Блондинка-попаданка

 » Глава 23

ГЛАВА… ПОЛНАЯ ПРИКЛЮЧЕНИЙ. ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ, МНЕ ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ БЫЛО ИМЕННО ТАК. НУ, ИЛИ ХОТЯ БЫ КАЗАЛОСЬ, ЧТО ТАК…
Город за городскими стенами поразил меня. Совсем не тот вид, что до стен. Я чуть не прошипела принцессе: «Предупреждать надо!». Ну кто мог представить, что мостовые и тротуары в столице… выложены драгоценными камнями. Да такими здоровущими! Прямо как в Изумрудном городе. Только в Изумрудном городе одни изумруды — фи, не мой камень! И даже под цвет глаз не подходит: не тот оттенок. И вообще: я не хочу, чтобы все на камни пялились, а не на мои глаза. Хотя на глаза в упор тоже не надо.
А тут у них по городу вместо троутаров… то есть тротуаров, всяких разных каменюк самоцветных накидано. Но вот между камнями плескалась та же самая грязь… Дождь совсем недавно прошёл, вот горожане и прыгают с камня на камушек. С алмаза на рубин и обратно.
Нет, но я не поверила и обратила внимание принцессы. Так ей прямо и сказала:
— А-а? Ээ? Ыыы?— и пальцем в каменья затыкала.
— Фи! — принцесса сморщила носик. — Это иллюзия. Магическая иллюзия. У моего папочки целое сонмище магов поддерживают её круглый год.
Иллюзия, говоришь? А мы вот сейчас по этой иллюзии, как Остап Бендер, автопробегом по бездорожью и разгильдяйству. Что, думали, я про него не знаю? Ага, как же! Как-то меня с Эллочкой-людоедкой сравнили… тоже ещё, нашли с кем сравнивать! Да она совсем даже брюнетка, а не блондинка. И у меня тем более не тридцать слов в диалекте, а намного больше.
Я просто когда про неё прослышала, так специально книжку Ильфа и Петрова взяла, а там они обе в одном томе напечатаны. Ну, я и начала с конца читать, по привычке. А потом как-то незаметно всё и прочитала. Так что кругозор у меня — ого-го! Во весь горизонт. И на разных уровнях.
Правда, всё настроение испортил один продавец наркотиков, тасовавшийся вокруг нас, пока мы шли от городской стены до главной площади. Он вполголоса, но вполне отчётливо поинтересовался у меня:
— Желаете травки?
— Что я тебе, корова, что ли? — возмутилась я, сначала не въехав в то, что он сказал, а потом пожалев, что сразу не въехала ему в лоб. Алекс как раз таких сволочей и отлавливает, что детишек наркотиками травят.
Сверяясь с переданным мне драконихой образом пути в лабораторию её друга-учёного, мы шли уверенно, сворачивая куда надо в нужных местах и абсолютно не петляя. Прямо тебе джи-пи-эс навигатор: при желании всегда можно переключиться на вид с высоты парящего дракона.
Пока шли, я несколько раз прогоняла от себя мысль о том, что этот драконский друг-учёный окажется тем самым магом-алхимиком, который и притащил меня сюда… и всякий раз успокаивала себя тем, что тот маг-алхимик находится далеко отсюда, а здесь всё-таки столица… Но подлая мысль всё крутилась и крутилась рядом, как я ни пыталась её отогнать.
Домик учёного располагался хоть и внутри городских стен, но всё же в отдалении от центральных кварталов, а наипаче от королевского дворца, хотя нам троим вряд ли сейчас мог кто-то помешать. Кому троим? Мне, принцессе и моей наглости, подкреплённой вилкой. Или наоборот: и моей вилке, подкреплённой наглостью.
Участок окружала невысокая — по сравнению с заборами на Рублёвке — ограда: всего метра три, три с половиной. Решётка изображала переплетения каких-то растений, а за решёткой переплетались точно такие же растения. Или это учёный превратил растения в решётку? То есть вырастил их сразу же железными. Учёные, они такие, особенно здешние, с магическим привкусом. Никогда не знаешь, чего от них ожидать.
А у калитки стояло такое, отчего я сразу зашипела как кошка и полезла в карман за вилкой.
Нет, не собака. И не мыши.
Там стояли два голема! Мне по… ну, скажем, по плечо — жалко мне, что ли, добавить им немножко роста? Это же в рассказе, в описании, а не на самом деле.
По счастью, они не двигались, а то бы я им двинула! Не люблю я их чего-то, с некоторых пор.
Едва мы подошли, калитка сразу распахнулась. Ну, не сразу, медленно, но нам не пришлось ни звонить в звонок — там такая ручка прикольная со шнурком тилипалась сбоку, вроде как бронзовая, по цвету. Натуральная ручка, правая, как будто к рукопожопию… ой, к рукопожатию, приготовилась. Вечно у меня эти слова путаются… Но других-то взять негде.
Так что подёргать и поздороваться с висящей бронзовой рукой не пришлось. А жаль: прохладненькая, наверное. А меня чего-то ненароком в жар бросило…
Ну, раз уж тут двери сами раскрываются, значит, это кому-нибудь нужно… то есть приглашают войти, конечно.
Вошли мы… Батюшки! — это чтобы по мамочке не посылать — а где же растения-то? Я же только что сквозь решётку сплошную зелёную идиллию видела, непросматриваемую ничуть и ниоткуда. Или растения как раз вот это всё, тут находящееся, закрывали? Но отсюда превосходно просматриваются и улица, по которой мы только что шли, и дома напротив — там дом весь в таких ангелочках умильных, что я прямо залюбовалась.
А тут, а здеся… какие-то трубы валяются, станки, детали механизмов, колеса…
Смотрю я на свою принцессу — а она и ухом не ведёт.
— Иллюзия, — говорит, позёвывая. — Если бы снаружи это всё стало видно, твоему учёному такой бы штраф впаяли за оскорбление внешнего вида столицы, что мало бы не показалось.
Ты смотри, как у них тут всё… запущено. В смысле налажено. То есть запущено от слов «пнули — и полетело». Как грязь с улиц убирать, так они иллюзией прикрываются — якобы драгоценных камней у них тут, как грязи. А как бедного учёного штрафовать из-за того, что он на своём домовом участке эксперименты важные проводит, так они сейчас и сразу.
Учёный между тем спешил нам навстречу. Тоже блондин… на последнем издыхании, в смысле седой и лысый — лысый сверху, а остатки волосёнок вокруг головы, словно половинка нимба, съехавшего на уши.
А так он ещё вполне бодрячком пробежался по дорожке, лавируя между изломанными станинами, распахнув крылья… то есть руки, конечно, но одет вон в какую-то хламиду с широкими рукавами, так что крыльями казались на раз. И подходя, он заговорил:
— А меня тут моя знакомая (и у меня в сознании возникло видение утренней зари над горным озером в тонкой дымке. Ничего себе! Так он тоже может по-драконьи разговаривать?) предупредила, что ты… что вы появитесь. Но не сказала, что вас будет двое. Это что, — он внимательно оглядел нас с принцессой, — результат действия дупликатора? Неужели кому-то из коллег удалось совершить… — И у него на лице появилось выражение жгучей зависти — даже щеки от неё немного покраснели, как у перчикового стручка. Или стручкового перчика? Да это одно и то же! Как-то так.
— Нет, профессор, успокойтесь, никто ничего не совершил. Никаких дуплексов! Это — принцесса, а это — я. Мы к вам как раз и пришли, что ваша и моя знакомая (и я передала ему видение утренней зари над горным озером в тонкой дымке) сказала, будто вы поможете нам разобраться в случившемся и в происходящем.
— Это хорошо, это отлично! — обрадовался учёный. Уж и не пойму, чему: то ли тому, что его друзья-коллеги лопухнулись с каким-то дупликатором, то ли потому, что смог уловить переданное мной видение драконши, то ли потому, что я его профессором назвала. На всякий случай буду называть так и впредь. — Тогда пройдёмте в дом, а то тут у меня немножко… гм… не убрано. Последствия, так сказать, моих недавних экспериментов, за последние десять лет.
Он провёл нас в довольно-таки миленький внутри домик — да и снаружи он смотрелся достаточно чистенько. Не то, что площадка перед ним: приходилось вилять и лавировать, чтобы обойти некоторые завалы на дорожке.
— Ко мне приходит женщина убирать и готовить обед, — пояснил он, слегка покраснев, должно быть, от удовольствия. — Самому мне некогда: наука отнимает слишком много времени…
— Лишь бы недаром, профессор, — успокоила я его. Принцесса в это время вертела головой по сторонам.
— Да, да… — рассеянно произнёс он и спохватился: — Так что у вас там за вопрос?
— Да уже не там, а тут. Дело вот в чём. Я попала в ваш мир совершенно случайно…
Принцесса навострила уши и перестала оглядываться оп сторонам. Но я не сдала вдаваться в подробности: коротенько обрисовала общую картину моего появления здесь, исключив наиболее одиозные моменты:
— … Очнулась в лесу, — я вспомнила жуткое создание, вылезшее из кустов и передёрнулась: об этом что, тоже рассказывать? Не, об этом можно, а вот о том, что я её обверещала… или обвизжала — не буду. А то ещё поймут неправильно. И про лес тоже. — Там такое жуткое существо из кустов вылезло — помесь паука и змеи…
— Так и называется — змеепаук, — кивнул профессор, — или по-научному «сколокобра пендразмеистая». Другое название, по международной классификации, «серпентария арахновидная». Опаснейшее создание! Как вам удалось от неё избавиться?
Уф! Хорошо, что я не знала, как её по-научному называют, а то бы испугалась ещё больше. Особенно вот это: «сер…пер…» в тару… Хорошо, что из меня страх верхом вышел, через визг, а если бы вниз пошёл, тут-то и был бы мне и «сер» и «пер».
Но профессор вроде бы чего-то спрашивает? Как я её победила? Да очень просто!
— Я… бросилась бежать, не разбирая дороги… там всё равно тропинка была, так я по ней и побежала… и встретилась с драконшей. Она мне и помогла: дохнула огнём и сожгла эту сколкокобру…
— Драконессой, — поправил профессор. — Вы встретились с драконессой: по-правильному её следует величать именно так. Я надеюсь, вы её так не называли, как сказали сейчас мне?
— Ну что вы! Я всегда именовала её так, — и я снова послала профессору видение утренней зари над горным озером в тонкой дымке…
— Отлично! Но продолжайте, продолжайте, пожалуйста. И — простите старика за то, что я вас перебил. Знаете, в моём возрасте некоторые казалось бы незначительные детали, и даже отдельные слова, могут вызывать порой… не вполне здоровую реакцию. Эта излишняя щепетильность, знаете ли, доставляет и мне иногда немало излишних хлопот, но, поверьте, тут уж сделать ничего нельзя: возраст и отпечаток профессии…
— Да ладно, профессор, — успокоила я его, — не парьтесь. У вас ведь всё равно в доме бани нет.
И продолжила рассказ:
— Встретилась с драко… нессой, она помогла мне выбраться из леса, потом повстречалась со странствующим рыцарем, он помог мне расправиться с вампиром, а ещё я подружилась с русалкой БульБульБуль, и она подарила мне золотой пояс, а я ей — свою бандану…
Принцесса слушала меня, раскрыв рот. По сравнению с моими приключениями её шастание вокруг и около столицы, пусть и с бесконечными переодеваниями и погонями (по счастью, без перестрелок, хотя кто его знает) выглядело несколько бледновато.
— Потом меня приняли на службу в спецподразделение полиции, — я по-цыгански подёргала плечом в мундире, — и мы стали искать фальшивомонетчиков. А потом меня похитили…
— Продолжайте-продолжайте! — с живейшим интересом вскричал профессор. Он прямо-таки светился от переполнявшей его энергии.
— Похитителем оказался главный фальшивомонетчик, маг… к сожалению, я не знаю, как его зовут.
— А как он выглядел? — уточнил профессор.
— Карликом… не совсем, но близко к тому. От горшка два вершка… если горшок повыше поставить.
— Карликом? Ага… Так это, может быть, Альдел… забыл фамилию. У меня на фамилии почему-то памяти не хватает, — пожаловался профессор. — А вот то, что сокурсники звали его Альдел-Бальдел — помню!
И профессор засмеялся. Мы с принцессой тоже похихикали — за компанию.
— Ну а потом… замок разрушился. — Я примолкла. Начиналось самое опасное. Рассказывать им про то, как я провизжала дырку или не надо? Попробую схитрить. — Наверное, кто-то прорыл под замок подкоп…
— Это могли сделать только гномы! — безапелляционно заявил профессор, но тут же огляделся, будто кто-то мог его подслушать. — Если в замке находились большие запасы золота — а они там должны были быть обязательно, — то гномы могли почувствовать золото и прийти за ним. Но как вы не погибли под обломками замка?
— Просто в этот момент я освободилась от кандалов и выбралась во двор, а эти маги бросились за мной в погоню…
— Маги? — нахмурился профессор. — Ты вроде бы говорила, что там был всего один маг?
— Да второй пришёл попозже! — небрежно махнула я рукой, однако внутренне холодея: проговорилась-таки! А ведь не хотела ничего говорить про второго — не знаю, уж, почему. Наверное, потому, что он как-то связан с моим появлением здесь и, возможно, ему удастся как-нибудь и когда-нибудь отправить меня обратно домой. — Это какой-то его знакомый…
— Какой огромный массив информации… — пробормотал профессор, глядя на меня. — Но я абсолютно не знаю, что мне с ним делать…
— Но драко… драконесса показала, что вы можете помочь мне, — робко произнесла я.
— Да, она тоже о чём-то подобном просила, — задумчиво произнёс профессор. — Но, может быть, просто немного неверно поняла суть моих исследований?
— А чем вы занимаетесь, профессор? — в общем-то с неподдельным интересом спросила я.
— Меня интересуют параллельные миры…
— Так это как раз именно то, что мне надо! — воскликнула я. Принцесса сидела молча, впитывая информацию. Ничего, ей полезно, для общего развития. А может, просто тупо сидела, не понимая ничего. Снаружи ведь не усмотришь.
— Вы полагаете? — спросил профессор словами песни из фильма «Москва слезам не верит». Ой, как я ревела на этом фильме! Не помню, правда, отчего. Но и ответила профессору сейчас точно так же:
— Я полагаю… что я прибыла к вам из параллельного мира.
— А вы точно не близняшки? — спросил профессор после моих слов, несколько раз переведя взгляд с меня на принцессу и обратно.
Мы замотали головами так одновременно, что профессор отшатнулся.
— Да… — пробормотал он, — мои теоретические изыски блестяще подтверждаются…
Но выглядел он почему-то не особенно довольным.
— Понимаете ли в чём дело, мои милые… паральлешки — это я такой термин специальный придумал, для существ из параллельного мира, независимо от того, люди они или кто-нибудь другой. Но только в том случае, когда доподлинно известно, что каких-то два существа являются точными копиями друг друга в обоих мирах, то есть абсолютно идентичны. Вам понятно?
Мы снова синхронно замотали головами. Мне даже обидно как-то стало: я, значит, прибыла из параллельного мира, здесь такая вся намагиченная стала, фальшивое золото на раз просекаю, звание лейтенанта спецназа получила, вампира на бабки раскрутила, второго в краумпумпеля превратила и вообще непонятно в какой мир отправила — тоже ж, наверное, параллельный? Замок в пыль извизжала, с драконами подружилась… И после всего этого ничего не понимаю? То есть осталась точно такой же блондинкой, как и здешняя принцесса, которая никуда не летала, ничего не видела… Ну вот почему такая несправедливость?
Профессор кинулся объяснять по новой:
— Видов параллельных миров бесконечно много (Я мысленно упала в обморок). Но мы их все рассматривать не будем (Я выпала из обморока). Главное — что в каждом мире существуют люди, полностью похожие на свои параллельные копии. Но суть моего открытия в том, что даже если миры абсолютно не похожи друг на друга, то люди каждого мира, наоборот, могут быть точнейшими копиями людей другого.
Видя, что мы с принцессой можем отключиться, и тоже параллельно — она уже принялась закатывать глаза, и я бы попробовала тоже, да глазозакатывательную машинку дома забыла, — профессор заторопился дообъяснять:
— Грубо говоря, в первом приближении, все люди в обоих мирах одинаковые, а вот занимаются они абсолютно разными вещами. Скажем, в одном мире человек — лесоруб, а в другом — свинопас.
— Ну, это понятно! — обрадованно сказали мы с принцессой хором и, посмотрев друг на друга, рассмеялись.
Как ни странно, мне больше дали для понимания наши с принцессой общие физические упражнения с головой и совместное высказывание дуэтом. Да и зачем профессору лезть за объяснениями куда-то в параллельные миры, когда обе паральлешки — а что, вроде ничего названьице — сидят перед ним на диване. То есть она здесь принцессой работает, я там у себя… тоже ничего себе. А так мы совершенно одинаковые, ну, почти. Я всё-таки себе немножечко лучшей кажусь… Ну, не такой… блондинкой, как она. Да и фигурка… но я об этом уже говорила.
— А как насчёт единства теории и практики, профессор? — обратилась я к нему и чуточку покраснела от воспоминаний: мне такое Алекс говорил, когда мы с ним Камасутру рассматривали. Но дальше я выправилась: — В теории вы нам всё прекрасно объяснили, а как бы теперь попробовать переместиться в какой-нибудь параллельный мир практически? Особенно желательно в тот, из которого я и прибыла?
Профессор замялся:
— Разумеется, у меня имелись подобные намерения… Я даже попробовал собрать экспериментальную установку. То, что вы видите на площадке перед домом — результаты опытных вариаций. И… кое-чего я добился. В общем-то, мы можем попробовать… Единственно, чего я не знаю — в какой именно мир может забросить эта установка. Никто пока не научился определять координаты параллельных миров, никто не знает, где они находятся. И я тут не исключение, — он понурил голову. — Но если бы у нас была возможность определять, где мы находимся и где находится тот мир по отношению к нашему, если бы я имел своего рода компас…
И тут меня будто осенило.
— А не могу ли я сама послужить таким компасом? — наивно спросила я. — Я же всё-таки оттуда, из того мира. Можно сказать, вся из него состою. Может ваша установка по мне определить, где мой мир и как туда попасть?
Профессор словно выпал в осадок — вот что значит наука! Кажется, химия. Однако попытался удержать себя в руках. Наверное, его коробила мысль о том, что какая-то там блондинка высказала такую идею, до которой он сам додуматься не мог.
— Возможно, возможно… — пробормотал он. — Во всяком случае, звучит весьма логично. И если доподставить в схему ещё хотя бы пару счетверённых блок-амулетов: определения местоположения… сканирование ауры… степени магичности… Да, пожалуй, так может получиться!
— К тому же у вас здесь сплошная магия, — продолжала я, — разве нельзя с её помощью что-то определить? Гномы вон как чётко определяют, фальшивое золото или настоящее.
— Так я же и использую магические блоки-амулеты, — отмахнулся он. — Вы что думаете, магия — это одни заклинания? Нет, магия — это в первую очередь амулеты и артефакты. А что такое амулет и артефакт? А это и есть тот самый блок — управления ли, воздействия ли, контроля ли, из которых как раз он и состоит. Магия-то с каждым годом усложняется. Попробуй, удержи в памяти все эти плетения да расплетения. А в готовом амулете уже содержится общая база, и стоит лишь придать ему необходимое направление и ускорение…
Не знаю, сколько бы он там ещё распинался да вещал про свою науку — принцесса бы точно уснула. Она и то, смотрю, носом клевать начала. Но тут в ворота загрохотали чем-то тяжёлым и железным, и яростный голос завопил:
— Открывайте, профессор! Мы знаем, что принцесса у вас!
— Опаньки! — вырвалось у меня. — А это ещё что за чудеса? Ворота чёрт знает где от нас находятся, а слышно, будто в ухо орут.
— Это моё изобретение, — признался профессор, — называется «дальнослух». Я порой так зарабатываюсь, что ничего не слышу, и потому приделал к воротам приспособление, позволяющее слышать всё, что говорится снаружи, когда ко мне обращаются.
Ладно. С этим разобрались. А что по поводу тех, кто пришёл за нами?
Мне мгновенно вспомнились слова хозяина трактира, где он открытым текстом намекал, что принцессу хотят убить. Да, конечно, мы находимся в столице, и предполагать тут действия вражеских шпионов кажется нелепо, но… рисковать не хотелось. Особенно теперь, когда профессор абсолютно чётко доказал, что принцесса — это я. А точнее — ещё один экземпляр меня. Точь-в-точь. И что, я допущу, что кого-нибудь из меня убили? Тем более что не гарантия, что и вторую не шлёпнут за компанию. А уж ею-то точно я окажусь, больше некому.
— А может, выйти к ним? — подала голос принцесса. — А потом я опять убегу…
— Ты что! — вырвалось у меня. — Тебя же могут убить! Ну, и меня заодно…
И я быстренько поведала ей об услышанном мной разговоре в трактире. Это её впечатлило, и взгляд у неё стал более испуганным. Хотя уж куда ещё.
Может, конечно, я с ними со всеми и справлюсь — я погладила вилку в потайном кармане, — но лучше всё-таки не рисковать и убраться отсюда подальше, пока есть возможность. Да и профессор закопошился:
— Это не королевская стража, тех я знаю — я им помогал устанавливать магическое усиление на их оружие. Девчонки, нужно прятаться. И лучше всего — в параллельном мире! Заодно и проверим экспериментально новые теоретические предположения об использовании человеческого тела из параллельного мира в качестве компаса, — он слегка поклонился в мою сторону. — Пойдёмте, быстрее, тут недалеко.
Он проводил нас в соседнюю комнату, где стояла большая железная клетка. При виде неё сердце у меня сразу ёкнуло, и если бы расстояние между прутьями не позволяло нам с принцессой свободно пролезть между ними — профессор именно так и предложил нам войти в неё — я бы ни за что туда не полезла. Мне в голову просто заскочил бзик, будто профессор хочет нас запереть в ней, а потом продать бандитам. Ну ещё бы: наши СМИ в моём мире все уши прожужжали, что у учёных маленькие зарплаты. А тут такой для него соблазн.
Но когда я свободно пролезла между прутьями, то успокоилась и принялась наблюдать за действиями профессора. Он чего-то там быстренько включал, выключал, переключал, дёргал, двигал, шептал — то ли заклинания, то ли ругательства. Вспыхивал и гас разноцветный свет, даже слышалась тихая музыка…
А со двора — уже со двора, а не от ворот — неслись откровенные ругательства: нападающие запутались в остатках экспериментальных приборов, заблудились и не могли найти дорогу в дом.
— А почему вы не активировали големов, профессор? — вспомнила я. — Может, они задержали бы нападающих?
— Я постоянно забываю сделать это, да и необходимые заклинания забыл! — отмахнулся профессор. — Не мешай! Я хочу зафиксировать результаты эксперимента!
Ну вот! Пока он будет их фиксировать, нас на куски разорвут. Ему-то что, он и куски отправит с удовольствием, лишь бы эксперимент свой провести. Может, всё-таки лучше воспользоваться вилкой?
И моя рука скользнула между пуговицами мундира за пазуху, к потайному карману… и проскользнула мимо него, очутившись подмышкой, где нащупала внезапно потеплевшие золочёные линии драконьей татушки.
И когда чьи-то нетерпеливые и злые руки уже распахивали дверь в нашу комнату, а профессор снова затянул свою тарабарщину и защёлкал — ну, не знаю, чем: зубами, переключателями, пальцами, амулетами, я два раза шлёпнула пальцами по татушке. Предварительно на всякий случай обхватив принцессу левой рукой и шепнув ей на ухо:
— Держи меня крепче, и обеими!
Последнее, что я запомнила перед тем, как закрыть свои глаза — абсолютно круглые глаза принцессы…
«Надо было и её предупредить насчёт глаз, — подумалось мне, — на всякий случай…»

