Кейти:
02.06.12 11:15
» 8 глава 2 часть
Уважаемые читательницы, если эта история вас чем-то привлекает и вы следите за ее продолжением, хотелось бы вас попросить высказывать свое мнение о ней. Мне, как автору, важно это знать. Спасибо!
____________________
Она долго и настойчиво брела куда-то, наугад блуждая по полутемным переулкам, закутанным в шаль наступающего утра, и одиноким закоулкам, в которых хотелось спрятаться от всего мира. Спрятаться и плакать, лелея в груди горькую обиду и рваную боль, что засела внутри занозой.
Она никому в этом мире не нужна.
Юрке была нужна. И отцу. Но они оставили ее.
Думала, что нужна дяде Олегу... И, наверное, действительно, была ему нужна, раз он так отчаянно защищал ее перед сыном. Но... его сын. Этот... Антон! Он был против ее нахождения в их доме.
Если раньше она просто чувствовала это нутром, кожей ощущая удушающий яд его ненависти, только догадываясь об его чувствах, то сегодня она осознала это совершенно отчетливо.
Он сам сказал ей об этом. Открыто и прямо заявил, пронзая обвиняющим, ненавидящим взглядом.
Она уже видела такие взгляды, у Алексея, у матери... и могла понять, что они означали. Жгучую ненависть, острую злость и прожженную ярость. К ней.
Она просто знала, что не нужна. Алексею не была нужна, матери не нужна, и сыну дяди Олега тоже не нужна... Она лишь знала, что дядя
И она убегала, от этих острых взглядов, от болезненной обиды, проникновенного разочарования и злостного осуждения. Она убегала, хотя и понятия не имела, куда ей бежать. Что у нее есть? Куда ей идти?
Другой город, чужой и безразличный, одинокий, хотя и полный до краев. Москва.
Утро было холодным, и Даша, втянув плечи и застегнув кофточку на все пуговицы, упрямо шла вперед.
Сотни мыслей-мошек рвались в ее мозг, почти разрывая его на части. Она вспоминала, как однажды точно так же брела уже по одиноким, равнодушным и пустым улицам своего родного города.
Она уже убегала один раз. От Алексея. И тогда у нее в груди билось лишь единственное желание – убежать, скрыться, исчезнуть. Только бы он ее не нашел!
А сейчас... Едва передвигая замерзшие ноги, скованная страхом и холодом, Даша думала о том, что она зря убежала. Но возвращаться назад, хотя очень сильно и хотелось, было стыдно. И она, низко опустив голову, поплелась дальше, одинокой фигуркой мелькая в полутьме наступающего утра.
Воспоминания атаковали, наседая на уголки памяти. Вынуждали вспоминать и дрожать от страха.
После смерти Юрки все как-то резко изменилось. Алексей запретил Даше ходить на площадь, не разрешал выходить из дома, больше кричал на нее по пустякам. Он мог сорваться совершенно неожиданно и наорать на девочку просто из-за того, что она попалась ему на глаза. А в середине апреля он вдруг заявил, что они переезжают. Даша противилась, мотала головой, сопротивлялась, и уезжать не хотела.
Хоть она и уговаривала себя не верить и не надеяться на чудо, но внутри горел маленький огонек надежды на то, что дядя Олег может приехать за ней. Она уговаривала себя, ругала, утверждала, что это невозможно, но... все равно ждала и верила. Он вернется, а ее нет на месте. Он же тогда точно уедет! Обидится и уедет назад в Москву. И она больше никогда его не увидит. Что она тогда будет делать? Одна!
И накануне предполагаемого отъезда Даша решилась на побег. Собрала вещи, Юркин подарок на день рождения, который нашла после его смерти под кроватью, немного хлеба и сала, подхватила подмышки Сан Саныча и, когда в доме все затихло, выскочила на улицу с твердым намерением не возвращаться.
Но Алексей нашел ее. Под мостом, где она надеялась от него скрыться. Наверное, ей не следовало его злить. Ведь, когда он ее нашел и насильно привел в дом, наказал за содеянное очень жестко. Избил до такого состояния, что она долго сидеть не могла, не содрогаясь от боли.
На следующий день они уехали, повесив большой увесистый замок на дверь и заколотив окна досками.
Даша не плакала, когда провожала глазами ставший тюрьмой дом, наверное, выплакала уже все слезы, но с грустью, с горечью и обидой смотрела на отдаляющиеся от нее дома соседей. Она не знала, что ждет ее дальше, ей было страшно, но она так и не показала Алексею свой страх.
