Ветер вересковых пустошей (ЛР),под впечатлением от Светорады

эля-заинька, интересный у тебя получается роман. Написано потрясающе! Прочитала с удовольствием. Обожаю такие романы! Буду с нетерпением ждать продолжения!
___________________________________

Эля спасибо за проду.
И вбила же себе в голову, Горлунг, что станет женой Карна. Такого мужика, как Олафа, упустила. Но будем надеяться, что у них все впереди.
Жду продолжения.
_________________

 » Часть 1, главы 13-15

Изабелла, спасибо огромное, так приятно!!!



Люся, спасибо большое!!!! Конечно, все у них впереди, просто путь к этом будет для них долог, счастье не приходит просто так, быстро по мановению волшебной палочки)))))



Маша, спасибо, ,мне очень приятны эти слова

Девочки, внешность Олафа я брала вот с этого мужчины:

Это немецкий биатлонист Александр Вольф. Задумала писать роман прошлой зимой, а Олафа не могла себе представить, села посмотреть эстафету мужскую и узрела его, так что Олаф, по-моему, вот такой. Хотя, может, вы его представляли себе иначе))))

Продолжение:
ГЛАВА 13
На утро княжна Прекраса была приглашена своим нареченным женихом на утреннюю прогулку. И понимая, что не может отказаться от приглашения суженного, княжна нехотя согласилась.
В душе Прекрасы еще кипела обида за равнодушие княжича Карна к ее красоте, ее женская гордость была уязвлена. Карн же этого не замечал, он был, как всегда почтителен со своей невестой, мил, но не более этого.
- Княжна, скоро вернется отец мой и привезет вено.
Прекраса кивнула, глядя на него, такого похожего на милого ее сердцу Рулафа, и такого холодного, словно буревой. Вот каким станет скоро ее лада, щеки его потеряют округлость, плечи станут шире, шаг увереннее, и все эти перемены будут на ее глазах происходить. Ибо Лада связала судьбы ее и Рулафа. Рулаф… княжна вспомнила, как накануне вечером он обнимал ее, прижимал к себе, лобзал. Верно шептались девки теремные, когда милый обнимает, это сладко.
Карн, заметив, что княжна мыслями витает где-то далеко, посмотрел на нее негодующе. Но, увидев мечтательное лицо княжны, такое красивое, взгляд княжича смягчился. Прекраса, заметив, что Карн на нее пристально смотрит, смутилась. И вдруг подумала, а каково это очутиться в его объятьях, подумала и ужаснулась, залилась краской. Княжич, заметив это, усмехнулся.
- О чем задумалась, княжна – спросил ее Карн.
- Я? О… о … не помню уже – выдавила княжна.
- А я кажись, ведаю, о чем ты думала – улыбнулся он.
И неожиданно княжич прижал к себе невесту свою и крепко поцеловал. Он жених, ему дозволено, оба они это знали. Его поцелуй такой властный, безразличный, не разжег в сердце княжны того пожара, что будили в нем ласки младшего его брата.
- Княжич, - отстранившись, спросила Прекраса – а разве мы будет с тобой счастливы?
- Мне не нравятся такие разговоры – нахмурившись, сказал Карн – наша свадьба дело решенное, раз родители так посчитали, значит, так тому и быть. А счастье? Да, мы будем счастливы, ежели ты будешь вести себя соответственно княгине, а не как мавка , ежели будешь женой доброй для меня.
- А разве не достойно веду я себя, княжич – с вызовом спросила Прекраса.
- По чести сказать, нет, не достойно – холодно посмотрев на нее, сказал Карн.
- И что же ты сомневаешься, что я буду женой хорошей? – резко спросила княжна.
- Сомневаюсь.
- Зря сомневаешься – молвила уязвленная Прекраса – я буду доброй, достойной женой – и чуть не добавила «не тебе только».
- Ну, что же значит, я буду счастливым мужем – горько бросил Карн, помолчав, он добавил – княжна, мне нужна жена покорная, запомни это.
И, словно в наказание, поцеловал ее еще раз, грубо, жестоко, стараясь причинить боль. Прекраса едва сдерживала слезы по дороге домой.
***
Было послеполуденное время, князь Торин потчевал в своей одрине, перед трапезой вечерней, княгиня Марфа следила за приготовлением блюд. Именно поэтому девки теремные и собрались в гриднице, где Яромир, еще не совсем окрепший после ранения, рассказывал им истории разные, смешные и неприличные, здесь же была и Прекраса.
Она с тревогой вспоминала прогулку с женихом своим, теперь он внушал ей неприязнь, ее передергивало от воспоминания о его беспощадных губах, прижимавшихся к ее устам. Вот поэтому и сидела она вместе со всеми, слушая россказни Яромира, заставлявшие ее улыбаться.
В этот момент в гридницу вошла Горлунг, а следом за ней плелся Эврар. Она шла после бани, мокрый волос был заплетен в косу, платье, одетое на мокрое тело, плотно облегало его, заставляя казаться старшую княжну тоненькой, как соломинка. Она была так задумчива, что не сразу заметила Яромира и рассевшихся подле него девиц, увидев их, она кивнула и собралась быстро пройти мимо.
Но Яромир, заметив ее, весело сказал:
- Приветствую тебя, княжна. Посиди с нами, послушай сказания мои.
- Устала я нынче, Яромир, но спасибо за приглашение.
- И чем же ты была так занята? – с вызовом спросила Прекраса.
Горлунг посмотрела на нее удивленно, как будто для нее было странно уже то, что сестра обращается к ней. Глядя ей в глаза, Горлунг ответила:
- Мне на зиму надобно трав набрать и насушить больше, ибо ежели зима нынешняя будет такой же лютой, как и прошлая, мне понадобиться много трав.
- Ах, сестрица моя, травница – с издевкой сказала Прекраса, - твои поганые травы тебе ценней людей и их забав. Неужто ты возомнила себя выше нас, простых девиц? Неинтересны тебе забавы наши?
- Мои «поганые» травы людей лечат – твердо сказала Горлунг, и с презрением добавила - а забавы твои, сестрица, пустые и глупые, только и можешь, что хороводы водить, да сказки слушать, проку от тебя другого нет.
- Может, и нет от меня проку, да только муж будет у меня, а ты так и будешь только травницей, ни один дружинник тебе в жены не возьмет, даже меньшой женой не бывать тебе – запальчиво крикнула Прекраса.
После этих слов Горлунг рассмеялась, примолкшие девки теремные, от ее смеха хриплого, злого, вжали головы в плечи.
- Ох, не быть тебе замужней, сестра, не быть…
И более не взглянув на потерянную Прекрасу, прошла Горлунг мимо. Следом за ней поплелся Эврар, на ходу бросив:
- Делом бы занялись, бесстыжие…
***
Чуть погодя в покои Горлунг пришел Яромир, он долго выжидал, пока Инхульд пойдет за ужином, а Эврар в дружинную избу. Он так хотел застать княжну одну, и с довольной улыбкой победителя он быстро вошел в покои Горлунг.
Княжна не ждала в этот час никого, время, перед вечерней трапезой в гриднице князя Торина, обычно было для нее свободным, именно поэтому Эврар и ушел в дружинную избу. Она удивленно смотрела на вошедшего Яромира.
Волосы ее, еще влажные после бани, струились по плечам, немного завиваясь на концах. Серое полотняное платье плотно облегало тонкий стан, а у горла причудливо, словно ломкий лед, белела сорочка.