 » Глава 24

ГЛАВА… ОЧЕРЕДНАЯ, В КОТОРОЙ Я ОЧУТИВАЮСЬ… ОЧУЧИВАЮСЬ… СЛОВОМ, ОПЯТЬ ПОПАЛА
Первое, что мне попалось на глаза после того, как я их открыла, была железная решётка из кабинета профессора.
«Неужели ничего не получилось и сейчас нас будут убивать!» — пронеслась у меня в голове отчаянная мысль. Что произошло: не сработала драконовская татушка? Но ведь по связи она работала! Или не потянула двойную нагрузку — меня и принцессу? Драконша ведь — ну ладно, драконесса, как попросил профессор — ничего не говорила, могу ли я кого-нибудь с собой брать, или должна путешествовать строго индивидуально?
Кстати о профессоре: не его ли установка так на меня повлияла, что сбила всю настройку драконьих татушек? И не переместила ли она нас с принцессой — как я и опасалась — сразу куда-нибудь в тюрьму? А что? Ему тут ещё жить и жить, а за помощь в поимке принцессы ещё, может, премию какую дадут, типа Шнобелевской… то есть Нобелевской. Шнобелевская, это, по-моему, как раз наоборот: когда кого-то оставляют с носом, то есть без премии.
И тут же вдогонку подумала, что лучше остаться с носом, чем без него. Но это уже вообще ни в какие ворота…
Ещё одна мысль промелькнула напоследок: что профессорская установка нас-то куда-то перенесла, только место это очень опасное, и потому наличие железной клетки обязательно и пригодится. Или что она вообще переносит исключительно в железной клетке. Ну, нам-то что, мы сквозь прутья пролезем: проверено! Хуже будет тем, кто толще нас. А нечего разжираться!
А потом я рассмотрела сквозь железные прутья решётки знакомые пейзажи, совсем недавно виденные мною со смотровой площадки драконовой горы, и обрадовалась, что всё произошло совсем так, как мне хотелось.
И я повернулась к принцессе, чтобы поделиться с ней этой моей радостью.
И радость моя тут же пропала: принцессы в клетке не оказалось…
Что случилось? Я выскочила из-за решётки и тщательно огляделась вокруг. Может быть, принцесса очнулась первой — я же не знаю, сколько времени мы сюда переносились, а вдруг не мгновенно? — не стала меня беспокоить, вылезла из клетки, сорвалась в пропасть и разбилась?
Я внимательно осмотрела всю площадку и позаглядывала вниз, страшно боясь увидеть где-нибудь внизу лежащую принцессу, точнее — её труп. Мой труп, если уж совсем точно. А свой труп я никому не отдам!
Но никаких бездонных пропастей и круч поблизости от площадки не наблюдалось — наоборот, повсюду склон спускался относительно плавно, во всяком случае, сорваться с обрыва принцесса не смогла бы по причине отсутствия этого самого обрыва. И если бы она стала спускаться сама, то я бы её увидела: все склоны неплохо просматривались до самого подножия горы.
И потом: спускаться вниз самой очень сложно, всегда лучше вдвоём. Да и не могла принцесса бросить меня: если она — это я, а она без сомнения я, то подобное невозможно по определению. И не только потому, что русские своих не бросают. А потому, что я — это я. И этим всё сказано. Какая бы я ни была блондинка.
Правда, существовал ещё один неприятный вариант — что она выпала при перемещении. Но мы же летели, обнявшись! — вспомнила я. Ладно я держала её одной рукой, но она-то вцепилась в меня двумя! И я будто бы так и очнулась: обнимая кого-то — пустоту! — левой рукой.
И мысли мои побежали по второму кругу, повторяя тот же маршрут, который они проделали, создавая варианты на тему от того, куда это мы попали (см.выше), но теперь уже по поводу принцессы, и на тему до: куда она могла бы деваться? Так, что у нас там было? Профессор забросил её в другой мир — либо в мой бывший (ах, какая жалость! На её месте должна быть я!), либо вообще в какой-то третий, параллельный обоим нашим. Либо она осталась на том же самом месте — потому что установка профессора не сработала…
Стоп-стоп-стоп-стоп! Нет, ну какая же я всё-таки… блондинка! Если я здесь вместе с решёткой, а принцессы нет, значит, случилось что-то совсем непонятное. Но лучше такое, чем ужасное. Ведь поскольку я на площадке, значит, сработала татушка. А если решётка со мной, значит, татушка и её перенесла. А ведь я за неё не держалась. Да, но стояла-то я тоже на решётке. Так, уже легче.
А может, сработали и установка и татушка — поэтому и я и решётка здесь. Но перенесли в одно и то же место. То есть всё сработало. Ещё легче.
Легче-то легче, но где принцесса? Куда она делась? Собственно, варианты остались прежние: либо она осталась у профессора, либо выпала по дороге (ой, нет, только не это!), либо перенеслась куда-то ещё — например, в мой мир (ох-хо-хо!) или в какой-нибудь ещё (но в какой?).
Но если сработала только татушка, выходит, профессор вообще не при делах? Обломус вульгарис, говоря по-ихнему, по-научному. Обидно ему будет узнать такое. Ладно, чего это я о нём? Чего? А вдруг и его куда-нибудь перекинуло? Ох, уж эта мне наука! То меня сюда забросила, то теперь принцессу… а то вдруг и профессора. Ладно, потом разберёмся.
Проще всего проверить версию о том, что она осталась в столице — просто прилететь туда и посмотреть. Да, но это же надо снова просить дракониху, а я же только вчера на ней летала. Замучаю ещё бедную животную. Может, ещё кто из драконов согласится слетать?
Тьфу ты! Опять я… блондинка! Да можно же просто попросить дракониху… ладно-ладно, драконессу, связаться с профессором и узнать, осталась принцесса там или нет. Если нет — действовать по-другому. Стоп! А зачем мне дракониха? Я ведь сама недавно профессору видения отправляла.
Я попыталась связаться с профессором. Но… у меня ничего не получилось. Наверное, я не то направление выдерживала — но я крутилась в разные стороны и отправляла свои «видения» по всем сторонам горизонта, даже чаще: по всем румбам компаса — ну, вы знаете: норд, норд-норд-вест, норд-вест, вест-норд-вест, вест… ну, и так далее. Это меня ещё наш бывший сосед научил, дядя Вася, у него компас на правой руке вытатуирован. Только он его почему-то «розой ветров» называл.
А может, мощности моего отправляемого сигнала не хватало «добить» до профессора. Однако же с драконихой мы почему-то и на таком расстоянии переговаривались.
О том, что профессора могли просто тупо убить те, кто ворвался к нему в лабораторию, мне почему-то думать не хотелось. Хотя и подумалось. Но всего один раз.
Ладно, отложим это пока до встречи с драконихой. Или озадачить её сейчас? Нет, не стоит пугать заранее. Но с горы-то спускаться надо? Надо. А позову-ка я, пожалуй, Пыша! Вот кто мне должен обрадоваться!
Пыш действительно обрадовался, и прискакал, едва я его позвала, то есть прилетел. Что там для его пусть и неокрепших крылышек та пара-другая километров, что отделяет Драконью гору от их же гнездовищ, то бишь пещер. Практика, да и всё. Тем более что он всё равно не на крыльях летает, а на магии, а тут ихней драконьей магии море, и она его сама носит, и даже малышам не даёт ушибиться, если свалятся с откуда-нибудь.
Однако же Пыш сразу был ошарашен громоздкой металлической конструкцией, громоздившейся на верхушке горы прямо на смотровой площадке.
«Это что, гномы нахулиганили?» — подумал он мне.
«Это я нахулиганила, — мрачно подумала я ему и, подумав себе, добавила: — а впрочем, не знаю. Есть там у нас один учёный… чересчур. Вот с его помощью я здесь и очутилась… может быть».
«Придётся звать Наставника», — озаботился Пыш.
«Слушай… не надо Наставника, — попросила я. Мне не хотелось впутывать старого мудрого дракона в свои ляпы. — Нам бы… попросить четырёх… а лучше шесть взрослых драконов, чтобы они сбросили клетку вниз. Я думаю, она и сама покатится по такому крутому склону, нужно лишь немножко подтолкнуть её, сдвинуть с места».
«Они меня не послушают… — грустно подумал Пыш. — Был бы я чуть побольше…»
Да, был бы ты чуть побольше, да была бы у тебя ватага друзей, да если бы я вообще не прихватила эту клетку… если бы да кабы да во рту росли грибы — в лес бы не ходили бы.
«Ну что ж, зови своего Наставника».
«Ой! Я совсем забыл! Он же сейчас не может прилететь сюда! Он улетел… в общем, не знаю я, улетел куда-то».
«Ладно. Тогда пошли вниз…»
Ковыляя кое-как, мы спустились с горы. Собственно, Пыш-то слетел с относительным комфортом, как на дельтаплане, а вот мне пришлось вспомнить детскую загадку про зайчика: «В гору бегом, а с горы кувырком». Нет, не кувыркаться у меня ещё получилось, а вот не включать пятую точку для скольжения — не получилось. Утешала я себя тем, что за доставку железного угрёбища на гору меня всё равно следовало отшлёпать по этому самому месту… Слабое утешение, конечно, но уж какое есть.
Когда мы добрались до места обитания драконов, Пыш сразу же потащил меня к себе «домой».
«Ты хочешь есть!» — заявил он голосом мамаши из известного еврейского анекдота. И откуда узнал только?
Пришлось подчиниться, причём с удовольствием: путешествия по горам, знаете ли, весьма способствуют нагуливанию аппетита, даже если совесть вопит, что за такую провинность — загромождение замечательной смотровой площадки — надо оставлять не только без сладкого, но и без обеда вообще. На что я резонно ответила совести, что меня за эту провинность и так уже отшлёпали, причём классическим способом: по чему положено шлёпать.
«Та, которая парит в лучах утренней зари над горным озером в тонкой дымке» — вот как, оказывается, правильно именовать драконессу — очень удивилась, увидев меня вместе с Пышем за обеденным столом. Удивилась не моему появлению, а тому, что Пыш явился на обед вовремя: раньше за ним подобного не водилось. И потому драконесса решила, что я в целом положительно влияю на её лоботряса. Или оболтуса — я не уверена, что правильно поняла переданный ею мне образ.
Но это произошло чуть позже, а, едва завидев её, я засыпала её видениями-вопросами на тему что творится сейчас в столице, что делает в данную минуту её друг-учёный, и находится ли рядом с ним моя копия — принцесса.
На все вопросы я получила полностью исчерпывающие ответы, прямо по пунктам: 1 — в общем в столице сейчас тихо и спокойно, как всегда («в Багдаде всё спокойно», — вспомнила я, но, в свете недавних событий в моём мире, подумала что сглазили), 2 — учёный находится на том же месте, где и был, то есть у себя дома, только сейчас он очень и очень занят и потому долго говорить не может; и 3 — самое важное для меня: принцессы рядом с ним сейчас нет…
У меня всё опять упало… нет, вознамерилось упасть: я удержалась мыслью, что принцесса, оставшись одна, без меня, вновь ломанулась нарезать круги по столице, строя из себя Гарун-ар-Рашида. Или Петра Первого, который однажды путешествовал по Европе инкогнито.
После таких известий аппетит у меня, конечно, пропал. Но ненадолго: французы ведь недаром говорят, что он приходит во время еды. И мне сразу же представилась обложка комикса ужасов: «Он приходит во время еды» — и страшнючую рожу с жуткими зубами. А это просто рожа того, к кому пришёл аппетит…
После обеда мы ещё немножечко погуляли с Пышем, я рассказала ему обо всём, что со мной случилось, он раздухарился, сказал, что когда вырастет, будет всегда и всюду ходить со мной и сжигать всех моих врагов. Ну, точно парнишка втюрился. Я не стала переспрашивать, когда настанет время его полного «выроста», но догадываюсь, судя по разным источникам, что это где-то в районе ста лет… Ну что ж, кремация от любящего дракона — это тоже оригинально.
На ужин я не пошла: аппетит мой, отыгравшись на мне в обед, сейчас мирно почивал, и мне захотелось последовать его примеру. И так волнений накопилось столько, что их требовалось срочно заспать. Утро ведь вечера мудренее — как гласит ещё одна поговорка.

