Кейти:
01.06.12 13:32
» 8 глава 1 часть
8 глава
Даша проснулась неожиданно, посреди ночи, с мокрыми от слез глазами.
Ей снился Юрка.
Она бежала за ним, на последнем дыхании, ловя губами воздух, но он все удалялся от нее. Она, срывая голос, кричала и звала его, просила брата остановиться, поговорить с ней, но он не слушал, растворяясь в серой дымке блеклого тумана. Она, не в силах бежать дальше, падала на землю, рассекая колени, и, казалось, даже чувствовала пронзившую стрелой боль. Во всем теле. Болела, казалось, даже ее душа. Она плакала, рыдала, заливаясь слезами, и во сне, кажется, чувствовала соленый, ядовитый вкус собственных слез, поднимала на Юрку умоляющий взгляд, протягивая вперед руки в бесплотной попытке ухватиться за локоть брата и остановить его. Но ловила пальцами лишь густую пустоту, мальчик стремительно ускользал из ее ладоней. Она, пересиливая боль и страх, вынуждала себя подниматься и идти за ним. Снова бежала, кричала, молила Юрку остаться с ней, не бросать ее в эти злые, холодные дни, когда некому будет о ней позаботиться. Но брат не внимал ее молитвам, оборачивался к ней полубоком, смотрел внимательно из-под припущенных ресниц и снова растворялся в полутьме.
И тогда она просыпалась. Раскрасневшаяся, заплаканная, с растрепанными волосами, с потным лицом и шеей. И снова начинала плакать, ощущая, как боль от потери вновь и вновь разрывает на кусочки. Сворачиваясь калачиком, она сразу отворачивалась к стене, подгибая под себя ноги, и, зажав рот кулаком, рыдала неслышно, сильно зажмурившись.
Сколько месяцев прошло с того дня, как она видела брата живым?.. Почти два месяца.
Пятого апреля Юрки не стало. А через четыре дня Даше исполнилось девять.
Он так ждал ее дня рождения! Готовил для нее какой-то подарок, мастерил что-то втихаря, пока она не видела, пропадая на площади, и прятал свои поделки, как только она входила в дом. Даша знала обо всем, но, чтобы не расстраивать брата, лишь улыбалась, ни о чем того не спрашивая. Она обещала, что купит небольшой тортик, потому что брат в последние дни очень хотел сладкого.
Накануне своей смерти Юрка все спрашивал ее, а правда ли, на ее день рождения они будут пить чай с тортом, и Даша усердно кивала, зная, что сделает все возможное для того, чтобы исполнить желание брата.
Но не успела...
Утром, пятого апреля, Юрке внезапно стало хуже. Он бился в лихорадке, метаясь по кровати, отчаянно кричал, переходя на гортанные рыдания, смешанные с грубым, пронзительным кашлем, а потом, замолкая, все шептал что-то, звал сестру, которая и так не отходила от него ни на шаг, и вновь бился в лихорадке.
Даша не знала, куда себя деть. Она держала брата за руку, крепко сжимая холодными губами его горячие ладони, целовала его воспаленные щеки и все повторяла, успокаивая, скорее себя, а не его, что все будет хорошо. Это просто приступ, все пройдет, все скоро пройдет. Брат обязательно поправится!
Лекарств у них не осталось, все, что Даша успела купить на деньги, которые ей дал дядя Олег, уже закончилась, и девочка пыталась снять жар холодными компрессами. Но ничего не помогало.
К часу дня Юрке стало еще хуже, он впал в беспамятство, уже не реагируя на голос сестры, пытавшейся до него докричаться, и метался в кровати, шепча что-то сухими горячими губами.
Алексей пару раз заходил в их комнату, глядя на то, что происходит, и Даша умоляла его дать ей денег на жаропонижающие, на что мужчина отмахнулся, заявив, что ему уже ничто не поможет.
