Москва и Московская область

Почти каждый день прогуливаюсь после работы по одному и тому же маршруту и прохожу мимо Кремля. Фоток с закатами набралось прилично, но в прошлую пятницу был особенно красивый



Люблю свой город
_________________

Действительно очень красиво.
_________________

Привет! Привет! Примите?
_________________

Девушки, добрый день.
Что-то какое-то странное затишье в нашей темке образовалось. Даже немного обидно. Жизнь на форуме бурлит, а у нас глухо, как в склепе.
Вот и решила я снова нарушить тишину и публично выразить свое восхищение зданием, увиденным вчера в одной подворотне. Тем более, что именно благодаря ему я еще раз убедилась, что москвичи общительные, доброжелательные люди, которые любят свой город и готовы с гордостью поведать заинтересованным прохожим его историю и маленькие секреты.
Возможно, многим восхитившее меня здание хорошо известно, ну а я до вчерашнего дня совершенно ничего о нем не знала. Поэтому вуаля...

Итак, на этом, думаю, можно покончить со вступительной частью и приступить к самому рассказу. К рассказу о бывшем Доходном доме Саввинского подворья.

В былые времена этот яркий представитель московского модерна выходил своим фасадом непосредственно на одну из центральных улиц столицы – на Тверскую.

Но теперь, благодаря успешному претворению в жизнь одного из пунктов сталинского генерального плана реконструкции Москвы 1935 г., это чудо архитектуры скрыто от посторонних глаз, и, невзирая на центральное месторасположение (фактически на углу Камергерского и Тверской), отыскать его не так то просто. Даже зная точный адрес и имея четкое намерение до него добраться, многие долго бродят вдоль ярких витрин в поисках нужной арки. Но, нырнув в искомую подворотню, не заметить тот самый Доходный дом Саввинского подворья, мне кажется, невозможно.
В глаза тут же бросаются шатровые башенки с остроконечными шпилями и теремная крыша, облицованный разноцветной керамический плиткой фасад, изразцы с цветами и жар-птицами, балясинки и большие окна под полукружьями сводов.

Но и это еще не все. Стоит пройти через арку в небольшой колодезного типа дворик …

взгляду открывается прекрасный барочный декор.

А точнее то, каким его хотели видеть в конце XIX – начале XX века русские архитекторы – приверженцы модерна.
Да, здания построенные в стиле модерн могут внешне напоминать и мавританские дворцы, и готические замки, и русские терема, но это вовсе не копирование старины, не просто сочетание элементов многих предшествующих ему стилей, таких как ренессанс, барокко, готика и др. Модерн – это прежде всего эстетически красивая функциональность в архитектуре. Это большие, часто закругленные сверху окна, призванные наполнять помещение солнечным светом, природная гибкость линий, отказ от обязательных симметричных форм.
Все это мы и видим во внутреннем дворике доходного дома Саввинского подворья.
Сочетание барочных элементов декора (например, раковиновидных гофров и характерных наличников) с широкими неидентичными друг другу окнами:

Несимметричность окон на лестничных пролетах, особенно выделяющаяся на фоне барочных наличников.

Органично вплетенный цветочный декор, столь характерный для короткой эпохи модерна:

Для архитекторов модерна не существовало незначительных мелочей. Лестничные перила, светильники, орнамент оград и даже дверные ручки детально прорабатывались и были неотъемлемой частью общего убранства. Так дело обстоит и с доходным домом Саввинского подворья. Если присмотреться, то от внимания не ускользнет, например, напоминающий о кольчугах русских князей орнамент на воротах. Соответствующего фото, к сожалению, отыскать так и не удалось, зато обнаружилась фотография кованных лестничных перил:

Но это здание, как выяснилось, интересно не только своим декором. У него помимо всего прочего еще очень богатая и в своем роде уникальная история.

Когда-то на этом месте располагался мужской Воскресенский Высокий монастырь, в народе более известный как Воскресенский монастырь «у золотой решетки».

Первое упоминание об этом монастыре относится к 1479 году, но к середине XVII века он уже успел придти в упадок и был приписан к богатому, чтимому царской фамилией звенигородскому Саввино-Старожевскому монастырю, в качестве московского подворья которого он худо-бедно существовал вплоть до 1900 г.
Худо-бедно - потому что если после пожара 1773 года хоть что-то осталось от самого Воскресенского монастыря, то пожар 1812 года его уничтожил полностью. Появившиеся на его месте постройки по-прежнему носили имя Саввинского подворья, но сам Воскресенский Высокий монастырь "у золотой решетки", по данным Кондратьева, начиная с 1812 года числился упраздненным.

А в 1900 году в Московскую Городскую Управу вдруг поступило прошение епископа Можайского Парфения «по сломке ряда существующих строений произвести постройку 4-х, частью 5- этажного жилого строения с нежилым подвалом и двором».

Современный доходный дом действительно сулил монастырю увеличение доходов, поэтому о необходимости разбора старых построек никто не печалился. Снос уже шел полным ходом, когда московскую общественность шокировала неожиданная находка, заставившая вспомнить об истории этого места. Вот что сообщали в 1903 году "Московские ведомости":
"Во дворе дома Саввинского подворья, по Тверской улице, при сломке здания и выемке земли вырыто 100 человеческих скелетов. На одной из вырытых здесь же надгробных плит имелась надпись на древнеславянском языке. На этом месте в царствование Алексея Михайловича был Воскресенский монастырь с кладбищем при нём..."

Но возведению нового здания это вовсе не помешало. Для наблюдения за его постройкой был приглашен соученик признанного мастера русского модерна Федора Осиповича Шехтеля - талантливый архитектор Иван Сергеевич Кузнецов. Именно по его проекту в 1905-1907 гг. и было возведено ныне существующее здание, о чем свидетельствует памятная табличка на фасаде.

Кузнецов к тому времени уже построил около трех десятков значительных зданий, но решающим при выборе оказалось одно: Казанская церковь в усадьбе «Поречье» А. К. Медведниковой, близ Звенигорода. Заказчик — наместник Саввинского монастыря — был, несомненно, хорошо знаком с этой церковью, возведенной в 1900 году, и потому не сомневался в ее авторе.

Дом строили два года — солидный по тем временам строительного бума срок. И сразу после постройки он стал украшением Тверской. Четырехэтажная громада занимала целый квартал и была самым крупным зданием от Охотного Ряда до Тверской площади. Ее остроконечные башенки были видны равно как от Страстной (Пушкинской), так и от Моисеевской (Манежной) площадей.

В доходном доме Саввинского подворья помимо гостиницы и сдаваемых в аренду квартир располагались различные конторы. Арендная плата, по свидетельствам современников, была весьма умеренной. Возможно, именно благодаря этой умеренности монастырское подворье и вошло в историю зарождения отечественного кинематографа. Именно здесь на заре эпохи кино размещалась и прокатная контора Абрама Гехтмана «Глобус», и прокатная контора Осипова, затем – контора общества «Гомон». В квартире №23 – прокатное отделение французской фирмы «Эклер», в квартире 37 – прокатная контора «Наполеон», принадлежавшая владельцу одноименного кинотеатра. А в первом подъезде обосновался "Торговый дом А. Ханжонков и Ко".

Поначалу знаменитый кинематографист Александр Ханжонков, действительно, ютился лишь в небольшой конторке и был лишь "одним из", но по мере расширения дела стал занимать все помещения первого подъезда дома.

Уже к осени 1907 года Ханжонков оборудовал демонстрационный зал, а позже - магазин киноаппаратов, клиентами которого были владельцы московских и провинциальных синематографов. В 1908 году, обжившись в Саввинском подворье, в частности, устроив в подвале дома кинолабораторию для изготовления титров к заграничным фильмам, Ханжонков решает создать собственный кинопавильон. Но с этим возникла небольшая заминка. Так как павильон должен был расположиться на церковной земле между Саввинским подворьем и домом архиерея, то на его строительство помимо всего прочего требовалось разрешение сего почтенного старца. А он, не посмотрев к тому моменту ни одного фильма, считал кино «греховным».

Ханжонкову пришло в голову восполнить этот пробел в кругозоре архиерея и убедить его в обратном. Но уговорить его посетить хотя бы один киносеанс все же оказалось не так-то просто. В итоге, когда он все-таки сдался, ему показали детскую программу – отечественные и зарубежные видовые фильмы, в том числе – «Нил ночью». Старик был потрясен.

«Когда сеанс был окончен, он со слезами на глазах воскликнул: — До чего Господь может умудрить человека!», — так в дальнейшем описал реакцию архиерея сам Ханжонков.

Стоит ли удивляться, что итогом того киносеанса стало появление летом 1909 года в Саввинском подворье первой полноценной московской кинофабрики. Да, она имела ряд серьезных недостатков – в частности, летом нагревалась так, что внутри попросту невозможно было находиться, да и к зимним съемкам тоже не была приспособлена – но все же ее вклад в развитие отечественной киноиндустрии был действительно очень существенен. Именно здесь снимались павильонные сцены таких фильмов, как «Ермак – покоритель Сибири», «Боярин Орша», «Русалка» и «Ванька-ключник».

Но кинофабрика Ханжонкова в Саввинском подворье просуществовала сравнительно недолго. Едва успев пережить революцию, в 1920-е годы, уже будучи национализированной, она сгорела.

