Путь скарабея (ИЛР, 18+)

Тарга обвела двумя пальцами глаз и издала чмокающие звуки.
- Влюбился? – Виттория подпрыгнула на месте. – Точно! Зира, он в тебя влюбился. Я бы тоже в тебя влюбилась, будь ты настоящим мужчиной, - доверительно сообщила она. - Но если в мужчину влюбляется юноша, то это… это… Это же ненормально! Так не должно быть! А если дело доходит до содомии… Фу! Противоестественная связь - преступление против природы. Но ведь, на самом деле, ты не мужчина…
Тарга закатила глаза, выражая свое насмешливое отношение к ее рассуждениям.
- Только сейчас подумала… Магрибская вера не запрещает «играть» с мальчиками. Представляешь? Священная книга магрибов обещает, что праведники в загробной жизни будут иметь, кроме прекрасных девственниц, бессмертных темноглазых отроков, находящихся среди них, подобно скрытому жемчугу. Эпитет тот же, что у гурий! Следовательно, райские мальчики предназначены для удовлетворения похоти. Зира, ты не находишь, что у магрибов все сводится к одному?
Тизири пожала плечами. Она не разбиралась в магрибской теологии.
- Нет, ты вдумайся! Они стремятся попасть в рай, чтобы вечно лишать невинности девиц и развращать мальчиков, - Виттория сделала совершенно неожиданный вывод и нахмурилась. – Зира, а ты видела? Видела, как мужчина совокупляется с мальчиком?
Тарга кивнула и приложила ладонь к лицу, что означало: лучше бы не видела.
- Насилие над ребенком у них не считается ни грехом, ни преступлением… и не карается смертью, как если бы за подобным занятием застукали двух взрослых. Но мальчик – это не полноценный мужчина, потому что недееспособен и не несет ни за что никакой ответственности. Чудовищный теологический парадокс! И ужас… Они не считают детей людьми! Как и своих женщин. Как хорошо, что меня признали взрослой, – обрадовалась она. - То есть взрослым. Но все равно, вдруг меня кто-то возжелает? Я же выгляжу, как мальчик.
Тарга сделала успокаивающий жест одной рукой, а ребром другой провела по своей шее.
- Знаю, ты меня защитишь, если кто-нибудь будет покушаться на мою…
Сестра шлепнула ее по мягкому месту, ниже спины и поднялась.
- Не бей меня по попе, плохая примета. Всех женихов мне отобьешь!
Усмехнувшись, тарга сложила ладони вместе и раскрыла.
- Книги? Причем здесь книги?
Тизири показала, что достает свое бьющееся сердце и захлопывает его в воображаемой книге.
- Ты об истории? Да! Мое призвание – наука. И вообще, мы с тобой не о том мы думаем. Сегодня – три дня…
- Угу, – Тизири проложила пальцы ко лбу, что означало «помню» и смежила веки, поминая погибших.
Виттория закусила губу, сдерживая слезы, и шмыгнула носом.
- Со мной все нормально, - заверила она таргу, которая гладила ее плечо и заглядывала в глаза. – Не буду плакать. И без того лицо опухшее.

Умывшись из ведра, наполненного еще с вечера, они сходили в общественный нужник, зловонное обиталище мух со всех округи, но с удобством в виде кувшинов с водой. Позавтракать решили после того, как оседлают верблюдов и погрузят вещи.
Тизири движениями рук поинтересовалась, сможет ли Виттория долго находиться в седле.
- Да, я готова к длительному путешествию. Я выдержу. Даже ощущаю некоторое воодушевление оттого, что мы, наконец, покидаем Куфрейн.
Тарга с сомнением поджала губы и достала мазь…
Солнце поднялось над горизонтом и залило теплым светом большой двор караван-сарая, где стоял невообразимый шум и гам. Погонщики громко спорили между собой за более легкие тюки, каждый старался выбрать для своих верблюдов более маловесную ношу, припоминая прошлые походы, когда был обманут коллегами так, что его бедные животные еле ноги передвигали и чуть не попадали посреди пустыни. Бессмысленные препирания могли продолжаться бесконечно долго.
К крикам людей добавлялся верблюжий рев и повизгивание.
В упрямстве верблюд может посостязаться с ослом. Если он чего-то не хочет, то начинает издавать страшный рокот и брызгать слюной, раздувать зоб, кусаться и лягаться. Его владельцу приходится набраться терпения и приложить огромные усилия, чтобы заставить животное подчиниться. Придерживая тонкий ремень повода, продетый в одну из ноздрей, погонщик уговорами, угрозами укрощал ярость верблюда и принуждал его вести себя покорно. С понуканиями, похожими на храпы, натягивал узду, упирался ногой в его колено и заставлял лечь на землю.
Тизири ласково отстранила Витторию, желавшую помочь, и тем самым только мешавшую, и, жестом подозвав вчерашнего мальчика-скотника, заплатила ему два фелса. С его помощью она быстро управилась.
Девушки пили горячий чай и наблюдали за подготовительной суетой, когда к ним подскочил Мурад.
- Гумар, давай, веди своего верблюда. Грузить будем.
- Присядь, передохни, попей с нами чай, - пригласила его Виттория.
- Некогда рассиживаться! Дел много.
- Вах! Прямо, какой ты весь деловой…
- Идешь, Гумар?
Тизири покачала ладонью.
- Гумар спрашивает, сколько весит крупа? – перевела Виттория. – Этот верблюд у нас еще бурдюки с водой повезет и вещи.
- Там всего один кинтар веса! В пять раз больше можно навьючить.
«Значит, «химль», верблюжий груз – это, примерно, пятьсот пятьдесят фунтов», - быстро посчитала в уме Виттория.
Тизири неохотно поднялась и повела «грузового» дромадера - в подвьючной накидке с простеньким приспособлением под груз - следом за Мурадом к открытому складу, перед которым были выставлены, связанные попарно веревками из лыка финиковых пальм, равные по весу мешки, разного размера.
- Пять кинтаров много. Тяжеловато будет верблюду, - сказал мальчик-скотник, завороженно глядя сладости, разложенные на тряпице. – Столько навешивают только в крайних случаях.
- А сколько надо грузить, чтобы не было тяжело? – Виттория протянула ребенку кусочек халвы.
- Спасибо, – мальчик быстро сунул угощение за щеку. – Четыре кинтара, а лучше еще меньше.
«Ага, значит, не больше четырехсот сорока фунтов. Самый оптимальный вес, должно быть, триста тридцать», - отметила про себя девушка и спросила:
- А если больше, что будет?
- Верблюд не встанет, останется лежать.
- Никогда не встанет? – удивилась Виттория. Она слышала рассказы о верблюдах, умиравших от непосильной ноши…
- Если снять вьюк, то встанет. Куда он денется! Вранье все, что верблюд умирает, если на него нагрузить тяжесть, какую он не поднимет. Правда, в пути, в пустыне, верблюд может рухнуть от усталости. И тогда уже точно не встает, будет покорно ждать свою смерть… Но хороший погонщик никогда такого не допустит. Обязательно даст верблюду отдохнуть, - пояснил юный магриб со знанием дела. – Отпустит на выпас.
- Верблюжьи колючки пощипать?
- Вам не о чем беспокоится. У вас хорошие верблюды. Молодые и здоровые.
Погрузка еще не закончилась и не стихли споры, когда погонщики повели первых связанных пятерками дромадеров к воротам.
- Братья, поедем вместе, - позвал Мурад, восседая верхом на головном верблюде в связке. – Поедем со мной.
Совершено неожиданно Тизири охотно приняла предложение младшего сына караванщика и поторопила Витторию. Помогла ей забраться в седло и, убедившись, что она держится уверенно, подняла Джафара и привязала к нему навьюченного сородича.
Хитрый и коварный план тарги был очевиден – она намеревалась пристроить сестру под надзор Мурада, пока сама будет вольготно скакать по окрестностям.
Длинной вереницей процессия растянулась на пыльной извилистой дороге между возвышенностями.
Движение каравана, благодаря непринужденной грации верблюдов, обладало какой-то своей особой торжественностью. Мерно покачиваясь, ступая мягко и бесшумно, животные неспешно брели один за другим. Мелодично и печально звенели на разные лады бубенчики.

