Карта ролевой игры "Адвент в Альпах"

Пошел снег, а вместе с ним усилился ветер.
Вокруг обоих стоящих на площадке вертолетов - явно в нетерпении - прохаживались военные.

Командир группы подошел к Хеттингу и поинтересовался, как долго еще ждать. Хеттинг чувствовал в его голосе неприязнь к себе и прекрасно понимал ее.
Во-первых, мало найдется энтузиастов рисковать своими жизнями в сочельник, во-вторых, в их глазах он был всего лишь гражданским лицом, балластом, с которым волей-неволей приходилось считаться.

Наконец, появилась мисс Райгерс, и настроение "минера" ухудшилось в десятки раз. Хмуро оглядев девушку, он высказал надежду, что "теперь-то уж все, наверняка в сборе". Но следом за мисс Райгерс появился управляющий.

"Минер" еле слышно выругался и, завив, что у него только два свободных места, направился к вертолету.
- У меня есть пожелания, месье Лерой, - хмуро ответил Хеттинг, - Я вам изложу их подробно по возвращении. А пока все пусть идет по плану. Вы занимаетесь организацией праздника, а мы с мисс Райгерс летим осматривать тайник.

Он взял мисс Райгерс под руку и решительно повел ее к вертолету. Через пять минут вертолет, наконец-то, взлетел.

Несколько минут полета, и вот он снова рядом с бункером.
В горах снега выпало значительно больше, чем в долине, и он все продолжал и продолжал падать крупными хлопьями.
Людям Хеттинга приходилось не легко, но площадка для посадки вертолетов была полностью очищена.

Выгрузив снаряжение, военные, - а за ними и Хеттинг с мисс Райгерс, - гуськом потянулись к бункеру.

В бункере все было по-прежнему: обвалившаяся перегородка, куча камня и щебня и загадочный тайник...
Коротко осмотрев помещение, командир группы объявил, что такой "кучи дерьма" ему еще не приходилось видеть; что "дерьмом" по его мнению было абсолютно все - начиная бункером и заканчивая содержимым тайника; что гражданские могут выметаться к чертям собачьим и не создавать на его "заднице" лишние проблемы... и вообще, чем быстрее они начнут, тем быстрее закончат.

Выслушав его, Хеттинг вынужден был согласиться. Он оглянулся в поисках мисс Райгерс и похолодел, увидев, как она легко преодолев кучу строительного мусора, скрылась в проеме тайника.
Это было настолько неожиданно, что Хеттинг сначала растерялся, а в следующую секунду - под аккомпанемент довольно нецензурных выражений командира-минера - кинулся за ней следом.
Жалобно-протестующий крик девушки вовремя остановил Хеттинга.

Он перенаправил лампу и похолодел от ужаса, увидев ее стоящей прямо на одной из мин. Над ухом Хеттинга раздалось смачное ругательство одного из военных и истошные крики, чтобы девушка не двигалась.
Через минуту командир уже кричал что-то по рации, вызывая дополнительную помощь....

Когда до Хеттинга донесся рокот опускающегося на площадку вызванного вертолета, а немного погодя в бункер ввалились Гарридо с Лероем, Натан почти не удивился, каким-то "дцатым" чувством он понимал, что так и должно было случиться. Его оттеснили от расщелины, напялили бронежилет и каску - пообещав, что сейчас "рванет" и лишний раз дав таким образом понять, что в данной ситуации он всего лишь балласт. Хеттингу оставалось только молча ждать, фиксируя, словно, машина происходящее, и он смирился с этой ролью.
Он не знал, что чувствовала мисс Райгерс, - может быть, она кусала губы, может быть, даже плакала - Натан мог слышать только ее слабый, чуть дрожащий - скорее всего от от страха - голос.

В помещение тайника спустились двое - один из "минеров" и Гарридо. Это тоже не удивило, скорее наоборот - присутствие Гарридо придало чувство уверенности, как придает уверенность участие опытного хирурга в сложнейшей операции.
Хеттинг слышал, как девушку упаковывали в бронежилет - скорее для проформы, чем действительно в целях безопасности - и как Гарридо, колдуя над миной, просил ее петь.

Но когда мисс Райгерс наконец-то, появилась в проеме - поддерживаемая напарником Горрида - и буквально свалилась на руки Лероя, Хеттинг понял, как были напряжены все это время его нервы. Он вытер ладонью лоб, с удивлением обнаружив на нем капли выступившего пота и тяжело опустился прямо на грязный бетонный пол старого бункера.

