Терновый венок надежды. Цикл ВПН. ВЛР (18+)

 » "Ч. 5 Глава 41. Чашечка чая"

***
- О чем задумалась, подруга? - подскочила ко мне Нина и села рядом на пустую больничную койку.
- Да так, о глупостях, - криво, лживо улыбнулась я и ожила, стала дальше мотать бинты.
- Небось о Соколове, - хитро прищурилась Потапова.
- О ком? - в удивлении уставилась на нее я.
- О Федоре Алексеевиче, - заулыбалась та.
- А, - отвернулась, вновь взор на свои руки и свою работу.
- Ха! Можешь даже не отвечать. Сейчас все девушки этого госпиталя только о нем и думают.
- Да ладно? - дернулась я; тут же обернулась к ней, ища шутку, опровержение.
- Ага-а, - загадочно, утопая в собственных каких-то мечтах, протянула Нинка и хлопнула руками по коленям.
- Нашли о ком думать, - гневно гаркнула я и тут же принялась укладывать скрученные мотки в ящик.
- Ой, да ладно! Скажешь еще, что он тебе не понравился!
- Не понравился, - резко встала и прошлась к столу.
- И зря! Он - очень талантливый, добропорядочный человек!
- Откуда знаешь? - разворот и взгляд уставила на нее.
- Верка рассказывала. Она еще в прошлом году с ним сталкивалась, под Бродами. Многих спас. Говорит, буквально с того света вытащил. Другие руки опускали, место уже думали освобождать, а он нет - настаивал на своем, боролся за каждого до последнего. К награде его даже обещали приставить!
- Чего ж не приставили? И вообще, ты так утверждаешь, будто не Вера, а ты там была.
Закатила Потапова глаза под лоб, цыкнула. Вскочила с кровати:
- Вот чего ты такая недоверчивая и злобная к нему?
Молчу.
Шаг ее ближе:
- Или есть повод? И ты что-то не договариваешь? Ты думаешь, я не заметила, как вы странно отреагировали друг на друга при первой встречи?
- Показалось, - развернулась спиной, пряча глаза.
- Так и есть! Что-то было! - резко прильнула ко мне, обогнула сбоку и уставилась в лицо (навалившись на стол). - Признавайся!
- Да что ты ко мне пристала? - опешила я. Отстранилась от нее. - Нет, ничего такого. Не была знакома я с ним. Просто неприятный тип - вот и все.
- Да-да, неприятный, - не без издевки передернула мои слова Нина. - Хотя, - вдруг затяжной вдох, завлекая мое внимание. - Что не знакомы были - верю. Не зря же он так много о тебе расспрашивал.
- Че-го? - в ужасе уставилась я на нее.
Расхохоталась та.
- А говорила, что не нравится, что не волнует. Вон как покраснела!
- Показалось! - гневно гаркнула я и тут же стыдливо отвернулась. - Так что он расспрашивал?
Долгая, выводящая меня из себя, пауза. Но сдалась:
- Что-что?.. Да так: кто, откуда, когда к нам попала. Какое мое впечатление о тебе.
- А ты? - резкий разворот.
Ухмыльнулась. И вновь тянет интригу.
- Я тебя сейчас прибью, - с наигранной злобой, сквозь смех, не выдержала, прорычала я.
Захохотала и Нинка.
- Да всё хорошо, подруга. Разве я могла что-то плохое о тебе сказать? Сказала как есть: из-под Воронежа. Старательная, заботливая, умная, ловкая.
Закачала я головой в притворном негодовании. Опустила взгляд:
- Ох и Нина... поседею я с тобой.
- Вот и хорошо. Меньше на тебя заглядываться будут, - шутливо съязвила. - Правда, - внезапно добавила, - это давно было. Неделю или две назад.
Замерла я, наградив девушку недовольным взглядом:
- И ты только сейчас об этом говоришь?
- Ну, извини. Совсем уж из головы вылетело. Это было как раз в ту ночь, когда к нам много новых раненых привезли. Я ему еще с пациентами помогала.
Скривилась я, но промолчала, лишь понимающе закачав головой.
- Ладно, мне пора на обход, - прошлась Нинка к двери. - Кстати, будешь себе чай делать - и мне завари.
- Непременно.

***
Несмелый (мой) стук в дверь кабинета Хирурга.
- Входите, - послышалось изнутри.
Стою, выжидаю.

Мгновения на осознание тому - и нехотя скользнул стул, издав противный звук. Шаги ближе - щелкнула ручка. Отворилась дверь.
Я, неловко корчась, пытаясь удержать, не разлить чай, прорываюсь в комнату.
- Можно? - выровнялась я. Смелый взгляд в глаза.
- Ну, заходите, коль уже пришли.
Прошелся. Сел за стол.
- Можно? - головой кивнула, взором указывая то на чашки в моих руках, то на его стол.
Тяжело, раздраженно вздохнул, скривился. Неспешно собрал в кучу бумаги и отложил в сторону.
- Прошу, - махнул рукой.
Подчинилась.
- Я присяду?
- Да, конечно.
Исполнила замысел.
Неловкая пауза зависла между нами.

- У вас ко мне дело? - первым отозвался Федор Алексеевич.
- Да... - глубокий вдох, дабы собраться с мыслями, - я пришла просить прощение... за то свое неподобающее поведение несколько недель назад, а именно - мой ночной визит к вам... и крыс. Если, конечно, помните, - и тут же осеклась, прикусив язык. Чувствую, как от стыда запылали щеки.
Удивленно выгнулась его бровь. Смолчал.
- Вот и чай... заварила вам в качестве извинения, - отчаянная попытка оправдаться и достучаться до собеседника. Прорваться через его стену негодования и безучастия. - Правда, еще набралась смелости и себе заодно сделать... да предложить вам выпить со мной вместе, - криво, лживо (напугано) улыбнулась. - Эдак раскурить трубку мира на двоих.
Тягучая тишина - замер в рассуждениях, но затем вдруг несмелый, тихий смешок вырвался из его груди - лицо просияло. Серьезность, сосредоточенность и предосторожность пропали, сменившись на доброту.
Взгляд около, по столешнице. Ухмыльнулся, а затем уставился на меня:
- Чай?
Удивлению уже поддалась я:
- Остальное, б-боюсь, неприлично.
Улыбнулся:
- Чай, так чай. Хоть без сахара?
- Еще бы, - съязвила я, набравшись остатка храбрости. - Я не настолько виновата.
Рассмеялся. Прожевал эмоции:
- Вы меня тоже извините. Я был неправ. - Пауза. - Даже очень.
- Даже очень? - лицо мое вытянулось от изумления (попытка шуткой снять нарастающее напряжение).
Закатил глаза, ухмыльнулся:
- Не наглейте.
Промолчала, стыдливо усмехнувшись.
И вновь тишина пролегла между нами, режа слух.
Тяжелый вздох. Отчаянные поиски спасительной темы, дабы убрать неловкость:
- А вы...
- А вы...
Начали одновременно. Рассмеялись.
- Давайте вы первая, - поспешил Соколов.
- Хорошо, - пристыжено спрятала взгляд. Улыбка моя вновь пыталась скрыть волнение. - А вы давно на фронте?
- Почти с самого начала. А вы?
- Полгода где-то.
- Ясно...
- А вы откуда сами? Что-то не особо похожи на русского человека, - повела мысль дальше я.
Замер, ухмыляясь. Загадочный взор:
- Может быть. Но это же - Советский союз, и здесь все мы - немного русские... А так я из Смоленска.
От удивления выгнулись мои брови:
- Смоленска?
- Что? Бывали там?
- Нет, - закачала я головой. - Просто, не думала, что оттуда.
- А откуда тогда? - легкой издевкой.
- Даже не знаю, - усмехнулась.- А учились где?
- Все там же. Смоленский государственный медицинский институт. СГМИ. Вот как раз закончил - и на фронт. А вы?
- А я... - тяжело сглотнула. - Комитет Красного Креста отправил на курсы сандружинниц, а дальше - сюда, на практику. Хотя, - запнулась я, рассуждая, стоит ли выдавать всю правду, - в свое время, посещала лекции в Оксфордском университете. Как раз, когда вот в двадцатых годах стали принимать женщин, - стыдливо закусила губу. - и Диплом даже есть... но, как-то это.. н-не то.
- В смысле? - наконец-то оттаял от шока Федор, и едва слышно переспросил.
- Н-не могу я. Вот как вы. Взять на себя такую огромную ответственность. Я могу раны перебинтовать, уколы сделать. В конце концов, помочь провести переливание крови или поставить капельницу, но чтобы самостоятельно принять решение, от которого полностью зависит чужая невинная жизнь. Или... вот, взять и разрезать... Да, я знаю наизусть внутренне строение человека. Но... Мне сложно объяснить, - резко оборвала себя, проиграв эмциям.
- Да уж постарайтесь, - не унимался тот.
Закачала я головой, отрицая. Прикрыла на мгновение веки. Поддалась:
- Я не могу рискнуть разрезать человека, при этом одна малейшая ошибка - и всё. Он умрет. Это не стул, который можно починить. Или даже просто выкинуть и сделать новый. Сделать или купить. И тот же укол иглой мимо вены. Там тоже можно еще всё исправить. А расковырять его внутренности, там отрезать, там зажать. Там вообще ампутировать... Нет! - закачала я в ужасе головой еще сильнее. - Я - не врач. У меня нет этого стального стержня вершить чужие судьбы. По крайней мере, вот так, вплотную, непосредственно.
Тишина разлеглась между нами.
Вдруг, что-то окончательно для себя решив, с сожалением поджал губы, Соколов.
- Зря вы, - уставился мне в глаза. - Все приходит с практикой. И даже страх побороть удается лишь потом, и то не всегда и не во всем. Говорят, ты не врач, пока не потерял пациента. И каждую такую свою оплошность, или недосмотр, да черт дери, простую случайность или безысходность, при которой совершенно не было шансов спасти, воспринимаешь, как самое страшное в своей жизни. Ты клятвенно обещаешь себе, что больше такого не повторится. И стараешься, душу выкладываешь, сил не жалеешь... стараешься. А потом - бах, и снова это происходит. И, вроде, ты не виноват. Дело не в тебе или твоем решении, но... пациента, человека больше нет. Ты зацикливаешься и готов себя убить, дабы уравновесить чаши справедливости. Но толку? Его не вернуть. И тогда ты еще сильнее, с головой, уходишь в работу, тысячи спасая... взамен на ту потерю. Проходят месяцы, прежде чем ты сможешь вновь поднять голову, не коря себя. И это в лучшем случае... с таким наплывом раненых, сами видите, сколько умирают. Многие даже не успев попасть на операционный стол. В пути, в коридоре. Под взнесенным вверх скальпелем, который так и не успел коснуться плоти. Все страшно, и просто нужно пережить. А знаете, что заставляет меня каждый день вставать, идти в операционную и брать в руки нож?
Молчу. Выжидающий взгляд.
- Сам себе задаю вопрос, - продолжил, - "Кто, если не я? Кто спасет его? Кто?" И тогда все стает на свои места. Ибо другого ответа не находится. Я там, где должен быть. И делаю то, что должен. И всякое бывает. Главное не сдаваться - и бороться за каждого, словно сам за себя. Словно себе будешь вынимать осколки из брюха или ампутировать конечность. Не так, чтобы наверняка спасти. А так, чтобы действительно... спасти и с минимальными потерями.