В середине 30х годов XX века и само подворье, которое к тому времени стало обычным жилым домом, чуть не исчезло с лица земли. По сталинскому плану реконструкции Москвы Тверскую улицу, переименованную к тому моменту в улицу Горького, следовало расширить втрое. В результате некоторые здания были попросту разобраны, так как либо не вписывались в архитектурный облик столицы, либо выступали за «красную линию», то есть в былые времена радовали прохожих парадным декором фасадов и служили украшением города, а теперь мешали прокладке проезжей части. Доходному дому Саввинского подворья в отличие от соседей повезло. Было принято решение не снести, а передвинуть здание.

Что послужило решающим фактором такого решения, сказать сложно. В основном выдвигается версия о признании правительством архитектурной ценности дома. Но если вспомнить, сколько памятников архитектуры попало в те годы под снос, верится в нее слабо.

Ярким олицетворением позиции Сталина относительно вопроса сохранения памятников архитектуры является, на мой взгляд, его письмо от 22 апреля 1934 года, в котором он в ответ на обращение деятелей культуры с просьбой не разрушать знаменитую Сухареву башню - один из символов древней Москвы пишет: "ТТ. Щусеву, Эфрос, Жолтовскому и другим. Письмо с предложением — не разрушать Сухареву башню получил. Решение о разрушении башни было принято в свое время Правительством. Лично считаю это решение правильным, полагая, что советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня, жаль, что, несмотря на все мое уважение к вам, не имею возможность в данном случае оказать вам услугу. Уважающий вас И. Сталин. 22. IV. 34 г.".

Так что... не верится мне как-то в признание архитектурной ценности Доходного года Саввинского подворья в те годы. Так же как и в то, что власти вдруг ни с того, ни с сего поддались на уговоры жильцов.

Ну а байка о том, что кому-то из руководства страны вдруг явился во сне святой Савва Сторожевский и то ли чем-то пригрозил, то ли наоборот посулил счастья и успехов в любви, труде и обороне, и вовсе тянет лишь на фантастическую городскую легенду.

Скорее всего, участь здания решила именно экспериментальность «передвижки» и желание советской власти продемонстрировать людям и миру свои возможности. Плюс, вероятно, не последнюю роль сыграла финансовая сторона вопроса. Перенос здания обошелся стране в 45% от стоимости постройки нового. Да и времени это заняло гораздо меньше.

Кстати, существует версия, что преимущества "переноса" дома доказал генпланировщикам сам автор его архитектурного проекта - Иван Сергеевич Кузнецов. К тому моменту он уже успел построить по всему Союзу множество заводов и жилых домов, и как следствие обладал немалым авторитетом в Союзе архитекторов. То есть имел возможность спасти собственное творение от повторения незавидной участи его соседей.

К тому моменту самое тяжелое из передвинутых в мире зданий весило «всего» 11 тысяч тонн. Речь идет о 8-этажной телефонной станции в Индианаполисе. СССР с помощью выдающихся умов того времени и дома Саввинского подворья догнал и с лихвой перегнал Америку. Мало того, что наше здание весит аж 23 тысячи тонн, так и сама «передвижка» производилась без отселения жильцов.

Жильцы, зная, что их дом "переедет", конечно, волновались и просили предупредить о начале мероприятия заблаговременно, чтобы успеть переселиться к родственникам. Однако им специально указывали неверные сроки. Ночью 4 марта 1939 в 2 часа 03 минуты 20-тонная лебёдка плавно сняла дом и покатила его по рельсам на новое место – на заранее приготовленный для этого фундамент в 50 метрах от старого. Все инженерные коммуникации работали, так как были присоединены к зданию с помощью гибких временных связей. Здание Саввинского подворья передвигалось очень медленно и плавно, и, говорят, многие жильцы узнали об этом путешествии лишь утром.

Инженер Эммануил Гендель все замечательно продумал… Но о тонкостях его гениального проекта я рассказывать не буду. Скажу лишь, что данное мероприятие попало в книгу рекордов Гиннеса, и приведу несколько фотоиллюстраций:

Так строение, выходившее окнами на Тверскую и числившееся под N 26, оказалось во дворе и стало домом N 6/6. И теперь на его прежнее месторасположение намекает лишь едва заметное искривление левой части фасада, повторявшее когда-то небольшой изгиб Тверской улицы.

Как раз об этом "переезде" дома на новое место и поведала нам милейшая женщина, которую мы повстречали во дворике. Спасибо ей.


_________________

Кстати, я сегодня еще про одну любопытную деталь в декоре этого домика в "Архнадзоре" вычитала. К сожалению, сама совершенно не обратила на нее внимания. Теперь вглядываюсь в фотографию, пытаюсь рассмотреть герб.
Оказывается, прямо над аркой, которая ведет во внутренний дворик-"колодец", среди изразцов с птицами и цветами есть небольшое панно с изображением двух рабочих и... герба СССР образца 20-х годов. Этакий отголосок советского прошлого в окружении неорусского декора.

А вот он же крупным планом. Только и здесь что-то герб узнается с трудом:

Но вот что пишет "Архнадзор":

_________________

И снова добрый вечер.
Ну что ж. Кажется, этой осенью удача мне не просто благоволит, а буквально тыкает носом во что-нибудь интересное на улицах любимого города. И вот уже второе воскресенье подряд мне есть о чем вам рассказать.

На этот раз «находку» щедро подкинул Интернет, но бешеной собаке семь верст не крюк, а мне и подавно. Поэтому вчера, воспользовавшись коротким рабочим днем, я ринулась с телефоном на Новую Басманную, дабы увидеть все собственными глазами, ну а заодно заснять на фоне кусочка истории мысок своего сапога:

Не буду делать театральных пауз и предлагать вам догадаться с трех попыток, что это.
Скажу сразу, это кусок старинного гранитного надгробья, который с щедрой руки московских градоначальников советских времен пошел на обустройство тротуаров.

Думаю, уже многие не раз слышали, что в 30-50е годы благодаря сталинской реконструкции в Москве были снесены многие здания и прежде всего монастыри и церкви. А вместе с ними попали под ковш и близлежащие кладбища. Надгробьям же экономная рабоче-крестьянская власть нашла новое применение. В частности, вот такое – придорожное.

Благодаря Собянинской программе по благоустройству центральных улиц столицы и замене асфальта на тротуарную плитку 2011 – 2012 гг. ознаменовались большим количеством подобных находок. «Надгробные» бордюры были обнаружены в Сокольниках, на Тверском бульваре и Большой Полянке. Кстати, особого внимания заслуживает могильный камень обнаруженный именно там. Вот он:

Архивисты соотнесли данные с надгробья с весьма известным в свое время человеком – купцом-старообрядцем Владимиром Андреевичем Сапелкиным – автором “Сведений о единоверческих церквях, в особенности же об устроении их в Москве” и “Об образе действования православных государей греко-римских в IV, V и VI вв. в пользу церкви против еретиков и раскольников”. Им же издано “Зеркало старообрядцев”.

Но рабочие не оценили свою находку по достоинству и уже на следующий день положили бордюрный камень на прежнее место, укатав асфальт.
В отличие от них ремонтники дорожного полотна на улице Восточной (рядом с заводом «Динамо») поступили иначе и теперь во многом благодаря им найденные там надгробья нашли новое пристанище – у стен расположенной неподалеку церкви Рождества Богородицы в Старом Симоново.

И все же, невзирая на большое количество подобных гранитных находок по Москве, бордюрный камень на Новой Басманной по-своему уникален. Все остальные обнаруженные «надгробные» бордюры были уложены надписями вниз и открыли людям свое истинное лицо лишь при ремонте дорог. А здесь отрывок эпитафии может прочитать любой прохожий.

Отыскать этот кусок гранита не сложно. Он лежит почти ровнёхонько напротив входа в церковь апостолов Петра и Павла (Новая Басманная, 11).

Кстати, она тоже заслуживает особого внимания. И как памятник архитектуры, будучи одним из немногих сохранившихся в Москве образцов петровского барокко, и благодаря своей истории. Да и не могу я обойти вниманием свою «однофамилицу», сами понимаете.

Поэтому, вуаля…

Во второй половине XVII века местность к северу от Басманной слободы, занятая прежде огородами и выпасами, начала активно заселяться иноземцами, поступившими на военную службу к русскому царю. Здесь же квартировались офицеры первых регулярных петровских полков. Благодаря чему местность приобрела название Капитанской слободы, или Новой Басманной.

И именно здесь в 1692 году по прошению стольника и подполковника Ивана Федоровича Башена была заложена деревянная Петропавловская церковь.

Год от года количество ее прихожан росло и уже в 1702 году в приходе числилось 114 дворов. И тогда Петр I, не остававшийся по понятным причинам в стороне от жизни Капитанской слободы, приказал возвести вместо деревянной церкви каменную. Не просто так, а в честь побед, одержанных русской армией над шведами в Северной войне. Таким образом Петр не только увековечил эти доблестные баталии, но и преподнес высочайший подарок русскому офицерству и своим сподвижникам, жившим тогда в районе Басманной и Капитанской слобод.

Примечателен тот факт, что царь не просто пожаловал на это дело 2 тысячи рублей (сумму по тем временам очень немалую), но и собственноручно нарисовал карандашный эскиз, по которому следовало вести строительство.

Кстати, всего по личным эскизам Петра было возведено восемь церквей – семь в Петербурге и лишь одна в Москве - Петропавловская.

Работа кипела. Строительством руководил архитектор Иван Зарудный. А под его началом трудилась бригада из 19 каменщиков-крестьян, выписанная специально ради такого дела из Ярославской губернии. Уже в 1708 году, еще до завершения строительства верхнего яруса был освящен престол во имя Николая Чудотворца в нижнем храме.

