Сказочные Вечеринки

Нина с восторгом смотрела на пары, кружащиеся в вихре последнего танца этого вечера. Она заметила, как в вальсирующим присоединились Долли и князь Трубецкой и улыбнулась. Поскольку ее приглашать видно никто не собирался, Чарская думала одной из первых проскользнуть в сад и отправиться на поиски подарка. Она помогала Долли в подготовке милых презентов для гостей и девушки условились, что обменяются подарками друг с другом и это станет сюрпризом.
Но уже на выходе из залы дорогу ей переговорила внушительная фигура Демидова.
- Куда же вы, сударыня? А с цирковым медведем станцевать?!
Нина рассмеялась и смело подала ему руку.
- И вовсе вы не медведь, а очень даже неплохо танцуете - она покачала головой - Сергей Сергеевич, вы большой доброты душевной человек. Долли мне столько говорила о вашем участии и заботе, а скольких художников, артистов и прочих талантов вы поддерживаете!
Демидов подмигнул ей.
- Так я бы и вас поддержал, Нина Ивановна, будь на то ваша воля.
- Вы же знаете какие разговоры пойдут...но я все равно очень вам благодарна. Однако, после того как сама княжна Голицына решила принять участие в моей судьбе - мне грех жаловаться. Женщины должны поддерживать друг друга, особенно женщины, которым не чужда наука.
- Не смею ничего возразить на это - ответил Сергей Сергеевич, все также продолжая вальсировать с ней.

- Молодец, яхонтовый мой. Господа, народ сказал свое слово – громко провозгласил Демидов, а потом шепнул Яшке – На днях зайди, целковый дам.
Сергей Сергеевич повернулся к Миролюбскому и Воронцову.
- Хороший малый. Рада ему интереснейшую судьбу нагадала. Сказала, знал бы, где лет через двадцать окажется – не поверил. А у этой цыганки дар несомненный. Вот вы, Алексей Михайлович, судя по виду, такие вещи не признаете, но поэт должен быть со мной солидарен, ибо все они фаталисты. Так как насчет либретто господин Миролюбский? Хотите в будущем увидеть, как оживут ваши строки на театральных подмостках?
Объявили последний танец бала, Демидов хотел было продолжить разговор, однако заметил, как Нина Чарская рассматривает танцующих и решился пригласить ее.



Долли и Алексей проплыли в танце так близко, что конец белой ленты ее платья, обшитый жемчугом, почти коснулся его. Мещерская заливисто смеялась в ответ на какую-то шутку, сказанную Трубецким.
- Лучше скажите, Нина Ивановна, с князем у Долли все серьезно?
Чарская смутилась.
- Я обещала не говорить.
- А вы не говорите, вы кивнете. Тайное, оно все равно явным станет. И вы прекрасно знаете, что я Долли только добра желаю. Ну, обручены эти двое аль нет?
Нина быстро кивнула и отвела глаза.
- Ох, едрить твою…простите великодушно – Демидов опомнился, что чуть было не ругнулся в присутствии барышни – Ну, крестница…вот уж точно легких путей не ищет.
- Сердцу ведь не прикажешь, Сергей Сергеевич – тихо сказала Чарская, не забывая о последних тактах вальса – Вам ли не знать, вы же не только разумом живете.
Музыка смолкла. Демидов слабо улыбнулся и легко прижался губами к пальчикам Нины.
- Вы, как всегда правы, Нина Ивановна. Ум у вас отменный, но и о сердце забывать не стоит. За вас волноваться не буду – и себе поможете и другим дорогу проложите. А на сердце никто не лежит, а? Друг сердечный, да в делах ваших первый помощник. Скажите честно? – он прищурился.
Чарская пожала плечами.
- Не сыскала такого. Да и уезжаю я скоро…
- Так пусть сам вас сыщет – Демидов усмехнулся – А что, за такой девушкой сто верст – не крюк. Только за немца не выходите, я этих пруссаков на дух не выношу…обещаете?

