Плененное сердце (Исторический ЛР)

Каталина одиноко стояла посередине холодной, запустевшей комнаты. Длинная, спутанная паутина свисала с грязного сводчатого потолка, потрескавшегося от времени и покрытого копотью из-за забитого сажей дымохода. Стены, когда-то красиво расписанные цветами и картинами идеалистической жизни, сейчас поросли толстым слоем грязи и пыли, как и серый каменный пол, по которому свободно гуляли сквозняки.

Она зябко поежилась и оглядела неприветливую комнату, по-видимому, ранее приходившуюся девичьей спальней. Помещение было небольшим и закругленным, и размещалась на верхнем этаже единственно уцелевшей башни полуразрушенного замка. Два узких окна выходили в хорошо охраняемый двор. Каталина в первую очередь осмотрела их, дабы сразу удостовериться, что о побеге отсюда не могло быть и речи, тем более что располагались они слишком высоко над землей. Она в задумчивости закусила губу и поискала глазами хоть что-то, похожее на стул или кресло. Перенесенная за ночь скачка давала о себе знать, все тело ныло и ломило от усталости.

Несложно было догадаться, что она оказалась в замке, принадлежащем барону Рохо, куда ее доставили спустя несколько часов после нападения в лесу. Но знала ли Кармен де Лангара о бесчинствах, творившихся на ее родовых землях? По меньшей мере, должна была догадываться, решила про себя Каталина, нервно расхаживая по комнате взад и вперед. Ничего подходящего для того, чтобы сесть и вытянуть затекшие и сводимые судорогой за последние сутки ноги, она здесь не нашла. В спальне валялся лишь грязный тюфяк, кишащий блохами и клопами, к которому она не приблизилась бы даже под угрозой пыток, да резной кованый сундук, задвинутый к дальней стене подле сырого, не протопленного камина. Недолго раздумывая, маркиза подошла к сундуку, полой плаща смахнула верхний слой застарелой пыли и забралась на плоскую крышку, поджав под себя ноги и плотнее кутаясь в плащ.

Кругом царил беспорядок, скверно пахло плесенью и чем-то еще. Каталина досадливо поморщилась. Не хватало подхватить здесь какую-нибудь хворь. Можно подумать, мало ей было неприятностей, свалившихся на нее так нежданно-негаданно. Она упрямо качнула головой. Ей нужны были силы, как никогда раньше. Она нутром чуяла, ей предстояла упорная борьба не на жизнь, а на смерть, ведь она попала в руки жестокого и беспринципного разбойника, вдохновленного лишь жаждой наживы и кровавыми сценами убийства и насилия. В этом человеке не было ничего святого, не было в нем и простого человеческого сострадания, христианского милосердия, он делал только то, что хотел, на потеху себе и своему дикому зверью.

Она убедилась в этом сама, когда увидела собственными глазами, как оба ее провожатых, единственные ее защитники, раненые и истерзанные в неравном бою с шайкой разбойников, были подвешены на суку вверх ногами, как пойманные на охоте утки. Кровь капала из их глубоких ран на землю, окропляя пожухлые листья и корни дерева, словно языческий жертвенник, а отъявленные головорезы продолжали глумиться над еще живыми телами. И тогда Каталина не выдержала. Голова пошла кругом от немыслимых истязаний над человеческой плотью. Она не могла выносить этой ничем не оправданной жестокости и, упав на колени, оглушила лес громким истеричным криком. Дикий Магнус устремил изучающий взгляд на пленницу, съежившуюся на мерзлой земле в странной позе, и подал знак своим людям. Все вокруг немедленно стихло. Разбойники, не скрывая кривых ухмылок, тотчас расступилась, и Каталине вдруг показалось, что этим все закончится. Паскуаля и Круса освободят и, если не перевяжут им раны, то хотя бы оставят в покое, чтобы они смогли беспрепятственно добраться до Кастель Кабрерас и объявить о предложенном выкупе. Ведь именно по этой причине, как она считала, была устроена засада. Но Боже, откуда в ней столько наивности?

