Джулия Куин "Мистер Кэвендиш, я полагаю.."

 » Глава 21

Глава 21 (перевод Spate, бета Ilona)

В это время года солнце заходит достаточно поздно, а поскольку миссис Одли придерживалась сельского расписания, Амелия направилась в сторону беседки уже после ужина. Она обратила внимание, что никто не заметил ее ухода. Отец вернулся в свою комнату сразу же после трапезы; его мысли все еще витали вокруг предложения, сделанного Джеком Грейс. Вдова даже не удосужилась спуститься вниз.
После ужина миссис Одли пригласила Амелию присоединиться к ней, Джеку и Грейс в гостиной, но девушка отказалась. Она уже провела целый час на одном и том же месте в компании одних и тех же людей, и главной темой разговора были подвиги юного Джека. Конечно, все это было увлекательно. Но все же в большей степени для того, кто был влюблен в Джека, а она не была. Никто не удивился, когда она пожаловалась на усталость и сказала, что поднимется к себе и почитает.
Она взяла книгу из маленькой библиотеки, зашла в свою комнату, на минутку прилегла на постель, чтобы создать видимость естественного беспорядка, а затем украдкой выскользнула наружу. Если Грейс вернется, пока ее не будет, – что казалось сомнительным, так как девушка ловила каждое слово миссис Одли, – все будет выглядеть так, словно Амелия просто ненадолго вышла из спальни. В библиотеку, за другой книгой. Ну, или чтобы найти, чем перекусить. Не было ни одной причины, по которой кто-либо мог бы догадаться, что она собирается встретиться с Томасом. Все, конечно, проявили любопытство относительно его местопребывания, но каждый понимал, что молодому человеку требуется время побыть одному.
Когда она направилась в сторону беседки, солнце опустилось почти до линии горизонта, и весь окружающий мир начал готовиться к сумеркам, – краски потускнели, тени начали вытеснять свет. Она убеждала себя, что эта их встреча ничего не значит; что она просто окажет ему услугу, забрав его письмо, чтобы незаметно оставить конверт на столе в холле и позже вместе со всеми выразить удивление. И, вероятно, это действительно мелочь. Она не собиралась снова набрасываться на него; в своей последней страстной попытке она испила столь большую чашу унижения, что этого хватило бы на всю ее жизнь. И Томас ни единым жестом не дал ей понять, что хочет продолжения их романа. Не теперь, когда он потерял Уиндхэм.
Он был чертовски горд. Она пришла к выводу, что это следствие его образа жизни, – образа жизни одного из двадцати самых могущественных людей в стране. Она могла бы вырвать свое сердце из груди и подарить ему, могла бы сказать, что будет любить его до последнего вздоха, и он все равно откажется от нее.
Ради ее же блага.
В этом и заключался весь ужас. Он сказал бы, что это для ее же блага, что она достойна лучшего.
Как будто для нее когда-либо имели значение его титул и богатство! Если бы все это произошло в прошлом месяце, до того их разговора, до их поцелуя.
Она бы не страдала.
О, она почувствовала бы себя сконфуженной, вернувшись в Лондон. Но, наверняка, нашлись бы многие, заявившие, что она счастливо отделалась, поскольку не вышла за него замуж до того, как он потерял титул. И она знала себе цену. Она была достаточно привлекательна, умна (но – спасибо тебе, мама – не слишком умна), хорошо обеспечена, и она была дочерью графа. Она не задержалась бы на ярмарке невест.
Все это было бы вполне реально, если бы она не влюбилась в него.
В него. Не в титул, не в замок. В него самого.
Но он никогда не поймет этого.
Она обхватила себя руками, спасаясь от вечерней прохлады, и торопливо пересекла лужайку. Она сделала большой круг, опасаясь, что кто-нибудь может заметить ее из окна гостиной. Ей пришла в голову мысль, что она научилась мастерски красться вокруг этого дома.
В этом было что-то забавное.
Или, на худой конец, ироничное.
А возможно, просто грустное.
Беседка была уже близко, в сумеречном свете были видны ее белые очертания. Еще минута, и она…
– Амелия.
– Ой! – от неожиданности она даже подпрыгнула. – Святые небеса, Томас, ты напугал меня.
Он криво улыбнулся.
– Ты не ждала меня?
– Не здесь. – До беседки все еще было достаточно много ярдов.
– Мои извинения. Я увидел тебя, и мне показалось невежливым не дать тебе знать, что я рядом.
– Нет, конечно, я только… – Она перевела дыхание и прижала руку к груди. – Мое сердце все еще не может успокоиться.
На какое-то мгновение воцарилась тишина, затем она продлилась еще на один миг.
И еще на один.
Это было ужасно. Она чувствовала пустоту и неловкость, и все те эмоции, что, казалось, уже давно остались позади, в прошлом, до того, как она узнала его настоящего. В том прошлом, когда он был герцогом, а она – его счастливой невестой. И им нечего было сказать друг другу.
– Вот, возьми, пожалуйста. – Он протянул ей клочок бумаги, сложенный и заклеенный воском. Затем он отдал ей свое кольцо с печаткой. – Я собирался запечатать его, – сказал он, – но затем подумал…
Она взглянула на кольцо, украшенное гербом Уиндхэмов.
– Это так нелепо и странно.
– Чертовски верно.
Она коснулась пальцами воска. Там, где должна была быть вмятина от печати, было гладко и пусто. Она подняла глаза и попыталась улыбнуться.
– Возможно, я подарю тебе еще. На твой день рождения.
– Новое кольцо?
О Боже, все вышло совсем неправильно.
– Нет, конечно, нет. – Она смущенно прочистила горло и пробормотала: – Это было бы слишком бесцеремонно.
Он подождал, затем слегка наклонил голову, чтобы дать понять, что все еще ждет от нее объяснения, что же она имела в виду.
– Печать. Для сургуча, – пояснила она, ненавидя интонации собственного голоса. Всего три слова, но они звучали так жалко. Так глупо и нервно. – Тебе все равно нужна будет печать для писем.
Он казался заинтригованным.
– А какой рисунок ты выберешь?
– Я не знаю. – Она снова взглянула на кольцо, затем для сохранности положила его в карман. – У тебя есть девиз?
Он покачал головой.
– А ты хочешь?
– Ты хочешь придумать мне девиз?
Она прыснула:
– О, не искушай меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу сказать, что могу придумать что-нибудь более умное, чем «Mors œrumnarum requies».
Он приподнял бровь в попытке перевести услышанное.
– Смерть – это отдых от бед, – просветила она его.
Он засмеялся.
– Это геральдический девиз Уиллоуби, – добавила она, закатывая глаза, – со времен Плантагенетов.
– Мои сожаления.
– С другой стороны, мы доживаем до глубокой старости.
Довольная собой, она продолжила:
– Уверена, страдая при этом от артрита, одышки, хромоты.
– Не забудь еще про подагру.