Не дожидаясь когда смолкнут последние нотки вальса и зрители станут аплодировать, благодаря оркестр за чудесную музыку - Долли утянула Аркадия прочь из залы.
Смеясь, они выбежали во двор. Мещерская подбежала к столбу и без труда отыскала тоненькую розовую ленточку со своим именем.
- Даже я не знаю, что на том конце ленты. Это будет сюрприз от Нины - сказала Долли, осторожно зажав ленту между пальцами.
У нее было лишь одно пожелание, чтобы лента заканчивалась в одном из укромных уголков сада, вдалеке от остальных.
- Так давайте узнаем! - весело ответил Трубецкой.
- Смотрите, не упустите! - игриво отозвалась Долли, забегая вперед, после того как князь вызвался держать ленту.
- И не подумаю! - сказал Аркадий, имея в виду нечто иное.
Лента увела их сначала вправо, а потом вперед, заставляя блуждать по зеленому садовому лабиринту. Порой некоторые гости усадьбы не могли самостоятельно оттуда выбраться и приходилось посылать слуг на подмогу. В лабиринте было множество ответвлений и запутанных коридоров. Лента уводила их все дальше и дальше к проходу, настолько узкому, что его трудно было заметить.
Долли проскользнула туда, Аркадий вслед за ней. Это был один из тупиков, который заканчивался небольшим альковом с круглым мраморным восточным фонтаном. Именно там заканчивалась розовая лента.
Мещерская увидела на бортике фонтана веер и взяв его в руки, обнаружила, что одна его сторона расписана химическими формулами. На обороте Нина написала следующее, уже знакомыми ей буквами: "Доллиум - самый ценный элемент периодической системы. Состоит из доброты, смелости, ума, сердечности...". На каждом изгибе веера Чарская написала одно из добрых качеств, которые по ее мнению были присущи Мещерской.
- Ах, Ниночка - Долли улыбнулась, схлопнула веер и прижала к губам.
Почувствовала как со спины ее обнимают руки Трубецкого и обернулась.
_________________

Было пестро и ярко, но рябь от танцующих пар не застревала на внутренней поверхности век. Было душно, но не настолько, чтобы заливать в себя напитки один за одним. Было шумно, но не так, чтобы хотелось закрыть уши. Мирослав чувствовал усталость от удивительно насыщенного дня, но какая-то часть его всё равно не хотела, чтобы вечер заканчивался.

Миролюбский почувствовал дрожь, когда купец упомянул цыган. Он с ужасом вспомнил свои ощущения, когда черная желчь поднималась к горлу и текла по подбородку. Ему бы не хотелось переживать подобный опыт снова.
Сергей Сергеевич продолжал говорить и Доброслав усилием воли вернулся к активному слушанию, особенно когда услышал свою фамилию. Сбежал от неприятных воспоминаний.
– Либретто? Я? – немного растерялся от подобного предложения и уже было поднял руку, чтобы взлохматить волосы, но вовремя остановился. – Это никогда не входило в мои планы – стать либреттистом. Однако, возможно, мне стоит попробовать. Неправильно упускать возможности, если они так и норовят упасть прямо в руки.
Миролюбский с благодарностью улыбнулся господину Демидову.
– В своём либретто я бы поднял тему любви к природе, Родине или женщине. Возможно, ко всем сразу. Потому что считаю, что ни один человек не может быть по-настоящему счастлив, если не умеет их любить. Конечно, надо ещё подумать какую в основу взять народную легенду, сказку или былину. Нужно время на поиски источника вдохновения, а я ещё планирую сборник… Давайте условимся, что пришлю вам синопсис и тогда уже поговорим о деталях.
Сергей Сергеевич был не против. Зазвучали звуки вальса, последнего в этот вечер. Миролюбский наблюдал за тем как ловко Сергей Сергеевич кружил в танце Нину Ивановну, любовался их парой. Они выглядели гармонично, не смотря на разницу в возрасте. Вот почему так? Когда он, по сути юнец, танцевал с Капитолиной, ему тогда казалось, что со стороны они выглядят чудесно. А сейчас ощущается – неправильно. Будто бы он искал в зрелой женщине образ матери, которая не додала ему любви и внимания. Хотя наши родители всегда дают столько сколько могут. В паре же Демидова и Чарской не было намека на близость и интим. Зато в ней красиво сочетались женственность и мужественность, красота и стать, неопытность и зрелость, надежды и предпринимательская жилка. Доброслав подумал, что было бы замечательно посвятить этому танцу вирш, сел за стол и написал на салфетке:
Тот вальс в душе моей родил стихи,
Так танцевать не могут злые люди,
В них нет раздора, всякой требухи,
Они искра, что рассекает изумруды.
Сыны и дочери Творца блюдут закон:
Стать кем-то, кто создаст или отыщет,
Другим подарит знания, поклон
И лишнего с людей никак не взыщет.
Ведь в их традиции идти путем Отца,
Служить народу, новым поколениям.
И я буду носить клеймо лжеца,
Если скажу, что их не водит провиденье.
Судьба людей у них в руках и в этом жизнь,
Но без поддержки высших сил одни сомнения,
Тот вальс мне вдохновение подарил,
Заставил преклонить свое колено.

