Игрок (СЛР, 18+)

Лекси, отличные новости

Принимайте в читатели
_________________

С огромным удовольствием)

Я в читателях!
_________________

Гип-гип!
Ура!
Ура-а-а-а-аааааа!
ура, товарищи!

Спасибо за новости. Спасибо за творчество. Очень ждем новья. Скорее бы главушку...
_________________

Если не очень долго ждать, то я бы подождала все сразу, а так не принципиально. Можно и один кусочек от Жен! А потом уж и ждать ...
_________________

Если один дополняет другой я б подождала..
_________________

Добрый вечер!
Саша, ждем главу.
Настроения и душевного Муза!
_________________

 » Решка. Меж двух огней. Часть 1

Единственное, чего женщины не прощают, это предательство. Если сразу установить правила игры, какими бы они ни были, женщины обычно их принимают. Но не терпят, когда правила меняются по ходу игры. В таких случаях они становятся безжалостными.
Габриэль Гарсиа Маркес

Жен

Ви и торговый центр — мой седьмой круг ада. Я понимала, что будет сложно, но она настаивала еще с той ночи, когда я ворвалась в ее квартиру из чувства вины. И пришлось сдаться: я не нашла достаточного количества доводов, чтобы «не выйти на работу красивой». То, что хирургический ординатор целыми днями облачен в форму и белый халат, показалось кузине несущественным. А запрещенный прием в виде попытки сослаться на тяжесть реабилитационного периода удостоился лишь скептического взгляда. Не очень странно, ведь мне придется бегать от пациента к пациенту, так чем вереница витрин отличается?
Вот как мы втроем оказались в коридоре, по обе стороны которого многообразие бутиков на любой вкус и цвет. И мы — это я, Ви и появившийся между нами призрак Арсения Каримова. Изгнать его не помогают ни воспоминания из детства, ни смех, ни даже откровения. Он просто есть. Втиснулся в нашу красивую и легкую дружбу, испортил нечто драгоценное, и теперь угрожает нечаянным разоблачением. Так хочется пуститься отсюда наутек, сесть в машину, вставить ключ в зажигание, поехать к этому человеку с паспортом и со всей дури врезать ему дамской сумочкой. Эпично, драматично, с истериками и размазанной по всему лицу тушью. И только потом объяснить, какой он козел.
И не вижу ни одной причины так не поступить! Черт, иногда я забываю о том, как ведут себя мои ровесницы. Им прощается очень и очень многое. А я себе не могу позволить отступить от правил даже в малом. Знаете, иногда просто дьявольски хочется наплевать на диеты, препараты, оздоровительные физические нагрузки, ежемесячные обследования и остальные составляющие жизни инвалида детства. Хочется безумства юности! Бестолково кричать в небеса, незаслуженно обделившие меня временем, танцевать под дождем, пока не закончится воздух в легких, слушать музыку на пределе громкости динамика, кататься по миру, забираться в горы, десятки раз влюбляться до беспамятства, счастливо и несчастно, с поцелуями на берегу или нахальным сексом в общественных местах. Потому что жизнь прекрасна, и в ней есть место всему. Нужно просто делать то, что хочется.
Вот чем Арсений меня зацепил, вот почему с такой теплотой вспоминается наше с ним время — рядом с этим парнем я позволила себе отступить от рутины… И невозможно описать, чем для меня это стало. Честно. Хотя почему невозможно? Я знаю, как бы нарисовала «нас». Сначала взяла бы уголь, и из сплошных, резких, соединяющихся под острыми углами линий набросала жизненный каркас. Потом взяла бы кисть, обмакнула ее в банку с желтой гуашью и брызнула на полотно. А затем — синей, и наконец — красной. О, у «нас» было бы много красного, очень много!
