Кейти:
10.06.12 09:13
» 11 глава
Всем доброго времени суток! Сомневаюсь в этой главе Если заметите неточности, нелогичность или что-то еще - с радостью выслушаю и, если нужно, изменю некоторые детали!
_________________
11 глава
Москва, в преддверии Нового года
Это была ее первая зима в Москве. Она радовалась ей, как никогда не радовалась ни одной зиме.
В Калининграде зимы были не такими. Она не смогла бы объяснить, почему. Вроде, тот же снег, те же сугробы, тот же морозный воздух, который можно было глотать медленными вдохами, и прятать руки в варежки, скрываясь от леденящего холода. Но чего-то не было в калининградской зиме, что было в этой.
В Москве зима была иной. Даше нравился этот большой город, покрытый белесыми шапками снега и закутанный в одеяло последних дней декабря. Нравились деревья, застывшие под окном с серебристым жемчугом инея на ветвях, склоненные под тяжестью к земле. Нравилось небо, не такое голубое, как в Калининграде, с примесью серости и сухости, немного блеклое, но отчего-то притягивающее, манящее.
Она иногда забиралась на подоконник, вставая на него с ногами, и смотрела на резные узоры на стекле, пробегая по ним пальчиками, словно желая их потрогать. Долго могла сидеть в комнате, выключив свет, и просто смотреть на улицу с улыбкой на лице. На летящие в воздухе хлопья пушистого снега, проезжающие мимо машины, на гуляющих людей, на детей, играющих в снежки.
Легкая грусть и угнетающая тоска по тому, чего у нее никогда не было, накатывала на нее, вынуждая отворачиваться от картины, которая приносила радость, с грустью осознавая то, что ее тяготило.
У нее не было друзей во дворе. Никто не играл с ней, никто не звал гулять или играть в снежки. О ней никто даже и не вспомнил. Поговорили, порассуждали, посплетничали на лавочках о том, какой хороший человек профессор Вересов, что взял девочку на воспитание. И замолчали. Смотрели на нее с интересом и любопытством, словно выискивая в ней что-то, пробегали быстрым оценивающим взглядом по ее платьям, по аккуратно заплетенным Тамарой Ивановной косичкам, по бледному личику с выразительными глазками, а потом отворачивались, словно ее и не знали. Как-то грустно и обидно, но вполне логично.
Она была никем.
В школе отношения с одноклассниками тоже не наладились. С ней старались не общаться. И не потому, что отвергали саму возможность дружбы с девочкой, которая появилась неизвестно откуда, ее одноклассники о ней ничего и не знали, кроме того, что она находится на воспитании у Олега Вересова. И тот факт, что она оказалась старше них на целый год, сначала мгновенно привлек внимание к ее персоне всех мальчишек и девчонок в классе. Но Даша была с ними настолько сдержанной, сухой, молчаливой, что казалась высокомерной и неприветливой. И от нее стали отходить, не заговаривали, а потом и вовсе стали ее избегать. Они не стеснялись обращаться к ней, но, интуитивно чувствуя ее необщительность и замкнутость, старались лишний раз с ней не общаться и обходили девочку стороной.
Не то, чтобы Дашу это беспокоило, но было неприятно и как-то... грустно, тоскливо.
Сначала она сидела на последней парте, ко всем присматриваясь, привыкая к новой обстановке, а потом ее посадили за первую, вместе с мальчиком, которого звали Ромой Кононовым. Он был ее ровесником, но учился во втором классе по причине того, что в год, когда ему нужно было идти в первый класс, он сильно заболел и долгое время пролежал в больнице. Рома упирался, пытался даже протестовать против того, чтобы Даша сидела рядом с ним, между собой, конечно, высказывая свои возражения друзьям, а не учительнице, но и это оказалось неприятно. Потом, осознав, что изменить ничего не сможет, он, кажется, немного сник, а затем и вовсе смирился.
А Даше было все равно, что он думает. Она старалась вообще не обращать на него внимания. Впрочем, как и он на нее. У них наметилась негласная граница, которую они обязались не переступать. И устраивало это обоих.