Но оказалось, что утро вечера не просто мудренее, а ещё и мудрёнее. Нет, сначала всё шло чинно и благообразно: я умылась и почистила зубы возле своего персонального ручейка. Чем занималась ещё возле него, уж умолчим. Нет, могу сказать! Но только для того, кто этого сам никогда не делает! Есть такие? То-то же!
Потом я немножко посидела у выхода в раздумьях: идти сейчас самой или позвать Пыша? И вообще: завтракать или не завтракать? Я-то вчера стянула ещё в обед пару кренделей «на дорожку», но есть, разумеется, не стала: и так обожралась. Поэтому сегодня они так удачно запросились лечь в мой изголодавшийся за ночь желудок. Особенно с учётом того, что погода — как это порой бывает в горах — тоже раздумывала: то ли ей стать мерзопакостной, и для того уже начала собирать повсюду клочки сизого тумана; то ли остаться солнечной, как вчера — и потому позволила утренним солнечным лучам легко пробежаться по верхушкам гор.
Но у погоды всего две проблемы, а у меня-то их ого-го сколько! И главных сразу две: как вернуться домой и как убрать железяку с вершины горы? Ну, в общем, они обе достаточно легко решаются… драконами, но я тогда буду чувствовать себя последней сволочью: нагадила — и убежала. Да не просто убежала, а ещё и запрягла хозяев в качестве личной тягловой силы. Да у меня после этого никакой совести не хватит хоть раз ещё сюда появиться!
Погрузившись в раздумья совместно с погодой — я вообще люблю общие мероприятия — я слабо расслышала первое негромкое покашливание, и не поняла, откуда оно звучит. Поэтому вскоре до меня донеслось второе, и звучало оно явно из глубины пещеры…
Мгновенно подобрав под себя ноги, чтобы за них никто не цапнул — и почему я ни о чём другом не подумала? — я как-то машинально, на автомате, произнесла:
— Входите, не заперто!
И из пещеры вышел гном.
Ну а кто бы ещё мог выйти из пещеры? После вежливого покашливания? Нет, в пещерах, вообще говоря, могут находиться самые разные неприятности в виде саблезубых тигров, злобных йети, неприветливых духов гор… Но и приятности: клады, источники живой воды, мудрецы, дающие ценные советы. Правда, пока я там жила, я ничего подобного не замечала — может быть, из-за того, что там плохо видно?
Но ко мне вышел обыкновенный гном.
— Здравствуй, принцесса! — поклонился он.
Так, начинается вторая серия марлезонского балета. Он что, в пещере в спячке лежал и ничего не знает? Стоп! А кто вообще знает о том, что нас с принцессой двое? Ну, кроме учёного кота, то есть профессора? Тем более что я и сама узнала об этом только вчера… нет, позавчера. Или позапозавчера?
Вот есть у меня такая дурная привычка: если я что-то знаю, мне сразу начинает казаться, что это знают все. И поэтому я иногда могу выболтать всё, что угодно, включая военную тайну. Нет, Мальчиш-Кибальчиш меня бы с собой в разведку не взял! Про него я тоже знаю от бабушки. Она для меня всё равно что Арина Родионовна для Пушкина.
— Здравствуйте, — отвечаю.
Он удивился:
— А откуда ты знаешь, что я тут не один?
Ну, этот прикол давно известный, а всё от англичан пошло: они же все хамы, и вежливого обращения на «Вы» вообще не приемлют. Нет, говорят, в древней Руси в старину тоже такое было: всех — и знакомых и незнакомых — на «ты» величали. Но надо же как-то выбираться из древности.
Я не стала окончательно хаметь и говорить «А один ты мне нахрен не нужен!», потому что одна мысль насчёт гномов у меня уже мелькнула. Ну а где одна, там и вторая. Ладно, там посмотрим.
Вместо всего этого я отчеканила «командирским» голосом — я же лейтенант:
— Гномы поодиночке не ходят!
Это прозвучало как пароль, но, несомненно, таковым не являлось.
— Гномы и строем не ходят, — усмехнулся гном.
А это прозвучало как отзыв, и тоже им не являлось. Но в целом мы с гномом остались довольны друг другом. Мне так показалось.
— Что вы хотели? — осведомилась я. Принцессы не должны говорить, принцессы должны осведомляться. Так, про между прочим.
— Мы просим ваше высочество посетить наше подземное царство! — высокопарно произнёс гном и низко поклонился. Ну, поклон гнома — это нечто особенное, не всякий может различить его, но я заметила.
Угу. А с чего бы такие коврижки?
— Хорошо, — проговорила я. Принцессы не говорят, принцессы проговаривают. Чётко, каждое слово, чтобы потом не случилось разногласий.
— Большое спасибо! — вновь поклонился гном.
Так, вроде бы с ритуалом покончили. А теперь можно и обговорить детали.
— А теперь рассказывай: откуда-куда-зачем? — Люблю я музыкальные фильмы. А «Свадьбу в Малиновке» так особенно: опять же из-за бабушкиного влияния.
Гном вроде бы сначала немного замялся, но у меня хоть и нет «сыворотки правды», однако вопрос прозвучал, а вопрос подразумевает ответ. Именно это я и постаралась вложить в свою интонацию.
— В общем, такие делы, — начал он. — Очинно хочет наш глава центробанка… ох, нет!.. главный банкир каурсатского филиала, побеседовать с вами. Но и центральному банку он уже сообщил о вас. Но оттель пока тишина.
— Так мы что, в Каурсат поедем?
— Куда скажете, туда и поедем.
— А каким это Макаром?
— Не Макаром, а новейшим подземным экспрессом, нашим последним изборетением — уж так мы боролись, чтобы его внедрить! Ретрогады замучили.
— Так, ладно.
Похоже, дело складывается как нельзя лучше: драконов просить не придётся. А как быть с железякой?
— Так, — повторила я. — Хорошо, я с вами поеду. Но у меня есть одно условие.
— Какое? — живо заинтересовался гном.
— Тут на драконьей обзорной площадке… знаешь такую, аль нет? — тьфу ты! И он меня своим диалектом заразил!
— Знаю такую, — подтвердил гном.
— Так вот, там случайно оказалась большая железяка. Очень большая железяка. Если точнее — большая железная клетка. Вот её нужно с площадки убрать. И так убрать, чтобы никаких следов не осталось.
— Этоть посмотреть надоть, — гном звучно почухал затылок.
— Смотрите, — нарочито спокойно произнесла я. — Пока железяку не уберёте, я никуда не поеду.
— Эге! — крякнул гном. — Можно идти?
— Действуй! — скомандовала я.
Гном исчез в глубине пещеры.
И тут только до меня дошло: это они что же, подглядывали за мной? Но откуда? Там же вроде никаких дырок не было! И откуда он вылез?
Я поспешила за гномом по пятам. Догнать его, естественно, не догнала, но люк, из которого он вылезал и куда влез, обнаружила. Да, раньше люка не было, я бы заметила. Светлячки да гнилушки хоть и слабо светят, зато их много — получается как лампа дневного света. Ну а в случае чего я могла бы и прожектор зажечь: хоть шишка с моего лба давно исчезла, мне понравилось, когда «а во лбу звезда горит», и при необходимости я этим гаджетом пользовалась.
Люк я поднимать не стала — ещё чего! Потом придёт, сам поднимет. И — что, и мне через этот люк выходить придётся? Гм… отказаться, что ли? Нет, я, конечно, пролезу, но… Ладно, потом посмотрим.

Гном появился после завтрака — я всё же решила сходить, перекусить перед дорогой и ещё раз попрощаться с Той, которая парит в лучах утренней зари над горным озером в тонкой дымке… Ну буквально позавчера… то есть позаз… тьфу! Три дня назад прощалась, и вот опять. Но зато — страховка от коварства гномов: если драконы будут знать, что я еду с гномами, те вряд ли задумают что-нибудь против меня. Нет, задумать-то они могут, а вот осуществить задуманное у них вряд ли получится.
Про железяку я благоразумно промолчала — а Пыша попросила ещё раньше молчать и ничего не говорить «Той, которая парит в лучах утренней зари над горным озером в тонкой дымке», то есть своей матери. Он, конечно, немножко побрыкался, но я взяла его лапку, приложила к своей… щеке! А вы что подумали? И попросила ничего ей не говорить, а я обязательно что-нибудь придумаю. И вот — придумалось само, с помощью гномов.
Он немножко покраснел и согласился. А когда он провожал меня, я обрисовала ему ситуацию, в которую он чуть не влип, если бы проговорился о клетке раньше: он рассказал бы, «Та, которая…» расстроилась бы, а потом бы гномы всё убрали — и исчезла бы и причина расстройства, и он бы оказался чуть ли не вруном. Пыш подумал малость и снова согласился со мной.
А реакция «Той, которая…» на моё заявление меня удивила — она показала мне целый мультипликационный фильм: на запряжённой лошадью телеге едут мужик и баба. Лошадка понуро тянет воз. Потом баба спрыгивает с телеги, лошадка оглядывается, радостно скалит зубы — и несётся во весь опор.
Так драконесса проиллюстрировала нашу известную поговорку «Баба с воза — кобыле легче». И откуда только знает? Или у них своя такая же имеется?
Когда мы с Пышем подошли к моей пещере, гном уже сидел рядом и грелся на солнышке.
— Всё сделано, принцесса, — произнёс он, поднимаясь. — Можно ехать.
— Так быстро? — удивилась я.
— Так там всё на болтах, — пожал плечами гном. — Раскрутили — и всех делов.
— А железо куда дели? — с подозрением спросила я.
— Дык… железо-то гномам завсегда пригодится. Или оставить надоть было? — гном с тревогой посмотрел на меня.
— Нет-нет, молодцы, что убрали, — быстро произнесла я. Гном облегчённо вздохнул.
«Я слетаю, посмотрю», — предложил Пыш.
«После сам слетаешь, если захочешь, — остановила я его. — Но я уверена, что всё в порядке: гномам доверять можно, они своё слово держат».
Мы попрощались с Пышем возле распахнутого люка — как в подводной лодке, наверное; я-то там ни разу не была, да и Алекс… У Пыша на глазках заблестели слёзы, но он тут же смахнул их, да и я его «успокоила»:
«Да, может, завтра опять к вам вернусь…».
Пыш сразу заулыбался:
«Возвращайся, я буду ждать!»
Не сомневаюсь, — это я подумала «в себя».