И эта картина стала бы удивительно точной. Ведь моя жизнь всегда была такой. Черные операции, белые ремиссии, черные наказания Киры, белые поощрения Капранова, черные скандалы с родителями, белые, полные смеха, деньки вместе с Яном и Ви. Если все это смешать, то в лучшем случае получилась бы серая масса… Но в тот день, когда я встретила парня из подворотни, я растащила на куски серый комок скучного благоразумия и спрятала туда яркое семечко, которое даже вне благодатной почвы совершенно неожиданно дало восхитительные побеги из новых эмоций и ярких впечатлений… А потом, когда эти бутоны раскрылись, внутри, почему-то — черт знает откуда — появилось это странное, страшащее своей инородностью слово «мы». Как птичка, прилетело и сидит за окошком. Даже если спугнешь — возвращается, не давая покоя.
Все, достаточно! Нечего в присутствии Ви мечтать о ее друге. Пора бы напомнить себе о том, что «мы» существует лишь в воображении. А реальностью правят «они».
— Как Арсений после травмы? — вклиниваюсь в лепет кузины о предстоящих светских мероприятиях, на которые никогда не попаду.
Вопрос заставляет тоненькие брови Ви сойтись на переносице, но она делает вид, что ничего не происходит.
— Понятия не имею, — говорит, поджимая губы.
Старательно копирую один из укоряющих взглядов мамы, и видимо получается очень неплохо, поскольку эта врушка тушуется и вздыхает:
— Жен, у нас все… не всерьез. Понимаешь? Не надо у меня спрашивать, как он или что с ним, не такого рода у нас отношения. Я бы вообще предпочла, чтобы о них никто не знал.
— Это как это? — хмурюсь.
— Пойми, — вздыхает кузина, явно не рассчитывая на мое участие. — Он же никто. У него ничего нет. — И ведь защищается, всплескивает руками. Понимает, что рассуждает как стерва, что не права, что врет самой себе, но продолжает. И не для меня все это — себя убедить пытается. — О, я знаю, что ты скажешь, не в деньгах счастье и бла-бла-бла, но ты представь, как отреагирует моя мать, если поймет, с кем я спуталась.
— Плевать на мать. Ты уже взрослая, прими свое собственное решение.
Родители Ви — отдельная песня. Два человека, которые требовательны и к себе, и друг к другу, и ко всему миру. Ничего удивительного, что их дочь всю жизнь пытается соответствовать высоким стандартам, надеясь получить свою порцию условной родительской любви.
— О, я знала, что ты это скажешь. Но, Жен, ты просто плохо представляешь, что это такое. Да, я столько раз тебе на нее жаловалась, что кажется, будто ты все понимаешь, но это не так. Если мама допустит хоть мысль, что у меня что-то серьезное с парнем из порно, то крепким выговором и закрытием всех банковских счетов я не ограничусь. Она все силы бросит на попытки меня вразумить. В общем, это секс и только. Надоест — расстанемся.
— Так что ж тогда ты со своим Егором не осталась, раз для тебя мать — такой авторитет?
— Я жалею, что ушла, — отвечает она просто. — И винить некого. Ведь знала, что кобель, знала, что за спиной шепчутся. Но что за аномалия заставила захотеть иного к себе отношения — никак не пойму. Тем более, что детдомовский голодранец в этом плане ничуть не лучше. Он точно так же, как и нефтяник, не заметит, если я исчезну, и притащит в постель кого-нибудь новенького.
Ее признание не несколько секунд парализует мой мозг. Ви всегда была проницательной, но на этот раз она даже не подозревает, насколько права. Ведь, по большому счету, стоило Арсению ее забыть — он тут же побежал ко мне. А как только вспомнил — сразу вернулся. Даже не поймешь, кто из нас более пострадавшая сторона. Кто из нас в желтой группе, а кто в красной? [отсылка к сортировке пациентов на месте катастрофы. Есть четыре цвета: черный, красный, желтый и зеленый, где черный — самые тяжелые повреждения, а зеленый — самые легкие]. После такого разговора шопинг предсказуемо быстро подходит к концу. Для виду заходим в пару отделов и, вяло потеребив висящие на плечиках вещи, покидаем торговый центр. Прощаемся сухо.
