Лаура Ли Гурк "Запретные удовольствия"

Нюрочек, подождем мы, всё же понимаем. Не переживай. У самих-реал.

Спасибо за великолепный перевод Автор для меня новый, но прочитав несколько глав, я в полном восторге С удовольствием буду следить за темой и наслаждаться вместе с вами этим романом

Да....ГГ хочется чем-нибудь огреть
_________________

Огреть, а потом мозги вправить, и обязательны очки, может тогда зрение улучшится. И невольно восхищает Виола, с собственным неудачным браком она не потеряла веры в любовь, и готова сделать так, чтобы если ей не повезло в этом плане, так хоть другие стали счастливы в браке
___________________________________

Девочки, подскажите пож-та - дальнейший перевод будет?

Surely как раз сижу, вычитываю следующую главу.

ура уже скоро)))
_________________

Очень жду перевода! Спасибо, что взялись за это, дорогие переводчики!)

А давайте дружно голосовать за перевод книг Лауры Гурк?

Какие приятные новости... Жду с нетерпением.

значит скоро почитаем!!!!!!!!!
___________________________________

 » Глава 5

Ну, не очень-то скоро у нас выходит прощения просим

***

Глава 5 (перевод - Raisa Shu, редактирование - Нюрочек, codeburger)


«Должно быть, человеческое сердце – чрезвычайно сильный и выносливый орган», – проснувшись следующим утром, решила Дафна. Она удивилась, обнаружив, что более не испытывает мучительной боли любовного разочарования. Наоборот, странным образом она чувствовала себя возродившейся.

Весь вечер и большую часть ночи Дафна провела, рыдая в подушку и лелея свое разбитое сердце. Точа слезы из-за острой боли, вызванной оскорбительными словами Энтони, она твердила себе – скорее из духа противоречия, чем искренне – что эта леди Сара, на которой он собирается жениться, самая для него подходящая пара. И как только Дафна не называла себя, ругая за глупые мечты! Однако более всего она страдала от болезненного крушения надежды – надежды на ответные чувства Энтони, о существовании которой она даже не подозревала до той минуты, когда пренебрежительные речи разбили ее вдребезги.

И хотя боль не ушла полностью, Дафна не чувствовала себя несчастной или глупой. Она чувствовала себя свободной.

Одеваясь, Дафна пыталась осмыслить произошедшее с ней и поняла, что словно бы огромный груз свалился с ее плеч. Последние пять месяцев она пыталась быть такой, какой ее хотел видеть Энтони, старалась предугадать и исполнить любую его просьбу и желание, работала, как рабыня, лишь бы угодить ему. А что получила в ответ? Одно только равнодушное презрение.

Сев за туалетный столик, Дафна принялась расчесывать волосы и неспешно изучать свое отражение. Горькая улыбка тронула губы. Энтони назвал ее жалкой, и сейчас, с распухшим от слез лицом, она именно так и выглядела. Впрочем, в сей истории достойно сожаления было лишь одно: сколько сил она напрасно потратила на достижение недостижимого.

Слова Энтони были жестокими, но они открыли ей глаза, заставив увидеть в себе нечто, доселе скрытое.

Со дня кончины матушки она испытывала острую потребность быть нужной кому-то. Своей любовью она старалась заполнить пустоту в сердце отца, образовавшуюся со смертью супруги, старалась помочь ему в работе и исцелить его печаль. И здесь, в Англии, она пыталась делать то же самое для Энтони, отчаянно желая, чтобы он нуждался в ней, чтобы одарил ее уверенностью, что ее ценят, ею дорожат, ее любят.

«Не заметнее букашки на веточке».

Сейчас, с наступлением нового дня, она поклялась себе, что отныне все переменится. Ей вспомнились вопросы, что задавала вчера Виола, и Дафна поняла, что они ведут к другому, намного более важному.

Что теперь?

Она повернулась в кресле и обвела взглядом комнату, обставленную с истинной роскошью. Зеленые с золотом камчатые (1) драпировки вокруг кровати, отделанные деревянными панелями красного дерева стены и резная каминная полка того же материала, изысканные лепные ангелы на потолке, туалетный столик с малахитовой столешницей, за которым она сидела, и расписанные узорами из павлиньих перьев вазы. Как и все покои в Тремор-холле, просторная, подавляющая своим великолепием комната Дафны свидетельствовала о невероятном богатстве и древности рода, но тепла в ней было немного.