- Приветствую тебя, светлая княжна, - улыбаясь, сказал Яромир. Услышав, что Инхульд и Эврар зовут Горлунг «светлая», он тоже с тех пор называл ее так.
- Приветствую тебя, Яромир – ответила княжна, - ты рано пришел, неужто рана тебя беспокоит?
- Нет, не беспокоит меня рана, которую ты лечила…
- Яромир, менять повязку приходи позже, когда здесь будет Эврар – перебила его княжна.
- Неужто боишься ты меня, простого воина, светлая – вкрадчиво начал дружинник, - неужто думаешь, что обижу тебя чем-нибудь, или оскорблю?
- Нет, Яромир, сказать по чести, не думаю, что ты меня чем-то можешь оскорбить, но негоже мне – незамужней девице, оставаться с тобой наедине.
- Почему же? Разве кто узнает об этом? Может, я пришел рану лечить? – спросил он.
- Ты же говоришь, что не беспокоит она тебя – заметила княжна.
- Телесная не беспокоит – вкрадчиво сказал Яромир, - но беспокоит другая рана, сердечная, коею ты нанесла мне своей красотой, светлая.
Горлунг улыбнулась, ей было непривычно, что сначала Олаф говорил ей речи подобные, а теперь Яромир. Но, если в искренность Олафа она не верила сначала, то Яромиру ей хотелось веровать.
Приняв ее улыбку за поощрение, дружинник подошел ближе к княжне, стараясь оттеснить ее к стене, и продолжил:
- Покорила ты меня, светлая, покорила.
- Тебя часто, Яромир, девицы покоряют, ты же «Любостай» - насмешливо заметила Горлунг.
- Нынче уж не заслуживаю я такого прозвища, ибо все помыслы мои о тебе. Глаза твои, княжна, словно каменья драгоценные, волосы, яко лучший шелк из Царьграда , кожа, словно молоко парное, белая, нежная…
Сердце Горлунг пело от радости, неужели она мила ему? Любимому Яромиру, самому лучшему во всем подлунном мире.
Она не сопротивлялась, когда дружинник начал ее целовать. Это были не страстные, исступленные лобзания Олафа, нет, поцелуи Яромира были нежными, ласковыми, словно солнечные лучи, они скользили по ее лицу, казалось, что они оставляли за собой горящий след. Голова Горлунг кружилась от ласк Яромира, вот что значило быть любимой, ей хотелось, чтобы эти мгновения не заканчивались никогда.
Внезапно в памяти Горлунг всплыл узор, которыми ложились руны, когда она смотрела на свое грядущие, в нем не было Яромира. Это отрезвило ее настолько, что нашла в себе силы княжна отстранить от себя дружинника. Отошла. Горлунг казалось, что эти шаги, что сделала она по своим покоям, от него, из его объятий, стоят ей годов жизни, так тяжелы они были.
- Ступай, Яромир, негоже, что мы здесь одни – ровным холодным голосом сказала княжна.
Дружинник обомлел от перемены, что произошла в ней за мгновения, только что стояла она в кольце его рук, податливая, томная, а теперь она другая – холодная, надменная, истинная дочь своего отца. И, ни слова не сказав, Яромир вышел из покоев Горлунг таким же незамеченным, как и вошел в них.
А вечером Эврар сказал Горлунг лишь одну фразу, которая убила в ней надежду и веру во взаимную любовь:
- Не по сердцу мне, светлая, что славян этот беспутный, которого даже свои, кличут Любостаем, вьется возле тебя. Распутный же, и бесстыжий он, вот, нынче днем видел, как он девку теремную в углу зажимал. А вечером, когда я из дружинной избы шел, слышал, что он другой про глаза, яко самоцветы поет. Так что гони его, светлая, когда меня подле нет, а то будут эти бабы сплетни о тебе пускать.
Горлунг чудилось, что в сердце ее воткнули острый кинжал и медленно его поворачивают. В тот миг княжне казалось, что больней ей уже никто ничего сделать не может. Но, собрав волю в кулак, она кивнула Эврару.
А ночью, когда луна сияла высоко, а Инхульд и Эврар крепко спали, Горлунг накрывшись с головой меховым одеялом, беззвучно плакала. Оплакивала она свою любовь и несбыточные мечты.
***
А другая княжна страстно мечтала забыть даже образ своего нареченного жениха, и
своей запретной любви с милым ее сердцу княжичем Рулафом в ткацкой предавалась.
ГЛАВА 14
Агафья с младых ногтей знала, что за все в этом жестоком мире надо бороться. Ее еще такая короткая жизнь была этому подтверждением. Чтобы не работать на кухне или в поле, Агафья постоянно боролась за внимание своей непостоянной и капризной госпожи. А это было нелегко, ибо княжну Прекрасу манило все новое: люди, сказки, забавы и наряды. Чтобы быть всегда интересной княжне Агафья неустанно придумывала новые развлечения, порой удачные, а бывало и опасные.
Она мечтала о своей семье, о муже, поэтому старательно приглядывалась к дружинникам. В каждом встречном мужчине она пытаясь разглядеть будущего мужа, но обычно Агафья интересовала их только по ночам, а по утру, они забывали о ней.
Праздник наступил и в ее жизни, в тот момент, когда на пиру Агафья поймала на себе заинтересованный взгляд княжича Карна. И тогда она начала бороться за него.
Той ночью, в его одрине Агафья старалась изо всех сил ему угодить, понравится, она готова была на все, лишь бы вырваться из доли девки теремной. Старательно заманивая Карна в свои сети, приемами, опробованными на дружинниках князя своего, Агафья манила его близостью и тут же отступала, скромно потупив глаза. И оказалось, что княжич, такой же мужчина, что и дружинник самый обычный, желания и страсти у него такие же, обычные. И видать полюбилась она княжичу, ибо Карн даже не глядел на невесту свою раскрасавицу, все его помыслы были заняты лишь ей, Агафьей. Но долго ли будет продолжаться это? Вдруг надоест она княжичу? А если рядом будет жена столь пригожая сколько продлиться ее власть над сердцем и помыслами Карна? Агафья знала ответ на все эти вопросы – не долго.
А когда Прекраса рассказала ей о любви своей к княжичу Рулафу, любви взаимной, поняла Агафья, что настал ее час. Сбудутся все ее самые смелые мечты, быть ей меньшей женой Карна, жить ей в довольстве и богатстве. А что за это ей придется предать свою госпожу, не волновало Агафью. Любая борьба изматывает, после нее хочется мира.
Именно поэтому входила Агафья, в покои Горлунг, высоко держа голову, входила победительницей. И невольно подивилась разнице в убранстве покоев двух сестер, старшая сестра жила небогато, если не сказать бедно.
Княжна сидела на лавке у окна, подперев ладонью подбородок, смотрела в даль, слегка повернув голову к двери, едва взглянув на того, кто пришел, и сразу же потеряв к Агафье интерес, отвернулась. Эврар сидел в углу, точа свой кинжал, а Инхульд чистила венец госпожи.
- Здравия желаю тем, кто живет в покоях этих – поприветствовала всех Агафья.
- Тебе того же – ответила княжна, не глядя на нее, - зачем пришла?
- Слово молвить тебе хочу, княжна Горлунг, разрешишь? – медовым голосом спросила она.
- Слово молвить? – безразлично спросила Горлунг, - сплетни и сказки твои мне не интересны.
