Ветер вересковых пустошей (ЛР),под впечатлением от Светорады

Изабелла, спасибо огромное, очень приятно)))
В романе будет 3 части, 2 дописаны, 3 начата и сечас в работе, такчто думаю, что будет около 40-42 глав. А до Горлунг дойдет обратить свои очи в сторону Олафа в 3 части, и она так их обратит, что он напугается )))))
_________________

Эля, заинтриговала.
Буду ждать с нетерпением третей части.
А где продолжение?
_________________

 » Часть 2, глава 23

Люся, спасибо огромное
ГЛАВА 23
Князь Торин, как и солнцеворот назад, принимал гостей из Фарлафграда, только нынче повод был не веселым, не праздничным. Именно поэтому князь и стоял, хмуро глядя на въезжающих во двор всадников. Вот они миновали забарол и начали медленно приближаться.
Впереди ехал князь Фарлаф такой же сосредоточенный и хмурый, по обе стороны от него ехали его сыновья, чуть далее жена и невестка, замыкали вереницу дружинники.
Князь Торин почувствовал какое-то смутное беспокойство, и интуитивно начал искать глазами его причину. Взгляд его уперся в черные глаза, горящие каким-то внутренним, потаенным огнем. Торину стало не по себе, как впрочем, и всегда, когда он смотрел в глаза старшей дочери. Он уж и забыл, какие они, глаза Суль.
- Приветствую, вас в Торинграде – громко сказал Торин.
- Здравствуй, Торин, - ответил ему Фарлаф, следом за ним приветствия недружным хором повторили все остальные.
Князья Торин, Фарлаф, Карн и княжич Рулаф, вместе с гриднями прошли в гридницу, где были накрыты столы, держать совет. Княгиня Марфа растиралась, как обычно. Белоснежные льняные скатерти покрывали длинный стол, на котором дымились различные яства, стояли кубки с брагой. Но мужчины не притронулись ни к еде, ни к питью, они выжидательно смотрели друг на друга. Каждый боялся начать этот тяжелый разговор. Наконец, князь Фарлаф молвил:
- Ну, что, друг мой Торин, настали чернее времена.
- Настали – подтвердил Торин.
И спало напряжение, царившее до этого в гриднице Торинграда. И князь Торин, и князь Фарлаф, словно перенеслись в свою бурную молодость, в те времена, когда они были молоды и постоянно были готовы к бою.
***
Княгиня Марфа тоже не сидела без дела. Дружинников князя Фарлафа отвели в дружинную избу, передохнуть с дороги. Княгиню Силье, как и в прошлый ее приезд, расположили в богатой одрине. Княгиня Марфа постаралась не ударить в грязь лицом перед гостьей, именно поэтому дни, когда ждали гостей и готовились к их приезду девки теремные не выпускали из рук тряпок, наводя чистоту и в доме и во дворе.
Горлунг тоже отвели богатую одрину, но она пожелала поселиться в своих старых покоях. Стоило ей только войти в них, вдохнуть душный, непроветриваемый воздух с запахом трав, который так и не исчез за время ее отсутствия, как воспоминания нахлынули волной. Воспоминания о жизни здесь, о своих мечтах, так и не сбывшихся, о Яромире, который здесь бывал. Все это нахлынуло, как волна и княгиня молодая, словно перестала видеть настоящее, а унеслась мыслями в прошлое, такое оказывается счастливое.
Так и стояла она посредине неубранных покоев, пока девки теремные мыли и протирали все вокруг, раскладывали ее узлы. И вздрогнула Горлунг от неожиданности, когда одна из девок теремных передала ей приглашение от Прекрасы, княжна просила посетить ее покои. Удивительное для Горлунг приглашение, но она ему была не рада, ее отвлекли от таких приятных мыслей.
***
Княжна Прекраса нервно ходила по своим покоям из угла в угол, иногда останавливаясь, боясь, что разбудила Растимира. Но нет, он спал крепким безмятежным сном младенца. Придет ли Горлунг? – эта мысль не давала Прекрасе покоя. Наверное, нет, ведь сестры никогда не были дружны, так зачем ей сейчас навещать младшую непутевую сестру? Но княжне очень хотелось увидеть сестру, разбередить свои раны.
Княгиня Горлунг вошла в покои своей сестры, вес еще одетая в серое дорожное платье, сшитое из добротной ткани и в серый повойник. Она была впервые в светлице сестры, и невольно сравнила ее со своей одриной, усмехнулась про себя. Богатые красивые покои, как и у нее в Фарлафграде, такие каких не было у нее здесь, а ведь должны были быть. На мгновение обида за это пренебрежение к ней вспыхнула с новой силой, но затем улеглась, когда Горлунг увидела печальное лицо сестры. Даже злорадство не всколыхнулось в княгине, нет, оказалось, что она его переросла. Свое страдание в постылом браке сделало Горлунг человечнее, добрее.
Прекраса немного полнее, чем была раньше, стояла рядом с зыбкой и нерешительно смотрела на нее. Она была все также красива, только теперь взрослой женской красотой, фигура ее была округлой, с плавными линиями, взгляд голубых глаз более не был наивным, нет, теперь он был немного разочарованным. Горлунг посмотрела на нее оценивающе, как на былую соперницу, хотя они никогда не боролись за что-то. Теперь Горлунг не чувствовала своей неполноценности рядом с сестрой, она не ощущала более себя некрасивой рядом с ней, или же просто такая мелочь перестала ее волновать.
- Здравствуй, Горлунг – неуверенно сказала Прекраса.
- Здравствуй, Прекраса – также неуверенно ответила Горлунг.
Обе они молчали, Горлунг не представляла, зачем сестра позвала ее, а Прекраса не знала, как завести с ней разговор, это были томительные мгновения для них обеих. Хотя они прожили много лет в одном дворе, рядом, они впервые разговаривали на равных, как взрослые женщины, не пытаясь поддеть друг друга. Даже раньше живя практически рядом, под одной крышей они редко встречались лицом к лицу, от этого им обеим было еще более неловко.
- Это мой сын – Растимир – указав на зыбку, сказала Прекраса.
- Понятно – прошептала старшая сестра.
Горлунг не подошла к зыбке, не взглянула на ребенка, лежащего в ней. Это был чужой ребенок, не интересный ей. Вдруг Горлунг подумала, что может быть это сын ее мужа, но, прислушавшись к себе, поняла, что ей все равно. Она не хотела знать, видеть этого ребенка, особенно, если в нем текла кровь Карна. Ей даже было жаль маленького Растимира, если он приходился сыном ее мужем.