 » Глава 25

ГЛАВА… ПОДЗЕМНАЯ. ГНОМОМЕТРО
Я спустилась первой — да тут совсем низко! Метра два до поверхности, можно в случае чего просто на руках повиснуть, и ногами сразу земли коснёшься. А зачем глубже? Моя пещерка не на вершине горы, а лишь чуть выше подножия — чтобы вода не заливала во время сезона дождей, наверное. А тут везде горы. И метро — назовём его так — не будет же горбом кверху подниматься.
Спустившись, я сразу зажгла свой «налобный фонарь» и с любопытством осмотрелась. Тёсаная скала и никакой отделки. Значит, торопились. Да и зачем здесь гранит полировать: не вестиблюй… тьфу! Не вестибюль метро, чай.
— Люк я закрыл изнутри, — доложил гном, становясь рядом со мной.
— А вдруг мне понадобится открыть снаружи?
— Ты сможешь, другие — нет. На твою ауру заговорено.
— Спасибо. А теперь куда?
— А вот, — гном показал на узкий проход сбоку. Для него узкий, а мы бы тут с принцессой рядышком прошли, даже не обнимаясь, а просто держась за руки.
И проход оказался коротким, не более десяти метров. Далее в обе стороны уходили тёмные арки тоннелей. Никаких рельсов… рельс… в общем, ничего похожего на рельсы я не обнаружила!
Ну вот! Сейчас же мне представилась выезжающая из темноты тоннеля арба, запряжённая двумя волами — точь-в-точь как из мульта про казаков. Цоб-цабе! — будто послышался возглас. И сколько же мы на них будем тянуться?
— Сейчас… — гном помигал фонариком в левый проход тоннеля. — Ребята решили ещё немного продолжить штольню… Всё равно ведь когда-нибудь пригодится, — извиняющимся тоном добавил он.
— Запас карман не трёт… — пробормотала я, но продолжать не стала: гномам вряд ли понятны наши анекдоты. Да и ни к чему это ему.
Показалась телега… О чём это я? Какая телега? Нет, по внешнему виду она очень напоминала телегу, почему я и подумала, что гномы — большие оригиналы: запрягают телегу впереди лошади. Ну, или впереди волов, как я себе представляла.
Однако телега выплыла из тоннеля, а лошадей — ну, или волов, так и не появилось. К тому же телега… висела в воздухе. Невидимые колеса? Воздушная подушка? С гномов станется придумать что-нибудь этакое, заковыристое.
— А-а? Ээ? Ыыы? — я повторила набор вопросов, которые задала, пусть и по другому поводу, принцессе, когда увидела алмазные и рубиновые тротуары в столице.
Как оказалось, набор получился весьма содержательным, и гном меня прекрасно понял. Скорее всего, помогло то же тыкание пальцем в нужном направлении.
— Матушка-Жила держит платформу, — с почтением произнёс гном, поглаживая бороду.
Что же это за Матушка-Жила такая? Как бы с ней познакомиться? О! Так я вроде бы в том направлении и еду.
— Мы же едем в столицу, надеюсь? — поинтересовалась я, вспомнив о своём принцессовском статусе. Или принцессином? И что я постоянно путаюсь?
— Как прикажете, — поклонился гном.
— Да именно так и прикажу, — добавила я. Ну, не ледяным тоном, но достаточно прохладным: в тоннеле становилось не жарко. Это пока спустилась снаружи, казалось освежающе, а теперь хоть одевайся. Я вспомнила, что мне надо бы навестить профессора снова, чтобы разобраться: куда он отправил вторую меня? — Да, в столицу!
Гном поклонился ещё раз, но молча.
— А как сюда… — я осмотрела телегу.
— Просто садитесь — и всё. С ногами. Вот так! — и гном ловко запрыгнул на телегу.
Гм, с ногами. Будто я ноги собираюсь здесь оставить… Но — да, если они будут болтаться сбоку, как обычно на телегах ездят, их точно оставишь где-нибудь в туннеле, на одном из поворотов. И у меня в голове зазвучала песня Андрея Миронова, пусть и не вполне подходящая по теме, зато созвучная моим мыслям: «На опасных поворотах трудно нам, как на войне…». Нет, войны нам не надо. Мы ещё и с миром не разобрались как следует.
Но сидеть по-турецки мне как-то не улыбалось, и не потому что к туркам плохо отношусь: отдохнули мы с Алексом в Турции замечательно! Хотя он и называл это «свинячим отдыхом»: ешь-пей да валяйся себе на песке. Просто я побоялась скатиться с телеги во время движения.
И поэтому, забравшись на неё — у меня это получилось не столь грациозно, как у гнома, как ни странно, так что я на себя даже немножко обиделась, вскоре оправдав себя же тем, что делаю это первый раз в жизни — я легла на живот и вцепилась руками в высокий бортик телеги. Мало ли… Зато прожектор мой прекрасно освещает стены — гномы-то ламп на них не предусмотрели. Так что я буду как маленький поезд метро… ну, вагончик, с прожектором.
Платформа-телега ехала очень быстро — прямо мчалась, а не ехала. И если бы не высокий бортик, меня бы, наверное, сдуло с неё. А так он служил чем-то вроде мотоциклетного щитка, и напора воздуха я почти не чувствовала.
Ехалось и жутко и весело. Стенки тоннеля неслись навстречу как в планшетной игрушке про шахту, только тут не встречалось поломанных рельс и провалов, через которые нужно прыгать — я бы такого точно не выдержала и вернулась бы на Драконову гору… хотя бы для того, чтобы проверить, действительно ли гномы убрали с неё ту железяку…
Но это во мне говорил страх, а веселье происходило от скорости движения, от плавности хода — согласитесь, когда не нужно бояться, что тебя выбросит с сиденья, скорость доставляет большое удовольствие. И я ещё раз убедилась, как прав был Гоголь, сказавший «Какой же русский не любит быстрой езды!». И хотя во мне неизвестно сколько кровей намешано — даже бабушка сбилась со счёта, — но сейчас больше всего радовалась именно русская капля, а от неё заражались весельем и все остальные капельки.
Мне казалось, что я летела не на телеге-платформе, а меня словно несла стремительная река, и в меня будто потоками вливалась её сила и мощь, и я переполнялась ею, набирала в каждую клеточку своего тела, я будто разбухала — ой, только бы не поправиться и не лопнуть! — а потом как бы глотала, делала глубокий вдох — и начинала набирать заново.
Гном сидел невозмутимо и неподвижно, будто бы он сам вёл платформу, будто… Будда — видела я в Тайланде похожего, только без бороды и без колпака.
Кое-где в стенах тоннеля виднелись боковые отнорки, а пару раз мы проскочили что-то похожее на станции метрополитена, только хуже освещённые и неблагоустроенные, по которым взад-вперёд сновали гномы — то ли доделывая, то ли достраивая, то ли оформляя интерьер.
А в основном мы мчались по прямой — или же повороты оказались настолько плавными, что их и не чувствовалось. Так что зря я вспоминала песню Миронова… нет, не зря: хорошего человека всегда приятно вспомнить. Зря боялась, вот.
Ехали мы долго, даже очень, и если бы не попадающиеся по пути станции да отнорки, за которыми я следила, хоть и не считала, сколько их всего, езда показалась бы мне очень скучной. Но, боюсь, всё равно не уснула бы — хотя бы потому, что боялась.
Но вот наконец впереди показалось световое кольцо и наш поезд… то есть наша платформа-телега, с мною-прожектором впереди, постепенно замедляя ход, как и положено настоящему поезду, плавно въехала на настоящую станцию. Но не такую, как у московского метро, а скорее как у берлинского, более скромную, по-гномовски. Ну, или на московскую, но в районе новостроек.

