Всю последующую неделю Каталину никто не беспокоил. Дикий Магнус перестал бывать у нее, он не звал ее на прогулки, они больше не вели бесед, однако, если пленница нуждалась в чем-либо, она говорила о том Аве и ее просьбы незамедлительно выполнялись. Обыкновенно это были всякие мелочи, как, к примеру, нитки, иголки, шитье или книги. Как-то она попросила принести ей Библию и в тот же день получила ее. Затертый кожаный переплет, обтрепанные странички, Каталина бережно взяла священное писание и повертела в руках. Видимо, не одно поколение Рохо обращалось за советом к книге книг, дабы успокоить собственные тревоги или в скорбный час найти здесь утешение, подумала она, и с живостью принялась за чтение знакомых с детства строк, сжимая в руке четки и пролистывая пожелтевшие от времени страницы.
Два дня спустя, проснувшись поутру, Каталина почувствовала себя куда лучше прежнего. Солнечные зайчики весело играли на стенах, занавешенных гобеленом, даря ощущение приближающегося тепла. Она улыбнулась наступающему дню в надежде, что череда пасмурных и ветреных дней, наконец-то, закончилась. За время затворничества она много думала о том, что ждало ее впереди, и пришла к неутешительному выводу.
Ее жизнь находилась в руках Дикого Магнуса, похитившего и удерживающего ее против воли в замке Рохо. Ее муж, Себастиан де Кабрера, не имел никакого представления о ее местонахождении, а отец Сильвестр и верная Беатрис не догадывались о той беде, что приключилась с ней и ее провожатыми. Путь в Кастель Кабрерас для нее был закрыт. Ей едва посчастливилось вырваться из рук злобной ведьмы. И теперь, даже если каким-то чудом ей удастся ускользнуть от всевидящего ока главаря разбойников и вернуться назад в замок, она не была уверена, что там ее ждут нежные объятья, и никто не попытается вновь избавить ее от ребенка. Потому-то в данных обстоятельствах ей виделся один-единственный выход, который, как она считала, мог привнести изменения в нынешнее положение вещей. Сейчас, как и раньше ей требовалась поддержка сестры, и Каталина думала просить помощи у графа д’Альвареса, обладающего определенной властью в придворных кругах. Оставался один нерешенный вопрос. Как сообщить обо всем Элене? Где взять чернила, бумагу и перо? И самое главное. Кто доставит письмо в Мадрид?
Поток лихорадочных мыслей прервал приход старой Авы. Смуглое, морщинистое лицо служанки выражало крайнюю степень озабоченности. Она несла в руках поднос с завтраком, и Каталина обратила внимание, что эфиопка ведет себя не в меру рассеянно. Сначала она чуть было не выронила из рук поднос, когда ставила его на столик, затем случайно задела подсвечник и тот с грохотом свалился на пол. Громко охая и кряхтя, она упала на колени, но неуклюже повернулась и плечом подтолкнула поднос к самому краю. Мгновение и завтрак Каталины уже лежал на полу.
- Ох, прошу прощения, сеньора, - эфиопка внезапно сделалась почтительной. Она усердно принялась соскребать с ковра размазанную кашу и булочки с медом, но потом вдруг остановилась и подняла на Каталину затравленный взгляд: - Пожалуйста, не говорите об этом хозяину, - попросила она дрожащим голосом. – Он очень суров, а за любую провинность готов три шкуры содрать.
Каталина задумчиво кивнула:
- Все совершают ошибки... рано или поздно, но не за все судят строго. Ступай, принеси мне молока с медом и немного сыра, а потом уберешь здесь. Будь покойна, я ничего не расскажу Дикому Магнусу.
- Благодарю, сеньора, - Ава ничком распростерлась на полу, и резво подскочив, опрометью, не свойственной ее преклонному возрасту, кинулась исполнять приказание. Она выбежала за дверь, но не стала запирать ее на ключ, как делала обычно, а оставила чуть приоткрытой, собираясь вскорости вернуться.
