taty ana:
03.09.18 19:36
» Глава 10. Три позора начинающего кобеля. Позор №3. Печальный
Глава 10. Три позора начинающего кобеля. Позор третий. Печальный
- Таня, какими судьбами?
Антонина, или как более привычно ее звали – тетя Тося, шла из магазина. Два плотно набитых пакета с картошкой, луком и прочей необходимой снедью нести было не то что тяжело, как-то неудобно. Они так и норовили зацепиться то за край пальто, больно царапнув по ноге, то за перила лестницы, но чья-то чужая рука вдруг перехватила один из них, заставив хозяйку от испуга вскрикнуть.
Как выяснилось - это была Татьяна, принцесса из генеральского дома. Та самая девочка, которая оставила огромный шрам на сердце Ленечки, когда ему, тогда еще студенту, было всего-то двадцать лет. Тося до мелочей помнила разгоревшийся скандал, но при Татьяне гнала от себя нехорошие мысли прочь. Антонина знала одну свою особенность: она совершенно не умела «держать покер-фейс» - так выражалась Александра, когда подлавливала подругу, желающую что-то утаить.
А Татьяна изменилась. Исчезли ямочки на щеках, детская припухлость губ. Лицо стало каким-то острым, с высокими скулами, как у моделей на обложке журнала. И так умело накрашено, что сначала и не сообразишь, естественные ли румянец и фарфоровая гладкость кожи, или над ними поколдовали. Длинные русые волосы были собраны наверх и завязаны в узел, но по тому, как волосинка укладывалась к волосинке, угадывалось, что эта нарочитая простота заняла у мастера не менее часа. Руки ухоженные, наверняка и лак был каким-то особенным, потому как ногти блестели дорогим глянцем, и тете Тосе было страшно неудобно, что такая дамочка несет ее пакет с картошкой.
- Тетя Тося, почему вы такие тяжести таскаете? Неужели некому?
Антонина отметила, что Татьяна ушла от вопроса, но задала такой, где хочешь – не хочешь, а придется упомянуть сына. «Вот лиса! Но я тебя на раз раскусила!»
- Разве же они тяжелые? Всего-то два килограмма картошки, один лука, мяса кусок, буханка хлеба, яиц с десяток, - она с каким-то наслаждением перечисляла все то, что лежало в пакетах, приписав туда еще с десяток несуществующих покупок, видя, как вытягивается лицо школьной подруги Леньки, наверняка ругающей себя за то, что вообще открыла рот. – Еще стиральный порошок (как без него?), мыло душистое. Сейчас, знаешь, какой выбор, не то что в старые времена…
- Тетя Тося, а где живет Леонид? – Татьяна пошла ва-банк. – Мне очень нужно с ним поговорить.
- Там и живет, где с будущей женой поселился, - Антонина завозилась в кошельке, выуживая на свет ключи. В принципе и не соврала: Ленька действительно купил квартиру, когда думал, что они с Ольгой семья.
- Ну зачем вы так? - Таня поставила пакет на ступеньку. - Я с лета в городе и знаю, что Леонид один.
- Таня, - Антонина толкнула дверь и, забрав у Татьяны пакет, положила вместе со своим на обувную тумбу, а сама вернулась к порогу, не намереваясь приглашать нежданную гостью в дом. – Не нужно вам видеться. Ты, насколько я знаю, замужем, а Леня после аварии только вернулся к жизни. Я не хочу, чтобы мой мальчик опять страдал.
Татьяна сделал каменное лицо, словно не слышала слова тети Тоси. В этот момент она стала так сильно похожа на свою мать, что Антонина несколько раз моргнула, прогоняя наваждение.
- Я развелась. Мои моральные принципы не позволили бы прийти к холостому мужчине, у которого были ко мне чувства.
- Чувства были и сплыли. Ты свой выбор сделала, - Антонина зашла в квартиру и принялась расстегивать пальто. Пальцы предательски дрожали. «Моральные принципы. Лицемерка!»
- До свидания, тетя Тося. Рада была с вами повидаться, - Татьяна развернулась и спокойно, словно королева, пошла по лестнице. Каблуки дорогих туфель стучали по ступеням, а Тосе казалось, что это гвозди вбиваются в крышку ее гроба.
- Такая на все пойдет, лишь бы захомутать моего Ленечку.
Желание рассказать о нагрянувшей беде затмило все обиды, и Антонина кинулась к телефону.
