Джулия Куин. "Потерянный герцог Уиндхэм"

Девочки! спасибо огромное за поддержку!!!


а что, не про него ж речь, вот он и стушевался
наверняка, во второй книге разойдется

Спасибо!!! Ждем продолжения!!!

СПАСИБО!!! Жду с нетерпением продолжения!!!

Что верно, то верно.
___________________________________

Наверное она шла по дороге

А когда будет продолжение?
_________________

Продолжение скорее всего в выходные. Главы пока у меня на редактуре.
_________________

Sonata, спасибо, исправила

Девочки, кто обнаружит опечатки-неточности, не стесняйтесь, пишите, всегда есть вероятность что-то пропустить, даже после 10-го прочтения

Vetter спасибо тебе большое за твой труд по переводу этой книги !!! Читается на одном дыхании ! До того заинтриговал уже выложенный кусок... С нетерпением буду ждать продолжения.

vetter, Июль спасибо вам и с нетерпением ожидаю продолжения
_________________

 » Глава 4

редактор - Джулиана

Принимаю замечание Джулианы относительно перевода Wyndham. Отныне он будет звучать как Уиндхэм
Поскольку, похоже, срок давности сообщений с предыдущими главами истек, и нет возможности их исправить, то в них имя остается в старом написании.

****************************

Глава четвертая

Десять минут спустя Грейс сидела в карете Уиндхэмов наедине с герцогиней, пытаясь вспомнить, почему она сказала Томасу, что он не должен запирать свою бабушку. За последние пять минут герцогиня проделала следующие вещи:
Развернула карету.
Вытолкала Грейс из кареты на землю, куда она приземлилась, неловко подвернув правую лодыжку.
Отослала сестер Уиллоуби своей дорогой без малейшего объяснения.
Отправила карету Уиндхэмов обратно.
Снабдила вышеупомянутую карету шестью здоровыми лакеями.
Затолкала Грейс обратно в карету. (Лакей, проделавший это, принес свои извинения, поскольку вынужден был так поступить не по своей воле).
- Мэм? - спросила Грейс нерешительно. Они мчались вперед со скоростью, которую нельзя было считать безопасной, но вдова продолжала стучать своей тростью о стену, крича кучеру, чтобы ехал быстрее. - Мэм? Куда мы едем?
- Вы это отлично знаете.
Грейс выждала минуту, затем сказала:
- Сожалею, мэм, но я не знаю.
Вдова окинула ее сердитым взглядом.
- Мы не знаем, где он, - заметила Грейс.
- Мы найдем его.
- Но, мэм...
- Достаточно! – проскрежетала герцогиня. Ее голос не был громок, но в нем было столько гнева, что Грейс немедленно замолчала. Спустя некоторое время она украдкой взглянула на старую женщину. Вдова сидела прямо как шомпол, слишком прямо для поездки в карете, ее правая рука была согнута и, словно коготь, оттягивала занавеску таким образом, чтобы видеть дорогу.
Деревья.
Это все, что там можно было увидеть. Грейс не могла вообразить, во что герцогиня вглядывается так пристально.
- Если Вы видели его, - сказала вдова, ее низкий голос резал слух Грейс, - значит, он все еще находится где-то здесь.
Грейс ничего не сказала. Впрочем, вдова в любом случае на нее не смотрела.
- А это означает, - продолжал ледяной голос, - что существует очень немного мест, где он может остановиться. Поблизости есть только три почтовые станции. Это - все.
Грейс обхватила голову руками. Это был признак слабости, чего она обычно старалась перед вдовой не показывать, но сейчас не было смыла сдерживать себя. Они собирались похитить его. Она, Грейс Катриона Эверсли, которая ни разу не украла грошовой ленточки на ярмарке, собиралась участвовать в настоящем преступлением.
- Боже мой, - прошептала она.
- Замолчите, - рявкнула вдова, - и попытайтесь быть полезной.
Грейс скрипнула зубами. Какого дьявола, вдова думает, что она может быть полезна? Нет сомнения, все, что будет необходимо, выполнят лакеи, каждый из которых был, согласно инструкциям Белгрейва, пяти футов одиннадцати дюймов высотой. И нет, она не ошибается насчет цели их поездки. Когда она искоса посмотрела на вдову, ответ был кратким:
- Мой внук, возможно, нуждается в убеждении.
Затем вдова проворчала:
- Смотри в окно, - говоря с нею, как будто она внезапно превратилась в идиотку. – Ты лучше всех его знаешь.
Боже мой, она с благодарностью отдала бы пять лет своей жизни только бы оказаться где-нибудь еще, но не в этой карете.
- Мэм, я же сказала - он находился в конце дороги. Я действительно не видела его.
- Вы видели его вчера ночью.
Грейс пытался не смотреть на нее, но не могла.
- Я видела, Вы поцеловали его, - прошипела вдова. - И я предупреждаю Вас, помните, кто Вы, и не пытайтесь повысить Ваше положение.
- Мэм, это он поцеловал меня.
- Он - мой внук, - выплюнула вдова, - и он может оказаться истинным герцогом Уиндхэмом, так что и не мечтайте о нем. Вы - моя компаньонка, и это - все.
Грейс не могла ответить на оскорбление. Вместо этого она в ужасе смотрела на вдову, неспособная осознать, что вдова, действительно, произнесла эти слова.
Истинный герцог Уиндхэм.
Даже само предположение этого было скандальным. Она так легко откажется от Томаса, лишит его неотъемлемого права, его имени? Уиндхэм – это не только имя, которое носил Томас, это то, кем он был.
Но если вдова решит публично защищать разбойника как истинного наследника... Милостивый Боже, Грейс не могла даже вообразить глубину скандала, который это вызовет. Самозванец, скорее всего, будет признан незаконнорожденным, конечно, не может быть никакого другого результата - но ущерб будет нанесен. Всегда были те, кто нашептывал, что, возможно, Томас не был настоящим герцогом, что он не должен быть настолько уверен в своей безопасности, так как, на самом деле, не имеет на титул права.
Грейс не могла вообразить, что с ним будет. Со всеми ими.
- Мэм, - сказала она, ее голос немного дрожал. – Не можете же Вы думать, что этот человек может быть законным наследником.
- Конечно, могу, - зло сказала вдова. - Его манеры безупречны...
- Он - разбойник!
- У него прекрасные манеры и совершенно правильное произношение, - парировала вдова. – Независимо от его текущего положения он был воспитан должным образом и получил образование джентльмена.
- Но это не означает...
- Мой сын умер на корабле, - прервала ее вдова твердым голосом, - после того, как он провел восемь месяцев в Ирландии. Восемь чертовых месяцев, которые, как предполагалось, должны были длиться четыре недели. Он уехал на свадьбу друга. Свадьба. – Казалось, ее тело застыло, зубы сжаты, она сделала паузу, вспоминая. – Мы не знали ничего об этом. Только то, что женился какой-то его школьный друг, родители которого купили себе титул, что открыло им дорогу в Итон, как будто это могло сделать их лучше, чем они были до этого.
Глаза Грейс расширились. Голос вдовы снизился до низкого, ядовитого шипения, и даже без напоминания Грейс отодвинулась поближе к окну. Она чувствовала, как яд проникает в нее, если находиться к вдове слишком близко.
- И затем... - продолжала вдова. - И затем! Все, что я получила, - записка в три предложения, написанная чьей-то рукой, сообщающая о том, что он прекрасно провел время, и теперь, возможно, останется там.
Грейс моргнула.
- Он не сам это написал? - спросила она, неуверенная, почему нашла эту деталь столь любопытной.
- Он подписал ее, - сказала вдова резко. - И запечатал своим кольцом. Он знал, что я не могу расшифровать его каракули. - Она откинулась на спинку сиденья, ее лицо исказилось от давнего десятилетнего гнева и негодования. - Восемь месяцев, - бормотала она. - Восемь дурацких, бесполезных месяцев. Кто может сказать, что он не женился там на какой-нибудь проститутке? У него было достаточно для этого времени.
Несколько мгновений Грейс наблюдала за ней. Она видела все признаки надменного гнева, но было и еще что-то. Ее губы были поджаты и искривлены, а ее глаза подозрительно блестели.
- Мэм... - сказала Грейс мягко.
- Молчите, - сказала вдова, ее голос звучал так, как будто вот-вот сломается.
Грейс подумала, стоит ли продолжать, но затем решила, что слишком многое находится под угрозой, чтобы молчать.
- Ваша милость, этого просто не может быть, - начала она, не теряя мужества, несмотря на испепеляющее выражение лица вдовы. – Мы говорим не о скромном владении. Это не Силлсби,- добавила она, проглотив комок, подкативший к горлу при упоминании о ее родном доме. - Мы говорим о Белгрейве. О герцогстве. Бесспорные наследники не появляются из тумана. Если бы у Вашего сына был сын, то мы бы знали.
В течение нескольких неприятных минут вдова пронзительно смотрела на нее, затем сказала:
- Мы попробуем начать со “Счастливого Зайца”. Это наименее мерзкая из всех местных почтовых станций. - Она откинулась назад на подушки, смотря прямо вперед, когда говорила. - Если он такой же, как его отец, то он должен слишком любить комфорт, чтобы поселиться где-нибудь еще.