Оказавшись за рулем, я все-таки не выдерживаю и сворачиваю на путь мести. Нужно сделать что-то безумное и правильное. Или безумно правильное. Просто поехать и врезать засранцу. За себя, за Ви, за всех обиженных женщин. Потому, что хочу. Потому, что я устала быть жертвой обстоятельств. На этот раз не звезды неудачно сложились, — нет. В моих злоключениях виноват совершенно определенный человек! А раз так, то когда врежу ему — полегчает. Стоит оно того? Еще как стоит! Полегчает же.
Пальцы так сжаты вокруг руля, что ногти причиняют ладоням боль. Дождь льет как из ведра, дворники с трудом справляются с потоком воды, и машины ползут медленно-медленно. Не меньше часа добираюсь до дома Арсения, а после до нитки промокаю, петляя между лужами у входа в подъезд. Разумеется, настроение скатывается еще ниже.
Игнорируя звонок, зажимаю глазок пальцем и начинаю барабанить в дверь — это куда больше соответствует настроению. Уверена, что Арсений откроет любому, кто осмелится нарушить тишину и покой его жилища. С инстинктом самосохранения, как я успела уже убедиться, у этого парня серьезные проблемы.
Между прочим, с порога бить сумкой человека в дверном проеме неудобно, но кулаки никто не отменял: как только дверь открывается, я сильно ударяю Арсения в грудь и по инерции отпихиваю назад, врываясь в квартиру. Не ожидавший такого напора хозяин не успевает среагировать на съехавшую с катушек фурию. Однако в себя приходит достаточно быстро:
— Ласковый визит, ничего не скажешь. Или это новая разновидность ролевых игр?
— Да! И называется она: два сестрички, спи с какой хочешь. Какого хрена, Сантино? — подчеркиваю последнее слово. — Вспомнил свое феерическое, полное приключений прошлое? Или, может, фантазию проявил, которой так кичишься?
Он раздраженно засовывает руки в карманы брюк, но молчит. Воспользовавшись моментом, швыряю сумку на пол, стираю с лица дождевые капли.
— Я сегодня провела полдня с Ви, и это было адом! Каждый раз в ее присутствии мне теперь приходится думать о том, чтобы не выдать более тесное знакомство с ее бойфрендом. И ладно бы это было оправдано — нет! Тебе плевать на нее, есть она, нет ее — похрен… Не ценишь, не бережешь. Но пусть бы даже и так, о ней есть кому позаботиться. Семья есть, друзья, я есть. Хотя, погоди, я не есть, я — была. Потому что теперь вынуждена бояться, что она узнает о нас с тобой! Сукин ты сын! — срываюсь на крик.
— Успокойся! — рявкает он в ответ и поджимает губы.
От его равнодушия злость нарастает с новой силой.
— А что, боишься лопнувших перепонок, скандалов с соседями или, может, того, что я грохнусь на пол прямо здесь и тебе придется возвращать должок по конвоированию в больницу?
Не знаю, в чем дело, но после этих слов лицо Арсения искажается от ярости, он хватает меня за плечи, тащит в комнату и швыряет на диван.
— Сиди здесь! Молча!
Раздраженно начинаю стягивать мокрую от дождя кожаную куртку. Почему не встаю с дивана? Почему слушаюсь? Не знаю. Не боюсь этого козла, вообще нет, но скандалить уже не очень хочется. Руки опускаются от его непрошибаемости. Если бы не Ви, не моя импульсивность… Если бы в тот день, когда он сказал, что нет мне места в его жизни, я бы просто взяла и отказалась уходить, что бы было тогда? Я же хотела остаться с ним. Была уверена, что если с человеком так легко, то может получиться нечто волшебное. Только бы он не закрывался. Но он же такой жесткий, упертый… Впустил бы? Смог бы полюбить?
Возвращается в комнату со стаканом воды и пачкой глицина, такой пыльной, что хоть цветочки высаживай. И все это мне протягивает. Интересно, предлагается употребить это вместе или на выбор? Если вода не поможет, утешься глицинчиком?
— Срок годности проверял? — спрашиваю, кивая на таблетки, но воду принимаю. Совсем не хочется подыгрывать, но ведь он что-то сделал для меня. Он старался.