И все бы хорошо, но вскоре – в 1714 году – из-под пера того же Петра I вышел запрет на каменное строительство в Москве. В то время, как рос и хорошел город на Неве, возведение Петропавловской церкви замерло.

Прошло три года. И лишь тогда, устав любоваться недостроенным храмом, его староста и прихожане обратились с прошением в Сенат. Письмо было длинное, витиеватое, намекающее, что строить-то осталось всего-ничего и особого урона для казны и Петербурга не будет. В Сенате благодаря этому письму вспомнили и о самоличном рисунке Петра, и о пожалованных 2 тысячах рублей, после чего разрешили храм достроить.

Таким образом Петропавловская церковь стала едва ли не единственным (как минимум, одним из немногих) каменным зданием в Москве, чье строительство все-таки велось невзирая на общий запрет. Тем не менее, завершить его удалось лишь в 1723 году – спустя 18 лет после закладки первого камня и уже под руководством другого архитектора - Мичурина. Храм получился двухъярусным, с открытой арочной галереей в нижнем ярусе и гульбищем на верхнем. А вокруг церкви - обнесенный оградой погост.

И быть может, именно оттуда и перекочевал на обочину проезжей части тот самый бордюрный камень, с которого я и начала сегодняшний рассказ... Кто знает.

Кстати, колокольни при храме изначально не было. То четырехъярусное сооружение, что мы видим на фото с западной стороны церкви, было возведено значительно позже - в 1745 году. А прежде звонница располагалась непосредственно на куполе. Благодаря такой конструктивной особенности Петропавловскую церковь в городе именовали той, «что под звоном». Но народ не перестал ее так величать даже после того, как после пожара 1737 года звонница перестала функционировать и ей на смену по проекту архитектора Бланка все-таки была возведена отдельно стоящая колокольня.

Это творение Бланка по праву считается одним из самых ярких в Москве произведений зрелого, т.н. "елизаветинского" барокко, выделяющееся среди одновременных сооружений динамичным силуэтом и насыщенной ордерной декорацией. Нижний ярус обработан рустовкой, верхние — колонными тосканскими портиками. Почти скульптурная пластика архитектурного декора колокольни отчётливо противопоставлена лаконичным формам храма, с его крупными, даже немного грубоватыми очертаниями, завершенными граненым куполом с совершенно "нерусским" бельведером - с широкими проемами и остроконечным шпилем. Но все это создает действительно эффектную по своей художественной выразительности композицию.

На строительстве колокольни формирование внешнего облика Петропавловской церкви, само собой, не завершилось. То, что мы имеем возможность видеть сегодня, хоть и сохранило свои исконные черты, все же значительно дополнилось новыми штрихами. Иначе и быть не могло.

В частности, как и многие другие московские постройки Петропавловская церковь пострадала от наполеоновских войск в 1812 году. Из церковных образов французы сделали мишени для стрельбы, деревянные дома священника и диакона сгорели, требовала починки трапезная и колокольня, а также лестница, ведущая на верхний ярус.

Но священнослужители Петропавловской церкви всегда умели отыскать богатых покровителей. Вот и тогда получили на восстановление 1500 рублей из средств, пожертвованных костромским дворянством «на поправку церквей неприятелем разоренных». И пусть еще краше чем прежде церковь после этих подновлений не стала, но все же выстояла и продолжила искать спонсоров. А их в окрестностях было в избытке.

Например, подлинными благодетелями для Басманного храма в XIX веке стали знаменитые богачи-предприниматели Демидовы, одно из московских владений которых находилось как раз в здешнем приходе. Члены этого семейства несколько раз выделяли крупные денежные суммы на ремонт здания, на подновление иконостаса и «полинялых» росписей в нижнем храме.

Серьезный вклад внес и московский купец 3й гильдии Андрей Афанасьевич Залогин. В основном именно на его средства в 1856-1868 гг. церковь подверглась очередной перестройке. Были потрачены баснословные деньги из купеческих пожертвований, половина из которых в очередной раз ушла на подновление внутренних росписей. По словам современников церковь приобрела «благолепный вид», что изнутри, что снаружи. Но тогда же она, судя по всему, утратила свой живописный шпиль «в голландском стиле». Вот этот:

Вот зарисовка 1849 года, на которой церковь еще со шпилем:

А вот, фото конца XIX века, где шпиль уже отсутствует:

И снова он появляется лишь в 60е годы XX века:

Как и узорчатая ограда, кстати:

Сложно поверить, но эта барочная решётка середины XVIII века, столь органично вписавшаяся в общий ансамбль храма, появилась здесь лишь полвека назад. Изначально она была изготовлена для церкви Спаса Преображения на Большой Спасской улице. В 1937 году церковь снесли, а кованая ограда чудестным образом уцелела и даже продолжала долгое время стоять на прежнем месте, опоясывая здание построенной там школы. Сюда - на Новую Басманную - красавица ограда перекочевала лишь в 1966 году и теперь кажется неотъемлемой частью Петропавловской церкви...

Вот, кстати, она же - еще у церкви Спаса Преображения:

Но не одними лишь архитектурными изысками, богатыми покровителями и проводившимися на их средства реставрационными работами отметилась в истории Москвы Петропавловская церковь. Поэтому никак не могу обойти в своем повествовании и ее знаменитого прихожанина - "Басманного философа" Петра Яковлевича Чаадаева.

Да, того самого близкого друга Пушкина, которого он призывал верить, что "взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишут"(с) соответствующие имена.

Чаадаев, видимо, действительно верил. Но после публикации в 1836 году первого «Философического письма», вызвавшего множество толков в обеих столицах, правительство официально объявило его сумасшедшим и посадило под домашний арест в одном из флигелей усадьбы его друзей Левашовых на Новой Басманной, где он одиноко (по крайней мере, в первое время) и безвыездно прожил остаток дней. В эти годы он и стал постоянным посетителем Петропавловской церкви.

Здесь же в апреле 1856 года (на Пасху) его и отпевали. После чего молодой священник Петропавловской церкви отец Николай Сергиевский вместе со всеми собравшимися проводил гроб на Донское кладбище и произнес слово на могиле философа.

Присутствовавший на отпевании М. Лонгинов писал своему приятелю С. Полторацкому в Петербург: "Сегодня хоронили Чаадаева… Странное и удивительное в этой церемонии. Прекрасный весенний день, пасхальная служба, цветные ризы, цветы на кресте, вместо панихиды пение Христос Воскресе! и других гимнов воскресных; все это как-то успокоительно действовало на душу".

Вот такой вот эпизод из истории Петропавловской церкви. А сколько их еще было... В частности, в советские годы.

Тогда, кстати, Петропавловской церкви повезло значительно больше, чем многим другим…

После революции в крипте храма некоторое время продолжала свою работу Московская Духовная Академия, которая так и называлась: «Подколокольная академия». Некоторые московские священники носили значок кандидата богословия, полученный именно там. Таких кандидатов богословия «подколокольной» Духовной Академии в Москве было несколько человек. Ректором ее был епископ Варфоломей (Ремов).

В 1922 году здесь обосновались «обновленцы», заигрывавшие с большевиками и не признававшие патриарха Тихона. А в 1931, после сноса храма Христа Спасителя, также попавшего в 20е годы под влияние "обновленцев", Петропавловская церковь и вовсе становится резиденцией Александра Введенского - Первоиерарха православных церквей в СССР - идеолога "обновленческого" движения и по совместительству бывшего настоятеля взорванного Храма Христа Спасителя.

Чтобы наглядно продемонстрировать отношение простого советского народа к "обновленцам", приведу цитату из воспоминания Анатолия Борисовича Свенцицкого, заслуженного артиста России и Литовской ССР:

«Указывая на громаду здания храма Христа Спасителя, мама говорила мне: храм осквернён обновленцами, входить даже на его паперть грех. «Обновленцы» в детстве для меня были окружены ореолом таинственности. И все же ребёнком 9 лет я… упросил маму зайти в собор, дверь была открыта – значит, служба ещё не кончилась. И вот мы вошли… Нас с мамой удивило, что в громадном соборе пусто. Всего человек 8-10 молящихся. Хора нет. Священник лет двадцати с небольшим, бритый, почему-то служит в филоне красного бархата «Сим Победа», которые были подарены царским правительством приходам в 1913 году в память 300-летия дома Романовых. Хор заменяет «поющий» на все лады псаломщик также в красном парчовом стихаре, очень похожий на еврея-торговца средних лет и почему-то с продолговатыми баками. «Здесь обновленцы»,– шепчет мне на ухо мама, берёт за руку и выводит из храма».

Отношение к ним прихожан Петропавловской церкви тоже было не слишком благосклонно. Не единожды в Наркомат Юстиции поступали письма, выказывающие отказ признать "обновленческое" движение и желание молиться по-старому. Но советская власть намеренно поддерживала новый церковный раскол.

Такое положение вещей, понятное дело, вовсе не спасло храм на Новой Басманной от упразднения. Вскоре власти начали гонения и на "обновленцев". И на этой волне 11 марта 1935 года Петропавловская церковь была закрыта для прихожан.

Сначала здание передали Управлению Московской областной милиции для склада военно-хозяйственного имущества. Затем в разные годы здесь находился то завод "Геодезия", то детский сад, то квартиры служащих Железнодорожного райисполкома и службы сооружений Метрополитена. А 1959 году по решению Моссовета здание храма передано ВНИИ «Геофизика». Пространство верхнего, Петропавловского и нижнего, Никольского храмов было разделено на маленькие кабинеты, где размещались рабочие места сотрудников ВНИИ.