– Там мило с твоей стороны напомнить мне об этом. – Она снова закатила глаза, а затем взглянула на него с любопытством. – Какой девиз у Кэвендишей?
– Sola nobilitus virtas.
– Sola nobili – она сдалась. – Моя латынь сильно хромает.
– Добродетель – единственное достоинство.
– Ох, – вздрогнула она, – как это нелепо.
– Да, не так ли?
Она не нашлась, что ответить. Очевидно, он тоже не знал, что сказать. Она неловко улыбнулась.
– Ладно. Хорошо. – Помахала письмом. – Я позабочусь об этом.
– Спасибо.
– Тогда, до свидания.
– До свидания.
Она повернулась, чтобы уйти, затем остановилась и обернулась назад, приподняв письмо до уровня плеч.
– Как я понимаю, ты не планируешь присоединиться к нам в Кловерхилле?
– Нет. Вряд ли из меня получится хороший собеседник.
Она коротко кивнула ему в ответ, ее губы выдавили неловкую, сдержанную улыбку. Рука с письмом опустилась, она понимала, что должна уйти. И даже попыталась, она действительно уже почти сделала шаг, по крайней мере, думала о том, чтобы его сделать, как вдруг...
– Там все написано, – сказал он.
– Прошу прощения? – Она даже слегка задержала дыхание, но, кажется, он не заметил.
– В письме, – пояснил он. – Я изложил свои намерения. Для Джека.
– Конечно, – кивнула она, стараясь не думать, насколько отрывистым получилось движение. – Уверена, ты все охватил.
– Добросовестен во всем, – буркнул он.
– Твой новый девиз? – она задержала дыхание, радуясь, что нашла новую тему для разговора. Она не хотела прощаться. Если она уйдет, это будет конец, разве не так?
Он вежливо улыбнулся и чуть кивнул.
– Буду с нетерпением ждать от тебя подарка.
– Тогда мы еще увидимся? – О, проклятье. Проклятье, проклятье, проклятье. Она не хотела, чтобы это прозвучало как вопрос. Это должно было быть утверждением, сухим и спокойным. И конечно, ей не следовало произносить это таким дрожащим, полным волнения и надежды голосом.
– Уверен в этом.
Она кивнула.
Он поклонился.
Они стояли все там же. И смотрели друг на друга.
И затем…
С ее губ…
Совершенно глупо…
– Я люблю тебя!
О Боже.
О Боже, о Боже, о Боже, о Боже. Как это вырвалось? Она не должна была говорить это. Это не должно было звучать так отчаянно. И ему не следовало смотреть на нее так, словно у нее вдруг выросли рожки. А ей не следовало дрожать, а следовало дышать и, – о великий Боже, – она сейчас заплачет, потому что она так несчастна...
Она вскинула руки. Сжала их. – Я должна идти!
Она побежала. О, проклятье, проклятье. Она обронила письмо.
Она кинулась назад.
– Прости. – Схватила конверт. И посмотрела на Томаса.
О, это была ошибка. Поскольку теперь она уже не могла молчать, словно ее рот вознамерился этим вечером превратить ее в полную идиотку. – Мне так жаль. Я не должна была говорить эти слова. Я не, ну, я не должна была. И я… я… – Она открыла рот, но ее горло сжалось, и она подумала, что уже не может больше дышать, но затем, наконец-то, с ужасающим трудом у нее вырвалось:
– Я действительно должна идти!
– Амелия, подожди, - он взял ее руки в свои.
Она застыла, в агонии прикрыв глаза.
– Ты…
– Мне не следовало говорить это, – выдавила она. Ей нужно было остановить его, не позволить сказать хоть что-нибудь. Потому что она знала, что он не сможет ответить ей словами любви, а все остальное только причинит нестерпимую боль.
– Амелия, ты…
– Нет, – крикнула она. – Не говори ничего. Пожалуйста, ты сделаешь только хуже. Прости меня. Я поставила тебя в ужасное положение, и…
– Остановись. – Он положил ладони ей на плечи, его прикосновение было уверенным и теплым, и ей так отчаянно захотелось прижаться щекой к его груди.
Но она не сделала этого.
– Амелия, – произнес он. У него был такой вид, словно он с трудом подбирает слова. Что само по себе было плохим знаком. Ведь если бы он любил ее... если бы хотел дать ей понять это… разве бы он не нашел, что сказать?
– Это был очень необычный день, – сбивчиво заговорил он. – И … – Он прочистил горло. – Многое произошло, и ничего удивительного, что ты решила, что…
– Ты думаешь, я пришла к этому умозаключению в этот полдень?
– Я не…
Но она уже не могла выносить его снисходительное обращение.
– Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему я так отчаянно возражала против брака с мистером Одли?
– Вообще-то, – произнес он довольно спокойно, – ты тогда не так уж много и сказала.
– Потому что я была ошеломлена! Ошарашена! Что бы ты сам почувствовал, если бы твой отец решил соединить тебя браком с человеком, которого ты до этого в глаза не видел, а твой жених, с которым, казалось, ты наконец-то наладил дружеские отношения, передумал и тоже присоединился к этому требованию?
– Это было сделано только ради твоей пользы, Амелия.
– Нет, вовсе нет! – Она вырвалась из его рук, ее голос звучал резко, она почти кричала. – Неужели мне пошел бы на пользу брак с человеком, который влюблен в Грейс Эверсли? Я только-только перестала думать, что избежала подобного с тобой!
Наступившая тишина была ужасной.
Она не сказала это. Пожалуйста, пожалуйста, она этого не произносила.
Его лицо дрогнуло в удивлении.
– Ты думала, что я влюблен в Грейс?
– Безусловно, она знает тебя лучше, чем я, – прошептала она.
– Нет, я не – я имею в виду, я не исключал…
– Не исключал чего?
– Ничего. – Но он выглядел виноватым. Из-за чего-то.
– Скажи мне.
– Амелия…
– Скажи мне!
Должно быть, она выглядела как настоящая мегера, готовая вцепиться ему в горло, поскольку он отпрянул со словами:
– Я попросил ее выйти за меня замуж.
– Что?
– Это ничего не значит.
– Ты сделал предложение и это ничего не значит?
– Все не совсем так, как кажется.
– Когда ты сделал это?
– Перед отъездом в Ирландию, – признался он.
– Перед тем, как мы… – ее рот непроизвольно раскрылся. – Ты был еще помолвлен со мной. Нельзя просить кого-то выйти за тебя замуж, когда ты помолвлен с другой.
Это было самое невероятное поведение, которое она только могла себе представить, и совершенно не в духе Томаса.
– Амелия…
– Нет. – Она покачала головой. Она не желала слышать его оправданий. – Как ты мог сделать это? Ты всегда поступаешь правильно. Всегда. Даже когда все рушится, ты всегда…
– Я не думал, что наша помолка будет еще в силе, – перебил он. – Я просто сказал ей, что если Одли окажется герцогом, нам, возможно, стоит попытаться сделать это, когда все закончится.
– Попытаться? – эхом отозвалась она.
– Я выразился немного иначе, – выдавил он.
– О, мой Бог.
– Амелия…
Она даже моргнула, пытаясь постичь сказанное.
– Но ты не собирался жениться на мне, – прошептала она.
– О чем ты?