И вновь пауза. Мысли разрывали голову, а нервы звенели натянутой струной.
- А чего чай не пьете? - тихо проговорил и иронически улыбнулся Федор Алексеевич. Неторопливо сам потянулся к чашке.
- Ах да, - словно ото сна очнулась я. Лживо, криво, болезненно улыбнулась, сгорая от стыда, неловкости и чувства собственной неполноценности.

Глоток, два - и отставил.
Последовала примеру.
- Вы не глушите себе голову моими мыслями. Не готовы, значит такова ваша судьба. И их тоже. Благо, в сием госпитале есть я, - мило улыбнулся, - так что пока можете не торопиться пилить людей. Я сам это сделаю за вас.
Пристыжено рассмеялась я. Щеки еще сильнее запылали. К глазам подступили слезы.
- И не переживайте, - вдруг продолжил, - тайну вашу не выдам. Такие решения принимать вам и только вам.
- Благодарю, - конфузливо спрятала глаза, живо стерла предательские соленые потеки, дабы тот не видел.
Тягучие секунды молчания...
Взгляд около... в надежде, желании, попытке сменить болезненную тему:
- Вы тут хоть уже немного пообжились? - на полках - книги, на стенах - пару фотографий и плакат.
- Да... Что тут обживаться? Так... мелочи.
Улыбнулась:
- Нравится здесь?
От удивления вздрогнули брови:
- Да. Почему бы и нет? Лекарств и инструментов мало, конечно, работы валом, но зато персонал отличный - каждый старается изо всех сил.
- А как иначе? Они - же люди. Так же чувствуют всё, как и мы. Страдают, боятся, любят и надеются... Порой, побольше нашего.
Закивал головой:
- Что есть, то есть. Вы правы. А знаете, что самое интересное, - вдруг словно ожил Соколов, переменил свою позу, немного приблизившись ко мне. Пристальный взгляд в глаза. Неожиданно рассмеялся над каким-то своим собственным суждением и закусил на мгновение губу. - На самом деле, я очень рад, что встретил вас. Вернее, - подался назад, вновь откинувшись на спинку, - себе подобного. Древнего. Нет, кончено, их пруд пруди на фронте. Но как я уже доселе высказывался, они... нечестивые в своих поступках. Пиявки... А таких, как мы с вами, я давно не встречал. Уже и забыл, как это... когда подобный нам, решаясь уйти от приказа Ордена не вмешиваться, тайно старается помочь людям пережить сие ужасное событие. Сей огромный, я бы даже сказал, ужасный отрывок, период человеческой истории. Ведь миллионы гибнут ни за что.
- За Родину, - поспешила поправить его я.
Закивал головой:
- За Родину. А началось с чего? С ни-че-го. С глупых мыслей недалеких людей. Небольшого количества людей, возомнивших себя богами. И теперь остальной мир вынужден бороться за свое будущее, за мир для своих потомков. Это - ужасно. Страшно. И бессердечно.

Печаль скривила мое лицо. Опустила взгляд.
Тягучие мысли.
И вдруг всплывает выше сказанное. А вернее та интонация, которой оно было произнесено.
- Вы осуждаете решение Ордена не вмешиваться?
Вздрогнул, словно очнувшись ото сна - тяжелых дум. Взор на меня:
- Конечно. И пусть, как они там оправдывались, не стоит менять целиком судьбу, но можно было же попытаться сократить масштабы трагедии?
Стыдливо опускаю взгляд:
- А может, они пытаются, просто, эти старания не столь заметны, как бы хотелось некоторым, а все ради того, чтобы не вызывать подозрений и не привлекать лишнего внимания.
- О да, - захохотал Федор Алексеевич. - Точно-точно! Лишнего внимания! Именно этим они и занимаются.
В горле пересохло от волнения и сосредоточения, ведь подбираю, чеканю с опаской каждое слово:
- Вам не нравится политика Ордена?
- Смотря какая. Они, словно барышня у власти, занимаются искусством, науками и прочим. Всем возвышенным - ради блага остальных, а все, что приземленное - то пахнет стяжательством в свой карман.
- Неправда, - резко выпалила я, отчего того брови тут же выгнулись в удивлении. Осеклась, сбавила тон. - Все это возвышенное и элементарные потребности нуждающихся - требуют огромных денежных вливаний, и если бы не эти старания "стяжательств", ничего бы не было.
Ухмыльнулся.
- Я как погляжу, вы - ярый приверженник Ордена.
Стыдливо прячу взгляд:
- Нет. Просто, мне не нравится, когда другие начинают рассуждать поверхностно, не вдаваясь в детали, что и откуда берется. Просто - дай и всё.
Замер, отчего я тут же уставилась на него.
- Хорошо, может, я не прав. Действительно, я не особо люблю вникать в их политику, но вы не можете не признать того, что им бы почаще выходить из своего Арагонезе и опускаться до уровня простых жителей. Прислушаться к истинным потребностям последних, которые, кстати, должны удовлетворяться в первую очередь, а уж потом все это искусство и прочее. Да и обязательно необходимо умерить пыл и амбиции Поверенных, а то уж совсем те распоясались.
- А чего вы тогда вступали в Орден? - сгорая от обиды, не сдержалась и саркастически изрекла я.
Ухмыльнулся:
- Черт, не поверите. Я много раз на эту тему думал. И что самое интересное, по ходу в этом мире вообще не осталось ни одного Древнего, который бы к ним не примкнул. Вот так и я, довольствуясь малым, живу как живу, и лишь иногда сетую на них.
- А хотели бы что-то изменить?
- Я? - удивился тот.
- Да, как война закончится. Вы бы хотели получить влияние в Ордене и что-то изменить в лучшую сторону? Ну, хотя бы попытаться.
- Даже не знаю.
- Вот видите, никто ничего делать не хочет. Все горазды только пенять.
Ухмыльнулся:
- Право, вы меня заинтриговали... Что ж, обещаю подумать. Кстати, Анисия Дмитриевна. - Замер, видимо, взвешивая за и против. - А вы бы не хотели перейти на ты? Хотя бы когда наедине, когда не обязательно соблюдать субординацию?
Робко улыбнулась я. Промолчала, сгорая в замешательстве.
- Все же... раз такая тайна между нами. Что так немыслимо, хоть и невольно, сближает.
Еще шире усмехнулась я, утопая уже в непонятных чувствах:
- Согласна.
- Вот и ладненько. Вот и хорошо, - счастливо заулыбался "товарищ Хирург" и убрал руки за голову, слегка покачиваясь на стуле. - Так, - вдруг вздрогнул, видимо, что-то вспомнив, - сколько там уже времени? - живо дернулся вбок и уставился куда-то в сторону. Последовала и я его примеру. - Ух! - Вскрикнул в сердцах. - Первый час ночи, надо же! Стоит немного покемарить. А то сегодня уже утром обещали новое пополнение.
- Да я помню... Простите, прости, что отвлекла, - живо встала со стула. Шаги на выход.
- Ну что ты? - поспешил, резко перебил мои слова. Тоже вскочил с места. Подошел ближе. - Я очень рад, что мы во всем разобрались и помирились. Просто, боюсь, что до вечера завтра не сможем даже присесть. То есть уже сегодня... Устанешь, наверняка.
- Да ладно, - мило улыбнулась. - Пойду я. Ведь, и вправду, пора...
- Давай, и выспись хорошенько.
Улыбнулась.
- Я не сплю.
От удивелния вздрогнул:
- Как?
- Как-то так, - с притворным весельем скривилась я. - Но это длинная история, а посему не сегодня.
Улыбнулся.
Открыла дверь и переступила через порог.
- Чашки я сам отнесу на кухню.
- Чашки? - живо обернулась. - А чашки, - растерянный, отчаянный взгляд забегал по столу, что слегка виднелся за его спиной.
- Не переживай. Я справлюсь.
- Хорошо, - несмело, не сразу ответила я. - Благодарю... спокойной ночи.
- Провести?
Уставилась в глаза я в испуге:
- Что? Нет, не надо. Я сама. Спасибо.
- Тогда... и вправду... спокойной ночи, - мило улыбнулся Федор и, немного подождав, пока я скроюсь в темени коридора, захлопнул за собой дверь.

 » "Ч. 5 Глава 42. Жертва"

***
Еще небо и краской не залилось, а уже под окнами зарычали моторы новоприбывших грузовиков.

И нет, это была не ночь чаепития. Отнюдь нет: те дни давно прошли. И, казалось, с того момента пробежала целая вечность.

С Федором Алексеевичем с тех самых пор мы очень сблизились. Общие темы, надежды, старания. Порой даже стали ходить слухи о нашем романе, но это, конечно же, была полная чушь...

Мой стук в дверь кабинет Хирурга.

- Да-да, войдите.
- Привет. Не помешаю?
- Нет, конечно, - мило улыбнулся. Откинулся на спинку своего стула, руки за голову - и уставился на меня.
- Смотри, тут тебе Нинка презент передала. Боялась, что когда с обходом закончит, ты уже спать пойдешь.
Шаги мои ближе и замерла у стола.
- Да-а-а уж, - протяжно завел, - только булочек мне и не хватало.
- Не капризничай, - с грохотом (ненароком) поставила тарелку на столешницу, как раз рядом с открытой книгой. - Что читаешь? - метнула взгляд на печатный том.
- Да так, глупости. Присаживайся.
Поддалась.
- А ты ешь, давай, девушка старалась.
- Сама, что ль, испекла?
- А тебе необходимо, чтобы только сама. Смотри, подавишься.
Захохотал. Рывок вперед - и подхватил пышку. Нарисовав неописуемую радость на лице, принялся уплетать гостинец.