Таким мелочам теперь радуюсь, дурочка, до чего дошла только. Будто в мире считанное число людей принесет стакан воды разгневанной больной девушке. Воды! Из-под крана! Но для Арсения это много. На самом деле. Помнится, он меня кофе поить отказывался, а теперь… Боже мой, действительно вертит в руках глицин, пачкая пылью пальцы и наклоняясь, чтобы отыскать на упаковке дату. Наблюдаю за ним из-под полуопущенных ресниц, но боюсь даже вдохнуть — такого ведь спугнуть проще простого. А мне нравится, что он послушал, сделал что-то для меня. Куда там! Если бы мне кто-то сказал несколько месяцев назад, что парень из подворотни станет приносить мне стаканы воды и выискивать в полумраке мелкие цифры на картонном конвертике, ни за что бы не поверила! Я точно знаю, где их печатают, но не помогу ему, не скажу — пусть сделает ради меня эту мелочь, пусть найдет сам…
И он находит, а затем бросает таблетки куда-то за спину, прямо на пол, не беспокоясь о беспорядке. Его квартира не грязная, но и маникальной чистоплотностью Арсений не страдает. Как и я… И это будто снова доказывает, насколько хорошо нам было бы вместе.
Злюсь ужасно, и оттого спрашиваю:
— Ну и что? Лекарственный запас исчерпан? Как дальше меня откачивать собираешься?
Сама знаю, что это ничего не решит, не изменит и не докажет, но разве я не женщина, чтобы нервы не потрепать? Судя по выражению лица Арсения, он сдерживает ругательства, но принимает правила игры и платит мне той же монетой: тащит из прихожей мою сумочку и высыпает содержимое прямо на пол.
— Вот твои лекарства, доктор инопланетянка.
И если он думал, что я стану ругаться из-за вещей на полу, то просчитался. Напротив, становится немножко совестно от осознания, насколько «женская» моя сумка. Из нее вывалилось просто нереальное количество хлама: от пяти упаковок таблеток, ключей и телефона до перепутанных наушников, карты метрополитена и припасенных на случай внезапного счастья презервативов. Кстати, последних у меня с собой три штуки. Я-то знаю, что некоторые из них тянут на музейные экспонаты и просто не были вовремя выброшены в мусорное ведро, но мысли Арсения по этому поводу было бы интересно послушать.
Только вот зачем, Жен? Ответь на вопрос, давай. О чем вообще может идти речь? Ви – моя сестра, и ей явно не наплевать на этого парня, если она бросила ради него своего ненаглядного придурка… Пока я прячу глаза якобы в поисках таблеток, диван рядом со мной проседает. В наступившей тишине комнаты близость ощущается особенно остро. И сладкое, болезненное чувство в груди давит все сильнее, грозя пролиться непрошенными слезами. Забрасываю в рот таблетку и запиваю водой, мечтая, чтобы вместе с тревогами она заглушила чувства.
— Так и будешь молчать? — спрашиваю.
— А что ты хочешь услышать? Что на ее месте могла быть любая другая, мне просто было плевать, кузина она тебе или нет?
— Да черта с два. Ты спишь с моей кузиной, дружишь с моим братом, а деньги занимаешь у моего отца, и после этого утверждаешь, что тебе плевать на их связь со мной?
— К чему ты клонишь?
Арсений подозрительно щурится, да и весь вид у него такой, будто в порядке самообороны может вцепиться мне в горло. Такая реакция только подтверждает мои опасения, а еще — в разы ухудшает ситуацию, потому что, будь ему все равно, он бы просто посмеялся над моими глупыми умозаключениями. Но нет… Раздраженно тру глаза и пытаюсь понять, как докатилась до дележки парня с собственной кузиной.
— Договаривай уже! — взрывается Арсений внезапно. Аж вздрагиваю от его крика. — Давай!
— Иногда мы забываем то, что очень хотим забыть, — говорю.
И зря. Но пусть хоть весь день ногами топает — я ни за что не расскажу ему о том, что случилось той ночью. Нашей ночью. Ибо месть воистину сладка.

