Мелина Марчетта "В поисках Алибранди"

Вот в этой главе я и получила ответ на свой вопрос. Грустно очень.

А Джози первому позвонила Майклу, значит очень доверяет отцу.

Джейкоб молодец! Всё правильно сказал.
Ох, какая глава!

Спасибо большое!

Девочки, спасибо за новую главу!

Спасибо за продолжение!

 » Глава 29

С Новым годом и Рождеством!
Новая глава уже спешит!

Перевод: Laflor
Редактирование: LuSt
Оформление: Архивариус
По всем замеченным опечаткам можно стучаться в личку.

     Полагаю, церемония вручения наград прошла довольно эмоционально.
     Выпускные экзамены почти закончились, и это было одно из последних мероприятий, на которое мы пришли в школьной форме. Меня наградили за английский, итальянский и естествознание, а Ива заканчивала в статусе круглой отличницы, но я никогда и не сомневалась, что так и будет. Просто потому, что, наверное, она заслужила это больше, чем я.
     В какой-то момент мы столкнулись с ней в женском туалете, и я поняла, что она больше не Ива-крапива, а просто Ива. И идея распрощаться со школьной формой пугала ее не меньше, чем меня. Она нерешительно улыбнулась, я улыбнулась в ответ, и тут заметила, что у нее глаза на мокром месте.
     — Я закончила с отличием только потому, что хотела утереть тебе нос, — сказала Ива. — Именно из-за тебя я так старалась. Ты меня бесила.
     — Ага, ну а я сдавала все на пятерки по английскому, только чтоб утереть нос тебе.
     Она засмеялась и вытерла руки.
     — Знаешь, мне как-то страшно слегка. Отец очень хочет, чтобы я стала врачом.
     — Ага, не тебе одной — моя бабуля хочет выдать меня замуж за врача, — попыталась я пошутить.
     Мы стояли и смотрели друг на друга, и мне на удивление столько всего хотелось ей сказать. А раньше надо было включать фантазию, чтобы хоть что-то из себя выдавить.
     — Мне так не хватает Джона... как друга. Казалось, он всегда будет рядом, чтобы поднять мне настроение, когда совсем уж плохо, — выпалила Ива.
     — А я так хотела, чтобы мы вместе учили право. И теперь не уверена, что смогу это сделать без него, — призналась я.
Меня, конечно, удивил сам факт — мы стоим тут и выбалтываем все наши страхи, — но тут на ум пришли слова Джона о нашем с Ивой сходстве.
     — Джози, мы не виноваты в том, что случилось. Ни ты, ни я — только Джон. Но мне все равно хочется плакать — люди всегда будут помнить, как он умер, а не то, как он жил.
     — Но мы будем помнить, — возразила я.
     Она кивнула и собралась уже уходить.
     — Ива?
     — Да?
     — Если мы поступим в один и тот же универ, может, как-нибудь поболтаем за чашечкой капучино?
     Она обняла меня в ответ. Именно ей, а не своим лучшим друзьям, я могла поплакаться о том, что произошло за последние несколько недель.
     После церемонии Майкл пригласил меня в пиццерию.
     — Горжусь тобой, — сказал он, глядя на мои сертификаты. — И мама тоже. Я думал, она заберется на стул и начнет скандировать: «Джо-зи, Джо-зи, Джо-зи!»
     — Но это не считается — вы же мои родители.
     — Да, и мне нравится это слышать.
     Я глянула на него и улыбнулась:
     — Мы никогда не говорили об этом вслух, правда?
     — Правда, потому что мы оба упрямцы, — рассмеялся он и потрепал меня по щеке. — Знаю, что прикидывался спящим во время твоей речи, но, как по мне, ты выступила очень поэтично. Совсем как твоя мама когда-то.
     — Мама лирик?
     — Она любила поэзию, особенно Элизабет Браунинг, и собиралась поступать в университет на факультет английской литературы, чтобы стать поэтом.
     — Стыдно-то как! Родная мать собиралась осваивать гуманитарные науки, — пошутила я. — Да ладно, Майкл, мама никогда не хотела учиться в университете.
     — Что ты знаешь о желаниях своей матери? Она хотела быть величайшим поэтом современности — постоянно что-то декламировала, а меня это жутко раздражало.
     — Почему же она ничего мне не рассказывала?
     — Может, думала, что ты будешь себя винить. Я имею в виду, что именно из-за нас она не пошла учиться.
     — Но почему? — Мне было непонятно. — Я бы пошла. Почему люди не делают то, чего хотят на самом деле? Я бы никогда не позволила кому-то или чему-то встать у меня на пути.
     — Джози, ну откуда ты, черт возьми, это знаешь? Ты еще толком не жила. Я посмотрю на тебя в сорок — сделала ли ты все, что хотела. В семнадцать мне хотелось стать пилотом, но из-за переезда в Аделаиду я впал в такую депрессию, что позабыл обо всех своих желаниях. Люди меняются. Обстоятельства их меняют.
     — Ты действительно был влюблен в небо?
     Майкл задумался.
     — В жизни я любил только дважды: Кристину Алибранди в прошлом и Джозефину Алибранди в настоящем.
     — Жаль, что в Кристину Алибранди ты больше не влюблен, — вздохнула я.
     Принесли наш заказ, и мы принялись за еду.
     — А давай купим контактные линзы? — прожевав, предложил Майкл.
     — Контактные линзы? Тогда мы будем неотразимы — боюсь, я этого не вынесу.
     — Если ты начнешь их носить, я себе тоже куплю.
     — И мы будем как близнецы.
     Он выглядел каким-то нервным, что само по себе было странно, ведь Майкл Андретти всегда все держит под контролем. Он отложил пиццу, взял меня за руку и сжал ее.
     — Мы с мамой уже это обсудили.
     — О боже! — радостно завопила я. — Значит, вы встречались тайком от меня и теперь женитесь?