Как-то незаметно Даша стала первой ученицей в классе, затмив того же Рому Кононова, который был круглым отличником. Оказавшись очень способной девочкой, она схватывала материал налету.
И ей нравилось учиться. У нее наблюдалась отчаянная тяга к знаниям и рвение, которому можно было позавидовать. Если Рома учился потому, что так диктовали взрослые, то Даша училась потому, что хотела учиться. Она познавала новое и была счастлива своими открытиями.
Олег записал ее в детскую городскую библиотеку, и Даша почти каждый день брала там новые книги.
Олег и Тамара Ивановна не могли нарадоваться на нее, счастливо переглядываясь между собой. И хотя девочка все еще с видимой опаской относилась к тому, где живет, как и с кем, было ощутимо видно, что она привыкает понемногу к новой для нее среде и обстановке.
Жаль только, что друзей себе она так и не нашла. За почти четыре месяца, что она провела в Москве, она смогла подружиться только с одним мальчиком. Еще в августе она познакомилась с Миколкой, внуком старушки из соседнего подъезда. Это был конопатый голубоглазый мальчик с огненно-рыжими волосами и широченной улыбкой, которая, казалось, могла согреть весь мир. Он всегда говорил без умолку, тараторил, отчаянно жестикулируя, и не давал Даше и слова вставить в их беседы.
Он нравился ей. Действительно, нравился. Это был единственный человек, ее ровесник, с которым она нашла общий язык. С ним ей было легко, она чувствовала себя беззаботно. Как дома, в Сосновке, когда все еще было хорошо. Она стала замечать за собой, что иногда улыбается. Просто так, без причины, просто потому, что слушает его быструю, сбивчивую, непонятную речь, из которой порой могла разобрать лишь пару слов. Но ей было радостно его слушать, не перебивая, и следить за его жестами и мимикой лица. Они почти не играли вместе, обычно ходили туда-сюда вдоль домов, по детской площадке и по аллеям около дома. Миколка обычно шел вперед лицом к Даше, как обычно, что-то ей рассказывая на ломаном русском и отчаянно жестикулируя. Его отец был чех, а мама – русская, дочь их соседки Нины Викторовны. Родители привезли внука на лето бабушке, пока сами отдыхали за границей, и в конце августа приехали за сыном с намерением увезти его назад в Прагу.
Даша с тяжелым сердцем отпускала домой своего первого и единственного друга, с тоской глядя на отдалявшуюся от нее машину. Предчувствовала, наверное, что в школе друзей у нее не будет.
Затем наступила золотая осень, вскоре сменившаяся холодными ветрами, понурыми дождями и раздражающей слякотью. А потом пришла и первая зима ее новой жизни. Рядом с Олегом и Тамарой Ивановной. С теми людьми, которые как-то незаметно стали ей близки, которые решительно, но незримо вошли в ее жизнь.
Первый Новый год в кругу людей, которым небезразлична ты и то, что с тобой происходит.
В гостиной поставили большую елку, которую Олег с Дашей ездили выбирать в Подмосковье. Наряжали ее все вместе, втроем, вытаскивая новогодние игрушки из больших коробок, спрятанных по шкафам. Никогда еще они так не веселились, восторженные наступающим праздником. Олег подсаживал девочку на плечи, и она, улыбаясь, надевала на верхушку ели белую звездочку, вешала на ветки игрушки и фонарики.
В тот день девочка чувствовала себя обычным ребенком, с нормальными детскими проблемами и заботами. Она радовалась тому, что, даже если это и не навсегда, даже если это больше никогда не повторится, у нее все равно останутся такие замечательные воспоминания. Их у нее никто не отнимет.
А двадцать седьмого декабря, за два дня до новогоднего утренника в школе, мирное течение жизни в их доме было потревожено приездом еще одного домочадца, о котором никто никогда не забывал.