- Слышал? Опять про нас сплетни пускают... Людка вчера, помнишь, видела? Вот и наплела теперь... Совсем совести у людей нет.
- Ох, бабы, бабы. Неймется вам! Ну, и что ж я такое с тобой делал?
- И за руку брал, и место уступал... и едва ли жениться не предлагал!
- Надо же какой я ловелас! - закачал головой. - Просто, стыд да позор!
- Во-во, еще, не дай Бог, до Валентины Ивановны дойдет, начнется тогда тут разбор полетов.
- Да не ломай себе голову! Успокойся. Не обращай на них внимание - больше толку будет. Ибо чтобы ты не сказала, всё будет не в твою пользу.
- А ты, оказывает, эксперт в таких делах, да?
Ухмыльнулся. Смолчал.
- Нет, ну, а действительно, - приблизилась я к нему. Облокотилась на стол, умостив на ладони подбородок. Взгляд в глаза: - Со мной то уже всё ясно. Я тебе уже не раз говорила... что вся эта "любовь" - не мое. Мне кажется, если я снова кого полюблю, то он непременно окажется предателем или каким-то... умалишенным.
Прыснул от смеха Федор:
- Если так думать, то обязательно окажется.
- Да неужели?
- Да. Ты себя настраиваешь на это, свой внутренний компас, и он тебя ведет конкретно к цели.
- Ой, - тяжело вздохнула я, - а сам? Чего сторонишься отношений? Вон по тебе вся женская половина госпиталя томно вздыхает!
- Вся, да не вся! Ты ж то не умираешь?
Нервно цыкнула я:
- Нашел мне кого упрекнуть. Монахиню...
- Монахиню? - от удивления выгнул брови. Глаза округлились (хотя и не без притворства и шутливости).
- Образно! Ну так, как?
- Хех, - тяжело вздохнул, помедлив. Взгляд около, а затем на меня. Хмыкнул: - Эти любовные связи очень мешают работе. Невозможно сосредоточиться, думать о главном. Все время мысли где-то вдалеке. И отнюдь не с пациентом. А потому у меня зарок: пока я при деле, никаких интриг или шалостей, пусть даже и мимолетных, одноразовых. Не до этого нынче.

Мило улыбнулся, утонув в своих каких-то далеких думах.

Я лишь понимающе кивнула и опустила взгляд...
- Ладно, забирай свою последнюю булку, и я пошла. А то завтра вновь будет весело.
- Ну, давай, - торопливо исполнил просьбу. - Нинке спасибо передавай за сию прекрасную трапезу.
- Прекрасную трапезу? - перекривила я. Встала из-за стола, забрала тарелку и прошлась по кабинету. - А чего тогда так кривишься, когда ешь?
Рассмеялись оба.
- Да-к это же не крысы... притащенные ночью в кровать, - съязвил Соколов.
Хмуро (не без притворства) уставилась я на него:
- И не в кровать, а на стол я их положила.
- Ну-ну, повезло мне.
Прищурила глаза. Закачала в негодовании головой.
- А говорил, не обиделся.
- О да! Куда обижаться-то?! Это одно из самых ярких приключений в этом госпитале! - скривился. - Разве можно обижаться?
- Индюк, - злобно (наигранно) гаркнула я и вышла за дверь.


***
Не покладая рук, не приседая, не отлучаясь ни на обед, ни любой другой отдых, санитары, врачи и медсестры кружились, вертелись над новым, немалым пополнением раненых, будто от этого зависела их собственная жизнь. Каждая такая победа - словно своя собственная. Словно это ТЫ не сдался и не пал в руки Смерти. Словно это ТЫ теперь сможешь дышать и дальше, жить, будто ничего плохого с твоим телом и не случалось...

- Анисия, вы выглядите очень плохо, - вдруг подошел ко мне Хирург и с удивлением заглянул в глаза. - Вам надо отдохнуть.
- Вот и я ей говорю, - тут же вмешалась Нинка, поправляя бинт на голове у хворого. - Вторые сутки на ногах. А перед этим? Три часа сна - и вновь кинулась к больным.
- Можно вас на минутку, - внезапно схватил меня за локоть Соколов, и не дожидаясь моих слов, потянул на себя. Не сопротивляюсь. - Что с тобой, Аня?
Пытаюсь собраться с духом, поднимаю взгляд в глаза.
- Все хорошо. Я работаю.
- Они не убегут. Иди отдохни.
От удивления дрогнули мои брови. Нет сил пререкаться. Молчу, глупо моргая и выжидая, когда тому надоест - и отпустит, а я затем примусь выполнять то, что должна.
- Тебя провести?
- Федор Алексеевич! Вы нам нужны! - вдруг закричала Зинаида Павловна и махнула в нашу сторону рукой. - Быстрее, прошу!
Нервно скривился. Выпустил мою руку из своей. Сдержано:
- Прошу, идите к себе и отдохните. Не заставляйте меня принимать меры.

Разворот - живо пошагал в нужном ему направлении.

Зашевелилась и я. Обернулась к пациенту, шаги ближе - и принялась перебинтовывать рану.

***
Через два дня еще прибыли раненые. Мест не хватало на всех, и размещать их уже было негде. Почти все кабинеты и комнаты переоборудовали под больничные палаты. Работы стало еще больше... а сил с каждым мгновением - все меньше.

...
- Аня, Анисия, - взволновано крикнул Хирург и тут же ухватил меня за... дрожащую руку. Пресек невнятную, неуклюжую попытку сделать укол.

Резко, навязчиво подал на себя - встала с койки. Шаги в коридор, подчинилась.
Замерли за дверью.
Еле слышно:
- Когда ты последний раз ела?
Не сразу сообразила. Замялась в размышлениях:
- Два-три дня назад. Может больше. Перед тем, как я с булками вечером к вам приходила.
Лицо его вытянулось, а глаза округлились от ужаса:
- Это больше недели назад. Стой, - вдруг обмер.
Зачуяла я неладное. Живо (по крайней мере, так мне показалось) перевела взгляд на него, уставившись в глаза.
- Я знаю, что с тобой, - едва внятно прошептал. Казалось, сам себе боясь признаться. - Дело не в голоде...
Виновато забегал мой взор, ища оправдания и спасение.
- Ты их лечишь. Собою лечишь. И не только раны... Ты?
- Я выдержу.
Словно кто кипятком его обдало - моим признанием. Рот приоткрылся от шока. Ладонью спешно провел по лицу, стирая эмоции.
- Бог ты мой... - закачал головой. - Ты отдаешь отчет тому, что творишь? В любое мгновение сорвешься - и всё... Всех тут, или... как минимум, половину - перегрызешь к чертям собачьим. Да как ты вообще посмела?
- Я должна. Ведь иначе их не спасти.
- Это - жизнь! Аня, жизнь! - вдруг рявкнул на меня, а затем тут же осекся, осмотревшись по сторонам.
Попыталась это проделать и я, но не особо получилось. Хотя, вроде как, никто пока нас не застал.
- Марш к себе в комнату!
- У нас общая...
- Марш к себе в кровать. Я принесу то, что тебе необходимо - и сегодня ночью ты покинешь госпиталь. Я подниму связи и помогу добраться до Искьи. Говорят, там даже самым тяжелобольным помогают.
- Могла бы... помогла бы уже.
- Что? - переспросил Федор.
- Ничего.
- Иди собирайся. - Но только я сделала шаг в сторону, как отдернул: - Стой, на ком питалась? Кого лечила?
Секунды рассуждений:
- Журов, Засекан... Мельниченко, Перепелица... и Зотов.
- Черт бы тебя побрал, идиотка, - побелел от ужаса. Глубокий, нервный вдох. - Ладно, иди, - слегка толкнул, задав направление моему, снующему в полусознании, телу.

 » "Ч. 5 Глава 43. Путь домой"

***
- Вот пей, - протянул мне шприцы с багровой жидкостью. - Пей один, остальные потом.
- Что это? Откуда?
- Не думай, пей. Вещи собрала?
Перевернулась на бок, повела робкий взгляд по комнате.
- А что остальным скажем?
- Ничего. Утром уже будет приказ о переводе на передовую. Твой и мой. Вещи, спрашиваю, собрала?
- Да тут всего ничего...
- Да или нет? - рявкнул и плотно сжал губы от злости.
- Да. Давно. Я знала, на что иду...
На мгновение его глаза округлились, но совладал с собой:
- Ясно. Пей, - вновь ткнул шприц. Починилась - взяла. - И уходим.
Соскребла остаток сил - расселась на кровати.
- А больные? Что теперь с ними будет? С теми, кого лечила... - отчаянный, полный мольбы взгляд обрушила на Федора.
Скривился. Прожевал эмоции. Нехотя ответил:
- Ничего плохого. Самое страшное позади. Я их осмотрел: кровь действует. А если что и произойдет - значит, такова судьба. Со своей стороны ты сделала все возможное. Даже больше... чем кто-либо когда мог.

Закивала я головой, соглашаясь. Вынужденно... соглашаясь.
Сорвать иголку - и выпить, высосать багровую до дна, пуская безумие по своим жилам.

***
Это была поздняя осень. Стемнело рано. Под покровом ночи, как уже не раз это в моей жизни случалось, я тайно, украдкой, словно вор, покидала, сбегала из (очередного) своего пристанища.

Буквально несколько миль по грунтовой дороге - и у обочины стоял небольшой, пустой грузовик.
Ловко подскочил к кабине Соколов - и дернул на себя дверь.
Водитель испуганно вздрогнул, уставился на нас и быстро, нервно заморгал, видимо, сражаясь с остатками сна.
- А, это вы? Думал, уже и не придете.
Хирург помог забраться мне наверх, сел рядом и захлопнул за собой дверь.
- Меньше слов - заводи, - рявкнул Федор и, укутав меня в одеяло, что достал откуда-то сзади, из-за сидений, жадно обнял. Заботливо прижал к себе. - Ничего, потерпи. Скоро будем на месте...

***
Граница за границей. Военные блокпосты. Везде и всюду находились или люди, которые беспрепятственно нас проводили берез кордон, или сам Соколов предъявлял, временами даже неизвестные мне, документы, отчего тут же солдаты отдавали честь и пропускали нас.

А дальше - самолет... и я впервые взлетела в воздух. Но не страх карабкался по коже - тот практически сразу отступил, уступая интересу. Вот единственное чувство, которое клекотало сейчас во мне, борясь с туманом болезни. Мотор ужасно ревел, закладывая уши. За окном временами все застилали облака, погружая нас в бездонное молочное море. Но, не знаю почему, до безумия хотелось, чтобы никогда это не заканчивалось. Между землей и Богом. Так страшно, странно... и невероятно захватывающе.
Это была сказка. Настоящие, потрясающие чудеса!

