Мои сказки

 » НЕВЕСТА ЯРЛА

Автор: Лекочка | Бета: BNL | Статус: Закончен
Пейринг: Эгиль/Сван, Эгиль/Рэв
Рейтинг: R | Тип: гет | Размер: миди
Жанр: Драма, Сказка
Описание: Грустная песня слышится над северным фьордом. Она во всем: в рокоте холодных волн, в шелесте травы, в криках чаек. Храбрый ярл отправляется в поход, оставляя дома любимую. Дождется ли она его? Это рассказ о верности, любви, предательстве и проклятии.
Дисклеймер: Персонажи, сюжет и идея принадлежат мне.
Предупреждения: Смерть главного героя, Смерть второстепенного героя



Пролог

" ... Тебя ждала я, жаль, нет крыльев за спиной,
Тебя ждала я, полетела б за тобой.
Тебя ждала я, помнят камни и вода,
Тебя ждала я, но осталась здесь одна. "
Хелависа.

 » 1 глава

Болезненно желтая, одинокая луна снова умирала, тая ночь от ночи. Северный ветер, частый гость, прикрывал облаками ее тонкое, нагое тело. Страшная зима не торопилась уступать место робкой весне, а та, предательница, застряла где-то на подходе. Снега уже почти не было, но холодная охотница богиня Скади ходила еще по бедной, каменистой, сонной земле. По утрам ее следы блестели инеем. Она вновь и вновь выдыхала морозный воздух, и лужи жидкой грязи сковывало льдом.
Длинный Дом конунга Хродгейра мирно спал, окруженный надежной стеной из толстых деревянных бревен. Они были умело обтесаны поверху и служили надежной защитой от колючих ветров и незваных гостей. Не раз к этим стенам подходили с обнаженными мечами враждебные соседи, и всегда после битвы их головы становились украшением увитых рунами столбов.
В ночь перед походом никто не праздновал, не дарил жертвы грозным богам. Бесстрашные воины берегли силы. Но накануне хмельное вино рекой лилось в огромной храмине. До утра там пировали и славили Тора, просили удачи и достойных противников. Старый конунг не скупился - отдал толстоногого черного годовалого бычка. Его теплая кровь на жертвенном камне служила залогом будущей удачи.
Но люди слабы в своих порывах, и даже в эту ночь не все думали о предстоящем пути. На сеновале, примыкавшем к теплому хлеву, в ворохе душистых трав два горячих тела сплелись в страстном танце. Если там и молились кому-то, то точно не богу войны. Дразнящий огонек тонкой лучины, не потушенной в спешке, а воткнутой в щель между бревнами стены, освещал влюбленных. Мужчина исступленно застонал и приподнялся на руках над юной девушкой. Капли пота блестели на его широких плечах и спине. Не в силах оторваться от ее пухлых губ, он вновь наклонился и впился в ее сладкий рот грубым поцелуем. Девушка царапала ногтями волчью шерсть дорогого плаща, на котором лежала. Она неистово пыталась выгнуться, вжаться, вплавиться в тело молодого ярла. Сладкая судорога одновременно сотрясла их тела, вырывая из реальности, разрушая и созидая. Не было важно, что он - Светлый ярл, а она – простая служанка, сейчас они были одним целым. Мужчина перевернулся на спину, его дыхание было отрывистым. Девчонка потянула на себя край плаща и завернулась в него, как в одеяло. Ярл повернулся к ней, провел широкой ладонью по щеке, потом встал на колени, наклонился и начал благодарно и нежно целовать ее лицо. Его губы касались опущенных трепещущих век, высокого гордого лба, широких скул. Девушка обхватила спину мужчины руками, да так отчаянно, как будто могла удержать его.
- Не оставляй меня, Эгиль, – хрипло шептала она, – прошу, любимый. Я чувствую, что нельзя плыть.
- Молчи, глупая, – его слова были резкими, но ярл улыбался, – я вернусь до конца лета, моя нежная Сван. Ты станешь моей женой и хозяйкой в доме. Я брошу к твоим ногам множество богатств. Только дождись.
По щекам девушки текли и текли горячие горькие слезы.
- Эгиль, мой господин, как я могу не дождаться? Ты – весь мир для меня.
Уже под утро Сван вернулась в комнату служанок. Она прошла мимо лавок, на которых тяжелым сном спали уставшие женщины. Кто-то закашлялся, кто-то постанывал. Девушка подошла к своей постели, откинула старую вытертую медвежью шкуру. Даже такая, она грела лучше любых одеял. Молодая служанка блаженно вытянула длинные ноги и закрыла глаза, но сон не шел. Она ворочалась в тишине, в голову лезли тревожные мысли и предчувствия. Когда она задремала? Может, эта дрема длилась несколько минут. Проснулась она от топота кожаных сапогов и башмаков по земляному полу. Вскочив с лавки, начала торопливо, путаясь в шнурках, затягивать завязки на простом сером платье.
- Скорее, скорее! Ярл идет на корабль!
Услышав крики во дворе, она, как была, простоволосая и без плаща, выскочила за дверь. Вместе с остальной челядью побежала к берегу. Грозный драккар уже был выгнан из корабельного сарая и покачивался на холодных волнах. Ладный и легкий, он был красив жуткой прелестью хищника. Голова неведомого дракона украшала его задранный нос. Вся дружина викингов была на борту. Развевались на ветру меховые плащи, блестели начищенные кольчуги. Эгиль ярл стоял на берегу. У Сван перехватило дыхание, так он был красив. Высокий и стройный, густые русые волосы собраны в длинный хвост. Он щурил веселые серые глаза, которые, казалось, не знали забот и печали. На могучие плечи поверх тонкой кольчуги был накинут тот самый плащ, сшитый из серых шкур. Напротив ярла стояла его мать. Бирта когда-то действительно была яркой, как ее имя. Теперь годы жизни с нелюбимым мужем наложили свой отпечаток на ее тело и душу. Почти седые волосы, собранные золотыми обручами и заколками, выбивались из переплетения кос и снежными нитями трепетали на ветру. Она ничем не показывала своей тревоги.
- Ты вернешься. Я знаю. Благословляю. Пусть будут с тобой боги, попутный ветер наполняет паруса, а морские великанши обойдут стороной этот славный корабль.
Эгиль поклонился, поцеловал ее руки. Жена конунга царственно кивнула, повернулась и пошла к дому.
В толпе раздавались восторженные крики, люди желали счастливого пути и богатой добычи.
Ярл хотел уже отвернуться, когда Сван не выдержала и бросилась к нему. В воздухе повисла тревожная тишина. Только волны рокотали в острых прибрежных камнях. Она подбежала и застыла перед ним. Шутка ли, служанка чуть не бросилась на шею хозяину. Эгиль смотрел в ее синие глаза и молчал. Это была страшная минута. Девушка слышала, как ее сердце бьется где-то в горле. Ярл сделал шаг ей на встречу и протянул руки. Толпа выдохнула разом. На борту бородатые мужи усмехались в усы, не осмеливаясь шутить вслух над своим вождем. Госпожа Бирта побледнела, но не проронила не слова, только крепко схватилась за оберег, висящий на ее тонкой шее.