«Совсем как в хозяине», – подумала Дафна. Энтони хотел жениться без любви, без привязанности. Какое же холодное сердце билось у него в груди, и как слепа она была, не замечая этого прежде.

Дафна вновь посмотрела в зеркало, встретила собственный взгляд и приняла первое решение касаемо своего будущего. Она должна покинуть Тремор-холл. Невозможно здесь далее оставаться. Находиться рядом с этим отвратительным человеком и еще пять лет работать на него, словно рабыня, зная о пренебрежении, с которым он к ней относится? Это было бы решительно нестерпимо.

Но куда она могла уехать? Чем еще заняться? Вся ее жизнь прошла на раскопках. Сегодня Дафне впервые пришло в голову, что ее будущее может быть связано с чем-то иным.

«Я была бы так рада, если бы вы смогли поехать со мной в Эндерби».

Дафна вспомнила вчерашние слова виконтессы, а также невольно подслушанные планы Виолы на свой счет, и искра возбуждения вспыхнула в ней. Сестра Энтони призналась, что одинока. Она видела Дафну своей протеже и хотела найти ей мужа. Вероятно, она разрешит Дафне пожить у нее немного, представит своим знакомым, поможет обзавестись связями. Кто знает, что случится потом? С виконтессой в качестве наставницы она сможет поближе познакомиться со светским обществом, о котором прежде лишь читала в книгах.

Возможно, это позволит ей подыскать место гувернантки в состоятельной семье. Или следует проглотить гордость и вновь попытаться воссоединиться с дедом? Она даже могла бы осуществить мечты Виолы и выйти замуж за того, кто действительно любил бы ее и желал.

Итак, глупо думать, что у нее нет выбора. Пришло время взять судьбу в собственные руки и, пожалуй, даже немного повеселиться.

Она уедет из Тремор-холла и проникнет в блестящий мир английского благородного общества. А что касается Энтони и его планов, то ей нет до них никакого дела.

***

– Прошу прощения? – Виола отложила перо и уставилась на Дафну в совершеннейшем изумлении.

Дафна осознавала, что с ее стороны это весьма дерзко, но иного выхода не было.
– Вчера вы обмолвились, что обрадовались бы, если бы я смогла поехать с вами в Эндерби. Понимаю, что знакомство наше весьма непродолжительно и что с моей стороны самонадеянно задавать подобный вопрос, но вы говорили серьезно?

Виола справилась с удивлением и указала на стул напротив письменного стола.
– Присаживайтесь, Дафна.

Дафна села, сложила руки на коленях и стала ждать ответа.

– Конечно, я говорила серьезно, – сказала Виола. – Но как же ваша работа здесь?

– Я намереваюсь оставить ее.

– Мне казалось, вам нравится в Тремор-холле, – напряженно выпрямившись, Виола кинула на Дафну острый взгляд. – Неужели со вчерашнего дня успело произойти что-то неприятное?

– Нет, вовсе нет, – поспешила заверить Дафна со всей возможной убедительностью. Она бы не перенесла, если бы Виола или Энтони догадались, что она невольно подслушала их беседу и теперь знала невысокое мнение герцога о самой себе. – Мне очень здесь нравится, но ваши вчерашние слова о Лондоне заставили меня задуматься о том, что я упускаю.

Виола откинулась на спинку кресла из махагонового (2) дерева:
– Моя дорогая Дафна, я вне себя от удивления. Никак не ожидала, что мои слова так на вас повлияют.

В голосе Виолы звучало некоторое смятение, и сердце Дафны замерло. Вероятно, слова виконтессы о дружбе были сказаны просто из любезности. А может, у нее были свои, только ей ведомые, причины обсуждать с Энтони будущее Дафны. И все же Дафна знала, что должна покинуть Тремор-холл, и Виола была ее лучшей возможностью сделать это.

– С тех пор, как умер папа, жизнь моя была предопределена, и я мало имела над ней власти.

– Потому что вы женщина, – произнесла виконтесса с ноткой горечи. – Наши судьбы находятся не в наших руках.

– Так и есть, но, вновь и вновь вспоминая наш разговор, я все больше убеждалась, что пришло время найти семью матушки и занять в обществе место, что принадлежит мне по праву.