     — Можешь хоть раз не дурачиться? — спросил он. — Я обсуждал с ней вопрос... смены твоей фамилии на Андретти.
     — После вашей свадьбы?
     — Угомонись! Бог мой, Джози, ты что, думаешь, жизнь легкая штука? Я хочу удочерить тебя и дать тебе свою фамилию.
     — А мама?
     — Я не могу удочерить и ее.
     — Могу подсказать один способ смены ее фамилии, — сказала я хитро.
     Он глянул на меня и изумленно покачал головой.
     — Не обижайся, если я попрошу отсрочки, — честно сказала я. — Речь ведь не только обо мне. Есть еще мама и нонна. Но если это поможет, то я бы очень гордилась фамилией Андретти... папа.
     Перегнувшись через стол, я крепко обняла отца, раз за разом повторяя про себя и смакуя возможную новую фамилию. Хотя с фамилией Алибранди меня ничто в реальности не связывало, все же ее носили мама и нонна, а с ними меня связывало очень многое.
     — Я буду по тебе скучать, когда ты уедешь назад в Аделаиду.
     — Никуда я не уеду. Я купил дом в Балмейне.
     — В Балмейне? — завизжала я.
     — Ты привлекаешь всеобщее внимание, — заметил Майкл.
     — Бог мой! Когда ты его купил?
     — Я как раз в процессе покупки.
     — Боже, как здорово! Это так близко. Могу у тебя заночевать — мы бы заново обставили дом и все такое.
     Он закатил глаза, откусывая кусочек чесночного хлеба.
     — Мама знает?
     — Кажется, я упоминал об этом.
     — На одном из ваших тайных свиданий?
     — Ты невыносима.
     — А как же бухгалтер из Аделаиды?
     — Не лезь не в свое дело.
     — И все-таки?
     — В жизни не видел человека любопытнее тебя, — вздохнул он, качая головой. — Мы решили расстаться. Полюбовно.
     — Черт, сказать, что я расстроена — это ничего не сказать.
     — По твоему тону слышно, — сухо заметил Майкл. — Это было нелегкое решение, но мне нужно было правильно расставить приоритеты. Восемнадцать лет назад я сбежал от ответственности — мне не стоило так поступать с твоей мамой. Я не могу снова убегать — я постарел и бегаю медленнее. Хочу теперь проводить время с вами.
     — Значит, это не имеет никакого отношения к твоему пылкому увлечению мамой?
     — Джо-о-ози, — раздраженно протянул Майкл.
     — Бухгалтер была не в твоем вкусе. Ты говорил, она ест спагетти вилкой и ложкой.
     — Я и хорошее о ней говорил.
     — Правда? Например? — усмехнулась я. — Что она привлекательна, умна и успешна? Я тебя умоляю, в жизни есть более интересные вещи.
     — Я затыкаю уши.
     Остаток ужина прошел спокойно — я больше не донимала Майкла. Потом он провез меня мимо своего дома, чтобы показать, как тот выглядит снаружи. В Балмейне, пожалуй, самые здоровские пабы, книжные магазины и недорогие рестораны, и район прямо-таки дышит историей. Дом Майкла, сооруженный из песчаника, был совсем маленький — меньше, чем наш, но с надстроенной мансардой, которую, как предполагалось, я буду занимать на случай ночевки. Сад просто очаровывал, и я уже представляла, что смогу с ним сделать.
     Майкл отвез меня домой и, прислонившись к машине, ждал, пока я дойду до ворот. А я развернулась и пошла назад к нему.
     Обняла его и почувствовала, как он обнял меня в ответ.
     — Я люблю тебя, ты же знаешь.
     — А все потому, что я такой милый, — усмехнулся он, ущипнув меня за щеку.
     — Обычно так говорю я.
     Мы еще немного посидели на крыльце. Говорили мало — не было особой нужды. Промелькнула мысль, что еще год назад Майкла не было в моей жизни, и это по-настоящему меня напугало.
     Маму я застала за просмотром телевизора и тихо села с ней рядом. Так, прижавшись друг к другу, мы просидели какое-то время.
     Я не была уверена, с чего начать разговор о своем удочерении или смене фамилии. Мама не знала историю с Маркусом Сэндфордом и понятия не имела, как мало фамилия Алибранди для нас всех значила на самом деле.
     — И что вы решили? — в конце концов спросила она во время рекламной паузы.
     Я посмотрела на нее, пожала плечами и спросила:
     — Что первое пришло тебе в голову?
     — Я расплакалась.
     — У меня ощущение, что, принимая фамилию Андретти, я отвергаю тебя и нонну, — призналась я маме.
     — Джози, я сердцем чувствую, что ты никогда бы от меня не отказалась. Так что я знаю, что ты меня не отвергаешь, и нонна тоже это знает, раз уж признала Майкла. Поэтому я приму любое твое решение, хоть и расстроюсь. Просто ты так долго принадлежала только мне, но теперь ты и его тоже.
     — Если все-таки я на это решусь, — сказала я, глядя на изображение на экране, — думаю, это будет сделано в первую очередь для него. — Я глянула на маму. — Наверное, если стану Андретти, он перестанет корить себя за то, что сбежал. В прошлом году я бы сказала: «Да какая разница, чего он хочет?» Но теперь мне хочется облегчить его чувство вины. Я знаю Майкла, мам — он точно себя из-за этого поедом ест.
     — Поступай, как считаешь нужным, — сказала она.
     — Но удочерения я не хочу, — категорично добавила я. — Мам, поменять фамилию — это одно, но удочерение — это совсем другое, и мне этого не надо. Человека забирают в другую семью, потому что его собственная мать не может о нем позаботиться или потому что он круглый сирота. Но у меня есть ты, и еще может быть Майкл безо всякого удочерения.
     — Ему очень повезло, — заметила мама, беря меня за руку.
     Я прижалась к ней и вздохнула.
     — Не только ему. Нам всем очень повезло.
_________________