Спасибо за 1 главу
По-прежнему повторюсь, что пишете красиво и образно
Начало очень понравилось.



Жаль, конечно. А почему "специализируетесь" по драмам?

Привет) Рада, что Вы опять со мной.
Я не занимаюсь конкретно только драматической писаниной, просто сюжеты рождаются сами по себе, не зависят от моих настроений. "Невеста Ярла" - самый мой первый ориджинал, а в данный момент я занята продолжением "Папоротника цвет" в котором планирую счастливый финал.

 » 2 глава

1.
В глубоком очаге горел добрый огонь. Отблески плясали на стенах, освещали дорогие ковры. Давно, в Страшные Времена, предки приручили божественный дар, обуздали его буйный нрав. Теперь древнее пламя, в котором рождались миры, служило людям: в жарких печах безвестная руда становилась смертоносной сталью, в обогретых домах росли здоровые дети. Кюнна Бирта протянула к очагу костлявые руки, звякнули широкие браслеты. Тепло, покалывая, разливалось по кончикам пальцев, но не могло отогреть мерзлую душу.
Когда-то ее, тринадцатилетнюю девчонку, украл из родного дома грозный Хродгейр. Отец быстро подхватился в погоню, но проиграл жестокую битву. Конунг, будучи тогда уже взрослым и бородатым мужем, привез в холодный фьорд зареванную добычу. Сколько раз он насиловал ее бедное тело… Только, видно, редкая красота запала в заскорузлую душу – не выбросил поруганную, женился. Бирта стала бессловесной тенью. Она не сидела рядом с ним на пирах, не вышивала оберегов мужу на рубашках. Чуть-чуть ее сердце оттаяло, когда Эгиль появился на свет. Ради него она ходила по чужой земле, ради него дышала и, конечно, любила сына всей своей исковерканной душой.
Быстро подался и постарел конунг. Люди шептались, что молодая жена тянет из него никчемную жизнь. Когда конунг и вовсе слег в тяжелом безумном бреду, она все взяла в свои руки. Правила Бирта жестоко, вольна была одним кивком головы лишить жизни и крестьянина, и богатого бонда.
Сегодня, когда увидела, что ее единственный сын обнимает безродную, еле смогла совладать с собой. В больной душе родились ревность и лютая злость. Они заполнили ее до краев. Как тугой, блестящий гнойный нарыв, ненависть искала выхода и должна была прорваться.
Девчонку в покой привел старый слуга. Она мялась у дальней стены, комкала в руках край теплой накидки.
- Подойди, – прошипела кюнна.
Сван приблизилась, госпожа обернулась, и в ее глазах плясали безумные огоньки.
- Значит, хочешь стать хозяйкой в сердце Светлого ярла и во всем одали?
- Я люблю его, а не Ваши богатства, – в голосе девушки не было страха.
Бирта видела в ней неоправданную гордость, а еще … от нее, как от малого ребенка, пахло теплым молоком.
Хозяйка ударила служанку, тяжело, наотмашь. Один из перстней на ее руке был украшен острым зеленым камнем. Девушка упала, взметнулись толстые пшеничные косы, брызнула кровь. Госпожа смотрела на алые капли, катящиеся по шее и стекающие к тонкой ключице.
- Убирайся! – крикнула она. – я могла бы запороть тебя на конюшне, да сделаю по-другому!
Сван встала. Куда ей было еще бежать со своей бедой, как не к названной матери? Вскоре она сидела на полу в дымной кухне, между огромных начищенных котлов. Старая кухарка Хора прикладывала к ее щеке мокрое полотенце.
- Не плачь, моя милая, вернется Эгиль ярл и поставит на место взбесившуюся ведьму, – последние слова Хора произнесла совсем тихо.
- А вдруг он не успеет, вдруг она меня убьет, или я ее? - девушка испуганно зажала рот ладонями.
Вот всегда была такой – что в голове, то и на глупом языке. Старуха обняла ее, нашептывая что-то нежное и успокаивающее. Она вспоминала час, когда девчонка родилась. Это была холодная ночь в самой середине зимы, ветер завывал, как раненный зверь, и исступленно бился о стены. Несчастная мать рожала тяжело. Когда она вытолкнула на свет пищащий, окровавленный комочек, ее глаза блаженно закрылись. Хора приняла ребенка, положила, по обычаю, роженице на живот, взялась за нож, чтобы разрезать пуповину.
- Сван, моя Лебедь, – прошептала мать, на минуту приподняв голову.
Это были ее последние слова. Глаза ее закрылись навсегда. Добрая женщина обмыла дитя, завернула в теплый платок и забрала к себе, хотя в рыбацкой лачуге тогда уже было три голодных рта. Родные дети умерли - не пережили лютой зимы, а найденка осталась. Слова матери оказались подарком. Девчонка росла настоящей красавицей: высокая, крепкая, пышные косы – всем на зависть, а уж какая певунья и хохотушка стала! В руках у нее кипела любая работа. Сван было четырнадцать, когда на нее стали заглядываться все парни. Когда исполнилось шестнадцать, многие готовы были посвататься, да досталась она не тому.