Антон приехал неожиданно, без предупреждения. Они не ждали его на эти праздники. Накануне он звонил и сообщил, что приехать не сможет. Олег грустно улыбнулся тогда, сказав, что, конечно, учеба важнее, и пусть сын приезжает, как только сможет, что его всегда ждут и любят. И что ему очень жаль, что сын пропустит этот Новый год в кругу семьи.
И в тот вечер, когда раздался звонок в дверь, никто из троих домочадцев, находившихся в гостиной, не мог представить, кто стоит на пороге, переминаясь с ноги на ногу и покусывая губы от нетерпения.
Олег приподнялся с кресла, в котором читал книгу, и, бросив быстрый взгляд на Тамару Ивановну, занимавшуюся платьем Даши к утреннику, тихо проговорил:
- Сидите, я открою.
- Нет, нет, - торопливо возразила женщина и, отложив шитье в сторону, сказала, поднимаясь: - Я сама. Тем более, мне нужно нитки взять, эти никуда не годятся, - и пошла открывать дверь.
Олег посмотрел на Дашу, которая, покачивая ножками, сидела в кресле и смотрела на свою обновку.
- Ну, что, - проговорил Олег с улыбкой, - тебе нравится платье?
Даша смущенно потупилась и кивнула. Щечки ее заалели, а глазки засверкали. Первый ее утренник!
- И кем же ты будешь? – поинтересовался мужчина, подперев подбородок рукой. – Что вы с Тамарой Ивановной придумали?
- Ангелом, - тихо проговорила девочка, все еще смущенно опуская голову. – Тамара Ивановна мне еще крылья купила. Чтобы по-настоящему, - добавила она, искрящимися глазками посмотрев на Олега.
Мужчина улыбнулся ей и тут же настороженно посмотрел на дверь. Что-то не слышно домработницу...
- Тамара Ивановна?.. – окликнул он ее, но в ответ получил лишь громкие вздохи и причитания.
Сердце ускорило бег, превратившись в загнанную птичку, рвущуюся на свободу, пульс участился.
Мужчина вздохнул и невидящим взглядом уставился на дверь.
- Тамара Ивановна?.. – с придыханием спросил он, привстав с кресла. – Кто там?..
Он не хотел верить, он боялся. Того, что вот подумает об этом, и его надежды не оправдаются.
Ведь и не должен
он быть здесь.
Он далеко. В Англии. Не мог
он приехать.
Но почему, почему так неистово стучит сердце?.. Словно чувствует, словно ощущает...
- Тамара Ивановна?.. – едва слышно бормочет Олег, откладывая книгу в сторону и двинувшись вперед.
- Антоша!.. – послышался ее изумленно-восхищенный голос. – Антоша! Приехал!.. Приехал, наконец!..
Олег застыл, а потом на негнущихся ногах двинулся дальше. Не может быть, не может этого быть...
- Ну, Тамара Ивановна! – послышался радостный голос молодого человека. – Конечно же, приехал, о чем вы говорите!? Новый год! Как я могу пропустить этот праздник?..
Даша замерла, удивленно вскинув бровки и приоткрыв ротик от изумления, с детским недоверием глядя на то, как дядя Олег нерешительно двигается в сторону двери.
А потом этот голос... И она все осознала.
Не прошло и мгновения, как мужчина бросился в прихожую, оставляя ничего не понимающую девочку, широко раскрытыми глазами зачарованно смотреть себе в спину.
Олег выскочил в прихожую и застыл, прислонившись к дверному косяку. Увидев, но не веря. Все еще не веря... И в горле непривычно першит, комок из эмоций застыл в груди, и сердце грохочет в ушах...
- Антон, - выдохнул он, едва дыша. – Антон!..
Молодой человек отступил от экономки и посмотрел на отца, глаза в глаза.
- Привет, пап, - пробормотал парень, смущенно потупившись. – Не ждали?.. – улыбнулся он.
И Олег, не веря своему счастья, кинулся к сыну, обнимая его и прижимая к себе.
- Сынок, мой сын приехал... – бормотал он, повиснув на его шее. – Приехал!.. Приехал все-таки!..