Они поселились в обшарпанном, почти заброшенном деревянном бараке. Даше отчаянно не нравилось это место, но противиться она не смела, боясь быть наказанной. Убежать она тоже не могла. Да и шанса на побег у нее так и не представилось. Сожитель матери следил почти за каждым ее шагом, в то время как мать, вообще не обращала на нее внимания, словно забыв о том, что у нее есть дочь. И если раньше Даша испытывала к ней жалость, то сейчас, после того, как она не проронила ни слезинки на похоронах сына, девочка стала ее презирать. Она не знала, что это чувство является презрением, но просто смотрела на нее, как на абсолютное ничто, недостойное быть рядом с ней, и отворачивалась от женщины каждый раз, когда ее видела. Она не могла смотреть на человека, который помог Алексею забрать у нее Юрку.
А Алексей внезапно стал за Дашей очень пристально наблюдать, оценивающим взглядом пробегая по тощей фигурке, иногда даже не скрывая своего интереса, и всегда словно над чем-то раздумывал.
Даша не знала, что он затеял, лишь однажды в его разговоре с матерью мелькнула фраза о том, что «Даша поможет им разбогатеть», но девочка тогда не придала ей особого значения, предполагая, что ее вновь отправят на площадь побираться. Но она ошиблась.
Однажды Алексей пришел домой не один, а со странным мужчиной в дорогом черном костюме, с небольшим чемоданчиком. Ей не понравились его темные вьющиеся волосы и сальный, противный взгляд маленьких, как у поросенка, глазок. Даша не знала, кто он такой, и какие дела могут связывать этого богато одетого мужчину с Алексеем, но знала точно, что он ей не понравился.
Он очень пристально ее разглядывал, приподнимал подбородок, осматривал волосы, наклоняя голову вниз и больно дергая за косичку, заглядывал в уши и в рот, рассматривая зубы. А потом широко улыбнулся, покачав головой, и, что-то сказав Алексею, ушел. На прощание бросив на Дашу еще один сальный взгляд.
В тот же вечер Алексей сообщил Даше, что вскоре она переедет жить к другим людям.
Она не рискнула спросить его, куда именно, ей было все равно, главное – подальше от него.
Только бы не к тому ужасному мужчине, что приходил к ним домой, но в этом Даша уверена не была.
Забравшись в угол своей комнаты, она сидела там, так и не проронив ни слова, и глядя на дверь, готовясь к тому, что та вот-вот отворится и войдет Алексей, прокричит ей, чтобы она собиралась.
Но он не приходил. И тот ужасный мужчина тоже не приходил.
А через два дня, когда она боялась даже собственного частого дыхания, за ней пришел дядя Олег.
Он забрал ее с собой в Москву и поселил в своем доме, выделив ей отдельную комнату.
Ей там нравилось. Там было чисто и уютно. Там на нее не ругались и не кричали. Она была бы рада там остаться навсегда, хотя и не верила в подобное счастье для себя. И этой ночью все изменилось.
Теперь она убежала и от Олега тоже, как когда-то убежала от Алексея.
Она так хотела вернуться! Но было стыдно.
Девочка повернулась назад, осмотревшись по сторонам, и поняла, что не знает, куда идти. Потерялась!
Она остановилась посреди темной пустынной дороги с застывшими в глазах слезами.
Что ей теперь делать? Она совсем не знает этот чужой, незнакомый город. Здесь все чужое! Кажется, даже солнце встает по-другому, не так, как в Калининграде. И переулки, углы другие, улицы другие.
А вот люди такие же, как и дома. Везде они одинаковые. Она поняла это еще тогда, когда они с дядей Олегом гуляли по городу. Он тогда покупал ей мороженое и шарики, катал на каруселях и водил ее на Поклонную гору смотреть на фонтаны. Даша видела, что люди, которых они встречали по дороге, смотрели на нее иначе. Но это лишь оттого, догадывалась девочка, что она была одета опрятно, на ней было красивое голубое платье, которое ей купил дядя Олег, и волосы ее были аккуратно заплетены в косичку Тамарой Ивановной. А платье ей очень нравилось, и жаль, что его пришлось оставить. Как и все остальные вещи, которые успел купить ей дядя Олег, купить совершенно бескорыстно, так ничего и не потребовав взамен.