Через семь дней, без особых происшествий, они добрались до Ашайской пустыни.
За неделю Виттория поправилась: опухоль на лице спала, ушибы перестали беспокоить, синяки пожелтели, голова не болела. Опасения, что она получила сотрясение мозга, оказались напрасными. Но если физическое состояние пришло в норму, то ее душевное здоровье вызывало серьезное беспокойство. В первые дни у нее случались приступы головокружения и слабости, когда не дававшие ей покоя воспоминания о резне спонтанно вызвали удушающую волну паники. От падения в обморок ее спасала лишь быстрая реакция Тизири, которая всегда была рядом и внимательно следила за ней. Еще ее мучали кошмары…
К этому времени Виттория, внимательная слушательница словоохотливого Мурада, спасавшего ее от сумасшествия своей болтовней, знала о семействе караванщиков столько, будто давно была с ними знакома. В каких городах они побывали, какой товар перевозили, кто из их предков совершил паломничество в святые места, кому удалось разбогатеть на торговле, сколько стоит тюрбан дяди Теймура, когда сдох любимый верблюд отца и многое другое.
В обмен за обстоятельный рассказ о своей многочисленной родне парнишка рассчитывал получить информацию, желательно исчерпывающую, о Тизири, которая необъяснимо и необычайно его притягивала. Виттория не думала, что юноша, в самом деле, влюбился. Может, просто выбрал «Гумара» своим героем и хотел быть похожим на него.
Она не разочаровала Мурада, поведав ему придуманную от начала до конца, захватывающую историю из жизни его кумира.
- Ты должен дать клятву, что даже под страхом смертной казни, не откроешь нашу тайну, - потребовала она прежде, чем его удивлять.
- Богом клянусь! Никогда никому не расскажу. Если выдам, пусть с меня кожу сдерут, пусть на кол посадят.
- Вах! На кол-то зачем?
- Да чтоб меня в райские сады не пустили, если проболтаюсь! – он ударил себя в грудь кулаком. – Можешь мне доверять.
- Так и быть. Расскажу тебе, почему мы оказались в Куфрейне, – Виттория огляделась, дабы убедиться, что рядом нет посторонних ушей.
- О! Брат… – паренек подогнал своего верблюда ближе, чтобы не пропустить ни одного слова.
- Два года назад в Кахире Гумар пошел служить охранником к одному знатному богатому царедворцу. Этот вельможа - человек известный, поэтому имя его называть не буду. Он владеет большим роскошным дворцом с дивным благоухающим садом. У него много жен, одна красивей другой.
- Сколько жен? – Мурад возбужденно сверкнул глазами.
- Я тоже спросил у Гумара: «Сколько жен?» Он ответил, что не хватит пальцев на руках, чтобы сосчитать всех женщин в его гареме.
- Гумар заходил в гарем?
- Однажды, отправившись с каким-то поручением, он случайно увидел жен и наложниц своего господина, когда они резвились в купальне в саду.
- И что? – юноша застонал от зависти и заерзал в седле. Сквозь смуглоту на его лице пробился румянец. – Что сделал Гумар?
- Ничего. Он остолбенел, околдованный видом нагих красавиц. Ему казалось, что он попал в райский сад.
- Я б не устоял, набросился… Верно говорю, набросился бы!
- Тоже мне герой-любовник.
- Гумар, что, никак не воспользовался… своими возможностями?
- Гумар полюбил прекрасную луноликую Зухру. Старый вельможа купил эту девушку в одной знатной разорившейся семье и привел в дом младшей женой. Она была юная, как заря, свежая, как распустившийся с первой росой бутон цветка, нежная, как лепестки роз в саду шаха, белая, как снег на вершинах гор… – Виттория прекрасно владела восточным аллегорическим цветистым языком и знала много красивых эпитетов, потому что переводила магрибские сказки для литературного журнала. - Стройная, как пальма, пугливая, как газель… У нее были большие черные глаза, подобные глубоким колодцам с чистой водой, в которых днем отражаются звезды.
- Гумар понравился Зухре?
- Еще бы! Она с первого взгляда по уши влюбилась в Гумара, когда увидела его из окна гарема. Гумар - красивый, сильный, молодой… А ее муж - старый и толстый, с красным носом и слезящимися глазами. Гумар и Зухра начали тайно встречаться по ночам в саду, – придумывая детали легенды на ходу, она ни разу не запнулась. Экспромт вышел замечательный.
- Гумар овладел ею?
- О, да! Зухра не устояла перед его мужественностью. Упала в его объятия и прошептала: «Люби меня!»
- Ух-ты!
- Они решили бежать, потому что не мыслили жизни друг без друга. Бежать из Кахира, из Мисура, подальше, чтобы их никто не нашел. Они хотели всегда быть вместе, – Виттория сделала многозначительную паузу.
- Убежали? – не выдержал ее слушатель.
- Им помешали. Одна из старших жен, безответно влюбленная в Гумара, что-то наболтала мужу, вызвав у него страшную ревность. Муж устроил засаду у беседки в саду, чтобы убить Гумара, но Зухра пришла на свидание первая и обнаружила злодеев. Она закричала: «Беги, любимый! Спасайся!» Разгневанный муж выхватил кинжал и зарезал юную красавицу.
Тизири расхохоталась бы, услышав эту историю, но Мурад был потрясен до глубины души.
- А твой брат?
- Гумар перемахнул через ограду - и был таков. Ему ничего не стоило расправиться с вельможей и его слугами, но убийство не вернуло бы возлюбленную, а сам он стал бы государственным преступником. В ту же ночь мы покинули Кахир.
- Зачем ты убежал с ним в Куфрейн?
- Гумар мой брат. Я его голос.
- Да, заметил. Ты у него, вроде, толмача.
- Мы должны помогать друг другу.
- Отец говорит, что без поддержки брата – стоишь на земле только одной ногой.
- Мы всегда вместе.
- А я редко вижу своих братьев, – он вздохнул. - Вот, доберемся до Мисура, домой заглянем и повезем товар в Хорсобад. Тогда и встречусь с ними.
Виттория знала с его слов, что старшие сыновья Нурали перебрались в Хорсобад, второй по величине город Мисура, где владели лавкой в текстильном ряду. Сам юноша жил в большом отцовском поместье недалеко от Эль-Бадраша.
- Скорей бы вернутся в Мисур, - подумала девушка вслух. - Потом домой…
- Джафар, а кто тебе лицо разукрасил? – спросил паренек, понизив голос. - Гумар?
- Ты что! – она оскорбилась от этого подозрения. – Гумар меня спас.
- Кто-то перепутал тебя со своей женой?
- Хочешь сказать, что я похож на девчонку? – она обиженно насупилась.
- Немножко, – он пожал плечами.
- Поклянись, что никому не расскажешь, - она тянула время, придумывая новую правдоподобную историю.
- Да чего я маленький, что ли, не понимаю…
- А то большой!
- Я понимаю больше, чем ты себе можешь представить!
- Ты не можешь знать, сколько я могу себе представить! На самом деле, я знаю гораздо больше, чем ты думаешь!
- Я уже взрослый!
- Ага, местами. Калым накопил? – съехидничала она. - Ты всего лишь получил право участвовать в молебнах и по-прежнему полностью зависишь от отца и его воли. Пока не начнет расти борода, никто не будет считать тебя настоящим мужчиной.
- Тебе стыдно за то, что он сделал это с тобой? – вернулся к первому вопросу Мурад, всем видом выражая сочувствие.
Стыдно…
Виттория до боли закусила губу, опасаясь приступа слабости, и зажмурилась, от нахлынувших душной волной воспоминаний. Благо, что подробности не запечалились. Ее память о событиях того дня была подобна разбитому зеркалу, с застывшими в каждом осколке сценами. Разъяренные магрибы, взбежавшие по ступеням флигеля… Черная щетина на шее и острый кадык… Убитые мужчины на полу гостиной…
Для девушки это было позором, несмотря на то, что она стала жертвой. Потеряв невинность, для альбигонского общества она стала «порченой девицей». В магрибском мире подобных ей, вообще, забивали камнями, как преступниц перед Богом, хотя в этом не было ни капли их вины.
- Если он начал, но не… закончил, считается?
- Я бы не считал, – парнишка замотал головой.
- Быть мужчиной проще, – она двусмысленно рефлексировала вслух, а про себя думала: «Мальчик может скрыть, что имел связь с мужчиной. В его отверстии для сношения нет девственной плевы!»
- Твой господин на тебя напал, да?
- Он служил писарем в канцелярии калифа. Я жил в его доме в Тиграде. Знакомцы Гумара устроили меня к нему помощником. Пусть за свою работу я получал немного, но у меня были свои деньги. Когда началась смута, мы решили вернуться в Мисур. В городе начали своих резать, а мы чужаки… - легенда лилась из нее песней, за несколько дней она вжилась в роль. - Я вещи собирал, не заметил, как он подкрался. Напал, ударил по лицу … Решил наверстать упущенное. Он всегда смотрел на меня с вожделением, противно улыбался, норовил прижаться, но воли рукам не давал, побаивался брата. А тут не удержался. Хорошо, что Гумар появился вовремя…
- Ко мне тоже пристают, - вдруг признался Мурад. – Домогаются, деньги предлагают…
Виттория воззрилась на спутника. Бесцеремонно разглядывая его, она пыталась понять, что в нем представляет сексуальный интерес для мужчин. Внешностью он обладал отнюдь не ангельской. Был самым обычным юношей - угловатым, резковатым, ничуть не женоподобным - с заметной черной порослью усиков над пухлым ртом. Хотя мальчишеского обаяния в нем хватало. Его простое лицо отличалось живостью, в прищуре вишневых глазах сквозило лукавство, а в улыбке – задор.
- Ты отвергаешь… ухажеров?
- Пусть только попробуют тронуть! – он схватился за саблю на поясе.
- И у тебя ни разу не было?
- Отец говорит, что это грех, - ушел от ответа Мурад. Однако, судя по выражению его лица, с анальной девственностью он уже расстался. – И больно…
- Мерзость какая, – вырвалось у нее при мыслях о содомии.
- Наш сосед продал Юсуф-паше своего младшего сына Малика, чтобы расплатиться с долгами, - продолжал он. – Хорошо, что наша семья не бедствует.
- Как продал?
- За деньги. Малик понравился Юсуф-паше. Теперь живет во дворце.
- Ужас.
- Малику во дворце лучше, чем дома.
- Чудовищно, - прошептала Виттория.
Общество, в котором продажа детей в сексуальное рабство являлось нормой и не осуждалось, не заслуживало ничего, кроме презрения!