- Почему же сплетня или сказка? – удивленно спросила Агафья, - я правду тебе сказать хочу, истину поведать.
- С чего ты взяла, что мне интересна будет твоя правда?
- Уж, поверь мне, княжна, тебе понравиться то, что я скажу – с улыбкой сказала девка.
- Ну, молви слово свое – неохотно ответила Горлунг, все так же глядя в окно.
- Так мне с глазу на глаз надобно поведать тебе что-то.
Княжна кивнула Инхульд и Эврару и те ушли в одрину Горлунг, заперев за собой дверь. Княжна выжидающе смотрела на пришедшую, а та явно наслаждалась своим знанием. И начала издалека:
- Княжна, ты же старшая дочь отца своего, и по справедливости ты должна быть той, кому в приданное отдадут Торинград…
- Это я и так знаю – грубо перебила ее Горлунг, - говори, что собиралась.
Агафья не ожидавшая, что этот разговор пойдет так, сглотнула и быстро выпалила:
- Княжич Карн может стать твоим супругом.
- А может стать супругом Прекрасы – ехидно добавила княжна – если это все, что ты хотела сказать, поди, прочь.
- Нет, не все… княжич Рулаф любит княжну – добавила Агафья.
- И что? Разлюбит – холодно бросила Горлунг.
- Но, и княжна Прекраса считает своим ладой брата жениха своего.
- Это все, что ты хотела сказать? – улыбаясь, спросила Горлунг – что моя пустоголовая сестра полюбила не того брата?
- Княжна возможно находиться в непраздности , виной которой княжич Рулаф – на одном дыхании выложила Агафья.
- Неужто правда? – смеясь, спросила Горлунг – неужто моя сестра настолько глупа?
- Просто княжич Рулаф милее ей, сердце княжны выбрало другого.
- Сердце княжны выбрало - ухмыльнулась княжна, и, помолчав, повторила – сердце княжны выбрало.
Горлунг молчала долго, Агафья обрадовалась, что ее вести заставили княжну так задуматься. Значит, применит она их, придаст огласке. И тогда не бывать свадьбе княжича Карна и Прекрасы.
- А ежели ты меня обманула? – спросила княжна.
- Ну, что ты, княжна, разве я могу? – ответила Агафья, заглядывая ей в глаза.
- А интересно, Прекраса знает, какая у нее подруженька хорошая? Все тайны выдаст, продаст за даром, и не подумает.
Агафья оторопело смотрела на Горлунг, не на такую благодарность она рассчитывала.
- Ежели узнаю, что обманула ты меня, пожалеешь об этом – бросила княжна.
- Ну, что ты чистую правду сказала. Не веришь, сама проверь, по ночам Прекраса и Рулаф встречаются в ткацкой.
***
Эврар, пришедший ночью, подтвердил слова Агафьи. Затаившись в углу, он видел, как княжич Рулаф, а затем Прекраса вошли в ткацкую, оба слишком торопились на встречу, они не заметили рынду Горлунг. Старшая княжна понимала, что это шанс для нее стать княгиней. Норны сплели хорошую паутину из судеб Карна, Рулафа, Прекрасы и Агафьи, осталось только сделать так, чтобы ловушка захлопнулась за спиной Прекрасы. А ее сестра знала, как это сделать.
ГЛАВА 15
Утром Горлунг сидела на лавке, возле окна, красивая как никогда: в лучшем платье из бледно – голубого, почти белого шелка, серебряном венце, подаренном Суль, широкие серебряные браслеты охватывали тонкие запястья, волосы свободно струились по плечам и спине. Она ждала княжича Карна. Эврар, посланный за ним, ушел уже давно, но княжич все не приходил.
Но вот отворилась дверь в покои и вошли Эврар и княжич Карн, Эврар молча и быстро зашел в одрину княжны, заперев за собой дверь, оставив их одних.
- Приветствую тебя, княжна – молвил Карн.
- Приветствую тебя, княжич – ответила Горлунг.
Карн был несколько удивлен, когда немногословный рында Горлунг, передал ему приглашение княжны посетить ее покои для задушевного разговора. Все это было так странно, необычно. Неужели княжна хочет лично пожелать ему счастья в предстоящем браке? Или попросит не обижать сестру? Карн терялся в догадках.
- Твой рында сказал, что ты хотела меня видеть, княжна – сказал княжич.
- Да, хотела видеть – медленно с расстановкой сказала Горлунг. Она смотрела на этого совсем еще мальчика, и ей было даже жаль его, преданного своим братом и невестой. Но, вскинув голову, и, посмотрев ему в глаза, княжна улыбнулась и продолжила – что же ты стоишь, княжич, присаживайся.
Карн присел на лавку, выжидающе глядя на Горлунг, что–то в ее улыбке заставило его насторожиться. И тут княжич понял: она хочет его очаровать. И посмотрев на Горлунг, стоящую перед ним, в лучах солнечного света, Карн нашел ее очень миловидной, почти красивой.
- Княжич, я ведь вижу, что ты человек хороший, воин добрый – улыбаясь, сказала она – не могу я позволить твориться не справедливости вокруг тебя. Верю, что не заслуживаешь ты жизни в обмане.
- Ты о чем это, княжна? – непонимающе спросил Карн.
- Отцы наши условились о супружеском союзе твоем и моей сестры. Союзе удачном для всех. Наш с Прекрасой отец назовет тебя своим наследником, и ты получишь после его смерти Торинград, а после смерти отца своего Фарлафград, что сделает тебя одним из самых богатых и могущественных князей на Севере Руси. От моей сестры требуется лишь быть тебе женой доброй и благочестивой. Верно молвлю я?
- Верно, молвишь – сказал княжич, все еще не понимая, куда она клонит.
- А как может быть Прекраса женой доброй и благочестивой, если уже в девичестве жениху своему коварный обман приготовила? – также улыбаясь, спросила Горлунг.
- Какой обман? О чем ты речь ведешь, княжна? Наговоры на сестру плетешь? Поклеп возводишь? – вскочив с лавки, гневно вскричал княжич.
- Ты, княжич, сядь и дослушай – холодно бросила Горлунг, улыбка исчезла с ее лица, уступив место озлобленности.
- Прекраса, сестра моя, любимая, богами хранимая, и твой брат княжич Рулаф милуются ночи на пролет. И это известно не мне одной, так что ты, княжич, обманутый жених.
Карн недоумевающее смотрел на нее, его мозг не воспринимал то, что только что поведали ему. Это было бы слишком ужасно, его родной брат, с которым они вместе росли и его нареченная невеста. Не может быть, все это пустые наветы.
- Быть того не может – потрясенно прошептал Карн.
- Почему же не может? – ехидно спросила княжна, - может, и было. Видимо сама Лада указала им друг на друга, любовь твоего брата и Прекрасы известна многим, вот вчерашним вечером рында мой их бесстыжих видел вместе. Хочешь позову его, и Эврар подтвердит мои слова, поклянется самим Одином.
Карн лишь отрицательно покачал головой, в его голове не укладывалось предательство брата и невесты, не верил он в то, что обманули они его.
- Земли княжеские объединить надобно все равно, неважно какой ценой. Ибо для моего отца другого такого шанса может не быть, ведь не всякому княжичу можно земли доверить, и поддержка дружины отца твоего никогда лишней не будет, да и уговор давний выполнить надобно, ибо и твой отец, и мой дали слово свое, слово князя и воина – бесстрастно продолжила княжна.