- Да ты посмотри на него, - ткнул он пальцем в мальчика. – Разве ему что-то сейчас в состоянии помочь? Да даже Господь Бог не смог бы его спасти. А деньги на почти мертвого пацана я тратить не стану.
- Пожалуйста, - прошептала девочка, со слезами в глазах, глядя на сожителя матери. – Пожалуйста, ему еще можно помочь. Он крепкий... он выберется, я знаю, - молила она, дрожа всем телом.
- Да ниоткуда он не выберется! – раздраженно отрезал мужчина, бросив на мечущегося на кровати Юрку пренебрежительный взгляд. – Ты что, не видишь? Какой он крепкий, бл**? Какое там выберется? Помрет твой братец, смирись уже, а!? – и, покачав головой, стремительно вышел из комнаты.
Но Даша так и не смирилась. Проводив Алексея ненавидящим взглядом, она кинулась Юрке на грудь.
- Потерпи, моя хороший, потерпи, - шептала она, обнимая брата за плечи. – Потерпи, совсем немножко... Я найду способ, я найду!.. – заплакала она, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. – Я к соседям пойду, они не откажут, я знаю. Я им потом все отдам... – она поцеловала брата в лоб. – Ты только держись, слышишь? Держись. Потерпи совсем чуть-чуть, немножко, хорошо?.. Потерпи, моя родной, моя хороший.
- Дашка... – сухими губами вдруг выдавил мальчик из себя, и Даша стиснула зубы, чтобы не закричать. А Юрка тихо, с усилием, вновь выдавил: - Дашка...
- Я скоро приду, моя хороший, - зашептала она, сжимая маленькую потную ладошку своей рукой. – Я только к соседям сбегаю и сразу же вернусь. Ты только потерпи, хорошо? Пожалуйста... Пожалуйста...
И стремглав кинулась с места, стирая с лица текущие из глаз горькие слезы.
А вслед ей неслось, как заклинание, как молитва, голос брата, повторяющего одно и то же.
- Дашка... Дашка... Дашка...
Но она не успела. Опоздала. Юрка не дождался ее.
Застыв в дверном проеме с зажатыми в руках лекарствами, она смотрела на застывшее на кровати тельце брата и ощутила, как холодная липкая дрожь расползлась по телу, сковав его своими путами. Она кинулась к нему, упала на колени рядом с постелью, стала отчаянно трясти мальчика за плечи, вынуждая отреагировать на свои мольбы, гладить, а потом, не получив результата, трепать по щекам. Она убирала со лба прилипшие к коже волосы, насильно открывала ему глаза, а затем рот, засовывая внутрь таблетки, вновь тормошила его, вынуждая отозваться, и не хотела, не желала верить, отказывалась принимать случившееся, как факт.
А затем застыла, с громким, душераздирающим криком бросилась брату на грудь и разрыдалась.
На ее крик в комнату вбежал Алексей. Обозленный и раздосадованный, гневно зыркнул на Дашу.
- Ну, что тут еще случилось? – воскликнул он, а потом, заметив неподвижно лежащее на кровати тело мальчика, поджал губы. – Скончался, что ли? – посмотрел на застывшую на груди брата Дашу. – А я ж тебе говорил, что помрет, что ж ты мне не поверила? Крепкий, крепкий... Тьфу! – он подошел к девочке и дернул ее за плечо. - Ладно, оставь ты его, чего рыдаешь? Поможешь ты ему теперь, что ли? Помер и помер, суждено ему, значит.
Он даже не дал ей с ним попрощаться. Просто дернул за руку, когда Юрку хоронили, и не отпускал, пока могилу не засыпали землей. Она рвалась, билась, кричала и умоляла его, но Алексей был непреклонен.
Пару дней она ни с кем не разговаривала, запершись в своей комнате, и все смотрела на старую фотографию, которую они привезли из Сосновки. Отец и она с Юркой. Два дорогих ее сердцу человека. И оба оставили ее одну в этом страшном, жестком мире!
С тог дня, как умер Юрка, ей каждую ночь снились плохие сны.
