Лоретта Чейз "Виконт-бродяга"

Спасибо за продолжение, девочки. Evelina, kerryvaya, замечательный перевод.

Evelina, kerryvaya, спасибо за продолжение
_________________

Evelina, kerryvaya спасибо за великолепный перевод!!!!!!!!!!!!
___________________________________

Спвсибо за новую главу.

Evelina, kerryvaya, спасибо большое за новую главу в чудесном переводе!!!!

_________________

Спасибо,
___________________________________

Так здорово переведено.
Такой язык. Мне порой кажется, что я не бульварную литературу читаю, а что-то классическое
(хотя, мой литературный язык... дай боже)
Девочки, спасибо большое за ваш труд!
Да и Чейз невероятно здорово прорисовывает образы героев

Да? Рекомендуешь? Пойду тогда посмотрю;))))

Спасибо,

ХХХ

Zoda, мне еще понравилась " Невеста сумасшедшего графа". Девочки, спасибо за перевод новой главы.

Evelina, kerryvaya, большое вам спасибо за новую главу!!!

Великолепное продолжение. Спасибо огромное.
_________________

недавно переведенный Вчерашний скандал тоже неплох. Хотя этот лучше. Думаю, в первую очередь из-за перевода (прекрасный язык ).

Спасибо!!!

_________________

Мне тоже понравилось, и я сразу же взялась... ну, не то чтобы перечитывать... а так... просматривать Лорд Безупречность. О том самом, часто упоминаемом "путешествии в Бристоль". Оливия и в 12 лет была забавной.

 » Глава 10

Перевод: Evelina
Редактура и ссылки: kerryvaya

Глава 10

– Это всё, что осталось, – сообщила мисс Пеллистон, с некоторым изумлением изучая имена, наспех нацарапанные на веере[1], – ну, разве что ещё вальс, но его я не могу танцевать, пока не получу разрешение от патронесс Альмака.
– Да вы, смотрю, королева бала, – подытожил лорд Рэнд.
– Скорее, здесь просто не хватает леди. Почти все, кто посетил прошлый музыкальный вечер леди Шергуд, заболели, – объяснила Кэтрин. – К счастью, там присутствовал лишь самый избранный кружок, иначе бы, осмелюсь заметить, бальный зал сегодня пустовал.
– Не говорите чепухи. Этот дом кишит женщинами. Вы недооцениваете свою привлекательность.
– Вряд ли дело в ней. Это всё из-за отца, вы же знаете. Хотя он всего лишь барон, титул его – один из древнейших. Понимаете, наш предок, Пелес Д'Онне, прибыл в Англию вместе с Завоевателем. Таким образом, наш род Пеллистонов насчитывает не одно столетие, – процитировала леди один из поучающих монологов двоюродной бабушки Юстасии. – Подобным вещам придают немалое значение, хотя совершенно непонятно почему. Не замечала, чтобы людей разводили ради быстроты или выносливости, как лошадей и гончих. Полагаю, всё потому, что древние титулы нынче большая редкость.
– И в самом деле, – серьёзно отозвался внимательный слушатель. – Если бы Карл II[2] не был столь щедр на внебрачное потомство, мы бы теперь говорили о «верхних десяти» вместо «верхних десяти тысяч»[3]. Так, значит, вы считаете, именно эта редкая особенность послужила причиной вашего успеха? – спросил лорд Рэнд, с огромным трудом сдерживая улыбку.
– Не только. Уверена, деньги отца и унаследованное мною имущество также принимаются в расчёт.
«Впрочем, и её сходство с цветущей розой, должно быть, сыграло не последнюю роль», – подумал лорд Рэнд. Глаза Кэтрин искрились счастьем, щёчки разрумянились, а розовое муслиновое платье, украшенное изящной вышивкой, очень ей шло. Всё это он сумел разглядеть даже с другой стороны переполненного бального зала.
Он поразился, что теперь она вся просто светится здоровьем. Кэтрин немного прибавила в весе. Вчера он этого не разглядел. Макс решил, что эти изменения ей к лицу, и ощутил нечто вроде облегчения оттого, что жизнь с его деспотичной сестрой пошла – хотя бы телесно – юной леди на пользу. Что ей требовалось сейчас, так это капелька уверенности в себе. Древние титулы, родословные... да она не хуже него понимала, какой это хлам!
– Я намерен обстоятельно обсудить с вами этот вопрос, мисс, – ответил он. – Но позже, когда ваш следующий кавалер не будет дышать мне в затылок. Оставите для меня контрданс[4]? А ещё, может, посидим, пока длится вальс?
– О, ну если вы и вправду хотите... – начала было Кэтрин, но виконт уже развернулся и отошёл, а кавалер Кэтрин явился, чтобы увести её на танец.
«А лорд Рэнд и в самом деле очень любезен», – подумала она, пока сэр Какой-то вёл её к танцующим. Все женщины в этом зале поедали виконта глазами, словно были голодны до полусмерти, а он являл собою праздничный банкет. В простом вечернем наряде – чёрный фрак, брюки цвета голубиного крыла и белоснежный галстук – он был ещё более красив и импозантен, нежели обычно.
А как грациозен! При высоком росте и широких плечах виконт был хорошо сложён, что прекрасно подчёркивалось фраком безупречного фасона. Что ж, он был деятельным мужчиной, а такие люди, казалось, обладают врождённой грацией – естественное следствие уверенности в собственном теле. Сказать по правде, он был великолепен и определённо не должен был тратить вальс на Кэтрин, которая даже не могла его танцевать, в то время как вокруг множество женщин, не связанных подобными ограничениями
Но он ведь сам попросил её и, казалось, был вполне трезв. Вероятно, он вновь её смутит... уже смутил... но всё потому, что она не привыкла к обществу элегантных джентльменов. Никогда не стоит упускать возможность испытать нечто новое только из-за его новизны, иначе рискуешь навсегда остаться невежей.