Антон обнял отца в ответ, крепко сжав его плечи и зажмурившись.
- Ну, пап, - проговорил он ему в волосы, - чего ты?.. Ну!.. Я же не на вечность туда уезжал. На время...
- А мне показалось, что вечность и прошла, - пробормотал тот, стискивая сына, как драгоценность, тяжело дыша и что-то бормоча себе под нос. – Как же я скучал по тебе, сын. Как же я скучал!..
Антон зажмурился сильнее, чувствуя, что в переносице предательски защипало. В груди задрожало сердце, а на языке... соленая влага вместо слов. И все же он порывисто прижимает отца к себе и, почти пряча лицо у того на плече, стискивает зубы.
- Я тоже, пап, - сказал он тихо, с дрожью в голосе, - я тоже.
Всего четыре месяца. Но они, действительно, казались вечностью. И для него тоже.
Он распахнул глаза и, приоткрыв рот, глубоко вздохнул, втягивая в себя воздух.
Дома. Он, наконец, дома! С отцом, с Тамарой Ивановной, которая стоит в шаге от них и плачет.
И вдруг взгляд его невольно упал на маленькую фигурку, застывшую в дверях.
Прижавшись к дверному косяку, маленькая щупленькая девочка, смущенно потупив взгляд и непонимающе вскинув вверх темные бровки, смотрела на развернувшуюся перед ней картину встречи отца и сына. Ноги скрещены, руки заломлены за спиной, губки поджаты, а глаза... Черные глаза светятся. Тем чувством, которое так хорошо было известно Антону. Чувством, которое он пытался в себе искоренить, приводя сотни доводов и аргументов, но так и не сделал этого. Ее глазки светились ревностью...
Антон нахмурился, губы его сжались, глаза сощурились.
А Даша, очевидно, посчитав себя третьей лишней, стремительно и так же тихо, как и пришла, исчезла в гостиной, насупившись и смущенно потупив взгляд. Замеченная лишь тем человеком, которому хотела бы показаться в самую последнюю очередь.
Оказалось, Антон вырвался всего на несколько дней, и третьего января ему нужно возвращаться назад.
Олег хотел уговорить его остаться на более долгий срок, хотя и понимал, как нелепо и глупо звучат его просьбы. У сына учеба, как он может настаивать? Он понимал, что не имеет права требовать от него этого. Просто он очень скучал по нему. Он и не предполагал, что будет так скучать! И, хотя Антон тоже отчаянно скучал, был настроен весьма решительно.
И когда Олег следующим вечером завел разговор о возвращении сына на родину, Антон уверенно, без доли сомнения отказался. И тогда Олег понял, что его сын оторвался от семьи. Окончательно.
- Антон, - начал тогда Олег, неуверенный в том, что вообще стоит говорить это, но все равно решился, - может быть, ты все же... вернешься в Россию? – быстрый взгляд на него. - Ведь и здесь можно...
- Нет, пап, - уверенно покачал сын головой. – Я уже не вернусь, - он опустил взгляд, вздохнул. - Мне хорошо в Лондоне. Действительно, – он горько улыбнулся. - Скучаю только, а так... мне там нравится.
И Олег понял, что все пропало. Тот выбор был роковым. Казалось, единственно верный путь, а на самом деле... Самая грубая, грязная ошибка, которую он когда-либо совершал в своей жизни.
И он совершил ее в отношении собственного сына!
Олег тяжело вздохнул, опустив голову, наклонился вниз, уперев руки в столешницу. Горло сдавило словно тисками, и хочется так много сказать, попросить прощения, умолять сына остаться, пообещать, что все будет иначе, но не выходит. Из горла не вырывается ни слова. А потом...
- Мне жаль, - проговорил он тихо, не глядя на сына. –
Мне жаль, что так получилось.
Антон кивнул, сглотнул горький комок, сковавший горло, и подошел к нему, стиснув плечо отца.
- Я знаю, - прошептал он, словно не в силах говорить. – Я знаю, пап.
