Margot Valois: 20.01.21 11:48
natallisha: 20.01.21 23:34
Всем доброго зимнего вечера!
natallisha: 20.01.21 23:45
- Добро пожаловать в Дорчестер, мисс Бэйкер, - наконец произнес Салливан, с ног до головы обдавая девушку глубоким почти позабытым тембром, со ставшим еще заметнее шотландским акцентом, - и примите мои соболезнования по поводу кончины вашего отца.
- Спасибо… - растерянно отозвалась Анна, несколько удивленная прохладной официальностью прозвучавших слов.
Впрочем, ожидать чего-либо иного не имело смысла. Времена, когда самый обворожительный мужчина, из всех кого она знала в свои двадцать четыре года, предложил ей обращаться друг к другу просто по имени, безвозвратно канули в лету. Ее мать от столь явного нарушения традиций непременно пришла бы в сильнейшее негодование. Но Рейнольда крайне редко интересовало мнение света и тем паче неписанные правила этикета, мало подходящего для этих суровых мест.
- К сожалению, ваш экипаж безнадежно испорчен и на его починку может понадобиться много времени, - мрачно констатировал молодой человек, - в создавшейся ситуации я не вижу иного выхода, как предложить вам воспользоваться моим гостеприимством. По крайней мере, на те пару часов, что продлиться метель. К тому же лошади истощены, им тоже нужна передышка.
- Мы будем … вам очень признательны, - с трудом выдавив из себя соответственный общему тону разговора ответ, девушка приняла протянутую ей руку, неосознанно пожалев, что плотная ткань перчаток не оставляет никаких шансов ощутить тепло надежной сильной ладони.
- Позвольте, - чуть мягче поинтересовался Рейн, намереваясь взять на руки дружелюбно завилявшего хвостом Тобби.
Молчаливо кивнув, Бель проводила с удовольствием устроившегося в крепких объятьях пушистика ласковым взглядом. Рейнольд с предельной откровенностью давал ей понять, что считает ее появление отнюдь не благой вестью и не намерен скрывать своего отношения, даже в угоду общепринятым законам гостеприимства, свято чтимым в его краях. Тем не менее, он любезно помог ей разместиться в весьма интересной повозке, по виду напоминающей широкие удобные сани, скользящие по снежному насту так же легко, как копыта лошади по гранитной мостовой.
Мгновенно согревшись под широким шерстяным одеялом, Анна украдкой вдохнула исходящий от присевшего рядом мужчины терпкий аромат свежести, с легкими нотками табака и, как ни странно, хорошего бренди. Рейн никогда особенно не увлекался алкоголем, предпочитая иные варианты расслабления, как и все представители народа, из которого происходила его мать.
Помниться, она несказанно удивилась, что в жилах обаятельного синеглазого жениха подруги, с истинно аристократичными манерами и теплой усмешкой в ясном взоре, течет кровь непонсетов. Теперь же она властно заявила о себе, наполнив синие глубокие озера надменно снисходительным равнодушием. По сути от того, кто отвесил ей изысканно учтивый поклон посреди элегантной гостиной Фелпсов не осталось даже крохотного следа. Здесь и сейчас рядом с ней находился незнакомец, в чьем отношении явственно угадывалась нетерпеливая отстраненность.
На протяжении всего пути Рейн, как она все еще продолжала его называть про себя, больше не произнес ни единого слова. Лишь по прибытии в красивый двухэтажный дом, приютившийся на самой вершине холма, достаточно сухо отдал необходимые указания появившейся им навстречу суровой ирландке и с едва уловимой неохотой вручил Тобби его хозяйке.
Судорожно сглотнув, Аннабель заставила себя сдержать подступившие к горлу слезы. В конце концов, на какой прием она могла бы рассчитывать после своего практически бегства несколько лет назад. Отец, как и предсказывала Элизабет, все понял и простил. Но вот Эмбер…. Нежная, любящая и преданная Эмбер так и не ответила ни на одно из многочисленных писем, отправляемых в напрасной попытке успокоить грызущую сердце совесть.
Ныне она с до боли сияющей улыбкой взирала на свою названную сестру с прекрасного портрета, расположившегося на центральной стене холла, только станет ли также ласково улыбаться, когда узнает: кто рискнул вторгнуться в ее дом непрошенным гостем? И не объяснялась ли жестокая отрешенность Рейнольда обидой за хрупкую ранимую жену?
Внезапно Анне до тянущей грусти в сердце захотелось обнять тонкий недосягаемый силуэт с безмолвного холста и попросить прощения за свое постыдное стремление - сбежать от самой себя.