От Каталины не укрылась оплошность, которую столь опрометчиво позволила себе эфиопка, всегда неукоснительно следовавшая распоряжениям хозяина. Едва старуха исчезла в проеме дверей, пленница вскочила с кресла, накинула на плечи теплую шаль и, движимая любопытством, выглянула в коридор. На удивление коридор оказался пустым и, никого не опасаясь, она переступила через порог. Иногда ей разрешалось покидать стены «темницы» и прогуливаться по мрачным и унылым залам запустевшего замка, однако большую часть времени она проводила взаперти, поэтому почувствовав относительную свободу в действиях, Каталина крадучись дошла до лестницы и, не заметив на своем пути никакой охраны, осмелилась спуститься на несколько ступенек вниз. Она не знала, какая сила ведет ее, куда и зачем. Только она прошла один пролет, затем другой и скоро очутилась на втором этаже, но заслышав вдруг тяжелую поступь, резко остановилась, будто очнувшись от наваждения. Сообразив, что Ава никак не успела бы возвратиться за столь короткое время назад, Каталина юркнула в спасительную темноту ниши, не желая попадаться кому бы то ни было на глаза. На лестнице послышались еще одни шаги, более легкие, и Каталина инстинктивно вжалась в стену, испугавшись, что ее могут обнаружить. Сердце подсказывало, что-то должно произойти.
- Постой, - раздался приглушенный женский голос, в котором Каталина к своему величайшему изумлению узнала высокомерные нотки, принадлежащие никому иному, как... Кармен де Лангара. Святая Каталина! Не может быть! Но она не ошиблась, и следующие слова окончательно развеяли ее сомнения. – Постой, Мигель, не спеши. Мы еще не договорили!
- Не понимаю, что тебе еще нужно, Кармен? – раздраженно откликнулся Дикий Магнус.
- Я хочу этого ребенка.
- Нет.
Шаги приблизились, и Каталине показалось, что она перестала дышать, так сильно было ее волнение.
- Это мое право.
- И кто же дал его тебе? – насмешливо поинтересовался разбойник.
- Я хозяйка этого замка и делаю, что хочу, - с вызовом ответила дочь барона Рохо.
- Эти развалины принадлежат Теобальдо, не тебе, - сердито пробурчал Дикий Магнус и ему, судя по интонации в голосе, пришлись не по душе слова истинной хозяйки замка.
- Это неважно, - небрежно заметила молодая женщина. – Все равно, Тео – мой сын.
- Конечно, твой, но и... маркиза тоже, - хмыкнул он, останавливаясь в двух шагах от Каталины. - Не забывай, мне все известно.
- Ну, и что из того? Хочешь всему миру поведать тайну рождения Теобальдо, объявить во всеуслышание на Пласа Майоре в Мадриде? – запальчиво вскинулась она. - Знай, Себастиан заботливый отец, он хорошо относится к сыну. Но для сомневающихся у меня есть неопровержимые доказательства, бумаги, где черным по белому написано и, ко всему прочему, засвидетельствовано нотариусом из Толедо, что мой покойный муж, да сжалятся над ним небеса, является настоящим отцом Тео. Ты ничем не сможешь мне возразить! А люди всегда болтают, что попало. Кто будет обращать внимание на речи всякого сброда?
- Ты только что назвала меня сбродом? – угрожающе рыкнул Дикий Магнус.
По-видимому, он схватил Кармен за запястье, причиняя ей боль, потому что в ту же секунду она умоляюще запищала, как мышь, попавшая в тиски:
- Прости, Мигель, я позволила себе лишнего. Прости, больше этого не повторится.
- Я никогда не забывал, кто я! И уж тем паче не нуждаюсь в твоем напоминании.
- Конечно, Мигель. Я не хотела тебя обидеть. Ты же знаешь, как я отношусь к тебе, - примирительно заверещала Кармен и чуть помедлив, добавила: - И все же я считаю, что имею полное право решать судьбу этой дерзкой выскочки, посмевшей увести у меня из-под носа моего маркиза.
- Он никогда не был твоим, - иронично возразил разбойник.
- Себастиан любил меня! – страстно воскликнула баронесса, ничуть не стесняясь того, что может быть кем-то услышанной.
- Это все твои грезы, Кармен. Он только брал то, что ты ему любезно предлагала. Тебе ведь известно не меньше моего, что Кабрера, если даже возжелал бы сделать тебя своей женой, чего он на самом деле никогда не хотел, но и тогда он не смог бы жениться на тебе. Барон де Рохо никогда не допустил бы, чтобы проклятый мориск стал его зятем, - Дикий Магнус смачно сплюнул себе под ноги и поднялся еще на пару ступенек вверх.
Теперь Каталина видела перед собой восковое лицо баронессы.