– Конечно! То же говорила вам и я, но вы были непреклонны в желании остаться здесь. Уверены, что теперь стремитесь к другому?

– Да. За всю жизнь мне не выпало случая ни насладиться благородным обществом, ни завести друзей, ведь мы с папой постоянно переезжали с места на место. А сейчас, работая дни и ночи напролет в полном одиночестве и никого не встречая, я словно погребена здесь, в деревне.

– Да уж, вам, должно быть, весьма тоскливо. И, кроме того, самостоятельно зарабатывать себе на жизнь не пристало внучке барона. Признаюсь, я воображала, как было бы замечательно воссоединить вас с вашими родными и представить обществу. Но я полагала, что ваши чувства… – не закончив мысль, Виола замолчала, опустила глаза и, глубоко задумавшись, принялась крутить лежавшее на столе перо. Дафна ждала ничего не говоря, надеясь, что заминка виконтессы не означает отказа.

Мгновение спустя Виола подняла голову:
– Вы уже обсудили свое намерение с герцогом?

– Нет. Я посчитала, что прежде должна поговорить с вами.

Виола кивнула:
– Я искренне приглашала вас в Эндерби, и помыслы мои не изменились. Однако Энтони это не понравится. Что он станет без вас делать?

Дафна сдержала колкий ответ, что Энтони, мол, и секунды не будет горевать об ее отъезде.

– Найдет кого-то другого на это место.

– Но с вами никому не сравниться. Только вчера вечером Энтони превозносил сэру Эдварду и мне, как искусны вы в своей работе. Он безмерно восхищен вашими познаниями и умом.

Вот и все, что вызывает его восхищение, ведь для него она всего лишь букашка, напрочь лишенная женской привлекательности. Нет, лучше об этом не вспоминать. В своем теперешнем настроении при одной мысли о словах Энтони Дафна готова была разбить о голову герцога одну из его самаритянских винных амфор.

– Раскопки и музей, который брат намерен заполнить находками, имеют огромное для него значение, – продолжила Виола. – Он рассчитывает, что вы будете помогать ему вплоть до завершения работ. Ваш уход противоречит его желаниям.

Дафну не интересовали желания Энтони.

– У него не будет выбора.

– Энтони стал герцогом в двенадцать лет. Всем своим жизненным опытом он приучен получать то, что пожелает.

– Не в его власти заставить меня остаться.

– Ах, Дафна вы недооцениваете могущество герцога. Новости о вашем отъезде ужасно разозлят его, особенно когда он узнает, что именно я оказала вам содействие.

У Дафны сжалось сердце.
– Мне отвратительна мысль, что я стану причиной разногласий между вами и вашим братом, – сказала она, пытаясь скрыть волнение. – Я пойму, если вы пожелаете отменить свое приглашение.

Ненадолго задумавшись, Виола тряхнула головой:
– Я не сделаю этого! По-моему, это решительно неприемлемо, что молодой женщине, дочери рыцаря и внучке барона, приходится трудиться, лишь бы не умереть с голоду. Вы имеет право занять подобающее вам место в обществе, а Энтони ведет себя донельзя эгоистично. Я с удовольствием приму вас в Эндерби.

Облегчение Дафны было столь велико, что она почти обмякла на стуле.
– Благодарю вас. Я в долгу перед вами.

– Вовсе нет. Я получу огромное удовольствие от вашей компании. Прошу лишь об одном – прежде чем оставить место, дайте Энтони месяц, чтобы найти вам замену.

Провести здесь еще целый месяц, зная о пренебрежении герцога, будет нелегко, но делать нечего.

– Разумеется.

Виола взяла перо и быстро черкнула несколько строк на листке бумаги.
– В скором времени я уезжаю в Чизвик. Буду ждать вашего приезда примерно через месяц. Если передумаете, напишите мне по этому адресу.

Дафна взяла протянутый листок.
– Я не переменю своего решения.

– Не будьте так уверены. Раскопки невероятно важны для Энтони, и он отнюдь не обрадуется вашему увольнению. Я прекрасно знаю своего брата. Когда пожелает, он может быть весьма убедительным. И очень упорным.

Дафна ничего не ответила. Она твердо решила уехать, и говорить здесь больше не о чем.