***
Джек почувствовал себя идиотом, когда ему на голову накинули мешок.
Итак, это случилось. Он знал, что оставался тут слишком долго. Всю дорогу назад он ругал себя за то, что свалял такого дурака. Он должен был уехать после завтрака. Он должен был уехать на рассвете. Но нет, вместо этого он всю ночь пил, а затем поехал к этому чертову замку. И там он увидел ее.
Если бы он ее не увидел, то ни за что не оставался бы на дороге так долго. И не поехал бы прочь с такой скоростью, что вынужден был остановиться отдохнуть и напоить свою лошадь.
И он, конечно, не попал бы в это дурацкое положение, когда кто-то напал на него сзади.
- Свяжите его, - приказал грубый голос.
Этого было достаточно, чтобы каждая клеточка его тела вступила в борьбу. Человек, живущий так близко от петли, всегда готов к этим двум словам.
Не имело значения, что он не мог видеть. Не имело значения, что он понятия не имел, кто они такие и зачем пришли за ним. Он боролся. И он знал, как бороться, по правилам и без. Но их было, по крайней мере, трое, возможно больше, и он сделал всего два хороших удара, прежде чем был повален в грязь, его руки заведены назад и связаны...
Ладно, это была не веревка. По правде говоря, почти шелк.
- Извините, - пробормотал один из нападавших, что было странно. Мужчины, связывающие других мужчин, редко приносят свои извинения.
- Не думайте об этом, - возразил Джек, затем проклял себя за свою дерзость. Все, чего он достиг своим тонким замечанием, был рот полный пыли из мешковины.
- Сюда, - сказал кто-то, помогая ему встать на ноги.
И Джек ничего не мог поделать, как только повиноваться.
- Э-э... будьте любезны, - сказал первый голос - тот, что приказал его связать.
- Не скажете ли, куда меня ведут? – спросил Джек.
Ответом было только невнятное “гм-м...”. Наемники. Это были наемники. Он вздохнул. Наемники никогда не знали причины происходящего.
- Э-э... Вы можете идти?
И затем, прежде чем Джек смог что-либо сделать или хотя бы сказать “простите”, он был грубо поднят и брошен, должно быть, в карету.
- Посадите его на сиденье, - пролаял голос. Он узнал его. Это была старая леди. Его бабушка.
Прекрасно, по крайней мере, он не будет повешен.
- Не присмотрит ли кто за моей лошадью, - сказал Джек.
- Позаботьтесь о его лошади, - приказала старая леди.
Джек позволил себе переместиться на сиденье, не особенно легкий маневр для того, кто был связан и ничего не видел, как он.
- Может, Вы развяжете мне руки, - сказал он.
- Я не так глупа, - ответила старая леди.
- Да, - сказал он с притворным вздохом. – Думаю, что Вы правы. Красота и глупость никогда не идут, взявшись за руки, как того бы хотелось.
- Я сожалею, что была вынуждена принять такие меры, - сказала старая леди. - Но Вы не оставили мне никакого выбора.
- Никакого выбора, - размышлял Джек. - Да, конечно. Вроде, я не так уж много сделал, чтобы избежать Ваших когтей.
- Если бы я была Вам нужна, - сказала старая леди резко, - Вы не уехали бы сегодня днем.
Джек насмешливо улыбнулся.
- Она Вам рассказала, - сказал он, задумавшись, почему же он был уверен, что она не может этого сделать.
- Мисс Эверсли?
Так вот как ее зовут.
- У нее не было выбора, - пренебрежительно сказала старая леди, словно желания мисс Эверсли были чем-то, что она никогда не принимала во внимание.
И тут Джек почувствовал ее. Небольшое дуновение воздуха рядом. Легкий шорох движения.
Она была здесь. Неуловимая мисс Эверсли. Безмолвная мисс Эверсли.
Восхитительная мисс Эверсли.
- Освободите его голову, - услышал он приказ своей бабушки. - Вы задушите его.
Джек терпеливо ждал с ленивой улыбкой на лице - это не то выражение, которое они должны от него ожидать, а значит, это то, что он хотел им показать. Он услышал шум - это была мисс Эверсли. Это был не вздох и не стон. Это было что-то, что он не смог описать. Возможно, тоскливая обреченность. Или, возможно...
Мешковина упала, и он целую минуту смаковал прохладный воздух на своем лице.
Затем он посмотрел на нее.
Это было чувство стыда. Вот что это было. Бедная мисс Эверсли выглядела несчастной. Более любезный джентльмен отвернулся бы, но в данный момент он не чувствовал себя чрезмерно чутким, и потому долго не отрывал взгляда от ее лица. Она была прекрасна, хотя не в общепринятом понимании этого слова. Никакой английский язык не способен был описать ее, не эти великолепные каштановые волосы и ярко-синие глаза со слегка приподнятыми уголками. Ее ресницы были черны как ночь, резко контрастируя с бледным совершенством ее кожи.