***
И вновь автомобиль, и вновь границы, и вновь военные. Вот только это уже была Италия. И верования здесь уже были иные. И пришлось вновь вспоминать родной язык. Вспоминать прошлое.

Неаполь. Казалось, я уже не доживу, не увижу тебя... И не услышу этот родной колокола звон.
Искья. Моя родная земля, я вернулась к тебе из пекла. Я вернулась... чтобы умереть.

Еще вчера выпит последний шприц с кровью, к которой у меня теперь зависимость. И если ты не заступишься, я буду от голода лезть на стены, в жажде разодрать в клочья всё человечество. Всё, лишь бы раздобыть эликсир безумства. Я стану живым усопшим, без памяти и рассудка. Без веры и правды. Без воли к жизни, и все же алчно жаждая ее. А затем, проиграв, вовсе, угаснув, уйду...

...
Волнительные, пугающие шаги в сторону туннеля. Еще немного, еще...
И вдруг из темени отделились фигуры.
Узнала.
Среди них был Асканио...
Замерли те в ужасе. Изучающий взгляд то на меня, то на Соколова.
Аско побелел, словно мрамор, забыв как дышать, обреченно опустил руки, осунулись плечи. В глазах его плескался лишь один вопрос: "За что?"

Криво, стыдливо заулыбалась я, пряча виновато глаза.
Во рту моем пересохло - невозможно говорить, даже звук издать. Руки дрожали, словно сибирский мороз прогрызал плоть до кости. Зубы выстукивали друг о друга. Ноги немели и подкашивались. Отпусти меня Федор - тут же рухнула бы. Скоро вновь начнутся конвульсии.

Я умираю. Мой выбор. Это мой выбор.
И простите меня за него.
По крайней мере, это случится здесь. Дома. На родной земле...

Дрогнул Колони и быстро пошагал навстречу.
- Я ее заберу, - навязчиво вклинился между мной и Хирургом. Подхватил на руки - и развернулся ко входу.
- Помогите ей, прошу, - наконец-то осмелился заговорить Соколов. - Мои знакомые должны были связаться с вами. Прошу, пусть помогут. Я всем, чем смогу, отплачу. Сполна. Пусть Она поможет ей. Я умоляю вас...
Замер Асканио в удивлении. Разворот к Федору (который поспешил за нами). Онемели оба.
- Кто "Она"? - резким выпадом.
Волнение и страх обдали, окатили с головы до ног Алексеевича. Замялся в словах, словно нелепый юнец, страшащийся признаться, что обезумел, раз верит в глупые чудеса...
- Виттория... Колони... Говорят, она...
- Это и есть - Виттория... Колони, - дерзко перебил его брат. Злобно скривился, видимо, ненавидя моего друга за то, что тот позволил всему этому случиться. - Она сама себе должна была помочь, а если не смогла - значит, уже поздно.
Разворот и пошагал...
...оставив не шевелящегося, казалось, навек окаменевшего "товарища Хирурга".

В голове моей мучительно вторилась лишь одна просьба. Но никто ее не слышал, никто не мог ей внять:
"Федя, Федечка, не уходи! Не уходи, пока я еще тут! Не уходи... ты мне так нужен... Федя..."

 » "Ч. 5 Глава 44. Повод жить"

***
Но нет. Увы... Соколов исчез из моей жизни, словно выдумка.
На фронт. Он вернулся на фронт, и судя из того, что могу выудить из памяти, теперь он на передовой. Остается молиться, лишь тихо молиться, чтобы Смерть его обошла стороной. Ведь хоть мы - и вечные, но не бессмертные. Теперь еще более уязвимые. Новое оружие - взрывы невиданной доселе мощности, могут так же легко убить Древнего, как и любое другое живое существо.

Федя... Нет, я не привязалась к тебе, как мужчине, но и без тебя, твоих советов, издевок, шуток... голоса, запаха... мне не хочется жить. Странные эти чувства. Странные. Чего кривить душой, что-то засело во мне, и отчаянно тянет к тебе, хотя и, вопреки всему, все еще не готова открыть сердце для супружеских отношений. Плотской игры, любви и взрослой страсти.

Повод. Повод жить. И тем не менее, в моем сердце горел весомый повод жить, пока бьется сердце твое, мой такой двоякий (грубый и нежный, вспыльчивый и хладнокровный, самовлюбленный и самоотверженный) Хирург.

И вот я силой вливаю в себя ненавистную мне кровь дурных животных, бьюсь в ужасе и конвульсиях, жадно ногтями скребусь по стенам и дико вою от боли, добровольно запертая в подвале, но вырываю у смерти свое законное право на дальнейшее существование. Земля. Лишь она меня успокаивала. Улегшись на нее, голую, я, в одной сорочке, пыталась пропитаться этим запахом и надеждами, что она в себе еще хранит. Пропитаться жизнью и сменить свою обреченность на прощение. На еще один шанс бытия.

Был, наверно, более простой способ перебороть все это, правда, куда радикальнее остальных. Vivi sepultura - и если не на весь срок, а на несколько месяцев - или год, два... Он мне казался куда страшнее этих мук и самой смерти. Всяческие тонкие намеки Ивуара я отметала, словно ночь - солнце. Даже под его строгим присмотром.
Нет. Я справлюсь сама. И справлюсь непременно...
Ведь Хирург... Теперь у меня есть мой Хирург.
Федечка, мой Федечка.
Я тебя еще найду. Найду. Непременно найду!
И мы вместе еще будем спасать людей, этих хрупких, но таких храбрых и сильных духом... существ. Героев. Тех, на кого нынче я ровняюсь, на кого стараюсь быть похожа. Пример которых дает мне силы сейчас сражаться со своим собственным пеклом, со своими невероятными страхами и муками, и, вопреки всему, жить.

***
Прошло несколько месяцев, прежде чем... дрожь из рук ушла, а провалы в памяти перестали меня мучить. Прежде, чем я смогла спокойно питаться другой кровью, а не требуя лишь ту, которую мое тело считало единственной "настоящей", "полезной", от которой было так глупо, но глубоко зависимо... Моя земля, и вправду, обо мне позаботилась. Искья... она и в этот раз явила чудо, даруя вместо падения - новый взлет.

Я знала, что меня ни Аско, ни Ар за последующее не простят. Не только не похвалят, но и не простят. И тем не менее... руки в кулаки и резко отчеканить, поставить перед фактом принятого решения.

- Я еду на фронт. Сегодня же.
Вдруг ухмыльнулся Асканио, встал из-за стола и прошелся по своему кабинету. Еще немного - и замер около меня, застывшей у двери.
Ивуар не шевелился. Потупил взгляд в пол. Молчал.

- И когда нам в очередной раз ждать тебя на грани срыва? Или в этот раз ты все-таки прикончишь тех, кого собой лечила, а потом и прочих заодно? - ядовито отчеканил Колони и замер напротив меня, раздирая жестоким, мерным взором мою душу.
Пристыжено спрятала глаза.
- Я могу только пообещать, что больше не буду столь безрассудна.
Захохотал Аско:
- Виттория, неужто я лучше знаю тебя, чем ты сама?
Заметала взгляды, то в пол, то на него:
- Я же обещаю.
- Ну-ну. После прежнего такого яркого твоего вранья, сложно поверить.
- Кто бы говорил? - злобно рявкнула (задел за живое), смелый взгляд в очи. - Я никогда тебе прежде не врала. А тот мой поступок - благороден. Как бы ты не пытался его сейчас очернить.
Улыбнулся загадочно. Неспешные шаги в сторону. Подошел к комоду, разворот - и оперся об него. Взгляд то на меня, то на Ара:
- А ты что молчишь? Уговори свою подругу. Она тебя куда чаще слушается, чем меня.
Чувствую, что краснею. Тяжело сглотнула скопившуюся слюну. Грудь сдавили переживания: я знаю, что делаю им больно, но не могу, не могу иначе.
- Пусть едет.
- Что?
- Что?
Едва ли не хором переспросили мы с Колони.
Взгляды наши встретились.
- Я сказал, пусть едет. Это ее судьба - спасать людей... вампиров, полукровок. Не все же одним нам помогать, слепым безумцам. Пусть едет, только, действительно, в этот раз держи слово и не переходи грани рассудка.
- Ты ополоумел, что ли? - резво сорвался с места Колони, но учтиво замер в шаге от того. Гневные жестикуляции, будучи не способным сдержать эмоции. - Да то, что она еще среди нас - несусветное чудо! А ты хочешь вновь ее отпустить сумасбродничать среди пуль и чертовых взрывов? Пусть кого хочет спасает. Но у всего есть свои пределы. И потом, зачем тогда Совет занимал позицию невмешательства? Или теперь его решения - ничего не значат и можно даже нам нарушать его постановления? Чего тогда казним прочих непослушных ублюдков? Разве они теперь хуже нас?
- Что ты утрируешь? И не строй себя праведного, - гаркнул ему в лицо Ивуар и встал из кресла. Шаги по комнате - к выходу. - Можешь ее хоть в подвал запереть, но уже утром ее там не будет. Причем и на Искье тоже. Это же - Виттория. Твой кол и земля ее не смогли удержать, а ты хочешь силою запереть. Хотя - вперед. Посмотрим, кто из вас сильнее.

Обмер Асканио. Тягучая тишина. Не шевелился.

Решаюсь сгладить ситуацию, не тревожа самолюбие брата:
- Отпусти добровольно, прошу. Зачем эта борьба? Я буду делать, как и прежде, все тихо. Прошу... поддержи меня. Асканио...
Молчит.
Шаг мой ближе - опытка ухватить за руку. Но увиливает - отходит в сторону.
- Если тебе все равно, что она умрет, то мне нет, - едва слышно, обреченно прошептал Колони, все еще обращаясь к Ару.
- Поверь, я тоже не хочу, - таким же смиренным голосом прошептал Ивуар.
- Я тоже, - решаюсь впервые с ним на шутку, на вольность; нежным, добрым голосом...
Отчего того даже передернуло. Резкий взгляд на меня. Глаза в глаза. Долгое, тяжелое сражение - и наконец-то моргнул, отвернулся.
- Только останься живой, прошу. Не безумствуй.
Благодарно, счастливо заулыбалась я, захлебываясь облегчением. Резкий рывок - и обняла брата, прижавшись к спине. Шепнула на ухо:
- Спасибо тебе. Спасибо, Асканио. Я буду осторожна.
Отстранилась. Взгляд на Ивуара, и не издавая звуков, губами зашевелила, чтобы тот меня понял:
"Благодарю".
Улыбнулся, понимающе закивал мужчина. Закрыл обреченно веки.
А затем разворот, и едва слышно проговорил:
- Товарищу Федору привет. И спасибо за помощь.