С этими словами Элен они с Жоржем вышли из буфетной и направились по дорожкам сада. Елена Петровна о чем-то спрашивала, но больше как-то задумчиво молчало. Молчал в основном и Загряжский. Он давно не был в обществе, а тем более в обществе провинциальном, где, с одной стороны, дозволено много больше, чем в столице, с другой – слухи разлетаются со скоростью света. Он не сомневался, что общество уже в мыслях повенчало его с Элен, или повенчает в самое ближайшее время, и не мог понять, что ему делать в сложившейся ситуации. Видит Бог, он пока не видел себя семейным человеком, потому не хотел давать барышне ложных надежд. В то же время, ему было интересно с ней общаться, и он готов это общение продолжить, но – чертовы условности! С барышней нельзя общаться без каких-то намерений, это может ее скомпрометировать.
От мыслей Жоржа отвлек веселый голос Элен.

И в самом деле – впереди стояли столбы, украшенные лентами. По тому, что говорила Долли, если он правильно понял, девушке надо найти свое имя и пойти по ленте дальше – она приведет к призу. Он не был уверен в том, что прав, и решил уточнить у Элен.
– Похоже, что так, – согласно кивнул Загряжский. – Я правильно понял. Что надо найти ваше имя, а потом идти по ленте дальше, и она, как нить Ариадны, приведет нас к вашему призу?

- Да, верно …- пробормотала Елена, поднося к глазам разноцветные шелковые ленты и пристально рассматривая их в сумеречном свете. – А! вот и моя, лазоревая: видите, на ней белым выведено «Елена А.»?
Она показала край ленты Жоржу.
- Если это и в самом деле нить Ариадны, она приведет нас в лабиринт Мещерских, а мне бы этого совсем не хотелось…
- Почему же?- спросил он, улыбнувшись.
Елена Петровна пожала плечами. Говорить об этом было неловко, но она все же решилась.
- Однажды мы с Долли заблудились в лабиринте, - призналась она. - Мы тогда были еще детьми, и хотя я несколькими годами старше, испугалась не меньше ее… Я и сейчас трусиха…Но поскольку вы со мной, Георгий Александрович, уверена, мы не заблудимся.
Они зашагали рядом, стараясь не потерять ленту из вида.
Где-то из глубины сада послышались чьи-то голоса. На дорожке промелькнули темные силуэты, затем раздался радостный смех. Потревоженная им, с дерева вспорхнула птица, за ней другая.
От неожиданности Елена Петровна вскрикнула и в испуге прижалась к Загряжскому. И тотчас, осознав, что произошло, отпрянула от него страшно смущенная, с покрасневшим лицом и бьющимся сердцем.
- Прошу извинить меня, Георгий Александрович…
Подхватив злосчастную ленту, она заторопилась вперед, так что князю пришлось нагонять ее.
Вскоре лента привела их к одинокой скамейке в укромном уголке сада. На ней лежал батистовый носовой платок, удерживаемый от ветра маленьким камешком и изящной серебряной брошью в виде путеводной звезды.
- Какая прелесть! - в тихом восторге ахнула Елена. – Долли просто волшебница!
Она взяла брошь в руки и принялась рассматривать.
- Вы знаете, что означает путеводная звезда? – спросила она, обращаясь к князю. – Считается, что она символ преодоления препятствий, торжество ума и красоты… Долли, разумеется, польстила мне, но я просто влюблена в эту вещицу.
Елена раскрыла булавку броши и осторожно приколола ее к платью.
- Что скажете? – сияя от удовольствия, спросила она у Загряжского. – Вам нравится?

Веранда

- Буду счастлив, но только в том случае, если вам стало лучше, - Звегинцов улыбнулся собеседнице. - Не хотелось бы, знаете ли, прослыть чудовищем, настолько отдавившим партнерше ноги, что бедняжка предпочла потерять сознание, лишь бы прекратить мучения. Поэтому вы сейчас медленно встанете, спокойно дойдете до бального зала, а после этого честно скажете мне, как себя чувствуете, - он подал графине руку, помогая подняться со скамьи.

Бальная зала

Движения Евдокии Ильиничны приобрели былую легкость, да и на щеки вернулся румянец, но Звегинцов все же уточнил при входе в зал:
- Вы уверены, что достаточно отдохнули?
Графиня в ответ лишь кивнула, но никаких признаков головокружения у нее Звегинцов не заметил, потому счел, что тур или два вальса не должны повредить. И все же предпочел перестраховаться и, вопреки правилам этикета, предписывающим придерживать руку дамы во время танца лишь за кончики пальцев, удержал в ладони девичью кисть полностью.
- Вам так будет удобнее опереться на меня, если вновь почувствуете слабость, - он ободряюще улыбнулся Евдокии Ильиничне и умело встроился в круг танцующих.