Олег резко положил свою ладонь на его руку, стискивающую его, и почувствовал холод кожи.
И нужно бы что-то сказать, а слов, оказывается, нет, чтобы высказать все свое сожаление и боль.
А Антон вдруг стискивает его плечо и хмурится.
- Не будем об этом, - сказал он как-то резко, но решительно. – Ни к чему. Все вышло так, как вышло, что теперь поделаешь? – он отступил, засунув руки в карманы джинсов, втянул плечи и отвернулся к окну. – Оставим все, как есть.
И они оставили. Больше не заговаривали об этом. Олег боялся, реакции сына, своих эмоций, возможного непонимания, а Антон... он просто молчал, наслаждаясь пребыванием в родном городе.
Двадцать девятого декабря, в день, когда у Даши был утренник в школе, Олег, обещавший на нем присутствовать, утром внезапно сообщил девочке, что не сможет прийти. Его вызвали в издательство насчет новой книги.
Он тронул девочку за плечо и заглянул в черные глазки, взиравшие на него с любопытством, без упрека.
- Как только я все улажу, - сказал Олег, - я сразу же приеду. Обещаю. Я постараюсь освободиться скорее.
Даша удрученно кивнула, а, когда Олег, отведя ее в класс, объяснил все классной руководительнице и вышел, девочка проводила его взглядом, полным надежды.
Она отчаянно хотела, чтобы он пришел. Она ждала его. В течение всего праздника, когда она, не наслаждаясь веселыми развлечениями и концертом, подготовленным для них старшеклассниками и учителями, то и дело поглядывала на дверь актового зала в надежде увидеть знакомый силуэт дяди Олега, она ждала его.
Но он не приходил.
Он задерживался в издательстве и понимал, что не успеет не только на концерт, но и вообще приехать за девочкой в школу. И тогда, мучимый противоречиями и угрызениями совести, он решился. Позвонил сыну.
- Да? – Антон ответил сразу.
А во рту у Олега отчего-то вмиг пересохло.
- Антон, - тихо выговорил отец. – Послушай, я знаю, что не имею, наверное, права просить тебя об этом, но...
- Да? – что-то в голосе отца его насторожило, молодой человек напрягся. – Что-то случилось?
Волнуется. Беспокоится. Но еще не знает, в чем же дело...
- Даша сейчас в школе, на утреннике, - проговорил Олег, запинаясь, не уверенный в том, что Антон не отмахнется от него, услышав ее имя. – А я... у меня здесь дела, в издательстве, - он тяжело вздохнул, сдвинув брови. – Не успеваю, - проговорил он измученно. - Ты... не мог бы забрать ее?
Ему показалось, что он ослышался. Антон стиснул зубы, сжимая руки в кулаки.
- Забрать?.. – озадаченно проговорил он.
- Из школы, - уточнил мужчина. – Я бы сам, но... не успеваю. Да еще Андрей хочет со мной поговорить! – Антон почти видел, как отец хмурится, как кривится, как заламывает руки. – А Даша там одна, - добавил он тихо. - Ее даже подвезти некому. А я обещал, что приеду... Ты не мог бы?..
- Думаешь, она будет рада меня видеть вместо тебя? – сухо поинтересовался Антон, скривившись.
Олег застыл, нервно сглотнул. Нет, он так не думал, но оставлять девочку одну...
- Не знаю, - честно признался он. – Я не знаю, как она к этому отнесется, просто... – он вновь запнулся, а потом проговорил: - Так ты... заберешь ее? Или?.. – он вдруг замолчал, не договорив, и, вздохнув, выдавил из себя: – А, впрочем, ладно, я попрошу кого-нибудь еще. У тебя, наверное, дела...
- Нет!.. – как-то слишком эмоционально, Антон даже отругал себя за этот всплеск эмоций. – Зачем кого-то просить? – сказал он резко, а потом уверенно добавил. – Я заберу ее, - стиснул зубы. - Не беспокойся.
- Правда?.. – голос сорвался.