- Зачем ты позвала меня, Прекраса? – устав от тягостного молчания, спросила Горлунг.
- Я просто подумала, что тебе будет интересно посмотреть на Растимира – солгала она.
- Милый малыш – даже не взглянув на зыбку, ответила Горлунг. Ее стало тяготить это молчание, неизвестность и пытливый взгляд Прекрасы.
- Горлунг, - наконец решившись, прошептала Прекраса, - расскажи, как ты живешь теперь, что за жизнь у тебя в Фарлафграде. Как там? Я ни разу не была там, похож ли Фарлафград на Торинград? Какие там люди?
- Хорошо живу, Прекраса, я теперь княгиня. А Фарлафград ничем не отличается от Торинграда, такие же люди, такие же страсти у них, что и у здешних – ответила она.
- Тебе там лучше, чем было здесь? – подняв на сестру глаза, спросила Прекраса.
- Да, лучше. В подлунном мире не так уж и много мест, где мне будет хуже, чем было здесь – с недоброй улыбкой ответила она.
И княжна Прекраса сразу вспомнила, как смеялась над сестрой, потешалась над худобой Горлунг, над ее преданным рындой. Не по себе стало княжне от этих воспоминаний.
- Княгиня Силье – женщина тяжелая, как ты с ней уживаешься? – помолчав, спросила княжна.
- Да, тяжелая, строгая, но сердце у нее золотое, она очень добра ко мне – ответила Горлунг.
- Знаешь, Горлунг, иногда я завидую тебе – помолчав, призналась Прекраса.
- А я иногда завидую тебе – горько усмехнувшись, сказала она.
- Но почему? Чему завидовать? Ведь нынче я живу не так, как прежде. Я – узница в своей светлице, пленница Торинградских стен, никто больше не приклоняется передо мной – горько сказала Прекраса.
- Да, но ты живешь, понимая себя, ты знаешь свое место в мире, тебя не терзают думы.
Прекраса не понимала, о чем говорит ее старшая сестра, но Горлунг всегда была такой, словно не от мира сего, она другая. У Горлунг свои боги, не славянские, она не такая как все, наверное, поэтому ее так тяжело понять.
- Ты видишь его? – зажмурившись, спросила Прекраса. Именно ради этого вопроса она и позвала сестру, княжна так хотела знать ответ на него, знать как там ее Рулаф, ее лада.
- Кого его? – не понимающе, спросила Горлунг.
- Рулафа – прошептала сестра.
- Вижу, мы же теперь с ним одна семья – пожав плечами, ответила Горлунг.
- Как он? Что с ним?
- Хорошо, - ответила Горлунг, но, подумав, добавила - раньше много браги пил, теперь нет, успокоился.
- Обо мне вспоминает? – с придыханием спросила Прекраса.
- Не знаю, Прекраса, со мной он о тебе слов не молвил – сказала Горлунг, но, помолчав, добавила – может, раньше и вспоминал.
- А нынче?
- Нынче, поди, что нет. Не до воспоминаний ему теперь. Славяне наступают, а это важнее для воина чем былые утехи. Да, и так, е поминает он тебя, Прекраса, не поминает…
- Почему ты так уверена в этом?
- Он милуется с одной из девок теремных – не щадя ее, ответила Горлунг.
- Откуда ты знаешь? – спросила Прекраса.
- Княгиня Силье сказала, ей доносят о таких вещах.
- Она красивая? – бередя только, что нанесенную словами сестры рану, спросила княжна.
- Кто? Власта? – спросила Горлунг.
- Власта? Ее зовут Власта? – переспросила Прекраса.
- Да, она не то, что красивая, скорее милая, ласковая такая, добрая, все время улыбается, словно безумная.
- Красивее меня? – вырвалось у Прекрасы.
- Нет, - смеясь, ответила Горлунг.
- Он приехал с вами? Он здесь?
- Да. Рулаф приехал с нами.
И опять повисло неловкое молчание, Прекраса узнала все, что хотела, больше говорить им было не о чем.
- Я пойду, - сказала Горлунг.
- Заходи еще, я буду рада – ответила Прекраса, скорее из вежливости.
- Спасибо.
Горлунг ушла, а Прекраса так и осталась стоять, рисуя в воображении образ Власты, представляя их с Рулафом. Ревность черной змеей поднималась в ее сердце. Какой же глупой она была, когда считала, что Рулаф ее никогда не забудет! Вот и забыл и с другой милуется. А она всю жизнь испортила ради него, сложила к ногам Рулафа, а он забыл, словно и не было между ними ничего, будто не его сына она растит теперь. Горько.
Прекраса посмотрела на сына и внезапно решилась, она попробует вернуть Рулафа, попытается. Она же была краше всех в Торинграде, он не сводил с нее глаз с самой первой их встречи. Не отдаст она Рулафа какой-то Власте. Не бывать того!
***
Очаг жарко полыхал в гриднице, но веселое пламя огня не радовало собравшихся за вечерней трапезой воинов. Они попросту не замечали его.
Столы ломились от яств всевозможных, девки теремные подносили одно блюдо за другим, наполняли кубки брагой пенной. Дружинники пили много но не пьянели. Опасность, непредсказуемость грядущего пугала их. Завтра принесут жертвы богам, волхвы уже избирают в конюшне лучшего скакуна для этого, и тогда боги может посмотрят в сторону Торинграда благосклонно.
Во главе стола сидел князь Торин, он хмуро оглядывал всех собравшихся, избегая смотреть лишь в сторону дочери. Не по себе ему было от ее пронзительного черного взгляда.
Княгиня Марфа и княгиня Силье буравили друг друга злыми взглядами. Одна в память об обиде, нанесенной дочери единственной, другая – помнила муки сына любимого.
Княгиня Горлунг незаметно выглядывала среди дружины князя Торина Яромира на вечерней трапезе. А когда увидела его, сердце ее забилось учащено, он был еще краше, чем она его помнила. Яромир ни разу не взглянул на нее, Горлунг знала это точно, ибо его теплый взгляд, словно жег кожу. Он забыл ее, ведь у Любостая всегда много женщин, он не помнит их, их слишком много. Вот и все, что может она лишь изредка любоваться им так, чтобы никто не заметил. Горько.
Так и прошла вечерняя трапеза, не привычно тихо, без хмельных песен, бесед и криков дружины. А во главе стола стояла такая же мертвая , тягостная тишина, то и стороне дружины. Каждый, из сидящих за столом княжеским, был погружен в свои невеселые думы.
_________________