- Я не все тебе рассказала, – девушка отстранилась. – Я ношу под сердцем его ребенка.
Кухарка всплеснула натруженными руками.
- Боги с тобой, дитя мое! Если хозяйка узнает, будет беда.
2.
Тем временем кюнна Бирта задумала злое дело. Она велела оседлать ее любимого коня, надела теплый плащ, отороченный лисьим мехом, и выехала за ворота. Скакун споткнулся и жалобно заржал. Госпожа впилась пятками в гнедые бока, галопом пересекла широкое голое поле. Летом на нем паслись коровы и многочисленные овцы, но сейчас оно было пустынно, редкие травинки только начали пробиваться между камнями. Гонимая злобой, она обогнула высокий, поросший кривыми деревцами холм и свернула на еле заметную тропу. Путь ее лежал мимо Заветной Рощи. Между нагих черных стволов виднелись огромные жертвенные камни. Ветер с капища дохнул горелым вином, напоминая и предостерегая, нони какие знаки не могли остановить ее. Бирта держала путь к Больному Лесу. Люди не ходили туда, но госпожа знала дорогу. Солнце еще не коснулось краем горизонта, а она уже миновала густой и темный пролесок. Древние деревья сами расступались, не цеплялись ветками за одежду. Здесь творились дела, одинаково мерзкие и богам, и смертным. Вокруг слышались неясные шорохи, всхлипы и тихие, жуткие, мертвые голоса. Вскоре перед ее взором открылась поляна. Посреди идеально ровного круга горел костер. На сером камне у огня сидела сгорбленная старуха. Ее маленькое уродливое тело было прикрыто обрывками грубой шерстяной ткани, грязные седые волосы закрывали лицо.
- Ты снова пришла, глупая женщина? – прокаркала троллиха.
По спине грозной кюнны пробежал мороз.
- Ты должна мне, Орм, – выдавила она.
Троллиха скрипуче рассмеялась.
- Я все помню. Даже знаю, зачем ты здесь. Давай перстень.
Бирта, не скрывая отвращения, подошла к костру, сняла кольцо и бросила его на землю у ног нечистой. Та проворно сцапала украшение и начала пристально рассматривать.
- Кровь уже высохла, – жалобно проскрежетала старуха.
Она понюхала перстень, потерла пальцами, лизнула.
- Не получится. Она теперь не одна.
- Как это не одна?! – закричала госпожа. – О чем ты говоришь?
Троллиха спрыгнула с камня и воздела руки кверху, из-под подобия одежды выглянуло дряблое тело, подпрыгнул толстый живот.
- Она носит под сердцем твоего внука, глупейшая женщина!
Бирта в отчаянии упала на колени.
- Как я могла опоздать? Что же мне делать теперь?
Орм думала долго, ковыляя вокруг костра. Она остановилась напротив скорчившейся фигуры.
- Я помню твою услугу и помогу тебе. Отойди.
Кюнна ушла от костра и встала у ближайших деревьев. Троллиха поплевала на кольцо и бросила его в огонь. Пламя вспыхнуло, зашипело, полетели искры. Нечистая начала шептать забытые слова. Она ползала по кругу, чертила грязным пальцем страшные руны, что вспыхивали кровавыми пятнами и гасли. Темное небо разорвала корявая ветка молнии. Древний лес вздрогнул и застонал. Мать троллей творила изначальное колдовство, а в чьей жизни она черпала силы, знала только заказчица. Огонь выплюнул последние искры и погас. Орм сунула руку в горячие угли и вытащила маленькую серебряную подвеску.
- Подойди, – устало прохрипела она.
На негнущихся ногах дрожащая от ужаса кюнна подошла и протянула руку. На ее ладонь упала тонкая фигурка - серебряная девушка стояла на коленях, спрятав в ладонях лицо.
- Отдай ее той, которую хочешь видеть рядом с ярлом, – улыбаясь, сказала старуха.
Бирта спешно вскочила на коня и дернула поводья.
- Теперь мы не должны друг другу, – крикнула ведьма ей вслед.


От Автора: Конунг - военный вождь, высший представитель родовой знати у скандинавов в раннее средневековье.
Кюнна – (здесь) жена конунга, уверена, что встречала это звание, кажется у Е.Дворецкой, но не могу найти подтверждение в интернете.

Бонд – ( в древней Скандинавии) крупные представители местного населения, зажиточные землевладельцы.
Фьорд - узкие, извилистые и глубокие заливы горного побережья.
Одали – имение, наследуемые земли.
Ярл – наместник конунга, здесь еще и его родной сын.