Убедившись, что графиня держится уверенно и спокойно, он вернулся к прерванному разговору:
- Вы интересовались Анютой… Наверное, для каждого отца его дочка – самая лучшая на свете, и я в этом списке не исключение. Вероятно, я пристрастен, но на самом деле считаю Аню доброй и славной девочкой. К сожалению, она немного замкнута, из-за чего тяжело сходится с новыми людьми, но мне кажется, что это не следствие тяжелого нрава, а привычка к уединению. Так сложилось, что в округе нет девочек ее возраста, если не считать крестьянок, вот она и проводит дни за чтением и музыкой. С самого детства любит помогать кухарке. Сначала, конечно, больше мешала, но сейчас уже весьма ловко управляется. К грязной работе ее, разумеется, никто не подпустит, но ей нравится возиться с тестом и варить варенья. Вроде бы, считается, что барышне на кухне не место, но я с этим не согласен. Нахожу навык весьма полезным, ведь однажды Анюта станет хозяйкой в чьем-то доме, если будет точно знать, сколько каких продуктов требуется для разных нужд, прислуга не сможет обманывать.
Он усмехнулся, поняв, что увлекся рассказом о любимой дочери:
- Кажется, это неудачная тема для разговора на балу. Давайте лучше поговорим о вас и ваших желаниях: хотите еще потанцевать, предпочтете подкрепиться в буфетной или же отправиться за обещанным Дарьей Петровной сокровищем?

Веранда – бальная зала – парк
 
Николай Александрович не выказал ни словом ни жестом неприличности третьего танца, лишь улыбка и обеспокоенность самочувствием Докки, чему она была несказанно рада. И то ли от желания непременно танцевать этот вальс со Звегинцовым, то ли просто от того, что прошло какое-то время, и небольшой отдых и свежий воздух сделали свое дело, но Докки почувствовала прилив сил, у нее поднялось настроение, и хотелось не просто танцевать, а летать.
Она встала, опершись на руку Николая Александровича, потом отпустила ее и легко и грациозно дошла до бальной залы. Вальс уже звучал, и графине все время хотелось идти в такт музыке.
– Вы уверены, что достаточно отдохнули? – спросил Звегинцов, и Докки затопила теплая волна радости от его заботы, сердце забилось быстрее, но, испугавшись, что голос прервется и выдаст ее волнение, она лишь молча кивнула и подала Николаю Александровичу руку. Он же выждал такт и уверенно закружил девушку по залу.
Звегинцов крепко держал Докки за руку и вальсировал медленно, в два такта, и она снова поразилась этой молчаливой заботе, которая была ей приятна. Никто из мужчин, с которыми она танцевала ранее, не спрашивал – хорошо ли ей, удобно, не кружится ли голова, а вот прижать чуть сильнее и ближе, чем позволяли правила приличия пытались. Однажды ей даже пришлось наступить кавалеру на ногу, потому что слов и иных действии он не понимал. Самое обидное, что после по гостиным судачили о ее неприличном поведении…
А потом Николай Александрович стал рассказывать о дочери. «Как же он ее любит, – подумала Докки, вся обратившись в слух. – Как это здорово, когда тебя так любят».
– Я тоже в детстве любила помогать кухарке, и матушка поощряла это. Она и сама со мной иногда пекла пирожки, а варенье у нас варили все – и бабушка, и мамА, и мне дозволялось помогать, и нянюшку привлекали, и даже мою гувернантку, – она улыбнулась, но улыбка вышла какой-то грустной, и, возможно, заметив это, Звегинцов произнес:
– Кажется, это неудачная тема для разговора на балу. Давайте лучше поговорим о вас и ваших желаниях: хотите еще потанцевать, предпочтете подкрепиться в буфетной или же отправиться за обещанным Дарьей Петровной сокровищем?
– В буфетную уже перетекла половина залы, там скоро яблоку будет негде упасть, – усмехнулась Докки. – Да и танцев на сегодня, наверное, хватит, хотя вальсировать с вами – сплошное удовольствие. А поскольку я ужасно любопытна, пойдемте смотреть, что там Долли приготовила. Надеюсь, вы тоже любопытны и отправитесь со мной? – Докки взяла Звегинцова под руку, увлекая его из бальной залы. – Совершенно не представляю, куда надо идти, и где искать эти столбы. – Она посмотрела на Николая Александровича. – А еще я хотела напомнить вам о вашем обещании.