Карн смотрел, словно не видя ее, не слыша слов, произносимых ею, взгляд его пустой блуждал по стене. Он вспоминал шальной, счастливый взгляд брата своего в последнее время, странные разговоры Прекрасы о счастье, но все еще не верил.
- Княжич, ты слышишь меня? – спросила Горлунг, и, не получив ответа, подошла к нему, потрепав по плечу, привлекая его внимание.
Он вздрогнул, посмотрел на нее взглядом ребенка, потерявшегося в лесной чаще, что вызвало у Горлунг чувство омерзения. Будущий князь и не может по-мужски, как подобает воину удар держать, того гляди расплачется, слюнтяй.
- Княжич, - позвала его Горлунг, - ты ведь понимаешь, что уговор отцов наших надобно исполнить все равно?
- Да, я разумею это, - потерянно прошептал Карн.
- И что же ты вступишь с Прекрасой в союз супружеский, даже если она находиться в непраздности от брата твоего? Будешь смотреть на сына своего, наследника и гадать твой он, али нет? – перегнувшись через стол, и, глядя ему прямо в глаза, спросила Горлунг.
В тот миг она уже не казалась Карну привлекательной, более того, он ненавидел ее в это мгновение, ибо именно она озвучила те страшные черные мысли, что не давали ему покоя. Эта женщина, смотрящая на него в упор черными безжалостными глазами, была в эту минуту его позора единственной, кто был рядом, и она задавала страшные вопросы, на которые ответа Карн не знал.
- Ты ведь, княжич, можешь поступить иначе – уже совсем другим тоном продолжила Горлунг, теперь она говорила вкрадчиво, мягко – ты ведь можешь сохранить уговоры отцов наших, будешь наследником, имя твое будет чисто, незапятнанно.
- Как же так? Что для этого сделать надо? Простить предателей, взять с брата клятву, что не подойдет он к Прекрасе более? – обреченно спросил княжич.
- Зачем же так? Зачем тебе связывать свою судьбу с такой женщиной? Разве можешь ты быть уверен после этого, что не найдет она себе другого ладу в дружине твоей или отца твоего? – спросила Горлунг.
- Ты переходишь все границы, княжна – негодующе сказал Карн.
- Нет, княжич, не перехожу, это сестра моя вещи не дозволенные совершает, а я – девица благочестивая, верная, ни один человек в Торинграде не усомниться в моей чистоте и непорочности.
- Рад, что в этом ты на сестру свою непохожа – огрызнулся Карн.
- Разуметься, ты рад, ведь я такая же дочь отца своего, как и Прекраса – доверительно сказала Горлунг – какая разница тебе кого из нас двоих делать женой своей? Тем более все вокруг видят, что Прекрасу ты не любишь.
Карн смотрел на Горлунг с изумлением, он впервые в жизни встретил женщину, которая бы своей силой духа, властностью напоминала бы его мать. Ведь, наверное, непросто было ей, княжеской дочери, предложить самой себя ему в жены. Княгине Силье понравилась бы такая невестка. Да, и по чести сказать, Горлунг стала бы лучшей женой, чем Прекраса, хозяйкой двора. Но княжич ничего не сказал Горлунг в ответ на ее предложение, все это следовало обдумать и обдумать хорошо. Уже выходя из ее покоев, Карн услышал:
- Княжич, не всякий князь может похвастаться женой – знахаркой, читающей грядущее по рунам – это был последнее, что могла она добавить, больше нечем было его удержать.
- А ежели то, что наговорила ты про сестру, окажется ложью? – оглянувшись, спросил Карн.
- А ты проверь, княжич, проверь и сам узнаешь, что все сказанное мною чистая правда, убедись сам.
Карн, не взглянув на нее более, вышел, а Горлунг осталась одна в своих больших холодных покоях. Она предложила ему все, что могла, теперь выбор за ним.
***
Выйдя из покоев Горлунг, княжич остановился, оперся на стену спиной и задумался о словах, только что услышанных им. Каким счастливым шел он в эти покои, и каким потерянным вышел! Рулаф, брат его любимый, младший, неужели и, правда, предал он его? Как же мог он? Как после всего этого в глаза ему смотрел? И вспомнил тут Карн, что давно уже Рулаф очи свои отводит и брата избегает. А старший княжич всегда думал, что брат нашел здесь девицу, подобно Агафье, а оказывается не просто девицу, а невесту его, Карна. Тяжело, как же все это тяжело, невыносимо.
А Прекраса тоже хорошо, девка приблудная, еще княжна. Тьфу.
Карн не знал, сколько времени он простоял возле покоев Горлунг, и, словно очнувшись ото сна, вышел во двор. Возле него пробегали девки теремные, чернавки, но не видел их княжич, даже майдан прошел и не заметил как. Карну хотелось уйти подольше от людей, не видеть никого, навести порядок в мыслях своих. Медленно побрел княжич к лесу, что чернел за Торинградом.
Выйдя за заборол, Карн увидел княжну Прекрасу, возвращающуюся с верховой прогулки вместе со своим рындой. И такая злость обуяла Карна, глядя на ее сияющую красоту, что ясно представил он, как хрустит ее шея в его руках. Нет, нельзя, она – княжна.
Завидев жениха своего, княжна погрустнела, но подъехала к нему и вежливо сказала:
- Приветствую тебя, княжич.
- Приветствую тебя, княжна – ответил Карн.
И тут в его памяти всплыла последняя фраза Горлунг, так ясно, словно стояла она рядом с ним и шептала ему на ухо ее, слова княжны старшей «проверь, убедись» пульсировали в его голове. И Карн решился.
- Решил я прогуляться, невестушка моя, - сказал Карн с издевкой – не проводишь ли меня, не покажешь места любимые?
- Покажу – сказала княжна, немного удивленно, но она не хотела ссориться с Карном, ведь видела она его уже родственником будущим – братом мужа любимого.
Карн помог княжне спешиться, и, передав уздцы ее Ромашки рынде, велел ему ехать в Торинград. Взяв Прекрасу за руку, Карн повел ее по тропинке к лесу.
Разговор по пути не клеился, хотя княжна старалась завести беседу, но Карн лишь хмуро отмалчивался. Ему хотелось ударить ее, унизить, но не смел, ибо вина ее еще не доказана.
Дойдя до опушки леса, княжич покрепче схватил Прекрасу за руки и быстро повел в чащобу.
- Княжич, мы идем не туда, здесь нет ничего интересного – пыталась образумить его Прекраса – Куда ты ведешь меня?
Но он молчал, и упрямо шел вперед. Когда они зашли довольно далеко, Карн остановился и, злобно взглянув на княжну, прижал ее к себе.
- Ну, что, невестушка моя дорогая, вот и настал для тебя момент истины – ухмыльнулся княжич.
- Пусти меня, Карн, пусти, мне не нравится – жалобно запричитала она – мне больно, пусти.
- А моему брату ты также говорила? – спросил Карн.
Прекраса в ужасе на него смотрела, как он узнал? Кто ему донес? Неужели видел он их вместе? Княжна начала вырываться из его рук, она пиналась, била его кулачками, кусалась, но все ее попытки были тщетны, Карн был сильнее.
И поняв по ее поведению, что все, сказанное Горлунг, правда, Карн захотел ее наказать, да, и само сопротивление ее ему было по душе, поэтому, прижав ее спиной к дереву, княжич стал жарко целовать ее лицо, мокрое от слез.
_________________