Дверь рыкнула - и старик вышел долой.

 » "Ч. 5 Глава 45. Передовая"

***
Всё еще Клюева. Всё еще Анисия...
Я еду по прежнему назначению. На передовую.
Товарищ Хирург, я вас отыщу, во что бы мне это не стало. Во что бы мне это не стало...

***
Опять самолетом. А затем несколько суток поездом. Попутками - и уже скоро нужное место. Асканио похлопотал не только, чтобы я беспрепятственно попала в необходимый мне госпиталь, но и та моя "затерянность" стала вполне объяснимой. По пути прежнего перевода, внезапно перенаправили в другой. Документально все эти месяцы там числилась - и достаточно.
Что ж, а сейчас...

Воронежский фронт. Весна 1943 года. Передвижной полевой хирургический госпиталь.

Зеленая трава давно застелила землю мягким покрывалом, а на деревьях пробились из почек первые листочки. Полдень. Солнце слепило глаза, отчего людям приходилось с непривычки жмуриться. Жарко, душно, словно лето на дворе. Большинство уже сняли шинели, снуясь в одних гимнастерках и белых халатах.

Я стояла у него за спиной, сгорая от чувств, давясь воздухом от волнения.
Протер глаза, видимо, сражаясь с усталостью. Немного прошелся вперед - замер. Руку опустил в карман - движение, и достал оттуда платок. Вытер лоб. И вновь тугие мысли заставили замереть, нахмуриться. Затем разворот - резво шаг в сторону входа в госпиталь. Еще - и вдруг обмер в шоке. Глаза его округлились, а рот слегка приоткрылся. Не дышал.

Робко, несмело улыбнулась. Закусила губу. Переступила с ноги на ногу, и еще сильнее сжала от переживаний в руках ручку своей сумки.

- Давно не виделись... товарищ Хирург, - стыдливо прячу на мгновение взгляд. И вновь взор на него, смело заливаясь счастливой улыбкой.

Моргнул. Наконец-то моргнул. Тяжело сглотнул.

Неуверенно пожала плечами:
- Не обнимемся? - страх перед его реакцией и возможным негодованием, за поступки былые, за скрытность, нарастал во мне с каждым мгновением его безучастности. - Федя, ну, не молчи... прошу.
Вдруг резкие, смелые шаги - и тотчас схватил меня в объятия, невольно подняв, оторвав от земли. Жадно сжал, смелый поцелуй в щеку, и тут же закачал из стороны в сторону. Счастливо засмеялась я, дрожа от волнения. Поставил на ноги и еще сильнее сжал, отчего невольно уткнулась носом ему в шею. Тихий, сладкий шепот на ухо.
- Аня, Анечка... ты здесь. Ты жива. Как я боялся за тебя. Каждый день вспоминал. Жива... - вдруг обмер. Немного, навязчиво отстранил, взглянув в глаза. Тягучая пауза, а затем вдруг загадочно улыбнулся и шепнул, - Виттория...
Пристыжено спрятала взгляд. Щеки вмиг запылали жаром. К глазам подступили слезы. До боли закусила губу, чтобы не расплакаться... Робко дрогнула, а затем коснулась своими пальцами его рук (удерживающих мой затылок рядом с собой, на неприличном расстоянии). Насильно стянула их, стыдясь и боясь чужих взглядов. Но еще больше - собственных непонятных чувств и его... возможной реакции.
Отступила шаг назад, роняя его руки из своих. Нежная улыбка:
- Анисия. Я все еще Анисия Клюева.

Ухмыльнулся. Шаг ближе - и, подхватив с земли мою поклажу, взяв меня за руку, пошагал ко входу в госпиталь.

Молча шли. Временами вдруг мотал головой, видимо, противореча своим мыслям. Не верил. Он всё еще не верил своим глазам, ушам. Разуму...
Быстрые шаги по лестнице - и замерли у двери. Взгляд на меня, а затем рванул деревянное полотно на себя.
Просторная, белая комната с высокими, я бы даже сказала, высоченными потолками. Окна едва ли не от самого низа до верху. Здесь было очень светло и чисто, словно у Бога за пазухой.

Прошелся к столу, взгромоздил на него мою сумку. Разворот и замер, меряя взглядом с ног до головы. Усмехнулся.
Облизал засохшие губы. Глаза его все еще горели от нескрываемой радости, от чего я еще больше смущалась и пунцовела.
Прятала временами глаза.
- Чай будешь?
- Чай? - удивилась я.
Кривая, язвительная улыбка. ТА, которой мне так не хватало.
И вновь слезы подступают к глазам - и невозможно вдохнуть, чтобы не сорваться. Закусила до боли губу и отворнулась:
- Конечно, буду. Чего спрашиваешь, словно первый раз замужем.
Живо стираю предательские потеки со щек и вновь устремляю взор на него. Замер, не шевелясь, изучая меня.

- Ну, чего стоишь? Или заварка кончилась?

Усмехнулся. Дрогнул, развернулся к столу. Подтащил к себе ближе чашки.
- Все равно вниз за кипятком идти, - разворот и вновь на меня взгляд. Опять какие-то тяжелые сражения с рассуждениями, и все же решается сказать, - а ты изменилась. Похорошела.

Рассмеялась, спрятав на мгновение взор. Шаг ближе.
- Полно врать. Я вот уже сколько времени совсем не меняюсь. Тебе помочь? Или сам справишься? - метнула взгляд на стол.

Заморгал, видимо, запнувшись в ходе своих мыслей и моего вмешательства. Взор на свои руки, а потом на меня.
- Да черт с ним, с этим чаем. - Шаг в сторону и присел на стул. Почесал затылок, а затем снова на меня. - Ты присаживайся, - ткнул рукой на кушетку напротив. - Ну или на стул. Куда хочешь, в общем...
Подчинялась.
Короткая пауза.
- Расскажешь, что здесь да как, или так и будешь молчать, смущая меня взглядом?

Расхохотался. Провел рукой по своему лицу, стирая эмоции. Покраснел.
- Да что тут рассказывать. Всё как всегда...


***
Вечер скатился на землю, не успела даже вздохнуть.

Познакомиться с персоналом, уладить бюрократические моменты бытия, а затем отправиться осваиваться на новом месте, в комнате на несколько человек, которая мне будет последующие месяцы за дом родной.

Во дворе было светло, несмотря на то, что уже солнце давно спряталось. Луна учтиво заливала своим светом все вокруг, а маленькие звездочки старательно вторили ее усердному делу.

Во дворе пылал костер - и теперь каждый ходячий мог погреться рядом с ним, если того желал... Под аккомпанемент гитары и баяна, красивый, нежный, утонченный женский голос исполнял, цепляющие за душу, песни...
Пройтись немного ближе к лесу и рассесться на поваленном дереве. Я и Федор. Вновь наедине, как это было когда-то. Как тогда, когда я еще играла роль рассудительной женщины.

Взгляд на своего Хирурга и улыбнулась:
- Ты на меня не злишься за то, что я тебе сама правду не раскрыла?
- Злюсь? - удивленно дрогнули его брови. - Нет, конечно. Твое право...
- Честно? - радостно, но не без издевки переспросила, я и пристальнее уставилась ему в лицо.
Ухмыльнулся:
- Честно. Ведь и я тебе не все о себе рассказал.
Замерла я, разыграв удивление (но не без страха).
Пристыжено опустил взгляд.
Улыбался...
- Ведь ты была права, что во мне уж совсем мало русского.
- Да ты что? - передернула слова.
Закивал головой.
- И кто ты? Индеец?
Рассмеялся.
- Нет. Чернокожий абориген.
- Да ты что? - съязвила. - Как же я сразу-то не догадалась?! А ведь как похож!
И вновь смеется.
Тягучая, интригующая пауза. И, немного приблизившись, шепнул:
- Во мне кровь француза. Что не есть. Луи Батист Матуа. По кличке "товарищ Федор".
Не сдержалась - громко расхохоталась. Но тут же испуганно осеклась - прикрыла рот рукой и замерла. Живо осмотрелась по сторонам - никто не видел.
- А говорил-то, - ехидно закачала я головой. - Смоленск, Смоленск.
- Зато я там учился.
Удивленно выгнула я бровь, метнув короткий взгляд. А потом застыла.
- Нет, ты, конечно, молодец. Не то что я.... толку что столько времени и чести? - Тяжелый вздох. - Все равно дальше медсестры боюсь идти.
Рассмеялся.
- Знаешь, я такой наглой лжи еще никогда не слышал.
- Чего?! - заревела я и уставила на него, полный негодования, взгляд.
- "Боится она вершить чужие судьбы". И кто это говорит, та которая за последние двести лет так все переменила в нашем обществе, что едва ли можно узнать что-то из старого, сумасбродного уклада.
Замерла я, кое-что осознав.
- Двести лет?
- Ну, где-то так... - поспешил оправдаться мой Хирург.
- Это сколько же тебе, подлый лягушатник?
- Это почему сразу подлый?
- Ты не ответил!
- Ты тоже!
- Я пошутила.
- А я нет, - резко дернулся и давай дразнить меня, пытаясь щекотать бока. Отдернулась, отбилась и тут же отодвинулась.
- Перестань! - обреченно вскрикнула, чувствуя, что проигрываю (в принципе, как всегда).