Мой первый рабочий день проходит вяло и скучно. Попытка показаться Павле заканчивается ленивой отмашкой, мол, у нее и без вернувшихся с реабилитации ординаторов дел невпроворот. Капранов же проспорил другому нейрохирургу три крутые операции и уже второй день плюет в потолок, изредка отвлекаясь на клипирование аневризм. В общем, возвращение, вопреки опасениям, проходит совершенно ровно и тихо. Занятие нашлось — и на том спасибо. Лениво ползаю между койками с постоперационными пациентами и проверяю их состояние. Оказывается, вот ради чего я сегодня, вняв доводам Ви, вырядилась в платье! Посмеялась бы над иронией судьбы, да не удается.
Всю ночь проворочалась, думая об Арсении и кузине. И не о том, как и где они вместе, а квазифилософски: о людях, которые упрямо двигаются наперекор всему, портя при этом жизни и друг другу, и окружающим. Такому упорству стоит позавидовать! Сдохну, но настроение испорчу.
Так, мне нужно прекратить видеться с Арсением, перестать о нем думать, вообще забыть о существовании этого человека. Не для меня он. Выбрал, значит, Ви? Что ж, я тоже ее выбираю. Она моя сестра, она со мной была всегда. Это дороже, чем парочка улетных ночей без продолжений и обязательств. Понимаю, будет непросто, но за легкостью не ко мне. Биться головой о стену я приучена уже давно — значит, прорвусь и теперь. Талант попадать в странные ситуации, конечно, никуда не денется, но сводить последствия к минимуму мне не впервой. Да, влюбилась не в нормального, симпатичного парня, а в придурка, которому подавай не только красивую, но еще и здоровую… Плюс еще — решившего переспать с моей двоюродной сестрой. Хм, вот вскрыть бы ему череп, взять лобзик и выпилить из мозгов всю дурь. В конце концов, нейрохирург я или нет?
Со вздохом закрываю карту с наспех накарябанными в ней показателями очередного пациента, когда вдруг замечаю, что на капельнице установлена какая-то странная дозировка. И имя врача незнакомое. Кто это? Новый общий хирург? Интересно… Надо бы разузнать, кто такой. Но сначала уточнить дозировку лекарства — а то вдруг это у меня крыша поехала.
Приходится проконсультироваться у коллег, не выдавая при этом настоящей причины внезапно проснувшегося интереса. Я ведь не стукачка, да и подробности конфуза мне пока не ясны.
Разумеется, поскольку причина проснувшегося интереса озвучена не была, заветные цифры от экспертов дополняются целой тирадой о деградации нового поколения, девичьей памяти и слишком долгой реабилитации после операции. Приходится смолчать и утешиться мыслью, что лечащий врач пациента явно не мой ровесник, так что версия со старческим маразмом тоже вполне жизнеспособна. Крепись, неизвестный мне Станислав Власов!
— Он приглашенный хирург, — охотно рассказывает Лина. Видимо, во всей больнице одна лишь я еще не в курсе звездных способностей гостя. — Мельцаева пару недель назад получила грант на повышение квалификации сотрудников и попросила Власова войти в состав педагогического коллектива…
Просто класс. Вот только с дозами препаратов у «приглашенной звезды» явно пробел. Конечно, делиться подобной информацией с медсестрой я не собираюсь. Равно как и ни с кем вообще. Неплохо бы сначала выяснить, как именно это случилось. Придет проведать своего постоперационного — тогда и разберемся.
Он появляется час спустя. Узнаю его сразу. Высокий незнакомый мужчина, шагает по коридору широким шаго; походка уверенная, в глазах — непоколебимая убежденность в собственных силах. А позади смешно семенит медсестра. Дабы не выяснять отношения при пациенте, преграждаю им путь в палату.
— Добрый день. Доктор Власов? — решаю уточнить на всякий случай.
— Именно, — кивает он, подозрительно оглядывая мою ординаторскую форму.
— Доктор Елисеева, — представляюсь в ответ. — Я бы хотела обсудить вашего пациента, если не возражаете. Только не здесь.