- Да, - Антон поморщился от мысли, пронзившей его насквозь – этого не должно было произойти. Не с ним, не сейчас, какого вообще черта!?
Но вместо протеста с его губ срывается участливое:
- В какой школе она учится?
- Где учился и ты, - тихо ответил мужчина.
Антон прикрыл глаза, тяжело дыша.
Теперь еще и его школа!..
- Хорошо, - выдавил он из себя. – Я заберу ее. Можешь не беспокоиться.
И он забрал. Приехал за ней на своей машине и, выходя из «Фольксвагена» даже не думал о том, что может уехать, поддаться порыву или всплеску эмоций, поддавшись воспоминаниям.
Он решительно двинулся внутрь здания, в котором провел десять лет жизни, ничуть не сомневаясь в том, что делает, даже не накинув на голову капюшон куртки, лишь втянув плечи и поморщившись от резкого порыва ветра, вонзившего в него вихрь снежинок, полетевших в глаза.
Родные стены, длинный коридор, все те же гирлянды развешаны в холле, что и два, три года назад.
Давно он здесь не был. Почти год? С прошлой встречи выпускников в феврале. А обещался быть, как можно, чаще. Пустые обещания. Не привыкать. Сколько таких обещаний было в его жизни? Сам ли он их давал, или оказывался их жертвой, какая разница!?
Люди склонны к тому, чтобы обещать, но лишь единицы выполняют обещанное.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, где состоялся праздник, Антон, ни с кем не столкнувшись, направился в актовый зал, где, по его мнению, и должна была находиться девочка.
Толпа наряженных ребятишек бросилась ему навстречу, едва не сбив с ног, и ему пришлось отойти. Со стороны актового зала раздавались смех, шум голосов, протяжный хор детских песен и поздравления с наступающим праздником.
Антон, поморщившись, направился в сторону веселья, толкотни и суеты утренника.
И какого черта он вообще сюда приперся?!
Мелькнула напряженная мысль и тут же растворилась в гаме веселья, окутавшего его, словно вуалью.
Ту, из-за которой он ворвался в это веселье, он заметил сразу, мгновенно, почти против воли выхватив ее из толпы остальных ребят. Как можно было не заметить ее?.. Одну такую. Не похожую на других!?
Она стояла в углу, скрестив руки за спиной и равнодушным взглядом наблюдая за разворачивающимся перед ее глазами представлением, наклонив голову и поджав губы, она озиралась по сторонам.
Она не улыбалась, только покусывала губы и щурилась, супила брови и смешно дергала носиком.
Платьице на ней было белое, воздушное, с кружевами и воланами, достает до пят, отчего она казалась, словно летящей по воздуху. А за спиной, в довершение образа, выглядывают крылья ангела.
После столь непродолжительного осмотра Антон скривился.
Да уж, прямо ангел во плоти!..
Он не двигался вперед, просто стоял в дверях и смотрел на нее, наблюдал. Почему не решался ступить вперед. Как подойти? Что сказать? И нужно ли что-то говорить? Есть ли вообще смысл в том, что он сейчас стоит перед ней?! Есть ли логика в том, что он приехал за ней, этой девочкой, которая заняла его место в доме, приехал в школу, где когда-то сам учился!? А теперь стоит и не решается подойти!?
Какая-то нелогичность, неправильность была во всем этом. Не должен это был быть он, и не она...
- Антон?..
Он вздрогнул и напрягся, резко обернулся на голос, внутренне напрягшись.
Высокая женщина с пучком темных волос на голове подошла к нему, сверкая белоснежной улыбкой, очки, повисшие на носу, ей отчаянно шли, а светло-голубой костюм делал женственной интеллигенткой.
- Ирина Анатольевна? – воскликнул он озадаченно, не ожидая ее увидеть. Не желая никого видеть!
- Как ты вырос! – восхищенно проговорила женщина, подойдя к нему ближе и тронув за плечо. – Совсем нас забыл, - укоризненно проговорила она, покачав головой.