***

Энтони осторожно погрузил лопату в грунт, стараясь снять пласт земли, не повредив ни одно из тех сокровищ, что могли быть сокрыты в древней комнате под его ногами.
Вероятно, он единственный пэр во всей Британии, который получал подлинное удовольствие, занимаясь физическим трудом, думал Энтони, нажимая ботинком на лопату и поднимая еще один ком сырой земли. Большинство его знакомых были бы потрясены, увидев его сейчас, без рубашки, с торсом, покрытым потом и грязью.

Он скидывал землю с лопаты в деревянный ящик, стоящий рядом, когда увидел мисс Уэйд, прокладывающую путь среди рабочих и полураскопанных стен древнеримской виллы. Герцог остановился и, взяв рубашку, успел натянуть ее на себя до того, как к нему подошла Дафна.

– Не могли бы вы уделить мне минутку? – спросила она. – Это чрезвычайно важно.

– Что-то не так с находками? – спросил он, вытирая рукавом пот со лба.

– Нет. Это не касается находок. Это личное дело. Не могли бы мы поговорить наедине?

Удивительное дело! Во-первых, мисс Уэйд редко произносила более двух слов подряд. Во-вторых, Энтони сложно было представить, что у нее могли найтись какие-либо личные дела, особенно такие, которые она пожелала бы обсудить с ним. Любопытство его разгорелось, и он прошел вместе с ней в антику.

– О чем вы хотели поговорить? – спросил он, как только они оказались внутри.

– Я… – начала было Дафна, но замолчала. Хотя взгляд ее был устремлен вперед, в ворот расстёгнутой рубашки Энтони, казалось, будто смотрела она сквозь него. Солнечные лучи, проникавшие в комнату через окна, отражались от стекол ее очков и не давали ему разглядеть выражение ее глаз. Лицо мисс Уэйд, как и обычно, ничем не выдавало ее мыслей. Он ждал.

Молчание затягивалось. Желая поскорее вернуться к работе, Энтони откашлялся, и это вернуло ее к действительности. Дафна глубоко вздохнула и сказала то, что он меньше всего ожидал от нее услышать:
– Я оставляю свой пост.

– Что? – Энтони решил, что ему, должно быть, послышалось. – Что вы имеете в виду?

– Я ухожу, – она опустила руку в карман толстого рабочего фартука и достала оттуда сложенный лист бумаги. – Вот письменное уведомление.

Он уставился на листок, протянутый ему, но брать его не стал. Вместо этого сложил руки на груди и выпалил единственное, что пришло в голову:
– Я отказываюсь принимать ваше уведомление.

Смятение на мгновение отразилось на ее лице. Этот намек на чувства у бездушного, по его мнению, создания, еще больше поразил Энтони.
– Но вы не можете отказаться, – сказала она, хмурясь. – Не можете.

– Я вправе делать все, что пожелаю, и только король может запретить мне что бы то ни было, – парировал он, надеясь, что звучит достаточно убедительно. – Я как-никак герцог.

Дафна смутилась, но лишь на секунду.
– Полагаете, ваш высокий титул может запугать меня, ваша светлость? – спросила она тихим голосом, в котором он с удивлением отметил нотки гнева, никогда не слышанные им прежде. Она хлопнула письмом по его груди, и когда он не взял его, опустила руку и позволила бумаге упасть на пол. – Я оставляю свое место. И уезжаю через месяц.

Дафна собралась было отвернуться и пойти к выходу, но низкий голос остановил ее:
– И куда же вы отправитесь, скажите на милость? Если вам предложили работу на других раскопках…

– Я собираюсь погостить у леди Хэммонд в Эндерби. Она представит меня свету и поможет отыскать семью матери.

Прошел день, но предложение Виолы не стало звучать менее смехотворно. До открытия музея осталось всего семь месяцев. Семь коротких месяцев, за которые нужно столько успеть!

Будь проклят внезапный интерес Виолы к амурным делам! Она ведь знала, как важны для него раскопки. Знала и то, что умения мисс Уэйд играют решающую роль в их успешном завершении. Он не мог позволить их маленькой затее осуществиться.
– Я понимаю ваше желание восстановить отношения с семьей, мисс Уэйд, но вы с легкостью можете заняться этим, находясь здесь. Виола не станет ничего предпринимать в отношении вашего отъезда из Тремор-холла без моего согласия, а я его не дам. Я так ей и скажу.