 » Глава 26

ГЛАВА… ВСЁ ТА ЖЕ, ПОДЗЕМНАЯ. НУ, ПРОДОЛЖАЕТСЯ ОНА, ЧТО ТУТ НЕПОНЯТНОГО? БЕСЕДА С ГНОМАМИ-БАНКИРАМИ
С платформы я слезла сама, хотя и боялась, что после долгого лежания не смогу двигаться или отлежу себе что-нибудь полезное. Что, мало у меня такого, что ли?
— Куда дальше? — спросила я гнома, растирая пальцы рук друг другом. Вот им-то и досталось больше всего.
— Сейчас поднимемся наверх. Мы находимся аккурат под зданием центрального банка.
«Аккурат под зиккуратом», — подумалось мне. Почему так? Да когда мы с принцессой шли к профессору, она показала мне это ступенчатое здание, похожее на мавзолей Ленина, только побольше и поступенчатей; сказала, что это центральный банк и обругала зиккуратом. Вот я и запомнила. А как запомнила? Да как у писателя Александра Грина в правилах мнемоники: разбейте запоминаемое слово на два-три других, похожих на эти разбитые части, (желательно совсем никак друг с другом не связанных, но так часто и получается) и составьте из них какой-нибудь дурацкий слоган. Помните же, как запоминаются цвета радуги? «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». И по первым буквам можно запомнить: красный-оранжевый-жёлтый-зелёный-голубой-синий-фиолетовый.
Ну, тут хоть более-менее осмысленная фраза получилась. А вот мне Алекс когда рассказывал, почему одни звезды ярче, другие тусклее, то привёл в пример буквенные обозначения светимости звёзд: O-B-A-F-G-K-M. Я тогда, правда, ничего не поняла, да и до сих пор не понимаю, что это за светимости и почему их именно так обозначают, но фразу запомнила, потому что она прикольная! Вот она: «Один бритый англичанин финики жевал, как морковь»! Правда, здорово?
Вот и зиккурат я так же запомнила: представила себе зигующего каракурта… что, не знаете, что такое каракурт? Ну, для него нужно новую пару слов искать… Тогда представьте зигующего куратора… Тоже не знаете? Ладно… Фильм про Тора видели? А это его кура… И он её в руках держит, вместо своего молота. Сразу запомните: кура-Тор!
Так я думала, пока поднималась по лестнице. Ну вот почему гномы не могут лифт придумать? Надо их надоумить. А больше на лестнице делать вообще нечего: я же говорила, что гномьи банки — не наши, в них нет украшательства, и картины на стенах не висят. Не галерея, чай.
Убранство помещения, куда мы вошли, так же отсутствовало. К чему этот аскетизм? Или они хотят показать, что не тратят деньги вкладчиков куда зря? Ну а как сидеть на этих деревянных стульях? Я понимаю, что в деревне у нас лавки в доме стояли, так туда хоть фуфайку можно бросить, в просторечии — ватник. Знала бы — с собой бы захватила, пусть бы им стыдно стало! И это центральный банк…
Но если и разговор тут будет такой же простой, как обстановка, тогда ещё ничего, тогда я всё пойму. А то как начнёт вдруг про кредиты и депозитарии, так и начинаешь себя чувствовать кредиотом в паразитарии…
Это у нас Маринка — нет, не та, что медсестра, другая, у той бюст больше, так что ей самое то в медсестры идти, особенно в кардиологию: у пациентов сразу сердце сильнее биться начинает. А эта, другая Маринка, на бухгалтера учится, так все уши прожужжала: дебет, баланс, откат… Нет, откат это не отсюда. Вернее, отсюда, но… И этому их не учат, а так — ставят в известность. Ну ладно.
За столом сидели двое: гном-отец и гном-сын. Это я так решила, уж очень похожи. Я поискала ещё гнома — святого духа, но он у них, наверное, невидимый, так что я его не нашла. Зато на стене висел портрет, уж очень похожий на гнома-духа: светленький, седенький… ну копия монетка-серебрушечка. И на тех двоих, что за столом, тоже немного смахивал. Гном-дед, что ли? Или вообще прадед.
Я стала присматриваться получше — ба! Знакомые все лица! Младший гном — вылитый гном-банкир из нашего Каурсатского банка. Как оказалось, он им и был. То есть он им и есть — вот он, весь здесь.
Когда я вошла, он встал и поклонился. Странно, а в своём банке он себе такого не позволял. Зато старый гном остался сидеть и удостоил меня лишь еле заметным кивком. Ну и я им обоим кивнула сразу — один кивок на двоих. Хватит, разберутся, поделят как-нибудь. Мы, чай, не японцы. «Каждому кланяться — голова отвалится» — так, кажется, в «Морозке» парнишка говорил? С ним, правда, по-недоброму обошлись, в медведя превратили, но я надеюсь, что меня чаша сия минует: я же всё-таки женщина. И ведро дубовое себе на голову надевать не позволю — это укры на майдане себе бог знает чего на головы понацепляли. Вот и огребают сейчас по полной программе, тоже в каких-то уродоров превратились.
Мне вообще непонятно, зачем я здесь и в каком статусе: если я принцесса, то я принцесса, если — хи-хи! — демонесса, тогда демонесса, если ещё кто-то — то… ну, я не знаю. Там видно будет.
Младший гном отодвинул стул от стола и предложил мне сесть. Так вот для чего он вставал! Ну надо же…
— Принцесса! — начал он. О! Уже понятнее. — Я пригласил вас сюда… и прежде всего хочу поблагодарить вас за то, что вы приняли моё приглашение. Я пригласил вас сюда, чтобы вы помогли нам разрешить ряд вопросов, возникших в последнее время в процессе нашей совместной деятельности…
Ой, как завернул! Да у меня же ни в одну извилину это не влезет! А попроще нельзя, карапуз?
Но это я ему, понятно, не сказала, это я ему, как выразился наш юморной классик, подумала. И хорошо, что гномы — не драконы, и мыслей не воспринимают.
— Я-слу-ша-ю-вас! — произнесла я по-принцессиному, присаживаясь. Нет, даже по-королевиному… по-королевниному? или по-королевски? А если король? По-корольски? Ладно, не в этом суть. А надо же мне тренироваться, на всякий случай. Вдруг я и в самом деле принцесса? Та-то я, принцесса то есть, куда-то так и делась… Печалька…
— Тут такое дело… — гном засмущался и замолчал. Но зато отставил свой велеречивый тон, что радовало.
Заговорил второй гном, старый. Голос его звучал густо, словно тестомешалка:
— Дошло до нас, дорогая принцесса, что с золотом, о котором, как нам казалось, гномы знают всё на свете, творится что-то непонятное. И это непонятное происходит с золотом, которое побывало в ваших руках, принцесса.
Опа-на! Картина Репина: приплыли. И… как там дальше? Напоминать не буду: сами должны знать.
— А в чём, собственно, вопрос? — Слова нужно ронять небрежно, словно золотые монеты в кошель. Ну, или баурсаки в кипящее масло — о монеты хоть не обожжёшься, а с лепёшками-колобками всё возможно. Их меня Фатима научила готовить, из параллельной группы. — Ко мне имеются какие-то определённые претензии? Или ваши обвинения полностью голословны?
— Нет, что вы! — гном сразу же пошёл на попятный и даже взял на полтона выше. Получилось помузыкальней, а то я басы плохо воспринимаю. Водила меня бабушка на музыку… может, и зря, что я бросила. Может, певицей бы известной стала. Или музыкантшей. — Вы же знаете: мы, гномы, народ любопытный. Нам просто очень хочется узнать, что вы такое сделали с золотом, что оно приобрело столь удивительные свойства? Очень-очень хочется!
Ну вот, он прямо превратился в гномьего пацана, в подростка-гномёнка: сразу глаза загорелись. А я, если честно, никак в толк взять не могу: чего они ко мне прицепились? Что мало к ним в банк золота положила? Или… А-а! Может, из-за тех монет, что я из черепушек превратила? Так он сам вроде сказал, что нормальное золото, и обрадовался, когда я их ему отдала. А потом ещё раз обрадовался — когда я ему оставшиеся полмешка превратила и принесла. Пришлось даже нашего садовника-сторожа-дворника Петерона просить, чтобы помог дотащить… и чего я тогда извозчика не вызвала? Блондинка, одно слово…
Но сейчас-то — другое дело! Сейчас-то я — ого-го! — принцесса.
— А какое именно золото вы имеете в виду? Я, знаете, по долгу службы (ой, что это я несу! Нет, всё правильно, и он знает, что и по долгу, и по службе, но сейчас-то я — принцесса! А, да ладно, обойдётся)… имела дело с самым разным золотом: настоящим, фальшивым, магическим, вампирским, русалочьим, с вашим гномьим, дра… драконовским (чего же я вру-то? У драконов я никакого золота не видела и дел с ним не имела! Да, но они-то не знают! А-а, пойдёт! Да и какое золото считать гномьим? А то получается, что гномам все несут своё собственное разное золото, а оно у них там, в их подвалах, превращается в гномье? Или гномьим можно считать лишь то золото, что сами гномы добывают? А тогда остальные где его берут? И с чего вдруг я начала так его делить? Мне раньше до фонаря было: золото и золото, в ювелирке оно одно, по-моему. Может, я всё-таки какая-то ещё другая принцесса? Или стала ею). — Вы о каком золоте говорите?
— Вы не упомянули человеческое золото…
— Человеческое золото — это сами люди! — отбарабанила я где-то слышанную фразу.
— Нет, я имею в виду то золото, которое у людей… человечное.
— Человечного золота не бывает, — я грустно покачала головой, — золото бесчеловечно по природе своей… Или вы говорите о том золоте, что используют в своём обиходе люди?
— Да, да, именно! — обрадовался гном. — А то я уже испугался, что мы не поймём друг друга.
— Два разумных существа всегда поймут друг друга, если оба захотят этого! — отчеканила я ещё одну где-то услышанную фразу.
— Если один не собирается надуть другого… — буркнул младший гном — тот, что главбанкир в Каурсате.
— Но я же сказала: если они хотят понять друг друга, а не обмануть один другого, — пояснила я очевидные вещи.
— А вы хотите нас понять? — заинтересовался старший гном.
— Ещё как! Но больше всего мне хотелось бы быть понятой вами. Я заметила, что люди, к примеру, часто не понимают друг друга просто потому, что называют один и тот же предмет разными именами. Либо разным понятиям присваивают одинаковые наименования.
— Но мы отошли от разговора о золоте…
— А мне кажется наоборот: мы к нему приблизились, — улыбнулась я. — Так что у вас с золотом?
— Дело вот в чём… — сказал младший гном и, как только он произнёс слово «дело», как весь сразу как-то подобрался, сосредоточился, сконцентрировался, сконденсировался — ну, как пар над кастрюлей — и начал говорить по существу: — Мы доставили в наше хранилище две золотые статуи (я начала что-то вспоминать, и, вспоминая — подозревать) и четыре золотые цепи с золотыми же кандалами (ой, мамочки! Начинается!). Кроме этого, у нас находился на хранении мешок ваших золотых монет, полмешка из которых вы принесли раньше, а вторую половину — позже. И получилось так, что однажды я обратил внимание, что статуи… повернулись друг к другу лицами. А потом — двинулись, сближаясь, и, в конце концов, соприкоснулись, стали вплотную, максимально близко. И цепи поступили точно так же — они просто обмотали статуи и друг друга! — (Если бы это был не гном, я бы подумала, что его вот-вот затрясёт в истерике. Но что я знаю о гномах? Практически ничего.) — Следом пришёл черед и золотых монет. Мы растащили статуи, сняли цепи, отодрали монеты, разместили всё в разных хранилищах… но они продолжают стремиться друг к другу. Что вы можете сказать по этому поводу? Нам точно известно, что всё это золото побывало в ваших руках!
А вот тут он нагло врёт: никак не мог он знать, что я хотя бы прикасалась к статуям и цепям. И вообще: он слишком долго рассказывал, я успела всё обдумать и приготовиться. Ну, или почти всё. Поэтому я похлопала кончиками пальцев одной руки по кончикам пальцев другой, глубоко вздохнула и произнесла:
— А вы знаете, господа… — Гномы напряглись. Что, неужели их никто никогда так не именовал? — боюсь, что разочарую вас, но с этим я вам ничем помочь не могу…
— Как так?
— А вот так. О статуях и цепях вам лучше расспросить у хозяина… бывшего замка, из подвалов которого вы и вытащили статуи и цепи.
— А откуда вы узнали, что мы вытащили статуи и цепи именно из подвалов замка? — ехидно поинтересовался гном. Ты смотри, да он технику ведения допросов изучал! Ну да и мы не шиком лыты, то есть не лыком шиты:
— А мне об этом… капитан сказал! Вот. У него там лазутчики работали, на разборке развалин. — Гномы при этих словах быстро переглянулись. — Он-то и узнал, что хозяин недоумевал, куда исчезли два голема и четыре цепи с кандалами из подвала.
— А неужели же големы и цепи были у него сделаны из чистого золота? — продолжал провоцировать гном. Но я уже взяла себя в руки:
— Откуда я знаю, из чего у него были сделаны големы и цепи? У этих магов столько разных причуд! Они такие оригиналы! Ха-ха-ха!
Гномы устали. Это было видно по всему. Но закончить допрос — или беседу, по их формулировке, старшему (да и младшему тоже) всё-таки хотелось в свою пользу. И тогда он произнёс, наверное, самую «убийственную», на его взгляд, фразу-аргумент:
— Ну хорошо, а золотые монеты? Почему они притянулись именно из вашего мешка, и причём только половина — та, которую вы принесли позже?
— Откуда я знаю? — пожала я плечами и пошутила: — Может, спросить сами монеты?
— А где вы взяли это золото?
Я замялась. Говорить, что сделала их из черепков не хотелось. Грубо оборвать их, заявив: «А вот это не ваше дело!» — тоже. Значит, придётся врать. Ну, это-то ещё ничего, но ведь придётся признаваться в собственной нечестности — скажем, в том, что утаила от капитана часть конфискованного золота. Ну что ж, лучше так, чем полное разоблачение: мне почему-то не хотелось, чтобы гномы знали, что я умею творить настоящее золото. Я решила наполовину схитрить:
— Капитан дал. На сохранение.
— И потому вы положили его на своё имя?
— Он мне доверяет! Целиком и полностью.
— А для каких целей он его вам дал?
Нет, это уже самый настоящий допрос! Может, послать их подальше и на том завершить разговор? Но мне понравилось собачиться с гномами, я вошла во вкус и поэтому решила продолжить:
— Понимаете, у нашей части специального назначения имеется, разумеется, свой бюджет (вот где пригодилось Маринкино жужжание про финансы и балансы!), однако финансирование (вот оно!) некоторых особых операций часто недостаточное. Стремясь восполнить дефицит средств (надеюсь, употребление мною их специальных терминов поможет гномам обрести желанное спокойствие?), капитан попросил меня часть конфискованного у преступников имущества (вот оно! Что, что: момент истины) сохранить у вас в банке, положив на своё имя. На своё же он не стал класть потому, что, во-первых, всецело мне доверяет, а во-вторых, не захотел, грубо говоря, «светиться», дабы имеющиеся у него недоброжелатели не смогли копать под него и таким образом обвинить в нечистоплотности.
Уф! Ну, теперь мне можно ставить памятник красноречия.
Гномы переглянулись ещё раз. Теперь более кисло. Я возликовала. Но рановато.
— Но почему всё же монеты прилипали к статуям и цепям? — спросил старый.
Я снова развела руками:
— Не знаю. — А ведь я этого действительно не знаю. Так что если у них где-нибудь спрятан детектор лжи, ничего лживого он не покажет. — Но, наверное, это ещё одно из доказательств моей честности, — пошутила я, — что золото не прилипает к моим рукам, а лишь к такому же точно золоту.
— А почему тогда не прилипли остальные монеты? И монеты других клиентов банка? — гномы уже не допрашивали, они спрашивали. Скорее даже растерянно, чем напористо. И тогда я поняла, что победила. И мне захотелось сделать им небольшой подарок. Наверное, зря.
— Возможно, потому, что эти последние монеты я держала в своих руках все до единой, — предположила я. А что, чем не гипотеза? Или версия. — А те как пришли ко мне в мешке, так и ушли.
— А откуда они пришли? — влез молодой гном. Старый косо взглянул на него, но тот не заметил.
— Но ведь они же не прилипли. Так почему же и они вызывают ваш интерес? У вас же остальное золото тоже такое же: неприлипающее.
Гному пришлось заткнуться. Не очень вежливо, может быть, зато эффективно.
Но старый нашёл ещё один аргумент, самый убийственный:
— Но ведь как раз это мы и хотели выяснить! Именно это нам и интересно! — И у него снова зажглись глаза, как у школьника, желающего узнать новое, а не просто отсидеть урок.
— И мне тоже… — резюмировала я. — Наверное, это моё врождённое свойство. А может, благоприобретённое.
— А скажите… — проговорил младший гном после недолгого молчания, но с каким-то внутренним напряжением, — вы имели какие-нибудь дела с драконами?
— Да, разумеется, — ответила я. — Драконы — мои друзья.
Гномы переглянулись очередной раз, причём младший — победно. Но озвучил старший:
— А скажите, вы не могли бы оказывать нам некоторые услуги… разумеется, не бесплатно… даже, может быть, я бы сказал несколько шире, консультации… касающиеся драконов?
— Только в том случае, если это не повредит моим друзьям-драконам! — твёрдо ответила я.
— Замечательно! Спасибо! Мы очень рады! Значит, наша беседа прошла не зря.
Я была другого мнения, но не сообщать же его гномам?