Замер.
Не отступаю от своего.
- Так сколько тебе? Два века?
- Чуть больше. Два с половиной где-то. Я как-то не считал.
- И что, не помнишь в каком году родился?
- Примерно. Тогда было не до этого.
- Ужас какой, - съехидничала я, хотя понимала, что тут особо нет над чем иронизировать. Такие уж то были времена, тяжелые и темные... - Кстати, а разговариваешь, конечно, безупречно. Ни малейшего акцента.
- Да-к, сколько прожил в России. Моя вторая родина. А ты? Как тебе удалось, будучи... "принцессой макаронников"? - "оплеуха в ответ"; поймала, поняла, проглотила. Улыбаюсь.
- Да как, я же та самая "барышня" в нашем Ордене, которая так безумно помешена на искусстве и образовании. Вот и не обхожу стороной ни науки, ни языки. А года упорных тренировок берут свое. Chacun à son péché mignon [10], - едва слышно добавила, чтобы никто, кроме Федора, не услышал. Кроме... Луи.
Улыбнулся, тягучие секунды, и все-таки не совладав с собой, рассмеялся.
- Что? - пристыжено уставилась на него, чувствуя, что краснею.
- Ничего. Просто, неожиданно. Слушай, - вдруг резко вскочил на ноги. - Можно тебя пригласить на танец? Прошу.
Скривилась, сконфужено отведя взгляд.
- Да полно смущаться. Сегодня такой день! ТАКОЙ ДЕНЬ! Грех не повеселиться, тем более, что никто не знает, что нас ждет завтра. Ну же, давай!
Несмело коснулся моей руки своею. Потянул на себя - поддалась.
Робко прижал к себе, забыв о расстоянии приличия.
Уткнулась ему в шею. Глубокий вдох - и выровнялась.
Нежные, плавные движения в такт музыки. Веки прикрыла. Мысли неспешно кружились, словно снежинки, оседая на дне рассудка. Его аромат. Тихое, родное дыхание. Я тонула в этих умопомрачительных чувствах, отчего хотелось навсегда растаять здесь и сейчас, и больше никогда не расставаться.
- Луи, - едва слышно, неосознанно прошептала. Невольно дрогнул. Остановился.
Его щека коснулась моего лица, легкой щетиной слегка царапнув. Тепло вмиг разлилось по всему телу, скатываясь волной жара вниз. Облизал губы. Взгляды заметались то на мои уста, то в глаза. В шаге от поступка, от которого трепет дрожью пробивает все тело.
Но едва он дрогнул, наклонился в попытке приблизиться своими губами к моим - как тут же проиграла я сама с собой бой - и резко, стыдливо прижалась щекой к его плечу, прячась от греха и соблазна. Пристыжено зажмурила веки, отчего слезы не удержались на ресницах - и тихой рекой покатились вниз.
- Прости, - едва слышно шепнул. Но из объятий не выпустил. Не прогнал... - Прости меня, я не должен был.
- Это ты прости, Федя... я тебя люблю. Очень люблю, - искренность сама взорвалась во мне, словно давно созревший плод. - Только, боюсь, эта не та любовь, на которую ты рассчитываешь. На которую заслуживаешь. Я слишком давно одна, и я разучилась быть "чьей-то".
Руки его сплыли вниз, немного отстранил, давая себе возможность взглянуть мне в глаза. Нежная, понимающая улыбка.
- Друзья?
Пристыжено поджала губы (внутри сгорая от ненависти самой к себе; за свою слабость, за свой страх и боязнь к переменам, к открытости, к отношениям).
Несмело, неуверенно закивала головой. Кривая, лживая улыбка:
- Друзья, - решаюсь повторить... сухими от волнения, губами.

***
От того тяжелого, но такого важного разговора в ночь моего приезда, наши отношения, слава Господу, не испортились. Хотя я до ужаса этого боялась. Нет, Федор, Луи, все воспринял достойно, как и подобает воспитанному мужчине. И потом, возможно, он тоже не особо был уверен в своих чувствах. Просто, запутались. Ностальгия, переживания, разлука сыграли с нами злую шутку, перевернув все внутри и спутав нити разума и сердца, сотрудничества, дружбы и влечения.

Время шло - и многое в наших жизнях менялось. Вместе с линией фронта, мы плавно двигались вперед, к великой Победе.

Очень часто я помогала Соколову-Матуа в операционной. Страх и беспокойство мои отступали - и теперь уже могла свободно следить не только за процессом полосования скальпелем пациента, но и другими (шокирующие неопытный разум) манипуляциями с внутренностями человеческого организма. Шаг за шагом, во мне упорно Луи воспитывал врача, временами даже поручая не только самые простые, но и достойные, в пору Ассистенту Хирурга, действия.

Вечера все так же просиживали вдвоем то за чашкой чая, то за булками, то просто... наблюдая за звездами или слушая капель дождя. Друзья. Мы стали истинными, самыми близкими, неразлучными друзьями, которым только можно завидовать. Их сплоченности, единомыслия и взаимопонимания. Нет, конечно, случались ссоры, крики и даже злобное чертыханье "товарища Соколова", но не проходило и дня, чтобы мы тут же не мирились и не шли вместе выполнять свою работу или наслаждаться досугом.

=========
Сноски:
[10] - с франц. - "у всякого свой грешок".

 » "Ч. 5 Глава 46. Победа"

" ПРИКАЗ

Верховного Главнокомандующего
По войскам Красной Армии
и Военно-Морскому Флоту
8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил.
Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена.
Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны.
В ознаменование полной победы над Германией сегодня, 9 мая, в День Победы, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, тридцатью артиллерийскими залпами из тысячи орудий.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Да здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-Морской Флот!
Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза И. Сталин."
9 мая 1945 года

За долгие годы жизни на фронте, в состоянии вечного напряжения, дыхания смерти и боевой готовности, полностью привыкаешь к мысли, что этот ад никогда не закончится. Нет, веришь, искренне надеешься на грядущую Поведу, ведь иначе просто не может быть... но в месте с тем и свыкаешься с тем укладом, который тебя окружает каждый день.

Когда объявили о Победе, не сразу поверилось ушам. Не сразу поверилась глазам... разуму.
Но все же - это правда. Истинная правда, от которой лишь хочется громко кричать и отчаянно плакать, радуясь и печалясь одновременно. От счастья, что пекло замерзло - и на земле теперь начнется такая долгожданная мирная жизнь. И от грусти... по всем тем, кто так и не смог дожить до сего, такого Великого, не побоюсь этого слова, Дня. Дня Великой Победы!
Спасибо вам, герои, за Вашу храбрость и стойкость! Спасибо за мирное небо над головой! Спасибо за слезы, пот и кровь, положенные на плаху жизни. Спасибо за будущее, дарованное потомкам!

***
- И что? Куда теперь? - криво улыбнулась я в сторону Соколова. - К себе .... или?
- Или куда? - язвительно улыбнулся тот.
- Ну, не знаю, может тебя кто-то там ждет... из прошлой жизни?
Тягучая, терзающая мою душу, пауза.
- Ждет, - наконец-то изрек. Нахмурился - но вдруг мгновение, и тотчас расхохотался, видимо, не выдержав моего ужаснувшегося, полного разочарования, вида. - Ждет меня с войны на далеком острове противная макаронница со странной фамилией Колони.
- Вот ты, - злобно чиркнула зубами и в сердцах стукнула кулаком ему в грудь. - Ты когда-то поплатишься за эти твои издевательства надо мной!
- Я? - удивленно вздрогнул Федор. - И не мечтай. Я от этого заговоренный.
Скривилась в улыбке:
- Сейчас расколдую - и по делам тебе будет.
- Хе-хе, - резко притянул к себе и обнял. Шепнул на ухо: - И куда ты меня тогда тащишь?
Оттолкнула силой его и рассмеялась:
- Никуда. Сиди здесь, а лучше вон в чистом поле - и вредничай со стадом коров. А ожидания твоей макаронницы ты не достоин!
- Обиделась, что ли? - вновь пытается притянуть в свои дружеские объятия.
- Да на тебя обидишься, лягушатник подлый, - отталкиваю его вновь. Шаги к двери. - Еще проснешься с утра, перепутаешь, ненароком, и съешь меня.
- Ох, ты моя лягушка, куда намылилась?
- Куда-куда? Собирать вещи да домой пора ехать. Заждались там уже все. И кстати, с тебя должок.

Встал, оторвался от стола и прошелся по комнате за мной.
- Что это еще за должок?
- По окончанию войны ты обещал подумать над тем, чтобы окунуться с головой в политику Ордена и попробовать там навести порядок. Помочь мне.
- Вот так те на... Как это я так неосторожно заболтался, - расхохотался мой Хирург.
- Да-да, вот такая вот засада, - игриво проговорила я и отворила дверь. Шаг в коридор. Разворот лицом к Соколову (что уже следовал за мной). - Так что раз тебя никто другой не ждет, кроме меня, собирайся быстрее и будем отчаливать в родные мне места...

...
Так и сбылось, Федор Алексеевич Соколов, он же Луи Батист Матуа, любезно сопроводил меня на Искью и там, с моей настоятельной просьбы, принес перед Советом присягу на верность Ордену, вступив на должность Поверенного.
Это решение ему далось легко и без особых размышлений, ведь, как он сам говорил, ничего его больше не удерживало в прошлом мире. А уж страх перед обетом безбрачия - не такой уж и велик, учитывая что последние пару веков ему с этим как-то не очень везло.
Целомудрие хранить не требовалось - и на этом единственный волнующий его вопрос исчез, растаял, словно и не было.

Так я обрела не только очень близкого друга и единомышленника на Искье, но и верного товарища, советчика, который не только, как Аско, трезво судит и расставляет приоритеты в политике, но и отличается крайней жаждой к справедливости, отчего многое пришлось мне переменить и усовершенствовать. В частности, саму систему и поведение Поверенных. Умерить их пыл и амбиции...

Ивуару, как и Эйзему, новоприбывший в наш полк власти, сей Древний очень импонировал, а потому его слава и роль в деловых отношениях стремительно росла.
Во многом, Ар и Луи были схожи характерами, правда, душу открывать Матуа мне было куда проще, нежели старику. О личном, о наболевшем, и даже о глупостях - всегда готов мой лягушатник меня выслушать, поддержать, или оспорить и подсказать лучший выход из ситуации.
Луи стал моим вторым я. Правой рукой и верным, мудрым другом.
Каждый день я благодарила судьбу за то, что она нас свела. И более того, в последствии - не разлучила.

 » "Ч. 5 Глава 47. Эхо прошлого"

***
Года бежали, словно ополоумевшие. Дела, дела, дела...
Да так, что и перемены едва ли замечались. Уже и XXI век подобрался к нам, сменив не только декорации и костюмы, но и многие приоритеты в жизни.
Покорение Марса, развитие авиации, кораблестроения, медицины, генной инженерии и прочего. А после и вовсе весь мир окутала "живая" паутина, в которой, будучи хоть на краю света, можно за считанные секунды найти себе нужного человека, увидеть воочию и даже помахать рукой (или же грозно показать кулак), при этом не особо себя утруждая. Земля вдруг стала одной большой деревней, и уже толком неважно, кто ты и откуда. На первый план вышли общие интересы и развлечения.
Но нет. Это не рай спустился с Небес. Нет. И даже близко к тому не подобрались: много еще тех, кто страдает от голода, жажды и, казалось бы, самых примитивных болезней. И не просто страдают, но и ежедневно умирают. Международный терроризм, небольшие (в сравнении с прошлыми масштабами, но не мене трагические и неприемлемые) постоянные войны и конфликты; бактериологическое оружие. Уход от элементарных семейных, человеческих ценностей, прославляя "свободные отношения", незначимость института брака, порой, даже содомию.
Мир не потерял свою двоякость. И как преобразовывался День, так устрашалась и Ночь, неся с собой громадные разрушения...