Улыбка, которую он мог описать лишь как триумфальную, изогнула ее губы.
– Леди Хэммонд заверила, что мне достаточно в письменном виде уведомить о своем уходе и дать вам месяц, чтобы подыскать замену, и все. – Дафна ткнула пальцем в лежащее на полу письмо: – Что я и сделала.

– Найти замену? Боже, женщина, люди, подобные вам, не растут на деревьях! Вы отлично знаете, что любой с вашим опытом в реставрации ангажирован на годы вперед. Мне понадобилось три года, чтобы заполучить вашего отца! Музей должен быть готов через семь месяцев, и вам известно, что вилла потребует еще, по крайней мере, пять лет раскопок. Сейчас заменить вас решительно невозможно. Я заверил Общество антиквариев, что музей откроется к началу лондонского сезона, чтобы мы смогли привлечь наибольшее внимание. Не собираюсь откладывать сие событие на год из-за того, что вам вдруг взбрело в голову отправиться в Лондон на поиски легкомысленных светских увеселений и мужа. Вы не можете уехать, пока дело не будет закончено. У меня есть обязательства! И к тому же я дал слово.

– Вы, вы, вы! – вскричала Дафна, и этот взрыв изумил Энтони не только потому, что она осмелилась говорить с ним в подобном тоне, но и потому, что это было первое проявление чувств с ее стороны. – Может, вы и герцог, но отнюдь не пуп вселенной! Разве что в вашем воображении, ибо вы самый эгоистичный человек, которого я когда-либо знала. И самый невнимательный! Вы приказываете слугам и работникам, не утруждая себя ни «пожалуйста», ни «спасибо». Вас мало заботят чувства других, и вы настолько высокомерны, что полагаете, будто ваш титул дает вам право вести себя так. Я… – мисс Уэйд осеклась и обняла себя руками, словно стараясь сдержать эмоции.

И ей следовало бы давно это сделать, поскольку сей поток необъяснимой критики был ничем не оправдан и совершенно непростителен.

Энтони открыл было рот, чтобы отчитать нахалку за дерзость, как любого из своих служащих, но мисс Уэйд продолжила прежде чем, он успел вымолвить хоть слово:
– Все дело в том, ваша светлость, что вы мне не нравитесь, и я более не желаю работать на вас. Говорите с леди Хэммонд, если хотите, но я уеду ровно через месяц независимо от того, запретите вы ей помогать мне или нет.

И не говоря более ни слова, она направилась к выходу. Энтони глядел ей вслед, не зная, последовать ли ему за ней или сначала устроить сестре хорошую взбучку за все те идиотские мысли, что она внушила мисс Уэйд. В конце концов, он не сделал ни того, ни другого.

Вместо этого он наклонился и поднял с пола заявление мисс Уэйд об увольнении. Развернув листок, он пробежал глазами две строчки, написанные ровным безупречным почерком.

Складывая бумагу, Энтони вернулся мыслями на пять месяцев назад, в тот день, когда мисс Уэйд прибыла в Тремор-холл. Сегодня был не первый раз, когда ей удалось удивить его.

Очень долго он мечтал начать раскопки античной римской виллы на своей земле и представлял себе музей, в котором выставит найденные экспонаты. Это был бы первый музей в Лондоне, в котором со славным периодом британской истории могли бы ознакомиться не только богатые и влиятельные, но и самый простой люд.

По всему миру о сэре Генри Уэйде шла слава как о лучшем знатоке античности своего времени. Энтони хотел именно лучшего. Три года он пытался убедить сэра Генри заняться раскопками виллы и реставрацией найденных там древностей, но безуспешно. Ему пришлось нанять других, менее искусных реставраторов, и он нашел их опыт и умения удручающе несоответствующими своим требованиям. Поэтому Энтони не оставлял попыток уговорить сэра Генри вернуться в Англию и наконец добился согласия.