А во второй половине 60х вдруг проводится очередная реставрация церковного здания. На куполе появляется уже упомянутый ранее шпиль, вдоль улицы - барочная решетка XVIII века… С чего бы это? Притом, что сама Петропавловская церковь старательно обходит сей факт своей биографии стороной… На их официальном сайте детально повествуется и о строительстве, и о жизни храма до революции и даже о противодействии прихожан «обновленцам»… Умалчивается лишь о том, что эта церковь все же стала резиденции Введенского, и о реставрации 60х годов тоже тишина…

Сейчас церковь действующая. Ее передали верующим в 1992 году, после еще одной реставрации, само собой. Куда ж без нее. Но что творится внутри, я не знаю. Не зашла. Полюбовалась исключительно снаружи…
_________________

Rinaa,
Спасибо, что не оставляешь мои посты о Москве без внимания и развеиваешь периодически возникающее у меня ощущение, что я тут одна одинешенька сижу.

Кстати, я тут на этой неделе выяснила, что уничтожив в Москве ряд кладбищ и пустив надгробья на городские нужды, большевики лишь шли проторенной тропой.

В частности, при реконструкции церкви Рождества Богородицы в Путинках (Малая Дмитровка, 4) было обнаружено, что при ее строительстве (а это было аж в 1652 году) также в качестве стройматериала частично использовали надгробные плиты - по всей вероятности, бесхозные. В один из наличников храма попала плита с оставшимся на ней фрагментом текста: преставился раб божий Семен Иванов сын аловеничник (т.е. мастер оловянных изделий). На другой плите, запущенной в фундамент апсиды, сохранился год смерти прихожанина — по нынешнему отсчету 1631-й и некоторые сведения о нем: Иван Юрьев сын зелейщик (т.е. пороховщик).

Церковь Рождества Богородицы в Путинках

И уже в те годы подобное применение надгробий не воспринималось чем-то немыслимым. В противном случае, у центра Москвы были бы все шансы за долгие годы своего существования превратиться в большой-пребольшой погост и надгробья бы вытеснили из города все постройки. Ведь хоронили-то в Москве изначально у приходских церквей, коих здесь было очень немало. Кладбища разрастались и уже к XVII веку стали занимать солидную часть города.

При царе Алексее Михайловиче была предпринята попытка избавиться хотя бы от Кремлевских захоронений. Именно при нем вышел указ, запрещающий хоронить покойников внутри Кремлевских стен.

Его сын Петр I пошел еще дальше, приказав «в Москве и других городах мертвых человеческих телес, кроме знатных персон, внутри градов не погребать, а погребать их на монастырях и при приходских церквах вне градов». Но вскоре Петр умер и этот указ так и не вошел в силу.

Дело отца продолжила императрица Елизавета Петровна, которая в 1748 году дала указ, чтобы по улицам от Кремля до Головинского дворца (то есть по одному из ее излюбленных Московских маршрутов) при церквах впредь умерших не хоронили. А сами кладбища полиции было велено ликвидировать вовсе, причем могилы сровнять с землей, а памятные камни употреблять в строительство.

Так что вот оно как. Произвольная ликвидация кладбищ и использование памятников на нужды народного хозяйства отнюдь не большевистские нравы, как иногда говорят. Все это Россия знала еще за несколько веков до них.
_________________

Аха, и я тоже не любила сначала, а потом взяла да решила на истфак поступать. Но мою первоначальную нелюбовь к истории очень легко объяснить. У нашей первой учительницы по этому предмету были все мыслимые и немыслимые дефекты речи в одном фраконе. Она и картавила, и заикалась, и шепелявила, когда говорила плевалась, а когда видела ,что дети ее не просто не понимают, а уже даже не пытаются понимать, начинала с садистским остервенением ломать указки о первую парту.
В итоге история для всех нас стала самым кошмарным предметом. Хуже того, еще и непонятно о чем. Я как-то разбирала антресоль и обнаружила там свои старые тетради, в том числе по истории за 5 класс. Полистала и почти ничегошеньки не поняла. По косвенным признакам догадалась, что "шпалтансы" - это спартанцы...
Впрочем, москвоведение я тоже не любила. Его у нас вела учительница по рисованию и черчению. В итоге, на уроках она сначала давала под запись чуть-чуть информации о какой-то конкретной достопримечательности (например, об Успенском соборе Кремля), а потом мы эту достопримечательность рисовали...

Ооо! И двое из них даже лайкнули пост. 3 из 4 уже отличный результат. Ахахаха))) А себя-то я посчитать забыла.
Спасибо всем за поддержку. Можно приступать к написанию очередного "воскресного экскурса в историю".
_________________

На самом деле у нас учителей по истории много было. С 5го по 11й класс 5 штук сменилось.
Эта истеричка была только в 5м классе. Потом в 6м нас взяла завуч по внеклассной работе. Ей из-за занимаемой должности вообще было не до истории, поэтому она в основном включала нам на уроке якобы исторические фильмы ("Первого рыцаря", например), а сама уходила куда-то по делам, предварительно дав домашнее задание. На следующем уроке мы писали какой-нибудь тест по главе в учебнике. Во втором полугодии ей это дело надоело и историю нам стала преподавать библиотекарша (без педагогического образования, насколько я знаю). А потом пришла замечательная девушка Анна Александровна. Она в тот момент еще студенткой была. Вот с ней было действительно интересно. И если бы не она, я бы вряд ли задумалась о поступлении на истфак. Впрочем, через полтора года она окончила универ и ушла из школы. А нам вместо нее дали еще одного молодого учителя - Романа Владимировича. Он вообще не историк, а учитель французского, и похоже, зачитывая нам под запись главы из учебника, сам впервые узнавал о том, что диктует... При этом, судя по тому, как он периодически зависал на некоторых абзацах, вообще мало что понимал из прочитанного.
Потом ему надоело изображать историка и мы все дружно занимались на истории своими делами. Он что-то читал, иногда закуривал, не выходя из кабинета, мы играли в карты и тоже курили в открытое окно... А сейчас моя подружка работает в нашей школе, говорит, в прошлом году Романа Владимировича отправили на принудительное лечение от наркомании.

Кажется, с 6го и до самого упора. Правда, специалиста по этому предмету у нас в школе не существовало в принципе. После того, как художница уволилась, москвоведение нам преподавала то библиотекарша, то завуч по внеклассной работе, то еще кто-то и в конце концов предмет повесили на классных руководителей. Наша вела труд, т.е. была большим специалистом по кулинарии, вышивке и вязанию, соответственно, обычно вместо москвоведения у нас был "классный час". Так что, в целом, с москвоведением на нормальным уровне я только в универе столкнулась.
По сути этот предмет вообще был нововведением середины 90х. Ввести-то ввели, а как преподавать еще не решили. Вот и изощрялись наши учителя как могли. Все начинали с происхождения названия, потом давали материал по Кремлю, затем рассказывали об истории района. На этом идеи заканчивались... В итоге все это дело выливалось в написание реферата из серии "сами придумайте тему и непременно снабдите материал иллюстрациями". И так несколько лет подряд. Лично я трижды писала реферат по Варварке. Точнее писала-то я его единожды, а вот титульный лист на одном и том же реферате заменяла трижды. Но зато реферат был хороший. С самолично сделанными, напечатанными и вклеенными фотографиями. Да и материал я брала из нескольких книг.

Хм... Перечитала все написанное... что-то какая-то безрадостная картинка получилась. А на деле наша школа вовсе не притон какой-то, а лучшая в районе. Просто по некоторым гуманитарным предметам был провал. И не только у нас, а вообще в те годы. Когда я пришла в 2001-м году работать в другую школу нашего района, столкнулась с тем, что истории у моих 11-классников не было с 5го класса, а у 9-10-классников так вообще никогда. У нас-то хоть какие-то учителя были. Даже один год положенная по программе МХК (Мировая художественная культура) велась грамотной девочкой.
При этом у нас был очень сильный английский (и страноведение, и деловой английский, и технический перевод, и литература на английском помимо стандартных двух уроков ин.яза в день) и физика тоже была на уровне (дополнительные занятия и вовсе СТАНКИНовскими преподами велись). Да и по литературе у нас все очень неплохо было, если не считать литературы XX века, которую наша учительница попросту не знала и не стеснялась в этом признаваться.
_________________

Ага, в 2000м...

Видимо, эта общая особенность преподавания москвоведения в 90е.

А происходило в основном то, что учителей в школах не хватало. Многие уходили в другие сферы и оставались в основном те, кому или больше идти некуда (в частности, пенсионеры), или кто по каким-то обстоятельствам другие варианты пока не рассматривал. Ну и студенты-практиканты. Конечно, есть исключения, не спорю, но они лишь подтверждают правило.
Я пришла работать в школу (на пару уроков в день) будучи второкурсницей. Меня еще уговаривали долго. А когда я все-таки поддалась этим уговорам и явилась на собеседование к директору, она вдруг заявила: "Нам бы таких как ты еще штучки три. Может, кого-нибудь из подружек еще приведешь?" Я привела подругу, осмотрелись вокруг и, оказалось, мы там хоть и самые молоденькие, но есть девушки всего на пару лет нас постарше и тоже студентки.