Нет, неправда, я не паникерша. Да, ошибки случаются, и они простительны, но этот человек — приглашенный доктор. Более чем уверена, что на свое имя ему не наплевать, а вот насколько небезразличны пациенты чужой больницы — еще стоит выяснить. По опыту знаю, что есть разные типы врачей, и увлеченные собою «светила» очень часто забывают имена пациентов (тот же Капранов, например, помнит только интересные случаи, остальных даже под пытками не признает), а свалить все на нерадивый незнакомый персонал — как раз плюнуть. Тем более, что оперировал он за плюс сто очков к карме, а не кошельку. Откуда я это знаю? Да ладно, мы с Павлой не первый год знакомы.
— Это карта вашего пациента, — говорю, запирая дверь одной из пустующих процедурных. — Мне показались странными дозировки препаратов.
Он хмуро смотрит на меня мгновение, а затем тянет руку за картой.
— И я проконсультировалась с нашими хирургами. Цифры удивили не только меня.
— Надо же, — прилетает ядовитый комментарий.
Власов почти вырывает папку из моих рук и начинает изучать записи. В течение нескольких секунд тупо смотрит на цифры. И молчит. Подыскивает оправдание? Восстанавливает в памяти цепочку событий?
Признает ли собственную вину?
— Подойдите, — наконец велит он медсестре и тыкает пальцем куда-то в карту. — Ваша подпись?
Девушка испуганно стреляет в меня глазами, словно ища поддержки, и делает несколько неуверенных шагов по направлению к Власову. Черт, судя по всему, капельницу ставила она.
— М-моя, — заикаясь, произносит девушка.
— А вам не кажется, что эти цифры перепутаны местами? Я определенно называл другие значения, — обманчиво мягко произносит Власов, так, что даже у ни в чем не повинной меня начинается нервный зуд.
— О Боже, — хватается девушка за голову. — Я… я… Пациент будет в порядке?
— Я выставила правильную дозировку, — говорю, чтобы успокоить нас всех, потому что, судя по реакции врача, последствия обещают быть впечатляющими. — Показатели в норме, хотя для большей уверенности я заказала анализы…
В этом месте мою речь весьма грубо прерывают.
— Вы останетесь здесь и будете следить за пациентом всю ночь, — рявкает Власов на медсестру. — В случае чего сразу вызовете меня.
— Спасибо, — восклицает она радостно и тут же сникает, наткнувшись на полный бешенства взгляд. — Простите… В смысле, если доктор Мельцаева узнает…
Но Власов явно не настроен выслушивать сбивчивый лепет девиц и снова перебивает:
— Если?! Она определенно узнает! Можете идти.
Девушка колеблется, собираясь еще раз попробовать выступить в свою защиту, но не решается и чуть не бегом бросается к выходу. Мне бы тоже стоило, но то ли нервы покрепче, то ли совсем с головой плохо. Я преграждаю путь Власову.
— Ну что еще? — хмурится он и сдержанно хвалит: — Ах да. Хорошая работа, доктор Елисеева.
Только звучит весьма желчно.
— Вы это всерьез?
— Что всерьез? — недоуменно переспрашивает.
— Про Мельцаеву!
— Конечно, всерьез! Это же полная безответственность. Пациент мог пострадать.
— Правда? — даже не пытаюсь прятать сарказм. — Ну, раз вы так ратуете за правду и справедливость, думаю, стоило перепроверить человека, с которым работаете впервые. Она не одна виновата.
Мои слова на мгновенье лишают его дара речи. Обвинение весьма серьезное, и, пока оно не успело окончательно осесть у него в мозгу, продолжаю давить:
— Я это к тому, что вы правильно ей пригрозили. Пусть не поспит ночь, пусть помучается, запомнит урок и больше никогда не повторяет ошибок. Это пойдет на пользу. А вот если вы, как недовольный гость, пожалуетесь, ее, скорее всего, уволят. Бессмысленно.
— Я хочу полагаться на людей, с которыми работаю.
— А вы правда знаете людей, на которых можно положиться? Завидую!
И вот после этого уже я позорно сбегаю, потому что медсестра у постели пациента — хорошо, но вместе с языкастым ординатором — слишком хорошо. Больной может не вынести такого количества счастья. И, кстати, у меня все еще есть четкие предписания врачей по поводу отдыха.