Правда, теперь уже от всего этого я была немного далека. И говоря слово "немного", не кисло утрирую.
Моя закостенелость вновь начала набирать свои обороты. И все те перемены, что я жадно постигала в сороковые года, сейчас для меня давались нехотя и с натяжными усилиями.
Был, конечно, тот, кто заставлял меня не сидеть на стуле ровно. Это - Матуа. И тем не менее, все, что нужно для развития науки, образования и культуры, я делала основательно, а в остальном же - за книгу и в любимое кресло. При этом поблагодарите, что на тумбочке стоит электрическая лампа, а не масляная или свеча.

***
А дальше наступил день, когда все взорвалось, словно атомная бомба.
Передо мной мое прошлое и настоящие поставили жестокий выбор: или самый дорогой в жизни человек (существо), или же моя честь, верования, жажда и отчаянное преследование справедливости.
На кон выставили моего Луи Батиста Матуа. Моего Федора Алексеевича Соколова. Моего "Товарища Хирурга"...

И зря!
Это был неравный бой. Ведь исход известен заранее. Глупо даже сомневаться или надеяться.
Уж слишком много я отдала этому миру, чтобы сейчас позволить отобрать то последнее, что я так долго сокровенно берегу.

Зубы обломите. Клюева Анисия Дмитриевна никогда не сдается! И победа будет всегда за ней!
За Витторией Колони.

***
А все началось с того, что на очередное заседание Матуа не явился.
Помню, удивило меня это тогда не на шутку. Но Ивуар уверил, что беспокоиться не о чем и всё под контролем.

Так и быть.
Забыла...

А затем через несколько дней... Луи, бледный, дрожащий, исходящийся от пота, нехватки крови, отдышки, судорог, рухнул в туннель, ведущий на Искью.

Помню, сижу в библиотеке. Читаю книгу. И вдруг - словно кол в грудь. Замерла, сжавшись от боли. И перед глазами так резко забегали картинки... Одна за другой. Ужасные, болезненные картины, на которых измученный, при смерти мой Матуа.

Книга выпала из рук на пол.
Резко вскочила я на ноги - и молнией кинулась в нужном направлении.
Еще миг - и опустилась, присела рядом с бессознательным телом друга.
- Помогите унести! - гневно гаркнула, приказала я стражникам - и тут же коснулась рукой его шеи. Бледнота на мгновение отступила, но потокам крови так и не удавалось разбуяниться в проклятых жилах. Что-то было не так. Но что?

Оставалось лишь догадываться...

...
- Давайте сюда, в его комнату.

Бережно уложили на кровать.
Мигом стащила с него туфли, пиджак, расстегнула рубашку. Вытащила из-под спины одеяло и тут же сверху его укрыла.
- Воды! Кто-нибудь принесите воды и полотенца! Ну же, Луи, родной мой. Скажи, что с тобой? Что?

Но как бы я не старалась достучаться до него, тот упорно молчал. Не приходил в себя.
Хотя сердце еще билось...

Мысли. Я когда-то обещала ему никогда не читать его мысли. Хотя и не собиралась - личный мой зарок, но боюсь уж совсем выхода нет. Ведь кто знает, что произошло? Или...
Осознание тут же прошибло током. Срываюсь на ноги - и мчу в зал Совета.
Замерли все собравшиеся, испугавшись столь резкому моему появлению.
Плевать. Беглый взгляд, ища того, кто мне так нужен. И вот оно:
- Ивуар, вы мне нужны!
- Виттория! - от негодования вскрикнул Асканио.
- Немедленно! - прорычала я, отчего тут же разлетелось несколько люстр.

Зашумели в испуге Древние. Нечего поделать.
Кротко откланялся Ар - и пошагал ко мне.

Считанные секунды - и скрылись в коридоре.
- А теперь выкладывай, под каким таким контролем был Матуа и какого черта он сейчас лежит в своей кровати и умирает?! - дико завопила я, готовая тут же проглотить своего нерадивого собеседника.
Стекла в витражных окнах тотчас зазвенели, треснув и слегка осыпавшись.
- Успокойся. Я все расскажу. Но не здесь.
- А ГДЕ?!
- Пойдем к нему. Его сейчас ни на мгновение нельзя оставлять одного. Более того, боюсь его придется запереть в подвале...

***
И вот мой грех, или подвиг, кто как считал, эхом из сороковых сейчас звонкой луной отбивал по сводам моего разума.

Как ты мог так поступить? Меня осуждал за отчаянную попытку основательно вмешаться в чужую судьбу, а сам лично двоих вытягивал за ноги из пекла?

И теперь что? На кой мне все это, если ты, мерзавец, сейчас сам едва ли не на ладан дышишь?

Осторожно присела рядом, прямиком на землю. Робко провела рукой по волосам. Взглядом скользнула по измученному, без сознания, телу Луи, которого мне предусмотрительно помогли снести в подвал.
Заперты. Теперь мы оба заперты здесь - и пока вновь ты не придешь в себя, себя настоящего, нет нам пути обратно. Нет у нас права возвращаться в мир бренный.
Темница. Та, что когда-то мне служила колыбелью безумия, сейчас должна тебя остановить. Смирить, сломать - и заставить вновь отбывать свое существование.

Вдохи. Редкие, ленивые... Ты не хотел больше... жить.
- Ну же, родной. Ради меня, прошу... Как когда-то я восстала из пепла ради тебя. Сделай сей подвиг - в ответ, для меня, - тихо прошептала я и поцеловала в висок.

И вновь ход сердца начинает стихать, запинаться. Кровь застывает, не желая делать очередной круг. Благо, жизнь научила меня с таким бороться. Когда-то я спасала тысячи других жизней Древних. Но сейчас, чудо, сослужи мне самую главную службу - спаси Матуа.
Дрогнул, дернулся под моим прикосновением. Синюшность тут же отступила, сменяясь на пунцовость. Темно-бурые и ярко-алые ленты сосудов вмиг исполосовали все тело, напрягаясь от давления бешенных потоков в оных. Вдруг вскрикнул, выгнулся от боли, широко распахнув глаза - держусь, все еще держусь я рядом. Быстро сменяю положение ладони с шеи - на руку. Хватаюсь за локоть и еще сильнее пытаюсь взбунтовать ленивую плоть. Еще миг - и дернулся, силой вырвался от меня и отлетел в сторону, в ужасе осматриваясь по сторонам.
Взгляд пустой, мутный. Слепой.
Рычит, сторожась каждого шороха, звука доносящегося снаружи.

- Луи, это я, - нежно, тихо шепчу.
Замер. И, едва надежда загорелась в моей душе, что услышал, внял, как вдруг рывок - и в мгновение ока кинулся на меня. Искья дала тебе силы, но разум не вернула. Вмиг вонзил клыки мне в плечо, рывок - и уже добрался к шее. Пытаюсь вырваться, но голодная хватка оказалась в сей раз сильнее - моментально присасываешься к горлу и начинаешь тянуть багровую. Секунды осознания - и отлетаешь в сторону, бешено, с отвращением, выплевывая добытое. Не та, не та жидкость тебе нужна. Совсем не эта...
Хмуришься, кривишься. Скалишься. Безумие ищет щели, через которые можно выбраться наружу. Через которые можно прорваться к запретной живильной влаге.
Не корю, не мщу, не обижаюсь. Просто жду - жду пока мои раны затянутся, пока ты освоишься и успокоишься. Чтобы вновь подобраться к тебе ближе и боль попытаться разделить на двоих...

Но время идет, и все больными, безысходными кругами повторяется, словно бег мыши в колесе: выздоровление - не приходит, а душа твоя все чаще противится жить, лишь тело временами вторит моим сражениям.

Не справляемся... ни ты, ни я уже.

Руки опускаются. Изо дня в день я откладываю vivi sepultura для тебя (хоть и без непосредственного погребения). Все же это - слишком невыносимое испытание. Казалось бы, просто кол в грудь - покорно лежи себе под сводом потолка, временами сгорая от боли, и думай, над всем, что произошло... до той поры, пока плоть не очистится, и то, если повезет. Но это неприемлемо. По крайней мере, для меня. Не заслуживаешь сей жуткой участи ты. Не заслуживаешь.

Держаться до последнего! Не сдаваться... любой ценой!
Душу свою выверну - но заставлю тебя вновь свободно дышать! Заставлю жить! Даже если сам того уже не хочешь...

***
Закрытые в подвале, мы провели несколько недель вместе.
Срывался, кидался на меня вновь, словно дикий хищник, пытаясь выбраться за пределы этой тюрьмы. Его безумие жаждало крови. Единственной на свете крови - крови, той самой Марии и маленького мальчика, которых он так фанатично спасал.
Рассудок отпустил поводья - и тело Древнего с легкостью уже могло убить все дорогое душе. Вот и бросался без промедления и капли сожеления на меня Луи, гневно клыками вгрызаясь в шею, руки, плечи, раздирая в клочья мою плоть...
Только я была сильнее, мое желание сильнее - и приходилось отсутпать, словно загнанному зверю. И, развалившись на земле, содрогаться в муках и судорогах.

Но даже капля камень точит...

И вот наконец-то пришел тот день, когда веки Матуа распахнулись - и наружу показался ясный, осознанный, хоть и полный боли да отчаяния, взор.

Живо подползла ближе. Приподняла его за голову с земли и уложила себе на колени. Нежно провела пальцами по волосам и неловко, как смогла, обняла за плечи.
- Родной мой...
- Прости меня...
- Не страшно, - шепчу, жадно глотая свои горячие, полные счастья, слезы. - Мы справились, а остальное - неважно...


Но это был лишь первый залп. А дальше следовало всё куда хуже, ужаснее и безысходнее...
Более того, прежде чем окончательно добить, жизнь заставила меня пройти еще и свой единоличностный, полный дикой радости, безудержного счастья и глубокой печали, беспощадный ад, в котором советчиком вдруг стало, неожиданно ожившее, сердце.