"Твой" Олаф, Эль, ничего так. Мне ещё Вигго Мортенсен нравится. Он датчанин наполовину, есть в нем что-то норманнское.


Карн же - не мужчина точно. Его, видите ли, невеста обманула, а то, что сам ей изменял, то это можно. И чего Горлунг к нему привязалась? Может, она руны не так прочла?
Жду проду!
_________________

Александр Вольф симпотичный .
Только Олафа я немного другим представляю, более мужественным.
Вигго Мортенсен по мне больше на Торина похож (особенно на третей фотке).
Неужели Горлунг выйдет за Карна
Эля жду проду.
_________________

 » Часть 1, глава 16

Изабелла, спасибо за твой комментарий! Вигго Мортенсен - хорош, тут ничего не скажешь, он идеально подходит на роль викинга)))). Каждый представляет себе героя по-разному, и это нормально, даже очень хорошо, у каждого человека воображение работает как-то по-своему, меня вот вдохновил Вольф, может посмотри я фильм или присмотрись к другому спортсмену и Олаф в моем представлении был бы другим)))).
Горлунг, просто думала, что все в жизни будет просто, прочла она на рунах, и пожалуйста, судьба ей это и преподнесет, но так не бывает. У нее еще будет очень много разочарований, и она всех их будет воспринимать очень специфически. А Карн, ну, он типичный самец-худший подвид мужчины))))