Конечно, эта бледность, возможно, была результатом ее теперешнего состояния. Бедная девочка выглядела так, словно могла в любой момент упасть в обморок.
- Вам не понравилось целовать меня? – пробормотал он.
Она стала пунцовой.
- Очевидно, так. - Он повернулся к своей бабушке и сказал самым учтивым тоном, - Надеюсь, Вы понимаете, что это - вопиющее нарушение.
- Я - герцогиня Уиндхэм, - ответила она, надменно подняв свои брови. – Для меня не существует вопиющих нарушений.
- Ах, как несправедливо устроена жизнь, - сказал он со вздохом. - Вы не согласны, мисс Эверсли?
Она посмотрела, словно хотела заговорить. Действительно, бедная девочка, она, вероятно, прикусила свой язык.
- Теперь, если Вы стали преступницей в этом небольшом преступлении, - продолжал он, позволяя своим глазам нагло скользить от ее лица к груди и обратно, - все будет совсем по-другому.
Ее челюсть напряглась.
- Представьте себе, - шептал он, позволяя своему пристальному взгляду упасть на ее губы, - как было бы прекрасно. Только подумайте – Вы и я, одни в этой чрезвычайно роскошной карете. - Он довольно вздохнул и откинулся назад. – У меня разыгралось воображение.
Он ждал, что старая леди защитит ее. Она этого не сделала.
- Поделитесь Вашими планами насчет меня? - спросил он, положив ногу на ногу и ссутулившись на своем месте. Было нелегко сидеть в таком положении со все еще связанными сзади руками, но, будь он проклят, если сядет прямо и вежливо.
Старая леди повернулась к нему, сжав губы.
- Большинство мужчин не жаловалось бы.
Он пожал плечами.
- Я не большинство мужчин. – С легкой улыбкой он повернулся к мисс Эверсли. - Довольно банальное возражение, как думаете? Настолько очевидное. Его придумал бы и новичок. - Он покачал головой, притворяясь разочарованным. - Надеюсь, я не потерял свое мастерство.
Ее глаза расширились.
Он усмехнулся.
- Вы думаете, что я безумен.
- О, да, - сказала она, и он наслаждался ее голосом, омывшим его своим теплом.
- Это требуется уточнить. - Он повернулся к старой леди. – В семье были безумцы?
- Конечно, нет, - резко ответила герцогиня.
- Прекрасно, какое облегчение. Нет, - добавил он, - этак я признаю связь с вами. А я не думаю, что желал бы быть связанным с такими головорезами, как вы. Так-так. Даже я никогда не прибегал к похищению. - Он наклонился вперед, как будто открывая мисс Эверсли очень важный секрет. - Это - плохой тон, знаете ли.
И ему показалось - о, как прекрасно - что ее губы слегка дернулись. У мисс Эверсли было чувство юмора. Она стала вдвое привлекательнее.
Он улыбнулся ей. Он знал, как это надо делать. Он точно знал, как улыбнуться женщине, чтобы заставить ее почувствовать что-то такое глубоко внутри.
Он улыбнулся ей. И она покраснела.
Это заставило его улыбнуться еще шире.
- Достаточно, - приказала старая леди.
Он притворился, что не понял.
- Вы о чем?
Он смотрел на нее, на эту женщину, которая, вероятнее всего, была его бабушкой. Ее лицо было стянуто и морщинисто, углы ее рта опущены под весом вечно хмурого взгляда. Он подумал, что она выглядела бы недовольной, даже если бы улыбнулась. Даже если, так или иначе, ей удалось бы заставить свой рот сложиться полумесяцем в правильном направлении...
Нет, решил он. Это не сработало бы. Она никогда не справилась бы с этим. Она, вероятно, умерла бы от натуги.
- Оставьте мою компаньонку в покое, - сказала герцогиня кратко.
Он наклонился к мисс Эверсли, усмехнувшись ей, даже притом, что она весьма решительно отводила взгляд.
- Я побеспокоил Вас?
- Нет, - быстро она сказала. – Конечно, нет.
Что, возможно, было недалеко от истины, но кто он такой, чтобы придираться?
Он возвратился к старой леди.
- Вы не ответили на мой вопрос.
Она властно подняла бровь. Ах, подумал он без всякого сарказма, так вот от кого у него эта привычка.
- Что Вы планируете сделать со мной? – спросил он.
- Сделать с Вами. – Повторила она его слова с любопытством, как если бы посчитала их безумно странными.
Он повторил ее движение бровью, задаваясь вопросом, признает ли она жест.
- Существует достаточно много вариантов.
- Мой дорогой мальчик, - начала она. Ее тон был величественен. Снисхождение. Это выглядело так, словно он нуждался в том, чтобы понять, что он должен целовать ей туфли. - Я собираюсь подарить Вам мир.