– Перестань, мама, я не ребёнок, чтобы меня таскали за ухо, – пожаловался лорд Рэнд, стоило леди Сент-Дениз ухватиться за его руку.
– Дорогой мой, никто никогда не таскал тебя за ухо... по крайней мере, надеюсь, что нет, но даже если кто-то и поступал так, то, должно быть, лишь потому, что ты сделал нечто непозволительное. В любом случае никому и в голову не приходило ничего подобного, когда ты был совсем маленьким и не умел ходить, пока тебе не исполнилось года два – вот тогда ты всё бегал, бегал и бегал...
Она замолчала, дабы перевести дыхание, и Макс уже был готов настоятельно попросить матушку отцепиться от рукава, когда вдруг обнаружил, что стоит лицом к лицу со статной блондинкой, чьи светло-голубые глаза приходятся почти вровень с его собственными. Словно сквозь туман, до него доносилась мамина болтовня о матери этой светловолосой богини, а затем пространные рассуждения о самой богине. Он стряхнул с себя оцепенение как раз вовремя, чтобы услышать, как их представляют друг другу. Леди Диана Гленкоув. У неё даже имя богини[5]!
Макс слышал свой голос, изрекающий все те презираемые им несусветные глупости, но никак не мог помешать им слетать с языка. Богиня, казалось, приняла их как должное. Удостоив его каким-то благосклонным ответом, она с хриплыми нотками в голосе, при звуках которого у Макса закружилась голова, поинтересовалась, что он думает о Северной Америке.
В тот момент Макс знал о Новом Свете не больше Молли. Америка, как и всё остальное, кроме этой белокурой Юноны[6], существовала, казалось, в иной вселенной. Могучим усилием воли он заставил себя спуститься с небес на землю, чтобы выдать разумный, насколько возможно, ответ. А затем, наконец, благословенное избавление – ему не пришлось больше разговаривать, ибо она согласилась танцевать с ним.