Обернувшись, девушка с неприятным изумлением поняла, что Рейн покинул гостиную, оставив ее в компании не слишком дружелюбной экономки.
- Это покойная супруга сэра Салливана, - натянуто пояснила домоправительница, подметив интерес новоприбывшей к полотну руки неизвестного мастера.
До затуманенного усталостью сознания не сразу дошел смысл фразы, произнесенной самым что ни есть будничным тоном. Но уже спустя несколько секунд он вонзился в сердце, будто стальной клинок, затопив все существо потрясенной горечью.
- Эмбер… - неверяще выговорила Бель, - Эмбер… умерла… Почему…. Когда это случилось?
- Около четырех лет назад, сразу же после тяжелых родов, - с бесчувственной готовностью откликнулась женщина, - малышку воспитывает господин Уильям. Да и что бы ей делать в этом доме, когда на несчастного мистера Салливана обрушилось столько неприятностей разом.
При этих словах экономка зыркнула на смертельно побелевшую гостью изучающим взглядом и неопределенно хмыкнула.
- Каких неприятностей? – машинально уточнила Анна, не будучи уверенной, что действительно хочет сейчас услышать очередное болезненное известие.
- Не моего ума это дело, - вдруг резко ответствовала служанка, заторопившись по данным хозяином поручениям, - вашу комнату подготовят через двадцать минут и подадут ужин. Прошу вас сейчас проследовать в гостиную и обождать там.
- А Рейн… то есть мистер Салливан… он… - начала было не успевшая опомниться от первого шока Аннабель.
- Господин отбыл, в связи с неотложным делом. И просил: рекомендовать вам покинуть дом, как только спадет метель и никому не упоминать, что вы имели неосторожность его посетить. С вашего позволения, мисс.
Потрясенная свалившимися на голову откровениями, Бель едва ли могла почувствовать горечь от озвученного экономкой распоряжения. Рейн настолько не желал ее присутствия, что буквально сбежал из собственного особняка, презрев разгулявшуюся непогоду.
Успокаивающе скользнув по мохнатой головке недовольно напрягшегося песика, девушка нехотя опустилась на округлую мягкую софу и протянула дрожащие руки к ярко пылавшему очагу.
Эмбер … ее добродушной любящей подруги больше не было на этом свете. А сраженный постигшей его бедой супруг превратился в холодно безразличного человека, с ледяными искрами в потускневших глазах.
Вот только о чем не пожелала рассказать домоправительница? И почему сэр Уильям предпочел воспитывать девочку сам? Аннабель зябко поежилась.
В глубине души она знала ответ на последний вопрос. Эмбер, безмерно любимая мягким и понимающим родителем, сумела убедить господина Фелпса, что не мыслит себя женой кого бы то ни было другого, кроме Рейнольда. Но едва ли решение дочери обрадовало пожилого владельца аптечной лавки.
Свободолюбивый и независимый молодой человек, наполовину шотландец, наполовину выходец из тех самых пресловутых Непонсетов, благодаря которым жители города не имели возможности - спокойно спать в своих новых жилищах по сей день. Справедливости ради, стоило признать, что племя вело себя довольно миролюбиво и никаких провокаций с их стороны так и не произошло.
Чего нельзя было сказать о Понкабоагах, их ближайших соседях и одновременно непримиримых соперниках. То и дело предпринимавших разного рода вылазки, неизменно доставлявшие колонизаторам поводы для тревоги.
Больше всего на свете Анне сейчас хотелось оказаться в своей собственной спальне и, зарывшись лицом в подушку, выплакать вихрем налетевшие воспоминания. Увы, до возможности добраться домой оставалось еще как минимум несколько часов.
Рейнольд и сам не мог понять, как умудрился добраться до уютной таверны Генри Уолкотта прежде, чем на улицах города разверзлось снежное безумие. Небольшое, но всеми любимое заведение располагалось на пересечении улицы Колумбия-Роуд и Массачусетс, в том самом месте, где в 1630 году появилось первое цивилизованное поселение Дорчестера. Нынче Генри оставался одним из немногих, кто не боялся продолжать их зародившуюся несколько лет назад дружбу, игнорируя косые взгляды и всеобщее осуждение.