Она наконец-то нашла в себе силы посмотреть ему прямо в лицо. Прямо в его глаза, и не важно, какими пронзительно синими они были.
– Ты заявил, что не женишься на мне, если потеряешь титул. Но ты готов был жениться на Грейс?
– Это не то же самое, – ответил он. Но весь его вид говорил о смущении.
– Почему? Как? В чем разница?
– Потому что ты заслуживаешь большего.
Ее глаза непроизвольно расширились.
– Мне кажется, ты только что оскорбил Грейс.
– Черт побери, – буркнул он и нервным жестом взлохматил себе волосы. – Ты искажаешь мои слова.
– Думаю, ты сам прекрасно справляешься с этой задачей и без моей помощи.
Он сделал глубокий вдох, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие.
– Всю свою жизнь ты готовилась стать женой герцога.
– Да какое это имеет значение?
– Какое значение? – На мгновение он даже потерял дар речи. – Ты понятия не имеешь, на что может стать похожей твоя жизнь, лишенная привычных связей и богатства.
– Но мне не нужно все это, – запротестовала она.
Он продолжил, словно и не слыша ее слов. – У меня ничего нет, Амелия. Ни денег, ни собственности…
– У тебя есть ты сам.
– Я даже не знаю, кто это, – в его голосе послышалась насмешливая ирония над самим собой.
– Я знаю, – прошептала она.
– Ты не объективна.
– Ты не справедлив.
– Амелия, ты…
– Нет, – сердито перебила она его. – Не желаю это слушать. Не могу поверить, что ты можешь так оскорбить меня.
– Оскорбить?
– Неужели я такой изнеженный оранжерейный цветочек, что не в силах оказать сопротивление даже самым крошечным невзгодам?
– Они не будут крошечными.
– Но Грейс могла бы с ними справиться.
Его лицо окаменело, он промолчал.
– Что она ответила? – спросила Амелия, слова звучали почти презрительно.
– Что?
Она повысила голос:
– Что ответила Грейс?
Он уставился на девушку, словно никогда раньше ее не видел.
– Ты попросил ее выйти за тебя замуж, – выдавила Амелия. – Что она тебе сказала?
– Она отказала, – резко ответил он.
– Ты целовал ее?
– Амелия…
– Да или нет?
– Неужели это так важно?
– Ты целовал ее?
– Да! – взорвался он. – Да, ради всего святого, я поцеловал ее, но это ничего не значило. Ничего! Я пытался, поверь, я пытался почувствовать что-нибудь, но не было ничего даже отдаленно напоминавшего это. – Он схватил ее в объятия и его рот завладел ее губами так стремительно и так жестко, что у нее не было возможности даже вздохнуть. А затем все стало уже совсем не важно. Его руки сжимали ее все крепче, притягивая к себе все ближе, почти вдавливая ее в свое тело. Она чувствовала его возбуждение, и волна ответного желания стремительно разожгла ее кровь.
Она хотела этого.
Она рванула его рубашку, ничего не желая так яростно, как почувствовать жар его кожи своим телом. Его губы скользили по ее шее, одна рука пробралась под юбку, лаская стройные ноги и поднимаясь все выше.
Она задыхалась от желания. Большим пальцем он касался внутренней стороны ее бедра, то слегка надавливая, то поглаживая, и в какой-то момент она почувствовала, что вот-вот упадет. Она вцепилась в его плечи в поисках опоры, наполовину выдохнув, наполовину простонав его имя, словно моля о большем.
И его рука скользнула по ее бедру еще выше, выше, пока не оказалась так близко… так близко к…
Он коснулся ее там.
Это прикосновение ошеломило ее, она обмякла в его руках, его имя со стоном сорвалось с ее губ. И прежде чем Амелия успела что-либо осознать, он уложил ее на землю, не прекращая целовать и ласкать, пока у нее не осталось никаких мыслей, никаких желаний, кроме одного. Она желала всего, что он с ней делал. И еще большего.
Прикосновение его пальцев было легким, словно перышко, но вот один из них скользнул дальше, в самую сердцевину ее женственности. В ответ она выгнулась под ним, задохнувшись от шока и наслаждения. Его палец проник внутрь так легко.… Так легко, словно именно этого и ждало ее тело? Словно готовилось к этому моменту, к тому, что этот мужчина так удобно устроится между ее бедер и коснется ее там?
Ее дыхание было частым, прерывистым, ей хотелось еще более тесной близости. Она чувствовала бешеный стук крови в висках, и все, на что она была сейчас способна, это изо всех сил стискивать его тело, отчаянно притягивать к себе его голову, спину, ягодицы, ощущать всем своим существом силу и мощь его крепких объятий.
Его губы провели дорожку поцелуев по ее подбородку, шее и ниже, по обнаженной коже, незащищенной лифом платья. Она задрожала, когда его рот совершил волнующее путешествие вдоль кромки ткани, а затем медленно, неторопливо спустился от ключиц к нежной выпуклости груди. Он зажал ткань губами и сначала нежно, плавно потянул вниз, а когда та не поддалась, усилил натиск. Наконец, с приглушенным проклятьем он вскинул руку и рванул материю, обнажая девичью грудь. У нее был всего один миг на то, чтобы втянуть в себя воздух, прежде чем его рот сомкнулся вокруг беззащитного соска.
Слабый вскрик сорвался с ее уст, она заметалась, не зная, чего ей хочется больше –отстраниться, или прижаться к нему еще теснее. Но это было уже не важно, он лишил ее права выбора; почти рыча от удовольствия, он удерживал ее в плену своих крепких объятий. Его рука – та, что дарила столь сладкую пытку, – переместилась на ягодицы, безжалостно притягивая ее нежную плоть к средоточию пылавшего в нем огня. Другой рукой он перехватил ее ладонь и легко, плавно потянул вверх, выше, выше, пока их переплетенные пальцы не коснулись земли рядом с их головами.
– Я люблю тебя, – отчаянно захотелось ей закричать.
Но она не сделала этого. Она не могла позволить себе говорить, не могла допустить, чтобы хоть одно слово сорвалось с ее языка. Если она не сможет сдержаться, он остановится. Она не понимала, откуда пришла к ней эта мысль, и почему она уверена в этом, но она твердо знала, что все будет именно так. Если она разрушит магию момента, если вернет его к реальности, он остановится. Она этого просто не вынесет.
Она почувствовала, как его пальцы потянулись к застежке брюк, высвобождая нечто горячее, твердое, оно рвалось к ней, давило, и она уже не была уверена в том, что ей это понравится... И затем, с первобытным рыком он вонзился в нее, и она не смогла сдержать сдавленный крик боли.
В тот же миг он замер.
Как и она сама.
Он приподнялся, вскинул голову и уставился на нее с таким видом, словно впервые увидел. Туман страсти рассеялся, и теперь – о, именно этого она и боялась…
На его лице было написано сожаление.
– О, мой Бог, – простонал он. – О, мой Бог.
Что он наделал?