***
Грейс почти удалось восстановить свое самообладание, когда разбойник после долгого и вдумчиво-хмурого взгляда, обращенного к вдове, сказал:
- Я не уверен, что Ваш мир меня заинтересует.
Взрыв испуганного смеха вырвался из ее горла. О, святые небеса, глядя на вдову, можно было подумать, что она готова плеваться от негодования.
Грейс прижала руку ко рту и отвернулась, делая вид, что не заметила, как усмехнулся ей разбойник.
- Извините, - сказал он вдове без всякого намека на раскаяние в голосе. – А могу я взамен получить ее мир?
Грейс резко повернула голову, чтобы увидеть, как он кивает в ее направлении. Он пожал плечами.
- Вы мне нравитесь больше.
- Вы бываете серьезны? – рассердилась вдова.
А затем он изменился. Его тело не перестало сутулиться, но Грейс почувствовала, как воздух вокруг него начал закручиваться от напряжения. Он был опасным человеком. Он хорошо это скрывал за своим ленивым очарованием и наглой улыбкой. Но он не тот человек, который позволит себя обманывать. Она была уверена в этом.
- Я всегда серьезен, - сказал он, его глаза не отрывались от вдовы. – Было бы неплохо, если бы Вы приняли это во внимание.
- Я так сожалею, - прошептала Грейс, слова вырвались прежде, чем она осознала их смысл. Серьезность ситуации неимоверно тяготила ее. Она так волновалась за Томаса. Что все это будет означать для него. Но в данный момент двое мужчин в доме, где она жила, были пойманы в эти сети.
И независимо от того, кем был этот мужчина, кем бы он ни был, он не заслуживал этого. Возможно, он захотел бы жить, как Кэвендиш, с его богатством и авторитетом. Большинство мужчин захотело бы. Но он заслуживал выбора. Все заслуживали выбора.
Тогда она посмотрела на него, заставляя себя поднять свои глаза к его лицу. Она избегала его пристального взгляда столько, сколько могла, но внезапно почувствовала себя неприятно из-за своей трусости.
Он, должно быть, ощутил, что она наблюдает за ним, потому что вдруг повернулся. Его темные волосы упали вперед на его лоб, и его глаза - яркого оттенка болотного зеленого цвета - потеплели.
- Вы действительно нравитесь мне больше, - прошептал он, и она подумала, надеялась? - что видела вспышку уважения в его пристальном взгляде.
А затем, быстрый как вспышка, момент исчез. Его рот снова сложился в дерзкую полуулыбку, и он перевел сдерживаемое дыхание прежде, чем произнес:
- Это - комплимент.
На конце ее языка вертелось слово “ Спасибо”, произнесенное, оно показалось смешным. Тогда он пожал одним плечом, как будто это было все, чем он мог быть обеспокоен, и добавил:
- Конечно, смею предположить, что единственный человек, которого я хотел бы видеть меньше, чем нашу уважаемую графиню...
- Герцогиню, - поправила вдова.
Он сделал паузу, вежливо позволив ей бросить надменный взгляд, затем вновь повернулся к Грейс.
- Как я уже сказал, единственный человек, которого я хотел бы видеть меньше, чем ее, - он кивнул в сторону вдовы, даже не удостоив ее взглядом, - это французский солдат, стало быть, это не такой уж[i] большой комплимент, но я, действительно, хотел, чтобы Вы знали, что это было сказано искренне.
Грейс пыталась сдержать улыбку, но он все время смотрел на нее так, словно они обменивались шутками, только они двое, и она знала, что это вдвойне злило герцогиню. Взгляд, брошенный на нее, подтвердил это, вдова выглядела даже более холодной и расстроенной, чем обычно.
Грейс вновь повернулась к разбойнику, из чувства самосохранения, из-за чего же еще. Вдова проявляла все признаки надвигающейся бурной деятельности, а после прошлой ночи Грейс знала, что герцогиня слишком опьянена идеей ее давно потерянного внука, чтобы сделать его целью этой деятельности.
- Как Ваше имя? - спросила его Грейс, так как это казалось самым очевидным вопросом.
- Мое имя?
Грейс кивнула.
Он повернулся к вдове, словно делая ей выговор.
- Забавно, что [i]Вы еще не спросили меня. - Он покачал головой. - Безобразные манеры. Все лучшие похитители знают имена своих жертв.
- Я не похищаю Вас! - вспыхнула вдова.
Настала неловкая пауза, а затем его голос прошелестел, как шелк.
- Тогда я неправильно понял, зачем меня связали.
Грейс осторожно посмотрела на вдову. Герцогиня никогда не ценила сарказм, если он не исходил из ее собственных уст, и она никогда не позволит, чтобы за ним осталось последнее слово. И действительно, когда она заговорила, ее слова были отрывисты и жестки, в них проявлялась голубая кровь человека, уверенного в собственном превосходстве.
- Я верну Вам Ваше надлежащее место в этом мире.
- Я вижу, - медленно проговорил он.
- Хорошо, - сказала вдова оживленно. – Значит, мы пришли к согласию. Все, что остается, это...
- Мое надлежащее место, - сказал он, прервав ее.
- Конечно.
- В мире.
Грейс поняла, что задержала дыхание. Она не могла смотреть в сторону, не могла отвести от него взгляда, когда он прошептал:
- Тщеславие. Это замечательно.
Его голос был мягким, почти задумчивым, и становился все тише. Вдова резко отвернулась к окну, Грейс попыталась заглянуть ей в лицо, чтобы найти в нем что-то, хоть что-нибудь, что показало бы ее человечность, но она оставалась суровой и твердой, и в ее голосе не было никаких эмоций, когда она сказала:
- Мы почти дома.
Они остановились на том самом месте, где Грейс видела его ранее этим днем.
- Итак, - сказал разбойник, глядя в окно.
- Вы направляетесь к себе домой, - заявила вдова, ее голос, властный и требовательный, поставил точку в этом разговоре.
Он не ответил. Этого и не требовалось. Они все знали, что он думал.
Никогда.