— Так они на футбольный матч спорили? — переспрашиваю у Архипова, шагая к парковке по завершению смены.
— Да. Капранов объявил, что уверен, будто наша команда выйдет в четвертьфинал. Вся больница крутила у виска пальцем. Советовали брать не три операции, а тридцать три, но визави Николаичу попался очень великодушный.
— Великодушный! Этот упрямый осел профукал три клевые операции патриотического духа ради! — качаю головой.
— Это тебе они кажутся клевыми, а для них помахать скальпелем как заняться сексом с собственной женой, — смеется Архипов.
— А у тебя с личной жизнью, я смотрю, порядок, — говорю кисло. — Раз жена надоела.
— Не жалуюсь, — подмигивает мне коллега. — Ладно, до завтра.
— Давай.
— Кстати, клевое платье. Только в следующий раз бери покороче!
— Ага, передам твои пожелания собственному стилисту, — невесело хмыкаю, вспоминая о Ви, которую и без того удалось забыть всего на пару минут.
Пока иду к машине, рассматриваю собственное платье. Куда уж короче-то? Мужчины вообще когда-нибудь останавливаются в попытках раздеть чужих женщин? Послушала бы я, как запоет Архипов, если его жена обрядится в платье длиною по задницу. А у меня очень приличный наряд. Прогуляться в нем ночью по темной улице я бы не рискнула, но и на просьбу об изнасиловании он не походит.
Поднимаю голову, лишь когда подхожу к своему роверу и вдруг обнаруживаю, что соседняя, незнакомая мне машина принадлежит Власову, который как раз грузит сумку в багажник. Без халата я его еле признала. Не сказать, что врачи никогда не разгуливают в кожаных куртках, но почему-то его мне легче представить в застегнутом на все пуговицы пиджаке.
Так. Надо сматываться, и побыстрее. А еще лучше молча. В общем, кратко киваю и разблокирую двери, но… не везет.
— Подумал над вашими словами, — говорит хирург, и, судя по отсутствию остальных участников сцены, адресована фраза мне.
Приходится обернуться. Ощущение, будто на месте преступления застукали. Не стоило, наверное, ему выговаривать. Ведь посетила же меня здравая мысль о том, чтобы позорно сбежать, когда я впервые заподозрила, кто именно наш великий доктор Власов.
А он, между тем, продолжает:
— Не буду наказывать девушку. Я был должен проверить. И, кажется, я не поблагодарил вас за зоркий глаз.
— Работа, — лаконично парирую в надежде, что он отстанет и позволит уйти. И снова нет.
— Вы здесь с интернатуры работаете?
— С интернатуры. А откуда такой странный вопрос?
И почему я так настороженно отношусь к этому человеку? Не знаю. Он ведь не сделал ничего неправильно… Но мне почему-то подсознательно хочется его обвинять и подозревать.
Ну привет, Жен, приехали. Чем тебе он так не угодил, а? Чуть-чуть наехал на медсестру, но за дело, а затем и вовсе согласился, что доводить до суда и следствия — слишком. Он сделал все, как ты хотела. Не в этом ли причина недовольства? Твой ненаглядный Арсений, например, в каждую встречу шлет тебя и твое мнение в шовинистские дали по несколько раз. Именно такое отношение тебя подкупает, да?
— Просто в последнее время я нередко здесь появляюсь. Читаю ординаторам лекции, но вас не встречал.
Ну вот, говорю же, единственный гад здесь, Елисеева, — ты сама.
— Отпуск, — быстро отвечаю, совсем не желая вдаваться в подробности.
— Время вы выбрали неудачное, — замечает он вдруг. — Июнь — море холодное, да и пора отчетов по проделанной работе близится.
Точно. Как думаете, инвалида детства и тут пожалеют? Или выпнут из ординатуры, сказав, что «для вашего блага вам лучше не лечить, а лечиться»? Иногда я так грущу об Америке, где за увольнение человека с отклонениями можно нарваться на иск…
— А для отдыха бывает удачное время?
— Тоже верно, — улыбается он и добавляет: — Поужинать не хотите?
Я не уверена, что не ожидала такого поворота. Если мужчина с тобой соглашается, а затем заводит светскую беседу на парковке после работы, то ему что-то нужно. Думаю, я предвидела такой расклад, уже когда спешила как можно незаметнее прошмыгнуть мимо… Самонадеянно? Возможно. Но перестраховки еще никому не навредили.
Допустим, поужинаем мы, поболтаем, я дам ему отставку, а потом буду сидеть на очередной его лекции и знать, что, возможно, он в этот самый момент представляет меня обнаженной, и злится, что не имел чести воочию лицезреть. И сама буду весь вечер мечтать, чтобы на его месте оказался другой. Воображение уже услужливо подрисовывает грубоватого, отгораживающегося хамством Арсения с пачкой таблеток в руках…
— Вы знаете, я ужасный компаньон для ужина. И не встречаюсь с коллегами.
— Прямо скажем, коллеги из нас очень условные. Но я понял, — хмыкает он. — Что ж, увидимся. Хорошего вечера.
Оказавшись в машине, я смотрю на подол собственного платья. Да чтоб меня! Какая разница, как и в чем будет представлять меня Власов? Пройдет месяц, он свалит отсюда и, дай Бог, мы с ним когда-нибудь встретимся на одной из медконференций. Но нет, мне надо было, как обычно, пойти на принцип! Либо тот, кого я действительно хочу, либо — никто. Буду гордо задирать нос и искать поводы для того, чтобы оставаться радикально рациональной и до тошноты скучной. Не раз слышала от родных, что мое упрямство противоречит здравому смыслу.

Доброе утро! В читателях.

Саша, спасибо за продолжение
Шикарный арт
_________________

Спасибо главу! Ох ты ж Арсений "камень раздора"..
_________________

Саша, спасибо за продолжение!!!
___________________________________

спасибо за продолжение! Арсений блин вспомнит или нет???
_________________

примите в читатели пожалуйста
заранее благодарна
прочитала все ваши книги на samlib
и сегодня случайно нашла вас здесь
очень рада
все нравится - спасибо
___________________________________