Для Рейна нелепые обвинения и напрасные упреки давно потеряли былую остроту, вот только сегодня он заметил привычные нотки страха в самых прекрасных на свете глазах. Глазах – цвета темного бархатного шоколада, немыслимое сочетание сладостного ожидания и горького понимания непреложной истины. Теперь у него не было больше права вести себя с ней, как со старой доброй знакомой. Не было права – приводить дочь Джеймса в дом, заклейменный приютом убийцы и вора.
Именно таковым его почитало большинство местных жителей. Грабителем, покусившимся на имущество женщины, оказавшей ему честь гостеприимства и человеком, погубившим собственную жену. Вот только сердце упрямо стремилось к той, что осталась в наверняка непонятом одиночестве, созерцая уютное мерцание очага и пытаясь смириться с обжигающей душу истиной.
Аннабель ничего не знала о смерти Эмбер. А значит и обо всем остальном тоже не имела никакого понятия. Не важно. Скоро от этого счастливого неведения не останется даже следа. Жена называла чудесное рыжеволосое создание феей. Всюду старалась увлечь вслед за собой, нисколько не размышляя о странностях подобного положения вещей. Бель присутствовала в их жизни постоянно, будь то веселый пикник на ближайшем озере или прием в доме господина Эверетта.
Он привык к ее негромкому искреннему смеху и неизменному радушию, ничуть не меньше, чем к непонятному восхищению Эмбер. Когда стеснительная и робкая дочка аптекаря не побоялась открыто выказывать свою приязнь тому, кого за глаза называли не иначе, чем чужаком или полукровкой, Рейнольд рискнул попробовать - выполнить последнюю волю отца. Сделал очаровательной мисс Фелпс предложение и, к великому удивлению, тут же получил на него согласие. Если бы знать: как все потом обернется…. Если бы только знать….
- Я позаботился о Чаровнице, - внимательно оглядев сумрачно цедящего эль, из высокого граненого стакана, друга, проговорил Генри.
- Спасибо, - машинально поднимая взор на низенького чуть полноватого мужчину, негромко откликнулся Рейн.
Приезд Анны заставил его совершенно потерять голову и пуститься в путь на любимой белоснежной кобылице, давным-давно пользующейся в округе заслуженной славой. Индейцы называли ее не иначе как Белой Молнией. Европейцы сетовали, что такое великолепное животное досталось дикарю.
Рейнольд мрачно усмехнулся. Для степных индейцев кочевников лошадь, быть может, и не казалась ничем, кроме трофея, добычи или разменной монеты. У непонсетов все обстояло совершенно иначе. Точно так же как их выходцы из племени нез перс, попавшие в особую категорию производителей и продавцов самой известной породы в Северной Америке – аппалузов, они заботились о своих четвероногих друзьях. Стараясь даже зимой защитить их от холода и обеспечить пищей, в виде кукурузы или пригодных к корму ветвей деревьев.
- Отчего у тебя такой вид, Рейн? – присаживаясь напротив молодого человека на широкую светлую скамью, все-таки поинтересовался мистер Уолкотт.
- Я оставил в своем доме Аннабель Бэйкер, - помолчав, отозвался Салливан, - сбежал от нее, как трусливый подросток. И пусть у меня не нашлось иного выхода, но привести ее туда было самой большой ошибкой, какую только возможно совершить.
gallina: 21.01.21 00:30
НатаЛис: 21.01.21 06:40
Nata G: 21.01.21 07:34
Alenychka: 21.01.21 09:57
Margot Valois: 21.01.21 13:30
натаниэлла: 21.01.21 20:10
Dione: 21.01.21 21:03
Марьяша: 22.01.21 00:35
Кейт Уолкер: 22.01.21 03:09
Elenawatson: 23.01.21 00:10
natallisha: 23.01.21 12:51
Чудесных зимних выходных!
Всем огромное спасибо за отзывы, мнения и интерес к моей истории.
natallisha: 23.01.21 13:53
Одну за другой Аннабель вынимала небольшие шпильки из подхваченной ими копны золотисто-рыжих тяжелых прядей и задумчиво складывала их в приютившуюся на туалетном столике чашу из оникса. Зеркало в элегантной деревянной раме отражало ее расслабленное немного сонное лицо, на котором загадочно мерцали бездонные карие озера, охваченные малопонятным сердцу томлением. Невесомо коснувшись чуть замутненного отражения, Анна качнула головой, будто пытаясь стряхнуть с себя странное оцепенение, вызванное долгим разговором с Элизабет.