Это был чертовски глупый вопрос, и еще глупее было задавать его именно в этот момент, когда его тело все еще было тесно переплетено с телом Амелии, и они оба находились в поле. В поле. Он взял ее девственность, даже не позаботившись обеспечить ей минимум комфорта. Ее платье было задрано до талии, в волосах запутались листья, и – великий Боже – он даже не потрудился снять ботинки.
– Мне так жаль, – прошептал он.
Она покачала головой, но по выражению ее лица он не смог прочесть, что она хотела этим сказать.
Теперь он должен на ней жениться. Тут не может быть никаких вопросов. Он погубил ее самым ужасным образом. Шептал ли он ее имя? Во время тех мгновений, что он ласкал ее, – успел ли он хоть раз прошептать ее имя? Думал ли он о чем-либо, кроме сводящего его с ума желания?
– Прости, – извинился он снова, но вряд ли этих слов было достаточно. Он пошевелился, чтобы освободить ее, помочь ей, позаботиться о ней.
– Нет! – воскликнула она, отчаянно вцепившись в его плечи. – Пожалуйста. Не уходи.
Он вскинул на нее глаза, не в силах поверить собственным ушам. Он знал, что для нее это не было насилием. Она хотела его так же сильно, как и он ее. Она стонала от страсти, ее руки не желали отпускать его ни на мгновение, в беспамятстве она шептала его имя. Но сейчас она наверняка хочет остановиться. Подождать, пока они не окажутся в более комфортной обстановке. В уютной постели. И уже, будучи женатыми.
– Подожди, – ее рука коснулась его щеки.
– Амелия, – вымученно произнес он, в немой мольбе прося Бога, чтобы она прочла его мысли, поскольку был не в силах воплотить их в слова.
– Это уже свершилось, – нежно прошептала она. А затем в ее глазах вспыхнула решимость. – И я никогда не буду жалеть об этом.
Он попытался что-то сказать; но все, что у него получилось, это пробормотать нечто нечленораздельное. У него просто не было слов.
– Шшш… – Она слегка коснулась пальцами его губ. – Это свершилось, – повторила она. И когда она улыбнулась, в ее улыбке отразилась вековая мудрость истинной дочери Евы. – Так сделай же теперь это прекрасным.
Его пульс участился, и затем ее рука скользнула вверх по его ногам, пока не достигла обнаженных ягодиц.
У него перехватило дыхание.
Ее пальцы сжались.
– Пусть это будет незабываемо.
И он исполнил ее желание. Если его первые ласки были лихорадочными, торопливыми, исполненными неудержимой страсти, то теперь он контролировал каждое движение. Каждый жест служил единственной цели – доставить ей наслаждение. Его поцелуи были виртуозными, прикосновения сулили небесное блаженство, и когда какая-то ласка исторгала из ее груди тихие страстные вскрики, он повторял все снова и снова.
Он неустанно шептал ее имя – ее волосам, губам, груди, каждой клеточке ее тела. Все, что он делал, он делал для нее. И так хорошо, как только мог. Он не остановится, пока она не достигнет вершины экстаза, пока не взорвется от невыносимого удовольствия в его руках.
Для нее, не для него. Впервые за все эти недели он не был главным. Ни его имя, ни то, кем он теперь стал, не было важным, имело значение только то, что он мог сделать, чтобы доставить ей наслаждение.
Для нее. Для Амелии. Все это было для нее, и возможно, теперь все всегда будет только для нее, до последнего его вздоха.
И, возможно, он не будет иметь ничего против.
Может быть, это даже хорошо. Очень хорошо.
Он посмотрел на нее, и от неприкрытого желания, которым светилось ее лицо, у него перехватило дыхание. Он никогда не видел ничего более прекрасного. Никакие драгоценные камни или красоты природы не могли сравниться с этим. Не было ничего прекраснее ее лица в этот момент.
И тогда озарение пронзило его, как вспышка молнии.
Он любил ее.
Эта девушка, нет, эта женщина, которую он годами вежливо игнорировал, прокралась в его сердце и пленила его.
И сейчас сама мысль, что он когда-либо мог позволить ей выйти за Джека, казалась безумной.
Он не знал, как мог верить в то, что сможет выжить без нее.
Или прожить еще один день, не будучи уверенным, что она станет его женой. Родит ему детей. Будет стареть с ним вместе.
– Томас?
Ее голос вернул его к действительности, и он обнаружил, что замер. В ее взгляде смешались удивление и желание, и ее глаза… это их выражение… Он не мог объяснить, что с ним творилось под взглядом этих прекрасных глаз, но одно он знал твердо – он был счастлив.
Это не было ни довольством, ни наслаждением, ни радостью, – хотя и всем этим вместе тоже.
Это было счастьем.
Он был опьянен любовью и счастьем, и ему хотелось кричать об этом на весь мир.
– Чему ты улыбаешься? – спросила она, и улыбнулась в ответ, потому что его радость была заразительной. Он не мог удержать в себе свое счастье.
– Я люблю тебя, – сказал он, чувствуя, что его лицо не отражает всех испытываемых им эмоций.
Она недоверчиво посмотрела ему в глаза.
– Томас…
Она должна была понять.
– Я говорю это не потому, что услышал от тебя эти слова, и не потому, что считаю себя обязанным жениться на тебе. Я говорю это потому… потому…
Она замерла.
И он, наконец, прошептал:
– Я говорю так, потому что это правда.
У нее на глазах выступили слезы, и он наклонился, чтобы нежно смахнуть их поцелуем. – Я люблю тебя, – снова прошептал он. И улыбнулся медленной, ленивой улыбкой. – Но сейчас, впервые в жизни, я не сделаю то, что было бы правильным.
Ее зрачки тревожно расширились.
– Что ты имеешь в виду?
Он покрыл поцелуями ее лицо.
– Правильным, я думаю, было бы остановить это безумие прямо сейчас. Не то чтобы ты не была уже окончательно погублена, но мне действительно следовало бы попросить разрешение у твоего отца, прежде чем продолжить.
– Продолжить это? – эхом отозвалась она.
Он снова принялся целовать ее.
– Я не такой грубиян. Я имел в виду ухаживание. В широком смысле этого слова.
Несколько раз она открывала и закрывала рот, и в итоге ее губы сложились в подобие улыбки.
– Но это было бы жестоко, – промурлыкала она.
– Жестоко? – переспросил он.
– Ммм. Не продолжить это.
– Он качнулся вперед. Всего на чуть-чуть, но этого хватило, чтобы исторгнуть удивленный возглас из ее груди.
Он уткнулся носом в выемку на ее горле и почувствовал, как участился ее пульс.
– Начать что-то и не закончить – это ведь неправильно, верно?
– Верно, – голос почти не слушался ее, дыхание сбивалось.
И он продолжил. Он любил ее всем своим телом, так же как любил всем сердцем. И когда, наконец, он почувствовал дрожь ее желания, достигшего апогея, он излился в нее с мощью, оставившей его опустошенным, обессиленным… и всемогущим.
Возможно, это был и не лучший способ соблазнить любимую женщину, но это было воистину прекрасно.
___________________________________