И сегодня ей тоже приснился кошмар.
Она проснулась в холодном поту и села на кровати, тяжело дыша.
Схватившись за голову, она заплакала, не стесняясь, в голос. Упершись головой в поднятые колени, она тихо рыдала, отдаваясь целиком своему горю.
И рядом не было никого, кто мог бы успокоить ее. Никого не было рядом. Юрка, отец!.. Где же вы?!
Дядя Олег?.. Да, он, наверное, помог бы ей, он и так помогал. Разве не приходил он к ней каждую ночь, думая, что она не замечает его присутствия? Приходил. И она знала, что он приходил. И ей становилось легче, спокойнее. Она засыпала быстрее, когда, проснувшись после очередного плохого сна, его уверенный ласковый голос убаюкивал ее и уговаривал поспать. И она засыпала, и больше не просыпалась до самого утра.
Прошло чуть больше недели с тех пор, как она поселилась у дяди Олега, но каждую ночь ей снились кошмары. Как она ни старалась уверить себя в том, что все хорошо, что теперь все хорошо, но не могла принудить свое сознание поверить в это. Она устала от кошмаров, они ее выматывали.
Чаще всего она видела во сне Юрку, а пару раз ей приснился Алексей. Он злобно смеялся, хохотал во все горло, и его рокочущий жесткий смех оседал в ее ушах. Она, сжавшись, сидела в углу и смотрела на его огромный темный силуэт, боясь пошевелиться и сделать лишнее движение. А он наступал на нее, стремительно, тяжело, уверенно приближался к ней, заполняя собою все пространство вокруг нее. Лицо его было искажено гримасой злобы и бешенства, в безумных глазах горели свирепые огни. Даша силилась кричать, но из горла не вырывалось ни звука, или слышались сиплые стоны и всхлипывания, единственное, на что она была способна.
Она кричала во сне. И просыпалась опять с мокрыми от слез, испуганными и широко раскрытыми глазами. Да, ей было страшно. Она боялась. Алексея. Того, что он придет, вырвется из плена страшного сна и войдет в ее настоящее, бешено крича, силясь забрать ее обратно. Туда, в свой жестокий, продажный мир.
Несколько минут нужно было на то, чтобы успокоиться и осознать, где она находится.
В безопасности. В доме дяди Олега. Здесь с ней ничего не случится. Не должно случиться...
Если дядя Олег вновь ее не оставит.
Но сегодня она проснулась не только из-за кошмаров. Было что-то еще, и Даша сначала не могла понять, что именно ее разбудило. И только потом, прислушавшись к звенящей тишине своей комнаты, она поняла.
В кабинете дяди Олега раздавались отчаянные крики. Ругались отец и сын, Даша узнала их по голосам.
Напряженно застыв, она сглотнула и посмотрела на приоткрытую дверь, в проеме которой виднелась полоска света. Дядя Олег, наверное, приходил к ней, мелькнула в сознании быстрая мысль. Выключил лампу и оставил дверь открытой, чтобы она не боялась темноты. И в груди Даши растеклось светлое тепло.
Снова раздались отчаянные крики. Не такие громкие, чтобы можно было услышать их ночью, когда все спали, но достаточно отчетливые и различимые, чтобы понять, о чем идет речь.
Отец и сын ругались уже не в первый раз, и Даша знала, что ругаются они из-за нее. Снова – из-за нее...
Осторожно спустив ноги с кровати, Даша, осмотревшись, ступила на ковер. Стараясь не шуметь, на носочках медленно продвинулась к двери. Сердечко колотилось в груди сильно и настойчиво, барабаня в висках набатом, а перед глазами все еще стояла сонная пелена.
Ей нужно было оставаться в кровати, не лезть не в свое дело, не вмешиваться. Она просто не имеет права вмешиваться, она здесь, в этом доме – просто гостья, которую дядя Олег приютил из жалости. Она не имеет ни права голоса, ни тем более права что-либо вмешиваться.