Люся, спасибо за комментарий, мне очень приятно! Выйдет ли Горлунг за Карна, пока не скажу, скоро все сами узнаете)))

ГЛАВА 16
Вечером того же дня прибыли в Торинград князь Фарлаф и княгиня Силье, приехали они настолько поздно, что весь люд уже спал. Поэтому дозорные разбудили только княгиню Марфу, которая и расположила гостей дорогих, приехавших с вено за ее дочь, в одрине просторной. Не успели они уснуть, как в одрину, отведенную им, вошел княжич Карн, пришел он не просто так, а с разговором серьезным. Настолько серьезным, что поведанное князю и княгине лишило их сна на всю оставшуюся ночь.
А на утро следующего дня в гриднице был накрыт богатый стол, ломившийся от яств различных, но ни у кого, сидящего за этим столом аппетита не было.
Князь Торин, восседавший во главе стола, тяжелым взглядом смотрел за всем происходящим. Вчерашняя брага еще шумела в его голове, и все это утреннее собрание было ему не в радость, да, и сам повод не радостный – объявить своим наследником чужого сына. Но иного боги ему не дали.
Княгиня Марфа сидела печальная, не поднимая головы от своего блюда. Она заметила, с какой неприязнь смотрит княгиня Силье на Прекрасу, ох, не быть счастливой ее единственной дочери в доме этой надменной женщины.
Князь Рулаф пытался скрыть свое нетерпение и ждал подходящий момент, чтобы объявить о своей любви к Прекрасе и попросить разрешения жениться на ней.
Княжич Карн был собран и спокоен, отец накануне вечером одобрил его планы, и пообещал помощь.
А сама княжна Прекраса сидела печальная, не смея поднять глаза ни на ладу своего милого, ни на жениха нареченного, постылого. Всю ночь она, не смыкая глаз, проплакала, кляня судьбинушку свою горькую. Но вера, что лада ее милый, Рулаф, не покинет ее, все еще теплилась в душе княжны.
Наконец князь Фарлаф решился начать один из самых тяжелых и неприятных разговоров в своей жизни:
- Друг мой, Торин, мы с тобой знакомы давно, с тех пор, как оба были безземельными хирдманнами, многое вместе вынесли.
Торин рассеянно кивнул, и князь Фарлаф продолжил:
- Мы договорились с тобой объединить наши земли, породнив семьи наши. После нашей смерти мой сын и твоя дочь будут править землями нашими, добытыми с таким трудом. Эти земли самое важное, самое дорогое, что есть у нас. Мне делает честь, то, что ты захотел породниться со мной, ибо много достойных семей есть, но избрал ты мою. Но и я не меньше хочу стать тебе родственником, а не только другом, ибо узы крови связывают людей сильнее, чем все остальные.
Князь Торин сидел молча, ему неинтересен был этот разговор, все и так понятно, к чему лишние слова?
- Торин – продолжил Фарлаф, он почувствовал, как жена сжала его пальцы под столом, выражая свою поддержку - друг мой, Торин, когда мы сговаривались об объединении земель наших, то уговор наш был о браке твоей дочери и моего наследника – Карна. То, что этой дочерью будет княжна Прекраса, считалось решенным. Но тут вышло небольшое недоразумение, мой сын хочет жениться на другой твоей дочери. И, сказать по чести, считаю, что это будет более справедливым, поскольку Горлунг – дочь старшая, она должна первой познать жизнь семейную, снять сапоги с мужа.
- Что ты сказал? – переспросил Торин.
- Карн хочет видеть своей женой Горлунг.
Княгиня Марфа, Прекраса и Рулаф, как по команде облегченно вздохнули. Князь Торин непонимающе смотрел на них и на Фарлафа, затем перевел взгляд на Карна. Он решительно ничего не понимал.
- Князь Торин – властно начала княгиня Силье, она держалась столь уверенно и надменно, что Торин не посмел ей указать на ее место и не смог велеть ей замолчать – супруг мой и я заявляем, что объединение земель и супружеский союз возможны только в том случае, если женой моего старшего сына, наследника моего мужа будет твоя старшая дочь.
- Князь Торин – поднялся со своего места Рулаф – я прошу у вас разрешения жениться…
- Молчать – рявкнул Торин.
Княжич Рулаф испуганно умолк и замер, потом сел на свое место, ощущая на себе недовольные взгляды родителей, брат же его даже не посмотрел в сторону младшего княжича.
- Почему Карн хочет видеть своей женой Горлунг? – спросил князь Торин, яростно буравя взглядом своего старого друга.
Но князь Фарлаф не успел ответить, за него все сказала его властная жена:
- Твоя старшая дочь – чистокровная норманнка, для нас это важно, кроме того, она непорочная и чистая девица, в отличие от княжны Прекрасы – княгиня Силье бросила презрительный взгляд на княжну и Марфу, в ее глазах они обе были опорочены и виновны.
- Фарлаф – яростно рявкнул Торин – вели своей жене молчать, когда разговор ведут мужчины.
Княгиня Силье фыркнула и отвернулась от князя Торина.
- Зря ты, друг мой, так кричишь – примирительно сказал Фарлаф – что меняется в нашем уговоре, если Карн жениться на старшей твоей дочери? Ничего. Какая нам разница? Никакой. Горлунг - дочь тебе, такая же как и Прекраса, так в чем собственно дело?
- А чем Прекраса его не устроила? Разве есть кто краше ее, веселее? Разве кто лучшее ее поет, пляшет? Она ведь, словно Дева Лебединая красивая – спросил Торин.
- Красива она, спору нет - медленно сказал Фарлаф – да, только от жены не одна красота требуется. Жена должна быть непорочна и чиста, чтобы сомнений не было, чьего ребенка носит она в чреве своем.
- И ты смеешь мне сказать, что дочь моя любимая, не подходит в жены твоему сыну? – угрожающе спросил Торин.
И тут поднялся со своего места княжич Карн, посмотрев в глаза князю Торину, он горько сказал:
- Правда, это чистая, князь Торин, невеста моя, княжна Прекраса, не девица. Честь свою девичью отдала она не мне, как полагается это по законам людским. Не гоже князю, управляющему землями бескрайними растить дитя чужое, считать наследником своим. Да, и, скажу по чести, есть у меня сомнения, что остальные дети Прекрасы будут от меня, ибо легкомысленная она больно. Поэтому и хочу жениться я на Горлунг. Во всем Торинграде не сыщется того человека, что скажет о ней дурное слово. Пускай она не так пригожа как сестра своя, но я от жены хочу не только услады для взора, мне надобно, чтоб жена моя будущая была похожа на мать мою, своим благочестием и хозяйственностью. А княжна Прекраса благочестием и чистотой не отличается, сам я в этом убедился, не веря наветам.
- Как убедился? – вскакивая, воскликнул Рулаф.
- Так и убедился – повернувшись к нему, ехидно ответил брат – как мужчина может распознать девица перед ним, али нет, так и я узнал, что невеста моя не девица уже. Или думал ты, что лишь тебя она ласками своими одаривает? Нет, меня тоже обласкала, как смогла. А ты – предатель, да ниспошлют боги кару на твою голову за то, что покусился на то, что не принадлежит тебе.
- Прекраса, как же ты…, как ты… могла – шептал Рулаф, глядя на княжну.
А Прекраса сидела, не смея глаз поднять на сидящих за столом, словно ребенок маленький нашкодивший, она мечтала оказаться за тридевять земель от Торинграда.
- Прекраса, это правда? – вставая со своего места во главе стола, спросил князь Торин.
Княжна молчала, подойдя к ней Торин, схватил ее за плечи и поднял со скамьи, развернув ее лицом к себе, такую красивую в белой, шитой перлами ферязи. Но красота ее нынче не радовала отцовский взор, князь спросил еще раз:
- Прекраса, это правда?
Княжна стояла испуганная и, не поднимая глаз на отца, тихо прошептала:
- Батюшка, миленький, прости, но мне мил Рулаф…
- Я не спрашиваю, кто мил тебе – закричал Торин – ты девица?
Прекраса смогла лишь отрицательно покачать головой, соленные слезы градом катились по ее лицу и капали на сомкнутые руки.
В душе князя Торина поднялся такой гнев, что, не владея собой со всего размаху ударил он дочь любимую по лицу. Ударил сильно, словно мужчину, сбив с ног. Прекраса закричав упала на присыпанный свежей соломой пол, венец ее золотой упал с головы и покатился к очагу, но она этого не заметила.
- Пошла вон, волочайка , ты мне более не дочь – в неистовстве кричал князь Торин.
Прекраса испуганно выбежала из гридницы, следом за ней вышел княжич Рулаф.
Князь Торин вернулся на свое место. В гриднице стояла тишина: Фарлаф, Силье и Карн ждали решения князя, а княгиня Марфа, вжав голову в плечи, со страхом думала о том, что ждет ее.
Наконец князь Торин сказал, глядя на князя Фарлафа:
- Свадьба твоего сына Карна и Горлунг состоится спустя два дня, приданным ей будут мои земли.
***
Княжич Рулаф догнал Прекрасу возле ее одрины, лицо княжны было заплаканным, левая щека пунцовой, волосы разметались по плечам. Развернул ее к себе, схватил за плечи хваткой железной и спросил:
- Это правда, Прекраса?
- Ох, Рулафушка, миленький лада мой, - запричитала княжна, сквозь слезы, - что же будет теперь?
- Прекраса, ответь мне – встряхнув ее, строго сказал княжич.
- Что ответить? - непонимающе спросила княжна.
- Правда ли, что ты и Карн познали друг друга, словно супруги?
- Рулафушка, - залепетала она – он, словно коршун, налетел на меня, принудил, заставил, не хотела я, просила, молила его… а он … словно одержимый был…
- Заставил – повторил, словно эхо, Рулаф.
- Да, я даже и сопротивляться не могла, ибо жених он мне…
- Жених?- перебил ее княжич, - а я кто тогда?
- Ты – лада мой ненаглядный, - прошептала Прекраса, прижавшись к нему – Рулафушка, забери меня отсюда, давай уедем.
Но княжич, казалось, уже не видел ее, взгляд его был холоден и жесток.
- Нет, я уеду один – тихо сказал Рулаф.
И, приняв это непростое для него решение, княжич оттолкнул Прекрасу и быстро, не оглядываясь, пошел во двор. Там его оседланный скакун ждал своего хозяина для утренней прогулки, только будет она несколько длиннее, чем задумывалось.
А Прекраса бежала следом за ним, еще не веря, что он уезжает один, без нее. Княжне казалось, что стоит ему только обернуться, посмотреть на нее, как поймет он ошибку свою и возьмет ее с собой, куда бы он не ехал.
Во дворе, как обычно было людно и шумно, дружинники, посмеиваясь, занимались ратным делом, девки теремные, да чернавки хлопотали по хозяйству. Все замерли, увидев госпожу свою молодую, в слезах, бегущую за братом жениха своего.
Прекраса же не видела никого кроме Рулафа, она кричала ему в след:
- Рулафушка, ну, прости меня, прости, соколик мой ясный, возьми меня с собой… тебя лишь люблю я, лада, ты мой ненаглядный…
Но княжич, не оглядываясь, шел к своему коню, и только сев на него, он обернулся и крикнул ей:
- Не жди меня, княжна. Я тебя уже забыл.
И, повзрослевший за это нелегкое для всех утро, Рулаф уехал прочь, оставив Прекрасу стоять посреди своих людей.
А она, словно громом пораженная, глядя непонимающими глазами на его удаляющуюся фигуру, стояла, опустив руки. Когда он скрылся за видокраем, Прекраса заплакала горько, безутешно, не замечая никого вокруг. Вот и закончилась ее сказка.
_________________