- Отец всегда отличался ослиным упрямством. Он ставил свою гордость превыше всех благ на свете и вечно кичился своей сомнительной честью. Ему было плевать, во что я одета, где беру хлеб и чем я живу, как справляюсь с хозяйством в одиночку и это притом, что тогда я была совсем еще девчонкой, неразумной и одинокой. Холодными зимними ночами его грели воспоминания о его якобы великих предках, ярых поборниках Реконкисты и конкистадорах, сгинувших на бескрайних просторах Нового Света, которые так и не прославились и не получили обещанных земель! - с горечью выкрикнула обиженная дочь и шмыгнула носом. - Старый болван, не смыслящий в делах и живший только прошлым. Оглянись вокруг и посмотри, куда завела нас жизнь вследствие его необдуманных действий, вернее будет сказать, полного бездействия.
- Не говори о нем так, - разбойник предупреждающе поднял указательный палец.
- А ты отдай мне эту бесцветную моль, - сверкая темными очами, Кармен вновь завела прежний разговор. - Я имею право решать ее судьбу.
Каталина уже поняла, что речь снова зашла о ней, и напрягла весь свой слух, боясь упустить самого важного, старательно не обращая внимания на оскорбительные эпитеты, которыми щедро награждала ее баронесса.
- У тебя никто этого не отнимает, - угрюмо проворчал Дикий Магнус. – Ты уже дала понять, что эту златовласую цыпочку нужно отправить подальше от глаз маркиза.
- Я перестаю тебя узнавать, Мигель... И что вы только находите в ней? Бледная кожа да волосы цвета тусклой меди, к тому же она худа, как жердь, подержаться и то не за что.
- Ну, я бы этого не утверждал, - поспешил заверить ее главарь разбойников. - У малышки весьма аппетитные формы.
- Ты уже взял ее? Хотя не отвечай, меня это мало заботит, - пренебрежительно отозвалась Кармен. – А что мне и впрямь пришлось по вкусу, так это твое предложение про Алжир. Я закачу настоящий пир, когда эта худосочная пигалица окажется на корабле работорговцев, и я буду уверена, что ее продадут в один из портовых борделей, где она проведет остаток своих дней, раздвигая ноги перед грязными пиратами, - гортанно засмеялась баронесса и легким движением руки откинула длинную прядь волос себе на спину. До носа Каталины донесся слабый аромат горной камелии. - Что же касается ее ублюдка, то его я желаю оставить себе.
- К чему тебе лишние хлопоты? Неужто хочешь взять еще один грех на душу?
- Убивать ублюдка я не стану, если ты об этом. Нет. Моя месть будет куда изощреннее. Ха-ха, - от смеха Кармен у Каталины внутри все похолодело. – Я отдам его в семью сапожника, что живет при замке. Сапожник и его жена бездетны, они с благодарностью примут Божий дар, который найдут на пороге собственной лачуги.
- И в чем же заключается твоя месть? – повел темной бровью Дикий Магнус еле сдерживаясь, чтобы не спустить дышащую ядом баронессу с лестницы.
- Ты еще ничего не понял? Как мило.
- Так просвети, дорогуша. Ты же знаешь, я не сторонник загадок.
- С большой радостью, - безмятежно откликнулась Кармен, словно речь шла о дворовых щенках. – Этот ребенок будет жить в постоянной нужде, чистить сапоги своего отца, братьев и сестер в полном неведении, что является законным отпрыском маркиза. А-ха-ха... рано или поздно он сгниет в своей сырой лачуге от чахотки или другой негодной хвори... Только представь, ни разу не ощутив под собой белых хрустящих простыней, не испробовав господских яств. Он будет завидовать моим детям черной завистью, но никогда не сможет изменить свою судьбу. Он вырастит голодранцем, как его приемные родители! Ха-ха...
- Ты жестока.
- Не я, сама жизнь, - невозмутимо промолвила баронесса, поведя точеными плечами. - Уж лучше пусть ублюдок испустит дух в утробе матери, иначе его ждет незавидная участь.
После минутной тишины, за которую Каталина не то что забыла, а просто разучилась дышать, каждую секунду страшась, что ее случайное пристанище будет раскрыто, Дикий Магнус заговорил, тщательно подбирая слова, но так тихо, что его едва было слышно.
- Кармен, незачем тебе этот ребенок. Он только еще больше разбередит твою душу, а месть тебе счастья не принесет. Забудь о нем, будто его и не было вовсе.
- Ну, уж нет, – Кармен де Лангара уперла руки в боки, снова повышая тон. – А тебе он на что? Неужели собираешься оставить при себе и растить его, как сына или, может, дочь, с малых лет обучая искусству воровства? – ехидно вопрошала она.
- Не твое дело, - зло отрезал разбойник, взглянув на нее исподлобья, - может, и буду, а, может быть, и нет. Я еще не решил, но в любом случае у меня нет намеренья уничтожить его, как хочешь сделать это ты!