Спасибо, девочки, за перевод такой книжки.
Я совсем не ловлю себя в героине, мне почти не близки ее обстоятельства, но как же все знакомо все же.
И так редок позитив в книгах, что воспринимаешь его как изысканное наслаждение.


Спасибо!!!
_________________

Ну вот и хорошие новости: Джози с Ивой помирились, а Майкл дает дочке свою фамилию и собирается жить поблизости.
До чего ж меня веселит мечта Джози о браке родителей )))) Прямо тащит их к алтарю, как двух неслухов )))

С Новым Годом и Рождеством! Спасибо!
_________________

Какая теплая, чудесная глава! Ива с Джози помирились и помирил их Джон.
Джози так хочется, чтобы ее любимые родители были вместе. Она упрямо гнет свою линию.
Честно говоря, мне бы тоже этого очень хотелось. А вдруг их любовь еще жива?
По-моему, Майкл счастлив, что у него такая дочь.
Спасибо огромное!

С НОВЫМ ГОДОМ!!!
___________________________________

Спасибо за главу

вот он, юношеский максимализм: других осуждает за то, что не исполнили свои мечты, зато для себя все находит препятствия к их исполнению, например

___________________________________

Девочки, спасибо за новую главу!
С наступившим Новым Годом и Рождеством!
_________________

Девочки, спасибо огромное за перевод, редактирование и оформление!

С Новым годом и Рождеством! Всего самого наилучшего!
___________________________________

Замечательная трогательная глава!

Спасибо большое!

и РОЖДЕСТВОМ!

Спасибо за продолжение!

 » Глава 30

Дорогие наши читательницы, сегодня у нас великий день, запоздалый новогодний подарок (или очень ранний по китайскому календарю) и... прощание.
Устраивайтесь поудобнее, заваривайте чай и приятного чтения.

Перевод: Juli
Редактирование: LuSt
Оформление: Архивариус
По всем замеченным опечаткам можно стучаться в личку.
 