По пути к ним присоединились новые беженцы, одни верхом на верблюдах, другие шли пешком. Караван-баши Нурали никому не отказывал, выполняя религиозные заповеди. Даже согласился кормить двух земляков за свой счет.
- Да воздаст Всевышний отцу и дяде Теймуру за их доброту и щедрость, - проворчал Мурад.
- Что не так? – Виттории не понимала его недовольства.
- Плохо, что к нашему каравану прибилось много чужаков.
- Еды может не хватить?
- Лучше сотня врагов за дверью, чем один дома.
- Вах! В этом смысле. К каравану может прибиться вражеский лазутчик?
- Пустыня только кажется безлюдной, - заметил парнишка, покоряя Витторию взрослой метафоричностью речи и заставляя относиться к себе серьезно.
- Ашайцы на кого-то напали?
- Тот, на кого напали, уже ничего никому не расскажет.

На воображаемой границе Куфрейна с Ашаем они купили десяток коз для мясных дней и кур, клетки с которыми навесили на дромадеров.
В пустыню вошел караван из пятидесяти трех человек и ста двадцати семи верблюдов.
Время переходов, которое определял Нурали, не зависело от пройденного расстояния, каждый раз разного. Один участок маршрута преодолевали легко, на другом продвижение замедлялось.
Ашай не был сплошным морем песка. Среди барханов возвышались большие скалистые острова, которые приходилось огибать. Желтые песчаные волны чередовались с длинными темно-серыми каменистыми грядами, где земная твердь поднималась монолитной стеной или выступала причудливыми нагромождениями гигантских глыб. Нередко встречались одинокие причудливые известняковые образования - посеченные песчинками пустынных ветров, фантастические памятники палеоокеану, некогда бушевавшему в этой части земли.
Кое-где монотонные пейзажи разнообразила манящими зелеными пятнами скудная растительность, свидетельствовавшая, что под ней на большой глубине есть вода. Саксаул тянулся к солнцу корявыми перекрученными сизыми стволами и отбрасывал красивые узорчатые тени, абсолютно непригодные для укрытия от палящих лучей. Из-за своих тонких, густо ветвившихся, безлистых молодых побегов, издали он походил на низкорослые уродливые ели. Пушился колючими шапками приземистый полуголый живучий джантак, основной верблюжий корм. Глядя на него, оставалось удивляться, как верблюд это ест и ухитряется не только наедаться, но и накапливать в горбу жир.
Однообразие пути - монотонные пейзажи и отсутствие новых впечатлений - предоставляло много свободного времени для размышлений, и Виттория много думала о прошлом и неизвестном будущем. Хорошо, что Мурад своей болтовней не позволял ей замыкаться в себе.
Место для стоянок выбирал Нурали, с учетом направления ветров, преобладающих в том или ином районе, зная точно, где можно разбить лагерь так, чтобы его не занесло песком. Пищу готовили на костере из собранного попутно валежника. Саксаул был идеальным топливом, почти не дымил, не рассыпал искры и долго горел. Не требовалось много дров, чтобы приготовить в большом казане кашу из ячменя, чечевицы и фасоли или плов на пять десятков человек и вскипятить в нескольких чайниках воду.
Вода из пропитанных смолой бурдюков горчила, что портило вкус пищи, но оставляла ее вполне съедобной. Постоянное чувство жажды заставляло забыть о капризах.
Виттории приходилось приспосабливаться, мириться с неудобствами и менять свою точку зрения на многие бытийные вещи. Она привыкала к примитивной острой магрибской стряпне, хорошо еще, что Теймур не злоупотреблял приправами. При этом открыла в себе любовь к чесноку, который стал неотъемлемым дополнением ко всем блюдам суточного рациона, помимо фиников и орехов. Однако пенять на себя за испортившийся вкус посреди голодной пустыни было глупо.
Тизири отклеила бутафорские усы и бороду, из-за постоянного маскарада у нее началось раздражение. Но ей не грозило разоблачение, потому что все остальные участники похода тоже защищались от песка, оборачивая лицо два-три раза так, что оставались видны только глаза. Обедать и ужинать тарга садилась рядом со своим верблюдом, в отличие от Виттории, которая иногда присоединялась к семейству караванщиков, когда дядя Теймур пребывал в хорошем настроении и много шутил.
Сестры участвовали во всех коллективных молебнах, компании не избегали, поддерживали разговоры, проникаясь проблемами попутчиков, вместе со всеми смеялись над байками, но не позволяли по отношению к себе панибратства. Выгадывали время, чтобы незаметно отлучаться по нужде.
Никто не сомневался в их принадлежности к сильному полу. Однако стали подозревать в ином…
И в чем? В богопротивной связи!
Было бы смешно, если бы не было так грустно…
Виной всему мучившие Витторию кошмарные сновидения. Они были фантасмагорическими. Снился отец с изуродованным лицом, почему-то сидящий в кабинетном кресле в Корстэнфорте… Снились спящие братики, которых она безрезультатно старалась разбудить… Снилась Эмилия, лежавшая на полу, раскинув руки, и смотревшая на нее остекленевшими глазами с укоризной и мольбой…
Виттория стонала во сне и просыпалась в слезах. Тизири обнимала ее и успокаивала. Страдальческие стоны и невинные утешительные объятия, замеченные кем-то, породили кривотолки. С утра на них косо поглядывали, осуждающе покачивали головами или глумливо ухмылялись.
Заговорить об этом осмелился только Мурад, на правах друга, после того, как застал сестер, лежавших в обнимку, под боком у верблюда.
- Он ласковый? – тихо спросил он, нарушив тяготившее его молчание, когда караван отошел от места последней стоянки уже достаточно далеко.
- Ты о чем? – Виттория не сразу поняла, что он имеет в виду.
- О Гумаре, – парнишка, вытянув шею, провожал взглядом таргу, отправившуюся в дозор.
- Хочешь испытать? – она слабо улыбнулась, представив лицо Мурада, когда он обнаружит, что Гумар не мужчина, а наоборот. Тизири могла…
Нет, во время траура тарга не впадет в грех прелюбодейства. Не такая уж она похотливая, чтобы не выдержать пост. И еще жива ее любовь к лейтенанту Грабсу…
- Я взрослый! – оскорбленно процедил Мурад сквозь зубы.
- Да? Тот, кто тебе предлагает побыть его женой, так не думает.
- А ты заменяешь жену своему брату!
- Ничего подобного!
- Да, ладно! Уж мне-то можешь не врать. Я знаю. Мои старшие братья меня тоже… использовали, когда у меня еще волосы не росли, когда мы все вместе жили в отцовском доме.
- И ты не сопротивлялся? – она изумленно вытащилась на спутника.
- Когда как.
- Вах! Только не надо мне ничего рассказывать, – в отказе Виттория выставила перед собой ладонь, морщась от отвращения и вместе с тем испытывая к своему спутнику жалость.
- Чего рассказывать… Ты сам знаешь.
- Что знаю?
- Приятней, когда с ласками.
Его откровение шокировало Витторию настолько, что она лишилась дара речи.