Значит, Горлунг не хочет с Прекрасой подружками становиться, хотя Прекраса тоже на этом не особо настаивает. Я думала, что они со временем помирятся и будут помогать друг другу. Посмотрим, как ты завернешь всё дальше.

Изабелла, спасибо огромное!!!!! Очень приятно
Сестры помирятся, но станут ли они лучшими подругами, наверное, нет, потому что Горлунг не умеет дружить, она "гуляет сама по себе" и Прекраса ей не нужна, ей не нужно плечо, и поддержка. Но они будут жить вместе, причем Прекраса будет очень счастлива, тк она умеет радоваться жизни, ну, а все, что связано с Горлунг, это очень относительно, тк ее дар - это ее проклятье
_________________

Вон оно что, оказывается! Тут не обычный ЛР: страдания, переживания, любовь навеки и хэппи энд. Что ж, тем интереснее читать будет.
_________________

Эля, писала что Горлунг человечнее, добрее стала. А на племяшку даже не взглянула она. Жалко его, он то чем провинился
Прекраса и Горлунг под одной крышей , это интересно.
Жду проду.
_________________

 » Часть 2, глава 24

Изабелла, Люся, огромное спасибо Вам за внимание и Ваши комментарии!!!!
Люся, поздравляю с новым званием !
Когда я писала, то старалась чтобы получилась историческая драмма, но в процессе написания как-то меня утянуло к любовному роману, но я изо всех сил стараюсь вернуться обратно в канву драммы.
Люся, Горлунг стала человечнее хотя бы тем, что не злорадствует, не издевается над Пркрасой, а она бы могла! Раньше она только этого и ждала, чтобы за все свои детские обиды наказать сестру. Так что, думаю, она немного подобрела))))