Эля поздравляю с Коралловой леди!
Спасибо за продолжение.
Будем значит свадьбу ждать.
Мне Прекрасу жалко что-то стал , жестоко ты с ней разделалась.
_________________

Люся, спасибо огромное!!!!! Очень рада первому "камушку"!!!

Прекрасу мне тоже жалко, хотя у нее еще много бед впереди, но она научится встречать все горести с улыбкой и не унывать, в отличии от Горлунг, у которой будут часто "опускаться руки".
_________________

Эля, с повышением!
Что ж, хороший урок Прекрасе. Слишком её красоту боготворили, вот она и привыкла, что раз красива, значит жизнь у неё будет как сказка. А так не бывает - надо и характер воспитывать в себе. Надеюсь, что она найдет силы выйти из этой ситуации с честью.
_________________

 » Часть 1, глава 17

СПАСИБО!!!!



Изабелла, именно это я и хотела показать, что судьба всегда поставит подножку там где ее не ждешь))) Прекраса думала, что если она красавица, то все у нее получится в жизни, но одной красоты слишком мало для счастья))))

Задумывала Прекрасу скорее как отрицательный персонаж - легкомысленную, капризную и избалованную. Но когда стала писать, то потом Прекрасу мне стало так жаль...

ГЛАВА 17
Князь Торин в бешенстве вышагивал по своей одрине. Позор. Срам. В его голове не укладывалось, что Прекраса, дочь его любимая, цветок Торинграда, так его опорочила. Опозорила перед всеми, что теперь Фарлаф скажет? Стыд.
Девка, другого слова нет, словно нет в ней его крови, княжеской, крови правителя, будто все взяла она только от Марфы. Марфа, вот кто виновен во всем. Ее вина, что дочь не воспитала правильно. Растила ее, словно не правительницу будущую, а обычную дочь воеводы, какой сама была. Да, откуда ей, простой славянской бабе, знать, как надо растить княгиню? Не надо было ее в жены брать, не надо.
И князь, ища виноватых, не замечал, что его собственная любовь к Прекрасе, то как он непомерно баловал ее, потакал ее капризам, тоже была одной из причин позора, постигшего его нынче утром. Со свойственным ему эгоизмом Торин решил, что виновата во всем Виллему. Именно она. Не вспоминавший о первой жене в минуты радости, князь живо воскресил в памяти ее образ в минуту печали.
Виллему виновата в том, что умерла рано, вон, Силье дождалась Фарлафа, и какой княгиней стала! Властной, надменной, холодной, хозяйственной, не то что Марфа. Ходит из-за дня в день, словно спит на ходу! Вздрагивает от каждого шороха, хороша княгиня! Это все няньки виноваты, они забили голову Прекрасе бреднями своими о добрых молодцах, да красных девицах. А нужно было учить ее на сказаниях о чести и о долге!
Но что теперь, поздно, слишком поздно, что-либо менять. Норны сплели их судьбы уже, изменить что-либо невозможно.
***
Князь Торин отворил дверь в покои Горлунг, он не бывал здесь ни разу. Взгляд его пробежал по пустой комнате, большой и холодной. Воздух был спертым, и в покоях стоял удушливый горьковатый запах трав, от которого хотелось чихать. У окна стояло ложе, видимо для тяжело больных и раненных, у стены сундук, старый и обтрепанный, посередине покоев – стол и две лавки. Дверь в одрину княжны была тоже открыта, там виднелось узкое ложе.
Бедная обстановка, даже он не мог не признать этого. Торин невольно сравнил с покоями Прекрасы и поморщился.
Тут из одрины Горлунг вышла старуха – нянька.
- Где она? – спросил Торин.
- Приветствую тебя, конунг, - быстро ответила Инхульд – светлая княжна Горлунг ушла собирать травы.
- Передай, что видеть ее хочу – буркнул князь и вышел из покоев дочери.
***
Князь Торин остался в гриднице после того, как Фарлаф и его семья и дружинники отошли ко сну. Он не хотел уходить, ему нравилось смотреть на пылающий в очаге огонь, он его успокаивал. Кроме того, князь знал, что непременно пойдет в одрину к Марфе и накажет ее за сегодняшний позор, который довелось ему пережить из-за Прекрасы.
Дверь в гридницу отворилась и тихо вошла Горлунг. Подошла, посмотрела на него спокойным взглядом своих черных глаз и спросила:
- Инхульд сказала, что ты звал меня, конунг.
- Звал – согласился он – садись.
Горлунг присела на край скамьи по его левую руку. Она не говорила ни слова, ждала, что он ей скажет. Торин невольно залюбовался ей: прямая спина, гордая посадка головы, черная коса, змеиться по плечу, сразу видно – перед ним сидит будущая княгиня, любо посмотреть.
- Спустя два дня ты станешь женой княжича Карна.
Княжна кивнула, не сказав ни слова, молча смотрела она прямо перед собой. Даже Торин был удивлен такой выдержке, поэтому спросил сам:
- Спросить ничего не хочешь?
- Хочу – смело посмотрев ему в глаза, промолвила Горлунг.
- Спрашивай.
- Земли твои, конунг, и конунга Фарлафа объединяться этим супружеским союзом?
- Да, объединяться – ответил князь и, помолчав, добавил – это все, что ты спросить хотела?
- Да.
- Тогда ступай.
Горлунг медленно пошла к выходу, но ее остановил вопрос отца:
- Ты ведь знала, что так все и будет? – не сдержавшись, крикнул ей вдогонку Торин.
- Да, знала – не оборачиваясь ответила она.
- А что еще ты знаешь? Скажи мне, немедленно молви – зло крикнул князь.
- Я много солнцеворотов назад, еще в Норэйг говорила тебе это. Ты ведь не забыл моих слов? – повернувшись к нему спросила княжна. И помолчав добавила, ответив за него: - Вижу, что не забыл, помнишь.
Князь, для которого день и так не сложился, перебрав браги, находился в состоянии хмельно безрассудства. В бешенстве, глядя на нее, он, потеряв контроль над собой, заорал:
- А, ну вернись, - и не дожидаясь пока она подойдет к нему, двинулся на встречу Горлунг, и яростно схватив ее за плечи, начал трясти – ты, что возомнила о себе, ты, тварь? Думаешь предсказательница великая? То, что тебя эта сучка – твоя бабка научила нескольким своим приемам – ничего не значит. Поняла? Ты такая же как все. Ничем не отличаешься ни от кого, просто девка.
- Моя кровь, конунг, особая, в ней сила, и ты это знаешь – прошептала Горлунг.
- Твоя кровь особая? – с издевкой повторил Торин – да, особая, кровь раба в тебе течет. Твоя похотливая бабка, вышла за Ульва уже брюхатой твоей матерью, брюхатой от раба простого. Вот какая у тебя кровь. Ты – никто и нет у тебя никаких особенностей. Ты как все, ты даже хуже, потому что ты – отродье раба и сучки, что подол задирала перед каждым. А твоя мать, она была такой же, как Марфа, покорной тупой коровой. Нет никакого дара у тебя, не откуда ему взяться, дура Суль вбила тебе в голову то, чего нет. Если бы ты была особой, ты вылечила бы Митяя, а он умер. Сколько умерло людей от твоего «целительства»? Сама – то помнишь? Али забыла? Знахарка, - с издевкой продолжил Торин – ты, просто глупая баба, такая же, как все, ты даже не настолько красива, чтоб мужчина захотел взять тебя на ложе свое, тощая, словно змея.
- Может и так, да только и твоя кровь, конунг, не лучше остальной во мне – с вызовом сказала она.
И во второй раз за этот день князь Торин ударил дочь, только теперь старшую. Горлунг, не ожидавшая удара, упала, но быстро поднялась, глаза ее лихорадочно сверкали, не владея собой она закричала:
- Прокляну тебя, прокляну…
- Я не боюсь, ибо ты – никто. Давай, прокляни меня, что медлишь? Боги защитят меня. Я тоже прокляну тебя. Слышишь? Боишься? Пошла вон с глаз моих.
Горлунг непонимающе смотрела на отца, каждым своим словом он выбивал землю у нее из под ног, лишал надежд. Торин оттолкнул Горлунг к двери, и зло посмотрев на него еще раз она ушла.
***
Княгиня Марфа со страхом ждала ночи, ибо знала, что муж ее придет в одрину, и ничего не ужасало ее больше этого. Когда отворилась дверь и вошел Торин, Марфа съежилась на ложе своем, боясь пошевелиться.
Он не сказал ни слова, просто начал бить расчетливо и беспощадно, словно не жена перед ним, а противник на поле брани, сильный и ненавистный.
***
В своих покоях расстроенная разговором с Торином, Горлунг, начала терять свое единственное богатство – веру, в то, что она не такая как все.
А ночью стало плохо Инхульд, и княжна ничем не смогла ей помочь, к утру нянька Горлунг была мертва. Горлунг расценила это как подтверждение слов князя Торина, боги карали ее за самомнение и гордыню.
_________________

Сколько грустных событий. И для Горлунг урок! Торин - бяка! Только трусы вымещают на беззащитных женщинах свое недовольство жизнью. Увы, даже в наше время таких товарищей пруд-пруди. Его мне ни капельки не жалко, жалко Марфу, но на её месте я бы себя совсем по-другому вела.
_________________

Какая жестокость
Эля если будешь убивать Торина, то можно и пожоще с ним расправится .
Горлунг что то быстро сдалась .
Жду продолжения, интересно свадьба будет.
_________________

Жестоко, ой жестоко! Но увлекательно, аж жуть! Проглотила моментально! И сразу все так хорошо себе представила! Эля, ты умничка! Так хорошо интриги крутишь, героев рисуешь! Жду продолжение!
___________________________________