Все от самого человека зависит.
Лично в моем случае, если есть к чему-то интерес, то я сама начинаю материал выискивать и дурной учитель тут не помеха, если интереса нет, как к той же физике в школе, то каких бы семи пядей во лбу не была учительница, каких бы именитых профессоров она из СТАНКИНа не приводила, больше необходимого знать я не буду. В одно ухо влетит, в другое через пару дней после контрольной вылетит. Притом, что у меня способность к запоминанию мягко говоря "выше среднего". Я до сих пор почти все стихи помню, которые в школе учили. Да и в дошкольном возрасте мне память тренировали стихами, и я их очень много знала. То же самое с иностранными языками. Помню топики, которые в 5-6 классе учили и перед доской на английском рассказывали. Или, например, если говорить об истории, почти десять лет уже к ней никакого отношения по работе не имею, а, например, дату Куликовской битвы, ночью разбудят, назову... В то же время чему там равно число Пи вспоминаю с трудом. И от школы тут мало что зависит.

У нас школа была с углубленным изучением иностранных языков. И английский нам параллельно несколько учителей преподавали. Были, конечно, и те самые даже не пред- , а именно пенсионного возраста. Но мне повезло, меня родители еще в начальной школе перевели в другую группу, где основным учителем выступал наш любимый Николай Григорьевич. Он именно на произношение и разговорную речь делал упор, а грамматику нам уже преимущественно другие учителя вдалбливали.
_________________

Из темы "Граффити" https://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?p=4419496#4419496

_________________

Добрый день, девушки.
Что-то давно я не появлялась в московской теме . Решилась заглянуть. И не в одиночестве, а с очередной статьей о Москве... И многобуквенным вступительным словом

ОБЕЩАННОЕ ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Намерение написать об Ивановском монастыре и его знаменитых (и не очень) обитательницах появилось у меня еще прошлым летом, после выгрузки поста об Историчке. Как-никак, они расположены по-соседству, а на двух выложенных в том посте фотографиях даже отчетливо видна башенка монастыря. Но по той задумке, Ивановский монастырь должен был стать лишь частью многостраничного повествования об Ивановской горке, которой он, к слову, и дал название.

Невзирая на смутное (а может быть, не такое уж и смутное) понимание, что многостраничные посты не навевают на читателей ничего, кроме скуки, с задумкой расставаться было жалко. Ибо, во-первых, надо мною довлели ностальгические воспоминания о тех пяти годах, когда я едва ли не ежедневно проходила вдоль монастырских стен по пути в историчку, а во-вторых, я действительно считаю Ивановскую горку достойным внимания местом. Как пишут в книгах: "заповедным уголком старой Москвы"...

Но что-то спасло тогда форум от появления сего опуса, как, впрочем, и прошлой осенью, когда Олю, аки бешеную вжилку, носило по Москве, вновь и вновь приводя к этому монастырю.

И вот совсем недавно знакомый скинул заметку о том, что в Ивановском монастыре идёт разборка советского перекрытия, искажавшего первоначальный вид. Планируется восстановить Святые ворота и двор с аркадами.

Казалось бы... что в этом особенного? Очередная попытка московских градоначальников придать досоветский облик церковным постройкам. Православные торжествуют, Москва хорошеет, деньги налогоплательщиков растекаются по чьим-то карманам, курс евро не сегодня-завтра перевалит за сотню. Но есть и еще один нюанс... Вместе с возвращением монастырю первоначального вида, уничтожается памятник истории... советского спорта. Ведь вместе с разборкой перекрытия сносится спортзал, где начиналась история советского дзюдо и самбо...

Итак, клубочек снова привел к Ивановскому монастырю. Сопротивляться клубочку не смею, но все же заранее хочу предупредить возможных читателей, что эту статью я разделю на три поста, ибо для одного - объем написанного кажется запредельным даже мне – отъявленной гигантоманке. Делить все это на две части - как-то нелогично. А на три - самое оно. Ну как? Начнем?

Прошу любить и жаловать, Ивановский монастырь. А если официальнее, то Иоанно-Предтеченский женский монастырь. И его знаменитые обитательницы, само собой. Без них никак.

Расположен Ивановский монастырь неподалеку от станции метро Китай-город - на углу улицы Забелина и Старосадского переулка. На одном из семи московских холмов.

ОСНОВАНИЕ МОНАСТЫРЯ

Дата возникновения монастыря до сих пор остается загадкой. А там где есть загадки, не обойтись и без легенд.

По одной из них, Ивановский монастырь был основан в 1530-м году великим князем Василием III и его женой Еленой Глинской в ознаменование рождения долгожданного первенца – Ивана Васильевича IV, в дальнейшем получившего прозвище «Грозный».

Наследник появился на свет незадолго до праздника Усекновения Главы Иоанна Предтечи, потому и был наречен именем Иоанн. Но счастливые родители на этом не остановились и решили заложить в Москве соответствующий монастырь.

Впрочем, есть и другая версия, согласно которой основание монастыря произошло гораздо раньше – как минимум, во времена правления Василия I – сына Дмитрия Донского. Ее подтверждают и летописные данные, а именно описанное в них чудо рождения Василия II Васильевича (Темного). По легенде, в 1415 году явился к князю Василию Дмитриевичу инок Ивановского монастыря «под Бором» и предсказал, что великая княгиня София Витовтовна вскоре родит сына – «наследника всея Руси».

Правда, если верить этой легенде, Иоанно-Предтеченский монастырь изначально был вовсе не женским, а мужским. Да и находился совсем в другом месте – в Замоскворечье, в Черниговском переулке близ Пятницкой улицы.

Сегодня монашки ловко увязали между собой обе легенды, заявив, что, да, в XV веке монастырь действительно был мужским, а потом в 1530-м году был перенесен «на Кулишки», т.е. в район нынешней улицы Забелина. Здесь на новом месте, при сохранении старого посвящения он и стал женским.

Но историки высказывают и еще одно соображение, которое по каким-то причинам умалчивается на официальном монастырском сайте. Якобы Ивановский монастырь появился на своем нынешнем месте еще на рубеже XIV–XV веков как один из форпостов, защищавших густонаселенный Великий посад. Во всяком случае, само по себе положение Ивановского монастыря на достаточно крутой Ивановской горке позволяло «сторожить» чрезвычайно важную для Москвы дорогу на Владимир и Коломну.

ПЕРВЫЕ УЗНИЦЫ МОНАСТЫРЯ

Какая бы из этих версий ни была верна, в годы правления Ивана Грозного Ивановский монастырь уже существовал и не только пользовался благоволением царя, но, не имея собственных вотчин и поместий, находился на полном государевом содержании. И уже тогда обитель стала выполнять свою главную роль – места заключения опальных женщин высокого происхождения.

Первой знатной узницей Ивановского монастыря стала вторая супруга царевича Ивана, старшего сына Ивана Грозного – царевна Пелагея Михайловна Петрова-Соловая, в иночестве Параскева. По воле своего царственного свёкра она была насильно пострижена в монахини в Белозёрском монастыре, а затем перевезена сюда. В этом остроге она и жила до 1620 г., т.е. вплоть до самой своей смерти. После чего ее тело было перенесено в великокняжескую усыпальницу Вознесенского монастыря.

Есть нечёткие сведения, будто бы здесь же под именем инокини Александры пребывала в заточении и первая жена царевича Ивана – Евдокия Богдановна Сабурова, также насильно постриженная в монахини по приказу Ивана Грозного.

Впрочем, на роль места заточения обеих особ претендует еще парочка монастырей. И мне кажется, наиболее убедителен в своих заверениях вовсе не Ивановский, а Покровский в Суздали.

Но, в любом случае, слухами земля полнится, а так как двумя невестками Ивана Грозного дело не ограничилось, мрачная слава Ивановского монастыря год от года лишь крепла.

Некоторое время в обители содержалась старица Таисия из знатного рода князей Масальских, участница заговора князя Василия Васильевича Голицына против Василия Шуйского. А в том же 1610 году, уже после свержения Шуйского с престола, здесь была насильно пострижена в монахини его жена – царица Мария Петровна Шуйская. Кроме того, с тех пор как неподалёку (на углу Мясницкой и Большого Златоустинского переулка) расположилась пыточная Тайной канцелярии, монастырь был вынужден содержать в своих стенах и уголовных преступниц, и вероотступниц.

ЮРОДИВАЯ СХИМНИЦА МАРФА

С восшествием на престол первого царя из рода Романовых – Михаила Федоровича – Ивановский монастырь хоть и ненадолго, но все же сумел обелиться от своей мрачной репутации и даже обзавелся собственной знаменитой провидицей – юродивой схимницей Марфой. Честно говоря, никаких сведений о том, что именно и кому она напророчила, мне отыскать так и не удалось. Даже на официальном сайте монастыря льется исключительно «лирика» - о том, что она якобы и в грязь, и в стужу ходила исключительно босяком, не носила теплых одежд и терпела голод. И вовсе не потому, что ее не кормили, а ради Христа. А еще спала на голом камне, который впоследствии стал ей посмертным изголовьем, и совершала едва ли не еженощный «духовный подвиг» - пешком шла до Воробьевых гор и там исступленно молилась всю ночь, чтобы к утру вернуться в монастырь и снова молиться. Ну да… подвиг… Всем подвигам подвиг…

Но чем-то эта блаженная все же приглянулась царице Евдокии Лукьяновне Стрешневой – супруге царя Михаила Федоровича. Царственная особа регулярно приезжала в Ивановский монастырь и подолгу наедине беседовала с юродивой схимницей в келье. История не донесла до нас содержания этих бесед, но так как царицу Евдокию Лукьяновну, особу благочестивую и набожную, мало что волновало, кроме деторождения и постоянных несправедливых нападок властной свекрови, людская молва связала ее общение с блаженной Марфой именно с этими двумя факторами.