Но любопытство, присущее всем детям, было свойственно и ей. А поэтому Даша решительно направилась вперед, стараясь ступать неслышно и осторожно.
Она знала, из-за чего, по какой причине ссорятся отец и сын, но все равно, упрямо перебирая ножками, шла вперед. Подошла к двери, потянулась к ручке и уверенно потянула ту на себя, осторожно приоткрывая дверь и рассматривая гостиную из образовавшейся щелочки.
В горле отчего-то вырос горячий комок, и она сглотнула его, осматриваясь по сторонам.
То, что она сделала потом, не поддается вообще никакой логике, но разве ребенка, маленькую девочку стоит винить в ее отсутствии?! Она распахнула дверь своей комнате и, протиснувшись в образовавшееся пространство, направилась по направлению места, откуда раздавались громкие крики двух мужчин.
Сердце грохотало в груди очень сильно, казалось, что его биение застыло в горле, и она сможет его проглотить, если захочет. Звенящее, убивающее, острое биение, оно словно пронзило ее насквозь сотнями маленьких колких иголочек. Часто и тяжело дыша, девочка подошла к двери кабинета и застыла в дверном проеме, не в силах пошевелиться или сделать еще хоть шаг.
Нужно было бежать. Немедленно. Пока ее не обнаружили и не наказали, ведь за подслушивание чужих разговоров обязательно должно будет последовать наказание. Алексей всегда так говорил, когда Даша случайно оказывалась свидетельницей их споров с матерью, и бил ее потом, чтобы она знала, как плохо поступила.
И сейчас ей тоже нужно было бежать, но девочка застыла на месте, не представляя, что может ее заставить шевельнуть хоть кончиком пальца.
Сквозь открытую дверь она увидела две напряженные фигуры, застывшие посреди комнаты.
Дядя Олег и его сын. Антон.
Невольно она уставилась на молодого человека, немного наклонив голову вбок.
Высокий, даже выше дяди Олега, сильный и... очень грозный. Он отчаянно жестикулировал, доказывая что-то отцу, а тот в свою очередь, пытался его за что-то отчитать.
Даша невольно залюбовалась этими мужчинами. Родственники, даже больше – отец и сын. Но как же они непохожи друг на друга! Этот Антон... он совсем не такой, как дядя Олег. Он невзлюбил ее. И все же…
Он такой уверенный, решительно настроенный, умный, готовый отстаивать свое мнение до конца.
Невольно она залюбовалась правильными чертами его лица, линией сведенных к переносице бровей, жесткой линией губ. Даже тем, как он, размахивая руками, доказывал что-то отцу, прикрикивая и подергивая плечами. Было в этом что-то завораживающее, вынуждающее девочку зачарованно стоять в дверном проеме и просто смотреть на него, приоткрыв рот и не смущаясь своего осмотра.
Она видела его крайне редко. Со дня их знакомства, если его можно было так назвать, прошло четыре дня, и за это время девочка его ни разу так и не увидела. По словам Тамары Ивановны, он уехал куда-то с друзьями. Но Даша догадывалась об истинной причине этого поспешного отъезда.
Она. Во всем была виновата она. Она не знала этого наверняка, но чувствовала, что дело именно в этом.
Застыв в дверном проеме и вдруг перестав бояться того, что может быть застигнутой на месте, Даша, прижавшись к косяку, широко раскрытыми глазками смотрела на развернувшуюся перед ней картину ссоры отца с сыном. Кровь пульсировала в висках, дыхание стало частым и сбившимся, но она стояла и смотрела, не в силах уйти.
- Ты же обещал мне! – воскликнул дядя Олег, посмотрев сыну в глаза.
- Я помню, - промычал недовольно Антон и отвернулся, словно не в силах выдержать этот взгляд.
- Что я Дашеньке скажу?! – воскликнул мужчина. - Ведь я обещал ей, что вы подружитесь...