«Всё именно так, – думала Кэтрин, глядя на двух высоких светловолосых людей, занявших места среди танцующих, – как должно быть».
Лорд Рэнд и прекрасная незнакомка безупречно подходили друг другу, словно пара скандинавских божеств. И если лицо мисс Пеллистон вдруг запылало, то лишь оттого, что взгляды, какими он награждал свою партнёршу, едва ли можно было назвать пристойными. Будучи совсем неискушённой, Кэтрин всё же пребывала в уверенности, что джентльмен не должен смотреть на леди, словно оголодавший жеребец – на ведро овса. Господи, да этим вечером она полна гастрономических сравнений!
Кэтрин решила, что просто голодна. В последнее время её поражал собственный аппетит. Она, прежде всегда неохотно ковырявшаяся в тарелке, не далее как этим самым утром не отказалась от предложенной Томом добавки, а при мысли о количестве проглоченных за чаем крошечных сандвичей девушка залилась румянцем. Так она перестанет влезать в новый гардероб еще раньше, чем мадам закончит делать выкройки.
Когда виконт подошёл к Кэтрин, чтобы повести её на контрданс, она полностью позабыла о голоде. Фигуры были чересчур замысловаты (особенно для того, кто лишь недавно выучил их), – чтобы позволить себе отвлекаться, а движения – слишком быстры, чтобы вести остроумную беседу. Мисс Пеллистон пропустила шаг, когда лорд Рэнд отметил, что она прекрасно выглядит, но девушка напомнила себе о духовном росте и выдавила слабую улыбку.
Она вернулась к леди Эндовер, вполне довольная собой, испытывая некоторый трепет – отголосок неизведанных ранее ощущений. Кэтрин понимала, несмотря на все заверения лорда Рэнда, что вовсе не является королевой бала. Да она и не надеялась ею стать.
Тем не менее отцовское богатство и родословная тоже кое-что да значили, и она была благодарна за предоставленную возможность подыскать более приемлемого мужа, нежели лорд Броуди. Никто из из представленных ей джентльменов не показался раздражённым или же утомлённым обществом Кэтрин, а посему ей удалось придержать свой острый язычок. Мисс Пеллистон рассудила, что держит себя довольно неплохо, даже притом, что одному из присутствующих мужчин достаточно мимолётного взгляда, чтобы выбить её из колеи. В конце концов, Лондон оказался не таким уж отвратительным местом.
Новообретённая уверенность и вера в лучшее помогли Кэтрин продержаться несколько весьма неприятных мгновений после того, как лорд Рэнд вернул её к леди Эндовер и перед тем, как появился мистер Лэнгдон, чтобы повести мисс Пеллистон на следующий тур. За эти минуты она успела обнаружить, что стоит лицом к лицу с ненавистным Броуди.
Потрясённый взгляд, которым одарило девушку сие создание, принёс ей чувство некого мрачного удовлетворения. Броуди вечно позволял себе неприятно шутить по поводу её внешности. К примеру, выражение «костлявая, как палка от метлы» никак не вязалось с представлением Кэтрин об остроумном комплименте, ещё меньше, чем его идиотские советы нарастить немного мяса на костях – походили на проявление нежной заботы. О ней жених всегда отзывался в точности, как о своих собаках и лошадях... разве что к животным он относился с куда большей теплотой. Будь его воля, он, определённо, поручил бы невесту заботам конюха, который заставлял бы её жевать кукурузу.
Сейчас же Кэтрин, хоть и обнаружила, что Броуди крайне вызывающе пялится на её декольте, выносила его неуклюжие комплименты с ледяным спокойствием.
«Смотреть, – напомнила она себе, – это всё, что он теперь может».
Она порадовалась, что могла отклонить его приглашения на следующие два танца, не прибегая ко лжи. Её удовольствие было бы и вовсе ничем не омрачённым, не продолжи он настаивать на последнем танце перед ужином. Кэтрин надеялась, что на него её сообразит пригласить слегка рассеянный мистер Лэнгдон. Он был весьма привлекателен, а тихий голос его звучал так успокаивающе. Поэтому страдалица метнула умоляющий взгляд на леди Эндовер, тут же поспешившую на помощь.
– Мне так жаль, милорд, – с холодной улыбкой обратилась графиня к лорду Броуди. – Но этой чести уже удостоился другой джентльмен.
Мистер Лэнгдон появился как раз вовремя, чтобы услышать последние слова. Когда он повёл мисс Пеллистон танцевать, то выразил своё огорчение по этому поводу. И выглядел при этом столь несчастным, что Кэтрин с трудом подавила в себе материнский порыв откинуть упавшую ему на лоб прядь волос и пробормотать что-нибудь утешающее. Она тоже была огорчена. Мистер Лэнгдон выглядел таким добрым и разумным. Она бы наверняка получила удовольствие, тихо беседуя с ним за ужином. Теперь придётся ужинать без партнёра... хотя едва ли это можно назвать трагедией. Ведь с ней будет кузен и его жена – люди весьма занимательные... и разве она уже не заимела успех, какой ей даже не снился?