 » "Ч. 6 Глава 48. Пари"

2010 год

***
Я лежала в объятиях Луи и думала о чем-то своем, несущественном, совсем уже не всматриваясь на звезды...
Странное это было занятие: временами, когда погода позволяла, в ночи обильных звездопадов, словно школьники, выбирались на крышу и, разлегшись прямиком на земле, всматривались в небо. Что-то было завораживающее, магическое в этих событиях. Словно люди, существа, нам подобные, звезды срывались откуда-то из темноты и весь тот миг, что отведенный им как жизнь, пробегали, горя ярко и пронзительно, наслаждаясь каждым мгновением своего бытия.
- Ты спишь, что ли, уже? - зашевелилась, перевернулась на бок. Взгляд в лицо.
Веки закрыты, но ухмыляется.
- А говорил, до рассвета в этот раз дотерпишь, - не унималась я.
- Это ты у нас дозорный, а я люблю предаться сну. Кстати, ты мне когда-нибудь все же расскажешь, почему ты больше никогда не спишь?
Скривилась. Молча провернулась, разлеглась на его плече. Взгляд пред себя, утопая в бархатном темно-синем полотне, усыпанном искрами.
- Смотри! Опять твое любимое созвездие показалось!
- Ты тему-то не меняй! - вдруг встрепенулся Луи. Вытащил из-под меня свою руку и, облокотившись, уставился в лицо. - Сколько дружим уже. Чего только не знаем потаенного друг о друге. А такую элементарщину ты не хочешь мне рассказать.
- А, может, это не элементарщина? - съязвила я, обрушив на него взгляд. Скривилась в негодовании.
- И что, не скажешь? - от удивления выгнулись его брови. - Я ведь не отстану.
- Это хорошо, как раз тогда до рассвета и дотянем.
- Зима, как-никак. До рассвета слишком долго. Лучше летом это обещание исполню.
- Фу, - встрепенулась. Тут же расселась, скрестив ноги. Взгляд на Матуа: - Вот так и тебе и верь, слабак.
- Хорошо, - глубокий вздох - и разлегся на земле. - Я до утра не буду спать и встречу с тобой сегодня рассвет, но ты мне расскажешь, почему ты не спишь. Идет?
Обижено надулась я. Тягучие рассуждения.
- А если не расскажешь, - внезапно его осенило. Вновь подпер голову рукой и уставился на меня, - я тут же к себе пойду. В мягкую кроватку - сладко встречать твой рассвет во сне. М?
Чиркнула зубами, разыгрывая злость.
- Ну ладно, вымогатель.
Мило (издёвски) заулыбался тот и замигал бровями.
На мгновение опустить взгляд, вскидывая за и против, а затем смело ему в глаза и выдать:
- Я боюсь.
- Чего? - опешил Луи.
- Спать.
- Че-го? - врастяжку переспросил Матуа.
- Боюсь спать.
- Так, всё. Ясно с тобой. Очень смешно, - резко расселся. Хотел, было, уже и вовсе подняться на ноги.
Схватила за руку:
- Стой, - улыбка исчезла, уступив холодной серьезности, отчего тот тут же подчинился. Замер. - Это... правда, - продолжила я.
Тяжело сглотнула скопившуюся слюну, прогоняя неловкость и стыд. Спрятала очи. Лицо залил румянец.
- Боишься? - несмело, неуверенно переспросил, все еще опасаясь моего шаловливого притворства.
Покорно взгляд в глаза:
- Именно, - и снова спрятать очи. - Когда-то я тебе в общих чертах рассказывала о своем одиноком веке. Так вот... тогда я дала себе зарок, что больше не буду искать других вселенных в своей голове. Что признаю, что эта реальность - одна единственная настоящая. И дабы ее никогда не потерять, я больше не сплю. Я боюсь, что когда вновь открою веки - опять окажусь под толщей земли... и ничего всего этого не будет. Что ты - выдумка. Орден - выдумка. Весь этот мир, с его даже несовершенством и бедами, окажется... выдумкой. Я больше не смогу вновь пройти этот путь, пусть даже, во многом иной, но без дорогих сердцу людей.
Застыл, не дыша. Пристыженный взгляд опустил в землю.
Но мгновение - и внезапно ухмыльнулся. Печально так, болезненно:
- А ведь никак не смогу доказать, что я - настоящий. Да?

С облегчением, утопая в тихой радости понимания, улыбнулась я.
Несмело закивала головой - и спрятала взгляд от порицания.

Глубокий, тяжелый его вздох.
Вдруг движение - и разлегся на спине, устремив взор в небо. Пустой, замысловатый взор, углубляясь в свои собственные рассуждения.

Молча последовала его примеру.
Голову уложить ему на грудь - и замереть в тяжелых думах.

Прошло, может, где-то полчаса, или даже больше, прежде чем Луи решил вновь заговорить со мной:
- Вит... Прости, что полез в душу. Не хотел. Вернее, даже не думал, что так глубоко задену.

Вдруг рассмеялась я коротко, провернулась - взгляд на него, но не поймав ответного движения, обратно разлеглась, как прежде.

- Можно вопрос? Только без обид? - вдруг набрался смелости и продолжил.

Машинально пожала плечами, но затем - глубокий вдох, и ответила в голос:
- Ну, давай. Начал пилить - так ампутируй.
Короткий смешок.
- Только не обижайся. Это - мое мнение. И оно вполне может быть ошибочным.
- Да говори уже, - не выдержала я тянучки.
- Вот ты так держишься за эту реальность. Нет, я все понимаю, но... при этом полноценно жить полученной жизнью ты не только не стремишься, но и всячески избегаешь этого. Да встань ты, встряхнись, что ли. А не сидишь, прозябаешь. Какая у тебя цель в жизни? Книги читать и помогать развиваться тому бытию, в которое даже окунаться не хочешь.
Хватит отсиживаться на чердаке.
Вспомни те чувства, когда ты впервые летела на самолете. Даже тогда, сражаясь с болезнью, твой разум смог насладиться достижением общества. А сейчас, что мешает сейчас наслаждаться тем, ради чего ты сколько тратишь сил? Тебе не кажется, что все это как-то... глупо? Построить замок, но жить затем и дальше в лачуге...
И знаешь, если не учитывать всё то, что тебе пришлось пережить, пока ты меня лечила... Я ни капли не жалею, как поступил с Марией и Мигелем. Не поверишь, но за те недели, что провел рядом с ними, я впервые за долгое время почувствовал себя, само что не есть... по-настоящему живым. И счастливым, как тогда, когда ты вернулась ко мне, приехала на фронт. Я чувствовал, что не зря бьется мое сердце и делаю вдохи. Черт, что не зря все еще волочу ноги по земле! Здесь, утопая в своей гребанной вечности, мы словно лунатики: прозябаем порученное нам время в невнятном, мутном сне. А там - там вновь жизнь бьет ключом. И хочется улыбаться, резвиться. И даже, в конце концов, страдать. Ведь в итоге все равно равновесие тебя снова поднимает вверх на чашах весов - и ты опять наслаждаешься счастьем. Истинным счастьем.
Так к чему я это все... - внезапно замер.
- Да, к чему? - решаюсь на иронию.
Поддержал тихим смехом.
- Нет, не подумай, - продолжил, - я не пытаюсь своими баснями тебя приспать или убедить пересмотреть свое отношение к этому страху. Как по мне, в нем никто не имеет права тебя упрекать, беря во внимание то, что ты прошла. Но... знаешь, ты обязана, а уж тем более раз так сильно хватаешься за эту реальность, как ты сказала, полностью окунуться в настоящее. Хватит жить прошлым. Люди вон уже в космос летают. Во-о-он туда, - ткнул пальцем в небо, - к Богу, как мы раньше думали. Верили...
- Они просто не долетают до Него.
- Да-да. Именно так. Так! Стой! Не меняй тему, - шутливо гаркнул на меня. - В космос уже летают, а ты все еще живешь XIX веком. И частично нашими сороковыми. Это же неправильно! Поедать нижний корж торта, выбрасывая не только верхний, но и середину. Начни с крема - и поверь, тебе очень понравится!
- Да неужели?
- Вот тебе и "неужели". На самом деле, если бы не ты, я давно бы уже пустился во все тяжкие, наслаждаясь сегодняшним. А то уж совсем осточертело ковылять, спотыкаясь о прошлое и ждать неминуемое будущее.
Тишина разлеглась между нами, давая полностью окунуться в свои мысли.
- Хотя, - вдруг ожил Матуа, - чего я тут распинаюсь? Всё равно у тебя не получится. Даже на немного. Ты слишком стара для этого.
- Че-го? - в негодовании взревела я, резкий полуоборот и, опершись на локоть, обрушила на него полный злобы взгляд.
Последовал и тот моему примеру. Глаза в глаза:
- Говорю, слабачка ты, не получится у тебя.
- Ах, значит, стара?! Слабачка?!
- Ага, - ехидно улыбается до ушей.
- На самолюбии решил сыграть? Да?
- Да-да, на нем, - иронически запричитал Луи, вторя киванием головы. - И все равно не справишься.
- Спорим? - резко вскочила, расселась я на земле. Привстал и он.
- Да легко!
- На что?
- На сон твой.
(опешила я; молчу)
На ночь сна, или час - неважно. Главное сон и в моем присутствии. Ведь исходя из того, что я знаю, тебя тут на самом деле держу только я, дурачок, и Ивуар.
- Да-да, ты - дурачок, - язвительно повторила (хотя все еще несмело), а затем добавила, дабы совсем не обидеть своим акцентом, - и Ивуар.
- Ну, это если я выиграю, - продолжил Матуа. - А если ты? Чего желаешь?
- М-м-м, - потянула я, перебирая мысли.
- Давай, как и ты, спать не буду? Научусь бодрствовать всегда.
- О-о-о! - вскрикнула я, разыграв трагедию. - Только не это! Ты пару суток не поспишь - бухтишь, хуже деда беззубого на лавке. Так что уже лучше выспись, мой товарищ Хирург.
Ухмыльнулся - давно его так не называла. И самой как-то нежно и тепло на душе стало - пристыжено спрятала на мгновение взгляд.
- Ну, так, что тогда, если ты выиграешь? Что с меня? - переспросил Луи.
- Я еще не согласилась с твоим требованием.
- Видишь, ты даже сама в себя не веришь! А начинаешь мне тут рассказывать, что не слабачка.
- Верю! Ладно, хорошо. Но стерегись! Такое загадаю, что сам меня на цепь посадишь, лишь бы не выиграла пари.
- Жду не дождусь, - резкое движение - и разлегся на земле. - Думай, давай, а я пока посплю, - развернулся на бок.
- Вот ты медведь косолапый. Сутками бы спал.
- Неправда, - буркнул себе под нос, уже не открывая веки.

Легла рядом, уставившись в небо.
Тяжелый вздох - и начала судорожно перебирать возможные варианты "казни" сего самоуверенного, наглого существа.