ГЛАВА 24
Княгиня Горлунг так переживавшая из-за холодности и невнимания своего дорого сердцу Яромира была неправа. Дружинник бравый не забыл ее. Как часто бывает у мужчин, пользующихся вниманием женщин, Яромир не помнил свои победы, но ту, которая ускользнула от него, он не забыл.
Поздним вечером, когда ночная властительница ярко сияла на небе, словно ухмыляясь впалым боком, князья и княгини разошлись по отведенным им одринам, дружина мирно потчевала в дружинной избе, а дозорные зевали на забороле, дверь в покой Горлунг отворилась. И мягкой пружинистой походкой в светлицу княгини вошел он, красавец Яромир. Вошел, словно к жене своей, не таясь, смело и легко, будто зверь дикий, готовый к прыжку.
Горлунг же готовилась ко сну, плела косу возле окна. Как давно она не смотрела на спящий Торинград, словно целая жизнь прошла вдали от этого места, а с другой стороны будто никогда она и не уезжала.
- Здравствуй, княгинюшка, - улыбаясь, сказал Яромир.
- Здравствуй, Яромир – вздрогнув, ответила Горлунг.
Она смотрела на его такое родное и любимое лицо и не могла отвести взгляд. Казалось, что за это время пока она его не видела, Яромир стал еще краше. Словно боги его настолько любят, что награждают его со временем все большей пригожестью. Глупые, шальные мысли теснились в голове Горлунг.
- Все хорошеешь, княгиня, - ласково сказал Яромир.
Горлунг молчала, склонив голову, она знала, что это ложь, наглая и безжалостная. Княгиня понимала, что такое супружество, как у нее, не могло украсить никого, ведь для женщины главное быть любимой мужем. Женское время – ночь, когда муж видит красоту ее, сокрытую от посторонних глаз. А ее ночи были горькими. Вот и одеяния у нее теперь богатые, шитые златом, да серебром, из тканей заморских, да только счастья они ей не принесли.
Она стояла перед ним в простой белой сорочке, отороченной у горла рюшем, смоленая коса струилась по плечу, а лицо бледное, словно вся кровь от него отлила в раз.
- Что же ты, княгинюшка, молчишь? Али видеть меня не рада? – улыбаясь, спрашивал дружинник, глаза его горели страстно, торжествуя над ней, ведь знал Яромир, чувствовал всем своим любвеобильным сердцем, что мил он ей. Предчувствие близкой победы сжимало его сердце, Яромир был уверен в себе, в чувстве Горлунг к нему, ведь бабы они все одинаковы, что чернавки, что княгини.
- Рада, Яромир, как не рада. Я всех здесь рада видеть – ответила Горлунг, стараясь, чтоб ее голос звучал твердо и спокойно.
- Неужели я для тебя, светлая, как все? Ты для меня одна такая – сказал Яромир, ласково касаясь ее лица рукой, словно убирая невидимую пушинку.
- Нет, не как все, ты для меня особенный, и знаешь это – нехотя согласилась она.
Казалось, что Яромир ждал этих слов, прижал ее несопротивляющееся тело к себе, руки его шарили по спине Горлунг, и ей казалось, что они несут свет и тепло, так хорошо ей было в его объятиях.
- Я помнил все это время о тебе, светлая, сердце мое увезла ты с собой в Фарлафград. Я же думал, что ты забыла меня, покой потерял совсем – шептал ей Яромир те слова, которые она так хотела услышать.
Горлунг подняла на него глаза, черные, зовущие, молящие, ей так хотелось, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. И когда Яромир поцеловал ее, она лишь вздохнула, прижимаясь к нему крепче.
- Яромир… - шептала она, подставляя лицо для поцелуев. Вот оказывается как приятно, когда тебя целует любимый мужчина, это совсем иначе. Горлунг внезапно вспомнила быстрые, мокрые поцелуи мужа и слеза покатилась по ее щеке. Карн – единственный, кто может ее целовать, и боги не дали ей иного. А милый Яромир навсегда останется для нее самым любимым и самым красивым мужчиной, но чужим. И боги покарают ее за это мгновение слабости. Хотя, они и так ее карают жестоко за былую гордыню и зло, разве может быть еще хуже? Нет, нельзя, она – княгиня =- пример для люда своего. Только нет у нее никого люда, как нет и земли, а зваться можно хоть как.
Вдруг Горлунг вспомнила Торина, его укоризненное лицо, и такая злость ее захлестнула, что вмиг прошла вся любовная слабость. Он даже не взглянул на нее нынче, а она ведь не просто дочь, причем нелюбимая как некогда, нет, она теперь считай его наследница, только опять не мила я его сердцу.
- Яромир, отпусти, не гоже это – тихо и очень серьезно сказала она. Момент слабости прошел, и она теперь опять княгиня, а он лишь простой торинградский дружинник. Пуская и краше всех он видимых ее когда-то мужчин, но не муж он ей.
- Нет, светлая, раз я уже отпустил тебя, ушел, и ты досталась ему – ответил Яромир, распутывая ее косу, целуя шею.
Горлунг почудилось, что земля уходит у нее из под ног, мурашки побежали по ее коже, от поцелуев его жарких. Вот, что значит быть любимой, быть женщиной… Неизведанное и такое манящие счастье… И тут шальная мысль посетила Горлунг, ведь может же быть у нее в жизни одна ночь с любимым мужчиной, один шанс почувствовать себя женщиной, любимой, любящей, хозяйкой ночи.
- Ты ведь мила мне, светлая, княгинюшка, моя – шептал ей Яромир.
Внезапно отворилась дверь, и вошел Эврар, Яромир и Горлунг отпрыгнули друг от друга. Рында лишь покачал головой, глядя на свою госпожу, на Яромира Эврар не смотрел, словно и не было его здесь. А тот, увидев, что это не Карн, а верный пес Горлунг, ухмыльнулся.
- Уходи, Яромир – твердо сказала Горлунг, словно ее подменили, будто не она мгновение назад таяла в его руках.
- Но, княгиня… - начал было он.
- Уходи – повторила Горлунг.