Древний город посреди пустыни, где некогда побывал моддарис Джафар, находился на расстоянии шестидневного перехода от Куфрейна. Виттория, у которой после всех потрясений, следом за сильными переживаниями наступила апатия, нечасто вспоминала о нем – другие мысли занимали голову, - а когда вспоминала, не решалась расспрашивать караванщиков без подходящего повода об исторических памятниках в пустыне.
С утра стали изредка попадаться утонувшие в песке развалины небольших одиночных построек. Потом волны барханов рассекло длинным сизым языком каменистое плато, где еще можно было разглядеть основания прямоугольных жилищ, сделанных из грубых необтесанных глыб и ямы, выдолбленные для хозяйственных нужд.
Виттория выпрямилась в седле и перестала дышать, когда из-за скального выступа показалась сложенная из массивных известняковых блоков стена, некогда увенчанная трехступенчатыми зубцами. По мере приближения, вырисовывалось множество других построек. Это был огромный лабиринт. Созданное титаническим трудом - светлое обиталище человеческого духа на фоне мрачных серых скал…
Сохранились главные ворота с мощными квадратными башнями. К арочному проему парадного входа вело подобие пандуса. В прошлом у съезда стояли изваяния, о чем свидетельствовали глиняные холмики по обеим сторонам.
Возведенный на возвышенности, расположенный на разных уровнях из-за сложного рельефа, дворцовый комплекс достойно выдержал напор времени. Ашай не похоронил его, как ни старался, лишь немного присыпал, и намел песчаные валы с восточной стороны, будто готовился к приступу и штурму.
- Это дворец проклятого царя-великана, - пояснил Мурад, которого Виттория нагнала, чтобы разузнать о развалинах.
- Почему «проклятого»?
- Он был огнепоклонником и врагом Бога.
- Откуда знаешь, что он был великаном?
- Сам видел его огромную голову там, за стенами!
- Там есть каменные истуканы?
- Есть. Люди и звери.
- А как звали этого великана? – Виттория изучала магрибский фольклор и знала имена мифологических героев.
- Кабируд-шах.
- Он был правителем Ашая?
Это была новая незнакомая версия старой сказки. По преданию, царь-великан Кабируд, действительно, был проклят за гордыню. Он прославился, как антагонист бога и строитель «башни до неба», которую каждый рассказчик размещал в разных уголках магрибского мира. Кабируд поднялся на башню и начал пускать стрелы из лука в небожителей…
- В ту пору, когда он правил Ашаем, это был богатый цветущий край с большими городами-крепостями. Тут текли реки, зеленели сады, на лугах паслись тучные стада быков. Всевышний проклял Кабируда за то, что он хотел его убить, а все его владения превратил в безводную пустыню.
- Хочу посмотреть, что находится за этими стенами, – Виттория заерзала в седле. Ей не терпелось отправиться на экскурсию. – Где мы остановимся?
- Около источника, – парнишка кивнул на длинную ложбину с рощей финиковых пальм. – Успеем полазить в крепости.
Приближалось время дневного отдыха, когда караван делал остановку, чтобы переждать изнуряющую жару. Верблюдов разгружали, вели на водопой, если имелся, и отпускали на выпас, если в округе произрастал какой-либо корм. Дядя Теймур варил в казане незамысловатый обед на всю многочисленную разношерстную компанию странников.
Виттория старалась скрыть переполнявшую ее радость, которая могла быть неверно истолкована. Ей хотелось кричать. Хотелось расцеловать своего спутника, за то, что она получила в свое распоряжение целых шесть часов для исследования храмового комплекса.
- Погоди. Каким путем вы попали в Куфрейн? – неожиданно спросил Мурад.
- Обычным, караванным. Здесь мы останавливались на ночлег, не было времени сходить в эту крепость. Хотя очень хотелось…
Она уже не могла ни о чем думать, кроме предстоящего пешего похода в дворцовый комплекс.
Сбудется ее заветная мечта – она увидит барельефы царской охоты, о которых узнала от учителя…
И плевать на убийственный зной!

Rudolph Ernst. The Wedding Day

The New Harem Girl, circa 1885

A Harem Beauty. Francisco Masriera y Manovens

Жан-Леон Жером, «Свидание» (1824)

Анри Реньо

Emile Jean Horace Vernet

Georges Antoine Rochegrosse. Новенькая в гареме

Georges Antoine Rochegrosse. Новенькая в гареме

.

Emile Jean Horace Vernet

А вот с педофилией получается теологический и юридический парадокс, поскольку дети до определенного возраста не считаются полноценными людьми. Они - собственность отца семейства. Статистики по домашнему насилию нет, но, в виду, мягко говоря, восточного темперамента, предполагается, что больше половины мальчиков становились сексуальными игрушками старших членов семьи.
И как вели себя эти дети, когда становились взрослыми? Такая, вот, преемственность.
Красивые отроки-рабы пользовались большим спросом на невольничьих рынках.
В восточных государствах, где религиозный суд (шариатский) уступил место светскому, мужская проституция расцвела пышным цветом.

Вот известный пример. Тунис, под протекторатом Франции. Конец 19 века. Проевропейский премьер-министр Туниса бей Мухаммед Хазнадар (дедок за 60 лет, многодетный, но бисексуальный) назначил главой правительства Мустафу бен Исмаила, который был «так бесподобно красив, что сам Адриан, увидев его, изгнал бы из дворца Антиноя». Поселив «своего Адониса» в смежных покоях, Мухаммед, случалось, прерывал заседания кабинета, чтобы уединиться с фаворитом. Потом женил его на своей дочери, тем самым наделив всеми династическими правами, сделал генералом и, наконец, 23 июня 1878 года назначил премьер-министром, хотя молодой человек – подобранный еще подростком «одним тунисским офицером на набережной Ла Гулетты, где едва перебивался, собирая окурки» и подрабатывал проститутом, - ни читать, ни писать не умел, бумаг боялся, а на заседаниях кабинета предпочитал курить гашиш.

Существуют три вида женского обрезания - сунна, эксцизия инфибуляция.

Sunna – при обрезании удаляют кожные складки вокруг женского клитора, так, чтобы он был постоянно открыт.

Эксцизия – удаление клитора (клитородэктомия) и малых губ полностью, таким образом, лишая навсегда женщину возможности получать сексуальное наслаждение. Если женщина не обрезана, то она развратна и не сможет стать хорошей женой и матерью. Кроме того, после процедуры обрезания влагалище теряет возможность растягиваться и после родов не потеряет свою форму, что обеспечивает мужчине получение большего удовольствия.

Инфибуляция («Фараоново обрезание») — крайняя форма генитального увечья, полное удаление клитора, малых половых губ и сужении входа во влагалище, путем наложения швов, так, чтобы осталось небольшое отверстие, которое может препятствовать нормальному мочеиспусканию и оттоку менструальной крови. Или клитор и внешние половые губы подвергаются полной, а внутренние — частичной ампутации. После операции ноги жертвы связывают до заживления - две недели (месяц) она проводит лежа.
Перед первой брачной ночью девушке "проводят операцию", чтобы расширить вход во влагалище, дабы половой акт стал возможным. Перед родами рубец рассекают, или делают «кесарево сечение». После родов вагинальную область зашивают снова.
Поскольку в большинстве случаев при обрезании не делается анестезия, девочки теряют сознание от болевого шока. Осложнения: кровотечение, воспаление, столбняк, заражение крови, хронические инфекции мочеиспускательного канала и бесплодие. Следствием обрезания может стать смерть.