Послушницы современного Ивановского монастыря уверяют, что в ее убогой монастырской келье царица находила любовь, понимание и утешение, коих ей так недоставало в богатом царском дворце. А потому она с завидной регулярностью наведывалась в монастырь, где раздавала милостыню нищим, служила молебны, панихиды, финансировала строительство келий для сестер обители, но чаще молилась о чадородии. И не отменяла паломничества к своей духовной наставнице даже незадолго до родов, приходя просить ее молитв о благополучном разрешении от бремени. Со временем этому правилу царицы последовали и другие женщины самых разных сословий, что положило начало почитанию блаженной Марфы, как покровительницы беременных.

Скончалась схимонахиня 1 марта 1638 года в день именин своей любимой духовной дочери – царицы Евдокии. И ее царственные почитатели оказали блаженной честь, которой удостаивались в те времена только великие князья, цари и архиереи.

Гроб с телом не зарыли по обычаю в землю, а поставили в каменной гробнице в главном монастырском храме, обложив кирпичом и украсив надгробием из белого камня с надписью: «В 1 день на память святыя преподобномученицы Евдокии преставися раба Божия Дария, во инокинях схимонахиня Марфа юродивая».

Безусловно, само монастырское начальство без разрешения высшей церковной и гражданской власти так похоронить свою насельницу не могло. Поэтому есть основания полагать, что царская фамилия не осталась в стороне от этого погребения.

На протяжении веков женщины приходили к этой гробнице, вознося провидице Марфе молитвы о деторождении. Традиция казалась незыблемой, но в советские годы обстоятельства изменились.

В марте 1927 года – после закрытия монастыря и выселения монашек из обители – община верующих обратилась к властям с просьбой о перезахоронении мощей блаженной Марфы на Ваганьковском кладбище. Возражений ни с санитарной, ни с идеологической точки зрения данное прошение не встретило, и мощи были перемещены. Но куда именно – неизвестно по сей день. На данный момент в самом монастыре имеется лишь восстановленная в 2004 году гробница с подлинной мраморной плитой на месте бывшего погребения блаженной Марфы.

Но вернемся все же в глубину веков, ибо как бы значима ни была Марфа для послушниц Ивановского монастыря, в его стенах обитали и гораздо более известные личности…

ХЛЫСТЫ В СТЕНАХ ИВАНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

Уже к 1720 году Ивановский монастырь стал одним из трех крупнейших московских «гнезд» секты христоверов, или «хлыстов», как их пренебрежительно называли впоследствии.

Сами последователи данного учения подобного названия не признавали, именуя себя «Детьми Божьими», а глав своих общин («кораблей») - Христами. Отсюда и возникло понятие «христоверы». Но сторонники официальной православной церкви считали кощунством упоминание имени Христа при таких обстоятельствах и исказили название до «хлыстоверов», припомнив сектантам, что те секут себя хлыстами, во время совершения своих религиозных обрядов (радений), бичуются, «хлыщут» друг друга под песнопения, начинающиеся словами: «Хлыщу, хлыщу, Христа ищу…»

Радения хлыстов

Здесь, вероятно, стоит сделать небольшое отступление – на пару-тройку страниц – и в общих чертах пояснить, что же такое «хлыстовщина». Специально для тех, кому эта информация покажется лишней, прячу ее под спойлер.



Историю проникновения «хлыстовщины» конкретно в Ивановский монастырь проследить сложно. Из исторических документов известно лишь, что умерший в 1716 году первый лидер хлыстов Иван Суслов (Данилу принято считать фигурой мифической) был похоронен у церкви Николы в Грачах, но вскоре его приверженцы исходатайствовали перенесение останков своего Христа в женский Ивановский монастырь, где в среде инокинь было уже немало последовательниц хлыстовщины. Над новой могилой Суслова был установлен памятник, надпись на котором гласила, что тут погребен святой угодник Божий.

В 1732 году подле него был похоронен и второй Христос – Прокопий Лупкин.

По преданиям хлыстов, в день смерти Прокофия Даниловича у него на собрании находились все его последователи. Глубокой ночью во время «корабельного» радения в их «святый круг» с небес слетели бесплотные духи: ангелы, архангелы, серафимы, херувимы и вся сила небесная, и что они вознесли Христа Лупкина при множестве свидетелей на небо. Проще говоря, Лупкин умер во время радения. После чего, наступило «древнее молчание» - время гонений.

Но прежде над могилами двух первых хлыстовских Христов в Ивановском женском монастыре соорудили палатку (или сень), к которой потянулись толпы хлыстовских паломников.

Здесь же, в Ивановском монастыре, приняла постриг жена Прокопия Лупкина - «богородица» Акулина Ивановна (в иночестве Анна). И судя по всему, она сделала немалый вклад в распространение сектантского учения среди монахинь.

А уже через год – в 1733 г. – в Москве по доносу разбойника Караулова началось первое громкое следствие по делу о хлыстах. Уже тогда, согласно документам, хлыстовский «корабль» Ивановского монастыря насчитывал 78 человек. Помимо них к суду были привлечены монахи и монастырские крестьяне нескольких других московских монастырей, а так же три московских купца. В итоге 116 человек – в том числе, «богородица» Акулина Ивановна – были наказаны кнутом и сосланы в Сибирь. Еще трое публично обезглавлены. Среди них старица Ивановского монастыря Агафья (в иночестве Настасья) Карпова – хлыстовская «богородица», устроившая в своих кельях «божий дом» для радения хлыстов.

Тем не менее, паломничество к могилам Суслова и Лупкина в Ивановском монастыре не прекращалось. И в 1739 году по указу императрицы Анны Иоанновны члены Синода постановили извлечь почитаемые «мощи», сжечь их в поле за городом, а прах развеять по ветру.

Но и это не остановило распространение хлыстовщины. Хлысты продолжали собираться для своих радений в келье одной из стариц монастыря.

Более того, в 1740 г. в Москве появился новый Христос – крестьянин Орловской губернии Андриан Петров. Он выдавал себя за блаженного и предсказателя. В его доме, находившемся неподалеку от Сухаревой башни, проходили многолюдные собрания хлыстов. Вскоре по Москве распространились слухи о «блаженном юроде», который «без слов предсказывает будущее». Петрова стали посещать не только простые горожане, но и суеверные представители знати. Новый Христос бывал даже в домах графа Шереметева и княгини Черкасской. При покровительстве нескольких знатных особ хлыстовство без труда вернуло свои позиции в московских монастырях и стало распространяться среди «белого» духовенства.

В 1745 г. началось второе следствие о хлыстах, продолжавшееся вплоть до 1752 г. По данному делу было привлечено 416 человек, в числе которых были священники, монахи и монахини. В частности, два московских женских монастыря – Варсонофьевский и Ивановский – согласно данным следствия, целиком во главе с игуменьями примкнули к хлыстам.

В 1752 году большинство осужденных сектантов были сосланы на каторжные работы, некоторые были отправлены в дальние монастыри. И пусть это тоже не положило конца распространению учения хлыстов, но в Ивановском монастыре с ними все же было покончено. Императрица Елизавета Петровна взяла эту обитель под свой личный неусыпный контроль.

Через год после окончания следствия по делу хлыстов территорию Ивановской обители огородили каменной стеной, длина которой по периметру составила 263 метра. Во двор монастыря вели теперь двое ворот: Святые – северные, напротив Хохловского переулка, и Восточные, выходивие в Малый Ивановский переулок.

Возможно, именно в те годы произошло ужесточение монастырского устава, согласно которому в монастырь более не впускали случайных посетителей, а выход в город для самих инокинь позволялся лишь в самых крайних случаях. Например, молодые монахини могли покидать стены обители лишь в случае опасной болезни родителей и то обязательно в сопровождении более опытной сестры. Посещение послушниц родственниками дозволялось лишь по великим праздникам и воскресным дням. На встречу, за которой наблюдали две пожилые монахини, отводилось два часа.

Но и этого оказалось мало. Судя по всему, «хлыстовское» прошлое Ивановского монастыря вызывало у императрицы очень серьезные опасения, что и стало основной причиной ее решения упразднить эту обитель и обустроить в кельях Дом Призрения для «заслуженных людей жен во вдовстве, дочерей в сиротстве и бедности, покровительства и пропитания не имеющих». Именной указ императрицы был оглашен 20 июня 1761 г., и лишь скорая кончина Елизаветы Петровны остановила запущенный процесс. Монастырь устоял, готовясь в скором времени принять в своих стенах двух самых знаменитых своих узниц...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

_________________

С обещанным продолжением я, конечно, сильно затянула. А учитывая то, что на момент выгрузки первой части оно уже было написано, и подавно... Но лучше позно, чем никогда, поэтому вуаля...
Напомню, в предыдущем посте я остановилась на том, что со смертью императрицы Елизаветы Ивановский монастырь чудом избежал упразднения, готовясь принять в своих стенах самых знаменитых своих узниц.

САЛТЫЧИХА

Одной из них стала скандально известная московская помещица Дарья Николаевна Салтыкова, за свои зверства именуемая в народе не иначе как Салтычихой, Душегубицей и даже Людоедкой. Женщина, по праву заслужившая звание самой страшной преступницы XVIII века.