     Мы с Джейкобом Кутом официально всё. Знаю, я рассказывала о наших прежних стычках, но на этот раз, кажется, все действительно кончено, потому что он пришел и заявил об этом прямым текстом.
     Я проплакала десять с половиной часов. Кажется, прослушивание сборника двадцати лучших сентиментальных песен тоже не помогло.
     Он пришел днем, потому что мы оба закончили школу. Я ожидала чего-то нехорошего, так как ранее Анна обмолвилась, что Джейкоб был на церемонии награждения, однако не подошел ко мне поболтать. И все-таки он обнял меня, так что я надеялась услышать объяснение.
     — Дело не в тебе, — сказал он.
     — Что ты имеешь в виду, Джейкоб? — встревоженно спросила я.
     Он вздохнул и покачал головой.
     — Я думаю, нам нужно сделать перерыв.
     Так я поняла, что у наших отношений нет будущего. Так говорят, когда не хотят обидеть своего партнера. На самом же деле он хотел сказать, что нам больше никогда не быть вместе.
     — Почему? — спросила я, вцепившись в его рубашку. — Что я сделала? Что произошло?
     — Дело не в тебе.
     — Хватит это повторять! — закричала я.
     — Слушай, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я просто не готов к серьезным отношениям, с кем бы то ни было.
     — Джейкоб, что на тебя нашло? Ты никогда раньше так не говорил.
     Я изо всех сил старалась сдержать слезы. Я хотела быть сильной, стойкой. Нельзя было позволить себе цепляться за его рубашку и умолять.
     — Мы слишком разные. Ты отличница, а я идиот.
     — Не говори так! — воскликнула я. — Никакой ты не идиот, глупый ты идиот!
     — Знаешь, я был на церемонии награждения в вашей школе. Ты получила сотню наград.
     — Вообще-то, три.
     — Да без разницы. Это означает, что ты лучшая из всего выпуска по трем предметам, Джози. А я даже не уверен, что сдал экзамены.
     — Поверить не могу! С каких пор ты начал жалеть себя? Ты всегда был самым уверенным в себе человеком из всех, кого я знаю. Никогда не притворялся, не строил из себя того, кем не являешься на самом деле. Какая муха тебя укусила?
     — Все это время я обманывал сам себя. Раньше я гордился своими низкими оценками. Твердил себе: «Да какая разница?». Я собирался стать механиком, поэтому меня не волновали отметки, которые я получал. Но потом я встретил тебя, и все изменилось. Я многое переосмыслил. Я понимаю, что никогда не смогу достигнуть твоего уровня, не смогу сравниться с тобой. Когда ты рядом, я чувствую себя неудачником и ненавижу себя за это. Мне нужно многое обдумать. Понять, чего я хочу от жизни. Но я не хочу, чтобы ты винила себя.
     Я смотрела на него, не веря своим ушам.
     — Ты говоришь, что я заставляю тебя чувствовать себя неудачником, который меня недостоин, а потом уверяешь, что я не должна винить себя? Я думаю, ты лжешь. Просто тебе нужна другая. Кто-то более подходящий, та, которую ты мог бы с гордостью представить друзьям. В этом дело, да? Ты ни разу не приводил меня в свою компанию. Я знаю лишь Антона, и то только потому, что он без ума от Анны.
     — Бред собачий! — воскликнул Джейкоб. — Как насчет тебя и твоей бабушки? Мы ведь до сих пор не знакомы, Джози. Потому что я недостаточно хорош! Это ты ждешь кого-то лучшего! Возможно, кого-то, кто нацелен на высшее образование. Например, кого-то похожего на Джона Бартона.
     У меня отвисла челюсть.
     — Как ты смеешь вмешивать сюда несчастного Джона? С его смерти не прошло и месяца. Ты хотя бы слышал о понятии «время траура»?
     — Не-а. Разве ты забыла? У меня нет правил, нет порядков. Нет воспитания. Ничего. Я подчиняюсь лишь законам. У меня нет принципов. Я не итальянец...
     — Вот именно! — воскликнула я. — Все дело в этом, не так ли? А не в том, что рядом со мной ты чувствуешь себя неудачником. Все дело в том, какая я! Или в том, каковой я не являюсь!
     — Ты слишком эмоциональна. Честно говоря, это сводит меня с ума. Возьми себя в руки! — прорычал он, встряхнув меня.