 » 3 глава

1.
Мрачное низкое небо с грустью смотрелось в черную воду. Сколько веков прошло, а они все не могли налюбоваться друг на друга - вот завидный пример постоянства.
Драккар, подобно хищному бурому зверю, несся по узкому проливу. Викинги отдыхали от весел. Ветер щедро наполнял серые паруса. Белый дракон, родовой знак хордов, реял на грубых полотнищах, раскинув широкие крылья. Волны с глухим рокотом бились об острые камни скалистых берегов, косматая пена разлеталась тысячами брызг. Эгиль сидел, прислонившись к мачте широкой спиной и закрыв глаза.
В свои двадцать пять он был уже опытным и жестоким воином. Когда разнеслась весть о болезни Хродгейра конунга, первыми с севера пришли сметливые халейги. Явились не как войны, как воры – ночью на Йоль, да получили такой яростный отпор, что бежали, поджав хвосты, словно трусливые псы. Много раз конунгу становилось то лучше, то хуже, но все понимали, что в море ему больше не ходить. Тогда пятнадцатилетний Эгиль на правах единственного наследника и прошедшего посвящение повел дружину платить кровавую дань. За дерзким юнцом пошли седоусые воины. Они выходили на четырех славных кораблях, и - чудо - все вернулись живыми. Боги берегли юного ярла, а вместе с ним и его дружину. Много горя они принесли тогда в Хальгелан, сполна расквитались за страшную ночь. После Светлый ярл сталкивался и с гетами, и с саксами, и всегда возвращался с победой и богатой добычей. В первом походе появился у него побратим. Сын мелкого бонда Бьярни Медвежонок прикрыл вождю спину, когда на него летел берсерк с налитыми кровью глазами. Медвежонок отбил секиру, но от удара треснули кости рук. Ярл ни на минуту за всю битву не отошел от раненного, так и рубился, стоя над ним. С тех пор они везде были вместе - и в бою и, на девичьих посиделках. Резкий, порывистый, легко увлекающийся Эгиль прислушивался к советам своего рассудительного и спокойного побратима.
Сейчас вождь дремал. Уголки тонких губ тронула улыбка, она сделала острые черты худого лица совсем мальчишескими. Ему снилась его храбрая Сван.
Что случилось с гордым ярлом, когда он увидел ее год назад у колодца, знает только чудесная Фрейя. Простая девчонка запала ему в душу, да накрепко. Всегда живая и веселая, она сначала робела, смущенно закрывала прекрасное лицо рукавом, но не могла устоять.
Бьярни смеялся тогда.
– Из-за тебя дочки окрестных бондов косы рвут друг другу, а ты млеешь от служанки. Да с тобой любая пойдет с радостью! - говорил он и не лукавил. С храбрым вождем, хотели породниться даже многие конунги, хотя наследуемые им земли были неплодородны и бедны железной рудой. Каждый год на большой летний праздник Мидсумар они приезжали в Длинный Дом. Пили хмельное пиво и мед, состязались в разных мужских забавах и не забывали брать с собой юных дочерей. Веселые были времена…
Ветер метнул на палубу холодную воду. Что-то кольнуло в сердце ярла. Он открыл глаза. Непонятная животная тоска нахлынула и быстро отступила, оставив горький привкус предчувствия. Скулы побелели от напряжения. Ярл вскинулся. На корабле все было по-прежнему - тихо. Драккар вышел уже из пролива, вокруг расстилалась бескрайняя водная ширь. Вождь метнулся к борту. Старый кормчий вел судно к маленькому островку.
Медвежонок подошел к побратиму, тронул за плечо.
- Ты долго спал…
Эгиль обернулся. Проницательный друг все увидел в его глазах.
- Светлый, у тебя такой вид, краше в гроб кладут. Что случилось?
Эгиль тряхнул головой.
- Ничего. Причаливаем. Будем ночевать сегодня на суше.
Что-то не давало ему покоя, сжимало душу и ворочалось в ней острой костяной иглой.
В это же самое время в Длинный Дом вернулась из Больного Леса довольная Бирта. Ее встретили у порога зареванные служанки. Старый конунг только что скончался, хотя в последние месяцы был в себе и совсем неплох.
2.
На следующий день Хродгейра хоронили, как подобало. Перенесли тело на скорбный корабль, взмыли вверх красные паруса. Пять рабынь дали в жертву, одна за другой они робко поднялись по сходням к своему господину. Рядом с конунгом лежали дары: меха, посуда, мечи. Когда судно отошло от берега, лучники натянули сыромятные тетивы, понеслись зажженные стрелы. Корабль вспыхнул. На фоне алого закатного неба взвился жаркий огонь. Уже скоро Хродгейр будет сидеть за столом в Вальхалле, поднимать кубок вместе с Одином.
Слуги готовили поминальный пир. По древнему обычаю, люди будут пить и гулять, ведь смерти нет, есть только новая жизнь.
Кюнна Бирта не могла усидеть на месте. Весь вечер была как на иголках, ее глаза лихорадочно блестели. Удостоверившись, что приготовления идут, как надо, и раздав указания, она вышла за ворота, кутаясь в теплую накидку. Госпожа пошла не к основному причалу, а к маленькой бухте. Там в уединенной тишине покачивался на волнах небольшой, но добротный и крепкий корабль. По берегу нервно ходил ее старый слуга. Бирта подошла к нему с гордо поднятой головой.
- Моя Кюнна, мы готовы.
Госпожа протянула ему маленький сверток.
- Плыви к Агнару. Скажи, у тебя подарок от меня его дочери - Огненной Рэв. Они помнят тебя, но вот, возьми кольцо, которое он мне дарил. Перстень будет доказательством добрых намерений. Удачи тебе.
Корабль уже скрылся из виду, а Бирта все стояла на берегу. Полы накидки развевались на ветру.
- Мой милый Эгиль, ты еще не знаешь, какое ждет тебя счастье, – прошептала она с улыбкой.


От Автора: Фрейя - богиня любви.