В Коране нет предписаний о женском обрезании, тем не менее.

«Обрезание для мужчин и женщин является обязательным», имам ан-Навави, «Мажму».

«Обрезание это обязательное действие в отношении мужчин и женщин», Байжурмию «Тухфат».

«У того, кто не сделал обрезание, не принимается имамство в намазе и его свидетельство», имам Малик.

«Желательно оповестить людей при обрезании мужчины, а при обрезании женщины - скрыть», ибн Хажи Малики, «Тухфату мухтаж фи шархи минхаж».

«Надо делать обрезание женщин малой частью из «мяса» над влагалищем, и у мужчин – крайнюю плоть».

«Отрезай оттуда самую малость и не отрезай больше положенного. Поистине, это является собирающим пользу для женщин (больше сохраняющим её стыд и оберегающим её) и более приятным для мужей (во время интимных отношений)», имам ан-Навави «Минхаж».

«О, женщины ансаров, делайте обрезание, но не преувеличивайте в обрезании - «режьте малую часть», Абу-Хурайра.

«Обязательно делать обрезание женщине путём отрезания части "мяса", которая находится на самом верху женских гениталий», имам Ибну-Хаджара аль-Хайтами, «Тухфат аль-Мухтаж».

- Это древний царь, - девушке был известен целый цикл мифов о Сулеймане. – О нем разное рассказывают. Что за кольцо?

- Перстень с небесным алмазом. Этот камень испускал божественный свет и превращал джиннов в покорных рабов, исполнявших любые желания. Сулейман потерял кольцо во время битвы с джиннами, но все равно их победил. Загнал их в пещеру в горах, завалил вход камнями и наложил страшное заклинание, чтобы никто не мог войти и выйти.

- Как Кабируд нашел кольцо?

- Перстень сам выбрал себе нового хозяина и засверкал в солнечных лучах, когда Кабируд шел мимо него на охоту.

- Как Сулейман мог его потерять, если небесный алмаз светился? – закономерный вопрос возник сам собой.

- Камень светился только, если его потереть.

- Кольцо надо было носить камнем вовнутрь?

Мурад пожал плечами.

- Надо спросить у дяди Теймура, - выдал он свой источник информации.

- И какие желания загадал Кабируд, когда выпустил джиннов?

- Сначала он не знал, для чего нужно это кольцо. Поэтому позвал Сулеймана на пир, чтобы расспросить.

- Присвоил чужую вещь и вместо того, что вернуть ее законному владельцу, захотел выведать все его тайны, - прокомментировала она.

- Они всю жизнь состязались между собой! Кто из них двоих лучше, сильнее, ловчее…

- Хитрее!

- А чего такого? – Мурад остановился и повернулся.

- Но это же нечестно! – Виттория притопнула.

- Что упало, то пропало.

- Вах! Ну, если так.

- Будешь слушать или спорить?

- Продолжай, – она благоразумно дала отмашку.

- Сулейман после вкусных угощений начал хвалиться своей победой. Он рассказал, где запер джиннов. «А ты не боишься, что я их выпущу?» - спросил великан. Сулейман рассмеялся ему в лицо и ответил: «Их никто не сможет выпустить, даже сам Бог, без волшебного кольца».

- И Кабируд приказал джиннам построить башню до небес?

- Нет. Сначала Кабируд завоевал все страны вокруг и покорил все народы. Он объявил себя царем всех царей. По его приказу, джинны разрушали города, жители которых оказывали сопротивление и не хотели платить дань. Кабируд был грозным правителем. Гордым и безжалостным. А потом он захотел, чтобы ему все поклонялись, как богу. Но люди ему сказали: «У нас есть Всевышний Бог, Милостивый и Милосердный. Мы верим только в него, а ты – огнепоклонник и молишься идолам». И тогда Кабируд-шах объявил войну Богу и приказал джинам построить высокую башню, чтобы забраться на небо. Джины трудились день и ночь, тысячи верблюдов возили камни для строительства. Бог обнаружил дерзкий замысел, когда башня стала выше гор и пронзила облака.

- Если Бог не мог проникнуть в мысли Кабируда и увидел башню только, когда она уже уперлась в небесный свод, значит, Бог не всеведущий и, тем более, не всевидящий, - допустила кощунство Виттория.

- Мне так дядя Теймур рассказывал, я ничего не придумываю, - оправдался Мурад.

- А если Бог отдыхал, в то время, когда него готовилось покушение, значит, он устает как простой смертный.

- Ты нарочно меня перебиваешь? – обиделся рассказчик.

- Прости, вырвалось

- Бог разгневался на Кабируда. От ярости он устроил землетрясение и наслал на Ашай страшную песчаную бурю. Метнул в Башню молнию и разрушил ее. Глыбы разлетелись в разные стороны, долетели до Тиграда и даже до Кахира. Над всей землей поднялась такая пыль, что свет померк. Днем стало темно, как ночью. А караван верблюдов, который вез камни для строительства, окаменел вместе с погонщиками.

- Верблюды-то в чем виноваты?

- Всевышний очень-очень сильно разгневался. Дядя Теймур видел Кабирудовых верблюдов. Издали они похожи на верблюдов, а когда близко подходишь - вах! - камни.

- Где он их видел?

- Отсюда три дня пути, – юноша указал в южном направлении. – От башни осталась целая гора огромных обломков.

- Другой древний город в Ашае?

- Там одни развалины.

- Да, - согласилась Виттория, - развалины – это не город…

Арочный коридор между надвратными башнями в далеком прошлом закрывался с двух сторон – наружными и внутренними воротами. Ныне в сквозной пролет натекал песок из нижнего двора и выметался ветрами наружу.

Взобравшись по насыпи следом за своим проводником, девушки оказались на небольшой площади.

В открывшейся панораме отсутствовала симметрия. Похоже, застройка изначально не имела общего плана и осуществлялась в разные периоды.

- Пойдем, покажу великана, - Мурад двинулся между стенами на центральный двор перед дворцом, портал которого охраняли уже знакомые крылатые быки с человеческими головами. Он хорошо знал местные достопримечательности, должно быть, во время стоянок неоднократно посещал развалины.

Огороженная площадка заполнилась ашайским песком, и поваленное гигантское изваяние древнего правителя погрузилось в него на две трети. Статуя при падении раскололась на несколько частей, и голова - в широком венце и коническом колпаке из каракуля - лежала чуть в стороне от каменного тела. Повернутая набок, она взирала на гостей огромным красивым глазом.

Виттория присела на корточки и прикоснулась к нагретым на солнце каменным кудрям, погладила шершавую щеку, смахнула песчинки с прямого носа, провела пальцем по рельефной, очерченной бороздками дуге сросшихся, надменно изогнутых бровей.

Владыка Ашая, желавший увековечить свое имя и оставить о себе память на все времена…

Могущественный и богоподобный, изображенный человеком неопределенного возраста, в парадном наряде, при царских атрибутах, обладавший при жизни несметными сокровищами и стяжавший славу победителя в военных походах – он стал безымянным.

- Зачем ты его трогаешь? – Мурад накрыл ее своей тенью.

- Думаю, какой великий человек это был, как много всего сделал за свою жизнь, плохого и хорошего, а мы ничего о нем не знаем.

- Он был неверным.

- Вах! Поэтому не надо ничего знать о нем? – она поднялась и пошла к крылатым стражникам.

- Я же вам о нем все рассказал.

- Не верю я в джиннов, как и в то, что можно построить лестницу до неба.

- Тогда кто это? – спросил парнишка судейским тоном, кивнув на монстров у входа во дворец.

- Это первобытные страхи людей. Отражение людского незнания и непонимания. Идолы олицетворяли разные природные явления, которые наши предки не могли объяснить. Древние люди всё и всех наделяли душой - огонь, горы, реки, ветер… Они считали, что Ашай - с его жарой, песчаными бурями, отсутствием воды - тоже имеет душу. Пустыня им представлялась божеством, жестоким и беспощадным.