Не прошло и минуты, как из густых зарослей хвойного кустарника послышалось угрожающее рычание. Она замерла в немом потрясении. К ним приближалась свора лохматых, взъерошенных собак, со слипшимися от грязи боками и свирепыми оскалами. Злые и мрачные, они медленно повели своими заостренными носами по воздуху и ощерились, как только почувствовали запах крови. Впереди шел громадный пес рыжевато-серого окраса. По всей видимости, это был признанный вожак стаи. Он крадучись приблизился к Паскуалю, пока остальная стая осталась позади, раскрыл страшную пасть и лязгнул зубами. С огромных желтых клыков стекала обильная слюна. Каталина не успела пискнуть, как зверь яростно накинулся на свою жертву, принимаясь рвать и терзать незащищенную плоть. Раздался истошный, душераздирающий крик, разнесшийся эхом по лесу, разом потонувший в грозном зверином рыке, а мгновение спустя последовал хруст переломанного черепа. Это было выше ее сил. Она больше ничего не помнила, потому что потеряла сознание, поразившись ужасающему зрелищу, от вида которого в жилах стыла кровь. Каталина знала наперед, эти воспоминания никогда не сотрутся из ее памяти.

Очнулась она перед самым въездом в замок. Некогда хорошо защищенный, он возвышался на крутой скале в окружении хвойного леса, с трех сторон омываемый рекой. Выстроенный из грубых, серых камней с высокой оградой старинный средневековый замок создавал впечатление неприступности, но только на первый взгляд. Внимательно присмотревшись, Каталина отметила потрескавшиеся стены и полуразвалившуюся башню восточного крыла, крайне нуждавшиеся в ремонтных работах. Однако крепостные ворота замка выглядели крепкими и основательными.

Они въехали во двор, когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Дикий Магнус отдал короткий приказ, и разношерстный отряд разбойников разбрелся кто куда, уводя за собой лошадей и свору лающих собак. Каждый знал свое дело и без надобности предпочитал не рисковать собственной шкурой. Слишком хорошо всем был известен жесткий и вспыльчивый характер предводителя и то, что обычно следовало за ослушанием, поэтому двор мигом опустел.

Уж с чем-чем, а с дисциплиной здесь был полный порядок, мимолетно пронеслось в голове Каталины, когда она осталась с главарем разбойников наедине. Она искоса взглянула на стоящего рядом с ней бородатого гиганта, с презрительной усмешкой взирающего на весь мир, и в испуге отшатнулась в сторону. Под его тяжелым, немигающим взглядом она оробела, подобно пташке повстречавшей удава. Этот человек с необузданным нравом дикого вепря совсем не походил на обычного разбойника. В его гордой осанке и манере держаться среди жалкого воровского сброда улавливались некоторые черты, присущие людям высокого положения, однако все это забывалось, едва собеседник заглядывал в его глаза мутно-зеленого цвета, полыхавшие дьявольским огнем. Его чувство превосходства и сила над остальными удовлетворяло его неуемное тщеславие. Он приблизился к пленнице вплотную и, грубо ухватив за подбородок, довольно хмыкнул, заметив в ее глазах страх. Голова Каталины едва не слетела с шеи, когда он резко запрокинул ее назад.

- Мне сказали, что ты весьма привлекательна, - жесткие пальцы вонзились в нежную кожу, - но вижу, это легкое преувеличение. Хотя... пожалуй, твои необычайные глаза цвета лесных фиалок вызывают некоторый интерес. В остальном же ты, - главарь придирчиво оглядел ее с головы до ног, - весьма посредственна. Думаю, когда отмоешься и снимешь с себя эти монашеские одеяния, будешь выглядеть куда лучше. Вот тогда мы и назначим за тебя выкуп либо..., - и его темная бровь взлетела вверх, а на твердых губах заиграла ехидная усмешка, - отдадим тебя на торги в Мавританию или быть может в Алжир...

Каталина прерывисто задышала, ловя ртом воздух, будто снова оказалась в бушующем море и тонула, не видя для себя спасения, не в силах вымолвить ни слова, а Дикий Магнус, упиваясь своей властью и произведенным эффектом, продолжал тем временем:

- В любом случае, твоя судьба еще не решена. Многое будет зависеть от твоей сговорчивости. Ну, а сейчас мой человек покажет ваши нынешние покои, ваше сиятельство, - с издевкой добавил он и слегка склонил голову набок, отчего несколько косматых прядок его светлых волос упали на высокий лоб и насмешливо прищуренные глаза. – Увидимся позже.

Ее препроводили в единственно уцелевшую башню замка и, грубо втолкнув внутрь заброшенной комнаты, оставили одну.