Лека, здравствуй!
Добралась я наконец до твоего нового рассказа.
Так люблю про викингов, про драккары, и прочее северное, слов нет.
Сван, конечно, девушка не очень дальновидная. Понятно, что прощаться с любимым тяжело, но неужели она не предполагала, чем это может для нее обернуться, пока его нет рядом.
Мамашка любимого - это и так напасть, а если она злобная ревнивая гарпия, которая знается с ведьмами - это вообще конец всему.
Но посмотрим, к чему все это приведет, хотя судя по очередному предупреждению от Автора, ни к чему хорошему.
Спасибо.
_________________

Грандиозное спасибо за продолжение!
Сижу, очарованная сказкой
И все-таки хочется немножко счастья героям, чтобы согреться промозглой слякотной осенью... И уже заранее грустно на душе...
(А если честно - вылезаю из-под стола, кричу: "Хочется счастливого конца или хотя бы намек на него, а то сожрёт читателя осенняя хандра и не подавится!", и снова прячусь под стол )
Картинки подобраны со вкусом, и вообще всё читается очень аппетитно. даже слюнки потекли. Побежала-ка я на кухню...

Diurdana, La Fam, спасибо Вам огромное. Сейчас по техническим причинам не могу добавить продолжение, но как только - так сразу.
Понимаю, что утомила уже своими грустными концовками. Обещаю подумать над этим.

 » 4 глава

оО вроде с интернетом все наладилось...

1.
Не меньше тридцати раз огненный диск солнца опускался на дно моря и поднимался над миром с тех пор, как Эгиль повел дружину в поход. Дважды на них нападали, доски палубы были щедро напоены кровью врагов. В трюме лежало довольно богатой добычи; рабы, захваченные в плен, были проданы в Сегейде за звонкое серебро. Только ничто не радовало вождя. С каждым днем он становился все угрюмее и злее. Часами стоял у борта и смотрел в бесконечную даль, сведя черные брови. Бьярни с тревогой вглядывался в сгорбленную спину побратима, казалось, тот смотрит внутрь себя, да видит гулкую черную бездну. Медвежонок лучше многих знал, что гордым вождям тоже бывает страшно и холодно. Молодой воин гнал от себя дурные мысли, но викинги видели перемену. Мудрые и верные, они не роптали, но в душах поселилось сомнение: что, если ярлу изменит удача? Если хитрые Норны вплетут в золотую нить его судьбы нить шерстяную? Они не знали, что вождя уже вело страшное проклятие старой троллихи, замешанное на крови, молитвах его матери и последнем вздохе отца. Оно неотвратимо вертелось, как мельничное колесо, набирая обороты, сминая волю и разрушая мысли…
Снеккар появился внезапно. Первым черную хищную точку заметил зоркий Бьярни. Хлопнул по спине побратима.
- Смотри!
Вождь поднял тусклые глаза.
- Смотрите на парус. Что за знак? – устало, выдохнул он.
Точка росла быстро. Скоро стало видно длинные весла, слаженно поднимающиеся над волнами. Корабль был боевым - как и у их драккара, по бортам круглые, червленые щиты. Над ним на красном парусе реял черный орел - то были халейги.
Вождь вздрогнул, встрепенулся. В глазах заплясали злые огоньки. Бьярни радостно и недоверчиво глядел на его ожившее лицо. Викинги с гиканьем поднимали вверх секиры и мечи, предвкушая хорошую драку.
Корабли вломились друг в друга с чудовищным треском, поднялись на единой пенной волне и рухнули вниз. Полетели острые крючья, цепляясь за борта, как страшные когти, стягивая вместе лютых кровных врагов. Халейги вызверились роем стрел, но хорды дружно вскинули щиты. Не зря перед походом мазали их кровью – крепкие, деревянные, обтянутые задубевшей кожей, они выдерживали удары и посильнее. На снеккаре воины побросали тугие луки и со страшными криками хлынули на драккар. Запела, сверкая, честная сталь. На шаткой палубе закипела страшная битва. Как понять, где свои, где чужие? Все сплелось, связалось в единый кровавый ужас. Люди, подобно диким зверям, бились насмерть. Лица были искажены лютой злобой. Готовы гибнуть, лишь бы убить… Копья ныряли под щиты, язвя живую плоть. Эгиль с побратимом в самом центре живого клубка стояли спиной к спине. Оба были уже легко ранены, оба счастливо