- И какой страх представляют эти джины?

- Они символизируют благоговение… – Виттория, с тех пор, как увидела подобные образы впервые, много размышляла над их смыслом и предназначением. - Крылатые быки с мужскими головами были созданы, чтобы внушать всем, кто их видит, трепетный ужас перед богами, царем, природой.

- Гумар, ты понимаешь, о чем толкует твой брат? – Мурад повернулся к тарге, которая сидела в тени под стеной на большом камне, и та согласно кивнула в ответ.

- Сочетание деталей в этих существах точно выверено, - Виттория дотронулась кончиками пальцем до раскаленной каменной спины статуи. – Разные части не случайно собраны все вместе. Они означают мудрость, сила и вездесущность. Голова человека – это ум и знания. Туловище быка – мощь и производительная сила. Крылья – свобода и способность быстро преодолевать большие расстояния. Они великолепны, правда? – она залезла в переметную сумку тарги за карандашом и приготовленным заранее листом бумаги с фрагментом карты. – Представляешь, как много всего интересного они могли бы рассказать, если бы умели говорить. Сколько раз мимо них проходил царь, считавший себя самым великим человеком на земле, вторым после бога. Мимо них гости из далеких стран несли царю богатые дары. Шли полководцы с докладами о победах и поражениях…

- Тебе бы сказки сочинять, - заметил Мурад, что вызвало у Виттории грустную усмешку. – Пойдем дальше?

- Сейчас. Только знаки срисую. Это не займет много времени, - она обнаружила всего одну компактную надпись, состоявшую из пяти клинописных столбцов.

- Зачем тебе? Они же непонятные, - недоумевал паренек.

- Пригодятся. Попробую разгадать. Вдруг это волшебное заклинание Сулеймана, чтобы вызывать джиннов, – она приложила лист к надписи, картой вниз, и принялась его затемнять густой штриховкой, для получения точной копии клинописного послания. Потом она сравнит этот маленький текст с записями в рабочих тетрадях.

Сравнит, если удастся вернуться домой…

- Гумар, твой брат сошел с ума? – юноша хихикнул и вопросительно покосился на таргу.

Тизири пожала плечами.

Барельефы джиннов и Кабируда, держащего льва, как котенка, стали полным сюрпризом. Размещенные высоко над полом и полностью открытые для обозрения - они украшали стены небольшого зала, возможно служившего приемной.

Кабируд, если резчик по камню изобразил именно его, был непривычно и нетрадиционно полуобнажен. В куфрейнской юбке с бахромой, в шлеме с бычьими рогами, босой – он держал под левой подмышкой взрослого гривастого льва, а в правой руке – дротик. Его завитые, разделенные на пряди волосы спадали на плечи, кудрявая борода доставала груди. Рядом с ним росло чудо-дерево, ветви которого переплетались узором и заканчивались узелками с цветочными розетками. Даже со скидкой на стилизацию, в природе ничего подобного не произрастало.

- Что это? – Мурад ткнул пальцем в образ, рожденный фантазией художников исчезнувшей цивилизации.

- Возможно, дерево из райского сада, плоды которого даруют вечную жизнь. Или это дерево тайных знаний.

Возбужденная находками, Виттория торопливо перешла к прекрасно проработанной, объемной картине с демонами. Одетые в бахромчатые юбки до колен, они попарно исполняли танец с кинжалами или фехтовали. Девушка впервые видела персонажей с львиными головами, шакальими ушами, человеческим телом и птичьими ногами. На примыкавшей стене был изображен другой демон – с мужской головой и львиным телом, вооруженный булавой.

- Это добрый джинн, потому что у него человеческая голова, - решила она. - Он защитник от злых сил.

- По мне, все они одинаковые уроды, – Мурад презрительно фыркнул.

- Нет. Человек разумен. А зверь – это дикая сила, грозная и опасная стихия.

- Да какая разница! Тело льва или голова льва…

- И все же разница есть.

- Сколько раз здесь бывал, ни о чем таком не думал, – юноша по-новому взглянул на барельефы.

- Каждый народ по мере развития создавал свой собственный, самобытный язык символов. В разных странах одно и то же изображение может иметь абсолютно разный смысл, даже прямо противоположный. Древние ашайцы, глядя на эти изображения, с первого взгляда понимали, кто здесь друг, а кто враг.

- Тот, кто не признает Всевышнего – враг нашей веры!

- Никто не создает свою веру назло приверженцам других религий. Вера возникает сама по себе при определенных условиях. Если бы обществом не были востребованы те или иные убеждения, они не получили бы дальнейшего развития. Эти представления отвергли бы и попросту забыли о них. Религия является ответом на суровость, несправедливость и жестокость окружающего мира. Она должна утешать, а не порождать еще большую жестокость и несправедливость. Религия сохранять мир, облегчать людям жизнь, а не разжигать ненависть к иноверцам и служить поводом для войны. Человек волен выбрать себе богов, и никто не вправе судить его и убивать за то, что его боги - другие. Нельзя делить религии на истинные и ложные.

- Но в Священной книге написано…

- Все книги на земле написаны людьми. Простыми смертными!

- Пророк говорил со Всевышним, а потом записал Его слова.

- Скорее поверю в джиннов.

Тизири угрожающе зашипела, пресекая богохульство и удерживая сестру от дальнейших рассуждений на смертельно опасную тему.

Парадный зал – узкий и длинный - с массивными колоннами по центру, увенчанными великолепными капителями в виде бычьих голов, и частично сохранившимися перекрытиями был завален песком и крупными обломками балок. Его стены украшали барельефы с царскими хрониками, при виде которых Виттория восторженно ахнула.

Они были чудесны! Похожи на те, что она уже видела в Куфрейне, но другие. Они отличались не только размером, но и большим совершенством, некой изысканностью. Художественный канон, стиль и техника исполнения остались прежними, при этом значительно усилился реализм. Рядом с простыми сюжетными сценами соседствовали сложные, многорядные композиции с первыми и вторым планом. Добавились мелкие детали, что придавало дополнительный объем. Появилась динамика, а в обрамлении, прежде незамысловатом – утонченная орнаментальность и декоративность.

- Ну как? – деловито поинтересовался Мурад, чувствуя себя, не иначе как владельцем галереи. – Нравится? Что скажешь?

- Волшебно! – счастливый взгляд Виттории метался по залу и не мог остановиться. - Жаль, что нижний ряд немного засыпан. Мурад, возвращайся на стоянку. Не жди нас. Мы сами найдем дорогу назад. – обернувшись, она поймала парня за разглядыванием тарги, которая ни о чем не подозревая, изучала барельеф с битвой на колесницах. -

- Нет, лучше с вами тут погуляю. На стоянке неинтересно.

- Ты же здесь все видел.

- Зато теперь ты объясняешь, что обозначают эти художества.

- Здесь тебе должно быть все понятно и без моих объяснений.

- Не все. Там есть люди с крыльями и еще одно райское дерево.

На барельефе с чудо-деревом четыре фигуры в одинаковых традиционных одеяниях представляли собой две зеркально отраженные пары - царей со своими четырехкрылыми ангелами-хранителями, совершавших какой-то обряд. Эта плита была примечательна еще и тем, что на ней, единственной в зале, имелась надпись - десять клинописных строк, - широкой лентой растянувшая от края до края.

- Ангелы небесные охраняют земных владык. Если бы мы могли прочитать надпись, то узнали бы, что это за дерево. Пока ясно только одно – это выдуманное растение играло огромную роль в мироздании древних ашайцев.

- Таким они представляли солнце? - Мурад дотянулся до солярного божества. – Ведь, и вправду, палящие лучи подобны стрелам… А крылья зачем?

- Думали, что бог катается по небу на огненной колеснице, запряженной орлами, – она впервые видела персонификацию бога солнца, хотя с его символом, колесом с крыльями орла, была знакома, оно встречалось довольно часто в местном изобразительном искусстве.

Виттория переходила от одного барельефа к другому и подолгу стояла перед каждым из них, запоминая символы, которых не было в ее каталоге, чтобы зарисовать их потом, без посторонних глаз.

Мурад следовал за ней, стараясь не отвлекать. Вставал рядом и следил за ее взглядом, чтобы понять, как она делает свои выводы, столь отличавшиеся от его собственных.