Слезы застилали глаза. Даже сейчас воспоминания о том, как Дикий Магнус бесцеремонно хватал ее за стан и вертел ею вправо и влево, словно какой-то вещью, дабы получше разглядеть со всех сторон, вызывали в ней злость и приступ тошноты. В горле пересохло. Она поискала глазами кувшин с водой, но ничего подобного не обнаружила. Горькая усмешка коснулась уголков ее дрожащих губ. Это комната теперь стала для нее тюрьмой. Какая ирония. Она бежала прочь из одной клетки в надежде обрести, пусть недолгую, но такую вожделенную свободу, чтобы по злому року угодить в другую, еще более опасную и непредсказуемую. Слезы тонкими ручейками бежали по щекам, и она не пыталась их сдерживать. Зачем судьба решила сыграть с ней столь скверную шутку? Неужели само проведение противилось появления на свет ребенка, от которого отказался собственный отец, если посылает ей одно суровое испытание за другим? И как долго она сможет выносить это чрезмерное напряжение, плохо влияющее на ее самочувствие? Она шмыгнула носом и поудобнее устроилась на сундуке, прикрывая голову капюшоном и уткнувшись лицом в ладони. Скоро все мысли выветрились из ее уставшей головы, она сомкнула отяжелевшие веки и спустя несколько секунд забылась беспокойным сном.

Пробуждение меж тем оказалось внезапным. Ее сильно ущипнули за щеку, отчего Каталина вскрикнула, не успев открыть глаз. Она потерла щеку и хмуро уставилась на маленькую сморщенную, как сушеное яблоко, старушку с темными колючими глазами и длинным, крючковатым носом на смуглом, почти черном лице. Та жевала тонкие губы и с явным неудовольствием посматривала на пленницу.

- Я Ава, - почти не разжимая рта, хрипло произнесла она.

- Ты эфиопка? – не удержалась от вопроса Каталина.

- Я родилась у подножья Атласских гор, в Марракеше, - с небольшим акцентом буркнула старуха. – Вставай, и пойдем со мной. Хозяин желает, чтобы ты вымылась и переоделась в женское платье. Он хочет оценить тебя по достоинству. Ты должна подчиниться.

- Твой хозяин грязное животное, - прошипела Каталина. - Я не собираюсь ему повиноваться!

Но в ответ Каталина получила звонкую оплеуху, за которой последовало грозное предупреждение:

- Не забывай своего места, рабыня! Ты находишься под кровом нашего сеньора, он обещает заботиться о тебе, кормить, поить и одевать, и покуда ты будешь жить здесь, в твоих интересах соблюдать нехитрые правила.

Каталина мятежно сверкнула глазами, вновь схватившись за щеку:

- Если ты еще хоть раз дотронешься до меня, ворчливая старуха, я переломаю твои костлявые пальцы, и ты перестанешь быть полезной своему хозяину. Он выкинет тебя, как старую ветошь, или подвесит головой вниз на первом попавшемся суку, а его злобные псы будут глодать твои кости.

Эфиопка странно качнулась и Каталина поняла, что достигла своей цели, до смерти напугав прислужницу дьявола.

- Не забывайся, рабыня, - произнесла дрожащим голосом Ава. - Только я могу сделать так, чтобы ты понравилась нашему хозяину...

- А я не хочу нравиться твоему хозяину, - негодуя, вскричала Каталина и вскочила на ноги.

- Эхе-хе, - проворчала эфиопка, неожиданно раздвинув губы в подобие улыбки, - спеси тебе не занимать. Но вот что я скажу тебе, рабыня. Все вы поете одинаково, пока не окажитесь в постели у нашего хозяина. А там, как медом намазано, ничем вас оттуда не выманить, ни уговорами, ни стращаниями. Но сеньор вами быстро пресыщается, а после избавляется, как от драных подстилок, - в тон ей ответила старуха. - Послушай моего совета, рабыня. Не гневи ты лишний раз хозяина. Если ему понравишься, он продаст тебя богатому вельможе из Алжира или Мавритании, а будешь вести себя в том же духе, что и сейчас, поверь мне на слово, закончишь дни в дешевом борделе какого-нибудь портового города.

- Ничего ты не знаешь, старуха, - Каталина сжала кулачки и нависла грозной скалой над щуплой старухой. – Я жена маркиза Сент-Ферре, сеньора Кастель Кабрераса. Я знатная аристократка. За меня попросят выкуп и, когда он будет получен, твой хозяин вернет меня назад к мужу.