- Саша, у нас беда! Татьяна в городе!
- Черт тебя подери, Тося. У меня чуть сердце об пол не хлопнулось.
- Ты сейчас на операции?! – Антонине было страшно представить, что она могла стать причиной чьей-то смерти.
- Нет, я стою на весах, и ты меня только что вместе с ними добила.
- Что, опять поправилась?
- О блинчиках и булочках потом, сейчас поговорим о беде.
***
Девять лет назад Леонид – студент третьего курса механического факультета собирался на день рождения к своему школьному другу Ваньке. Долго перед зеркалом не стоял, только для того, чтобы проверить, нужно ли побриться или «еще сойдет», и провести щеткой по непослушным вихрам. Улыбнулся матери, наблюдающей с особой гордостью за сыном, ведь джинсы и серая рубашка, подаренные ею, пришлись кстати.
Леня чувствовал особый подъем. Встреча с одноклассниками – это как нырок в детство. И даже став взрослее можно смело подурачиться с теми, кто знает тебя с первого класса и видел и не такие чудачества.
- Ванька, привет! – мужские объятия, шуточный обмен ударами по прессу и обоюдное счастье в глазах. – С днюхой, брат!
- Леня, - друг немного замялся. – Здесь Танька. Ее Баркас привел, говорит, она его девушка.
Еще в первом классе, делясь впечатлениями о любимом кино, мальчишки на месте сымпровизировали сцену гибели таможенника из фильма «Белое солнце пустыни», быстро разобрав все значимые роли. Суховым стал Ленька, Ванька – Верещагиным, пара пацанов вызвалась быть басмачами, а вот Борьке Самохину, растерявшемуся и не успевшему вставить и слова, грозило сделаться зрителем, пока кто-то находчивый не выкрикнул: «Баркасом будешь!».
Представление вышло на славу, потому как Ванька взгромоздился на Борьку и с остервенением дубасил басмачей, а краснолицый «баркас», сгибаясь под тяжестью не маленького Верещагина, изображал мерный ход, а потом и памятный взрыв.
В общем, кличка Баркас, как и геройская слава, приклеились к нему надолго.
Татьяна сидела у окна в кресле. Рядом стоял Баркас, по-хозяйски положив ладонь на плечо девушки, этим жестом обозначая, что она принадлежит ему.
Когда Леонид зашел в комнату, Таня подняла глаза, и бывший друг сразу отметил бледность лица и припухлость век, словно она совсем недавно плакала, но красноту удалось скрыть под слоем косметики.
Как ни старался Леонид не смотреть, всякий раз ловил себя на том, что останавливает взгляд на лице давней знакомой. За прошедшие годы Татьяна изменилась не сильно, только формы стали круглее, женственнее.
Ленька покраснел, когда Таня поймала его за тем, что он рассматривает ее грудь, плотно обтянутую тонкой тканью платья. Ему показалось, что за цветным рисунком проступают очертания сосков.
Начались танцы, яркий свет потушили, оставив лишь тот, что исходил от слабого ночника. Двигаясь в толпе, они задевали друг друга, но оба – и Леонид, и Татьяна, воспринимали случайные соприкосновения, как что-то запретное, а потому дергались, словно от удара током.
Леонид не хотел даже себе признаться, что близость той, чьи губы он когда-то целовал, прижимая к себе юное тело, сейчас как никогда возбуждала, заставляла желать большего. Большего, чем случайные прикосновения. Появились даже мысли набить морду Баркасу, хотя вроде бы бить было не за что.
От агрессивных действий останавливал лишь Ванька. Не хотелось портить другу день рождения. Вон как зажигает с бывшими одноклассницами.
Окно, открытое настежь на лестничной клетке, облегчения не принесло. Летний воздух не был способен остудить горячее тело Леньки. Расстегнул рубашку до конца, но она словно прилипла.
«Нырнуть бы сейчас в реку», - вспомнился дедовский дом в деревне, который мама стыдливо называла «дача» и холодная вода небольшой речки, что текла, огибая полуразрушенную мельницу.
- Пойдем! – такая же горячая ладонь ухватила за руку. Таня.
Он не спросил, куда его ведут, просто шел как теленок. Три этажа вниз по лестнице, потом машина, которая поприветствовала хозяйку светом фар, и поездка на опасной скорости по ночному городу, во время которой ни он, ни она не произнесли ни слова.