 » Глава 22

Глава 22 (перевод Spate, бета Ilona)

В конце концов, Томас сделал то, что было правильным.
Ну, почти.
Амелия ждала, что он встретится с ее отцом на следующий день и официально попросит ее руки. Вместо этого, он снова обратился к ней с просьбой передать его письмо и кольцо, и добавил, что увидится с ней в Англии через две недели.
Он сказал, что любит ее. Он любил ее много больше, чем мог выразить словами, но ему нужно было вернуться, чтобы обрести себя.
Амелия понимала это.
Так и получилось, что только спустя почти три недели, когда она сидела в компании своей матери, четырех сестер и двух собак ее отца в гостиной Берджес Парка, в дверях появился дворецкий и объявил:
– Мистер Томас Кэвендиш, миледи.
– Кто? – тут же переспросила леди Кроуленд.
– Это Уиндхем! – прошипела Элизабет.
– Он уже не Уиндхем, – поправила Милли.
Амелия уткнулась в книгу, которую держала в руках – ужасное пособие по этикету, которое ее мать назвала «улучшенным», – и улыбнулась.
– Почему, ради всего святого, он решил нанести нам визит? – спросила леди Кроуленд.
– Возможно, он все еще помолвлен с Амелией, – предположила Милли.
Ее мать оглянулась на нее с выражением нескрываемого ужаса на лице.
– Мы не знаем точно?
– Думаю, нет, – отозвалась Милли.
Амелия не отрывала свой взгляд от книги.
– Амелия, – резко позвала леди Кроуленд. – Твоя помолвка еще действительна?
Амелия уклончиво пожала плечами, но поскольку этого было явно недостаточно для ее матери, она все же вымолвила:
– Я не уверена.
– Разве так бывает? – удивилась Милли.
– Я не разрывала помолвку, – сказала Амелия.
– А он?
– Ммм… – Амелия выдержала паузу, не зная, к кому лучше обратиться с ответом, поскольку вопрос был задан одновременно с пяти сторон. В итоге она выбрала леди Кроуленд и, повернувшись к ней, произнесла:
– Нет. Не официально.
– Как все запуталось, – ее мать в расстройстве прижала руку к виску. – Тебе следует покончить с этим. Он не откажется, он слишком джентльмен для этого. Но, разумеется, он не ждет, что ты теперь выйдешь за него замуж.
Амелия закусила губу.
– Скорее всего, он здесь для того, чтобы предоставить тебе возможность вернуть ему слово. Да, должно быть именно так, – леди Кроуленд повернулась к дворецкому. – Пригласите его, Гренвилл. А все остальные, – она махнула рукой в сторону своих дочерей, стараясь охватить их всех (что на самом деле было совсем непросто, так как девушки рассредоточились по разным углам гостиной). – Мы все поприветствуем его, а затем вежливо извинимся и оставим их одних.
– Массовое бегство считается признаком вежливости? – поинтересовалась Милли.
Леди Кроуленд строго взглянула на нее, затем перевела взор на Амелию и воскликнула.
– О! Наверное, будет правильнее, чтобы ваш отец тоже присутствовал при этом.
– Полагаю, да, – согласилась Амелия, все обдумав и чувствуя себя теперь совершенно спокойно. – Полагаю, так действительно будет лучше.
– Милли, – решительно сказала леди Кроуленд, – пойди, позови вашего отца.
Милли возмутилась:
– Но я не могу уйти отсюда прямо сейчас.
У леди Кроуленд вырвался страдальческий вздох. – О, ради всего святого, за что мне все это? – Она повернулась к Элизабет.
– Нет-нет, – тут же отозвалась та, – я не хочу пропустить самое интересное.
– Вы обе, – леди Кроуленд обратилась к младшим дочерям, – немедленно найдите отца, и никаких возражений, – она снова прижала руку к виску. – Уверена, у меня начинается мигрень.
Когда посланницы не спеша начали подниматься, она резко добавила:
– Здесь не на что смотреть! Уиндхем…
– Кэвендиш, – поправила ее Милли.
Леди Кроуленд закатила глаза.
– Кто бы мог подумать? Потерянный кузен, право слово. – И тут же, словно и не прерывала только что свою мысль, велела младшим: – Да ступайте же, наконец!
Они ушли, успев, правда, столкнуться с Томасом, как раз появившимся в дверях. Он держал в руках большой плоский пакет, который, с согласия леди Кроуленд, сразу же поставил у стены.
– Леди Кроуленд, – он отвесил глубокий поклон.
Амелия почувствовала, как локоток Элизабет уперся ей в ребра.
– Он не выглядит разоренным, – прошептала Элизабет. – Разве он не потерял все?
– Возможно, не совсем все, – прошептала Амелия. Но Элизабет уже не слушала; она изо всех сил старалась не показать, что во все глаза разглядывает гостя, хотя занималась, конечно, именно этим.
Томас повернулся к трем сестрам Уиллоби.
– Леди Элизабет, – вежливо произнес он. – Леди Амелия, леди Миллисент.
Девушки дружно присели в реверансе, он в ответ элегантно кивнул головой.
Леди Кроуленд откашлялась:
– Какая приятная неожиданность, ваша… ммм…
– Мистер Кэвендиш, – подсказал он с мягким юмором. – Мне потребовалось несколько недель, чтобы привыкнуть к этому.
– И, несомненно, это ваше имя, – вставила Милли.
– Миллисент! – возмутилась ее мать.
– Нет, нет, – вмешался Томас, улыбаясь кривоватой улыбкой. – Она права. Томас Кэвендиш – мое имя с рождения.
На какой-то миг все неловко замолчали, затем леди Кроуленд сказала:
– Рады видеть вас в добром здравии. Вы же хорошо себя чувствуете, не так ли?
– Очень хорошо, миледи. А Вы?
– В той мере, что и следовало ожидать, – она вздохнула. – Дети могут быть такими утомительными.
– Надеюсь убедиться в этом на собственном опыте, – произнес Томас.
Леди Кроуленд покраснела и, запинаясь, пробормотала. – Ну, конечно, все мы надеемся, что Бог благословит вас детьми.
– Не припомню, чтобы меня когда-либо называли благословением, – буркнула Милли.
Амелия проигнорировала это замечание. Она была так счастлива снова видеть Томаса! Она скучала по нему, но только сейчас, когда он наконец был всего в нескольких шагах от нее, она поняла, как же ей на самом деле не хватало его все это время. Как же ей хотелось к нему прикоснуться! Броситься в его объятия, обвить своими руками его плечи, целовать его, вдыхать его запах, просто быть рядом с ним.
Она вздохнула. И, видимо, достаточно громко. Милли толкнула ее, и Амелия внезапно осознала, что все присутствующие уставились на нее.
Амелия лишь усмехнулась. Она ничего не могла с этим поделать.
Ее мать бросила на нее странный взгляд, затем снова повернулась к Томасу и сказала:
– Полагаю, Вы хотели бы переговорить с Амелией тет-а-тет?
– Да, главным образом, именно это, – вежливо подтвердил он. – Хотя я также…
– Кэвендиш!
Амелия посмотрела на дверь. Ее отец, наконец, прибыл.