Растерянно глядя на нее, дружинник ушел, обернувшись напоследок один раз. И то, что он увидел, порадовало его, княгиня была несчастна, она с тоской смотрела ему в след. Ну, что же он ждал солнцеворот, подождет и еще. Оно того стоит, княгиня, усмехнулся Яромир, княгинь у него еще не было.
А в покинутом им покое, стояла звенящая тишина. Эврар отводил глаза от Горлунг, а она смотрела на закрытую дверь, и только спустя некоторое время спросила:
- Почему ты не позволил мне быть счастливой? Одна ночь – это не так уж и много.
- Ты – княгиня, а не девка блудливая – просто ответил Эврар – люд должен тебя уважать, а не усмехаться в след. Если бы я был уверен, что по утру весь Торинград не будет знать о твоем падении, светлая, я бы не пришел, я бы никого не подпустил близко к твоему покою, только чтоб ты рада была. Но он – не тот, кого ты себе представляешь.
Горлунг склонила голову, пристыженная словами рынды своего и лишь тихо прошептала:
- Прости меня, Эврар, ты прав, как всегда.
И снова ночь, и слезы по Яромиру, как когда-то. Все так же тихо, чтобы не услышал Эврар, оплакивала Горлунг свою такую горькую любовь.
***
Утром, вспоминая былое с тоской, Горлунг встала пораньше и ушла из Торинграда в сопровождении Эврара. Они медленно шли по едва заметной тропинке, как солнцеворот назад, только тогда она собирала травы, а сейчас лишь вспоминала об этом.
Ей казалось, что все травинки в лесу, словно отворачиваются от нее, в укор за то, что так много их собратьев сорвала она и использовала во вред людям. Но не пойти она не могла, ибо всю ночь она не спала, сначала оплакивая свое разбитое сердце, затем - вспоминая жизнь в девичестве. Горлунг так хотела вернуть ее, обратить время вспять и опять чувствовать себя нужной.
Солнце уже встало высоко над видокраем, когда молодая княгиня и ее рында вышли к реке. И они увидели дракканы варяжские, причалившие совсем недалеко от того места, где они вышли из леса. Их было четыре, с бортов прыгали в воду сильные, крепкие, суровые мужчины. Они выходили на берег, слегка покачиваясь, неуверенно, словно заново пробуя ступать по суше. Викинги доставали с дракканов узлы и быстро разбивали лагерь. Они делали это бесшумно и быстро, сноровисто, так что сразу становилось понятно, что делают они это не в первый раз.
Горлунг и Эврар с тревогой переглянулись, пока викинги их не заметили, нужно было бежать в Торинград, предупредить дружину. Но что-то заставляло их стоять на месте, словно боги шептали им, что это не враги.
- Это дракканы того викинга, что приезжал в прошлый солнцеворот к князю – сказал Эврар. Он хотел добавить, что госпожа лечила ему руку, но вовремя спохватился, Горлунг теперь не любила вспоминать о своем целительстве, хотя с утра и пошла в лес, старой тропой.
- Точно его? – встревожено спросила Горлунг.
- Да, это его, вон видишь, светлая, на носу той дракканы вырезан дракон? – и рында указал ей на самую большую драккану – только на его плавучей крепости был вырезан дракон. Он говорил тогда, что это символ для него, его талисман, я запомнил это.
- Может ты и прав, только пойдем скорее покуда нас не заметили – ответила она. Горлунг стало тревожно здесь, когда рядом столько мужчин, воинов, а их с Эвраром только двое.
- Я прав, это его драккана, вон и сам Олаф Ингельдсон – указал Эврар.
Горлунг прищурилась и увидела его, спрыгивающего на берег. Олаф не изменился с тех пор, когда она видела его в последний раз. Его волосы длинные у шеи, а на макушке доходящие до ушей топорщились в разные стороны, короткая темная борода покрывала щеки, все было как прежде. Олаф шел по берегу, немного шатаясь, отчего его высокая, широкоплечая фигура качалась из стороны в сторону. Вдруг, словно почувствовав ее взгляд, Олаф поднял глаза, цвета холодного моря, и посмотрел прямо на Горлунг, и столько удивления и радости было в этом взгляде, что ей стало не по себе, будто увидела она что-то, чего ей видеть не надобно.
- Только поздно, уходить светлая, он уже заметил нас – сказал рында.
И действительно Олаф направлялся к ним, приветливо размахивая руками. И пока он подходил к ним, викинг не спускал с Горлунг горящего взгляда, Олаф смотрел так, словно давно ее ждал, дожидался, а она все не приходила и теперь, когда они, наконец – то, встретились, Олаф не мог отвести от нее взора. Не по себе было княгини от этого взгляда, живо вспомнилась ей последняя встреча с норманном. Но Горлунг быстро отогнала от себя эти мысли.
- Приветствую тебя, княжна Горлунг, и тебя, Эврар – сказал Олаф, склонив голову.
- Приветствую тебя, Олаф Ингельдсон – ответила она, рында приветственно кивнул.
Олаф жадно смотрел на Горлунг, стараясь не пропустить ни одной детали. Сапожки маленькие, словно детские, темно – вишневое платья парчовое, вытканное узорами, плащ с фибулой гранатовой, а на голове повойник. Странная привычка славянок прятать волосы в супружестве, ей нельзя прятать их, они красивые, черные, словно ночь безлунная. Повойник? Супружество? О, великий Один….
- Ты больше не свободна – не спросил, а утвердительно сказал Олаф, так разочарованно, словно ничего страшнее с ним в жизни не происходило, улыбка померкла на его губах.
- Да, ты прав, варяг, я нынче мужняя жена – ответила Горлунг.
- Кто он? – хрипло спросил он.
- Князь Карн, сын князя Фарлафа.
Олаф в немом изумлении смотрел на нее, Карн, этот мальчишка. Не может быть. Лицо Олафа на глазах словно осунулась, ему хотелось сорвать с ее головы расшитую бордовую тряпицу, удерживаемую на голове золотым венцом, узким словно обруч. Бросить на землю и растоптать этот внешний признак ее супружества, ее принадлежности другому. Может, будь она одна Олаф так и поступил бы, ведь сколько он ждал новой весны, сколько надеялся и се оказалось за зря.