Все барельефы были посвящены безымянному монарху. В многофигурных композициях он изображался гигантом, как в Мисуре. Среди сюжетов преобладала военная тематика.

- Это военная хроника, запечатленная в камне, - констатировала она, рассматривая сцену, в которой царь в колеснице отправлялся в поход в сопровождении молодых безбородых оруженосцев-близнецов. Кони в красивой упряжи были украшены плюмажами и накрыты попонами с орнаментом…

Кровопролитное сражение на берегу реки перед крепостью. Боевые колесницы, запряженные тройками, неслись галопом, сокрушая врагов. Раненные и убитые падали под колеса…

Осада и штурм вражеской цитадели… В небе град стел. По длинным лестницам на зубчатые стены с сопротивлявшимися защитниками крепости взбирались копейщики. Несколько солдат рыли подкоп рядом с воротами…

Победа… Царь выкалывал копьем глаза пленным, стоявшим перед ним на коленях. Он удерживал их за веревки, привязанные к кольцам в нижней губе. На втором плане, под стенами завоеванного города, царские воины сажали на кол захваченных врагов.

- Он собственноручно истязал пленников, судя по роскошной одежде, знать или придворных. Его враги, вероятно, сражались до последнего, желая погибнуть в бою, а не на плахе. Соседи его ненавидели…

Триумф… Царь в окружении телохранителей возвращался домой в парадной колеснице под зонтом от солнца. За ним солдаты гнали связанных военнопленных. Длиной вереницей шли женщины, у одной из них на плечах сидел ребенок…

- Царь угоняет в рабство целый народ, всех жителей покоренной страны поголовно, богатых и бедных, женщин и детей.

- А здесь царь пирует? – Мурад уже поджидал ее у следующего барельефа.

- Скорее всего, это какой-то религиозный обряд. Иначе бы эту плиту не разместили бы в парадном зале рядом с тронным местом, - Виттория внимательно изучала изображение монарха и его супруги, которые возлежали в саду на ложах с чашами в руках. Она была уверена, что этот непонятный сюжет имел огромное значение для правителя Ашая, несомненно, суеверного человека, как все древние люди… и магрибы.

- Что они пьют? – нарушил тишину Мурад.

- Чай или вино. Нет! Это что-то особенное. Напиток для торжественных случаев, точно не ежедневный. Его пили не для утоления жажды.

- Я голодный, как зверь, - признался юноша. - Каша уже готова.

- Мы тебя не держим, возвращайся на стоянку.

- Пойдем вместе.

- Вот уж нет! Ты здесь побывал уже сто раз, а у меня даже второго раза не будет…

- И не сто вовсе, а… - он замер и зажмурился, когда Тизири примиряюще обняла его за плечо и, прижав к себе, подала ему на ладони орехи.

- Вах! Какая трогательная забота, - съязвила Виттория. – Ты еще с рук его покорми, как своего верблюда.

- Сам как-нибудь справлюсь. Спасибо, – не поднимая глаз, Мурад стыдливо принял угощение и стянул с лица повязку. - Всевышний примечает и ценит твою заботу о брате, Гумар.

Хлопнув его по плечу, Тизири полезла в суму за сушеными финиками.

- Ладно, пойдем дальше. Что там еще есть? Охота?

- Откуда знаешь? – парнишка перестал жевать. - Вы же здесь ни разу не были.

- Нам о них один знакомец рассказывал. Вон, Гумар не даст соврать.

Мурад повернулся к Тизири за подтверждением, и она величественным кивком подавила в зачатке всякие нехорошие подозрения.

Прежде чем покинуть зал Виттория обвела барельефы прощальным взглядом, зная, что не сможет сюда вернуться, как бы ей не хотелось.

Вероятно, с тех пор, как дворец был оставлен его владельцами, она стала первым - за десятки веков, тысячи лет - человеком, который мог по достоинству оценить украшавшие его великолепные произведения искусства.

Еще долго, десятки лет или даже веков, этот бесценный исторический памятник будет недоступен для цивилизованного человечества.

Возможно, к тому времени, когда сюда придут ученые, он уже разрушится.

Они вышли под открытое небо, под дневное солнце.

Покрутив головой и быстро сориентировавшись, Мурад отправился по лабиринту к широкой лестнице, ведущей на верхний уровень, на полукруглую террасу, огороженную невысоким бортиком. С этой площадки окрестности были видны как на ладони. Должно быть, в ту пору, когда дворец был обитаемым, а долина зеленела и цвела, отсюда открывался чудесный вид.

- Глядите, все уже собираются у костра. Сейчас дядя Теймур будет раздавать кашу, - Мурад показал на ложбину с рощицей финиковых пальм, где караванщики разбили лагерь. Люди и верблюды вдалеке были маленькими, как муравьи. – Но я потерплю, не помру, - добавил он и метнул тоскливый взгляд на Тизири.

- Конечно, ты же взрослый… мужчина.

Барельефы на стенах павильона прекрасно сохранились – две огромные панорамы и квадратная плита напротив входа, на которой царь пронзал мечом вставшего на задние лапы льва.

Метафоричность сюжета была очевидна.

- Царь земной побеждает царя зверей.

- Я ж говорил! Кабируд был смелым и удачливым охотником.

- Полагаю, художник польстил царю. Изобразил не то, что было на самом деле, а то, что ему приказали. Кроме того, охотники любят помечтать и приврать о количестве и размерах своих трофеев.

Сцены охоты – динамичные, выразительные, сюжетно-завершенные – без сомнения были лучшими памятниками древнеашайского искусства. Настоящими шедеврами! В изображении животных придворные резчики по камню добились правдоподобия, какое не смогли развить в создании образов людей. Картины борьбы человека со львами были полны напряжения и драматизма. Ритмичное размещение фигур на минимально детализированном фоне создавало ощущение степного простора. Мощная величавая красота и естественность поз хищников - нападавших, раненых, умирающих, убитых - впечатляла и завораживала.

На барельефе справа - царь со свитой убил семь хищников, слева, где его жертвами стали еще шесть животных, он поражал копьем льва, напавшего на колесницу.

Пронзенная тремя царскими стрелами, раненая львица на первом плане приковывала к себе взгляд. С перебитым хребтом и безжизненно волочившимися нижними конечностями, истекая кровью, она приподнялась на передних лапах и ревела от боли, отчаяния и бессильной ярости. Художник исключительно точно передал пластику и анатомию животного – морщины на морде и напряженные до предела в мучительном предсмертном усилии мышцы. Она вызывала особое сострадание…

Тизири медленно протянулась к изображению умиравшей львицы и накрыла ладонью бугор лопатки, под которую вошла царская стрела. Зарычав, провела пятерней с растопыренными пальцами по длинному каменному телу.

Отняв руку, тарга гневно сжала кулак.

- Все в порядке? – встревожилась Виттория и дернула сестру за рукав. – Я с тобой. Не пугай меня.

Скользнув по ней влажным взором, Тизири сорвалась с места и покинула павильон.

- Чего это он? Что с ним? – шепотом спросил испуганный Мурад. – Из-за этой ерунды расстроился? Из-за львов?

- Из-за львиц…

У Виттории самой при виде этой картины возникла ассоциация с «ночными львицами». Неудивительно, что Тизири вспомнила о соплеменницах, последних воительницах-таргах… О родном Хогаре… О своем погибшем народе…

- Львов жалко? Это же львы! – юный магриб не понимал…

- Они напомнили Гумару о прошлом. О таком прошлом, которое хочешь забыть - и не можешь.

- Надо бы поддержать его… по-дружески.

- Не ходи за ним.

- Почему?

- Убить может.

- Расскажешь? – Мурад преданно заглянул в глаза Виттории.

- Тогда точно придется тебя убить.

За двадцать дней пути распорядок – подъем на рассвете, переход, дневной отдых, вечерний переход, сон – сделался привычным. Неотъемлемые особенности кочевого магрибского быта - молитвы, верблюжьи бунты перед погрузкой, однообразная еда – стали восприниматься, как должное. Если бы вдруг в какой-то день караван-баши что-то отменил, то возникло бы чувство – не облегчения, нет – крайнего удивления.