Современные криминалисты и историки высказывают предположение, что Салтычиха страдала психическим расстройством — эпилептоидной психопатией. Некоторые и вовсе считают, что она была латентной лесбиянкой. Но поставить точный диагноз исключительно на основании документов судебного разбирательства многовековой давности вряд ли представляется возможным.

Известно, что Дарья Салтыкова родилась в 1730 году и была третьей из пяти дочерей помещика Николая Автомоновича Иванова (приближённого к Петру I думного дьяка) и его жены Анны (в девичестве Тютчевой). Семья состояла в родстве с Давыдовыми, Мусиными-Пушкиными, Строгановыми и Толстыми. Отец Дарьи умер рано, а мать вскоре постриглась в монахини, разделив наследство мужа между дочерьми. Дарье при этом достались имения Верхний Тёплый Стан и Троицкое.

Хотелось бы привести в качестве иллюстрации портреты этой женщины, но таковых – увы – попросту нет. Хотя в интернете часто всплывают три картины. Вот они:

Однако на них изображена совсем другая представительница разветвленного семейства Салтыковых. Дарья Петровна, урожденная Чернышева. Кстати, родная сестра пушкинской «Пиковой дамы» Натальи Петровны Голицыной.

Так что о внешности душегубки нам остается судить исключительно по воспоминаниям очевидцев. А они довольно противоречивы.

По некоторым свидетельствам, в юности Дарья Николаевна была хороша собой, набожна и покладиста, что в сочетании с солидным приданным делало ее весьма завидной невестой. Достойная партия не заставила себя долго ждать, и вскоре девушка вышла замуж за ротмистра лейб-гвардии конного полка Глеба Алексеевича Салтыкова – представителя очень знатного дворянского рода.

Об их семейной жизни известно не много. По-видимому, она мало чем отличалась от жизни других родовитых семей того времени. В этом браке родились два сына – Федор и Николай – которые еще в младенчестве по устоявшейся в дворянских кругах традиции были записаны на службу в гвардейские полки.

Сама Дарья Николаевна снискала уважение в обществе. И не только потому, что была высокородной дворянкой, но и за свою набожность, регулярные поездки на богомолья к православным святыням, а так же щедрые пожертвования на церковные нужды.

Салтыкова овдовела в 26 лет, унаследовав огромные владения в Вологодской, Костромской и Московской губерниях, и вместе с ними около 600 душ крепостных. Однако то ли смерть мужа столь губительно повлияла на психику Дарьи Николаевны, то ли завязавшийся вскоре роман с падким на женские прелести повесой Николаем Тютчевым (дедом знаменитого поэта), но уже через 7 лет после получения наследства помещица заметно сократила количество своих крепостных, до смерти замучив аж 139 человек. В основном молодых женщин и девочек. Впрочем, эта цифра довольно условна, ибо вина Салтычихи доказана «лишь» в 38 случаях, в смерти еще 26 человек она была «оставлена в подозрении», так как прямых доказательств собрать не удалось. Остальные на момент окончания следствия продолжали значиться «умершими от болезней», «безвестно отсутствующими», «выехавшими к мужу» или «ушедшими в бега».

В реалиях середины XVIII века убийство крепостного не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Ну, погорячился барин в гневе, избил нерадивого слугу, а тот возьми, да испусти дух – кто обращает внимание на подобные мелочи? Но деятельность помещицы Салтыковой даже в те времена шокировала широкую общественность. И дело не только в количестве ее жертв, а в тех изуверствах, которые она с ними творила.

Находя любые предлоги (чаще всего недобросовестность в мытье полов и стирке), недовольная помещица собственными руками избивала крепостных палками, прикладывала к их телам раскалённые утюги, обваривала кипятком, опаливала им волосы, выгоняла на мороз и заставляла часами стоять по горло в ледяной воде. Ещё одним развлечением Салтычихи было таскание своих жертв за уши по дому раскалёнными щипцами для завивки волос. Когда началось расследование, у многих погибших от её руки женщин следователи практически не находили волос на голове. Оказалось, помещица попросту вырывала их голыми руками.

Слухи о лютой барыне ползли по округе. В Москве судачили, что она жарит и ест маленьких детей, пьёт кровь молодых девушек. Подобного, правда, на самом деле не было, но и того, что было, хватало с лихвой. Одни не верили страшным рассказам, другие ужасались и пытались не попадаться на глаза помещице, а ночами на телеге вывозились изуродованные трупы с обезображенными лицами и струпьями вместо волос.

Были у нее и пособники – пара гайдуков, всегда готовых придти на помощь и довершить начатые Салтычихой экзекуции, дабы та могла насладиться происходящим в качестве восторженного зрителя.

Крепостные Салтыковой на протяжении семи лет не могли достучаться до властей. Подкупленные чиновники брали показания и отправляли жалобщиков обратно под надзор помещицы, что естественно заканчивалось для них не лучшим образом.

К слову, вдоволь натерпелись от маньячки не только бесправные крестьяне, но и ее любовник Николай Тютчев.

Гвардии капитан Николай Тютчев был лихим молодцом. Гвардейская выправка, красивый мундир, хорошо подвешенный язык – вот, пожалуй, и все. Сто шестьдесят душ для столичного дворянина не состояние. Впрочем, у Тютчева было неплохое образование, благодаря которому начальство определило его перемерять помещичьи владения. Это было выгодным делом: землемер мог убавить земли, а мог и прибавить – естественно, не по доброте душевной, а за вознаграждение. Облагодетельствованные дворяне не скупились: кто дорогим перстнем отблагодарит, кто – толстым кошельком. Так капитан и жил пока не попал в принадлежавшее Дарье Николаевне Салтыковой подмосковное село Троицкое, что в Теплом Стане. Сперва молодой гвардеец мерил угодья вдовы, а вскоре очутился в ее постели.

Возможно, мнение ошибочно, но многое указывает на то, что Николай Тютчев был обыкновенным прощелыгой, решившим поправить свое благосостояние с помощью богатой любовницы. А потом, за пару месяцев до начала следствия по делу о душегубстве, с ужасом понял, с кем связался, и переключил внимание на другую особу – Пелагею Денисовну Панютину.

Само собой, стерпеть измену Салтычиха не могла... Кстати, существует версия, что и своих крепостных девок она истязала не только из любви к «искусству», но и из ревности, замечая, что Тютчев не пропускает ни одной юбки.

Итак… Узнав о скорой женитьбе возлюбленного, Салтыкова решила выбить из него эту дурь и заперла Тютчева в сарае. Но ему удалось улизнуть из-под замка благодаря одной из дворовых девок. Вопрос: что сподвигло ту на столь храбрый поступок, зная, чем это могло для нее обернуться при такой-то барыне…

Осуществив побег, Тютчев немедля обвенчался с Панютиной. Тогда Салтычиха решила расправиться с обоими. По ее приказу конюх закупил в два приема 2 кг пороха и изготовил бомбу, которую предстояло заложить под московский дом, в котором проживали капитан Тютчев и его молодая жена. Были предприняты аж две попытки, но обе они сорвались из-за страха подосланных крепостных перед расплатой. Выпоров ослушников, Салтычиха пересмотрела план мести и решила организовать засаду на счастливое семейство Тютчевых.

В «спецоперации» должны были участвовать не меньше десяти мужиков из подмосковных имений Салтыковой. Дело выходило нешуточное: нападение на дворянина грозило мужикам даже не каторгой, а отсечением головы. Дабы избежать такой незавидной участи, крепостные Салтыковой подкинули капитану анонимку, предупредив о готовящемся на него покушении.

Тютчев не стал полагаться на судьбу и решил искать защиты у властей – подал в Судный приказ челобитную, в которой не только сообщил о готовящемся на него покушении, но и испросил для обеспечения своей безопасности конвой «на четырех санях, с дубьем».

Тютчевы бежали из родных мест лесными тропами под покровом ночи, обманув выставленных вокруг их деревни соглядатаев Салтычихи. Путь беглецов лежал в поместье невесты Овстуг в Брянской губернии.

Интересна дальнейшая судьба Тютчева. Спасшись от мести разъяренной любовницы, Николай Андреевич взялся поднимать хозяйство, да столь рьяно, что в скором времени разбогател. Говорили, он вчинял соседям иски и отсуживал у них имения. Старые крестьяне помнили и другое: по ночам из барского дома выезжали всадники в темных плащах да личинах и грабили на большой дороге купеческие обозы. Так — кляузами и кистенем — Николай Тютчев составил большое состояние и, кстати, через несколько лет приобрел Троицкое – то самое поместье, где его бывшая любовница истязала большинство своих жертв.

Тем временем жизнь Салтычихи, в отличие от ее бывшего любовника, складывалась невесело. В том же 1762 году с восшествием на престол Екатерины Великой двум беглым крестьянам Ермолаю Ильину и Савелию Мартынову, чьих жен замучила до смерти Салтычиха, удалось сделать, казалось бы, невозможное – донести свою жалобу до императрицы.

Началось расследование. Но шло оно очень тяжело и долго. Высокопоставленные родственники Салтычихи надеялись, что интерес государыни к делу пропадёт и его удастся замять. Следователям предлагали взятки, всячески мешали в сборе улик. Сама Дарья Салтыкова своей вины не признала и не раскаялась, даже когда ей угрожали пытками. Применять их, правда, в отношении родовитой дворянки не стали.