     — Мне нравится быть эмоциональной. Итальянки всегда эмоциональны. Зато вы, австралийцы, настоящие куски льда.
     — Будь разумной. Ты тоже австралийка.
     — Я живу эмоциями, запомни, Джейкоб. Эмоциональные люди могут иногда быть безрассудными, и я не австралийка. Я понаехавшая. Австралийка я только тогда, когда местным хочется навесить на меня этот ярлык, а в других случаях я вроде как исчезаю или возвращаюсь в состояние неопределенности. Вот и вся суть проблемы, Джейкоб. Моя кровь слишком чужеродна для тебя.
     — Я не расист, — сердито ответил Джейкоб. — Не смей мне это приписывать. Ты просто запуталась в том, кем себя считаешь, и тебе кажется, что люди клеят ярлыки. Мне нравится твоя культура, Джози. Она отличает тебя от моего окружения, и именно это меня в тебе привлекло. Потому что никогда прежде я не встречал девушку, похожую на тебя. Наверное, зря я рассказал о том, как чувствую себя рядом с тобой, ведь это не означает, что это ты заставляешь меня так чувствовать. Дело во мне. Ты просто на многое открыла мне глаза. Иногда, проводя время с друзьями, я начинаю чувствовать себя чужим среди них из-за тебя. Ведь ты открыла мне целый мир. Я уже не хочу быть механиком, чтобы работать целыми днями, а затем проводить вечера в пабе. Не хочу жениться на ком-то подобном себе, завести двоих детей, жаловаться на высокую квартплату и цены на бензин и вечно экономить. В прошлом году я был согласен на такую жизнь. Хотя нет, не так. В прошлом году я думал, что жизнь состоит только из этого. Но в этом году благодаря тебе я понял, что в ней есть куча всего другого. Я все еще хочу быть механиком, но хочу выйти из своей зоны комфорта и рассмотреть иные варианты. Я не хочу заниматься тем, что другие люди полагают пределом моих возможностей. Не хочу жить по стандартной схеме только из-за школы, в которой учусь, или района, в котором живу. Я хочу иметь в своей жизни все то, от чего отказался Джон Бартон из-за страха выйти из зоны комфорта. Но я должен сделать все сам.
     — А если бы мы тогда занялись любовью? — крикнула я. — Ты говорил, что мы будем вместе очень долго. Ты вроде как любил меня.
     — Любил... И люблю... — прошептал Джейкоб. — Ты была права, не позволив мне заняться с тобой любовью. Потому что ты — это ты. По какой-то причине ты убедила себя в том, что должна оставаться со мной всю жизнь, потому что считаешь, будто кто первым займется с тобой любовью, за того ты и выйдешь замуж. Я думал об этом, и это кажется довольно странной, но красивой сказкой. Мой отец был у матери первым и единственным мужчиной, но она была уверенной в себе женщиной. Ты не такая, Джози. Я не говорю, что у нас нет ни единого шанса. Есть, и еще какой. Но сейчас все кажется совсем неправильным.
     Я стояла перед ним заплаканная, сгорая от стыда. Самое смешное, в его глазах тоже блестели слезы.
     — Но я пойду с тобой на выпускной, — тихо сказал он.
     — Просто уйди, — судорожно всхлипнула я.
     — Я позвоню.
     — Я не отвечу. Уходи.
     Джейкоб попытался обнять меня, но я его оттолкнула, и он ушел. Оставшуюся часть дня я проплакала. Когда мама пришла домой, я заревела еще сильнее. Мама решила позвонить Майклу, и когда он пришел, я зарыдала с новыми силами.
     — Может, это и к лучшему, — сказала мама, когда я сидела между ней и Майклом.                   
     Я посмотрела на нее, не веря своим ушам.
     — Мне так плохо, мам. От расставания с Джейкобом мне больнее, чем даже когда умер Джон. Как же так?
     — Просто у тебя сейчас такой период, Джози. Не мучай себя этими вопросами, — сказал Майкл, протягивая мне платок.
     — Знаете, от чего мне больнее всего? В один прекрасный день он женится. Кто-то будет его женой, и это не я, — произнесла я, рыдая.
     — В один прекрасный день ты оставишь его в прошлом, Джози.
     Неужели обязательно было повторять «в один прекрасный день»?
     В глубине души я знала, что никогда не оставлю его в прошлом. Джейкоба Кута больше не будет в моей жизни. И я никогда не полюблю снова.
_________________