Перевод прекрасный!!! Слов нет, одни эмоции
Интересно, а как отреагирует сам герцог, когда узнает, что он не герцог?

Ветер, Джулиана,классный перевод!!!

vetter и Джулианочка, спасибо большое! Читается отлично.
Да, Уиндхэм звучит правильнее и привычнее, конечно. А следить за сюжетом очень интересно. Что же дальше будет, как себя поведет наш Герой?

 » Глава 5

сейчас узнаем

редактор - Джулиана

***********

Глава пятая

- Милый домик, - сказал Джек, переступая парадный вход Белгрейва с все еще связанными руками. Он повернулся к старой леди. - Вы занимались оформлением? Чувствуется женская рука.
Мисс Эверсли шла сзади, но он слышал, как ее душит еле сдерживаемый смех.
- О, не сдерживайте себя, мисс Эверсли, - бросил он через плечо. – Для Вас же будет лучше.
- Сюда, - приказала вдова, двигаясь рядом с ним, предлагая следовать за нею через холл.
- Я должен повиноваться, мисс Эверсли?
Она не ответила, она была умной девочкой. Он же был слишком разъярен, чтобы вести себя осмотрительно, и потому сделал еще один дерзкий шаг.
- Ау! Мисс Эверсли! Вы слышите меня?
- Конечно, она слышит Вас, - сердито бросила вдова.
Джек сделал паузу, подняв голову и разглядывая вдову.
- Я думал, что Вы вне себя от радости, что завели со мной знакомство.
- Конечно, - огрызнулась она.
- Хм-м. - Он повернулся к мисс Эверсли, которая поравнялась с ними во время их пикировки. - Что-то мне не кажется, что она вне себя от радости, мисс Эверсли. А Вам?
Глаза мисс Эверсли метнулись от него к хозяйке и обратно, прежде чем она сказала:
- Вдовствующая герцогиня ничего так более не желает, как принять Вас в свою семью.
- Хорошо сказано, мисс Эверсли, - одобрил он. - Проницательно и все же осмотрительно. - Он вернулся к герцогине. - Я надеюсь, Вы хорошо ей платите.
Два красных пятна разлились по щекам вдовы, так резко контрастирующие с белизной ее кожи, что он поклялся бы, что она использовала румяна, если бы не видел своими собственными глазами, как расцвели эти признаки гнева.
- Вы уволены, - приказала она, даже не посмотрев на мисс Эверсли.
- Я? – притворился он. - Прекрасно. - Он протянул свои связанные запястья. – Не возражаете?
- Не Вы, она. – Его бабушка сжала челюсти. – Вы все прекрасно поняли.
Но Джек был не только не в настроении любезничать, но в этот момент он даже не хотел придерживаться своего обычного шутливого тона. Он посмотрел ей в глаза, его зеленый взгляд встретился с ее ледяным, ледяной синевой, и он сказал бы, что почувствовал дрожь - déjà vu. Было ощущение, словно он вернулся на Континент, назад на войну, его плечи распрямились, глаза сузились, как было всегда пред лицом врага.
- Она остается.
Они замерли, все трое, глаза Джека не отрывались от вдовы, когда он продолжил:
- Вы привели ее сюда. Она останется здесь до конца.
Он почти ожидал, что мисс Эверсли будет возражать. Черт, любой нормальный человек бежал бы как можно дальше от надвигающейся конфронтации. Но она все еще стояла совершенно неподвижно, ее руки были опущены, только горло судорожно дернулось, она сглотнула.
- Если Вы хотите, чтобы я был здесь, - сказал он спокойно, - Она будет тоже.
Вдова протяжно и сердито вздохнула и кивнула головой в сторону.
- Грейс, - рявкнула она, - темно-красная гостиная. Сейчас же.
Ее звали Грейс. Он повернулся и посмотрел на нее. Ее кожа была бледна, ее глаза расширены, взгляд оценивающий.
Грейс. Имя нравилось ему. Оно ей подходило.
- Разве Вы не хотите знать мое имя? – обратился он к вдове, которая уже проследовала через холл.
Она остановилась и повернулась, показывая тем самым, что хочет.
- Джон, - объявил он, наслаждаясь тем, как кровь отхлынула от ее лица. – Джеком зовут меня друзья, - он посмотрел на Грейс соблазняющим взглядом, - и подруги.
Он мог бы поклясться, что почувствовал ее дрожь, которая восхитила его.
- А мы? - прошептал он.
Она пыталась разлепить губы целую секунду прежде, чем ей удалось выдавить:
- Что мы?
- Друзья, конечно.
- Я... я...
- Оставьте мою компаньонку в покое! – рявкнула вдова.
Он вздохнул и кивнул головой в сторону мисс Эверсли.
- Она такая властная, как Вы думаете?
Мисс Эверсли покраснела. О, это был самый симпатичный розовый цвет, который он когда-либо видел.
- Жаль, что у меня связаны руки, - продолжал он. – Момент столь романтичен, кислое присутствие Вашей хозяйки не в счет, что было бы чудесно запечатлеть один изящный поцелуй на Вашей ручке, если бы я был способен освободить свои.
На сей раз он был точно уверен, что она дрожала.
- Или Ваши губы, - прошептал он. - Я мог бы поцеловать Ваши губы.
Наступившая очаровательная тишина вскоре была грубо прервана:
- Что за черт?
Мисс Эверсли отскочила назад на фут или три, а Джек повернулся посмотреть, кто же этот чрезвычайно сердитый мужчина.
- Этот человек надоедает Вам, Грейс? – потребовал он.
Она быстро покачала головой.
- Нет, конечно, нет. Но...
Вновь прибывший повернулся к Джеку и уставился разъяренными синими глазами. Разъяренные синие глаза, которые бы очень напоминали глаза самой вдовы, не будь у нее мешков и морщин.
- Кто Вы?
- Кто Вы? – возразил Джек, сразу же невзлюбив его.
- Я - Уиндхэм, - словно выстрелил тот. - И Вы находитесь в моем доме.
Джек моргнул. Кузен. Его новая семья чудесным образом разрастается с каждой минутой.