– Лорд Кроуленд, – поприветствовал его Томас.
– Был удивлен, когда вы уехали. Не то, чтобы я винил Вас за то, что Вы покинули нас в Ирландии. Что ж, думаю, нам есть, что обсудить, – он оглядел комнату, словно только сейчас заметил стайку дам Уиллоби, расположившихся в гостиной. – Хммм. Может быть, у меня в кабинете?
Амелия была уверена, что Томас примет приглашение. Он ни за что не станет делать предложение, не испросив формального разрешения у ее отца. Или хотя бы не попытавшись сделать это. Она не знала, что станет делать Томас, если ее отец откажет, но свято верила, что они все равно поженятся.
Просто было бы намного легче, если бы ее семья не была против.
Но Томас удивил ее. Он удивил всех, когда произнес:
– Нет никакой необходимости уединяться в кабинете. Я не собираюсь произносить ничего, что не мог бы сказать перед всеми.
– Мне нравится, когда так говорят, – заметила Милли.
– Милли! – зашипела на нее Элизабет.
– Он не может меня слышать.
– На самом деле, могу, – буркнул Томас.
Амелия прикрыла рукой рот, заглушая смешок.
– Вы закончили? – Лорд Кроуленд бросил на своих дочерей раздраженный взгляд.
Они промолчали; продемонстрировать большее неповиновение было бы опасной беспечностью.
– Что ж, хорошо, – продолжил лорд Кроуленд, поворачиваясь к Томасу. – Что Вы собирались мне сказать?
– Прежде всего, – ответил Томас, – я хотел бы формально расторгнуть помолвку.
Элизабет судорожно сглотнула, и даже Милли выглядела шокированной этим публичным заявлением.
Амелия только улыбнулась. Она не представляла, что именно он задумал, но она верила ему.
– Считаю, вопрос улажен, – заявил лорд Кроуленд. – Хотя я думал, что все уже было решено.
Томас слегка кивнул.
– Лучше все прояснить до конца, вы согласны?
Лорд Кроуленд несколько раз моргнул, не совсем понимая, о чем речь.
– Я хотел бы прояснить еще одну вещь, – добавил Томас.
И затем он повернулся.
Посмотрел Амелии в глаза.
Пересек комнату.
Взял ее руки в свои.
Гостиная исчезла, остался только он… и она… и радость. Амелия почувствовала, как в ней легким беззвучным, немного беспечным смехом поднимается волна счастья – такого огромного, что она уже была не в силах сдерживать его в себе.
– Амелия, – вымолвил он, и его глаза неотрывно смотрели прямо на нее.
Она кивнула, хотя краешком сознания понимала, что он еще ни о чем не просил ее. Но она была не в силах сдержаться. Он просто прошептал ее имя, а ей уже хотелось кричать во все горло. Да! Да!
Он опустился на одно колено.
– Амелия Уиллоуби, – начал он четким и ясным голосом, – окажете ли Вы мне великую честь, став моей женой?
Она продолжала кивать. Она не могла остановиться.
– Я спрашиваю, – продолжил он, – потому что на сей раз – это Ваш выбор.
– Да, – прошептала она. А затем повторила, – звонко и четко. – Да! Да!
Он надел кольцо на ее дрожащий палец. Она даже не заметила, что на его руке тоже было кольцо, – настолько все ее внимание было сосредоточено на лице Томаса.
– Я люблю вас, – произнес он. Вот так просто, прямо перед всеми.
– Я тоже люблю вас, – в ее голосе была слышна дрожь, но слова прозвучали уверенно и твердо.
Он встал, все еще удерживая руку Амелии, и повернулся к ее отцу. – Я надеюсь, вы благословите нас, – он произнес эту фразу легко, но за внешней легкостью чувствовалась непоколебимая решимость. Они в любом случае поженятся – с одобрения ее семьи или без оного.
– Вы сможете обеспечить ей достойную жизнь? – прямо спросил лорд Кроуленд.
– Я достиг соглашения с новым герцогом. У нее будет все, что она пожелает.
– Но у вас не будет титула, – заметила леди Кроуленд, впрочем, весьма мягко. Это было скорее напоминанием дочери, что не стоит торопиться с решением, что, возможно, стоит немного подумать над предложением.
– Мне не нужен титул, – ответила Амелия. И уже позже, вспоминая эту сцену, она поняла, как, должно быть, светилось от счастья и любви ее лицо, если на глазах ее матери выступили слезы, и леди Кроуленд, отвернувшись, смущенно забормотала что-то о случайно попавшей пылинке.
– Что ж, хорошо, – изрек лорд Кроуленд с таким видом, словно он уже далеко, со своими собаками. – Полагаю, вопрос улажен. – И машинально добавил: – Снова.
– Мне следовало жениться на тебе раньше, – сказал Томас Амелии, поднося к губам ее руку.
– Нет, не думаю. Я могла бы и не влюбиться в тебя, если бы ты был моим мужем.
– Не желаешь объясниться? – спросил он с удивленной улыбкой.
– Пожалуй, нет, – отказалась она, чувствуя себя удивительно дерзкой.
– Да, кстати, совершенно забыл, – внезапно спохватился он, – у меня для тебя подарок.
Она усмехнулась про себя; ей никогда не удавалось оставаться невозмутимой в предвкушении подарков.
Он пересек комнату под взглядами ее, все еще не пришедших в себя от удивления, родственников, и поднял большой плоский пакет.
– Это здесь, – он положил пакет на ближайший стол.
Амелия поспешила подойти поближе, как это сделали все остальные Уиллоуби.
– Что это?
– Открой. Только осторожно, оно хрупкое.
Она последовала его совету, с большой осторожностью разворачивая оберточную бумагу.
– Что это? – нетерпеливо поинтересовалась Милли.
– Тебе нравится? – спросил Томас.
Амелия потрясенно кивнула.
– Очень нравится.
– Да что же это? – продолжала упорствовать Милли.
Это была карта. Карта в виде сердца.
– Сердцеобразная проекция, – пояснил Томас.
Она в возбуждении вскинула на него глаза.
– Она не искажает размеры. Посмотри, какая маленькая Гренландия.
Он улыбнулся.
– Должен признаться, я выбрал ее из-за сердцевидной формы.
Она повернулась к своим родным.
– Ну, разве это не самый романтический подарок, который вы когда-либо видели?
– Карта, – промолвила леди Кроуленд. – Как это интересно, не правда ли?
Элизабет откашлялась.
– Можно взглянуть на кольцо?
Амелия протянула сестрам руку, давая возможность поохать над новым бриллиантом, а сама не отрывала взгляда от своего нового - точнее сказать, бывшего, а ныне нового бывшего – жениха.
– Могу ли я теперь сделать умное замечание, что тебе доступны все пути к моему сердцу? – спросил он.
– Ты можешь сделать это, не заставляя меня плакать?
Он обдумал ее слова.
– Я так не думаю.
– Что ж, скажи это в любом случае.
Он сказал.
Она заплакала.
– Да, это брак по любви, – провозгласила Милли.
Они кивнули. Конечно, так оно и было на самом деле.
___________________________________