Убегая из квартиры, Даша взяла с собой только свое.
Когда она, заливаясь слезами, вбежала в комнату и бросилась к кровати, спрятавшись за изголовьем и боясь, что к ней сейчас придут, чтобы накричать и отругать за то, что она подслушала, она еще не думала о том, что уйдет. Она, зажав кулаком рот, рыдала про себя, обиженная и уязвленная, ожидая прихода дяди Олега или его сына. Но потом, через некоторое время, она решилась.
Дрожащими руками натянула на себя старую кофточку и порванные на коленях штанишки и бросилась к двери. Осторожно приоткрыв ее, выглянула в коридор и прислушалась. В кабинете дядя Олега голоса стихли уже давно, наверное, отец и сын отправились спать. Девочка, не медля, выбралась из комнаты и быстрыми шажками двинулась к входной двери. Оглядываясь на дверь кабинета дяди Олега, где сквозь щелку пробивалась полоска света, Даша обулась и, привстав на носочки, потянулась к дверному замку. Сняла цепочку, осторожно отвела щеколду и скользнула в безлюдную и холодную темноту лестничной клетки, в объятья пустоте и страху.
На лифте ехать не рискнула, на первый этаж спустилась пешком, перескакивая через две, а то и через три ступеньки, и все время боязливо оглядывалась назад, опасаясь, что ее отсутствие обнаружат. А когда выскочила из подъезда в немое и покрытое дымкой полудремы утро, бросилась бежать, сама не зная, куда бежит. И бежала так, пока не сбила дыхание. Остановилась, слушая грохочущее в ушах сердце, оглянулась, проверяя, нет ли за ней погони, а потом... Потом она вдруг заплакала.
Это был незнакомый двор, незнакомая детская площадка, погруженная в предрассветную полуночную дымку, незнакомая местность. Это был не ее город, который она знала достаточно хорошо. Это был чужой, пустой, равнодушный город, который она не знала совсем. От безысходности и страха, она застонала.
Смахнув со щек слезы, присела на лавочку и низко опустила голову.
Что ей теперь делать? Куда идти? Может быть, она зря убежала и стоит вернуться?
Нет, нет... нельзя. Ее там не ждут, ей там не рады.
Губы задрожали, подбородок затрясся, слезы вновь брызнули из глаз. Холод коснулся ее тела, но Даша не обращала на него внимания, погруженная в свои переживания.
Она просидела на лавочке до тех пор, пока не услышала позади себя негромкие голоса приближающихся к ней людей. Женские голоса, насколько она могла судить.
Испуганно вскинув голову, Даша вскочила со своего места и кинулась прочь, оглядываясь назад и видя лишь нечеткие, расплывчатые очертания чьих-то фигур.
Она бежала, стуча каблучками купленных дядей Олегом сандалий, и их стук раздавался эхом в предрассветной темноте майского утра.
Позади нее мелькали многочисленные дома и переулочки, а улица, казалось, тянулась бесконечно.
Наконец, устав бежать, она завернула за кирпичную пристройку какого-то дома и, прижавшись спиной к стене, закрыла глаза.
Что ей теперь делать? Как быть? Куда она пойдет? Вдруг ее найдут и отведут назад, к Алексею?!
Испуганно вздрогнув, Даша раскрыла глаза, выглянула из-за угла своего укрытия и скрылась за ним вновь, опасаясь быть увиденной.
Ей нельзя показываться на глаза людям. Если они ее увидят, то отправят к Алексею!
Она бросила быстрый взгляд на длинный переулок, светящийся мрачной темнотой, и, ни минуты не задумываясь, стремительно кинулась туда. Забившись в угол, поджав под себя ноги и наклонив голову вниз, касаясь подбородком поднятых коленей, Даша обняла себя за плечи.
Здесь ее никто не найдет. Никто не найдет...
Олег в это время не находил себе места от беспокойства. Он разбудил сына и Тамару Ивановну, как только обнаружил исчезновение Даши. И все вместе они теперь находились в гостиной, гадая, что делать.
Олег метался по комнате, заламывая руки и обезумевшими глазами глядя в пустоту. Тамара Ивановна, вытирая платочком выступавшие на глазах слезы, никак не могла остановить поток слез.
- Как же так получилось? – тихо шептала она. - Как же это произошло?..
А Антон, засунув руки в карманы наспех надетых джинсов, стоял у окна, с непроницаемым лицом глядя на просыпающийся город. Напряженно застыв, он тоже волновался, хоть и не подавал виду.