Виттория, научившись покачиваться в такт равномерному мягкому шагу верблюда, держалась в седле уверенно. Первое время от одной только мысли, что снова придется ехать верхом, ее коробило, но теперь это стало обычным делом.

С высоты верблюжьего горба открывался отличный обзор. В сухом прозрачном воздухе все предметы имели четкие очертания, а находившиеся на горизонте горы казались совсем близкими.

В долгой дороге хорошо мечтать и размышлять…

Ашайская пустыня - мир солнца и песка, незыблемый и постоянный в своей враждебности к человеку. Могила беспечных путников, армии завоевателей, поселений с пересохшими источниками и древней цивилизации. Немой свидетель и участник реальных и легендарных событий…

Дядя Теймур рассказывал много разных интересных историй о пустыне.

О призраках заблудившихся путников, которые столпами белого дыма вырастали из песка, когда мимо проходил караван, а потом бежали следом и просить взять с собой. И нельзя было на них оглядываться.

О проклятых, окутанных тайнами местах, внушавших суеверный страх даже днем, при солнечном свете.

О джиннах, заточенных в барханы волшебником Сулейманом неподалеку от северного караванного пути. Если подойти близко - песок начинал двигаться волнами, и слышались голоса. Джины выли, пели и жалобно просили: «Выпусти нас, друг… выпусти нас на волю… мы исполним любые твои желания», - обманывая неосторожных путешественников и заманивая на погибель в зыбучие пески, из которых было невозможно выбраться.

О культовых местах, связанных со Священной войной и породивших предания…

Распространение магрибской веры было долгим и кровавым, с одной стороны жертвами становились проповедники и воины-богоборцы, с другой – целые племена. Напоминания об этом периоде магрибской истории, по мере приближения к плоскогорью Джибу-Джайли, сердцу Ашайской пустыни, встречались все чаще.

- Вон, видишь, красные сверкающие камни? – Теймур указал на серые скалы, исполосованные гранитными жилами, кристаллы которых горели в солнечных лучах. – Это кровь святого мученика Бехруза. Пророк отправил его в Ашай к диким племенами, чтобы указать неверным Прямой Путь и словом Божьим отвратить от мерзких идолов. Ашайцы, не желая принимать нашу веру, заживо содрали с Бехруза кожу. Они кричали: «Где твой бог? Почему он не защитит тебя? Пусть он тебя спасет, если он такой всемогущий, как ты говоришь». Они развели костер, чтобы принести праведника в жертву своему богу, дабы тот послал им дождь. Бехруз начал молиться… Всевышний услышал его и отправил к нему двух ангелов. Первый выхватил Бехруза прямо из огня и унес на небо, а второй - покарал язычников огненным мечом, истребив все племя поголовно, спалил их поселение дотла и уничтожил весь урожай и скот.

- Все сгорело, а кровь осталась, - скептически заметила Виттория.

- Кровь Бехруза окаменела, чтобы вечно напоминать нам о неслыханном злодеянии и том, что каждый верящий в Бога и Его Посланника будет спасен.

В другой раз, когда караван остановился в безлюдном оазисе Ауджиль, Виттория обнаружила вырубленные в скалах древние жилища с узкими кривыми входными проемами, и отправилась за пояснениями к дяде Теймуру, варившему кашу.

- Это дома «потерянных» ашайцев, - сказал он.

- Почему «потерянных»?

- Они потеряны для Всевышнего и всех людей.

- Что они натворили?

- Давным-давно здесь жило племя великанов. В ту пору это озерцо было большим и доходило до подножья тех скал.

- Да, большое, - согласилась девушка, прикинув расстояние от источника, затерявшегося в тростнике до ближнего уступа.

- Великаны поклонялись идолам. На своих праздниках они плясали голышом и без разбору совокуплялись со всеми женщинами своего племени. Посланник Всевышнего решил спасти их души и обратить в нашу веру, и попросил своего верного друга Бехруза научить дикарей правильным молитвам.

- Берхуз весь Ашай успел обойти, прежде чем ангелы забрали его на небо?

- Он сделал много добрых и славных дел. Он был великим праведником и отважным человеком, который не побоялся в одиночку отправиться сюда, вглубь пустыни, к воинственным племенам.

- И что же великаны?

- Они потребовали, чтобы Бехруз совершил какое-нибудь чудо. «Если ты настоящий пророк и твой Бог настоящий и всемогущий, то пусть из этих скал выйдет белая верблюдица и родит черного верблюжонка», - сказали они.

- Не просто чудо, а по заказу, - заметила Виттория, когда интригующая пауза затянулась.

- Вера творит чудеса, - Теймур закатив глаза, огладил ладонями бороду. - Бехруз начал горячо молиться - и скалы раздвинулись. Из них вышла белая верблюдица и сразу принесла черного верблюжонка. Половина язычников немедленно приняли нашу веру, а остальные провозгласили чудесную верблюдицу своим новым богом и устроили вокруг нее дикарские пляски. Берхуз увел новообращенных великанов, оставив верблюдицу с детёнышем в Ауджиле, предупредив перед уходом, что этих животных нельзя убивать, в противном случае все племя постигнет страшная божья кара.

- Но ведь эти животные были для великанов не просто священными, а полноценными божествами.

- Да, но белая верблюдица очень много пила.

- Все верблюды много пьют.

- А эта за раз выпивала половину озера. Хотя молока давала столько, что хватало на все племя, великанам приходилось ходить за водой для полива своих садов все дальше. Плодородная земля начала высыхать, а потом перестала приносить урожай. Но хуже всего, что волшебную верблюдицу боялись другие верблюды и разбегались, когда она забредала на пастбище, приходилось их ловить по всей округе. И однажды терпение великанов лопнуло. Они убили дарованную Всевышним верблюдицу и бросили ее на съедение шакалам, - дядя Теймур умолк и обвел взглядом слушателей, стянувшихся к костру.

- Какая кара их постигла? – спросил Мурад.

- Ашайцы думали, что эти пещеры их спасут, - караванщик кивнул на пробитые ходами скалы, - что там их никто не достанет, ни Всевышний, ни шайтан с джиннами. Думали, что дома они в полной безопасности. Но Бог все видит! Ночью в Ауджиле раздался страшный грохот, который было слышно во всем Джибу-Джайли. Волны землетрясения докатились до Вади-Феззарах.

- Великаны провались под землю?

- Остались в своих жилищах. Через пару дней после землетрясения здесь остановился караван, который шел из Мисура в Куфрейн. Его никто не встретил. Тогда купцы решили поискать хозяев оазиса. Великаны превратились в мумии, от них остались только кожа да кости. Сами ашайцы говорят, что эти скалы прокляты. Не останавливаются здесь надолго.

- По-моему, входы в пещеры маловаты для великанов, - Виттория недоверчиво пригляделась к узким лазам, в которые взрослый человек мог протиснуться только боком.

- Вах! Вот ты, заноза! – Теймур заулыбался и погрозил черпаком. - Раньше эти скалы были намного-намного выше. Просто они сжались от Божьего гнева. Так страшна была Божья кара, что даже камни испугались.

Виттория хотела по возвращении записать рассказы дяди Теймура, а потом издать книгу под названием «Сказки караванщика».

Если благополучно доберется до дома…

Но пока она, подобно скарабею, стремилась на запад.

Assyrian (865-860 BC). From Nimrud, Northwest. Palace of Ashurnasirpal II. British Museum.
Царь Ашшурнасипал (Ашшур-нацир-апал II) перед священным деревом. Его власть благословляют персональные гении-хранители. Над деревом – бог солнца Шамаш.

 Войско Тиглатпаласара III штурмует город. Рельеф из Нимруда. VIII в. до н.

Военная компания Ашшурнасипала. Патологический садист даже на фоне обще-ассирийской жестокости во внутренней и внешней политике.

Военная компания Ашшурбанапала (правил приблизительно в 669 – 627 гг. до н.э.) против Элама. Разрушение Суз. Элам был покорен в 639 г. до н. э. Ашшурбанапал пленил трех эламских царя Таммариту II, Хумпанхалташ III и Па’э. Он запряг всех троих, а так же арабского шейха Уайатэ в свою колесницу, и они повезли его в храм Эмишмиш, чтобы принести жертвы богине Нинлиль.
«Я запряг их в ярмо моей торжественной колесницы, и они тащили ее подо мной»