Антон выругался и что-то пробормотал себе под нос, Даша не разобрала слов.
- Что хочешь, то и говори своей
Дашеньке! – прорычал он, втянув плечи. – Мне до этого дела нет. А любезничать с твоей дорогой...
Дашенькой, - словно выплюнул эти слова, - я не собираюсь!
Даша напряженно застыла, чувствуя, что ноги дрожат где-то под коленками, превращаясь в вату, где-то там, в ступнях больно колет, и сердце тоже дрожит, стучит в груди, словно сумасшедшее.
Девочка передернула плечами, исподлобья глядя на молодого человека.
Все добрые чувства, которые она могла бы отыскать в себе к Антону вмиг превратились в ничто. Осталась лишь обида. Невыносимая по своей силе обида. А еще боль! Как же было больно.
Слезы сами собой потекли из глаз, стон едва не сорвался с губ, и она зажала рот рукой.
- Что ты такое говоришь? – возмущенно вскричал дядя Олег, выпрямившись. – Почему ты так ее ненавидишь?! Бедная девочка, она же тебе ничего не сделала!
- Кроме того, что отняла у меня отца?! – язвительно бросил Антон, сцепив зубы так, что на скулах заходили желваки, и стремительно развернулся, вскинув подбородок. – Конечно, больше она ничего не сделала! Только пусть попробует!
Олег устало повел плечами и покачал головой.
- Ты говоришь, как маленький ребенок, Антон! – спокойно заявил он, словно пытаясь образумить сына. - Словно у тебя игрушку любимую отбирают. А на самом деле…
- На самом деле у меня отбирают отца! – перебил его горько молодой человек.
- Меня никто у тебя не отбирает. Просто в моей жизни… в нашей жизни появится Даша.
- Я уже говорил, что никогда не желал того, чтобы
твоя Даша появлялась в
моей жизни! – отрезал парень.
- С тобой невозможно разговаривать, - тяжело вздохнул дядя Олег и потер переносицу. - Ты ведешь себя как мальчишка! Мне надоело с тобой нянчится...
- А ты никогда особо и не старался! – вспылив, отозвался Антон. – Зато о своей
Дашеньке, - скривился он, - печешься, как о родной дочери!
Олег подскочил к нему и, нависнув над сыном стеной, застыл, глядя на парня помутившимися глазами.
- Еще одно слово, и я сделаю то, о чем потом пожалею! – предупредил его отец. – Помолчи, прошу тебя.
- Как скажешь, - покорно согласился тот, гордо вскинув подбородок. – Ты ведь здесь все решаешь, правда? Кого привести в дом, а кого нет. Кому помочь, а кого оставить помирать! – Антон вновь выругался. – Черт, да ты даже не спросил меня о том, хочу ли, чтобы твоя... эта девчонка жила с нами! – он воззрился на отца обвиняющим взглядом. – Ты просто поставил меня перед фактом! – его глаза недобро блеснули. - Да ты даже комнату –
мою комнату! – переделал ей под детскую!
- Но ты в ней больше не спишь... – бессильно попытался возразить мужчина.
- ... Как мне прикажешь на это реагировать?! – продолжал молодой человек, словно не слыша слов отца. - Как?! Стоять в стороне и усердно кивать, что ты все делаешь правильно?! – он уставился на отца, совсем не ожидая, тем не менее, что он ему что-то ответит. – Ты не спросил меня о том, хочу ли я видеть ее рядом с собой, хочу ли, чтобы ты заботился о ней, приведя в наш дом, и не спросил, а смогу ли я пообещать принять ее! Ты просто сам все решил, и все!
Сам для себя. Но не для меня, пап! Не для меня, понимаешь!?
Казалось, что он кричит, доказывает, пытается уверить, но все его слова падают в пустоту.
Олег не хотел его понимать. Не мог его понять.
- Антон...