- Что ж. Хорошо, в таком случае, я - Джек Одли. Прежде солдат армии Его Величества, теперь - большой дороги.
- Кто эти Одли? - потребовала вдова, возвращаясь назад. - Вы – не Одли. Это написано на Вашем лице. На Вашем носу и подбородке, и в каждой черточке Ваших глаз, которые имеют весьма необычный цвет.
- Необычный цвет? – переспросил Джек, сыграв оскорбление. - Правда? - Он повернулся к мисс Эверсли. – Все леди мне говорили, что они зеленого цвета. Меня обманывали?
- Вы - Кэвендиш! – взревела вдова. - Вы Кэвендиш, и я желаю знать, почему мне не сообщили о Вашем существовании.
- Что, черт возьми, здесь происходит? - потребовал Уиндхэм.
Джек подумал, что вовсе не обязан отвечать, потому счастливо сохранял спокойствие.
- Грейс? – спросил Уиндхэм, поворачиваясь к мисс Эверсли.
Джек наблюдал за ними с интересом. Они были друзьями, но насколько близкими? Он не мог понять.
Мисс Эверсли с видимым трудом сглотнула.
- Ваша милость, - сказала она, - можно нам поговорить наедине?
- А как же остальные? - вмешался Джек, потому что после того, чему он был подвергнут, он решительно не чувствовал, что кто-либо заслуживает разговоров наедине. И затем, достигнув максимального раздражения, он добавил: - После всего, через что я...
- Он - Ваш кузен, - резко объявила вдова.
- Он - разбойник, - сказала мисс Эверсли.
- Нет, - добавил Джек, поворачиваясь, чтобы показать свои связанные руки, - я здесь не по собственной воле, уверяю Вас.
- Ваша бабушка думает, что узнала его вчера вечером, - сказала мисс Эверсли герцогу.
- Я уверена, что узнала его, - резко возразила вдова. Джек едва не поклонился, когда она махнула рукой в его сторону. - Только посмотрите на него.
Джек повернулся к герцогу.
- На мне была маска. – Он действительно не собирался брать на себя вину за все это.
Джек бодро улыбнулся, с интересом наблюдая за герцогом, когда тот поднес свою руку ко лбу и сжал свои виски с такой силой, что мог бы проломить череп. Затем его рука упала, и он проорал:
- Сесил!
Джек собрался было пошутить о другом потерянном кузене, но в это время, скользя через холл, появился лакей, по-видимому, тот, кого звали Сесил.
- Портрет, - приказал Уиндхэм. - Моего дяди.
- Тот, что мы только что подняли к...
- Да. В гостиную. Сейчас же!
Даже у Джека расширились глаза от бешеной энергии его голоса.
И затем – словно кислота разъедала его внутренности - он увидел, что мисс Эверсли взяла руку герцога.
- Томас, - сказала она мягко, удивляя его тем, что назвала герцога по имени, - пожалуйста, позвольте мне объяснить.
- Вы знали об этом? – требовательно спросил Уиндхэм.
- Да, но...
- Вчера вечером, - сказал он пронизывающе. - Вы знали вчера вечером?
Вчера вечером?
- Да, я знала, но Томас...
Что случилось вчера вечером?
- Достаточно, - прошипел он. - В гостиную. Вы все.
Джек последовал за герцогом, и потом, как только за ними закрылась дверь, показал свои руки.
- Как Вы думаете, не могли бы Вы...? - спросил он. Скорее, чтобы поддержать разговор, чем на что-то надеясь.
- Ради Бога, - прошептал Уиндхэм. Он что-то взял с письменного стола около стены и затем вернулся. Одним сердитым сильным ударом он разрубил веревки золотым ножиком для вскрытия писем.
Джек посмотрел вниз, чтобы удостовериться, что не ранен.
- Отлично проделано, - пробормотал он. Даже ни царапины.
- Томас, - заговорила мисс Эверсли, - я на самом деле думаю, что Вы должны позволить мне поговорить с Вами перед...
- Перед чем? - бросил Уиндхэм, обращаясь к ней с таким гневом, который Джек счел непозволительным. - Перед тем, как мне сообщат о давно потерянном кузене, которого разыскивает Король?
- Король, нет, я так не думаю, - сказал Джек мягко. В конце концов, ему стоило подумать о собственной репутации. - Всего лишь несколько судей. И священник или два. - Он повернулся к вдове. - Грабеж на дороге, вообще-то, считается не самым безопасным из всех возможных занятий.
Его легкомыслие никем не было оценено, даже бедной мисс Эверсли, которой удалось подвергнуться ярости обоих Уиндхэмов. Совершенно незаслуженно, по его мнению. Он ненавидел тиранов.
- Томас, - попросила мисс Эверсли, ее тон еще раз заставил Джека задуматься о том, что же точно существовало между этими двумя. - Ваша милость, - исправилась она, возбужденно глядя на вдову, - есть кое-что, что Вы должны знать.
- Ну, конечно, - огрызнулся Уиндхэм. - В первую очередь, личности моих истинных друзей и наперсниц.
Мисс Эверсли вздрогнула, пораженная, и в этот момент Джек решил, что с него достаточно.
- Я советую Вам, - сказал он, его голос был тихим, но твердым, - говорить с мисс Эверсли с большим уважением.
Герцог повернулся к нему, он выглядел столь же оглушенным как тишина, которая наступила в комнате.
- Прошу прощения.
В этот момент Джек его ненавидел, каждую его аристократическую черточку.
- Не привыкли к тому, чтобы уважать человека, с которым разговариваете, не так ли? - усмехнулся он.
Воздух трещал от напряжения, и Джек знал, что, вероятно, должен был предвидеть последствия. Лицо герцога совершенно перекосило от ярости, и Джек, казалось, не мог сдвинуться с места, в то время как Уиндхэм бросился вперед, сомкнул свои руки вокруг его горла, и оба покатились, упав на ковер.