- Да как-то времени нет, - пожал парень плечами, чувствуя себя задетым. – Я же в Лондоне учусь теперь.
Женщина всплеснула руками, расширив от удивления глаза.
- Да ты что? – изумилась она. - А Олег Витальевич ничего мне не говорил, - покачала она головой. – А ты к нам... какими судьбами? – посмотрела она на него. – Просто навестить? С праздником поздравить?
Если бы так, если бы так...
Антон поджал губы и недовольно проговорил, кивнув в сторону девочки:
- Нет, я за ней приехал, - нахмурился, снова глядя на то, как она, в поисках Олега, озирается по сторонам.
Он знал, он чувствовал, что во всей этой толпе она ищет именно его отца. И это парня задевало.
- За Дашенькой? – уточнила учительница, и Антон хмуро подтвердил это.
- Отец попросил ее забрать, - объяснил парень, - сам он не может.
Женщина понимающе кивнула, сцепив пальцы и словно желая о чем-то спросить, но не решаясь.
- Ну, да, ну, да... А что же ты стоишь? Даже не позвал ее? – и решительно обернулась к девочке, даже не дав молодому человеку возможности себя остановить. – Дашенька! – девочка тут же вздрогнула и напряглась, вглядываясь в толпу. – Дашенька! Иди ко мне! – повторила женщина.
Она сначала улыбнулась, засветилась, расцвела, заставив Антона застыть на месте, нервно вздрогнуть, пропустив через все тело электрический заряд в сотни вольт.
Какая она... другая, когда улыбается, невольно промелькнуло в голове.
Но улыбка ее мгновенно погасла, едва она увидела, кто стоит рядом с учительницей.
И Антон сощурился, глядя на нее и напоминая себе о том, кто она такая.
Даша тем временем двинулась к ним. Нерешительно, медленно, скрестив руки и глядя больше в пол.
- Очень хорошая девочка, - сказала Ирина Анатольевна, как бы между прочим, и Антон едва услышал ее, наблюдая за продвижением воспитанницы отца с ужасающим любопытством. – Способная, аккуратная, - продолжала говорить учительница, - только вот необщительная... – с грустью добавила она.
А Даша между тем подошла к ним и остановилась в паре шагов, снизу вверх косо поглядывая на Антона.
Молодой человек напряженно застыл, ощутив новую волну эмоций, подкативших к сердцу, сдавивших грудь, терзавших виски тупой болью, ускоривших биение сердца.
Он посмотрел на нее, сузив глаза и окинув девочку холодным взглядом.
Что сказать, он не знал, поэтому долго стоял и просто смотрел на нее, отвечая на внимательный взгляд черных девичьих глаз. Противостояние, борьба, сопротивление и атака. Доля мгновения все решила.
Молчание становилось удушающим, просто невыносимым, горьким, как яд, и острым, как клинки.
- Ну, привет, – тихо проговорил парень, поджав губы и засунув руки в карманы джинсов. – Отец просил тебя забрать, у него дела.
Она медленно кивнула, ничего не ответив. И Антон отчего-то разозлился.
Как и раньше, черт побери!..
- Пошли тогда, что ли? – предложил он раздраженно и двинулся прочь, не глядя, идет ли она за ним.
- Эээ… ну, да, конечно, - пробормотала женщина, провожая их изумленным взглядом. – Передавайте привет Олегу Витальевичу!..
- Обязательно, - бросил Антон, даже не обернувшись. Понимал, что грубо, но не мог иначе. – Где твоя куртка? – обратился он к девочке, и, когда та указала в сторону гардероба, направился туда.
Они почти не разговаривали, как он для себя и решил. Лишь в машине, когда они ехали домой, Антон, повинуясь внезапному порыву, обратился к девочке. Уже отчаянно злясь на себя за это.
- Как утренник? – зачем-то спросил он, вцепившись в руль.
- Хорошо, - коротко ответила девочка, не глядя на него, и пресекая возможности дальнейшего разговора.
И Антон сдался, кляня себя последними словами за опрометчивость.
Больше они не разговаривали.
...