- Он же должен был взять в жены другую? – спросил Олаф, он не мог вспомнить имя сестры Горлунг.
- Должен был – согласилась Горлунг - а взял меня.
- Значит, ты была права, когда мы расставались. Я зря надеялся – понурив голову, ответил викинг.
Горлунг с удивлением смотрела на него, неужели он думал о ней, надежды питал? Она же не красавица, не Прекраса, разве можно ее полюбить? Она даже не знахарка. Разве могла она, так пленить его сердце?
И тут в памяти Горлунг всплыло как Олаф целовал ее руки, просил уехать с ним. Неужели он серьезно? Неужели он не видит, что она недостойна любви, что она бездарна, что ее не за что любить?
- Пойдем, Олаф, князья будут рады видеть тебя – после долгого молчания сказала Горлунг – да, и отдохнуть тебе надо, все – таки не близкий путь предстоит.
- Пойдем – нехотя согласился он, словно теперь все для него было бессмысленным.
Они шли по тропе молча, едва касаясь рукавами, друг друга, позади них шел Эврар и двое хирдманнов Олафа. Молчание это было тягостным для всех, но говорить друг другу было нечего: Горлунг боялась бередить воспоминания Олафа об их последней встречи, а он осмысливал ее супружество и понимал какими напрасными были его мечты.
Стоило им только войти в Торинград, как на встречу им выехали на резвых скакунах князь Карн и княжич Рулаф. Горлунг хватило лишь одного взгляда на них, чтобы понять, что брага, подаваемая за столом князя Торина, пришлась им по вкусу. Карн во хмелю был нагл и дерзок, на памяти Горлунг не было ни одного раза, чтобы, отведав браги, муж не начал ее унижать. Предвидя неминуемое, она собрала волю в кулак, и гордо вскинула голову.
- Моя ненаглядная женушка – подъехав к ним, с издевкой сказал Карн – я был расстроен не увидев тебя на утренней трапезе. Ты и так тощая, хочешь помереть голодом?
- Я думаю, ты будешь этому рад – в тон ему ответила Горлунг.
- О, Олаф – только заметив его, сказал Карн – ты опять здесь с набегом?
- Здравствуй, Карн, да, с набегом, вот заехал к князю Торину повидаться – ответил он.
- Ну, что же мы с князем Торином рады видеть тебя на МОЕЙ земле. Вижу, МОЯ княгиня уже начала заботится о тебе.
- Да, такой княгиней, как у тебя, можно лишь гордиться – ответил Олаф.
- Я и горжусь – сквозь зубы, процедил Карн.
Мужчины раскланялись, и Карн с Рулафом поехали дальше, а Горлунг, Олаф и их сопровождение пошли к гриднице.
Князья Торин и Фарлаф были рады увидеть Олафа, но он привез все те же неутешительные вести, восстания славян охватывают все больше и больше земель, но самое страшное, что они продвигаются к Северу.
***
Прекраса, одетая в свое лучшее платье – белую ферязь, вытканную перлами (ту самую, что была на ней в тот черный день, когда Рулаф ее бросил), тихонько проскользнула в одрину княжича Рулафа. Сердце ее билось чаще, чем обычно, кровь стучала в висках, ладони были мокрыми от пота. Какое безумство она задумала! Таких поступков она не совершала давно, с тех пор, как он, ее лада, уехал от нее. Но близость Рулафа действовала на княжну странно, она теряла голову, и опрометчивые поступки следовали один за другим.
Замерла на пороге, вглядываясь в его спящее лицо, таким красивым оно ей показалось, что даже сердце защемило. Как давно она его не видела! Он немного похудел, лицо потеряло былую округлость, светлая бородка покрывала его щеки. Рулаф стал еще больше похож на князя Фарлафа.
Прекраса присела на ложе, тронула княжича за плечо. Рулаф открыл глаза, сонно потягиваясь, и непонимающе посмотрел на Прекрасу.
- Ты? – хрипло спросил он.
- Да, я – прошептала в ответ княжна, глядя на него полными слез глазами - здравствуй, Рулаф.
- Как ты здесь оказалась? – еще не совсем проснувшись, спросил княжич.
- Вошла – улыбнувшись сквозь слезы, ответила Прекраса.
- Зачем ты пришла, Прекраса? – садясь на ложе, спросил Карн.
- Посмотреть на тебя, Рулаф, запомнить – опустив глаза, созналась княжна, и, смахнув слезинки, добавила – я же не забыла тебя, мой лада, хоть посмотрю на тебя, чтобы вспоминать потом, когда уедешь, туда, к ней.
- К кому, к ней? – непонимающе спросил Рулаф.
- К Власте.
- Она для меня ничего не значит.
- А я значу? – с надеждой спросила Прекраса.
- Когда – то значила, теперь – нет, ты просто была в моей жизни, боги послали мне тебя, как испытание, как проверку, не выдержал я, предал брата. Я - недостойный, но Карн простил меня. Теперь все наладилось, все как прежде, боги простили меня.
- А ты значишь для меня много, и всегда будешь значить, ведь ты для меня дороже всех. У меня ведь сын от тебя растет, каждое утро, глядя на него, я думаю о тебе, вспоминаю тебя.
- А мой ли это сын? – гневно спросил Рулаф.
- Твой – не колеблясь, ответила она.
- Поклянись самим Родом , что это мой сын, а не Карна – потребовал Рулаф – поклянись и я признаю его.
Прекраса, опустив голову, молчала, он не могла поклясться, что Растимир – сын Рулафа, не могла пойти за последнюю грань, стать клятвопреступницей.
- Уходи, Прекраса, уходи – глухо сказал Рулаф.
Посмотрев на него последний раз, стараясь запомнить навсегда, Прекраса вышла и побрела в свои покои. А княжич все ночь смотрел пустыми глазами в потолок своей одрины. Все чувства, что он питал к красавице княжне, словно ожили, они нахлынули на него. Прекраса такая же красивая, как тогда, солнцеворот назад, манящая. Еще одно испытание богов, но на этот раз он выдержит, он должен, более он не поддастся соблазну.
_________________