Протащив в танце шесть дебютанток, лорд Рэнд решил, что выполнил свой долг сполна. По сути, он был близок к тому, чтобы исполнить самое ненавистное обязательство.
Ведь он даже не надеялся, что сможет повстречать в благородном обществе женщину, чьи внешние достоинства столь безупречно отвечали бы его идеалам. Мало того что леди Диане не грозило сломаться от простого прикосновения, она к тому же являлась обладательницей пышных форм и была сногсшибательно красива. Её низкий грудной голос сулил милосердное избавление от обычных писклявых гнусавостей. Она не болтала беспрестанно о пустяках и уж точно не читала по любому поводу нотаций. На самом деле, говорила леди Диана очень мало, как он теперь осознал. Вместо этого она поощряла говорить лорда Рэнда и, казалось, была заворожена рассказами не меньше него самого.
Данное виконтом обязательство жениться и произвести наследников вдруг показалось ему уже не столь тягостным. Высокие белокурые Юноны были редки даже на переполненной лондонской ярмарке невест. Ухаживание за леди Дианой нельзя было счесть наказанием... однако ему не было нужды принимать столь важное решение сию секунду.
Отодвинув на время мысли о долге, лорд Рэнд направился в комнату для карточной игры. Там он удостоился сомнительной чести быть представленным лорду Броуди и с мрачным удовлетворением обнаружил, что эта скотина так же ничтожна, как он себе и представлял. Удовольствие виконта от вечера впоследствии стало ещё более полным, когда он постепенно, несмотря на довольно пустяковые ставки, избавил несостоявшегося жениха от внушительной суммы денег.
Лорд Броуди оказался жалким неудачником. Пусть даже в конце концов ему удалось натянуть на себя маску самодовольной весёлости, он решил, что ему не нравится лорд Рэнд. К тому времени, как очередная партия завершилась и все игроки дружно отправились ужинать, неприятие переросло в ненависть. Барон заметил, как белокурый виконт, доверительно прохаживаясь с графом и графиней Эндовер, отпустил какое-то замечание, заставившее супругов улыбнуться, и предложил руку мисс Пеллистон.
Лорд Броуди ожидал увидеть, как Кэтрин тоскует у стены в обществе прочих клуш. Лицезрение же бывшей невесты, танцующей до упаду весь вечер напролёт, стало для него ещё большим потрясением, нежели её изменившаяся к лучшему внешность.
Он почувствовал, что с ним обошлись несправедливо, подло использовали и обманули, и хотя к самой девушке он испытывал не больше любви, чем прежде, имущество её и приданое барон вспоминал со всеми оттенками нежности. Вспомнил он и все многочисленные отпоры, полученные этим вечером от прочих женщин, горевших, по словам Реджи, желанием стать продолжательницами рода Броуди.
Как бы он хотел стереть пресную улыбочку с её маленькой острой мордашки и поставить на место ухмыляющегося желтоволосого франта! Но сколь ни наслаждался лорд Броуди этой невинной игрой воображения, он всё же не имел ни малейшего понятия о том, как воплотить её в жизнь. И посему решил покинуть скучное мероприятие и предаться обильным возлияниям в более близкой его духу обстановке.