Не скрывая улыбки, Нина клятвенно пообещала Сергею Сергеевичу "ни за пруссаков" ни вообще за каких-либо иностранцев не выходить. После этого наконец-то была отпущена восвояси и, поблагодарив Демидова за танец, выбежала в сад.
Ее лента нежного лавандового цвета вела вперед. На развилке Чарская едва не наткнулась на какую-то даму в сопровождении офицера. Они смеялись - ленты на каком-то этапе пересеклись. Извинившись, Нина направилась в другую сторону и вышла на небольшую развилку посреди зеленых коридоров. Там стояла статуя мраморного амурчика. Проказник малыш Купидон опустил свой лук и на стреле она заметила небольшой мешочек, обвязанный лавандовой лентой.
Нина отвязала ленту и вынула оттуда чудесный золотой медальон овальной формы с цепочкой. Медальон оказался с секретом. Нажав на застежку, девушка увидела как створки его отворились, а внутри нашлась миниатюра - небольшое фото, где они с Долли были изображены вместе. Чарская вспомнила, что снимок был сделан по окончании ими Бестужевских курсов. В мешочке была и записка.
"За сколько бы стран мы ни оказались - всегда будем подругами. Твоя Долли"
Нина сжала медальон в ладони. Замечтавшаяся Чарская не сразу заметила присутствие рядом другого человека, поэтому, когда обернулась, то едва не вскрикнула.
- Дуняша, напугала ты меня.
- Прощенья просим, барышня - та присела в неловком реверансе - Велено было передать.
Она вручила Чарской небольшой конверт и тут же исчезла.
Что это за послания вручаются посреди бала? Для почты слишком поздно, если только не какое-нибудь известие...Нина быстро разорвала конверт, а спустя пару минут уже бежала обратно в усадьбу.
Проскользнув мимо гостей, она поднялась вверх по лестнице и замерла на пороге комнаты.
Потом, собравшись с духом, постучалась и дождавшись ответа, тихонько прошла внутрь.
- Ваше императорское высочество - Нина поклонилась - Вы хотели видеть меня.
А что если княжна Голицына передумала? И сомневается давать ей стипендию?
Сердце у Чарской забилось сильнее.

Последние ноты вальса еще не смолкли, а Долли уже увлекла Аркадия за собой из залы.
Счастливые и свободные, словно дети, они побежали к столбу искать ленту.
Долли быстро нашла свое имя, и влюбленные направились искать сюрприз.
- Даже я не знаю, что на том конце ленты. Это будет сюрприз от Нины - сказала Долли, нежно держа ленту.
- Тогда пройдемте же скорее. Меня терзает любопытство. - улыбнулся Аркадий.
Он попросил передать ему ленту. И Долли побежала вперед, маня за собой.
Они блуждали по зеленому лабиринту, и Аркадий гадал, куда же лента их заведет. Главное - как можно дальше от людских глаз.
Они вышли к фонтану, и Долли сразу заметила веер. Он был расписан химическими формулами.
- Доллиум - самый ценный элемент периодической системы. Состоит из доброты, смелости, ума, сердечности..." - прошептала Мещерская.
- Ах, Ниночка - Долли улыбнулась, схлопнула веер и прижала к губам.
Аркадий приобнял Долли, прижимая ее к себе.
- Нина Ивановна во всем права.
Аркадий нежно поцеловал девушку в шею. Ему хотелось большего, но даже мысли он не допускал о том, чтобы опорочить любимую.
Он вдохнул аромат волос Долли и замер.
- Мгновения с тобой так прекрасны, душа моя.
Уходить Аркадию совершенно не хотелось. Он наслаждался присутствием Долли и покоем.

В парке

Жорж и Элен идут по парку, о чем-то беседуя, он не замечает сути разговора, думая о своем. Впрочем, думает он именно о ней – о странной девушке по имени Элен. Нет, Жорж не влюблен и жениться пока не собирается, но Элен будоражит его, заставляя все время думать о ней. Это странно, непривычно, как странна и непривычна сама девушка. Порой она ведет себя как маленький капризный ребенок, которому не дали желанную игрушку – иначе как капризом он не мог назвать ее желание выспросить у графини Аристовой как он танцует, и в то же время спокойно согласиться на два самых важных танца – вальс и мазурку. Ее замкнутость в разговоре и потрясающая открытость, когда она пела в таборе. Такая глубокая пронзительная тоска слышалась тогда в голосе Элен. Так поют только люди, любившие, любившие всем сердцем, и преданные. Кто-то когда-то жестоко предал эту милую барышню, и она замкнулась, ушла в себя, стала холодной и равнодушной. Как теперь ее вытащить оттуда, и стоит ли?
Размышление прервала внезапно вспорхнувшая птица. Она напугала Элен и та на минуту прижалась к Жоржу. Он потянулся обнять и успокоить, но девушка тут же рванулась прочь, словно мужских объятий она боится еще больше. Жорж не стал заострять на этом внимание, просто пошел за девушкой дальше.
Вот, наконец, и обещанный подарок – красивый батистовый платочек и брошь в виде звезды.
– Вы знаете, что означает путеводная звезда? – спросила она, обращаясь к князю. – Считается, что она символ преодоления препятствий, торжество ума и красоты… Долли, разумеется, польстила мне, но я просто влюблена в эту вещицу. – Елена раскрыла булавку броши и осторожно приколола ее к платью. – Что скажете? – сияя от удовольствия, спросила она у Загряжского. – Вам нравится?
Она такая радостная и счастливая, что заражает и Жоржа этой радостью и, не отдавая себе отчета в своих действиях, он вдруг обнимает девушку и и целует ее прямо в улыбающиеся губы. Она не отталкивает его – видимо, от неожиданности, а он продолжает целовать, не в силах оторваться. Сейчас она опомнится, даст мне пощечину и убежит, – бьется мысль где-то глубоко внутри, но это будет потом, после, пока же он целует эти сладкие, ласковые, податливые губы…