Олег не мог успокоиться и, словно тигр в клетке, метался из стороны в сторону, то подходя к окну, то садясь в кресло, то вновь рассекая пространство комнаты резким движением.
Тамара Ивановна протягивала ему стакан с валерианой, но он отмахивался от нее и морщился.
Отчаянно заломив руки, он бросился к сыну.
- Это из-за тебя! – кричал мужчина, тыкая в Антона пальцем. – Из-за тебя она убежала!
- Успокойся, пап!.. – проговорил тот, повернувшись к отцу лицом.
- Ты виноват, ты!.. – не успокаивался Олег. - Куда она пойдет? Куда денется?! Она же здесь ничего не знает! Совсем ничего, ты понимаешь?! Это в Калининграде она знала, что и как, а здесь, в Москве... – голос его сорвался. – Куда она пойдет? Ночью, одна!? Антон!
- Что?! – огрызнулся молодой человек и, ставшей вмиг холодной рукой, провел по темным волосам. – Я не виноват в том, что она сбежала, - сказал он нервно, - не вешай на меня, пожалуйста, еще и это!
- Ты накричал на нее... – бессильно выдохнул Олег, опустив руки.
- И что? Я не виноват, что у нее оказалась слабая психика!
- Антон!
- Что ты заладил, Антон и Антон! – раздраженно воскликнул парень, отходя от окна и вновь засунув руки в карманы джинсов. - Почти девятнадцать лет уже я Антон!
В глазах Олега блеснули слезы, он сглотнул острый комок, образовавшийся в горле.
- Что делать?.. - обреченно пробормотал Вересов-старший. – Что нам делать? – спросил он, обращаясь к сыну. - Где ее искать, Антон?!
Молодой человек нервно выдохнул.
- Откуда я знаю, где ее искать?! Я тебе не сыщик! – он чертыхнулся сквозь зубы, а потом вдруг сдался. - Давай позвоним в милицию, если хочешь, - предложил он, участливо глядя на отца.
- И что они мне скажут?! - возмущенно вскричал мужчина. - Обратитесь к нам через сорок восемь часов?!
Антон нервно запустил пятерню в волосы, негромко выругался и, втянув в себя воздух, поднял голову к потолку. Закрыл глаза и выпрямился.
Отец был прав, черт возьми. Не станут они искать девчонку. Не нужно им это
Не хотелось ему этого признавать, но он тоже неожиданно для себя беспокоился за нее. Где-то в глубине души трепетно забилась совесть, а жалость к этой девочке давила на все каналы его сердца.
Одна, в чужом, огромном городе, ночью. Черт! Отец прав, что с ней может стать, одному Богу известно.
Чертыхнувшись в голос, Антон посмотрел на отца.
Тот уже сидел в кресле и, схватившись за голову, раскачивался из стороны в сторону, все время что-то повторяя себе под нос.
Убивается. Из-за нее. Этой никому не известной девчонки. Черт, что за ***?!
Антон не мог смотреть на это без боли в сердце.
- Пап... – позвал он его, но мужчина не откликнулся, словно обращались не к нему. – Пап! – подошел Антон к отцу и тронул его за плечо. – Перестань ты убиваться, а!? Найдется она, куда денется?..
- Ты не понимаешь, ты не понимаешь, - пробормотал он, так и не взглянув на сына. – Я опять ее одну оставил... опять одну, понимаешь?.. Как она без меня?..
Антон зарычал, со свистом втянул воздух и наклонился к Олегу.
Отец не успокоится, пока эта девчонка не окажется рядом с ним. Он будет убиваться до тех пор, пока она не найдется и не будет в безопасности. Черт побери все на свете!
Хотелось закричать, хотелось рвать и метать, крушить все на свете. Руки так и чесались, чтобы кому-нибудь врезать, и парень жестко сжал ладони в кулаки.
Он не хотел этого. Точнее,
этого он не хотел никогда, и ни за что не сделал бы этого...
Но, глядя на почти обезумевшего от горя отца... Он не мог поступить иначе. Просто не мог.
- Пап, перестань, - сказал он, сжимая плечо отца. – Найду я ее! – наклонился над ним и заставил смотреть себе в глаза. – Найду я твою девчонку, слышишь?! – уверенно выдавил он. - Найду!