– Видишь, Кэтрин? – говорила леди Эндовер. – Мы даже не солгали лорду Броуди. Моё чутье подсказывало, что Макс забудет пригласить кого-нибудь из дам составить ему компанию за ужином. И хотя тебе вряд ли лестно это слышать, он, возможно, будет достаточно занимателен, чтобы заставить тебя забыть об этом оскорблении. – Графиня взяла мужа под руку, и они, обойдя Макса и Кэтрин, прошествовали в столовую.
– Забудьте о том, что она сказала, – обратился к своей спутнице Макс. – Просто Броуди чертовски изрядно потрудился, чтобы разрушить надежды всех прочих парней на ваше общество. Из-за него моё собственное отсутствие добродетели было вознаграждено. Разыгрывай я из себя пристойного джентльмена, ужинал бы сейчас с кем-нибудь другим.
Мисс Пеллистон почувствовала, что довольна тем, как разрешился вопрос с ужином, больше, нежели хотела бы показать. Неудовольствие собой придало весьма чопорное выражение её лицу, когда она ответила:
– Поскольку ужин в компании леди едва ли можно счесть нравственным обязательством, ваш довод звучит неубедительно. Во-первых, вы не совершили никакого серьёзного проступка. Во-вторых, здесь присутствует множество леди, чьё общество гораздо больше подпадает под определение «награда». Так что ваше высказывание о том, что якобы порок вознаграждается, совершенно неверно, сэр, – удовлетворённо подытожила она.
– А я ведь софист[7], не правда ли? О, не смотрите так удивлённо, – добавил он, когда её ореховые глаза расширились в изумлении. – Полагаю, я знаю философию не хуже всякого другого. Вот почему я сразу понял, что ваши доводы никуда не годятся. Вы ничего не знаете о тех прочих леди, но, однако ж, заявляете, что их общество более достойно зваться наградой. Проведём голосование среди джентльменов, мисс Пеллистон?
– Нет, разумеется, нет. Это был просто милый комплимент. Я бы не стала спорить, если бы вы не использовали его в защиту какой-то безнравственной философии... хотя, вынуждена признать, что в нашем мире добродетель вознаграждается не всегда, в то время как порок – очень даже часто. Но вы же знаете, что просто забывчивы, а вовсе не порочны.
– Так, значит, вы позволите сему милому комплименту остаться в силе?
Кэтрин прикусила губу:
– Полагаю, мне ничего другого не остаётся, потому что вы всё так переиначили... ладно, забудем. Вы просто хотели развлечь меня, как и предвещала её сиятельство, и я не имею никакого права упрекать вас за это.
– Конечно же нет. Уверен, Джека Лэнгдона вы не упрекали. Бог мой, да он не меньше десяти минут пел вам восторженные дифирамбы. Правда, тут же позабыл о них и побрёл куда-то в поисках своей книги. Странно, что её не было при нём во время танца. Обычно он с ней, знаете ли, не расстаётся.
– Да, леди Эндовер упоминала, что он чуточку эксцентричен. Однако, его рассказы о персах и мидянах[8] показались мне крайне увлекательными, хотя, боюсь, я не сильна в истории древних веков.
Наконец они достигли зала с огромным множеством расставленных по нему крошечных столиков, за которыми должны были разместиться проголодавшиеся гости. Лорд Рэнд выдвинул стул для мисс Пеллистон. Только она уселась, как он склонился к её плечу и тихо проговорил:
– Уверен, он был слишком поглощён собственной болтовнёй и видом этих прекрасных глаз, чтобы заметить прорехи в ваших познаниях. А если вдруг всё же заметил, то он куда хладнокровнее, чем следовало бы. Ведь вы похожи на цветущую розу.
Мисс Пеллистон и в самом деле изрядно порозовела. Лорд Рэнд на мгновение уставился на неё невидящим взором, прежде чем вспомнил, где находится, и поспешно занял соседний стул. И зачем он только произнёс эту отвратительную лесть?
Теперь он жалел, что предложил посидеть с ней, пока танцуют вальс. Его время настанет только где-то после ужина, в то время как Максу уже не терпелось сбежать из этого зверинца, пока последние крупицы здравого смысла не угасли под натиском этикета.
А между тем, если он не хочет, чтобы у мисс Пеллистон сложилось превратное впечатление, ему лучше перевести беседу в более обезличенное русло.
– Мисс Пеллистон, ваши манеры просто ужасны, – шутливо побранил он.
– Почему? Что я сделала? Уверена, эта правильная ложка, – отозвалась мисс Пеллистон, с некоторой тревогой разглядывая серебряный прибор.
– Вам полагалось сказать что-нибудь остроумное в ответ на мой комплимент.
– Знаю... но мне в голову не пришло ничего даже самого банального, – с досадой призналась она.
– Давайте подумаем вместе. Наверное, вы должны были пригрозить мне своими шипами.
Кэтрин задумалась.
– Шипами... и правда, это кажется вполне уместным. А что насчёт моих глаз? – спросила она, устремив на виконта сверкающие очи.