 » Глава 31

Перевод: Талита
Редактирование: Bad girl
Оформление: Архивариус
По всем замеченным опечаткам можно стучаться в личку.

     Крайне жестоко, что в самое тяжелое время моей жизни светило солнце и стояла дивная погода. Пять дней после экзаменов я просидела перед вентилятором в футболке и нижнем белье, пытаясь приобщиться к европейскому обычаю устраивать сиесту в два часа дня, когда наконец заметила, что по сравнению с моим бледным заплаканным видом даже мама выглядит загорелой. Я заставила себя выйти из дома, поесть пиццы с Ли, Анной и Серой. Отметить конец экзаменов. Не то чтобы у меня было настроение праздновать.
     Мы вчетвером пошли в «Харли», где от бомбардировки соболезнованиями мне стало еще хуже.
     — Если тебе станет легче, у нас с Анжело тоже все не радужно, — сообщила Сера.
     — Думаю, твоя ситуация немного отличается, — отметила Ли, глядя на меня.
     — Он не звонил? — печально спросила Анна.
     — Не будем об этом, — прошептала я, потому что едва могла говорить.
     С нашего разрыва с Джекобом прошла неделя, и я почти потеряла голос от слез.
     — Однажды все наладится. Может, когда повзрослеешь, — мягко утешила Анна, протягивая мне салфетку.
     — Сказала та, кто до сих пор вешает на кровать носок для Санты, — фыркнула Ли. — Вообще, скорее всего, ничего не наладится, поэтому не проводи остаток дней в ожидании, что он вернется.
     Я покачала головой и высморкалась.
     — Забудьте. Ладно, Анна, как у тебя дела?
     — Ой, Джози, Антон лучший друг Джейкоба и все такое. Я не хочу тебя расстраивать.
     — И что будешь делать? Сотрешь из жизни его и всех, кто с ним знаком?
     Анна пожала плечами и слегка улыбнулась:
     — Я иду к Антону на выпускной и веду его на наш.
     — Твоя мама его видела?
     — Она его обожает.
     — Моя мама обожала Джейкоба, — прорыдала я в салфетку.
     — О, Джози.
     Я снова вытерла слезы и попыталась взять себя в руки.
     — Извини. Обещаю, больше не плакать.
     — И как далеко все зашло, Анна? — спросила Сера.
     — Ага, выкладывай все сочные подробности, — язвительно подхватила Ли, мрачно зыркнув на Серу.
     — Мы несколько раз поцеловались, — сообщила красная Анна.
     — С языком? — уточнила Сера.
     Мы все застонали. Как раз в этот момент официант принес пиццу и, похоже, обиделся.
     — Он не такой жесткий, каким кажется. На самом деле Антон милый. Он сказал, что у меня хорошая кожа и мне даже не надо пользоваться всей той ерундой, которую женщины мажут себе на лицо.
     — Да все они так говорят, а потом видят тебя без макияжа и бегут блевать, — сказала Сера, похлопывая Анну по руке.
     Мы все глубоко задумались, сидя над остывающей пиццей.
     — Ладно, у меня есть новости, — нарушила молчание Ли. — Прошлой ночью я переспала с Мэттом.
     — Что?
     — Где?
     — И как он? — спросили мы в унисон.
     — Да, я переспала с Мэттом, — пожала плечами Ли. — Ничего особенного.
     — Где? — повторила я.
     — На квартире его друга.
     — Было… больно? — спросила Анна.
     — Не особенно. На самом деле было странно. Я думала, удовольствие — грех. Но раз в сексе приятного нет, то и грешного тоже.
     — То есть тебе не понравилось? — уточнила я.
     — Всё вообще не так, как пишут в книгах, — задумчиво ответила Ли. — Никаких взмываний в облака и тому подобного. — Она пожала плечами. — Ничего особенного.
     — Вряд ли удовольствие — грех, — сказала я. — Думаю, грех — это чувство вины.