- Правда? – едва слышно, пересохшими от отчаяния губами прошептал Олег.
Антон поморщился, сведя брови, стиснул зубы.
- Найду! – клятвенно пообещал он и, стремительно обняв отца, двинулся к двери.
Не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице вниз и стремительно выскочил из подъезда, глотнув свежий утренний воздух мая. Забираясь в салон автомобиля, он еще думал о том, какого черта это делает, - отправляется на поиски девчонки, из-за которой вся его жизнь стала рушиться!? Не лучше ли было послать все к черту и плюнуть на это дело?! Ну, действительно, какая ему разница, что с ней станет!? Кто она ему? А его отцу – кто?! Но перед глазами, как картинки из самого страшного в его жизни кошмара стояло обезображенное болью и отчаянием лицо отца.
Антон выругался себе под нос, сжимая руль до посинения пальцев. Обещал, значит, выполнит обещание, черт побери! Чего бы ему это не стоило. Землю будет рыть, но найдет ее. Найдет и вернет отцу.
Плевать, как он относится к ней, плевать на то, что она отнимает у него отца, она, прежде всего, – ребенок. А одному ребенку не место на ночных, одиноких и опасных улицах Москвы.
Вжимая педаль газа в пол, он не думал о том, что может бросить ее поиски, поддавшись минутной слабости и едкому эгоизму, он думал лишь о том, где она может скрываться, и как далеко могла уйти.
Уже солнце стало освещать спящий город, выпуская его из объятий ночи, а Антон все еще колесил по дворам и переулкам в бесплотной попытке отыскать след Даши.
И это занятие стало его бесить.
Какого черта он носится за этой девчонкой?! Сдалась же она отцу!
Вновь и вновь чертыхаясь в голос, грубо и не щадя собственных ушей, Антон тем не менее не повернул назад, по второму кругу проезжая по уже изученной местности.
Ее нигде не было видно. Не могла же она так далеко уйти! Не могла, черт возьми!
Куда она могла деться, куда ушла?..
Мысли кружились в его голове, судорожно сжимая мозг плотным кольцом. Чертыхаясь, он остановился и выбрался из машины, отчаянно хлопнув дверцей. Выругавшись, пнул землю ногой, завел руки за голову, откинувшись назад, нервно рванул волосы на себя. Снова выругался, оборачиваясь к автомобилю.
Черт, да где же она может быть?!
Антон осмотрелся по сторонам. Куда забрался в своих бесплотных поисках?.. Черт, соседний двор?!
- Чтоб тебя... - тихо сказал он, бросив быстрый, мимолетный взгляд в сторону гаражей.
И вдруг замер.
Какое-то движение из темноты привлекло его внимание. Он насторожился, прислушался, прищурился, внимательно разглядывая легкое движение в полутьме, а затем решительно двинулся вперед сначала медленными, а вскоре быстрыми спешащими шагами. И застыл, как вкопанный.
Неужели?.. Не может этого быть!
Поток неяркого утреннего света мгновенно выхватил из темноты переулка худенькую девичью фигурку, сжавшуюся в углу и смотрящую прямо на него.
Ему показалось, что он сейчас задохнется от избытка чувств. Облегчение, радость, сожаление, мгновенная вспышка злости и ее угасание при виде дрожащего девичьего подбородка.
Даже воздуха вдруг стало не хватать, и Антон, приоткрыв рот в попытке насытиться, тяжело задышал.
Сердце оглушающее билось в груди.
Он не верил тому, что видел.
Девочка. Та самая, которую он искал. Забившись в угол, она смотрела на него, как загнанный зверек.
Сглотнув, он сделал неуверенный шаг вперед.
- Иди сюда, - проговорил он тихо, но настойчиво.
Она отчаянно замотала головой и лишь сильнее вжалась в кирпичную стену.
- Иди ко мне, - повторил Антон, двигаясь к ней, и с ужасом наблюдал за тем, как она стала шарить руками по стене и двигаться вдоль нее, словно в бесплотной попытке спастись. – Не бойся, - шепотом выдавил Антон из себя. – Не бойся меня, я тебя не обижу...
Но она не верила ему, и он это видел. В ее глазах светилось пламя. Яркое, пылающее, ослепляющее.
- Даша... – проговорил он, не отступая и двигаясь к ней. – Тебя ведь Даша зовут?.. Иди ко мне.