Сад

В ответ на напоминание графини Звегинцов негромко рассмеялся.
- Не устаю восхищаться вашим коварством, Евдокия Ильинична! Сами вы мгновенно забываете о сделанных предложениях, но чужие обещания помните твердо и не позволяете о них запамятовать. Браво! Но я ведь также обещал не остаться в долгу и отплатить вам той же монетой, не забывайте и об этом!
- Вы меня дразните, Николай Александрович? – голос графини звучал так, словно она пыталась побороть возмущение.
Звегинцов склонился к своей спутнице и еле слышным шепотом произнес:
- Немножко. У вас такое живое лицо, все эмоции сразу видны. Мне нравится наблюдать за сменой вашего настроения, это гораздо интереснее, чем смотреть на застывшие маски, которые носит большинство людей.
Он бы продолжил поддразнивать графиню и дальше, но они успели подойти к столбам, от которых в разные стороны тянулись ленточки. Перебрав несколько полосок ткани, украшенных явно неподходящими именами, Звегинцов задержался на поблескивающей не то желтой, не то золотистой ленте.
- Здесь написано «Докки». Я неоднократно слышал, что так вас называл Илья Николаевич.
- Да, меня так зовут близкие, - подтвердила Евдокия Ильинична.
- Значит, эту путеводную ленточку и будем разматывать, - он предложил графине руку, и они двинулись вслед за мелкими искорками, пробегающими по поверхности ткани каждый раз, как та колебалась на ветру. – Похоже на болотные огоньки, вы не находите?
- Лучше бы не они, иначе заведут нас в трясину, - улыбнулась графиня.
- Трясина вряд ли, но мы определенно идем в сторону реки. Интересно, кто нас там ждет: водяной или русалки?
Перебрасываясь шутками, они вышли на пригорок, с которого открывался прекрасный вид на реку. Здесь рос раскидистый дуб, к нижней ветке которого привязали простую доску, и получились качели. Прямо над качелями висела небольшая коробочка, прикрепленная к концу перекинутой через ветку ленты.
Звегинцов протянул было руку, чтобы снять находку, но передумал.
- Ваш подарок, вам его и забирать, - обратился он к своей спутнице.
- Я не дотянусь, - робко возразила она.
- А если так, - он обхватил девушку за талию и легко поставил на качели.
Евдокия Ильинична негромко охнула, ухватившись рукой за его плечо.
- Не бойтесь, я еще не настолько стар, чтобы вас уронить, - усмехнулся он, продолжая придерживать девушку.
Звегинцов был уверен, что та смущенно улыбалась, пока отвязывала коробочку.
- Снимите меня, пожалуйста, - тихо попросила она, закончив.
- Как пожелаете, - он вновь поднял Евдокию Ильиничну, но, вместо того, чтобы опустить ее на землю, крепко прижал к себе.
Заглянув в широко распахнутые и чуть испуганные глаза, он, наконец-то, выполнил обещанное: накрыл девичьи губы своими. У ее губ был сладковато-дурманящий привкус шампанского, а кожа пахла радостным, словно утро на опушке леса, ароматом ландыша. Во время танцев в переполненном людьми зале он не почувствовал этого тонкого аромата, сейчас же словно перенесся в умытый весенними дождями нежный май. Евдокия Ильинична замерла в его объятиях, будто боясь пошевелиться, и, кажется, даже перестав дышать, а он не спешил и не пытался раздвинуть ее несмелые губы, лишь мягко ласкал их своими до тех пор, пока не почувствовал легкое головокружение. Лишь после этого он поставил девушку на землю, но ладоней с ее талии так и не убрал.