улыбались. Никогда они не устанут платить грязным псам за Йоль! Медвежонок с размаху полоснул тяжелым мечом, клинок описал светящуюся дугу и, как в жирное масло, вошел в живот бородатого викинга, не спасла дорогая кольчуга. У самой мачты захрипел, оседая на доски, старый кормчий, из могучей груди торчал наконечник копья. Он скреб его слабеющими руками и смотрел недоуменно, с обидой. Сразивший старика молодой воин растянул тонкие губы в улыбке, хотел жадно выдернуть древко, да замешкался на минуту. И того было довольно. Медвежонок, выронив меч, бросился на него с голыми руками. Сильные натруженные пальцы сомкнулись на тонкой мальчишеской шее, хрустнул позвоночник. А он, словно обезумев, все сжимал и сжимал… Впервые красная пелена, застилающая разум истинным берсеркам, накрыла его с головой.
Вынырнул он из безумия, услышав глухой треск. Под ударом раскололся щит Светлого ярла. Видно, грозный Тор забыл своего любимца. Поверженный на спину, Эгиль извернулся, и тяжелая, бурая, сытая уже смертью секира соскользнула с обломка и увязла в палубе. Вождь подпрыгнул, как лесной кот. Побратим уже продирался к нему, расшвыривая врагов, вырвав широкий двуручник из чьих-то коченеющих пальцев. Он почти успел.
- Корабль! Корабль! – крик взлетел над воплями и лязгом, поднялся над мачтами.
Бьярни видел, как вождь схватился за бок, падая у самого борта. Драккар тряхнуло еще раз, с гулом. Дрожь пробежала по корабельным доскам. Медвежонок подбежал к Светлому и упал перед ним на колени. Толстая стрела с черным оперением торчала из живой плоти, так нелепо. Ярл был бледен. Пряди мокрых волос облепили молодое лицо. Губы упрямо искривлены.
- Будет еще белый шрам, - прошипел он, превозмогая боль.
- Хорошо, не в живот, а в бок, - ответил Бьярни, закрывая его подобранным с палубы щитом. Он озирался по сторонам. Битва продолжалась. Силы были равны.
Медвежонок встал во весь рост, огляделся. В снеккар халейгов врезался носом еще один, вспоров крутой бок. Поврежденное судно опасно накренилось, черпая ледяную воду. С чужого корабля на его борт уже прыгали воины. Впереди, сверкая оскаленными белоснежными зубами, бежал их вождь. Блестел начищенный рогатый шлем, развевалась на ветру рыжая борода.
- Агнар! – крикнул Бьярни, узнав конунга.
Наклонился к Эгилю, потряс за плечо.
- Здесь Агнар!
Но Светлый уже провалился в душное беспамятство, так и лежал в гуще боя, укрытый вражьим щитом.
Колесо проклятия все вертелось, скрипело, сплетало вместе нужные души.
2.
Свежие силы Агнара конунга разметали остатки халейгов. Их Черный орел затонул, как только были обрублены веревки, державшие в смертельной связке огромные корабли. Эгиля перенесли на судно рыжебородого конунга. Поврежденный драккар со снятой с носа драконьей мордой тащился за ним, казалось, мечтая о твердой земле.
Каменистый, но довольно низкий и приветливый берег скоро появился перед взором уставших, измотанных воинов. Здесь было южнее и значительно теплее, холмы покрывала молодая зелень. На одном из самых высоких холмов стоял дом конунга. По берегу жались перекошенные рыбацкие лачуги. У кромки воды на песке вспыхнули, разбрасывая жаркие искры, приветственные костры.
Скоро корабли были втянуты носами на берег. Из дома по широкой тропе бежали слуги и домочадцы. На шею вождю со счастливым смехом бросилась его дочь. Грозный Агнар улыбался и гладил ее огненные волосы, растрепанные ветром.
- Лисичка моя, смотри, какую добычу привез!
Рэв отступила от него. Бьярни залюбовался невольно. Когда он видел ее три года назад на пиру в Длинном Доме, она была нескладной, тощей рыжей девчонкой. Теперь перед ним стояла тонкая и нежная, как цветок, красавица. Огромные зеленые глаза бесстыдно сверкнули из-под пушистых ресниц. Густые волосы цвета жаркой меди блестели и переливались на солнце.
Агнар конунг приказал принять дорогих гостей, а Эгиля отнести в его лучшие покои.
Рэв сама вызвалась выхаживать молодого ярла.
- Хочу отплатить за чудесный подарок кюнны Бирты, - сказала она, отвечая на недоуменный взгляд отца.