- Ха-ха-ха, ну, и рассмешила ты меня, рабыня, - эфиопка показала гнилые зубы. – После того, как над тобой поработает наш господин, ты будешь не нужна своему маркизу. Ни один порядочный сеньор не захочет взять назад поруганную жену. Смирись, у тебя только один путь. Угодить нашему хозяину! Теперь перестань капризничать, и пойдем в купальню. От тебя разит потом и псиной...

...Не нужна маркизу... Только один путь... Угодить хозяину... Каталина неподвижно стояла среди вороха белья, пока ее, на удивление быстрые и ловкие руки старухи, одевали в темно-вишневое бархатное платье, кое заранее принесли в купальню. Расшитый узорами подол украшался золотистыми бантами, как и плотно облегающий лиф, в котором Каталина чувствовала себя немного тесновато. Грудь сдавливало, трудно было дышать, но хорошо еще, что эфиопка не заставила ее втискиваться в тесный корсет, иначе пришлось бы отказаться и тем самым вызвать ненужные подозрения, чего она категорически не хотела делать. Для начала Каталина собиралась выяснить у Дикого Магнуса условия своего пленения, прежде чем признаваться ему в своем щекотливом положении. Она хотела знать, что за всем этим стоит? Что замышляет против нее грязный разбойник? Ведь ему известно было, кто она. А, значит, засада в лесу была заранее подстроена. В душе она молилась и надеялась убедить его вернуть ее за выкуп и разойтись миром. Признаться, ее страшно напугали слова вредной старухи.

За своими невеселыми думами она и не заметила, как старуха успела ее вымыть и натереть маслами, как сбрызнула ее волосы и плечи цветочными духами, и теперь она, одетая и благоуханная, как майская роза, сидела на табурете в ожидании, пока эфиопка закончит приводить ее волосы в порядок.

- Ах, как твои волосы прекрасны, - Ава почти с благоговением проводила щеткой по густым, сияющим локонам Каталины, - это главное твое богатство. Если попадешь в гарем, тебе втайне будут завидовать все женщины во дворце твоего повелителя.

Каталина заметно побледнела, но на этот раз решила смолчать. Она не хотела тратить силы на бесполезный спор с той, которую считала ниже себя по достоинству. Будет время, она еще скажет ей все, что думает о ней и ее "разлюбезном" сеньоре, сейчас же ее занимали другие мысли.

Тем временем эфиопка разделила волосы Каталины на два пробора и искусно заплела косы, уложив их в высокую прическу. Несколько вьющихся завитков она оставила свободно спадать возле лица и шеи, сверху заколола черепаховый гребень и прикрепила к нему черную кружевную вуаль, покрывающую почти всю голову и спускавшуюся вниз на плечи и спину. Черная мантилья визуально подчеркивала глубину фиалковых очей, а на побледневшем лице они и вовсе казались больше и выразительнее. Оставшись довольной своей работой, старуха напоследок расправила складки на платье Каталины и, зацокав языком, сложила руки на засаленном переднике.

- Ты придешься по вкусу нашему хозяину, - наконец, вынесла свой вердикт старая эфиопка. – Я свое дело сделала, теперь твоя дальнейшая участь зависит только от тебя. Пойдем, сеньор не любит ждать.

Они вышли из теплой, нагретой купальни в сырой, плохо освещенный коридор подвала и Каталину тотчас обдало холодом. Она поежилась, но глубоко вздохнув, расправила плечи и вслед за Авой начала подниматься по узким выщербленным ступенькам вверх. Достигнув первого этажа, они свернули влево и до их ушей донеслись грубые мужские голоса и громкий смех. Пир в Большом зале замка был в самом разгаре.

Перед входом в зал Каталина чуть помедлила, и эфиопка нетерпеливо подтолкнула ее в спину.

- Ну, же, ступай, - зашелестела она сзади скрипучим голосом. – И запомни еще одно. Не поднимай глаз, пока хозяин сам к тебе не обратится.

Громыхание отодвигаемых лавок и табуретов, шум и смех вкупе с сальными шуточками мгновенно стихли, едва Каталина переступила порог Большого зала замка Рохо. Любопытные взгляды отъявленных бандитов и головорезов немедленно обратились в ее сторону. Вскинув подбородок, она шагнула между рядами лавок, на которых вольготно устроились воры и убийцы, гордо расправив плечи, как королева, ступающая мимо подобострастно склоненных голов своих подданных. Десятки пар глаз с изумлением следили за ее неторопливыми, грациозными движениями, полными спокойного величия и достоинства. Никогда им еще не доводилось видеть подобной ослепляющей красоты, словно солнце, взошедшее над серой пустошью, она несла с собой свет и тепло. Кое-кто даже протянул руки, чтобы воочию убедиться в ее реальности, доказать самим себе, что необычайное видение не явилось плодом их подвыпившего воображения.