     — А чего ей чувствовать себя виноватой? — огрызнулась Сера. — Может, переспи ты с Джейкобом, до сих пор была бы с ним.
     Я вспомнила его слова и проигнорировала подругу.
     Ли издала безрадостный смешок и взяла кусочек пиццы.
     — Что думаешь? — спросила я ее. — Изменил бы секс отношения между мной и Джейкобом?
     Она пожала плечами:
     — Мужчины разные. Им проще получить удовольствие, чем нам. Раз присунут — и уже счастливы.
     — Сера, так, по-твоему, я должна была дать Джейкобу использовать мое тело ради его удовольствия? — уточнила я.
     — А как насчет твоего удовольствия? Почему ты думаешь, что тебе бы не понравилось? — едко парировала она.
     — Ли не понравилось.
     — Я такого не говорила, — возразила Ли. — Я только сказала, что секс не такой потрясающий, как люди себе представляют. Что до тебя, Джози, ты бы изводилась, если бы переспала с Джейкобом. Тебя бы слишком мучили сомнения. Ты считаешь вину  грехом, а когда думаешь, что грешишь, уже не до удовольствия.
     Я кивнула:
     — Переспи я с Джейкобом, возможно, мы остались бы вместе. Но, вероятно, еще мне бы потребовался психолог.
     Мы рассмеялись. Сера несколько раз стукнула по столу.
     — Слушайте, первый раз никогда не бывает отличным. Парень должен быть богом, чтобы получилось хотя бы хорошо. Но потом становится лучше, — объяснила она с набитым ртом.
     — Я всегда боялась, вдруг выйду замуж и окажусь плоха в постели, — выпалила Анна.
     — Поэтому я и считаю, что не надо выходить замуж девственницей, — сказала Сера. — Надо экспериментировать. Мужчины именно так и делают.
     — Да, но только с тем, кого любишь, — вмешалась я.
     Сера пихнула Ли, словно они вдвоем образовали какое-то тайное общество.
     — Одна верит в Санту, вторая — в Зубную Фею.
     Мы расправились с пиццей, оплатили счет и решили пройтись до дома Анны, вместо того чтобы ехать на автобусе.
     — Ты правильно поступила, — тихо сказала Ли, пока мы шли рядом, пропустив остальных вперед.
     — Ты о чем?
     — Что не переспала с ним. Ты не такая, как я. Не такая, как Сера. Ты из тех, кому идет оставаться девственницей, пока не влюбишься или даже не выйдешь замуж. У тебя это даже сверхсовременно выйдет. А вот Анна, наверное, еще полгода спустя после брачной ночи останется девственницей из страха, что плоха в постели.
     Мы рассмеялись, и я посмотрела на Анну.
     — Не знаю. Если она продолжит встречаться с Антоном — вряд ли.
     — Как по мне, их отношения дольше еще двух недель не продержатся, — вздохнула Ли.
     — Так ты думаешь, даже переспи я с Джейкобом, все равно не смогла бы его удержать?
     — Джози, ты опишешь свою потерю девственности в дневнике и, наверное, до конца жизни будешь в годовщину ходить на покаяние. У меня же это просто еще одна страница в жизни. Ничего особенного.
     — Ты все твердишь «ничего особенного». И я понимаю, что на самом деле это очень даже особенное, — сказала я, глядя на нее.
     Ли задумалась.
      — Это расставание с невинностью. Как все и говорят. Думаю, это единственное, что остается у тебя своего и что остается от детского кокона.
     — Ты еще увидишься с Мэттом? — спросила я.
     Ли пожала плечами.
     — Знаешь, чего я хочу?
     — Чего?
     — Снова стать маленькой, — прошептала она.
     — Я тоже, — тихо поддержала я.
     Мы обняли друг дружку за плечи и пошли следом за остальными домой.
_________________