 » Часть 2, глава 18

Изабелла, Люся, Маша, спасибо огромное! Мне очень приятно!
Я хотела показать именно жестокость норманнов и по отношению к противникам и в быту, потому что их часто идеализируют, а в Европе недаром была такая молитва: "Спаси нас Господи от жестокости норманнов". Что касаемо Торина, то да, это жестокий и тяжелый человек, равнодушный ко всему, кроме власти. Ему даже жены его безразличны, детей он любит лишь тогда, когда они не доставляют ему хлопот (и то не всех).
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 18
Студень 862 год н.э., Норэйг, Утгард
Стояла полночь. Луна, сияя на звездном небе, серебрила своими тонкими лучиками сундук, стоящий напротив большого ложа, застеленного пушистой полостью. На ложе лежала пара. Мужчина и женщина лежали рядом, но, не касаясь, друг друга, так словно они были чужими друг другу и только ночная повелительница свела их на короткое время вместе.
Женщина была редкой красоты, тонкие черты лица, капризно-пухлые губы. Ее белокурые волосы разметались по полости, причудливо светясь белым в неверном свете ночной госпожи. Красивая округлая рука была закинута за голову, во всей ее фигуре было что-то томное, нежное. Словно она даже спящая каждым своим жестом, поворотом головы обещала несказанное наслаждение.
Рядом с женщиной лежал мужчина, он не спал. Мужчина не смотрел на красавицу, спящую подле него, на ее нежную кожу, цвета парного молока, на ее позу полную неги и обещания радости. Нет, Олаф смотрел лишь на сундук, ему казалось, что он словно светится таинственно, загадочно, но разумом он понимал, что это лишь свет луны, проделки ночной властительницы неба. Норманн не мог сам себе ответить, зачем он смотрит на этот старый сундук, стоящий в его покоях уже целую вечность, просто смотрел и все. Теперь с ним такое случалось часто. Ему казалось, что он похож на сундук, стоящий в одном из покоев Торинграда, в самой дальнем и холодном, тот в котором лежали травы целебные.
Оторвав взгляд от злополучного сундука, Олаф посмотрел на женщину, лежащую подле него, разметав по меховой полости белокурые волосы. Его жена, его Гуннхильд. Только больше она не казалась ему неотразимой, нет, теперь Олаф воспринимал ее красоту, как дополнение к его жизни. Как предмет зависти его братьев и немногочисленного хирда, как что-то само собой разумеющееся. Олаф всегда знал, что его дома ждет красивая жена, теперь он знал, что его ждет уже не любимая женщина. А он так хотел, чтобы ждала его другая, чтобы иная возлежала с ним на этом ложе. Другая.
Терзания, эти постоянные мысли, позорные для мужчины, для воина. Но они преследовали Олафа и он, презирая себя, грезил и мечтал ночами, представляя на месте Гуннхильд иную женщину. Ту, что не похожа ни на кого, ту, которую никто никогда не заменит. Если бы, если бы только она была сейчас рядом с ним, если бы ее смоляные локоны были бы раскинуты по полости, он бы перебирал их, восхищался бы ими. Когда, в какой момент она стала единственной властительницей его дум? Тогда, когда Олаф впервые увидел ее, или когда она отказала ему, выгнала, словно раба позорного?
С тех пор, как он пришел из набега на Гардар, Олафу казалось, что все изменилось, непоправимо. Ему было одиноко теперь в своем дворе, со своей женой, со своим небольшим хирдом, словно он теперь занимал чужое место, место на котором он был несчастлив. Иногда Олаф думал, что просто раньше не жил, не чувствовал, а плыл по течению туда, куда несла его судьба, нити которой сплели лукавые норны. Теперь же он с завистью смотрел на своих хирдманнов, которые не терзались душевными муками, не любили, не страдали. Они были просто мужчинами, просто воинами, не имевшими души, как же им хорошо жилось, женщина не была постоянным их терзанием! Олаф так хотел жить, как раньше, он не хотел чувствовать эту пугающую пустоту в груди, ощущать всем своим сердцем эту горечь. Женщина, все из-за женщины. О, великий Один, они же все одинаковы, они нужны лишь для удовольствия и продолжения рода.
Горлунг. Как он ненавидел это имя. И все равно, каждую ночь шептал его про себя, пробуя на вкус, смакуя. Она забрала его душу. Ведьма. Иногда Олаф хотел закричать: «Верни мне мой покой, мою жизнь, я был в ней счастлив». Но кричать было некому. Она не поехала с ним. А он просил.
Олаф думал, что никогда ее не простит, даже если она будет умолять его о прощении. Но она не будет, а он и не простит. Уезжая из Торинграда, он запретил себе вспоминать о ней, хотел вычеркнуть навсегда из памяти любое напоминание о ней. Но не смог. Стоило ему сесть на рум , начать грести в сторону дома, как перед глазами возник образ Горлунг. Олаф гнал его прочь от себя, но ничего не помогало. Сначала он злился, вспоминая ее, но ночами, перебирая веслами темную воду, потом он начал грезить о ней. Иногда он мог себя даже уверить, что все еще наладится, что все еще получится. Он строил планы один нелепее другого, да простят его боги, кажется был даже план захвата Торинграда. Мысли его были недостойны воина, викинга, возвращающегося домой с набега, но Олаф ничего не мог с собой поделать.
Ступив на землю Утгарда, первой кого Олаф увидел, была Гуннхильд, жена бежала к нему, распахнув объятия. Но он не испытал былой радости, глядя на ее статную фигуру, белокурые волосы, зеленые глаза. Бежала, словно жена обычного хирдамана, Горлунг никогда бы так не стала, но она же княжеская дочь, а его Гуннхильд – дочь простого воина. Ласка жены теперь не приносила Олафу радости или удовлетворения, она лишь снимала на время напряжение.
Проходило время, и он начинал с нетерпением ждать весны, которая положит начало новому году для властителей волн . Он хотел вернуться в Торинград, за ней. Вопреки всему: ее словам, ее желанию, своему здравому смыслу.
Олаф часто вспоминал ее слова, последние, которые Горлунг сказала ему. Но не верил им. Он считал, что Прекраса и Карн теперь супруги, и Горлунг не питает больше глупых надежд. Поэтому поедет с ним сама, добровольно, а ежели не захочет, значит поедет не добровольно. Тогда отношения с конунгом Торином будут испорчены навсегда. Но почему-то Олаф был уверен, что Торин не пошлет за старшей дочерью свою дружину. Нет, после он примет мунд Олафа, хотя может и будет серчать на него. Но Олаф переживет это, как переживет и недовольство своего отца, сим опрометчивым поступком. Главное, что она будет рядом, будет с ним. И тогда ночи его станут счастливым временем, а не бесконечным ожиданием нового дня, который приблизит таяние льдов.
Гуннхильд, притворяясь спящей, наблюдала за своим мужем. Ее пугало то, каким он вернулся, словно чужой человек. И этот чужак был теперь равнодушным и холодным, он более не смотрел на нее любящим взглядом красивых цвета волн фьорда глаз, нет, теперь он смотрел на этот проклятый сундук ночи напролет. О чем он ему напоминал? Или о ком? Что случилось с ним в Гардаре? Эти мысли терзали ее постоянно, не покидая ни на мгновение. Оказывается, как раньше спокойно и счастливо ей жилось! А теперь Гуннхильд, словно в один момент спустилась с небес на землю. Олаф устал от нее. Она никогда не думала, что это произойдет так скоро, так быстро.
Стоило лишь ступить Олафу на землю Утгарда, как Гуннхильд поняла, что что-то изменилось в нем, эта перемена была непоправимой. Он также сжимал ее в объятьях там, на берегу, как всегда, когда возвращался с набега, также относился к ней с уважением, не бранил зря. Но все стало иначе. Под его равнодушным взглядом Гуннхильд казалось, что она становится меньше, ничтожнее. Олафа больше не интересовали ее заботы, ее радости, он лишь вежливо кивал всем ее словам, но не хотел их слушать. Иногда Гуннхильд прерывая свою речь, оборачивалась на мужа и видела что тот ее не слушает, он, словно витает где-то мыслями. Это ее пугало.
Сначала Гуннхильд как могла она развлекала Олафа, заботилась о нем, надеясь, что его отчуждение скоро пройдет. Только ему это было более не нужно. Олаф стал чужим. Он, казалось, более не замечал ее, не видел, а когда взгляд его подал на нее, то смотрел он холодно и равнодушно. Так словно не жена была перед ним, а красивая вещь. И даже ночами, любя ее, он более не заботился о ней, не обнимал тепло и нежно, теперь на их ложе царил такой же лютый холод, как и над фьордом.
А ведь раньше все было иначе… Гуннхильд почувствовала как слезинка из под смеженных век потекла по щеке. Олаф этого не заметил.
_________________

Эля супер. Молодец, так красиво описала, что чувствует Олаф.
Я в восторге.
_________________