От Автора: Берсерк - воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в ярость. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией,
нечувствительностью к боли. Их действия зачастую носили нерациональный характер. Берсерки не признавали щит и доспехи, сражаясь в одних рубахах или обнаженными по пояс.
Драккар и снеккар - деревянные корабли викингов, длинные узкие, с высоко поднятыми носом и кормой. Отличаются размерами: на первых размещалось 100-150 человек, на вторых - 60 .

интригующее начало. Видимо,эта рыженькая и есть невеста ярла,которая в Эгиля влюбится. Представляю-как она будет страдать.Очень интересно,кого в конечном итоге он из двух девушек выберет.С нетерпением буду ждать проду.Ещё хочется отметить хороший литературный слог и подготовку автора в написании этого сложного исторического периода.

Яна-красавица, спасибо. Рада, что Вам интересно.

 » 5 глава

1.
Что такое стрела, ударившая в тугую дрожащую мякоть? Просто быстрая и опасная злость, рвущая плоть.
Что она для воина, живущего вечно между Вальхаллой и грешной Землей, игравшего с мечом, сидя у колыбели? Только досада - вырвать вон и забыть!
Рана Эгиля не была тяжелой, но скорбела долго - горела огнем, сочилась алой рудой.
Рэв варила живые травы, терла лечебные мази, утешавшие боль. Дни и ночи проводила она у постели храброго воина, о котором мечтала давно. Старания не были напрасны. Однажды утром он открыл совсем ясные глаза. Жар ушел, впитался в меховые одеяла без остатка.
Вождь хордов посмотрел на девушку удивленно.
- Кто ты, красавица? – прошептали, сухие губы.
- Та, кто не пускала сюда смерть, - сказала Рэв, поднося глиняную миску с водой к истрескавшемуся рту.
Никогда он не пил ничего слаще.
- Я знал тебя рядом и не спешил умирать, - выдохнул вождь, закрывая глаза.
Мир вокруг искрился, кружился, проваливался в светлый здоровый сон, старая Хель больше не тянула к нему синие негнущиеся пальцы.
Услышав радостную весть, в тот же вечер Агнар конунг велел накрывать богатые столы. В теплой храмине было светло от трех очагов и множества факелов. На длинных деревянных скамьях сидели воины – поровну хорды и рюги. Могучие викинги высоко поднимали золоченые кубки, украшенные драгоценными камнями. Скальд пел славу воинам. Во главе стола сидел сам рыжебородый конунг. По правую руку от него – Эгиль, по левую – Бьярни.
Огненная Рэв прислуживала им равно, как и отцу. Подносила терпкое вино, не забывая задеть широким рукавом руку Светлого ярла. Эгиль заглядывал девушке в глаза и не мог оторваться. Вот она села рядом, улыбнулась, поправила чудесные витые обручья. Вот уже и гладит тихонько его длинные пальцы, вздрагивающие под ее ласками. Медвежонок все хмурился своим мыслям: «Нет радости обмануть женщину, которую обнимал у всех на глазах. Мало славы вождю, предавшему клятву».
Вино лилось без меры. Слишком скоро взор ярла затуманился. Побратим вскочил, чтобы увести его с чужих глаз.
Но хитрая Лисичка была проворней. Мигом она ухватила желанную добычу. С испугом Бьярни посмотрел на Агнара – что он скажет. Но тот ухмыльнулся в густые усы и кивнул. Медвежонок сел на скамью, покачал головой. Одно дело – рабыни, совсем другое – дочь вождя. Да и было в ней что-то такое… Бежать хотелось или плыть без оглядки.
***
В темных покоях было душно. Лунный свет молоком лился между узкими ставнями. Рэв подвела ярла к широкому ложу и не торопилась уйти. Отступив на шаг, подняла руки, щелкнули тяжелые пряжки на узких плечах. Зеленое платье, шурша, соскользнуло до талии. Девушка бесстыдно откинула огненные пряди за спину и погладила, лаская, свои маленькие груди. Белое тело, казалось, светилось в волшебном полумраке.
Эгиль замер, шальной хмель мигом слетел. Рэв шагнула быстро и толкнула его обеими руками, он упал на пушистые покрывала. Девчонка, подхватила широкую юбку и, запрыгнув на ложе, опустилась рядом на колени. Ярл смотрел, как она дрожащими от возбуждения пальцами торопливо дергала завязки на поясе. Вождь застонал. Горячим и тягучим медом разливалась наведенная страсть в его душе. Поднявшись, он одним рывком разорвал девичий поясок. Сжав широкими ладонями ее лицо, начал жадно целовать яркие губы.
Не было никогда нежной Сван, Эгиль не знал ее больше, растворяясь без остатка в колдовской похоти.
- Будь моей, будь моей, - твердил он, как молитву, прижимая к себе податливое нежное тело.
- Да. Да, любимый, - стонала Рэв.
Маленькая серебряная подвеска на короткой цепочке мешала, царапала белую кожу.
В Больном Лесу, брызгая ядовитой слюной, хрипло засмеялась старая ведьма. Она потирала корявые руки - выполнила последний заказ! Только нечистая знала, сколько крови попросит ее колдовство.
2.
А в Длинном Доме кюнна Бирта бесилась от черной злобы. Никогда раньше она не проверяла работу служанок. Теперь же следила за каждым шагом. Особенно мучила Сван. Могла заставить носить воду, несмотря на тяжкое чрево. Если кто мыслил помочь – хозяйка наказывала жестоко, и не было желающих заступиться. Девушка терпела, копила горькую обиду.
Когда мать ярла вошла на кухню и велела чистить и без того блестящие котлы холодным песком, Сван выскочила за дверь. Не разбирая дороги, она бежала на скалистый утес.
До горизонта раскинулось спокойное, бездонное, древнее море. А над ним сквозь рваные облака рвались на волю солнечные лучи. Ножка подвернулась в разношенном сапожке. Девушка упала, разбивая колени в кровь, захлебываясь слезами, пряча в ладошках лицо.
- Где ты, любимый, единственный? Почему не приходишь, не отводишь горе сильной рукой?
И блазнился, блазнился в далекой дымке корабль, серые паруса…
Облака прорвались теплым ласковым дождем. Это плакала Фрейя над тем, чему суждено остаться мечтой.

Лека , здравствуй!
Спасибо за продолжение.
Очень грустная глава. Прочитала, мыслей куча, а что сказать даже не знаю.
Жалко девушку, конечно. Но против колдовства ничего не поделаешь. И от этого, от неизбежности драматичной развязки еще печальней.
И очень интересно, чем все это закончится.
_________________