- Я тебе ничего не обещал, пап, - устало перебил его Антон. – Когда ты привел эту... девчонку в наш дом, я разве сказал что-то против этого? Ей, тебе? Я даже с ней не разговаривал, чтобы не сорваться. Но ты хочешь, чтобы я непременно с ней подружился!? – Антон поморщился. - Боже, зачем тебе это надо!? Я не понимаю. Тебе мало того, что я мирюсь с ее существование рядом с собой? – колкий взгляд в сторону отца. - Тебе этого мало? Ты хочешь, чтобы ее любили все!? – Антон стиснул зубы и выдавил: – Я – не ты, пап, и таким, как ты, наверное, никогда не стану. И твою девчонку никогда не полюблю, - добавил он резко.
- Ты даже не хочешь постараться... – как-то обреченно проговорил Олег.
- Да, не хочу, - напрямик заявил ему парень. – Не хочу! И что с того? Обвинишь меня в черствости души? Валяй. Только это ничего не изменит. Есть те, кто поймет тебя... Тамара Ивановна, например. У нее нет детей, нет внуков, да ей за радость возиться с этой мелкой, но есть и те, такие, как я, которые не понимают, - вновь пытаясь что-то доказать, говорил сын. - Не требуй от меня больше того, что я могу тебе дать или просто пообещать. Пожалуйста, - попросил он. – Ты этим делаешь больнее всем. И себе, и мне... И ей тоже. Потому что насильно полюбить ее я не смогу. Заставить себя не смогу, ты понимаешь?..
Повисла угнетающая тишина. Страшнее Даша в своей жизни еще не слышала.
- Никогда?.. – прошептал Олег, поднимая на сына умоляющий взгляд.
- Черт, да что же ты заладил одно и то же, пап!? – вскричал Антон и, подскочив почти к самой двери, повернулся к отцу спиной, вскинув голову вверх и со свистом втянув в себя воздух. – Для тебя стала важна одна она, ты понимаешь!? – вскричал он с досадой и болью в голосе. - Тебе даже на меня плевать! Что со мной происходит, где я нахожусь, почему меня дома не бывает, тебе совершенно все равно!
- Ты ведь бываешь у друзей... – обреченно выдавил из себя Олег, пытаясь оправдаться.
- Да, у друзей, - зло прошипел парень. – А почему я бываю там, а не дома, тебя мало волнует, так?! Ты думаешь только о ней, что для нее лучше, что она хочет, что ей необходимо, - едко говорил он, сводя брови. - И совсем забыл о том, что у тебя есть сын!
- Но Дашенька, ей ведь всего восемь лет... – попытался оправдаться Олег. – Она маленькая еще...
- Да твоя Даша волком все время смотрит, будто и не среди людей жила все это время!
- Антон!..
- Что?! – закричал он, резко повернувшись, и внезапно застыл.
Взгляд его неожиданно, случайно упал на дверь, где, прислонившись к стене, дрожа всем телом, со слезами на глазах, стояла Даша. Глаза Антона сначала удивленно расширились, затем гневно сощурились, налились кровью, брови стремительно сошлись на переносице, превратив взгляд в тяжелый и удушающий.
Даша боялась пошевелиться, боялась даже дышать. Ее обдало ледяным холодом, а затем бросило в жар. Сердце застучало в груди рваными ударами, и взгляд от слез помутился, превратившись в испуганный взор.
Антон поджал губы и резко тыкнул пальцем в сторону Даши.
- Вот! - обернулся к отцу, указывая на свою находку. - Что она тут делает?! – закричал парень, глядя на Дашу, полными гнева глазами. – Что?! – он обернулся и накинулся на нее. – Чего ты встала?! – закричал он. - Чего сюда приперлась?! Тебя сюда звали?!
- Антон! – прикрикнул на него Олег, умоляюще глядя на Дашу.
- А что?! Пусть спать идет, раз уж ей даже место в доме выделили! – он бросил на девочку жгучий, полосовавший презрением взгляд. – Иди спать, кому говорят! – шикнул он на нее.