В саду, у реки

Идти по саду, пикируясь со Звегинцовым, было ново, интересно и невероятно весело, с ним рядом вообще все было ново и интересно. Никто никогда так не вел себя с Докки, впрочем, и она не была такой ни с кем другим. Николай Александрович мило поддразнил девушку, напомнив о ее обещании, а она сделала вид, что не поняла, о чем он. Сначала даже хотела возмутиться, но потом подумала, что это будет смешно и нелепо, тем более что они не так далеко отошли от дома, а о них и так уже кумушки сплетничали – Долли слышала и успела Докки сообщить. Потому она решила перейти на легкий флирт, и Звегинцов ее в этом поддержал, а уж о том, что у нее все эмоции наружу, Докки прекрасно знала. Правда, в Свете она отчаянно пыталась держать лицо, и чаще всего ей это удавалось, в обществе же Николая Александровича она была такой, какая есть на самом деле, интуитивно чувствуя, что с ним – можно.
У столба они нашли атласную ленточку желто-оранжевого цвета с дружеским «Докки» и продолжили путь уже с ней. От ветра по ленточке пробегали огоньки, и она чудилась Докки волшебной, девушка вдруг ощутила, что в конце ленты ее ждет чудо, и поверила в это всей душой. «Как маленькая в сказки веришь», – усмехнулся кто-то внутри, но Докки решила его не слушать.
Они дошли до пригорка со старым дубом, на который Докки часто лазила в детстве, но, увидев коробочку с подарком высоко на ветке, она вдруг растерялась. Долли прекрасно знала, что Докки не составит труда залезть и достать вещицу, и это было бы так, но – не в бальном платье и не в присутствии Звегинцова. «Задирать юбку до колен? Нет, только не это. Он и так видел, как я шалю у реки, знает, что ношу брюки. Подумает, что совсем маленькая глупая взбалмошная девчонка. Нет, конечно, будь на мне тот наряд, что на пикнике, почему бы и не залезть. Но не в бальном платье. Мне не пять и даже не пятнадцать».
– Я не дотянусь, – попыталась Докки робко попросить о помощи. «Он же может достать, даже на цыпочки не вставая, просто руку протянуть».
Она надеялась, что Николай Александрович поможет, но дальнейшего совсем не ожидала.
– А если так, – ее вдруг обняли за талию и ловко водрузили на качели.
– Ой, – только и успела выдохнуть Докки, крепко хватаясь за плечо Звегинцова.
Он что-то говорил про возраст и обещал не уронить, Докки плохо слушала и понимала. Ее вдруг сильно смутила эта ситуация – так когда-то сажал ее на коня папА, когда она была совсем девочкой. Но Звегинцов вовсе не ее отец, да и она давно взрослая. В то же время ей нравилось ощущать его руку на талии и держаться самой за его плечо. Правда, в какой-то момент пришлось отпустить опору и полагаться только на то, что Николай Александрович держит крепко, потому что, чтобы отвязать коробочку, понадобились две руки. Докки даже стянула перчатки, чтобы не сделать зацепки на атласе, и сунула их за пояс платья.
Закончив с коробочкой, Докки положила ее в карман платья и попросила Звегинцова снять ее саму с качелей. Она уже предвкушала, как, оказавшись на земле, откроет подарок, но внезапно ощутила себя в воздухе, в крепких руках Николая Александровича, прижатой к нему…
Испуг сменился удивлением, которое сразу уступило место неописуемому восторгу. «Он все-таки выполнил обещание», – мелькнула мысль, тут же уплывшая куда-то на задворки сознания вместе со всеми остальными мыслями – глупыми и не очень… Докки забыла все, даже то, что нужно дышать, и как это делается. Его губы были мягкими и теплыми, и они только прикасались к ее губам, как-то удивительно нежно и ласково, в этом не было силы, агрессии, принуждения, но его ласка вызывала в ней головокружительные ощущения того самого чуда, которое она подспудно ждала, соприкоснувшись с лентой. Сердце стучало сильнее, по телу разлилось тепло, хотя был уже вечер, и с реки ощутимо тянуло холодом.
Докки забыла обо всем на свете – о подарке, перчатках, о том, что она висит между небом и землей, о том, что кто-то из таких же искателей может их увидеть. Для нее не было ни вчера, ни завтра, только этот упоительный головокружительный миг поцелуя. Первого настоящего поцелуя, когда прикосновение мужских губ было невероятно приятно и вызывало радость.
Когда Звегинцов перестал ее целовать, Докки вдруг ощутила некоторую обиду, словно кончилось чудо, ее чудо. Она не сразу поняла, что стоит на земле, только чувствовала, что Николай Александрович по-прежнему держит ее за талию. Тогда Докки сделала то, о чем мечтала весь день – она робко подняла руку и провела пальцами по его скуле, погладила бородку, чувствуя, как она слегка колет подушечки пальцев. А потом приподнялась на носочки, чуть качнулась вперед, обняла Звегинцова за шею и легко коснулась его губ своими.