Она ничего ему не ответила, а лишь, не отводя от него испуганного взгляда, внимательно следила за его неотвратимым приближением и дрожала, продолжая шарить руками по стене.
Антон подошел к ней еще на несколько шагов и застыл. Протянул к ней руки, с удивлением заметив, что она, если будет нужно, станет вырываться. На ее лице был написан немой, но решительной протест.
Она будет бороться. Будет биться до конца, но не сдастся. Это поразило его.
Почему она так боится? Почему бежит? Смотрит на него с опаской, со страхом.
И эти глаза!.. О Боже, эти черные, как смоль, глаза, они словно прожигали его насквозь.
И губы дрожат... Словно силится что-то сказать, но не может.
Антон попытался коснуться ее рукой и схватить за локоть, но девочка резко оттолкнулась и отскочила в сторону, воспротивившись захвату.
Антон напрягся, осознав, что действовать нужно осторожно и расчетливо.
И когда она хотела сделать решительный рывок вперед, чтобы проскользнуть под его руками, Антон стремительно вытянул руки вперед и поймал ее маленькое худенькое тельце в свои объятья.
Она стала вырываться, отчаянно, рьяно, резко. Ударила его по спине, затем по груди, забилась в его руках, залепила острую пощечину, но Антон не отпустил ее и тогда.
- Тихо, тихо, - проговорил он ей в ухо. – Успокойся, здесь тебя никто не обидит. Тише, девочка...
Она продолжала вырываться, билась, отталкивала его от себя, не кричала, не умоляла. Она по-прежнему не проронила ни слова. А Антон продолжал удерживать маленькое тельце в своих руках и шептать ей в волосы какую-то чушь.
Может, подействовали его успокаивающие слова, может быть, его уверенный и решительный голос, а может быть, она поняла, что он ее не отпустит, но Даша вдруг затихла, перестала вырываться, застыла в его руках тряпичной куклой. Повисла на нем, обнимая за плечи, и уткнулась мокрым лицом в грудь.
- Успокоилась? – напрямую спросил он ее и, заглянув в черные, как ночь, глаза заметил в них немой укор. – Тогда пошли в машину, - встав с земли, опустил ее, и потянул за руку, не отпуская.
Он злился на себя за то, что поддался порыву. Какого черта ему нужно было ее успокаивать, обнимать!?
Черт, действительно, как заботливый старший братец!
Антона передернуло от этой мысли. Ему нужно было плюнуть на нее. Но как он мог, когда она выглядела такой... запуганной, загнанной, испуганной?!
И в этот самый момент он понял, почему отец так печется о ней. Ему ее жаль.
Антон потянул Дашу к своей машине. А когда они уже оказались в салоне, он, пристегнув Дашу ремнем безопасности, тронулся с места, и посмотрел на нее остро и грубо выдал:
- Больше так никогда не делай, поняла?
Она, понурив голову, ничего не ответила.
- Ты хоть думала, что творишь, а?! – продолжил Антон. – Это тебе не Калининград, это Москва, деточка! Здесь убить могут просто так, не спрашивая ни о чем, - Даша молчала, напряженно сжав губы, и так и не проронив ни слова. – Ты что, немая? – разозлился парень. – Все молчишь и молчишь!
- Я не немая, - ответила девочка себе под нос, так и не посмотрев на него.
- Очень этому рад, - отрезал молодой человек и уставился на дорогу.
Она все же посмотрела на него. Волком, исподлобья, насупившись и поджав губы. Бросила на него острый взгляд черных, как деготь, глаз, и выдавила сквозь зубы:
- Ты плохой.
- Да? – сухо осведомился Антон, презрительно взглянув на нее. – Думаешь, мне не все равно?
Она нахмурилась, темнее бровки сошлись на переносице.
- Плохой, - повторила она более уверенно и отвернулась к окну, поджав губы.
- Переживу! – коротко бросил Антон. – Это отец печется о том, что с тобой, и что ты о нем думаешь. Мне же плевать на это, думай, что хочешь, - стиснув зубы и сильнее вцепившись в руль, Антон качнул головой: - К нему же в будущем проявляй уважение. Лишь благодаря отцу, ты находишься здесь.
Даша нахмурилась, поджала губы, так ничего и не ответив, и, послав молодому человеку вызывающий взгляд из-под опушенных ресниц, отвернулась к окну и угрюмо уставилась в темноту предутреннего города, светящегося тысячами огней.
Больше они с Антоном не обмолвились друг с другом и словом.
...