К нему подошли и доложили, что "дерьмо" обезврежено, и что другое "дерьмо, то, что в ящиках" не представляет из себя опасности, и поинтересовались, что с ним делать.
Но Хеттингу было не до тайника и не до его содержимого: перед его глазами все время стояла Эмма - то отстраненная по пути в Бриг, то страстная и сексуальная на пороге своего номера, то смущенно и доверчиво прижимающаяся к нему в возке, то радостная и счастливая за утренним завтраком. И всякий раз - близкая. Близкая на столько, на сколько может быть самый родной, самый любимый человек на Земле.

Хеттинг как во сне поднялся с пола и, стащив с себя жилет и каску, направился к вертолету - с таким видом, словно внезапно увидел цель перед собой и намеривался во что бы то ни стало достичь ее.
Всю дорогу он молчал, слушая и не слушая "подрывниковые" байки Гарридо и довольный смех "минеров", а когда, наконец, ступил на грешную землю - предварительно поблагодарив военных - первым делом пошел искать Эмму...

Эмма ждала его.
После снежного холода и колючего резкого ветра было так приятно снова оказаться в уютном тепле - с раззажженным камином, с новогодней елкой, с темно-синими рождественскими сумерками за окнами...
Но совсем не это сделало его возвращение таким долгожданным.
Все дело было в белокурой хрупкой женщине ожидавшей его в холле и быстро поднявшейся ему навстречу;... в тревоге ожидания, которую он успел заметить на ее лице, и оживленной радости, вспыхнувшей в ее глазах при виде его;.. в спокойной уверенности, которую она хотела продемонстрировать всем, и предательском дрожании голоса, когда она произнесла его имя.
Она ждала его. Как ждала все эти годы где-то на краю земли - что каким-то волшебным образом ее принц догадается о ее существовании, приедет и заберет ее с собой.
Не приехал и не забрал. Современные принцы в большинстве своем не верят в сказки. Они самоуверенны и высокомерны, склонны к цинизму и снисходительности; предпочитают трезвую логику и холодный расчет; деловые предложения взамен истинных чувств.

Натана молча притянул к себе Эмму и замер так - крепко прижимая ее к себе и наслаждаясь ее теплом, которое, казалось, в этот миг словно возвращало его к жизни, - растапливая сковавший изнутри его холод и заставляя его сердце снова трепетно и жарко биться в груди




Натан прервал ее слова ответным поцелуем - долгим, нежным; полным любви, надежды и невыразимым никакими человеческими словами счастьем - стоя посреди холла отеля и не обращая ни на кого внимания.
- Фрау Эмма Майер, - произнес он, чуть хрипловатым голосом, когда наконец, их губы разомкнулись. - Я хочу сейчас, официально и открыто, сделать вам одно, безусловно во всех отношениях очень непристойное предложение, - Натан помолчал, словно собираясь силами перед прыжком в ледяную воду, потом улыбнулся и, взяв руку Эммы в свою ладонь, неожиданно опустился перед ней на одно колено. - В присутствии всех этих свидетелей, которые с нескрываемым любопытством смотрят сейчас на нас; в здравом уме и твердой памяти, я прошу тебя стать моей женой... Потому что я люблю тебя, Эмма.

Слеза покатилась по щеке Эммы, и Натан, быстро поднявшись, с беспомощным видом неловко попытался было смахнуть ее.
- Я думаю, что нужно, - серьёзно сказал он, - Потому что я чувствую, что никогда не дождусь от тебя подобного предложения.



- Спасибо, Эмма, - прошептал Натан, целуя девушке руку, - Ты даже не представляешь каким счастливым человеком ты меня делаешь.

И словно в подтверждение его слов, большие часы в холле начали громко отбивать удары... один, два.. шесть, семь,.. девять,.. десять...
И с каждым ударом Рождество становилось все ближе и ближе. Пора было зажигать свечи.

Натан снял куртку и бросил ее в ближайшее кресло, потом взял за руку Эмму и, улыбнувшись ей, подвел к рождественской елке. Наверное, впервые на рождественском празднике Хеттингов свечи в сочельник зажигались в такой, совершенно не торжественной обстановке... Но каждая свеча была зажжена с надеждой и верой - с надеждой, что свет и тепло любви надежно поселяться в их доме и домах их друзей; и с верой, что этот свет никогда не погаснет...

- С наступающим Рождеством нас, - просто сказал Хеттинг, целуя Эмму в щеку, и обернувшись к своим гостям объявил, - Друзья, через час состоится традиционный рождественский ужин. Мы просим вас не опаздывать.

- Тебе тоже надо поторопиться, - тихо произнес Натан Эмме, спустя пять минут останавливаясь перед дверью - И, наконец, по всем правилам неприличия переселиться ко мне. Потому что мне порядком надоело видеть, как ты постоянно исчезаешь за этой чертовой дверью. Иногда мне хочется ее просто сломать...