 » 6 глава (заключительная) + эпилог

1.
Вождям ведомо много больше, чем простым людям. С ними светлые боги. Но за это и ответ они несут тяжелее вдвойне. Не отвернешься от содеянного, не подберешь того, что пролито. Да Эгиль и не собирался.
Ранним утром ярл пошел к Агнару, а на кулак его был намотан поясок с кисточками – символ девичьей чести.
- Загостились мы у тебя, хозяин. Отпусти без обиды.
Усмехнулся конунг, не стал скрывать, что доволен. Ударили по рукам. Агнар велел снаряжать два корабля, собирать богатое приданное.
Драккар был давно починен умельцами и качался у берега на малых волнах. Взвился белый гордый парус – повезут молодую невесту.
Медвежонок сам помогал таскать на борт тяжелые окованные сундуки с полотном, заморскими шелками, дорогой посудой. Конунг не скупился – любимую и единственную дочь отдавал.
Эгиль увидел, что мрачен побратим.
- Не рад, ведь дома скоро будем? Может, обидел чем? - спросил он, подойдя к молодому викингу.
Тот поставил на землю круглый бочонок, откинул с лица выбившуюся из хвоста темно- русую прядь.
- Обидел, Светлый, но не меня.
- О чем ты? Не загадывай глупые загадки.
Бьярни задумчиво посмотрел в глаза своему вождю.
- Не узнаю тебя, ярл. Кто предал женщину, тот и брата предаст, не задумается, - выдавил он, плохо сдерживая злость.
Эгиль усмехнулся и пожал плечами.
- Ты все о служанке? Вернемся - себе заберешь, если захочешь.
Медвежонок сжал кулаки. Ярл прищурился недобро, положил руку на рукоять меча. Воины стали оглядываться. Повисла тишина. Бьярни отвернулся, плюнул и пошел на корабль.
До родной земли было несколько дней пути. Светлый ярл не отходил от Рэв ни на шаг. Только раз или два омрачалось его чело. Странное дело – будто знал что-то важное в себе да забыл, и вспомнить не мог…
2.
В доме стояла непривычная тишина. Весело потрескивал огонь. По кухне разносился вкусный запах мяса, тушеного с пряными травами. Сван помогала Хоре, когда услышала шум и громкие крики во дворе. Она бросила острый нож, вытерла красные от холодной воды руки о передник и побежала на улицу.
- Корабль! Корабль! Белые паруса! – кричали люди.
Челядь спешила к берегу. Самые быстроногие уже были там, зажигали костры. Сердце девушки зашлось от радости, пыталось, глупое, выскочить из груди.
Она побежала со всеми, придерживая рукой заметный уже живот. Щеки раскраснелись, глаза блестели. Мать едва поспевала за ней – плохо слушались старые ноги.
Корабли были уже в проливе. Огромные, с гордо задранными носами, они неторопливо скользили по спокойной воде. Длинные весла размеренно поднимались и вновь погружались в холодную глубину.
Когда они причалили к берегу, стало видно поднятый белый щит и развивающееся покрывало невесты. Во много раз богаче и тоньше было оно, чем то, которое вышивалось вечерами на кухне и пряталось под подушку в комнате прислуги.
Сван отпрянула, как обожженная. Побледнела страшно, схватилась за живот. Хора обняла ее и повела тихонько домой.
Бирта смеялась счастливо, наверное, первый раз в жизни. Тянула тонкие руки в приветственном жесте.
- Эгиль конунг вернулся! – кричала она.
***
Вечером через два дня был собран свадебный пир. Кюнна Бирта не хотела ждать. Открыли глубокие погреба, закололи двух быков. Наскоро принесли жертву, выпрашивая молодым долгого счастья, прося прощения, что не ждут времени со смерти Хродгейра. Гости, которые успели собраться за столь короткое время, принесли богатые дары.
Эгиль и Рэв сидели во главе широкого стола. Люди шумели и поздравляли, пили за здоровье нового конунга и его прекрасной невесты.
Вождь обвел взором гостей и не увидел побратима. Сошлись на переносице черные брови. Он встал. Огненная Рэв схватила его за рукав.
- Куда ты? Не оставляй меня, - шепнула взволнованно.
- Спрошу брата, почему не поздравляет. Или забыл, кто его вождь!
- Что тебе в этом простолюдине?
Невеста была обижена и не скрывала того. Да и плохой знак - разлучаться в день свадьбы.
Молодой конунг нагнулся, поцеловал ее в губы и ушел, не оглядываясь.
Солнце уже садилось за горизонт. Алые лучи озаряли облака, ткали в них неведомые узоры.
В воротах Эгиль столкнулся с Бьярни. Тот бежал, и быстро. Вождь схватил Медвежонка за плечо. У любого синяки бы остались. Горько усмехнулся.
- Бились вместе, одним щитом прикрываясь, а теперь и знать меня не хочешь?
Побратим скинул его руку.
- Грозные дела умеешь вершить, а что под носом происходит, не знаешь.
Конунг нахмурился.
- Опять жизни учить будешь? Все о безродной печешься!
- Не о ней, о тебе. У нее под сердцем сын - воин будущий…
Эгиль пошатнулся. Спесь и гордость быстро слетели с чела.
- Где? – только и выдохнул он.
- На утес побежала, - сказал Медвежонок и махнул рукой в сторону моря.
Светлый оттолкнул его и бросился со всех ног.
Над морем стояло закатное зарево. Ветер трепал длинные пшеничные косы девушки, стоящей над бездной, на самом краю.
- Остановись! – крикнул Эгиль.
Она обернулась. Столько муки было в ее запавших глазах, столько горя.
- Иди своей дорогой, бездушный, - ответила Сван.
Конунг упал на колени.
- Прости меня, я виноват. Родишь сына, будет моим.
Она скривила губы в улыбке и сорвалась на крик.
- Сын служанки при законных детях? Будь ты проклят! Моим именем и именем чистого ребенка!
Страшные слова были сказаны, пусть сгоряча.
Последний раз проскрежетало, поворачиваясь, колдовское колесо. Два проклятия столкнулись в непостижимой дали. Грянул гром где-то за горизонтом. Вспыхнули кровавые огненные руны в воздухе, завертелись. Озарили лицо Эгиля, страшно искаженное невыносимой болью. Рассеялось троллье колдовство.
В это же мгновение растаяла тонкая подвеска на груди невесты за свадебным столом. Потекло расплавленное серебро по нежной коже. Рэв вскрикнула и забилась. Тонкая рыбная косточка скользнула не в то горло. Повернулась и распорола плоть. Девушка страшно выпучила глаза, хваталась за горло, синея. Люди кинулись к ней, но не могли помочь.
А Эгиль еще не знал, что вдовец. Он тянул руки к любимой, слезы катились по щекам.
- Прости. Люблю. Больше жизни ты мне нужна.
Сван недоверчиво смотрела. Радостный огонек мелькнул в глазах. Девушка сделала один маленький шаг Светлому навстречу. Души их рвались друг к другу, но пролитого не поднимешь. Страшные слова тяжестью повисли на ее ногах. Проклятие именем нерожденного ребенка не отпустило. Камни осыпались в море. Девушка вскрикнула коротко и сорвалась вниз.
Под утесом жуткими клыками, торчали мелкие скалы. Волны древнего моря с радостью приняли жертву. Слизнули кровавую пену.
Гордый конунг полз на коленях. Он кричал страшно, царапал лицо и повалился бы следом, да сильные руки запоздавшего побратима схватили, оттянули от края, крепко прижали к груди.
Так они сидели вместе, обнявшись. Делили боль.
Над морем кружили лебеди, распластав огромные белые крылья, вытянув длинные шеи. Священные птицы плакали над преданной любовью. Они лучше людей умеют беречь этот светлый дар, знают страшную цену. Их грустная песня долго еще разливалась над холодным северным фьордом.



Эпилог:

В покоях на ложе сидела кюнна Бирта. Эгиль лежал, его голова покоилась у матери на коленях. Он смотрел в пустоту сухими безжизненными глазами. Мать гладила, перебирала с нежностью длинные волосы.
- Обе тебя не любили, - шептала она.
Госпожа знала, что молодой конунг не услышит. Но все же затянула тихую песню - колыбельную, которую когда-то давно пела ему в детстве, качая маленькую кроватку.