Лорд Рэнд едва заметно склонился к ней.
– Да, – вымолвил он, раздумывая, почему у него такое ощущение, словно он ступил на зыбкую почву, – ваши глаза прекрасны.
–Это вы уже говорили, – терпеливо напомнила ему ученица. – А что мне следовало ответить?
Он вновь сосредоточился на содержимом своей тарелки.
– Пожалуй, что они достаточно проницательны, чтобы под медоточивыми речами разглядеть горькую правду.
– Звучит весьма похоже на упрёк.
– Нет, если это говорится с улыбкой, и особенно если ещё умудритесь залиться стыдливым румянцем. Так вы вдохновите джентльмена отстаивать чистоту своих помыслов.
Мисс Пеллистон вздохнула:
– Всё так запутанно.
– Да, – согласился его милость, гораздо искреннее, нежели Кэтрин могла себе представить. – Очень запутанно. Однако, я смотрю, вы размышляете, вместо того чтобы есть, а ведь вам нужны силы, если надеетесь танцевать до рассвета. Поговорим о чём-нибудь не столь обременительном? Когда мне стоит быть готовым к тому, что Джемми примется читать лекции о расцвете и упадке Римской империи?
Почувствовав облегчение от того, что беседа наконец свернула с обсуждения её персоны на иной предмет, Кэтрин, отвечая, выказала больше обычно присущего ей самообладания, хотя мыслями витала где-то далеко.
Она ведь уже было подумала, что с приличествующим спокойствием принимает все оказываемые его милостью неожиданные знаки внимания... до тех пор пока он, склонившись, не стал шептать ей на ухо. И тогда она вдруг остро ощутила исходящий от него едва уловимый запах... смесь мыла и чего-то древесного, а ещё сигар и вина.
Посудить беспристрастно, так не сказать, что это было приятное сочетание ароматов, а две последние составляющие и вовсе служили ярким свидетельством мужских пороков. От лорда Броуди всегда смердело табаком, алкогольными парами и бог знает чем ещё, что в сочетании с прочими злополучными привычками оного обычно вызывало у Кэтрин желание оказаться где-нибудь в другом графстве.
Лорд Рэнд, напротив, пробуждал в ней совершенно иной отклик, целую гамму ощущений, столь новых, что она не смогла бы сказать с уверенностью, чем же они всё-таки были. Тем не менее она понимала, что сии чувства решительно нельзя назвать беспристрастными. Покрывающая всё тело гусиная кожа и необходимость сосчитать до двадцати, дабы успокоить сильно бившееся сердечко, никак не вязались с её представлением об эстетичном хладнокровии.
Не считая беспощадной необходимости постоянно сталкиваться с большинством отцовских пороков, Кэтрин вела очень тихую, уединённую жизнь. У мисс Пеллистон никогда не имелось подруг её возраста. В образовании девушки не нашлось места сентиментальности и легкомыслию. И если бы сама она не читала запоем, то, может, так никогда и не узнала бы о существовании такой вещи, как флирт. Все нежные, бесхитростные чувства, что ей доводилось испытывать ранее, были вызваны играми, поэзией и романами и всегда, казалось, принадлежали миру фантазий, не имеющему ничего общего с её собственным уравновешенным мирозданием.
Теперь она начала понимать... безотчётно... Софию Уэстерн, трепещущую от близости Тома Джонса. Это было тревожаще. Нельзя принимать так близко к сердцу каких-то несколько сказанных в угоду слов. Если она не будет тщательно соблюдать здравомыслие, то вскоре возомнит себя влюбленной в каждого джентльмена, имевшего неосторожность ей польстить.
Кэтрин напомнила себе, что лорд Рэнд просто поступал, как принято в таких случаях. Его поведение казалось девушке необычным только потому, что она никогда прежде не видела виконта в подобной обстановке. Макс, очевидно, не предполагал, что она воспримет его замечания серьёзно, иначе не предложил бы обучить её правилам сей игры. И если в настоящее время эта игра казалась угрозой душевному спокойствию, то лишь из-за того, что новые ощущения частенько заставляют чувствовать себя неуютно. Вот когда она овладеет необходимыми навыками, тогда и примется за дело с тем же хладнокровием, что и он.
Не то чтобы Кэтрин намеревалась стать кокеткой. Даже будь она способна настолько поступиться своими принципам, то все равно не смогла бы сыграть эту роль. И выглядела бы совершенно нелепо. Кэтрин отчаянно хотелось отыскать некий безопасный островок между ханжеством и непристойностью... но бомонд никому не предлагал столь твёрдой нравственной почвы. Лицемерие, казалось, было здесь изысканной заменой приличиям, осторожность – неотличима от морали, а правила, похоже, постоянно обходились в угоду капризу.
Но как бы то ни было, так уж устроен мир. Если лорд Рэнд мог столь искусно пролагать путь сквозь эти коварные воды, то не было ни единой причины, по которой то же самое не удалось бы юной образованной леди.