 » Глава 27

ГЛАВА… ПУТЕШЕСТВУЮЩАЯ. ХОТЕЛОСЬ БЫ —ДОМОЙ
Оба гнома проводили меня до самого выхода. Я не преминула воспользоваться такой оказией — посещением банка — и сняла со своего счёта ещё десяток золотых — на текущие расходы. Я ведь в столицу приехала! А то прошлый раз так и не удалось пробежаться по местным бутикам и универмагам. Есть тут такие или нет? Хотя вряд ли: при слове «универмаг» у каждого них сразу же наверняка возникает понятие «универсальный маг», то есть маг-универсал. Ну что ж, тогда пробегусь по лавкам… и тавернам. Есть уже хотелось не просто зверски, а очень зверски: жадюги-гномы хоть бы чаем угостили! Экономисты, блин! А, вот как раз и блинная!
Оторвавшись на блинах с красной икрой — ну не люблю я чёрную, хоть она и престижней считается, — я запила их парой стаканов вкусного травяного чая с плюшечкой и отправилась опять на поиски профессорского дома. Теперь идти приходилось по памяти, а не по драконессиным подсказкам.
Правда, я подумывала сначала снять комнату, а уж затем идти к профессору, но решила, что времени до вечера у меня вполне достаточно, успею. К тому же мне почему-то хотелось вернуться в ту таверну, где мы и встретились с принцессой, пусть с ней и связаны не совсем приятные воспоминания. Но мне казалось, что принцесса тоже обязательно должна прийти именно в эту таверну.
Я несколько минут топталась на одном месте, то порываясь отправиться к профессору, то как можно скорее идти в таверну, разыскивать принцессу. А вдруг она уже давно сидит там и ждёт меня? Но, прикинув, что до профессорского дома как минимум в два раза ближе, чем до таверны, решила всё же идти сначала к профессору. Мало ли? А вдруг принцесса вернулась туда? Могло ведь такое случиться? Вполне.
Профессорский дом я нашла быстро, даже быстрее, чем в прошлый раз. Големы на этот раз закопошились, когда я подошла, и заступили дорогу. Но как-то нерешительно. «Может, сделать их золотыми?» — подумала я, но решила, что в свете недавнего разговора с гномами подобного проделывать не следует: могут пойти ненужные разговоры.
Вместо этого я «поздоровалась» с бронзовой рукой-сигналкой и, потянув цепочку, вызвала жуткое дребезжание где-то в глубинах дома.
Големы подкатились поближе, но я цыкнула на них, и они застыли. Потом один снова попытался двинуться. Застоялись, что ли? Как прорвало, прямо. Или кто надоумил?
Я подняла ногу, показывая, что могу и пнуть. Он замер. Калитка не открывалась. Может, профессор куда слинял? Эх, жаль нет мобильника! Потому и големы так себя ведут. А что, это мысль! Прошлый раз он был дома, они и не дёргались. А тут вон, рассвирепели.
Я позвонила ещё раз… и вспомнила Сову из Винни-Пуха, которая вот точно так же звонила-звонила, а потом у ослика Иа-Иа хвост оборвался. Я оценивающим взглядом посмотрела на рукоятку звонка. Нет, ручка, конечно, красивая… но мне-то нужен профессор, а не она.
И тут я вспомнила, как я посылала профессору образ драко… нессы. Можно сказать, мысленно переговаривались. Ну да, из Страны Драконов это не получилось, так может, отсюда выйдет? Правда, если он дома и спит, то я его разбужу… Тьфу ты! Так ведь я уже и так звоню в звонок! Был бы дома — наверняка проснулся бы. Правда, имелся ещё вариант пребывания профессора в местах не столь отдалённых, то есть в сортире… Вот он что, не может предусмотреть, чтобы как-нибудь магическим образом… Кстати, надо будет себе самой подумать о том же. А пока — попробуем «поговорить по мозгам». Или мозгами.
Я сосредоточилась и послала профессору образ себя: мокрой, дрожащей, трясущейся под дождём у порога его дома… Мне даже себя самой жалко стало. Ну и что, что вокруг — тёплый летний день? А по сути?
Не знаю, то ли профессора проняло посланное мной видение, то ли перестало пронимать — если он скрывался за закрытой дверью наедине с белым чудом, соратником в борьбе с диареей, — но дверь дома распахнулась, а спустя некоторое время распахнулась и калитка. И передо мной, как лист перед травинкой — если принимать во внимание наши габариты, хоть он и не очень полный — предстал сам профессор, собственной персоной.
— Это вы! — обрадовался он. И я обрадовалась, что он обрадовался. И вдвойне обрадовалась потому, что он обрадовался именно мне, а не как те, что во главе с капитаном меня искали и обрадовались, потому что НАШЛИ меня.
— Я! — согласилась я с ним. — Здравствуйте, профессор! Как дела?
— Заходите в дом! — скомандовал он. — И я вам всё расскажу, и вы всё расскажете мне.
— Замечательно! — отозвалась я и пошлёпала по знакомой дорожке вслед за профессором.
По пути я ещё немножечко подумала о том, что он нарисовал какие-то слишком туманные перспективы: если он мне расскажет «всё», то зачем мне повторяться и рассказывать ему опять же «всё». Но ведь это совсем-совсем разные «всё»! Почему бы не назвать их как-нибудь по-разному? Например, «нашевсё» и «вашевсё». Тогда Пушкин будет «нашевсё», а, к примеру, Форд — «ихвсё». Хм, на селёдку иваси похоже.
Профессор привёл меня туда, где я ничего не узнала. Это что, вот отсюда мы стартовали в железной клетке на волю? Это тут всё было позаставлено приборами, трубками, банками, склянками… А сейчас… Всё чистенько, аккуратненько… не лаборатория, а детский садик перед приёмной комиссией.
— Так. А теперь — рассказывайте! — приказал он, усадив меня за лабораторный стол, ещё недавно бывший перегруженным различным барахлом, а теперь светившийся ресторанным блеском, разве что без накрахмаленной скатерти, и вручив большую чашку чая. Я не стала отказываться, несмотря на то, что практически только что выпила уже две чашки. — Почему вы оказались у драконов?
— Мне… наверное, очень захотелось очутиться там, — я не стала говорить профессору о татушке, зато и нисколько не соврала: я действительно хотела оказаться именно у драконов.
— Вот как? — профессор задумался. — Значит, всё-таки Эстебор оказался прав, и моя установка реагирует на желания человека!
— Эстебор? — переспросила я, услышав новое для себя имя. Или не новое, а я его где-то уже слышала? — А кто это?
— Мой ученик, — пояснил профессор, закрыв глаза и вдыхая чайный аромат. — Я только что отправил его к драконессе в гости.
— К драконессе? — удивилась я. — Но зачем?
— Мы полагали, что вы до сих пор находитесь там, а он хотел как можно быстрее выяснить, каковы были у вас ощущения, какие, может быть, неприятные мысли посещали вас… Вот скажите: какие ощущения вы испытывали при перемещении?
— Никаких неприятных ощущений я не испытывала, исключая, пожалуй, то, что до сих пор не знаю, где находится моя… сестра.
— Ну что ж… — профессор помрачнел, — это, разумеется, большой пробел в нашем исследовании, но одно я могу утверждать точно: она жива и находится там, куда и захотела попасть в момент отправления… в момент включения моей установки.
— Вы уверены?
— Абсолютно! Посудите сами: вы попали к драконам, потому что хотели попасть туда, ведь так?
— Ну… да.
А сама подумала, что возможности-то мои пока ограничены: к драконам ещё могу попасть, от драконов на гномьем метро — бр-р-р! — но можно. А вот чтобы в любое место, да по желанию… И, главное, чтобы не дай бог не захотелось в два разных места: например, голове хочется одного, а… не будем называть вслух, приключений ищет. И что тогда будет? Представить страшно! Нет, нам бы такое, чтобы по расписанию и по точному маршруту. Чтобы сел — и поехал. Или полетел. Ну на худой конец — мгновенно переместился. Но чтобы только туда и ни-ни в сторону!
Я прямо так профессору и сказала. Вижу — он проникся, озадачился. Задумался. Забыл обо всём на свете.
А тут — звонок у калитки.
— Профессор! — разбудила я его от грёз научных.
— А? — спохватился он. — Чего?
— Не знаю, — честно призналась я. — Звонит кто-то у дверей. Почтальон, наверное. — У нас в деревне почтальон всегда останавливался у калитки и, если приходило письмо, кричал, вызывая хозяев. А если одни газеты и журналы — просто выкладывал в ящик.
— Ну, пойдёмте, посмотрим! — предложил профессор. А что, я любопытная, я пойду.
У калитки нас ждало чудо чудное, диво дивное: огромадная ступа. Почти в такой точно бабушка зерно толкла, здоровенной такой толстой палкой — пест называется. Да и у нас у кулинаров ступки тоже имеются, только значительно меньшие.
— Что это? — коротко выразила я своё непомерное удивление, не влезающее ни в одну ступу.
— А-а! Да это же ступолёт Эстебора! — воскликнул профессор.
— Чего? Самолёт? — вроде и не глухая, а не расслышала. Так могла бы догадаться, да не получилось: блондинка я.
— Ступолёт моего ученика Эстебора. Он предупредил меня, что его обещали привезти не сегодня-завтра.
— Лучше бы привезли завтра, — ляпнула я, не подумавши. Потом спохватилась, передумав, но не озвучив передуманное. А вдруг бы ступолётчик меня послушал — и улетел обратно?
Но нет: ступолётчик, тупо стоящий возле калитки, в наш разговор не влезал, а держал наготове какие-то бумаги.
— Распишитесь, пожалуйста! — сунул он бумаги профессору, когда я замолчала.
Профессор расписался, и ступолётчик, вернув бумаги в кожаную сумку, висящую у него на боку, поблагодарил, повернулся — и пошёл вразвалочку по улице.
«Ну, зачем я это ляпнула?» — подумала я. Из вредности? Или по глупости.? Первая мысль у меня всегда какая-то такая… ненормальная. Всем ведь известно, что хорошая мысля приходит опосля. Вот она и пришла второй:
— А Эстебор, что, хотел полететь на… ступолёте? — Звучит прямо как «суполёт»: наелся супа — и полетел. Особенно если горохового…
— Нет, ступолёт тут совсем ни при чём! — отмахнулся профессор. Как же ни при чём, когда вот он? — Эстебор отправился проверять мою установку и свою гипотезу… ну, предположение, что моя установка переносит человека исключительно туда, куда он хочет попасть.
— А это предположение подтвердилось? — уточнила я. Вот интересно: установка профессора, а какой-то Эстебор в ней что-то рубит. А сам проф что же? — А то мне что-то не очень хочется пасть жертвой даже вашего эксперимента, профессор!
— Должно подтвердиться с минуты на минуту. Эстебор должен передать мне сообщение по амулету связи.
— А ему самому позвонить нельзя?
— Позво… А, вы имеете в виду, чтобы я связался с ним?
— Ну да. А что, разве так нельзя?
— Да нет, можно. Сейчас найду амулет связи…

 » Глава 28

ГЛАВА… ПРОДОЛЖАЮЩАЯ ПРЕДЫДУЩУЮ ГЛАВУ. ПОЛЁТ ПО МИРУ
— Что такое? — профессор явно находился в растерянности. Впрочем, на мой взгляд, у учёных это нормальное состояние: они либо дико радуются, когда что-нибудь открывают, либо переходят в состояние полной растерянности, когда выясняется, что открыли совсем не то, что планировали.
— А что такое? — повторила я вопрос профессора, глядя на то, как он держит в обеих руках две абсолютно одинаковые хреновины и недоуменно переводит взгляд с одной на другую. Не может решиться, по которой лучше всего позвонить? Ну тогда я сейчас выберу! А то будет стоять Буридановым ослом (да-да, и это я знаю!).
— Эстебор забыл взять амулет связи!
— Тю! И как же мы теперь узнаем, куда он попал?
— Не знаю… — профессор в отчаянии опустился… хорошо, что на пути попалось кресло, а то он и на пол рухнул бы, с него станется.
— Та-ак. Ну тогда, профессор, вы меня извините: ни в каких экспериментах я пока участвовать не буду. По крайней мере до тех пор, пока не станет ясно, что произошло с вашим этим буром… или бором. Да, а куда могла деться моя сестрёнка?
— Разве она вам ничего не говорила?
— Что именно? Куда хочет попасть?
— Да, да, конечно!
— Н-нет, ничего. Я ей успела сказать, чтобы она держалась за меня покрепче…
— А может, вы с ней о чём-то разговаривали?
— Ну, во-первых, профессор, мы тут у вас все вместе разговаривали. И больше говорила я: рассказывала о своих похождениях и том, в каких местах мне довелось побывать.
— Да, я видел. Она смотрела на вас с таким восхищением! Ей так хотелось побывать там, где вы побывали!
«Лучше бы ты за своей установкой смотрел, а не на принцессу мою пялился!» — чуть не высказалась я. Но вслух произнесла, сама ужасаясь сказанному:
— Ну, если она захочет побывать везде, где была я, боюсь, мы найдём её только по кусочкам. И причём даже в том случае, если ваша установка не переносит людей сразу в несколько мест. Очень уж некоторые из мест… не приспособлены для жизни.
— Нет-нет, это исключено! Переносится в первую очередь сознание человека, а оно размещается в мозгу. Люди, знаете ли, думают головой.
«Не все и не всегда», — хотела сказать я, разозлённая и имеющая в виду прежде всего его самого.
Снова зазвонил колокольчик.
— Что это у вас сегодня, профессор? Просто вечер интересных встреч.
— Не знаю, — поджал губы профессор, — я никого не жду…
— А может, ваш этот бур пришёл? Забросили вы его куда-нибудь рядышком… или он захотел перекусить перед полётом, или ещё куда?
Профессор, игнорируя мои слова, поджав губы по-прежнему, или даже ещё сильнее, отправился к воротам. Я осталась стоять на крыльце. Если вдруг какая-то опасность, я всегда смогу убежать… или приготовиться к её отражению… Кстати, интересно бы поговорить с кем-нибудь из магов: существует ли амулет или заклинание «Отражение», когда атакующий внезапно превращается в атакуемого? И нужно-то для этого всего-навсего ма-алюсенькое зеркальце…
Профессор пришёл, весь и полностью обрадованный. Ну, я же и говорю — первая стадия: великое открытие. Ну как младенец прямо… в этом самом, по уши. Ой, какое-то не очень удобное сравнение получилось… Зато удачное. И верное.
— Всё получилось! — чуть не закричал он, подойдя поближе. Но лично я предпочла бы слышать эти вопли издалека. — Эстебор дома! Он сообщил по полицейскому амулету, что в самый последний момент испугался и захотел вернуться домой. И — так и получилось: он дома! Несмотря на то, что мы договорились с ним, что он отправится в гости к драконам — я даже подарок для драконессы приготовил, — тем не менее пробурчал профессор. — Он, правда, извинялся за это… Но главное — подтвердилось: установка переносит человека туда, куда он пожелает.
— Куда пожелает? — у меня загорелись глаза. А что, если прямо сейчас взять — и отправиться домой! И — никаких проблем. Но… а как же принцесса? Куда делась она? А, с другой стороны: она из этого мира, я — нет. Жила она тут, и дальше будет жить. И она меня совсем не знала, а я — её.
И я решительно повернулась к профессору:
— Я согласна провести ещё один эксперимент!
Профессор чуть не проломил головой потолок — так высоко подпрыгнул:
— Вы согласны! О, это замечательно! Три результата подряд — это полное подтверждение.
Он провёл меня обратно в лабораторию и усадил на кресло перед каким-то переплетением труб, проводов, скрученных листов металла — всего того, что раньше скрывалось за щитом, подпираемым исчезнувшей решёткой.
— Встаньте сюда и сосредоточьтесь на том месте, куда вы хотите попасть!
— Ага, сосредоточилась! — вырвалось у меня почему-то хриплым голосом. От волнения, должно быть. Да что тут сосредотачиваться! Внутри меня всё пело и плясало: домой! Домой! Домой! К Алексу!
— Приготовились! — Ух, ты, проф меня прямо как ракету запускает. Может, мне тоже надо будет сказать по-гагарински «Поехали!»? Но профессор меня опередил, сказал сам: — Поехали!
У, плагиатор чёртов! Я зажмурила глаза: вдруг будет вспышка или ещё что — в прошлый раз-то зажмуривала, значит, не стоит нарушать традицию…
Я разжмурила глаза.
Ничего не изменилось. Передо мной осталась та же лаборатория, то же переплетение проводов, труб и перекрученного металла. А что, в этом даже присутствует своя эстетика… И тот же профессор.
Нет, но если говорят про параллельный мир, что он полностью похож на этот, то этот был ну очень уж похож.
Впрочем, профессор был не совсем тот. Тот был радостный, взбудораженный — первая стадия. А этот — растерянный, потерянный… хорошо, что здесь, а не где-то. А то как бы я ещё и профессора искала.
— Не получилось… — прошептал он. — Ничего не понимаю… Почему? Я ведь ничего не менял…
И тут ему в голову, видно, вскочила ещё одна мысль:
— Оставайтесь на месте!
Я осталась. Но на этот раз ни о чём думать не стала — ни о доме, ни о… Алексе. Просто я поняла то, что не понял профессор. А ещё профессор называется!
Он повторил пуск установки — с тем же результатом.
И вновь он подошёл ко мне с совершенно убитым видом. Нет, с не совсем — немножко ещё осталось на мою долю, и я бы с удовольствием добила остальное.
— Ничего не понимаю… — повторил он.
— Я заметила, — заметила я. Он не заметил, что я заметила. Он вообще меня не замечал!
— Что же могло измениться? — начал размышлять профессор. — Установка — та же, параметры — те же. Даже подопытная… гм, та же.
Вот за одну эту подопытную я бы ему врезала! Не посмотрела бы, что пожилой человек. Но всё-таки посмотрела и не врезала. Но зато сказала. Самым что ни на есть у меня спокойным тоном:
— Профессор, вы ведь создали свою установку для перемещения между параллельными мирами?
— Между параллельными пространствами! — сварливо поправил он меня. Я проигнорировала.
— Но у вас получилось так, что она перемещает людей только в пределах одного мира.
— Одного прост… — снова хотел поправить меня он, но спохватился: до него наконец дошло: — Простите, что вы сказали?
— Я сказала, что ваша установка перемещает людей только внутри вот этого вашего долбаного магами мира! Или мира с долбаными магами! А когда я захотела вернуться домой, ничего не получилось! А я сюда прибыла именно из параллельного мира! Так что ваша установка ни хрена не работает!
На глазах моих выступили слёзы: а счастье было так возможно, так близко! И — Облом Обломыч. Недаром Гончаров назвал свой роман «Обломов». Я его, правда, не читала, но думаю, что там написано о таком вот невезучем, как я, человеке, в жизни которого случались одни только обломы. Потому его так и прозвали — Обломов. А может, Гончаров хотел назвать книжку «Много обломов», но потом решить подсократить название?
Мысли о литературе помогли мне немножко прийти в себя. Вот правда говорят, что классическая литература помогает. Помогает — на себе проверила.
Профессор… ну, я удивляюсь его способу мышления! Я его, значит, кляну, на чём свет стоит, а он вперился в меня своим ясно-мутным взором (в зависимости от хода мыслей) и шипящим таким шёпотом спрашивает:
— Так вы прибыли из параллельного мира?
Его шёпот заставил меня вспомнить Пушкинские строки: «И жало мудрыя змеи…». Да пусть шипит, лишь бы не кусался. Нет, ну вот он выхватывает из разговора только то, что ему интересно, а остальное побоку пускает.
Не, ну он дебил полный! А ещё профессор. Или они все такие? Я же ему русским языком ещё в самый прошлый раз сказала, что я из параллельного мира! Он ещё вроде как обрадовался даже тогда, компасом меня заобещался сделать. Или он русского языка не знает? Да вроде бы и не должен… А на каком же мы здесь все общаемся? Ну, и до меня наконец-то дошло. Но он-то — тоже хорош! Я ему теперь как будто новость сообщила. Или у него склероз прогрессирует? «Мы крепки, но склероз ещё крепче!»?
— Да об этом каждая собака на любом перекрёстке говорит!
— Да? Не слышал… Впрочем, я не знаю собачьего языка… Когда, вы говорите, прибыли?
— Да ничего я не говорю. Не хочется мне говорить…
— Нет, позвольте!..
«Да ничего я вам не позволю!» — хотела сказать я, но только рукой махнула.
— Нет, погодите, — профессор снова начал проясняться. Видно, его осенила очередная светлая мысль — из тех, что когда дашь в глаз, так искры летят. Фигурально, разумеется, как то, так и другое. — Если вы говорите, что вы — из параллельного мира, а ваша сестра… Никакая она вам не сестра! Она — ваша копия из нашего мира!
Вот это врезал, дедуля! А голова-то работает. Редко, но метко. И только в том направлении, что у него постоянно идёт — по параллельным мирам. Ну-ка, что она выработает ещё?
— А поскольку она — ваша копия, то возможно, что она вернулась вместо вас на ваше место в том мире!
А вот это был удар ниже пояса! Я просто замерла от такой несправедливости. Она — туда, а там её Алекс примет за меня, и… Но что я могу сделать? Я ведь уже пыталась вернуться — не получилось. А может, попробовать ещё раз? Но если проф говорит, что место занято?.. Потому именно у меня и не получилось. Что же делать? Как вернуться самой, как вернуть принцессу… и как вернуть Алекса? Нет-нет, он же не совсем дурак, в отличие от меня. Он сообразит, поймёт, что она — не я, что… что? Что? Что? Что?!
— Профессор, — голосом умирающего лебедя произнесла я, — а можно мне как-нибудь тоже вернуться туда, домой, в наш параллельный мир?
Профессор настолько задумался, что забыл поправить меня относительно пространства. Потом нерешительно заметил:
— Правда, возможен вариант, что вы правы, и что моя установка действительно переносит людей лишь в пределах нашего… пространства.
Мне чуточку полегчало. Я начала дышать.
— Это можно проверить, если провести ещё хотя бы один эксперимент…
Я не стала взвиваться с места гремучей змеёй или коброй, хотя и очень хотелось, но вы же знаете: я змей не люблю. Вместо этого я забрала них обеих весь яд, поместила в свои слова и спросила:
— Профессор, а нельзя ли совместить приятное с полезным?
— Это как?
— Да это поговорка в нашем мире такая.
— Ах, как мне хотелось бы попасть в ваш мир!
— Да ещё попадёте, не переживайте. Да и нет там ничего интересного. Я вот что хотела сказать, этот ваш Бур, он же вроде тоже шарит по параллельным мирам? Вы же его почему-то привлекли в ассистенты?
— Да, он занимался параллельными мирами… параллельными пространствами. И, кстати, рассказывал мне, что пытался вызвать оттуда какого-то огненного демона…
Оп-паньки! Во мне что-то ёкнуло. Это что же, профессорский Бур, и тот хрен с бугра, что меня постоянно донимает насчёт демона — одно и то же лицо? Нет, я понимаю, что возможны варианты, но как всё хорошо сходится! Но нужно сделать тонко, очень тонко, тонюсенько! Как бы это сделала… принцесса!
— А не мог бы он попробовать разобраться в моей проблеме? Вы не напишете ему рекомендательное письмо обо мне? Я бы с удовольствием отправилась к нему домой, хоть это, наверное, и неудобно: как это — девушка сама набивается к парню?
— Ну что вы! Это ведь в порядке научного эксперимента!
— Знаем мы ваши эксперименты! А потом живот выше носа! Извините, профессор, вырвалось — это ещё из прошлой жизни, из нашего мира.
— Ах, как бы!..
— Знаю-знаю: потом. Попозже.
— Так давайте я прямо сейчас отправлю вас прямо к нему!
— Э-э, нет, не получится!
— Но вы же только что сами хотели…
— Я о другом: я же не знаю, где именно находится этот ваш Эстебор. И как тогда я смогу представить себе это место, и тем более пожелать очутиться там, если ни разу там не была?
— Действительно, задача… Что же нам делать?
— Не знаю. А нельзя ли попасть туда каким-нибудь другим путём?
— Другим путём…
И тут меня осенило — вместо профессора. Его пока дождёшься…
— Профессор, а что, если я полечу к этому вашему Эстебору на ступолёте?
— Правильно! Его ведь всё равно надо отправить хозяину, как он и просил.
— А что для этого нужно сделать?
— Ничего сложного! Пойдёмте!
Профессор сорвался с места и выбежал на улицу. Я последовала за ним, но догнала только возле суполёта, то есть ступолёта. А всё потому, что меня посетила гениальная мысль, и я прихватила один из амулетов связи, оставленных профессором на столике.
— Залезайте внутрь! — скомандовал профессор.
Это оказалось не слишком сложно: ступолёт высотой мне до пояса, так что я перевалилась внутрь и застыла, словно ложечка в стакане.
— Теперь потяните за вон тот красный рычаг! — указал профессор. Но я не торопилась:
— И что случится?
— Это рычаг аварийного возвращения. Он включает автопилот и тот приводит ступолёт в заранее заданное место — обычно в дом владельца.
Ну, вот это уже лучше. Я наклонилась к рычагу.
— Погодите! — замахал руками профессор. — Я сейчас принесу амулет связи!
— Вот этот? — я показала амулет профессору. Ты смотри, сам вспомнил! Уже прогресс.
— Как вы догадались? — удивился профессор. Но я удивила его ещё больше:
— Наш мир — это мир связи! — и потянула красный рычаг.