Каталине потребовалась огромная сила воля, чтобы не закричать. Эти двое так хладнокровно обсуждали судьбы тех, к кому не имели никакого отношения, что у нее от всего услышанного мигом закружилась голова, и она чуть было не потеряла сознание, но представив, что могло бы случиться, стойко решила стерпеть всю желчь, льющуюся изо рта бессердечной интриганки.
Теперь все стало ясно, как день. Именно Кармен де Лангара оказалась замешана в ее похищения. Любовница, метившая занять ее место! Как обыденно, и все же, как цинично и жестоко. Каталина прикрыла глаза, по побледневшим щекам потекли молчаливые слезы. Но что же Себастиан? Знал ли он о мстительной натуре своей любовницы? Любил ли он Кармен? Но, если любил, тогда почему не женился на ней, когда та овдовела, тем более что знал про Тео? Да и мальчик родился далеко не мавром. Тогда в чем же дело? Или Кармен лжет, чтобы усмирить гнев Дикого Магнуса? Она наняла этого разбойника, разорившегося идальго, и теперь волнуется, что он перехватит у нее инициативу? Но она также дала шайке отъявленных головорезов кров и вправе требовать с них полного подчинения.
Между тем ядовитый язычок дочери барона Рохо продолжал петь лестные дифирамбы разбойнику, услаждая его слух сладкими речами:
- Зачем тебе младенец? Что ты с ним будешь делать? О нем ведь нужно заботиться, прежде чем он научиться говорить и будет способен держать в руках оружие или хотя бы рогатку. У тебя и без этого уйма дел. А как же твое предприятие в Новый Свет? Или ты позабыл, что только я смогу тебе в том помочь? Себастиан слушает меня и готов дать взаймы золота, чистого золота! Только представь, Мигель, ты построишь корабль, как когда-то мечтал! Ты купишь себе новое имя и займешь положение в обществе. Все быстро забудут о твоих темных делишках, ты станешь уважаемым человеком! Для тебя откроются новые горизонты. Подумай, ты найдешь себе хорошенькую девицу из приличной семьи...
- Довольно, - негодующе воскликнул Дикий Магнус, - я не глупец! Меня давно не прельщают твои щедрые посулы! Еще два года назад ты говорила о корабле и торговле с Новым Светом. Но время идет и ничего не меняется. Твой маркиз не дал ни сентимо. Я сам решу вопрос с кораблем.
- Что?! Ты пойдешь к Себастиану и выдашь нас? – Кармен бросила пытливый взор на разбойника. - Да он в порошок тебя сотрет, если узнает, что ты держишь в плену его женушку. С тех самых пор, как маркиз вернулся из Франции три недели тому назад и не обнаружил в Кастель Кабрерас маркизу, он сам не свой от тревоги. Он рвет и мечет, пытаясь отыскать ее след. Сейчас в замке все вверх дном. Он ищет тех, кто мог помочь ей бежать. Он стал очень подозрительным. Я едва смогла улизнуть к тебе.
- Не глупи. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что меня ждет, узнай мориск обо всем. Я бы сам перевернул небо и землю в ее поисках, будь она моей...
Но Кармен зашипела, словно змея, не дав ему закончить:
- Так вот оказывается в чем дело, вот откуда досадные задержки с отправлением этой дрянной девки в Алжир! Ты же знаешь, беременные женщины с белым цветом кожи стоят дороже обычных рабынь, но ты не торопишься расставаться с ней, с каждым днем увеличивая шансы попасть из-за нее в петлю. Да ты по уши влюблен в эту драную кошку, если готов рисковать своей шкурой ради нее!
- Попридержи свой язвительный язычок, - тихо, но грозно прошептал Мигель. – Я свою часть сделки выполню, как обещал. Ты больше никогда не увидишь маркизу Сент-Ферре, не услышишь о ней ни слова. Но ты должна твердо уяснить, мы более не вернемся к вопросу о ее ребенке, его ты не получишь, так и знай. Забудь о своей одержимости маркизой. Она перед тобой ни в чем не виновата!
По-видимому, Кармен де Лангара осталась недовольна итогами встречи с Диким Магнусом, потому что воскликнула в сердцах:
- И что вы в ней только находите? Она же бледнее снега и холоднее льда.
- Вот тут ты сильно ошибаешься, сестрица. Я бы сравнил ее кожу с густыми сливками, а насчет холодности сказал бы, что она горяча, как пламя, и чувственна, как южная ночь.
- О-о, да ты стал поэтом, братец. Смотри, не обожгись об искры от костра!