 » Эпилог

ЭПИЛОГ

(перевод Spate, бета Ilona)


Виндзорский замок
Июль 1823

– Ну что, на сегодня все?
Король скучал. Георгу IV никогда не доставляли удовольствия встречи с лордом-камергером. Почему-то они всегда происходили в самое неподходящее время. Он не знал, как Монтрозу это удавалось, но почему-то эти встречи всегда накладывались на запланированную трапезу.
– Только еще один вопрос, ваше величество. – Герцог Монтроз, исполняющий должность лорда-камергера вот уже более двух лет, переложил несколько бумаг, мельком бросил на них взгляд, затем поднял глаза. – Граф Кроуленд умер.
Георг моргнул. – Какая жалость.
– У него пять дочерей.
– Сыновей нет?
– Ни единого. Наследника нет. Титул возвращается к вам, ваше величество.
– Давно это произошло?
– В начале месяца.
– Что ж. – Георг зевнул. – Мы предоставим вдове достаточно времени для скорби, прежде чем вернем короне собственность.
– Весьма великодушно с вашей стороны, ваше величество.
– Хотя.… Одну минуту. – Георг наморщил лоб. – Кроуленд, вы сказали? Это не он случайно был вовлечен в тот ужасный скандал вокруг Уиндхема?
– Его дочь была помолвлена с герцогом.… Гм, с первым герцогом. – Монтроз откашлялся. – Но что насчет графства? С Кроулендом можно…
– А как там Уиндхем? – перебил Георг.
– Э-э, который из них?
Георг от души рассмеялся.
– Новый. Настоящий. Да, и второй, тоже. Он славный малый. Он нам всегда нравился. Он в последнее время пропал из виду, не так ли?
– Полагаю, он недавно вернулся из Амстердама.
– Какого дьявола ему там понадобилось?
– Понятия не имею, ваше величество.
– Тем не менее, он женился на дочери Кроуленда, разве нет? После всей этой чехарды с титулом.
– Да, женился.
– Она, должно быть, довольно странная девушка, – задумался Георг. – Она наверняка могла бы сделать лучшую партию.
– Моя жена сообщила, что это брак по любви, – сказал Монтроз.
Георг усмехнулся. В последние дни было довольно сложно найти достойное развлечение. Эта же история была совершенно замечательной.
Монтроз откашлялся.
– Нам необходимо решить вопрос с графством. Можно было бы…
– Отдайте его Кэвендишу, – махнул рукой Георг.
Монтроз уставился на него во все глаза.
– Отдать его…
– Кэвендишу. Бывшему Уиндхему. Господь свидетель, он заслужил это после всего, что с ним случилось.
– Но мне кажется, его жена не самая старшая из дочерей. Прецедент….
Георг снова от души рассмеялся.
– Мы считаем, что подобного прецедента вообще не существовало. Выждем шесть месяцев. Дадим семье время для скорби, прежде чем передача прав будет осуществлена.
– Вы уверены, ваше величество?
– Это развлечет нас, Джеймс.
Монтроз кивнул. Король редко называл его просто по имени.
– Уверен, он будет вам очень благодарен.
– Ну, это конечно не герцогство, – хмыкнул Георг. – Но все же…


Семь месяцев спустя, Кроуленд-Хаус, Лондон.