По счастью ее добрый ангел-хранитель уступчиво согласился пожить с нею в доме какое-то время, спасая от грустных воспоминаний и до боли нежеланного одиночества. Вот только узнанное не далее чем пару часов назад отнюдь не могло облегчить и без того трудное решение, принятое молодой женщиной. Да и мама всенепременно придет в предсказуемое негодование, едва получит отосланное с последним кораблем письмо. Впрочем, к тому времени на континент придет долгожданное тепло.
А пока оставалось довольствоваться небольшой передышкой в череде бесконечных дней, охваченных тоскливым холодным мороком. Когда кажется, что метель никогда не отступится и что кроме нее ничего не осталось вокруг. Лишь только неутомимые снежные хороводы, исполняющие свой сложный танец под убаюкивающую песню пурги. Да редкие проблески ватной тишины, объятой причудливыми сугробами и отяжелевшими под снегом деревьями, живущими своей размеренной жизнью.
Оглянувшись на наполненную горячей водой ванную, от которой вверх к потолку поднимались тонкие струйки пара, Бель поспешила выскользнуть из длинного парчового халата и тонкой батистовой сорочки, торопясь погрузиться в долгожданное блаженство. Голова чуть кружилась после нескольких бокалов вина, выпитых вместе с миссис Хэннон в большой низкой комнате, с приветливо горящим камином и широким столом, покрытым белой дамасской скатертью и уставленным серебряной посудой. А в душе медленно разливалось прочно позабытое умиротворение.
Так или иначе, но она вернулась домой. В маленькую двухэтажную вотчину отца, где все чудилось безмятежно родным и уютным. И широкий двор со службами, крытым гумном, дровяным сараем и различными пристройками. И комнаты, обставленные привезенной из Англии мебелью и устланные пушистыми коврами, с длинным ворсом. Отец мечтал приобрести соседнее поле, чтобы построить там конюшни, расположить ферму, где можно было держать скот и выращивать овощи. Теперь все это представлялось безумно сложным. Но куда как сложнее обстояла ситуация с Рейнольдом.
Устремив невидящий взор на висящее на стене изящное серебряное распятие, Анна мысленно пребывала очень далеко от окружающей ее атмосферы ностальгического покоя. Ей никак не удавалось прогнать вспыхивающие перед глазами жестокие образы, сменяющие друг друга с удивительной четкостью. Будто бы наяву проносились перед смятенным взором обставленные поистине с респектабельной роскошью покои особняка Роджера Ладлоу и его немного вздорной капризной супруги, как правило, озабоченной лишь прибытиями очередного груза, с новыми платьями и драгоценностями.
Роджер входил в совет попечителей первой городской школы Дорчестера, слыл человеком высокообразованным и светским. Увы, справиться с темпераментом чрезвычайно деятельной и энергичной жены ему не удавалось никогда. А ведь именно сие «неугомонное чудо» умудрилось разрушить жизни двух самых дорогих ее сердцу людей. Обвинив Рейна в краже редкого ожерелья, сделанного из маленьких белых и голубых раковин, драгоценности, коей индейцы приписывали силу талисмана.
Столь дружественный знак внимания был оказан вождем одного из немногочисленных местных племен непонсетов господину Ладлоу, в связи с открытием его учебного заведения и считался по значимости равным золоту или серебру. Но во время злосчастного приема ожерелье бесследно исчезло из хозяйской черепаховой шкатулки и, разумеется, это поставили в вину отчаянно нежеланному чужаку.
Из-за глупого надуманного оговора Эмбер осталась одна в самый отчаянный момент своей жизни, как никогда нуждаясь в помощи. А Рейнольд потерял возможность самому воспитывать росшую без материнской заботы дочь. И возможно ли будет теперь исправить причиненное в прошлом зло?
Анна верила, что стоит хотя бы попытаться. Убедить погруженного в хандру Уильяма – дать девочке шанс расти в любящей семье. В конце концов, должен же он внять голосу если не сердца, то разума, подсказывающего, что из госпожи Фелпс едва ли получиться образцовая мачеха.
Еле уловимо вздохнув, девушка оперлась головой о край ванны и прикрыла глаза. Размышлять о, на самом деле, вполне обоснованном беспокойстве владельца аптечной лавки совершенно не хотелось. Как и дивиться горькой иронии судьбы, приведшей ее в город бессмысленно разбитых надежд, дабы подарить столь нежданное откровение.
Мужчина ее невозможной мечты, неприступная крепость с глубокими синими омутами, незаживающая душевная рана вновь оказался совсем рядом. Много лет назад тихие слова священника казались ей жестокой печатью на дверях так и не обретенного рая, заставили отказаться от всего, что составляло ее хрупкий мир.