Долгожданная встреча Горлунг и Олафа! Надеюсь, что его не отпугнет замужество Горлунг и он продолжит её завоевывать. Горлунг хоть и самоуверенная девица, но явно с заниженной самооценкой (любить, говорит, её не за что). А Карн - редкостная скотина! Как ему совести хватило заявиться в гости к своему тестю, дочку которого он изнасиловал?!
_________________

Изабелла, спасибо огромное за твои теплые слова!!!! Я очень старалась, чтобы мои герои были реальными, не просто положительными и отрицательными, а такой "гремучей" смесью, потому что все люди разные и поступки мы совершаем не всегда только хороший и одобряемые.
Поэтому я и старалась, чтобы Горлунг была не однозначно ведьмой, а девушкой с комплексами по поводу своей внешности, способностей и прочего, Прекраса - легкомысленной, но в последствии по житейски мудрой, Карн - хорошим сыном, но редкостной свиньей по отношению к женщинам....
Я очень тебе благодарна, каждый твой отзыв помогает мне написать еще немного к этой истории, довести ее до логического завершения, спасибо))))
_________________

Тебе спасибо, Эль, за интересные и захватывающие произведения.
Кстати, кто-то обещал продолжение приключений Эвы-демоницы...
_________________

Эля солнышко спасибо.
Начала читать продолжение, и меня чуть кондратия не хватила , когда Горлунг с Яромиром чуть не *это*.Но потом Олаф приехал, и мне сразу легче стало.
Интересно узнать, а у Горлунг с Яромиром *это* будет, хочу быть готовой ко всему.

Жду продолжение. Очень хочется узнать что же там дальше.
И я, и я хочу продолжение про Эву-демоницу
_________________

 » Часть 2, глава 25

Изабелла, Люся, спасибо огромное!
Продолжение Эвы будет, вот мне осталось немного совсем дописать "Ветра.." и еще одна история просится о девочке знакомой, а потом сразу за Эву, уже есть немного наметок того, чтобы с ней сотворить)))
Люся, а про то, будет ли у Горлунг и Яромира "это" в следующей главе,не могу открыть все карты))))