Приблизившись к Высокому столу, за которым восседал сам предводитель разбойников и узкий круг его приближенных, Каталина в нерешительности остановилась и, помня о предупреждении старой Авы, осталась стоять перед ним в полном молчании, не поднимая глаз от пола. Никто не решался нарушить наступившую тишину, слышно было, как за окном шелестит ветер, а где-то вдалеке завывают на луну голодные волки.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем раздался сиплый голос, и Каталина безошибочно распознала в нем того разбойника, что нынче в лесу сбросил ее с лошади, и чуть было не удушил завязками ее плаща.

- Нас почтила своим присутствием сама маркиза Сент-Ферре, - объявил тот важно, словно истый дворецкий. – Прошу вас, сеньора, - продолжил он притворно-любезным тоном, отчего у Каталины внутри все похолодело. Она кожей чувствовала леденящую опасность, нависшую над ней. - Пожалуйте к нам за стол.

Ни один мускул на ее прекрасном лице не выдал смятения, что бушевало сейчас в ее измученной душе. Ей трудно давался весь этот фарс. Она рассчитывала, что ее отпустят в ее "комнату" и на некоторое время оставят в покое, но она никак не ожидала, что ей придется сидеть за одним столом с убийцами, похитителями и насильниками. Это было выше ее сил. Она замешкалась, но услышав глухой звук отодвигаемого табурета, немедленно подчинилась. Дикий Магнус не терпел никаких задержек. Она понимала, что если будет проявлять строптивость, то навряд ли сможет преуспеть в своем плане.

Каталина проследовала на указанное место и села на табурет по правую руку от главаря разбойников. Тут ее ушей достиг еле уловимый вздох облегчения, и она опасливо скосила взгляд в сторону. Она ожидала увидеть грязного и неопрятного, заляпанного кровью своих жертв безжалостного палача, заросшего косматой бородой дикого, невежественного варвара, но вместо этого с удивлением обнаружила возле себя мужчину в самом расцвете сил с благородными чертами на чистом выбритом лице. Прямой длинный нос с небольшой горбинкой выдавал в нем представителя аристократической знати, у него были высокие скулы, полные насмешливые губы и глубоко посаженные глаза, внимательно следившие за тем, что происходило вокруг. Он взмахнул рукой, давая разрешение продолжать пир, а сам повернулся к пленнице. Грубый смех и непристойные шуточки понеслись со всех сторон, все громко обсуждали появление прекрасной маркизы, совсем не заботясь о том, что она находилась здесь и могла их слышать.

Тотчас перед Каталиной появилось блюдо с пахучим варевом, отдаленно напоминающим по виду традиционное валенсийское блюдо с рисом, дичью и креветками, плавающими в густой, очень жирной подливе, без малейшего намека на овощи. Бездумно ковыряясь в тарелке, она услышала над ухом неожиданно мягкий голос:

- А вы оказывается полны загадок, ваше сиятельство, сеньора Перес де Кабрера де ля Фуа...

Каталина немало смутилась. Откуда ему известно ее полное имя?

- Там, в лесу вы выглядели несколько иначе, preciosa marquesa, - иронично продолжал он. – Бесформенное одеяние священника, мужской камзол, испуганное, перепачканное личико... Надо признаться, на рассвете ты виделась мне иначе... И если бы не одно выгодное соглашение, боюсь, я позволил бы своим людям испортить эту неземную красоту. И, конечно же, сожалел бы о том впоследствии... Но, слава небесам, ничего подобного не случилось, - закончил он, жадно припадая к наполненному вином кубку.

Каталина чувствовала, как в ней с новой силой закипает гнев и неистовая, неукротимая ненависть к человеку, что так спокойно рассуждал о ее красоте, когда только утром безжалостно убил ее провожатых самым, что ни на есть чудовищным, зверским способом. Не думая о тех, кому нес зло, разрушения и несчастья, он просто убивал ради развлечения и жил ради наживы, окружая себя такими же отъявленными убийцами и негодяями, как он сам, увеличивая стократ свои кровавые злодеяния.