И тут Даша словно очнулась. Стало стыдно и очень обидно. Она попятилась, дрожащими ножками делая неуверенные шажки назад, полными слез и отчаяния глазами глядя на двух, находящихся на грани мужчин, один из которых ее любил, а другой ненавидел, наткнулась на косяк, ушиблась, но не проронила ни слова.
В висках стучала кровь, из груди рвалось сердце, а перед глазами... его перекошенное от ярости лицо.
- Дашенька, иди в кроватку, - ласково попросил Олег, стараясь успокоиться, и ласково глядя на девочку.
Но, глядя на ее трясущийся от невыплаканных рыданий подбородок, успокоиться он не мог.
Даша вдруг подскочила, сделала резкое движение и, повернувшись к ним спиной, бросилась к себе.
Проводив ее худенькую фигурку затравленным взглядом, Олег посмотрел на Антона со злостью.
- Посмотри, что ты наделал! – закричал он на сына.
- Что?! – искренне изумился тот.
- Тебе вообще не стыдно, что ли?! – кричал профессор Вересов, глядя на сына расширившимися глазами.
- Мне не может быть стыдно! – огрызнулся тот и повернулся к отцу спиной, уперевшись руками о стол. – Она сама виновата, - пробормотал он словно из последних сил. – Какого черта она подслушивала!?
- Она ребенок, Антон...
- И что с того?! – раздраженно вскричал парень. – Я тоже был ребенком, меня разве можно было застать ночью подслушивающим твои разговоры?!
Олег замер на мгновение. В висках билась одна-единственная мысль.
Его Дашеньку обидели. Обидел его сын. Невольно, может быть, случайно, эмоционально сорвался, но все же...
Это разве умаляет его вину перед ней?!
- Не нужно сравнивать, - прошептал Олег, садясь в кресло. – У вас было слишком разное детство.
Антон демонстративно вскинул вверх руки.
- Вот только не нужно мне этих слезливых рассказов о том, как плохо ей жилось! Избавь меня от этого!
Олег поджал губы, схватившись за голову. Разговаривать больше он не мог.
- Иди спать, - сказал он тихо, отрешенным взглядом глядя в сторону.
Антона застыл. В груди, режа его ножом, теснилось чувство вины, болью отдаваясь во всем теле.
- Она, действительно, того стоит? – тихо спросил он, изумленно глядя на отца.
Но тот ничего ему не ответил, по-прежнему пронзая взглядом пространство.
И Антон, борясь с собой и диким желанием остаться, успокоить отца, обнять его за плечи, сжал руки в кулаки и стремительно покинул кабинет профессора.
А Олег еще долго, закрыв глаза, сидел в кресле с безумным вихрем острых, как иглы, мыслей, которые лезли в голову, надоедливо и досадно жужжа в ушах. И лишь когда часы показали половину четвертого утра, он, немного успокоившись и взяв себя в руки, намереваясь проверить состояние Даши, решительно направился в сторону ее комнаты, и покинул свой кабинет.
Осторожно ступая по мягкому ковру, медленно приоткрыл дверь в комнату Даши и заглянул внутрь.
В груди что-то замерло, застыло, взорвалось. Олег насторожился, глядя на темноту немой комнаты.
Он бросил быстрый взгляд на светильник.
Свет не горел. Даша не спит?..
Сердце забилось сильнее и отчаяннее.
Олег сделал несколько нетвердых шагов вперед, остановился на мгновение, словно сбив дыхание, осторожно, неуверенно подошел к кровати и трясущимися руками потянул одеяло за край.
- Даша?.. – прошептал он сухими губами.
Руки вспотели, в горле встал горький, острый комок.
Он откинул одеяло в сторону, и то мгновенно обнажило пустую, немного помятую постель.
Даши в ней не было.
- Дашенька!.. – выдохнул мужчина едва слышно и, почувствовав, что ноги задрожали и больше не могут его держать, осел рядом с кроватью на пол, схватившись за голову.
...