Проклиная себя за дурацкое поведение, Джек попытался противостоять кулаку герцога, только что врезавшемуся в его челюсть. Начиналась чисто животная борьба за выживание, и он стянул свои мышцы в твердый узел. Одним быстрым молниеносным движением он бросил свое тело вперед, используя свою голову как оружие. Послышался треск, это он ударил Уиндхэма в челюсть, ошеломив противника, чем тут же не преминул воспользоваться в своих интересах, перекатившись и полностью изменив их положение.
- Не смейте... Вы... когда-либо нападать на меня снова, - рычал Джек. Он боролся в сточных канавах и на полях битвы за свою страну и за свою жизнь, и он никогда не был терпелив с теми, кто ударил первым.
Он прижал локоть к животу и собирался упереться коленом в пах, когда мисс Эверсли вмешалась в драку, втискивая себя между этими двумя мужчинами, ни капли не думая ни об уместности ее действий, ни о своей собственной безопасности.
- Остановитесь! Вы оба!
Джеку удалось толкнуть Уиндхэма в предплечье как раз вовремя, чтобы помешать его кулаку достичь ее щеки. Конечно, это был бы несчастный случай, но тогда он вынужден был бы убить его, и это было бы настоящим преступлением.
- Вам должно быть стыдно, - сказала мисс Эверсли, смотря прямо на герцога.
Он только поднял бровь и сказал:
- Не могли бы Вы сойти с моего... э-э... - Он смотрел вниз на свое тело, на котором она сидела.
- О! – подскочила она, и Джек бы защитил ее честь, если не считать того, что, надо признать, произнес бы то же самое, находясь под нею. Не говоря уж о том, что она все еще держала его руку.
- Позаботьтесь о моих ранах, – попросил он, его глаза, большие и зеленые, источали соблазн, против которого никто бы не устоял. Они говорили: я нуждаюсь в Вас. Я нуждаюсь в Вас, и если бы Вы только позаботились обо мне, я отказался бы от всех других женщин и растаял у Ваших ног и, весьма возможно, стал бы отвратительно богатым, и если бы Вы только захотели, стал бы королем, всем, чем пожелаете.
Это всегда срабатывало.
Но не теперь.
- У Вас нет никаких ран, - огрызнулась она, отталкивая его. Она просмотрела на Уиндхэма, который поднялся на ноги и встал возле нее. - И у Вас тоже.
Джек собрался отпустить комментарий о добросердечии, но именно в это время вперед вышла вдова и шлепнула своего внука – того внука, в происхождении которого все были совершенно уверены - по плечу.
- Извинитесь немедленно! – приказала она. - Он - гость в нашем доме.
Гость. Джек был тронут.
- В моем доме, - уточнил герцог.
Джек наблюдал за старой леди с интересом. Она сама не сказала бы лучше.
- Он - Ваш двоюродный брат, - сказала она сурово. - Можно было подумать, учитывая нехватку близких отношений в нашей семье, что Вы будете рады приветствовать его появление.
О, да. Герцог прямо светился от счастья.
- Было бы кого, - огрызнулся Уиндхэм, - сделайте мне одолжение, объясните, как этот человек появился в моей гостиной?
Джек ожидал, что кто-нибудь даст объяснение, но когда никто не сделал даже попытки, предложил свою собственную версию.
- Она похитила меня, - пожав плечами, сказал он, направляясь к вдове.
Уиндхэм медленно повернулся к своей бабушке.
- Вы похитили его, - сказал он, его голос был спокойным и странно лишенным недоверия.
- Да, - ответила она, вздернув подбородок. - И я сделала бы это снова.
- Это правда, - сказала мисс Эверсли. И после этого она восхитила его, повернувшись к нему и сказав, - я сожалею.
- Принято, разумеется, - любезно сказал Джек.
Герцог, однако, не был удивлен. Бедная мисс Эверсли чувствовала потребность оправдать свои действия:
- Она похитила его!
Уиндхэм проигнорировал ее. Джек действительно начинал испытывать к нему неприязнь.
- И заставила меня принять участие, - бормотала мисс Эверсли. Она, с другой стороны, быстро становилась его любимицей.
- Я узнала его вчера вечером, - заявила вдова.
Уиндхэм посмотрел на ее неуверенно.
- В темноте?
- Под его маской, - с гордостью ответила она. - Он – точна копия своего отца. Его голос, его смех, каждая его черточка.
Джек не думал, что это такой уж убедительный аргумент, потому ему было любопытно, что ответит герцог.
- Бабушка, - сказал он, и Джек отметил, что в голосе его чувствовалось поразительное терпение, - я понимаю, что Вы все еще оплакиваете своего сына...
- Вашего дядю, - вмешалась она.
- Моего дядю. - Он откашлялся. - Но прошло тридцать лет со дня его смерти.
- Двадцать девять, - поправила она резко.
- Это долгий срок, - сказал Уиндхэм. - Воспоминания стираются.
- Не мои, - ответила она надменно, - и, конечно же, не те, что касаются Джона. Вашего отца я была бы более чем рада забыть навсегда...
- В этом мы с Вами сходимся, - прервал Уиндхэм, заставляя Джека задуматься над этой историей. И затем, выглядя так, словно все еще желает кого-нибудь задушить (Джек готов был поставить свои деньги на вдову, так как уже имел удовольствие наблюдать за ними), Уиндхэм повернулся и проревел: - Сесил!
- Ваша милость! - послышался голос из холла. Джек наблюдал, как два лакея изо всех сил пытались пронести массивную картину из-за угла в комнату.
- Поставьте ее где-нибудь, - приказал герцог.
С легким ворчанием и при одном сомнительном моменте, когда казалось, что картина опрокинет, на взгляд Джека, чрезвычайно дорогую китайскую вазу, лакеям удалось восстановить равновесие и установить картину на пол, осторожно прислонив ее к стене.
Джек подошел к ней. Они все к ней подошли. И мисс Эверсли первой произнесла:
- О, Боже.