Отчего отец ничего ей не говорил? Ни в многочисленных письмах, ни когда пару раз гостил в их с матерью доме в Атланте. Неужели из-за всеобщего безумия, охватившего недоверчивых поселенцев Дорчестера? По крайней мере, ему ничего не было известно о безответной сердечной привязанности собственной дочери. Но ведь и Элизабет предпочла обойти это роковое событие молчанием. Может быть потому, что Рейн никогда не видел женщину в преданной подруге своей очаровательной невесты. И ныне открыто выказывал если не равнодушие, то уж точно нежелание какого бы то ни было общения. Или же он….
От внезапно сверкнувшей в сознании догадки Аннабель даже резко села в ванной, машинально отметив начинающую остывать воду. Мог ли Рейнольд полагать, что она, как и все остальные, поверит ужасной сплетне? Или того хуже обвинит его в безвременной смерти подруги.
В любом случае завтра же она отправиться с добрососедским визитом к Уильяму и постарается выяснить его намерения относительно внучки. В отличие от всех остальных, у убитого горем отца имелись права на обиду, но тем не менее, если кто и мог повлиять на его вердикт, то этот кто-то попробует это сделать незамедлительно. К тому же мистер Фелпс будет безмерно рад видеть человека, так же как и он, нежно любившего его дочь. Ну, или Анне просто очень хотелось в это верить.
Мороз медленно но верно крепчал, набирая силу с каждой новой минутой. И Рейнольду, спешащему скорее достигнуть берегов желанной реки, воздух стал чудиться обжигающе раскаленным, почти доводящим до удушья. Отправиться в путь посереди ночи, пусть даже при высоко стоящей в кристальном небе луне и яростном блеске звезд, являлось весьма неразумной затеей. Но это был единственный шанс – достичь берегов Непонсета до возвращения метели, пользуясь относительно устойчивой погодой. К тому же, набредя на любую охотничью хижину, он сможет сделать привал и, согревшись и поспав пару часов, снова пуститься в дорогу.
Пожалуй, впервые за последние пару лет Рейн настолько спешил, что рискнул дважды срезать путь, полагаясь на свой секстант и таким образом выигрывая драгоценное время. Превосходно изучив местность, благодаря ценным картографическим описаниям, доставшимся от отца, он держал в памяти все необходимые сведения касательно троп, волоков, доступных проходов, как зимой, так и во время распутицы. Многие из них удалось получить от индейцев и трапперов, а уже после перенести на бумагу при помощи умелого владения пером, кистью и различными измерительными приборами.
И все же местные старожилы сурового края расценивали недавно появившуюся привычку молодого человека в качестве настоящего безумия. Разумеется, сам Рейнольд так не считал. Вплоть до той роковой минуты, когда на него бесхитростно и испуганно уставились до боли знакомые глаза.
Раньше он стремился в долину предков, чтобы залечить душевные раны и хоть где-то почувствовать себя не неприкаянным путником, на которого всюду смотрели с отчетливым недоверием, а просто обычным человеком. Стремился укрыться от подозрительных взоров и всеобщего призрения там, где никто не пытался бросить ему в лицо безжалостное обвинение. И как бы ни было горестно это сознавать, но Уильям был прав в своих вчерашних словах.
«- Неужели ты хочешь, чтобы ваша с Эмбер дочь росла в доме, который за версту обходит стороной любой добропорядочный человек, - нетвердо выговаривал хриплый голос, явственно выдавая тревожное состояние здоровья бывшего тестя, - чтобы в школе ей не было места среди таких же ни в чем не повинных детей, как она?! После твоего безумного поступка тебя стали сторониться даже те, кто еще вчера ратовал за мирные отношения с коренным населением. Видит Бог, я не праведник, Рейнольд, и никогда не смогу искупить вины перед моей девочкой, но позволить внучке – расти посереди вигвама и наблюдать, как ее отец путается с легкодоступными девицами твоего племени я не могу. Даже если ты женишься на не слишком разборчивой вдове или ком-то из собственной прислуги! Я больше не стану мириться с твоим присутствием в нашей жизни, и наставления отца Элиота не изменят этого решения!».
Крепче стиснув в руках небольшую поклажу, Рейн с трудом удержался от желания закричать от бушующего внутри яростного урагана, лишь отчасти скрытого извечными рамками приличия. Этот раздавленный случившей бедой, сломленный долгой болезнью человек ошибался в причинах, но выводы делал абсолютно верные.