Чужая квартира, ведь Таня не сразу нашла нужный ключ, чужая постель, заранее застеленная свежими простынями, и два дня безумного секса. Они поднимались лишь для того, чтобы сходить в душ. Они даже ели в постели, холодильник был забит продуктами.
В мыслях не мелькнуло, что нужно позвонить родным. Ничего и никого в этом мире не существовало, кроме обезумевшей от желания пары любовников. Они словно торопились восполнить все то, что было когда-то отнято.
- Я всегда любила тебя.
- А почему молчала и проходила с видом снежной королевы?
- Ты был не один.
- И ты не одна.
- Даже если нас разлучат, все равно буду любить тебя.
- Второй раз я, наверное, не переживу.
- Клянусь, если такое случиться, однажды я отыщу тебя.
- И мы опять восполним утраченное?
- Да.
Поцелуи, стоны, смятые, влажные от пота простыни, скрип кровати, смех и шепот. И крепкий сон, когда не осталось сил двигаться.
Его сдернули с кровати и сразу же ударили по лицу. Таня закричала, но на нее набросили простыню, еще хранящую запах секса, и утащили, взвалив, словно мешок, на плечо.
Леонид не различал лиц бьющих его людей, а вскоре уже и не мог различать: глаза заплыли, и дышать было нечем. Он кашлял кровью, стоя на коленях, а вокруг замерли незнакомцы и тихо ждали, когда он сдохнет. Получив сообщение по рации, так же тихо покинули квартиру, оставив Леньку валяться на полу. Голого, как ребенок, и такого же беспомощного.
Татьяну он больше не видел. Две недели в больнице и ненавистный белый потолок, в который он смотрел, желая ослепнуть от этой белизны.
Приходил навещать Ванька и, пряча глаза, вертя в руках бейсболку, рассказал, что Баркас исполнял роль ухажера Татьяны по ее же просьбе. Она его использовала так же, как Леню. И скорее всего, если бы Ленька не пришел на день рождения, то сейчас на больничной койке лежал бы Борька Самохин. А все потому, что Татьяна не хотела выходить замуж за сына друга семьи, и устроила такой демарш, чтобы тот отказался от нее, застав в постели с другим. Но он не отказался. Свадьба состоялась в Греции десять дней назад.
Ванька все бубнил и бубнил, а у Леньки в голове звучал тихий шепот: «Даже если нас разлучат, все равно буду любить тебя».
Мама спала тут же в палате, разговаривала с сыном, смеялась и плакала, но он молчал и слушал голос, который обещал: «Клянусь, если такое случиться, однажды я отыщу тебя».
Белый потолок, запах хлорки, писк мониторов.
И через несколько дней, как аккорд, ошеломивший еще больше:
- Ленечка, поднимайся, умер твой отец.
Леонид никогда не видел отца. Ни наяву, ни даже на фотографии. Он где-то существовал, даже в одном с сыном городе, но никогда не изъявлял желания встретиться с ним. По мальчику, когда он осознал, что не нужен отцу, била обида, потом появилась злость, за ней последовало равнодушие. Мама тоже уходила от разговора. Единственное, что Леня знал, он носит фамилию и отчество отца. В его свидетельстве о рождении не было прочерка, а отсутствие имени одного из родителей казалось ему еще более унизительным.
«Я бы хотела, чтобы ты был Гавриловым, как я и наш дед, но тетя Саша настояла».
Какую роль Александра Михайловна играла в их семье, Ленька не задумывался. Она находилась рядом столько лет, сколько он себя помнил. Но, взрослея, начал понимать, что мать и тетя Саша не были простыми подругами, их связывала какая-то тайна, разгадать которую мальчишке было не по силам.
Но настал тот день, когда семейные скелеты вывалились на свет.
Он стоял перед гробом, в котором лежал совсем еще не старый человек. Лет пятьдесят от силы. Теперь Леня понимал, на кого он был похож: густые темные волосы, тронутые на висках сединой, такой же прямой нос. И даже родинка на скуле, чуть ниже уха.
«Умер в одночасье. Кровоизлияние в мозг», - услышал он шепот за спиной. А с другой стороны гроба женщина в черном и две девочки. По их лицам можно было догадаться, что это дочери Скворцова-старшего. Сестры по отцу.