Взгляд был настолько манящий, а поцелуй на столько обещающим, что Натан моментально почувствовал как его тело откликнулось на этот потаенный призыв.
Наплевать на все... оставить гостям развлекаться так как они хотят... войти в номер Эммы и остаться там по крайней мере на дней десять ... наслаждаться ее стройным телом и самому дарить наслаждение так, чтобы крик страсти снова и снова срывался с ее беспомощно открытых губ, - все эти желания пронеслись в его сознании за какое-то мгновение, отчетливо обозначая степень его возбуждения и приоритет его желаний.
Хеттинг собирался уже было толкнуть эту злосчастную дверь, когда его возобладавший над желанием здравый смысл напомнил ему о его обязанностях хозяина.
Натан сцепил зубы и отошел... Ну что ж он потерпит еще пару часов он вполне может пережить без ущерба для своего организма, но как только праздник закончится...

Фантазии снова нахлынули на Натана, и он, недовольно проворчав какое-то ругательство, поспешил к себе.



Эмма выглядела очаровательно - насыщенный зеленый цвет шел ей, а струящийся шелк подчеркивали стройность фигуры и ног. Хеттинг, к этому времени полностью готовый к выходу, с удовольствием оглядел Эмму и, не удержавшись, поцеловал ее.
- Нам надо поторопиться, - с сожалением произнес он, выпуская девушку из своих объятий. - Но после всего...
Сознание тут же с готовностью предложило ему - на выбор - несколько вариантов этого самого "после". И Натан, быстро схватив Эмму за руку, увлек ее из номера - прежде, чем один из этих вариантов окончательно не свел его с ума своей откровенностью.

Их уже ждали - в ресторане был накрыт стол, и официанты разносили собравшимся гостям шампанское.
Взяв свой бокал, Хеттинг поднял его - как два дня назад - и провозгласил:
- Друзья мои, сегодня, в сочельник я от всей души желаю всеми каждому из вас радости, счастья, удачи, верных друзей и столь же верной любви, - он повернулся к Эмме, словно ища у нее поддержку своим словам. - Пусть каждый из нас найдет ее так же, как я нашел ее в эти дни, - негромкой произнес он, - Со светлым рождеством всех!

Натан выпил свое шампанское и, подчеркнуто галантным жестом предложив Эмме руку, повел ее к столу, давая знак тем самым началу праздничного ужина...

Это была обычная рождественская ночь.

Гости за столом шутили, весело переговаривались, обменивались подарками и пожеланиями.
Так было всегда, так было заведено - казалось, по мановению чьей-то волшебной палочки на одну-единственную ночь мир вдруг становился добрее, чище, надежней, а все неприятности и заботы отступали, становясь несущественными.
Хеттинг не мог сказать, в какой момент своей жизни он перестал воспринимать это как чудо; когда именно оно стало для него всего лишь традицией - без всякого сомнения, красивой, нужной, но все-таки только традицией; когда дарил и получал не заведомо ожидаемые, в большинстве своем престижные, подарки, а просто потому что так хотелось…
«Ибо вместе с подарком мы дарим как бы часть своей души», - вспомнилось ему назидание священника из своего детства - «Маленький кусочек собственного сердца».
Рука Хеттинга машинально скользнула в карман пиджака и сжала подаренную Эммой жемчужину. Она была теплой и казалась внутри живой.
Тогда, много лет назад, слова священника показались ему напыщенными и высокопарными, сейчас же Натану хотелось верить, что это так - что вместе с жемчужиной Эмма действительно подарила ему свое сердце.
Он отыскал ее глазами в толпе, и, словно почувствовав его взгляд, Эмма оглянулась и улыбнулась ему - немного смущенно, поправив при этом прядь упавших ей на глаза волос.
Хеттинг порадовался, что в последний момент заменил ее подарок. Нет, Эмма, как и все присутствующие, получила от него часы - из последней, приобретенной им, коллекции от Улисс Нарден, но когда пару дней назад потребовалось подтверждение его заказа, он совершенно неожиданно для себя выбрал ей модель - в отличие от строгого, ни к чему не обязывающему, дизайна для остальных - более женственного, элегантного стиля.
Хотел ли он таким образом - как оправдывал свое внезапное решение Хеттинг - отметить особо ее помощь в организации праздника? Или уже тогда при одном взгляде на этот маленький шедевр ювелирного и часового искусства живо представил себе, как слегка изогнутый браслет, с напылением из розового золота и рядом крохотных брильянтов, изящно обхватит тонкое запястье ее руки; как интригующе сверкнут при этом драгоценные камни; как он коснется потом поцелуем этих рук?
О да, он мечтал об их прикосновениях! Возможно, с самого начала. Возможно, даже всегда. Тонкие, красивой формы, чуть дрожащие при соприкосновении с его ладонью женские пальцы - пальцы, которые так приятно целовать.
Интересно, будут они трепетать точно так же, касаясь его тела? Вопьются ногтями в его плечи, когда она вознесется вместе с ним на пик наслаждения?