– Не думаю, что смогу называть тебя лордом Кроулендом, – сказала Амелия, подняв чашку чая и сделав глоток. – Мне все время будет казаться, что я разговариваю с отцом.
Томас только кивнул ей в ответ. Прошло не более месяца с тех пор, как их вызвали в Виндзор, и всего неделя, как новость получила широкое распространение. Он только-только привык не оборачиваться каждый раз, когда кто-либо произносил «Уиндхем».
В комнату вошел лакей с большим подносом.
– Газеты, сэр, – нараспев произнес он.
– О, сегодня же среда! – воскликнула Амелия и тут же потянулась к подносу.
– Ты слишком увлеклась этой колонкой сплетен, – обвинительным тоном произнес Томас.
– Ничего не могу с этим поделать. Она просто восхитительна.
Томас взял «Таймс» и начал просматривать политические рубрики. Он решил, что теперь ему пора вернуться в палату лордов. И, естественно, ему следует быть более информированным.
– О-о-о! – протянула Амелия, уткнувшись в свою газету.
Томас вскинул на нее глаза.
– Что?
Она только отмахнулась.
– Ничего, что могло бы тебя заинтересовать. О!
– А теперь что?
На сей раз она полностью проигнорировала его вопрос.
Он вернулся к «Таймс», но успел прочесть всего три предложения, когда Амелия вскрикнула.
– Да что такое? – требовательно спросил он.
Она помахала газетой в воздухе.
– Здесь написано о нас! О нас!
– Позволь взглянуть, – он выхватил колонку сплетен из ее рук и стал читать:

От Уиндхема к Кавендишу и до Кроуленда…

Ваш Автор дает подсказку каждому желающему точно идентифицировать человека, женившегося на бывшей леди Амелии Уиллоуби. И, конечно, после пяти лети пребывания в рядах необлеченных титулами, новый граф мог бы вдохновить самого господина Шекспира. Джентльмен с титулом, поместьем и тридцатью тысячами годового дохода – это звучит куда привлекательнее, чем обычный мистер.
Разумеется, новая леди Кроуленд согласится с нами. Или нет? Несмотря на ее длительную помолвку с мужчиной, который был Уиндхемом, она вышла за него замуж в то время, когда к его имени вряд ли прилагалось что-то большее, чем фартинг.
И если это не брак по любви, то ваш Автор проглотит свое перо.
Светская хроника Леди Уислдаун, 4 февраля 1824.



Огромная благодарность всем девочкам переводчицам - Euphony, TiaP, Janina, Milli, katusha, mshush, KattyK, Jolie, Spate и бетам LiskaAliska, vetter, Ilona, Июль. Ну и плюс Anastar. Благодаря ВАМ эта замечательная книга замечательного Автора выложена!!!
___________________________________

Anastar,LiskaAliska ,vetter, Euphony, TiaP, Janina, Milli, mshush,Каtusha, KattyK,Июль, Jolie, Spate,Ilona !!!!!Девочки!!!Просто не могу выразить словами свою радость и благодарность по поводу вашего перевода и ридинга такого романа любимого автора!!!!!







_________________

УРА!!! СВЕРШИЛОСЬ!!! Поздравляю всех с окончанием перевода!
Euphony, TiaP, Janina, Milli, katusha, mshush, KattyK, Jolie, Spate, LiskaAliska, vetter, Ilona, Июль, ну и плюс Anastar, героини вы наши, спасибо большое за великолепный подарок для нас!
Нет слов, чтобы выразить свое восхищение. УМНИЦЫ! ТРУЖЕНИЦЫ! МОЛОДЧИНКИ!

Какие молодцы! Огромное спасибо. Замечательный перевод

СПАСИБО ВСЕМ ПЕРЕВОДЧИЦАМ И БЕТАМ ЗА РАБОТУ НАД ТАКИМ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ РОМАНОМ!
_________________

Девочки Anastar, Euphony, TiaP, Janina, Milli, katusha, mshush, KattyK, Jolie, Spate, LiskaAliska, vetter, Ilona, Июль!
Огромнейшее спасибо за великолепный перевод этого прекрасного романа!
Урааааа...
_________________

Anastar, Euphony, TiaP, Janina, Milli, katusha, mshush, KattyK, Jolie, Spate, LiskaAliska, vetter, Ilona, Июль, спасибо вам большое!!!!!!

Теперь я прочту оба романа

Спасибо

_________________

Девочки, огромное спасибо за перевод романа.
Только что увидела продолжение и так много.Побежала читать, начну, пожалуй, с самого начала.

Переводчицы, беты и Анастар - СПАСИБО ОГРОМНОЕ за такой чудесный перевод романа!!!!!
_________________

Спасибо всем переводчицам, бетам, координатору, читателям и всем, кто просто поддерживал темку!!!
_________________

Огроменная благодарность всем переводчикам, бета-ридерам за перевод и особенно Анастар за кураторство!

Единственно как-то непонятно у автора (или я невнимательно читала ) - куда делись фабрики матери Томаса. Вроде его отец не отличался особой расточительностью, да и сам Томас тоже неплохо управлял герцогством. Странно куда такие деньжищи пропали и почему новый герцог не отдал то, что ему не принадлежало (в газетной статье упоминалось, что герою не досталось ни фартинга), ведь вроде сам Томас упоминал, что теперь фабрики отошли Кавендишам
_________________

Tiap, в статье использовано образное выражение, просто для сравнения. Вряд ли все были в курсе, как на самом деле обстояли финансовые дела Томаса. Он же сам сказал отцу Амелии, что пришел к соглашению с новым герцогом и сможет обеспечить Амелию всем необходимым. Так что думаю, фабрики у него были... Но тем не менее, думаю, что титул графа, поместье и годовой доход в 30000 существенно улучшили его положение...
_________________