Леониду хотелось уйти. Он чувствовал кожей, что его рассматривают. Кто-то с любопытством, кто-то с ненавистью. У матери дрожали руки, поэтому Леня взял ее за пальцы, чтобы успокоить и самому почувствовать тепло родного человека. Если бы не Александра Михайловна, стрельнувшая в предупреждении глазами, он ушел бы и увел растерянную мать, которая даже ростом стала меньше.
Распорядитель указал на три места, Леня сел посередине. Александра Михайловна успокоительно похлопала его по колену, которое начало нервно отплясывать.
А за спиной шелестел шепот. Спрятавшись за носовыми платочками и черными вуалями, сплетничали те, кто тоже должно быть входил в местную «знать».
- Сын! Сын пришел!
- Вылитый Скворцов. Такой же красивый.
- А я не знала, что у него есть сын. А рядом с ним кто?
- Слева жена. Она врачом работает.
- А Клавдия тогда кто ему?
- Она гражданская, а та настоящая, он так и не развелся. Все потом, да потом. Теперь Клавка локти кусает.
- Девчонкам достаточно перепадет, ничего выживут. Катались, как сыр в масле, теперь малость поприжмутся.
- Выходит, сын от первой жены?
- Нет, она, говорят, бездетная. От любовницы. Она справа от сына сидит.
Мать вздрогнула и втянула голову в плечи.
- Мы должны уйти, - прошептал Леонид побелевшими губами.
- Сиди, - тихо, но внятно произнесла тетя Саша. – Так надо.
Через полгода Леонид стал владельцем завода, целого парка машин, в который кроме легковых входили подъемный кран и пара длинномеров с прицепами, и трехкомнатной квартиры где-то в Болгарии.
Все, что он сделал, чтобы заполучить такое богатство – сходил к нотариусу и выписал генеральную доверенность на имя Александры Михайловны.
Разговор с матерью был мучительным. Она прятала глаза и плакала.
Большой город для девочки из деревни стал серьезным испытанием. В институт не поступила, назад в скучную жизнь возвращаться не хотелось. Устроилась кассиром в коммунальную контору, которая предоставила общежитие, записалась на бухгалтерские курсы, а в деревню наезжала по выходным, чтобы проведать отца и набрать продуктов. И все складывалось хорошо, пока в контору не зашел жилец дома 32.
Ему нравилось, как краснела Тося, стоило ей сказать самый незамысловатый комплимент, ее чистые глаза, наивные рассуждения, а потом выяснилось, что и она не равнодушна к Сергею, в чем, также смущаясь, однажды призналась. У них было лишь одно свидание, закончившееся беременностью.
Тосю убили холодные глаза Скворцова, когда она робко постучалась в дверь.
«Не приходи больше, я женат».
Она пришла, когда настало время родов. Возвращаться в деревню боялась, не пережила бы позора, денег не хватало, с работы попросили уйти, а потом и вовсе не пустили в общежитие, выставив вещи за дверь.
«Я больше не обращусь, ты меня вообще никогда не увидишь, просто помоги. Один раз», - она вынуждена была унизиться. Стояла перед красивым мужчиной и умирала, стесняясь своего распухшего тела, «коровьей морды», так часто наблюдаемой у беременных на последних сроках, одежды с чужого плеча, которая сидела нелепо.
Тося выполнила обещание – он больше никогда не увидел ее. Как не увидел и сына. А впрочем, Скворцов и не интересовался мальчиком. Но не Сергей помог вырастить Ленечку. Его жена, Александра Михайловна, которая побежала следом, когда муж отпихнул от двери Тосю так, что она чуть не упала.
Они обе не простили его. В деле были замешаны большие деньги отца Александры Звонцовой, поэтому развод оказался неудобным. Саша стерпела, тем более, что нового замужества не хотела: детей и с другим мужем быть не могло. Как бы она не винила глупую Тосю, оторваться от нее и Ленечки уже не могла. И вместе с ними разделяла все горести и радости. Любовница мужа и его ребенок стали ее семьей.
***
- Таня, говоришь, заявилась? Я наведу о ней справки. Не дрейфь, подруга, отобьемся, - Александра знала, о чем говорит. Пусть и не часто, но она пользовалась связями, которые приобрела за долгие годы работы хирургом. Не всегда работники силовых органов оперировались в ведомственных госпиталях, порой их доставляли в ту больницу, что находилась ближе, а уж потом, когда пациента приводили в стабильное состояние, его перевозили в спецучреждение. Но они всегда помнили, кто их вытащил с того света.
«Кто владеет информацией, тот владеет миром».
...