***
Это был он. Конечно, это не был он, поскольку на картине был Джон Кэвендиш, который погиб почти тремя десятилетиями ранее, но, ей богу, он выглядел точно так же, как человек, стоящий рядом с нею.
Глаза Грейс расширились настолько, что им стало больно, и она смотрела назад и вперед, назад и вперед...
- Я вижу, что теперь нет никого, кто со мной не согласен, - сказала вдова самодовольно.
Томас повернулся к мистеру Одли, словно увидел призрака.
- Кто Вы? – прошептал он.
Но даже у мистера Одли не было слов. Он уставился на портрет, смотрел и смотрел, и смотрел, его лицо побелело, губы приоткрылись, все его тело ослабло.
Грейс затаила дыхание. В конечном счете он обретет дар речи, и когда он это сделает, безусловно, он скажет им всем то, что сказал ей прошлой ночью.
Меня зовут не Кэвендиш.
Но так меня звали когда-то.
- Мое имя, - мистер Одли запинался, - данное мне имя... - Он сделал паузу, судорожно сглотнув, его голос дрожал, когда он говорил, - Мое полное имя - Джон Ролло Кэвендиш-Одли.
- Кто были Ваши родители? - прошептал Томас.
Мистер Одли, мистер Кэвендиш-Одли, не ответил.
- Кто был Ваш отец? - на этот раз голос Томаса был громче и более настойчив.
- Кем, черт возьми, Вы думаете, он был? – взорвался мистер Одли.
Сердце Грейс колотилось. Она смотрела на Томаса. Он был бледен, его руки дрожали, и она почувствовала себя предателем. Она могла бы сказать ему. Она могла бы предупредить его.
Она оказалась трусихой.
- Ваши родители, - сказал Томас, его голос был еле слышен. - Они были женаты?
- Какое Вам до этого дело? – Потребовал мистер Одли. На мгновение Грейс показалось, что они вновь подерутся. Мистер Одли напоминал дикое животное в клетке, в которого тычут палками до тех пор, пока оно не сможет этого больше терпеть.
- Пожалуйста, - умоляла она, кидаясь то к одному, то к другому снова и снова. - Он не знает, - сказала она. Мистер Одли мог и не знать, что это означает, если он был законнорожденным. Но Томас знал, и он дошел до того, что Грейс подумала, что он мог бы убить. Она смотрела на него и на его бабушку.
- Кто-то должен объяснить мистеру Одли...
- Кэвендишу, - бросила вдова.
- Мистеру Кэвендишу-Одли, - сказала Грейс быстро, потому что она не знала, как объяснить ему, не оскорбив никого в комнате. - Кто-то должен сказать ему что... это...
Она обращалась к другим за помощью, за наставлением, за чем-нибудь, потому что, конечно, это была не ее обязанность. Сейчас она была одной из них, но в ней не было крови Кэвендишей. Почему же она должна все объяснять?
Она смотрела на мистера Одли, пытаясь не видеть портрет в его лице, и сказала:
- Ваш отец - человек на портрете, если считать, что он - Ваш отец - он был... старшим братом отца его милости.
Никто ничего не сказал.
Грейс откашлялась.
- Итак, если... если Ваши родители были действительно законно женаты...
- Они были женаты, - мистер Одли почти задыхался.
- Да, конечно. Я хотела сказать не это, конечно, но...
- Она хочет сказать, - резко вмешался Томас, - что, если Вы - действительно законный сын Джона Кэвендиша, тогда Вы - герцог Уиндхэм.
Так оно и было. Правда. Или если не правда, то возможность правды, и никто, даже вдова, не знал, что сказать. Эти двое мужчин - эти два герцога, подумала Грейс с истеричным всхлипом смеха, просто уставились друг на друга, изучая друг друга, и в конце концов, мистер Одли протянул руку. Она тряслась так же, как у вдовы, когда та стремилась что-то заполучить, а его пальцы крепко сжались, когда, наконец, добрались до спинки стула. Чувствуя дрожь в ногах, мистер Одли сел.
- Нет, - сказал он. - Нет.
- Вы останетесь здесь, - проговорила вдова, - пока этот вопрос не будет улажен к моему удовлетворению.
- Нет, - сказал мистер Одли значительно тверже. - Я не останусь.
- О, да, Вы останетесь, - ответила она. - Если Вы этого не сделаете, то я отдам Вас властям как вора, которым Вы являетесь.
- Вы не сделали бы этого, - проболталась Грейс. Она повернулась к мистеру Одли. - Она никогда не сделала бы этого. Никогда, если она полагает, что Вы - ее внук.
- Замолчи! – прорычала вдова. - Я не знаю, что Вы думаете, мисс Эверсли, но Вы не член семьи, и Вам не место в этой комнате.
Мистер Одли встал. Его реакция была резкой и высокомерной, впервые Грейс увидела в нем того военного, которым, как он говорил, он когда-то был. Когда он заговорил, его слова были взвешенными и четкими, и полностью отличались от того ленивого протяжного произношения, которое она от него ожидала.
- Никогда больше не говорите с ней в таком тоне.
Что-то внутри нее растаяло. Прежде Томас защищал ее от своей бабушки, действительно, он долго был ее защитником. Но не таким, как Джек. Он ценил ее дружбу, она знала, что это так. Но Джек... это было другое. Она не слышала слов.
Она чувствовала их.
Она наблюдала за лицом мистера Одли, ее глаза скользнули к его рту. Это напомнило ей... прикосновение его губ, его поцелуй, его дыхание, и сладостно-горький шок, когда он исчез, потому что она не хотела этого... она не хотела, чтобы это закончилось.
Стояла прекрасная тишина, даже скорее неподвижность, если бы не расширенные глаза вдовы. А затем, как раз, когда Грейс поняла, что ее руки начали дрожать, герцогиня произнесла:
- Я - Ваша бабушка.
- Это, - ответил мистер Одли, - еще не доказано.
Губы Грейс приоткрылись от удивления, потому что никто не мог сомневаться относительно его происхождения, не с этим доказательством, стоящим у стены гостиной.
- Что? - вспыхнул Томас. - Теперь Вы пытаетесь сказать, что не думаете, что Вы - сын Джона Кэвендиша?
Мистер Одли пожал плечами, и немедленно стальное выражение в его взгляде пропало. Он снова был бродягой разбойником, полагающимся на помощь дьявола и совершенно безответственным.
- Откровенно говоря, - сказал он, - я совершенно не уверен, что желаю получить вход в этот ваш очаровательный небольшой клуб.
- У Вас нет выбора, - сказала вдова.
- Такая любящая, - сказал мистер Одли со вздохом. - Такая внимательная. Действительно, бабушка на все времена.
Грейс прижала руку ко рту, но ее сдерживаемый смех, тем не менее, вырвался наружу. Это было так неподобающе... по многим соображениям... но удержаться было невозможно. Лицо вдовы стало фиолетовым, ее губы сжимались до тех пор, пока линия гнева не дошла до ее носа. Даже Томас никогда не добивался такой реакции, а, видит Бог, он пробовал.
Она посмотрела на него. Из всех находящихся в комнате он, конечно, больше всех находился под угрозой. Он выглядел опустошенным. И изумленным. И разъяренным, и, удивительное дело, готовым рассмеяться.
- Ваша милость, - сказала Грейс нерешительно. Она не знала, что хотела сказать ему. Вероятно, ничего, но тишина была так ужасна.
Он проигнорировал ее, но она знала, что он услышал, потому что его тело напряглось еще больше, а затем задрожало, как только он перевел дыхание. И тогда вдова - о, почему она никак не научится оставлять в покое?- произнесла его имя, как будто звала собаку.
- Замолчите, - прорычал он.
Грейс хотела обратиться к нему. Томас был ее другом, но он был – и всегда будет - выше нее. И теперь она стояла здесь, ненавидя себя, потому что не могла прекратить думать о другом мужчине в комнате, о том, кто мог очень легко украсть у Томаса его предназначение.
Так она стояла и ничего не делала. И еще больше ненавидела себя за это.
- Вы должны остаться, - сказал Томас мистеру Одли. – Нам необходимо...
Грейс затаила дыхание, Томас откашлялся.
- Мы должны будем в этом разобраться.
Они все ждали ответа мистера Одли. Казалось, он изучал Томаса, оценивая его. Грейс молилась, чтобы он понял, насколько трудно было Томасу говорить с ним с такой любезностью. Конечно, он ответил бы в том же духе. Она так сильно хотела, чтобы он был хорошим человеком. Он поцеловал ее. Он защищал ее. Разве это так много, надеяться, что под всем этим скрывается рыцарь на белом коне?

Прочитала. Интересная очень глава! Реакция Томаса вполне естественная, как настоящего мужчины. И Джек -молодец, не дал в обиду Грейс. Очень нравится. Спасибо, девочки, прекрасно всё.
Веттер, Джулианочка!