 » Глава 32

Перевод: Талита
Редактирование: Bad girl
Оформление: Архивариус
По всем замеченным опечаткам можно стучаться в личку.

     Мое освобождение случилось иначе, чем я предполагала.
     Я думала: проснусь однажды утром и прозрею. Почувствую свободу от всего. Или какое-то событие перевернет мне сознание. Но это случилось тогда, когда я рыдала навзрыд — опять.
     Это произошло после того, как я получила на день рождения открытку от Джейкоба и выбросила ее в мусорное ведро. А потом села, оглянулась на прошедший год и поняла, что давным-давно освободилась. Не в один конкретный момент, а за несколько. Мои прежние тревоги рассеялись, но на смену им пришли не новые страхи, а скорее некоторые сожаления.
     Я вспомнила, как чувствовала себя социальным изгоем в школе Святой Марты, но после фиаско с пешим марафоном поняла, что переживала зря. Я думала, обстоятельства моего рождения — это крест, который придется нести всю оставшуюся жизнь, но то, что произошло между бабушкой и Маркусом Сэндфордом, заставило меня понять: никто его на меня не взваливал. Я сама его себе определила.
     А разница культур?
     Что ж, не знаю, примут ли все в этой стране когда-либо мультикультурализм, и это меня огорчает, ведь он такая же часть австралийской жизни, как регби и мясные пироги. Но важно то, что я знаю свое место в жизни. И оно не там, куда меня поместили Серы или Карли.
     Если кто-то подойдет и спросит, какой я национальности, я посмотрю ему в глаза и скажу: я австралийка с бурлящей в венах итальянской кровью. Скажу это гордо, потому что не стыжусь своих корней.
     Дома многое изменилось. Не знаю, почему. Может, потому что изменилась я. Майкл переехал в свой дом в Балмейне, и я часто у него гощу. Забавно, как мама иногда заглядывает на ужин — родители меня изумляют. Они очень подходят друг другу.
     Часами болтают без стеснения и неловкости, и я гадаю, что же не дает им сблизиться. Может, они напуганы тем, какими сильными на самом деле оказались их чувства.
     Мы с Майклом много ругаемся. Особенно теперь, когда я так часто его вижу. Иногда он ужасный шовинист и критикует меня, даже не задумываясь. Папа ожидает от меня не того, чего хочет сам, а того, что, как ему кажется, хочу я. Он говорит, когда я обманываю себя, это приводит его в ярость. Мы конфликтуем, потому что между нами разрыв поколений.
     Он смотрит новости, считает их развлечением и психует, когда ловит меня за просмотром американских ситкомов. Папа их ненавидит.
     Но я люблю Майкла Андретти, и с каждым днем все больше и больше. Я люблю его вдвое больше, чем, быть может, месяц назад, но теперь заодно вижу и его недостатки.
     А Джейкоб?
     Не думаю, что нас разделило мое итальянское происхождение и его австралийское. Думаю, в какой-то момент мы просто оказались слишком разными. И не поняли, чего на самом деле хотим от себя, не говоря уже друг о друге.
     Пожалуй, за год Джейкоб стал немного более амбициозным, чем был раньше, а я наоборот — немного меньше. Иногда я даже сомневаюсь, хочу ли стать адвокатом. Но не собираюсь делать из этого проблему или отвлекаться. Когда придут результаты экзаменов, тогда и приму решение. Но я настроена оптимистично и наивно верю, что однажды снова буду с Джейкобом Кутом. Поэтому вынула открытку из мусора и поставила на камин.
     Сегодня мой день рождения. Мне больше не семнадцать. Именно в этом возрасте, как поет Дженис Йен[1], можно узнать правду о жизни. Но она не упомянула, что истины продолжаешь познавать и после семнадцати, а я хочу открывать их до самой смерти.
     А еще я буду знать, кто я, до последнего вздоха. Я буду верить в Бога и не позволю никаким церковным правилам встать у меня на пути. Буду верить в свой мир. Мир, в котором ирландец[2] сказал нам кормить бедных, и мы их кормим.
     Где музыканты просили нас не «петь "Сан-Сити"» и мы поддерживали их против сегрегации между черными и белыми[3].
     Мир, в котором Стинг спросил, любят ли русские своих детей[4], и мы знали, что ответ — да.
     Я знаю, что в этом мире много плохого, и слишком большое число людей готово сдаться. Но я — нет. Потому что искренне верю в доброту каждого отдельного человека и особенно молодежи.
     Итак, я сижу и слушаю U2, и кажется, что слова написаны современным поэтом. А вечером встречусь с друзьями и семьей — и в этом и заключается вся суть жизни. Я сяду между двумя женщинами. Двумя самыми важными женщинами в моей жизни, чьи отношения чуть не разрушил один мужчина, который умер пятнадцать лет назад.
     Я буду сидеть между ними как связующее звено и буду изо всех сил бороться, чтобы ничто не разлучило мою семью. Я не говорю, мол, теперь моя жизнь станет легче, ведь я наконец-то чувствую себя свободной. Я не говорю, что люди перестанут шептаться обо мне за спиной. Даже если бы я жила как святая, ходила босой, носила вериги Франциска Ассизского и страдала, как мученица; если бы блюла правила и никогда не грешила, люди все равно бы меня обсуждали. Потому что такова человеческая природа. Люди, как и я, всегда найдут, о чем поговорить.
     И неважно, буду ли я Джозефиной Андретти, которая никогда не была Алибранди, которой следовало зваться Сэндфорд и которая, возможно, никогда не будет Кут. Важно то, кем я себя чувствую — а я чувствую себя дочерью Майкла и Кристины и внучкой Кати; подругой Серы, Анны и Ли; кузиной Роберта.
     Знаете, когда я мысленно прокрутила этот год, со мной произошло замечательное событие: «один прекрасный день» наступил.
     Потому что я наконец поняла.


[1]  Имеется в виду песня «At seventeen», в которой поется о том, что «Вся любовь достается лишь королевам красоты и школьницам с улыбками на безупречных лицах», в то время как несимпатичные девушки сидят дома и только мечтают о кавалерах.
[2] Речь о Боно, солисте ирландской группы U2, известном борце с мировым голодом и нищетой.
[3] «Sun City» — песня, которую музыкант, актер и продюсер Стив Ван Зандт написал, порицая одноименный курорт магната Сола Керцнера, построенный на территории бантустана (использовавшейся в качестве резерваций для коренного черного населения Южной и Юго-Западной Африки (ныне Намибия) в рамках политики апартеида). Однако песня не имела особого коммерческого успеха, а Нельсон Мандела после выхода из тюрьмы похвалил Керцнера и сказал, что на курорте было создано множество рабочих мест, что было важнее всего.
[4] «Russians» — песня из дебютного альбома певца, в которой он предостерегает от последствий Холодной войны, в числе которых доктрина о взаимном гарантированном уничтожении и надеется, что «Русские тоже любят своих детей», ведь это единственное, что способно уберечь мир от катастрофы в результате применения ядерного оружия.
_________________