Деяния не исчезают даже через сотни кальп. Воистину, достигнув полноты, они в должное время дают свой плод для живых существ. (Будда)

Похоже, пребывание в гостеприимном поместье Мещерских подходило к концу. Искать подарки я не пошла, просто бродить по саду это, несомненно, увлекательно, но выбрать такой путь, чтобы ни с кем не встретиться, не пересечься, не вызвать вопросов. Я могу на них и не отвечать, разумеется, и вряд ли многие осмелятся их задать, но заканчивать так день рождение Долли не хотелось. Письма написаны, последние приготовления почти завершены. Я не привозила с собой много одежды, но и эти, включая шелка с драконами, занимали... немало места. Ючжисань был сложен вместе с веерами в отдельный сундук, меч-бабочку привычно оставляю при себе. После разорения запасов месье Жоржа Ржевский был отправлен проконтролировать, чтобы Люся никого не сожрал от расстройства, а то просто сено конь не очень уважал. Александра пойдет тоже, если захочет. К ней адовая лошадка прониклась если не дружбой, то определенно симпатией. И даже не лягалась. Поэтому стук в дверь оказался несколько... неожиданным. Гостем оказалась Нина Ивановна, неужели я не поставила письмо от профессора вместе с посланием Дарье Петровне? Возможно, возможно. Сундучок с шелками отвлек внимание, что ж, что ж. От своих слов я не отказываюсь, и раз уж решила поддержать театр и поэзию, то с наукой я определилась давно. Если куратором стану я, а наставником сам Mein lieber Freund, да еще и с рекомендательным письмом, подписанным Менделеевым... Государь будет доволен тем, что имя Империи и детей Ее будет прославлено за границей.

- Проходите, Нина Ивановна, - действительно, письмо обнаружилось рядом с другими конвертами - для семьи. - И достаточно кланяться, садитесь. И читайте.
- Значит, я могу... - о, как иногда интересно и радостно видеть столь искренние эмоции. Она чем-то напоминала мне мою драгоценную сестру Софью, хотя и была несколько старше.
- Вы можете учиться на выбранной кафедре, это так, - по привычке складываю ладони домиком, мне так легче думать, когда я играю против дедушки решающую партию. - Ihr Strahlt in der Dunkelheit wird zu einem hellen Licht der Wissenschaft, wenn Sie es zulassen, dass er scheint. Так светите, - я понимаю ее стремление, оставался лишь один момент. - Вы, я так понимаю, не без помощи вашей близкой подруги, нашли способ обойти запрет для незамужних барышень, верно?
- Мы еще ничего не подавали, - отвечает, словно оправдывается. Господи, да зачем? Это юридический нюанс, не личный, что я подтверждаю дальше.
- Тогда, - иглы веера указывают на мадемуазель Чарскую, что едва может усидеть на кресле. В науке энтузиазм похвален, лишь бы эти глаза сияли так же ясно, как сейчас. - Я как ваш куратор, могу подвердить Mein lieber Freund, что вы согласны? - вопрос, похоже, был риторический. - Если хотите, можете написать ответ сами.
Слуги собирали сундуки, я осматривала каждый, чтобы ничего не забыть и не перепутать. О, ленточка, какая милая ленточка цветы яркой бирюзы. Спасибо, Долли, надеюсь, мой ответный подарок понравится вам... Обоим. Если так складываются обстоятельства... Хм, а почему бы и нет?
- Вы можете поехать со мной, если хотите, нам все равно по пути, - смахиваю легкие почти незаметные пылинки с любимой доски. С ней я не расстаюсь никогда. И она поедет тоже. У дедуши есть своя, и она путешествовала и по Китаю, и по Африке, и по джунглям, что так стремились покорить конкистадоры. - Допишите письмо, скажите Долли то, что хотите, закончите дела, что должны быть завершены, и приезжайте в поместье. Подвеска у вас с вами? Отлично, она станет вашей, хм, путеводной звездой, - шахматная доска была тщательно упакована и сложена поверх бумаг, рядом с набором кисточек. Иногда я рисую, иногда практикуюсь в каллиграфии.
Мое прощание с Родиной определенно... удивительное. И светлое.

Елена не сразу освободилась из объятий Загряжского. В первые мгновения, когда он вдруг привлек ее к себе и стал целовать, она была словно в полуобморочном состоянии: у нее закружилась голова, обмякло и сделалось вялым тело, похолодели руки. И только губы, которые поручик, целуя, сминал своим ртом, пульсировали и горели огнем. А затем и внутри нее сделалось так жарко и сладко, что Елена едва не застонала.
И тотчас ощутила, что объятия поручика стали крепче.
Опомнившись, Елена Петровна с силою оттолкнула князя и взглянула на него с выражением крайнего изумления на лице.
- Зачем? Зачем вы это сделали? – воскликнула Артемьева со страстным упреком. – Мне приятна ваша компания, но вы, кажется, забылись, ваше сиятельство! Я вас не понимаю! Ни вы, ни я не влюблены друг в друга, что могло бы, разумеется, хотя бы отчасти извинить вас. - Она вскинула подбородок и с вызовом посмотрела на Загряжского. Глаза ее сверкали, грудь под тонким платьем тяжело вздымалась. – Или вы, Георгий Александрович, изволили таким образом шутить со мною?.. Что ж, должна признать, ваша шутка удалась на славу…
Елена горько усмехнулась и покачала головой. Она и ждала его ответных слов, и в то же время страшилась их услышать.