 » Глава 29, последняя

ГЛАВА… КАК ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ПОСЛЕДНЯЯ! ПРОСТО МНЕ ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ ДОМОЙ! НО… ПОПАДУ ЛИ Я ДОМОЙ?
Ступолёт взвился вверх, словно воздушный шар, вертикально. Только гораздо быстрее. И сразу же его потянуло куда-то на юг, в смысле, в сторону солнца. Эх, надо было спросить профессора: они на зимовку случайно не откочёвывают? Чушь несу? Ага, её самую. Только не сама — везу на ступолёте. У меня от полётов всегда так — настроение повышается. И чем выше лечу, тем выше настроение.
Ну что ж, автопилот так автопилот. Пусть себе работает. А мне следует расслабиться и получать удовольствие.
Но у меня так не получалось: снова заныло сердце, когда я подумала, что я — здесь, а принцесса там, с Алексом…
А потом сердце резко отныло. Ха! — подумала я. — А это ещё доказать надо, что она там, когда я здесь. Этот профессор со своей теорией опять что-то напутал. У него, видно, с ней проблемы, с этой теорией. Он тут прямо как Пушкин — у того тоже проблемы с теорией были. В школе, наверное, плохо учился, шалопаем был. Он даже написал какому-то своему другу: «Сука теория, мой друг!» и дальше там что-то про зелёное дерево. Наверное, про шампунь: слоган придумывал. Да нет, тот вроде «Зелёное яблоко». Или груша? Или я вообще всё перепутала, не ту букву у Пушкина запомнила? Да у него разве все буквы запомнишь? Слишком уж их много!
Да, а по поводу Алекса и принцессы. Дулечки тебе, профессор! Я-то сюда прибыла как? А так, что тут и принцесса была, и я появилась. Так что это у тебя просто прибор твой перемещающий не может перемещать между мирами — правильно я тогда тебе так и сказала! А то всё Пушкин, Пушкин!
Я переключилась с Пушкина на ступолёт и окружающее пространство… Вот же этот профессор, как мозги зас… с этим пространством. Раньше я как думала? Как в школе учили. А в школе учили, что человека окружает целый мир. А теперь мир куда-то исчез, а вместо него появилось пространство. Но мир-то — это все мы: люди, звери, птицы, насекомые… и комары эти подлючие, куда уж без них? Пусть их птички и ловят. А пространство — это что-то пустое: пустранство, я бы даже так сказала.
Летелось мне… ничего себе летелось, нормально. Но пришлось присесть и еле высовывать голову из-за бортика ступолёта — ну точь-в-точь как я на телеге ехала: точно так же ветер в ушах свистел. И я, конечно же, напомнила себе бабу-ягу: та точно так же летает в ступе. Только у неё ещё и метёлка с собой. А вот странно: почему не пест? Ведь если ступа, то должен же пест быть?
Из-за сильного встречного ветра, и из-за того, что высовываться было неприятно, я вниз почти что и не смотрела. Так, вдаль разве что, как вперёдсмотрящий на корабле. Но когда впереди показался замок, я кричать «Земля!» не стала. И ничего не стала кричать: замок ведь не земля. А земли и так подо мной полно. Целая Земля.
Летели мы… часа два, наверное. А впрочем, я не отмечала: не по чём, часов-то у меня нет. Вот зря я не уточнила у профессора, сколько сюда лететь. Ну а теперь что уж: цель близка.
Опустился ступолёт на крыше… или как назвать это место на верху башни, окружённое со всех сторон зубцами? А ведь зубцы эти как-то специально называются — нам экскурсовод в Испании рассказывал… или в Италии? Впрочем, неважно.
В общем, он опустился, я вышла. Стою, оглядываюсь, думаю: куда идти дальше? Никто же не встретил, никто ковровую дорожку не расстелил. Да шут с ней, с этой дорожкой, а идти-то куда?
Потом гляжу — люк в полу… или в крыше в этой? Деревянный, с кольцом, как положено, чтобы открывать. Подошла, потянула — открылся. И — ступеньки вниз обозначились, каменные.
Ну, если имеются ступеньки, значит, по ним и надо идти. В данном случае — вниз.
И я пошлёпала вниз.
Как и следовало ожидать, лестница оказалась винтовой. Вилась и вилась себе в полумраке между двух каменных вогнутых стен. Узкие окошечки, если на них не смотреть, какое-то освещение ещё давали, а вот если глянешь — забивали глаза «зайчиками». Поймать, что ли, парочку? О! Так у меня же лампа с собой постоянная. Я вспыхнула её и дальше пошла уже немножко веселее, но за стены всё равно придерживалась, чтобы не грохнуться. Высоковаты для меня ступеньки-то.
Через пару оборотов у меня закружилась голова, и я остановилась на малюсенькой площадочке, куда выходила малюсенькая дверь… Собственно, не такая уж и малюсенькая: я могла пройти, не наклоняясь, но всё равно наклонилась, чтобы не удариться. Надоело спускаться, поищу здесь, за дверью. Если никого не найду — вернусь и пойду снова вниз. А пока пусть хоть голова перестанет кружиться.
Пройдя по малюсенькому коридорчику… я ещё подумала, что ступолёт явно ошибся и привёз меня куда-то не туда. Или я перепутала, и тот хмырь и ученик профессора — совершенно разные люди. Чего тут всё маленькое-то? Так вот, пройдя по малюсенькому коридорчику, я отворила уже более солидную дверь и вошла в помещение, которое мне смутно показалось знакомым…
Ну да, точно: вот и пюпитр огромный, где раньше книга лежала, а сейчас её нет, и банки-склянки в шкафах да на полках стоят по-прежнему. Ну, тут я уже не знаю, чего было, чего стало: ни тогда не присматривалась, ни сейчас не хочется. И клетка пустая на подоконнике стоит, нет там больше цыплёнка того, с кем мы в гляделки играли, и песок из клетки давно высыпали и днище протёрли.
Да! Самое главное! Ставни сейчас на всех окнах раскрыты! И в них хоть заходящее солнце, да светит. Потому и фонарь мой пока не нужен — поэтому и пригасила я его, поберечь надо.
Помещение это я окрестила лабораторией, уж очень похожее. Но особенно я тут и не присматривалась, ни к чему. Узнала место — и будьте здоровы. Надо идти дальше, искать хозяина.
Дверь на этот раз, которую я дёргала в прошлый раз и она была закрытой, сейчас отворилась легко и без скрипа. И вышла я в коридор — такой же пустой и безлюдный, как лаборатория. Ой, нет! Лаборатория не пустая: там хотя бы мебель имеется. А вот коридор полностью пуст, он без ничего.
Посмотрела я налево, посмотрела направо — как будто дорогу перехожу, — справа вроде как тупичок намечается, ну и правильно, башня-то в той стороне. А вот влево коридор дальше уходит, в неведомую даль, не видную из-за сгущающихся сумерек. Ну, мне-то бояться нечего, фонарь всегда с собой. Да и вилка моя боевая… ну, и я сама тоже не лыком шитая.
Но больше всего мне понравилось, что с левой стороны вроде как чем-то вкусным потянуло, во всяком случае — съедобным. А я-то, кроме блинов столичных да профессорского чая последним, маковой росинки во рту не имела. А пролетела сколько? И хорошо хоть сама крыльями не махала, а то устала бы ещё сильнее.
Вот и пошла я, куда меня нос мой вёл. Ну, нос — не задница, на приключения его не тянет. Скорее наоборот: чует опасности в случае их появления. Ещё поговорка есть, что хороший нос выпивку за три дня чует. Но у меня в этом плане нос плохой. Должно быть, потому, что не люблю я выпивку. Так, бокальчик-другой пивка, рюмку вина или коньяку — если уж повод совсем подходящий. А так, без повода — даже в виде празднования Дня взятия Бастилии — меня вдохновить трудно, если не невозможно.
Вот и сейчас нос мой вывел меня к двери, которая прямо-таки сочилась запахами. Если бы я не была уверена, что за дверью мне что-нибудь обязательно обломится, и если бы была хоть чуть-чуть поголоднее — съела бы саму дверь, не поморщившись. До того вкусно пахла.
Но пришлось всего-навсего просто её отворить. Тоже тихо, без скрипа. Я тут ни при чём, специально не старалась, она сама такая оказалась. Вот нравятся мне такие двери: тихие, спокойные. Почти как я.
— Привет! — сказала я, заходя в трапезную-столовую-ресторанную — ну и как её ещё могли назвать — комнату.
А что другое я могла сказать, когда за столом сидел мой старый… нет, стародавний, так правильнее, знакомый, по имени Эстебор. И я почувствовала — или мне очень-очень захотелось — что скоро мои приключения, все-все: и злоключения, и доброключения, закончатся. И я вернусь, наконец, домой. Потому что, как это говорилось в фильме «Васаби» — вот я когда его смотрела, тоже в отдельных местах плакала — всё здесь началось, всё здесь и закончится. В этот замок я попала прямо из моего мира — плохого ли, хорошего, но моего — и отсюда же я должна в него и вернуться. А тот, кто меня сюда притащил, пусть даже он и хотел заполучить вместо меня какого-то паршивого огненного демона, тот должен отправить меня обратно…
Но лучше после ужина, потому что у меня в квартире — хоть шаром покати. Думала, что хоть банка с килькой последняя осталась, так и в той банке вместо кильки джинн какой-то непонятный сидел. А может, не джинн, а обыкновенный туман, то есть не обыкновенный, а волшебный, который и засосал меня сюда…
Тпру! Это я иногда себе так говорю, потому что родилась в год лошади. Что-то я не так думаю: если я сюда попала из-за джинна, то при чём здесь этот хмырь, который сидит сейчас с перекошенной физиономией и застрявшей во рту куриной ножкой? Вот гляжу на него и вижу наглядное пособие по поговорке «Кусок поперёк горла встал». Может, подойти к нему да по спине кулаком грохнуть, чтобы выскочил? Или наоборот, внутрь пальцами пропихнуть? Вон, салфетки лежат, так что не испачкаюсь.
А, нет, сообразил: недокусанное положил на тарелку, находящееся во рту шустро прожевал и мне ответил, даже и не сильно заикаясь:
— П-привет! Ты откуда?
Ну, я не стала позориться и отвечать стандартным «От верблюда!», потому что в этом мире, как я заметила, меня все почему-то стараются неправильно понять, как я ни стараюсь сделать обратное.
Да и профессор ни капельки на верблюда не похож: и не горбатый, и не плюётся. Мы когда с Алексом в Египте были, там одну американку верблюд так обплевал — смех один! Ему показалось, что она его передразнивает, когда она жвачку жевала. Вот она на верблюда как раз и была похожа. Нет, не горбом, лицом. Или правильнее, мордой? Но вроде же о человеке речь идёт?
Поэтому я чинно и правильно произнесла:
— От твоего профессора. Вот, он тебе передал!
И подаю ему амулет его громкоговорящий. Я, пока летела, с профессором пару раз связывалась, то есть он со мной. Ну что там за связь была? Он спрашивает: «Как дела?», а я отвечаю: «Полёт проходит нормально. Координационно-вычислительный центр ведёт обработку поступающей информации». А что бы я ему сказала? Лечу и лечу себе.
— Спа… спасибо.
Тут я уже разозлилась — и разразилась стандартной фразой:
— Что спасибо? Спасибом сыт не будешь!
Но он — молодец! — сразу сообразил:
— Присаживайтесь! — говорит. И даже встал со своего места и стул мне отодвинул. — Вина? — спрашивает. Куртуазно так.
— На фиг! — отвечаю. — Жра… есть хочется неимоверно. У вас же не «Аэрофлот», в полёте не кормят. А на мой голодный желудок алкоголь подействует как взрывчатка.
— Одну минуту! — произнёс он и потянул за верёвочку.
Потянул он, значит, за верёвочку, дверь и открылась. И вышла оттуда… Красная Шапочка. Честно, не вру! Но постаревшая, лет так на сорок выглядит, или чуть побольше. А так — синее платьице, белый передничек, полосатые гольфочки до колен — один в один Красная Шапочка. Дык потому я её и узнала, что у неё шапочка красная на голове двумя крылышками сзади заворачивается.
— Принесите ужин для моей гостьи! — скомандовал маг-алхимик. Но негромко так, не командным голосом. Ага, думаю, так она тебя сейчас и послушает.
Однако нет, пришуршала в момент, и на аккуратном витом подносике с бортиками принесла всего того, что перед магом-алхимиком стояло: я, пока она ходила, всю меню его изучила. И если бы она задержалась хотя бы на полминуты, я бы не выдержала и прямо с его блюд подъедать стала — где он ещё не укуснулся. И с чего это на меня вдруг такой жор напал? Прямо неудобно как-то.
Но он молодец: пока Красная Шапочка с подносом для меня не явилась, ни кусочка в рот не положил. А как она всё расставила — я ей, правда, немножко помогла, чтобы ускорить процесс — снова предложил:
— Вина?
Я кивнула, да ещё согласно рукой махнула, пробурчав что-то сквозь куриную ножку, в которую, не утерпев, всё-таки вцепилась.
Переспрашивать он не стал, да я бы и не ответила: весь рот занят, чем отвечать-то? А я не поручик Ржевский, тот бы ответил, чем, тот мог бы. А может, и нет: всё же дворянином являлся, человеком воспитанным…
Этот, впрочем, тоже: поднялся из-за стола, достал бокал из встроенного в стенку бара, откинув дверцу, поставил передо мной и налил на три четверти. Красного вина. Запашистого — голова закружилась. Или это от проголодания?
Затем вернулся на место, взял свой, приподнял, произнёс:
— За встречу! — и больше ничего. Не чокаясь выпили, и как-то мне оно так не очень понравилось, но, может, у них и не принято чокаться? Они и так здесь все чокнутые. Кроме отдельных персонажей, конечно. Я вспомнила Пыша, Няшу и Няшика, «Ту, которая парит в лучах утренней зари над горным озером в тонкой дымке»… Неужели я их больше никогда не увижу? А больше и вспоминать-то некого — не вампира же краумпумпельского, и не герцога Зажуйского… Ну их! Принцессу вот разве ещё, вторую меня… Как-то мы с ней не поговорили толком ни о чём. Скрытная она какая-то, не то, что я. И где она только теперь? Ну да ничего: её это мир, разберётся.
Ну, капитана ещё может быть, гнома-банкира, домоправительницу мою… Ой, как-то я отсюда нелепо исчезаю! Но дома всё равно лучше! Да, ещё профессора чеканутого, и этого вот мага-алхимика с бокалом вина.
Ну, я понюхала больше, чем отхлебнула. Но ничего так винцо, кисленькое. После ещё несколько раз принюхивалась, так весь бокальчик и вынюхала.
Поели нормально, то есть молча, как и положено. «Когда я ем, я глух и нем!». Нет, ну ладно: рот жеванием занят, но уши-то свободные! Взял бы музычку какую пустил.
Ну а после ужина начались разговоры. Сначала вокруг да около, как водится. Начал он, по этикету — как хозяин дома и как мужчина:
— Неужели профессор из-за одного этого амулета решил отправить вас на необкатанном ступолёте?
Как это — необкатанном? Так я что, ещё и долбануться на лету могла? Ну, профессор, ты не перестаёшь меня удивлять! На пустом месте эксперименты затевает. И с живыми людьми. Нет, надо всё же ему какую-нибудь подлянку устроить — лёгонькую, как в программе «Розыгрыш». Чтоб заикаться начал.
— Амулет — это лишь повод. Самое главное профессор поручил передать на словах. В общем, лажанулся он капитально со своей установкой. Ни в какие параллельные миры она никого не отправляет и отправить не может.
— Ну, это я предполагал с самого начала, — скривился маг. — Все амулеты, которые он использовал — из нашего мира, ничего потустороннего у него задействовано не было, я посмотрел. А для того, чтобы совместить два пространственно-временных континуума…
— А вот этого не надо, — предупредила я. — Всякие такие магические и технические подробности мне совсем ни к чему. И не пойму, и понимать не хочу.
Он замолчал. А я и засомневалась: надо ли мне пороть горячку и отправляться прямо сейчас, на ночь глядя? Но принципиальную возможность выяснить нужно окончательно. А то вдруг скажет: нет, не могу. И что мне тогда — опять всю ночь реветь?
— А ещё сказал уважаемый профессор, что вы (ладно уж, назову его так, хотя… пусть попробует понять, кого я так называю: то ли его одного, то ли его совместно с профессором) вместе работали над теорией этой самой параллельности миров, и даже получили положительные результаты…
Он нерешительно кашлянул:
— Видите ли, в чём дело… Да, я пытался проникнуть в смежное, или, если можно так выразиться, параллельное пространство, или в параллельный мир. И я действительно достиг некоторых обнадёживающих результатов. Однако глобальной своей цели: изловить огненного демона, который был мне весьма необходим для дальнейших экспериментов, я не достиг. Вместо него появились вы… И я не знаю, можно ли считать данный результат положительным…
— Да мне, собственно, по барабану! — не выдержала я. — Демоны, не демоны! Ты хотел вызвать демона, а вызвал меня. Демон из параллельного пространства, и я из параллельного пространства. Делай ровно то же самое, что делал тогда, только наоборот: не оттуда сюда, а отсюда туда — вот тебе и будет результат.
— Так вы хотите, чтобы я отправил вас обратно, в свой мир?
— Ну а о чём я талдычу всё время моего пребывания здесь, в вашем замагиченном насквозь мире!
Он замолчал. И молчал долго, покивывая головою, как конь, или же чувак, слушающий плеер через наушники и дёргающийся в такт музыке. Но, сколько я ни прислушивалась, никакой мелодии не услышала.
— Хорошо, — наконец-то произнёс он, вздыхая, и я тоже облегчённо вздохнула. — Я попробую отправить вас обратно, но только завтра. Мне нужно как следует подготовиться, вспомнить, приготовить лабораторию… Давайте переночуем, а завтра…
— Только спать будем в разных комнатах! — сразу предупредила я.
Он покраснел, но ответил, похоже, с искренним возмущением:
— Что вы! Как можно! Я — учёный, а не искатель придворных приключений! У меня и в мыслях не может возникнуть воспользоваться ситуацией, когда… — и, не найдя дальнейших слов, он замолчал.
Теперь краснеть приходилось мне. Нет, я промямлила что-то вроде «Да чего уж там, замнём для ясности — проехали!», но не уверена, что он опять-таки поймёт меня правильно.
Та же Красная Шапочка отвела меня в выделенную мне комнату, расстелила кровать, заметила, что делает это первый раз за всё время работы с новым хозяином, рассказала кучу сплетен про старого хозяина и про недавние события в окружающих деревнях… Но я ничего этого почти не слушала: мне хотелось спать, и в то же время я боялась, что не усну и буду думать о том, что я завтра уже окажусь дома…
Однако сон как пришёл, так и ушёл, но ушёл уже утром.
Красная Шапочка помогла мне справить утренний моцион, и по пути как бы невзначай пожаловалась, что работается всем здешним слугам скучновато, хорошо было бы, если бы появилась в замке хорошая хозяйка, которая смогла бы навести тут должный порядок и загрузить слуг, а то хозяин занимается только непонятно чем, а то и вообще исчезает надолго, и поэтому…
Я прервала её излияния, со своей стороны пожелав им как можно быстрее отыскать себе именно такую хозяйку.

На завтраке маг-алхимик Эстебор — он предпочитал именовать себя именно так, магом-алхимиком, — выглядел предельно невыспавшимся. Но ел с аппетитом, и вообще вёл себя так, будто все тайны мира открылись ему именно сегодня ночью, и ему только и оставалось что записывать за ними, когда они, перебивая друг друга, рассказывали о себе…
Глядя на него, я видела помолодевшую копию профессора. Неужели и этот ошибётся? — этот вопрос колотился в моей голове едва ли не сильнее прочих. А что: яблочко от яблоньки…
После завтрака Эстебор отвёл меня в лабораторию и занялся священнодействием: собрал из банок, склянок, трубочек, труб и трубищ какую-то невероятную конструкцию, поразвешал по стенам и на потолке амулеты и артефакты, поставил ближе к центру пюпитр (тот самый ударенный мною попитр!), на который положил громадную книгу — уж и не знаю, ту же самую или просто похожую на неё. У книги было такое немного неприличное название — фаллиант. Я уже бог знает что подумала, о чём она может быть. Но, наверное, ошиблась. Ослышалась, как постоянно у меня получается в этом мире.
Все свои действия он сопровождал пространными комментариями, весьма похожими на древние заклинания — собственно, для меня они так и звучали.
По окончании подготовительных действий, как он пояснил, занялся основными: зажёг факелы на стенах и закрыл ставнями окна. возжёг курительницы и напустил в лабораторию духмяного дыма.
И наконец наступила завершающая фаза эксперимента — как провозгласил он. Ох, не нравится мне это слово, ну хоть убей — не нравится!
Поставив меня в центр комнаты, маг-алхимик принялся за работу: начертив круг и расставив в его углах свечи… я что, опять что-то не то сказала? Ну, извините, может, он что-то и другое начертил. Но мне показалось именно так, в закопчённом-то полумраке. Во всяком случае, что-то он на полу чертил, и свечи как-то расставлял. Я уж не знаю: может, и не по кругу, а по квадрату, или по пятиугольнику, как прошлый раз…
Или просто на каком-то расстоянии друг от друга… Но если он что-то где-то расставлял, значит, как-то их ставил? Почему бы и не в углах? Не понимаю… Ведь что этому мешает? Углы? Но если их нет, как они мешать могут? Что за глупости! Разве не так? А в общем — ну, не знаю я! Как-то расставил.
Ну а если он расставлял свечи по пятиугольнику, то по какому-то очень уж широкому и кривому пятиугольнику. Руки у него, должно быть, дрожали, от недосыпания. А может, всё-таки не верил мне до конца, считал немного демоном и боялся. Это меня-то? Ах-ах-ах!
Потом он встал напротив меня за пюпитром, раскрыл этот свой фаллиант и принялся читать заклинания. Сначала тихо, потом всё громче и громче. У меня начала кружиться голова — то ли я надышалась дыма, то ли переволновалась, то ли подействовали заклинания. Она кружилась всё сильнее и сильнее, и, чтобы не упасть, я присела на корточки и обхватила колени руками. Он покосился на меня, но ничего не сказал. Да он и раньше ничего не говорил, как я должна стоять, когда я об этом спрашивала. Пожал плечами и ответил: «Не имеет значения. Главное — не покидать пентакль». Так я и не покидаю никого, никакого спектакля. Верно Шекспир сказал: весь мир — спектакль, а люди в нём — пентакли… Ой, это у меня от воскурений.
В голове гудело. Она будто сама превратилась в лабораторию, и в ней гулким эхо звучали его слова и клубились дымы курительниц. Потом он бросил в ближнюю курительницу ещё какой-то порошок, тот ярко вспыхнул, я закрыла глаза…
На одно мгновение, не больше. А потом открыла. И что?
Я осталась в той же самой лаборатории.
А вот маг-алхимик исчез…
Ну вот, и что мне теперь делать? Кого искать? Опять возвращаться назад, к профессору? Но не оставаться же здесь, в его замке и тем более на этом месте. Главное — не лить слёзы, не ныть. Надо что-то делать — и тогда что-нибудь обязательно получится. Только так — и никак иначе.
Ведь, что бы ни случилось, я никогда не унываю. Почему? Ну, я же всё-таки блондинка…

О!

О!

О!

О!

О!

О!

О!

О!