним что-то случиться? Почему она не посоветовала ему быть осторожнее? Почему она всегда пугается, когда нужно быть решительной и смелой?
Она будет сейчас, решила Фостайн и, спустив с кровати ноги, начала обувать сандалии.
Завязывая ремешки она размышляла о том, что помочь Роберту она ничем не сможет, потому что не умеет воевать, не сможет дать нужный совет, потому что ничего не понимает в ведении войны. Девушка села на кровати. Чем она сможет помочь? Как она сможет уберечь его?
Встав, Фостайн, пошла к выходу из хижины, прислушиваясь к звукам на улице. Стрельбы больше не было слышно. Она сжала в кулаке осколок синего стекла, приносящего удачу, вглядываясь в дверной проем.

Он вернулся. Девушка быстро оглядела его, выискивая следы крови, ран и боли. Ничего не увидев, подошла к Роберту, и взяв его руку, положила ему на ладонь осколок синего стекла. Умоляюще глядя ему в глаза, сказала:

- Возьми. Он приносит удачу …

Привстав на пальчики ног, Фостайн потянулась к его губам, прижалась к ним в поцелуе.

Вера Фостайн …

Роберт глазами Фостайн.
Моему любимому посвящается.

Почти два месяца спустя.

Они были в море уже почти два месяца.
Фостайн лежала на узкой койке в крошечной каюте и читала старую потрепанную «Библию». Лежа на животе, она водила пальцем по строчкам, складывая буквы в слоги и слоги в слова.

« … А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше …»

Девушка перевернулась на спину и задумалась, глядя в потолок.

… Но любовь из них больше …

Взгляд на соседнюю койку ... На аккуратно сложенную рубашку с кружевными манжетами ... Она уже поправила одеяло на той койке не менее пяти раз и рубашку сложила, наверное, столько же. Не потому что они были в беспорядке, а лишь только для того, чтобы касаться его вещей. Она давно уже призналась себе в этом.

Роберт.
Он оберегал и заботился о ней, рассказывал чудные истории, заставлявшие её смеяться или грустить. Он старался, чтобы она ни в чем не нуждалась. Она улыбнулась, вспомнив их ночные умывания. Ей было разрешено выходить из каюты только по ночам и только в сопровождении Роберта. Было жарко и душно целый день сидеть в каюте и Роберт придумал для нее ночные умывания. Как только опускалась ночь, Фостайн одевала рубашку Роберта, которая доставала ей до колен и они шли на палубу, где мистер О’Нил доставал из моря воду большим деревянным ведром, а Роберт поливал её из этого ведра. Затем они возвращались обратно в каюту. Пока Фостайн вытиралась и одевалась, Роберт уходил обливаться. А потом, они либо гуляли по палубе, либо сидели в каюте, где Фостайн слушала чудные истории.

Роберт.
За эти два месяца, она испытала самые противоречивые чувства. Сначала страх. Она не понимала его и боялась этого. Шарахалась в угол, когда он входил, стараясь сделаться незаметной.
Но он ни разу не обидел её ни словом, ни делом.
И тогда страх перерос в смущение. Она старалась не смотреть на него, путалась в словах, отвечая ему, её щеки постоянно пылали, когда он находился рядом.
А потом вернулся страх. Она стала бояться, что он уйдет и не вернется. Нарушая строгий приказ капитана, она иногда выскальзывала из каюты в узкий коридорчик и старалась среди множества голосов на палубе услышать голос Роберта. С замиранием сердца, она всматривалась в мутное стекло, пытаясь разглядеть его.

Она встала с кровати и взяла в руки рубашку Роберта, уткнулась в нее лицом, вдыхая его запах, ставший таким родным за это время. Она боялась потерять Роберта.
Фостайн старалась поддерживать в их каюте идеальный порядок. Но каюта была крошечной, уходило очень мало времени, чтобы навести в ней чистоту. Девушка страдала от безделья. И тогда Роберт принес ей старую «Библию»
«…Прощайте и прощены будете …»
Это первое, что она прочла, открыв книгу. Фостайн несколько дней обдумывала это. И к концу той недели она искренне и от души простила сестру Элоизу и Ауба, которого все звали просто «Тролль».

Уже темнело, но Роберт не возвращался. Его не было целый день. Фостайн гнала от себя тревогу и беспокойство. Она передвинулась на кровати, сев чуть ближе к двери, прижимая к себе его рубашку. Чтобы успокоится, девушка придвинула к себе «Библию» и открыла её на первой попавшейся странице.

« … Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость и самообладание. Против таких вещей нет закона …»

Долготерпение и самообладание.

Прошел еще час. Роберт не возвращался. Совсем стемнело, корабль качало сильнее обычного. Наверху слышались беготня и крики. Фостайн залезла с ногами на койку, прижалась спиной к стенке и стала смотреть наверх.
Прошел еще час ... И еще час ... Шторм бушевал ... Роберт не возвращался ...
От страха за него Фостайн заплакала.
Прижимая к груди его рубашку, она зашептала:

« … Душа Христа, освяти Роберта …
Тело Христа, спаси его.
Кровь Христа, опьяни его.
Вода Христова, омой его.
Страсти Христовы, укрепите его.
О, добрый Иисусе, услышь меня.
От злого врага и всех напастей защити Роберта.
Молю тебя, сыне Божий,
Верни мне его невредимого.
Молю тебя, не отнимай его у меня.
Я люблю его. Больше жизни своей люблю.
Молю тебя, верни его живого …»

… Фостайн проснулась как от толчка. Она открыла глаза и увидела Роберта. Стараясь не шуметь, он снимал сапоги, сидя на своей койке.
- Живой, - выдохнула Фостайн и бросилась ему на шею.
Взяв его лицо в свои ладони, она покрывала его лихорадочными поцелуями, повторяя одно только слово:
- Живой … Живой …

Он рассмеялся, обнимая её.
- Хотел бы я, чтобы меня всегда так встречали, девушка.

Легко он уложил её на спину и склонился над ней. Фостайн вцепилась в его плечи мертвой хваткой, боясь отпустить, вглядываясь в его лицо.

- Я молилась и ты вернулся.
- По вере твоей воздастся тебе, - он погладил её щеку и заправил за ухо локон волос, - Веришь?
- Да
- Во что?
- Я верю в нас …