Это была звездная ночь - такая, каких было над Альпами бесчисленное количество до этого и каких будет такое же множество после.

Ближе к полуночи горный поселок и окрестности гор огласились громким, переливчатым звоном церковных колоколов - знаменующим окончание службы и наступление Рождества.
Шедший до этого весь день снегопад, сопровождающийся порывами холодного воздуха, прекратился, и над Маттерхорном в очистившемся от туч ночном небе, замерцали звезды.
Повинуясь одному общему импульсу, Хеттинг вышел вместе с Эммой вслед за всеми на террасу и остановился, вдыхая пьянящую свежесть зимнего горного воздуха и наблюдая за сменой выражений на лице девушки - от восторженного и радостного до задумчивого и немного печального.
О чем думала она в этот момент? Жалела о потерянных ею семи годах? Или вспоминала о Сюзан и матери? Или как он, думала о бренности и изменчивости этого мира, в котором почти ничто не может существовать вечно? Почти ничто, кроме…
- Светлого Рождества, Эмма, - тихо произнес Натан, подходя к девушке и накидывая ей на плечи свой пиджак.
И словно ожидая лишь этого момента, откуда-то со склона близлежащей горы раздались первые низкие и тягучие звуки нескольких альпенхорнов.
«… stille Nacht… heilige Nacht,» - слова рождественской песни, казалось, сами рождались в протяжных, неспешных звуках, взлетая ввысь и летя над горами. - «alles schläft…. einsam wacht…»
Хеттинг обнял Эмму за плечи и прижал ее к себе, касаясь губами ее волос.
«… schlaf in himmlischer Ruh,… schlaf in himmlischer Ruh…»


Эта ночь еще не должна была стать их ночью.

Натан прекрасно понимал это, и все же…
Проводив Эмму к двери ее комнат и разрешив себе поцеловать ее только один раз - бережно и нежно, почти целомудренно - хотя и в губы, он по-настоящему изнывал теперь у себя в апартаментах - вспоминая моментальный отклик Эммы на его ласку и кляня себя за никому ненужную щепетильность.
Интересно, она уже легла спать? Или, сидя перед зеркалом, как-раз расчесывает свои волосы? Или точно так же как он не находит себе места?
Вздохнув, Хеттинг перевернулся на живот и закрыл глаза, собираясь считать что угодно, но только не думать сейчас об Эмме.
Но словно издеваясь, его воображение снова нарисовало ее - Эмму.
Интересно, она спит в пижаме или ночной сорочке? Хотя нет, учитывая их «соглашение» Эмма, конечно, приобрела что-то пикантное? Или наоборот, скромное, но очень короткое - чтобы подчеркнуть стройность своих ног…
Память тут же с готовностью напомнила Хеттингу, как он гладил ее обнаженное бедро. Гладкое, упругое, ни с чем несравнимое по ощущению … Натан представил себе, как снова целует губы, грудь, плечи Эммы; как ее бедра податливо открываются под его настойчивым давлением колена, как ее ноги обхватывают его… Он глухо застонал, накрыв голову подушкой.

Едва различимый скрип двери заставил его замереть и настороженно прислушаться к ставшей мгновенно звенящей тишине.
Чье-то прерывистое дыхание,… быстрая цепочка мелких - словно боясь раздумать - шагов по направлению к его кровати, … шорох спадающей на пол ткани, и скользнувшая под его одеяло Эмма…. Она была обнаженной.
- Эмма, - прошептал Натан, разом пьянея от их близости и накрывая девушку собой, и повторил снова, перед тем как жадно поцеловать, - Эмма…

Эта ночь все-таки стала их ночью.

И Натану не хотелось, чтобы она заканчивалась - в какой-то момент он даже испугался того, что близость, возникшая между ним и Эммой может пропасть с наступлением дня.
Поэтому, засыпая, он еще крепче прижал к себе заснувшую на его плече девушку - не желая с ней расставаться даже во сне….

Наступивший день разбудил их ярким солнечным светом и оглушительной духовой музыкой за окнами - казалось, что все деревенские музыканты собрались перед The Grace, чтобы возвестить наступление Рождества.
Натан со смехом повернулся к Эмме - еще немного сонной, со слегка припухшими от поцелуев губами, такой мягкой и такой отзывчивой - и тихо произнес, медленно целуя один раз, потом другой… третий:
- Доброе утро, любимая…

Их первый день начинался тоже неплохо…