Но в тот мартовский день пять месяцев назад в приемной Тремор-холла он увидел отнюдь не этого выдающегося джентльмена. Среди каменных статуй, зеленых мраморных колон и хрустальных канделябров стояла молодая девушка с округлым серьезным лицом и в очках в золотой оправе. Она представилась дворецкому как дочь сэра Генри. Одетая в поношенный коричневый дорожный плащ, коричневые ботинки из толстой кожи и широкополую соломенную шляпку, с простым черным саквояжем у ног, она выглядела столь же скучной, как и марокканская пустыня, из которой прибыла.

Тихим, хорошо поставленным и лишенным каких-либо чувств голосом она сообщила о смерти сэра Генри и о том, что она приехала сюда, чтобы заменить отца и заняться раскопками.

Его мгновенный отказ должен был заставить ее без промедления двинуться к выходу, однако этого не случилось. Мисс Уэйд пропустила его слова мимо ушей, словно он не произносил их вовсе. Она подробно, подкрепляя свой рассказ многочисленными фактами, поведала ему о своих знаниях и опыте и дотошно перечислила причины, по которым ему непременно следует нанять ее вместо отца.

Когда Энтони наконец смог прервать выскочку, заявив самым ледяным тоном – а будучи герцогом, он умел говорить так, что цепенели храбрейшие – что он остановил свой выбор на сэре Генри, потому что желал иметь наилучшего специалиста и не намерен взамен прибегать к ее услугам, мисс Уэйд не опустилась до мольбы. Она не попыталась воззвать к его сочувствию или благородству, рассказывая душещипательные истории о том, что у нее нет ничего и никого и что ей необходима эта работа. Невероятно похожая на печального совенка, она лишь моргнула, с непроницаемым выражением на лице посмотрела на него сквозь стекла очков и заявила совершенно серьезно:
– Я самая лучшая.

Его недоверчивый смех ничуть не обескуражил ее, ибо мисс Уэйд без запинки продолжила:
– Я дочь сэра Генри Уэйда, а лучше его никого не было. Он обучил меня всему, и теперь, когда его больше нет, вы не найдете никого более подходящего на это место, чем я.

Энтони не хотел нанимать чудачку, но выбора не было. В силу практической необходимости он согласился. Ради приличий пришлось переселить в большой дом из коттеджа чету Беннингтонов, чтобы миссис Беннингтон выступила в роли дуэньи мисс Уэйд.

За те пять месяцев, что мисс Уэйд провела в поместье, он понял, что ее слова не были пустым бахвальством. Она знала о памятниках древнего Рима больше, чем он надеялся когда-либо узнать. Она отлично разбиралась в мозаике, а в работе с фресками достигла абсолютного совершенства. Энтони хотел получить лучшего из лучших, и, как она без обиняков заявила, он и правда получил его.

Энтони очнулся от воспоминаний и смял листок в комок. Пока раскопки не будут завершены, мисс Уэйд никуда не уедет. Обладая превосходным специалистом, он, разумеется, не собирался с ним расставаться.

Примечания:
1) Камка – ткань из шелка, похожая на атлас. Материя с двухсторонним декором, в которой техникой переплетения нитей создается переливчатый эффект блестящего узора на матовом фоне либо матового рисунка на блестящем поле. Такая ткань обычно бывает одноцветной, а переливчатость достигается за счет разного направления нитей и основы. Матовый узор с одной стороны превращается в блестящий с другой. На Руси "камчатые ткани" имели распространение, вероятно, с XIV в. (упоминаются в письменных источниках с XV в.). Слово "камкасный" означало "узорчатый".
2) Махагоновое дерево относится к деревьям ценных пород. Его древесина красивой коричнево-красной окраски легко поддается обработке и используется для изготовления мебели, музыкальных инструментов и отделки стен. Растет в Южной Америке и островах Карибского моря.

Спасибо за новую главу!!!

Так ему! А то - я герцог!!! Надо его немного на землю опустить!
_________________

Спасибо за перевод !!!!!!

Оооооооо! Новая глава!!!!!! СПАСИБОООООО!!!!
_________________

Спасибо за перевод!

Ах, какая молодец! Сильный характер у девушки.

Получается, до этого он в последний раз на неё по настоящему смотрел только тогда, когда принимал на работу? Ну, теперь у него целый месяц на общение, Дафна больше не собирается быть бессловесной тенью. Интересно, как он будет убеждать её остаться?

Умница! Пусть бы девочка хорошенько продемонстрировала свое отрицательное к нему отношение За букашку.
_________________