ГЛАВА 25
На следующее утро князь Торин встал в дурном настроении, все самые страшные его опасения подтверждались. Олаф сам видел, что славяне наступали, захватывали земли, и шли на Север. К его Торинграду, к граду, который воздвиг он.
Вчера принесены были жертвы Перуну , но видимо, все напрасно. Не могут помочь славянские боги выстоять против славянских племен. Торин удивился как эта мысль не пришла ему в голову раньше? Ну, конечно, он просил защиты не у того бога! И князь – вероотступник начал молится Одину и Тору – богам на вере, в которых она вырос, тем, кто поощрял набеги и захватничество.
Немного успокоившись князь присел у очага, ярок пылавшего в его одрине. Торин старался вспомнить, были ли в его жизни более черные события? Нет, даже смерть Митяя не казалась ему настолько жуткой, как возможность потерять землю. А тут, нет покоя ему совсем и даже во сне ему виделась кровь и валькирии летающие над полем битвы. Словно тигр, загнанный в клетку, метался князь по своей одрине.
Вчера вечером, когда в гриднице прошел еще один совет, на котором был еще и Олаф, принесший последние новости, было решено строить новые ограждения вокруг Торинграда. А Фарлаф уедет нынче днем в Фарлафград, руководить постройкой ограждений. Новые окружения, успеют ли они их выстроить? Должны, будут таскать бревна даже бабы и дети, укрепления строить надобно, другого не дано. Иначе не будет ничего, совсем ничего.
Воины готовились к сече. Дружина была в радостном возбуждении, еще бы, не каждому воину в жизни дается такая возможность прославиться, защищая землю своего князя. Если бы Торин был только воином, дружинником, хирдманном, он бы тоже радовался. Но, он был – властителем земли этой, князем и теперь покушались на то, что было отвоевано и заново отстроено им, и это не могло приносить ему радость.
Не находя в себе более сил, ходить кругами по замкнутому пространству одрины, князь Торин пошел в гридницу. Но в гриднице не было никого, с кем князь мог бы поделится своими сомнениями и страхами, только девки теремные мыли очаг. Торин невидящими глазами смотрел на них, а в голове вертелась мысль: «Смогу ли отстоять землю? Суждено ли мне еще поправить? Неужели боги меня так покарают за вероотступничество, что отберут землю, мою землю»
Любава – одна из девок, моющих очаг, обернулась, почувствовав взгляд князя на себе. Испугалась, что не угодила чем-то, но князь Торин смотрел на нее скорее задумчиво, чем недовольно. Любава нервно сглотнула, не к добру князь так смотрит на нее. Неужели призовет на ложе? Ведь нет ничего хуже этого, вон сколько девок рассказывали, как князь бил их, терзал… Надо уйти поскорее с глаз, авось забудет.
И Любава быстро подхватила ведро, и пошла к выходу так, словно за чистой водицей поспешила. Но поскольку она нервничала, то шла неровно, расплескав воду грязную по полу, с которого смели старую солому.
Торин, словно очнулся, понял, что стоит так, глядя на очаг и девок, его чистящих уже довольно давно, решил выйти на майдан, посмотреть на ратные бои дружины своей, подумать. Посмотреть готовы ли бревна для постройки новых укреплений.
Но князю Торину не суждено было более увидеть солнце, он поскользнулся на воде, разлитой Любавой, падая, Торин ударился головой о ножку скамьи. Князь сам не заметил, как подкралась к нему Морена лютая. Умер князь так, как и боялся глупо и нелепо, от руки женщины. Затихли девки теремные, не зная как поступить, стояли, зачарованно глядя, как под княжеской головой образуется ярко-красное пятно.
***
Весть о смерти Торина Прекрасе принесла княгиня Марфа. Княжна плакала, как ребенок на груди у матери, даже то, что отец отрекся от нее солнцеворот назад, не изменило любовь Прекрасы к нему. Она истинно горевала о смерти Торина, пожалуй, Прекраса была единственным человеком, что горевал о князе торинградском.
Княгиня Марфа по мужу не горевала, слишком много раз обижал он ее за эту длинную и тяжелую жизнь, что прожили они вместе. Марфу даже посетила мысль о том, что теперь Торин будет рядом со своей любимой Суль, но к счастью не подле Марфы. Княгиня верила, что душа мужа будет томится в Хеле варяжском и никогда более они не встретятся.
Горлунг же узнала о смерти Торина от княгини Силье. Та хотела поддержать невестку, утешить в сей горестный час. Но Горлунг опять удивила княгиню Силье, она не горевала, только усмехалась, думая о той глупой смерти, которой умер ее отец. И ни капли жалости не испытала она по отношению к Торину, словно они были совсем чужими друг другу, хотя так оно и было.
***
Княгиня Марфа, обняв себя за плечи, сидела на ложе в своей одрине. Прекраса наплакавшись в волю спала, теремные девки присматривали за Растимиром.
А Марфа не плакала, ей не было жалко Торина, нет, ей было жаль лишь себя. Завтра, завтра утром ее убьют, дабы погрести вместе с Торином. И никто, и ничего не остановит волхвов: у нее нет ни маленьких детей, ни защитника, никого. Завтра князем Торинграда станет Карн, а новой княгиней Торинграда станет Горлунг. Никому нет дела теперь до нее. Она теперь никто. Что же будет с Прекрасой и Растимиром? Ну, не позволит же Горлунг их изгнать, она же сестра Прекрасе. Хотя, кто ее знает, эту Горлунг, она такая же, как Торин, немногословная и жестокая, что за мысли у нее в голове?
Вот и все, жизнь прошла, она прожита так быстро, и эта ночь - последняя. Больше ничего не будет, никогда. Интересно, что думают другие княгини в подобную ночь? Наверное, принимают свою участь с благодарностью, ведь супруги давали им место подле себя, а взамен забирают жизнь. Таков порядок, установленный в подлунном мире богами.
Последняя ночь ее жизни в подлунном мире, жизни, в которой не было ни тепла, ни любви, ни света. Единственное доброе, что было – это Прекраса, но она уже взрослая, у нее уже есть Растимир. Вот и все за, что Марфа была благодарна Торину. Больше ничего хорошего он ей не дал.
Внезапно княгиня подумала, что более не будет у нее унижений, все закончилось. Но и любви не будет. Сможет ли она видеть Дага? Никто не знает, ибо ни из Ирия, ни из ада еще не вернулся никто. Хотя души, души умерших то, бродят по подлунному миру, пугая живых. Может и ее душа сможет бродить по Торинграду, смотреть на трех любимых людей: на Прекрасу, Растимира и Дага.
Никогда не познать ей более любви мужской, ласки, горькая у нее судьбинушка была здесь.
И тут княгиня Марфа вдруг осознала, что боги ведь дают ей еще одну ночь, ночь жизни, а может и ночь любви. Посмеет ли она? Вспомнила Марфа ночи, проведенные с супругом, теперь уже мертвым, вспомнила унижения, оскорбления, синяки и решила – посмеет. Последняя это воля ее, ведь пока она еще княгиня. Открыв дверь, увидела Марфа одну из девок теремных, и сказала:
- Любава, кликни ко мне одного из дружинников – Дага, слово мне молвить ему надобно.
И так в Торинграде любили и почитали свою княгиню, что Любава и не заподозрила в просьбе княгини что – либо дурное, кликнула Дага.
Дружинник был немало удивлен тем, что княгиня Марфа позвала его. По дороге из дружинной избы к ней в одрину Даг ломал голову над тем, что ей понадобилось, и, в конце концов пришел к выводу, что, наверное, княгиня Марфа попросит присмотреть за княжной Прекрасой и ее мальцом. Все – таки он ведь один из лучших воинов в дружине Торинградской.
Войдя в покои княгини, Даг потрясенно остановился возле двери, ибо княгиня Марфа встречала его с головой непокрытой, русые волосы ее были свободно распущенны по плечам, как у славницы. А та смотрела на его высокую, широкоплечую фигуру, седые волосы и русую бородку, серые глаза и не могла налюбоваться.
- Закрой дверь, Даг – взволнованно сказала княгиня.
Дружинник подчинился, прикрыл дверь и, обернувшись к Марфа выжидающе замер, склонив голову в поклоне.
- Даг, ты же знаешь, что завтра будет тризна , служительница смерти уже готовит тело князя Торина к прощанию.
Дружинник кивнул, он все это знал. Даг не смел смотреть на свою княгиню, на ее длинные русые волосы, раскинутые по плечам, стыдно и неудобно было ему глядеть на жену князя своего, тем более что выглядела она не так как бы следовало княгине.
- У меня была несчастливая жизнь с Торином – продолжила Марфа, - он был тяжелый и сложный человек.
- Не гневи богов, княгиня, князь был достойным воином и правителем – возразил Даг.
- Может, и был он достойным воином и правителем, только супругом был никудышным, радости в супружестве не познала я, ласки мужней мне не довелось испытать на себе – прошептала Марфа.
Даг смотрел на нее круглыми от удивления глазами. Теперь он уже не замечал ее распущенных волос, зовущих взглядов. Она оскорбила его князя, того, кто вознес его до положения лучшего воина, того, кто всегда выдел его. «Наверное, боги лишили княгиню разума» - подумал Даг.
- Даг, это моя последняя ночь в подлунном мире, больше не будет для меня заката, не увижу я более ни осень, ни зиму, ни следующую весну.
- Неужели, княгиня, ты боишься? – недоуменно спросил дружинник.
- Нет, не боюсь, мне терять нечего – горько ответила Марфа.
- Правильно, что не боишься, боги разумнее нас людей, богами установлено, что погребают князя и его женщину, это правильно так должно быть, ибо даже в Ирии бывает одиноко одному.
- В Ирии одиноко? Мне и при жизни было одиноко – усмехнулась княгиня.
- Гневишь богов напрасно ты, в Торинграде каждый любит тебя и чтит. Зачем звала меня, княгиня? – спросил Даг.
- Даг, - несмело начала Марфа – ты мне милее всех, словно сама Лада коснулась меня своей рукой, когда я увидела тебя. Не познала я в супружестве ласки и радости, любви мужской… Последняя эта ночь для меня… Уж, не откажи мне в ласке… Прошу тебя…
- Да, как же…Княгиня, что же говоришь ты такое? – потрясенно спросил Даг – я же князю Торину клялся в верности, а ты просишь меня… О чем? Боги покарают тебя за это…, да, и меня тоже… Не по-людски это…
Княгиня Марфа склонила голову, ей было стыдно за то, что он отчитывает ее, словно девку молодую неразумную. Но от своего она и не думала отрекаться так легко.
- Прошу тебя, Даг, - подняв на него глаза полные слез, шептала она, - прошу… Не откажи в просьбе последней. Я ведь с тех пор, как тебя увидела только об этом и мечтала ночами одинокими…
- Княгиня, что же ты, словно волочайка какая-то, словно девка теремная бесчестная – потрясенно сказал Даг.
- Прошу…- повторила Марфа.
Подошла к нему, обняла за плечи сильные, прижалась головой к шее, вдыхая мужской запах. Но оттолкнул ее Даг, сказав:
- Видно и в правду в тебя дочь твоя пошла, такая же беспутная, по матери и дочка.
Сказал, словно кинжалом в живот ударил, выплюнул эти слова жестокие, и ушел, хлопнув дверью.
Не возжелал ее, а она просила, молила его лишь об одной ночи. Не было в жизни княгини Марфы горше разочарования. Заплакала она безутешно, горько….
На утро Любава нашла княгиню Марфу мертвой, из груди ее торчал кинжал. Не перенесла Марфа последнего унижения в своей жизни, не смогла она прожить еще одну ночь отвергнутой, нежеланной женщиной.
_________________

А дальше все веселее и веселее.
Эля, молодец. Позорнее смерти, для Торина, даже не придумаешь
Марфу немного жалко, так и не узнала она любви и ласки .
Проду
_________________

Да, Люсь, мне тоже Марфу жаль. Незавидная жизнь была у женщин того времени. Теперь интересно, что будет с Горлунг: останется ли она княгиней в Торинграде или прогонят их славяне?
_________________