Ни для кого не имело значения, что он не прикасался к тому ожерелью, хотя бы просто потому, что понимал его ценность. В отличие от легкомысленной хозяйки банкета, собиравшейся обменять «красивую вещицу» на пару предложенных подругой побрякушек.
Для вождя, преподнесшего ее супругу столь редкий подарок, подобное оскорбление могло явиться поводом к объявлению войны. К сожалению, никому и в голову не приходило уделять внимание малопонятным для их чересчур консервативного мышления тонкостям. И тем паче понять его желание – все чаще и чаще уходить к тем, кого считали если не явными врагами, то уж точно не подходящей компанией для подрастающих сыновей.
Колонисты, всеми силами, сопротивлялись тлетворному, по их мнению, влиянию коренного населения на неокрепшие умы молодежы, то и дело жаждущей улизнуть в леса и поля от подобающей каждому юноше ответственности. Да и чего греха таить, беспорядочные связи между белыми мужчинами и хорошенькими индианками редкостью не являлась. Правда, ему самому никогда не казались возможными и правильными, так как ни к чему хорошему совершенно точно привести не могли. Пример его собственных родителей стал тому самым ярким доказательством.
Ненадолго остановившись, Рейнольд привычно оглядел унылый рельеф, обманчиво укрытый под монотонным слоем ледяного грима. Плато, через которое он решился в очередной раз сократить путь, вклинивалось в долину, будто гигантский волнорез и изобиловало глубокими скрытыми расселинами, готовыми принять в смертельные объятья неосторожного путешественника. Однако именно здесь он впервые обратил внимание на заброшенный бивуак и еще тлеющие угли костра, слишком ясно намекающие на недавнее присутствие человека.
Чуть сдвинув со лба теплую меховую шапку, мужчина внимательней вгляделся в обозначившуюся впереди картину, озадаченно присвистнув от удивления. Больше всего на свете ему сейчас хотелось отмахнуться от крайне странного факта и вновь пуститься вперед по рыхлому снегу, напряженно держа равновесие в веревочных снегоступах и местами проваливаясь в холодную глубину. И пусть каждый следующий шаг грозил неотвратимым падением, но совсем скоро ему предстоит добраться до намеченной цели и скоротать предстоящую зиму в одном из раскинувшихся возле реки вигвамов.
Выругавшись сквозь зубы, Рейн заставил себя проигнорировать нестерпимо нывшие мыщцы, властно требующие немедленного отдыха. Стоило ли так долго и нудно зубрить надоевшую до оскомины латынь, чтобы в итоге стоять в двух шагах от намерения – навсегда обосноваться в племени непонсетов. Только по сути в том мире, куда все еще отчаянно стремилась мятежная душа, для него больше не было места.
А ближе к рассвету до безумия утомленный и довольно проголодавшийся молодой человек набрел еще на один шалаш. Под густыми сосновыми ветками, в окружении пышных величавых сугробов, на слегка влажной покрытой сухим мхом земле чернел след совсем недавнего костра.
Бесшумно пройдя по толстому слою разбросанного вокруг лапника, Рейнольд забрался в импровизированное природное убежище и принялся за разведение потухшего очага. За время пребывания в селении матери его глаза потихоньку привыкли к едкому дыму, постоянно присутствовавшему в быту индейцев, зимой – согревая, а летом защищая от мошкары и назойливых комаров. И почти не слезились, наблюдая: как костер все сильней разгорается, яростно вырываясь в небольшое отверстие для притока воздуха, краснея, потрескивая и наполняя шалаш теплом и терпким ароматом хвои.
Только вместе с блаженством согревания, пришло мучительное покалывание в руках и ногах, срывая с побелевших от мороза губ невольный стон. Поставив на угли маленький чугунок, наполненный снегом, Рейн терпеливо дожидался появления забурливших пузырьков, чтобы затем бросить в них пригоршню ягод шиповника и плеснуть добрую порцию рома.
Погрузившись в отнюдь невеселые размышления, он почти не почувствовал вкуса захваченной второпях маисовой лепешки и куска копченого мяса. А тяжелая капля, шлепнувшаяся с потихоньку оттаивающих сосновых игл, заставила молодого человека невольно вздрогнуть.
Он практически наверняка знал, кого ему предстоит увидеть неподалеку от грозно ощетинившегося на пути замерзшего леса, погребенного под девственно белым бархатным покрывалом. И это вселяло в оглушительно бившееся сердце едва ощутимый озноб. Вот уже как в течении долгих лет Рейнольд не верил в столь очевидные совпадения.