Примечания:

[1] "Раньше с помощью веера дамы не только остужали разгоряченные после кадрили щечки, но и записывали на пластинах веера имена партнеров по танцам". (с)

[2] Карл II (англ. Charles II, 29 мая 1630 — 6 февраля 1685) — король Англии и Шотландии с 1660 года, старший сын Карла I и Генриетты Французской.
Важнейшее политическое событие его царствования — принятие Хабеас корпус акта (1679). Англия переживала экономический расцвет и территориальную экспансию в колониях. К концу его царствования всё большую политическую власть сосредоточил в своих руках непопулярный младший брат короля, католик герцог Йоркский. Сам Карл за несколько дней до смерти также принял католицизм.
Карл II был известен как «весёлый король» (англ. the Merry King). Имея большое число любовниц и внебрачных детей (признал себя отцом четырнадцати), Карл давал тем и другим герцогские и графские титулы, сильно умножив сословие пэров Великобритании. Однако от законного брака с дочерью Жуана IV Португальского, Екатериной Брагансской, он потомства не оставил, и после смерти короля на престол вступил его брат, герцог Йоркский, ставший Яковом II. Один из бастардов Карла II, Джеймс Скотт, 1-й герцог Монмут, после смерти отца поднял мятеж и провозгласил себя королём, однако потерпел поражение и был казнён по приказу дяди.


[3] С английского: The upper Ten. The upper Ten thousand.
Выражение ввел в оборот американский журналист и писатель Натаниэл Паркер Уиллис (1806—1867) в значении «денежная, финансовая аристократия». В своей статье для нью-йоркской газеты «Evening Mirror» он писал (11 ноября 1844 г.): «В настоящее время нет различия между верхними десятью тысячами в городе». Это выражение стало крылатым и в Англии, где оно вошло в обиход в сокращенной форме: the upper ten, то есть «верхние десять».
Однако в США на смену «верхним десяти тысячам» вскоре пришло другое выражение, имеющее тот же смысл. Это случилось после того, как один из столпов американского высшего света адвокат Мак-Алистер (ум. 1895) сказал (1888) в интервью газете «Нью-Йорк дэйли трибюн», что нью-йоркское «общество» насчитывает где-то 400 человек, не более. Выражение стало очень популярным. Им, например, воспользовался писатель Элтон Синклер и один из своих романов, изображающий нравы элиты США, назвал именно так: «Четыреста».
Но выражение «верхние десять тысяч» вышло за пределы англосаксонских стран и прижилось во всем мире, в том числе и в России.
Иносказательно: о вершине «социальной лестницы» в стране, о наиболее состоятельных, влиятельных кругах или семьях в стране.

[4] Контрданс (фр. contredanse, англ. countrydance или англ. english country dance — английский деревенский танец) — одна из форм первоначально английского и, впоследствии, французского народного танца и музыки к нему.
В контрдансе пары танцуют одна напротив другой, а не друг за другом, как в круговых танцах.
Вначале состоял из одной фигуры, затем из чередования 5 или 6 различных танцевальных фигур.
Характерные музыкальные размеры 2/4, 6/8.


[5] Диа́на (лат. Diana, возможно, тот же индоевропейский корень, что дэв, Див, Зевс, лат. deus 'бог') в римской мифологии — богиня растительного и животного мира, женственности и плодородия, родовспомогательница, олицетворение Луны; соответствует греческим Артемиде и Селене.


[6] Юно́на (лат. Iuno) — древнеримская богиня, супруга Юпитера, богиня брака и рождения, материнства, женщин и женской производительной силы. Она прежде всего покровительница браков, охранительница семьи и семейных постановлений. Римляне первые ввели единобрачие (моногамию). Юнона, как покровительница моногамии, является у римлян как бы олицетворением протеста против полигамии.


[7] Софист(греч. sophistes) (книжн.) -- 1. Человек, прибегающий к софизмам для доказательства заведомо неверных мыслей, положений (неодобрит.)

[8] Персы (персияне) — в обширном смысле все жители Персии, число которых определяют приблизительно в 9 млн. человек. Из этого числа, однако, только половина может быть причислена собственно к персам, говорящим по-персидски; другая половина слагается из тюрко-татар, курдов, арабов и др. (см. Персия).
Мидияне -- индоевропейская народность, основным занятием которой было скотоводство. Они завоевали ряд западных областей Иранского нагорья и дали им историческое название Мидия, начиная с 9 века до н.э. упоминаются в ассирийских клинописных текстах.
В середине 6 века до н.э. мидяне были покорены родственными им по языку и происхождению персами.
_________________