Тем не менее, невзирая на все проволочки, в октябре 1768 года был оглашен приговор императрицы. Екатерина Великая не стеснялась в выражениях, называя Дарью Салтыкову «бесчеловечной вдовой», «уродом рода человеческого», «душой совершенно богоотступной», «мучительницей и душегубицей». Салтычиху осудили к лишению дворянского звания и пожизненному запрету именоваться по фамилии отца или мужа. Гражданская казнь состоялась на Красной площади, у лобного места, где помещицу на час приковали цепями к позонному столбу, повесив ей на грудь табличку с надписью: «Мучительница и душегубица». После чего она была пожизненно заключена в Ивановский монастырь.

«Покаянная камера» Дарьи Салтыковой представляла собой подземное помещение высотой чуть больше двух метров, свет в которое не попадал вовсе. Единственное, что позволялось — зажигать свечу во время еды. Заключённой не разрешались прогулки и общение с кем-либо кроме охранника и монахини-надзирательницы. Из темницы её выводили лишь по крупным церковным праздникам к маленькому окошку храма, чтобы она могла слышать колокольный звон и издалека наблюдать службу.

Соборная церковь в Ивановском женском монастыре. Слева пристройка, в которой содержали Салтыкову.

Режим смягчили лишь спустя 11 лет заключения — Салтычиху перевели в каменную пристройку у стен собора, расположенную на виду у всех горожан. В пристройке имелось небольшое окошко и решётка. Горожане получили возможность не только смотреть на осуждённую, но и разговаривать с ней.

Дарья Салтыкова действительно отличалась отменным здоровьем. Существует легенда, что после 11 лет под землёй она закрутила роман с охранником и даже родила от него ребёнка.

Умерла Салтычиха 27 ноября 1801 года в возрасте 71 года, проведя в заключении больше 30 лет. Нет ни одного свидетельства о том, что она раскаялась в содеянном.

Похоронили Салтычиху на кладбище Донского монастыря, где была погребена вся ее родня.

Кстати, могила Салтычихи тоже имеет весьма дурную славу. И пусть отыскать ее непросто, даже если задаться такой целью, «счастливчики», которым удается до нее добраться, все же находятся. И нередко эти активисты-следопыты начинают рассказывать о разного рода неприятностях (начиная от переломов, заканчивая смертью ближайших родственников), которые с ними стали происходить сразу после обнаружения заветного захоронения. Суеверия? Возможно, но стоит ли ждать чего-то хорошего от могилы «душегубицы»?

Кто-то «гениальный» решил, что стоит, и неизвестно на каком основании провозгласил Салтычиху покровительницей заключенных…

Поэтому и не зарастает тропа к двум могилам на Донском кладбище… Да, я не опечаталась, именно двум.

Утверждается (и не в одном источнике), что реальная могила Салтычихи – та, что на нижнем фото слева и, что там даже имеется надпись, с той стороны, которую закрыл не так давно завалившийся рядом саркофаг. Есть версия, что в завалившемся саркофаге останки ее старшего сына, который умер в тот же год, что и его мать.

Но есть еще и «народная» могила Салтычихи (та, что на фото сверху), ставшая таковой с легкой руки Бориса Акунина. Вот, что он писал в своих «Кладбищенских историях»: «Что же до Салтычихи, то на ее надгробии время не сохранило ни единого слова и ни единой буквы. Она существовала на самом деле, московская помещица Дарья Николаевна Салтыкова, замучившая до смерти сто крепостных, – вот единственное, что подтверждала могила. Но чудовища не поддаются дефиниции, устройство их души темно и загадочно, и самый уместный памятник монстру – фигура умолчания в виде голого серого обелиска, напоминающего силуэтом загнанный в землю осиновый кол».

Откуда у Акунина такие сведения, неизвестно, но факт остается фактом, люди к упомянутому обелиску приходят. Не так давно кто-то сделал на нем надпись (маркером от руки), ошибочно назвав Салтычиху Екатериной, кто-то опоясал цепочкой со 139 крестиками – по числу ее жертв. А иные посетители возлагают цветы, ставят лампадки… И знаете, что-то как-то не по себе становится, при мысли о том, какие у людей бывают интересные кумиры…

КНЯЖНА ТАРАКАНОВА – ИНОКИНЯ ДОСИФЕЯ

Почти одновременно с Салтычихой в Ивановский монастырь довелось угодить еще одной знаменитой особе, нередко именуемой «русской железной маской».

Ее привезли в обитель в 1785 году под конвоем, в карете с плотно задернутыми шторками на окнах, и поселили в отдельном двухкомнатном домике рядом с покоями игуменьи.

Вскоре узница приняла постриг и стала инокиней Досифеей, продолжая жить в строжайшем затворе. Даже ее лицо долгие годы было разрешено видеть только игуменье, келейнице, монастырскому священнику и его причетнику. Иногда, по ночам, её проводили в надвратный храм по специально сколоченному для этой цели дощатому коридору и закрытой с боков лестнице. Причетник запирал храм изнутри, и священник начинал службу для одной-единственной богомолки.

После смерти Екатерины II режим монастырского заточения инокини Досифеи был заметно ослаблен. Ее смогли беспрепятственно посещать новые лица – митрополит Платон, некие высокопоставленные гости, с которыми она разговаривала на иностранном языке, и якобы даже кто-то из членов императорской фамилии. Так же именно к этому периоду относится частое общение инокини с московским купцом Шепелевым и девицей Гликерией Головиной, которые и оставили о ней наиболее детальные сведения в своих воспоминаниях. Вероятно, тогда же неизвестным художником был написан портрет инокини Досифеи.

К концу жизни эта женщина снискала репутацию благочестивой старицы и под окнами ее кельи стали собираться многочисленные паломники. Одни просили молитв, другие – совета, третьи – благословения. Например, примерно в 1800 году к ней наведались братья Путиловы – Тимофей 19-ти лет и Иона 14-ти. Инокиня углядела в них будущих подвижников благочестия и приняла в своих кельях, где в ходе долгих духовных бесед указала братьям монашеский путь. Впоследствии Тимофей Путилов стал архимандритом знаменитой Оптиной пустыни отцом Моисеем, а его брат Иона - игуменом Саровской пустыни отцом Исайей II.

Умерла инокиня Досифея 4 февраля 1810 года. По словам очевидцев, ее похороны превратились в многолюдное траурное шествие от Ивановского до Новоспасского монастыря, в котором располагалась фамильная усыпальница Романовых. На отпевании присутствовали многие представители знати – генералы в парадных мундирах и при орденах, сенаторы и прочие вельможи, в том числе главнокомандующий Московским гарнизоном граф Гудович. Однако, несмотря на почти царский ритуал похорон, инокиню Досифею опустили в могилу, вырытую справа от ворот у монастырской стены. На каменной плите написали: «Под сим камнем положено тело усопшия о Господе монахини Досифеи обители Ивановского монастыря, подвизавшейся о Христе Иисусе в монашестве 25 лет, а скончавшейся февраля 4, 1810 г. Всего ея жития было 64 года. Боже, всели ее в вечных Твоих обителях!»

В 1910 г., спустя 100 лет, над могилой Досифеи соорудили небольшую часовню, остатки которой сохранились до нашего времени.

Так кем же на самом деле была таинственная инокиня Досифея?

Людская молва постановила, что под «железной маской» скрывалась дочь императрицы Елизаветы и Алексея Разумовского – Августа Тараканова (Дараган), представлявшая потенциальную угрозу Екатерине Великой, как прямая наследница российского престола. Эта же версия преподносится, как единственно верная, и на официальном сайте монастыря.

Но как бы ни хотелось ей верить, все доказательства исключительно косвенные: пышность похорон, место захоронения и высокопоставленные гости, которые навещали инокиню, некие документально неподтвержденные сведения, что на ее имя регулярно приходили значительные суммы из казначейства, которые она тратила в основном на пожертвования. А так же воспоминания Гликерии Головиной, в которых та сообщала, что Досифея носила медальон с портретом императрицы Елизаветы и иногда в разговорах с близкими людьми упоминала свое мирское имя – Августа.

И даже сохранившаяся на обороте ее портрета надпись “Принцесса Августа Тараканова, и иноцех Досифея, постриженная в Московском Ивановском монастыре, где по многих летех праведной жизни своей и скончалась, погребена в Новоспасском монастыре” не может служить бесспорным подтверждением чему-либо. А учитывая то, что даже сам факт существования у Елизаветы и Разумовского дочери Августы (да и вообще детей), большинство историков считает мифом, и подавно.

К сожалению, на некоторых интернет-ресурсах за неимением достоверных свидетельств в пользу того, что инокиня Досифея была дочерью императрицы Елизаветы, в качестве доказательств выдается заведомо ложная информация.

В частности, на сайте www.pravoslavie.ru сообщается: «По благословению Его Святейшества [Патриарха Алексия II] житие было передано в комиссию по канонизации, а ее честные мощи обретены в Новоспасском монастыре 5 сентября 1996 года. Археологический надзор осуществлял доктор исторических наук Андрей Кириллович Станюкович; имеется положительное заключение специалиста о принадлежности обнаруженных мощей».

Археологические раскопки на территории Новоспасского монастыря в 1996 году действительно проводились. И руководил ими обозначенный специалист – выдающийся археолог, доктор исторических наук Андрей Кириллович Станюкович. Только вот никаких положительных заключений относительно инокини Досифеи на основании обнаруженных останков он не делал. Наоборот. В силу выявленных в ходе медицинской экспертизы физических изъянов, принадлежность старицы к царской фамилии казалась ему весьма сомнительной. Да и ее череп настолько плохо сохранился, что со стопроцентной уверенностью идентифицировать его попросту невозможно. Поэтому Станюкович высказал предположение, что надгробие Досифеи могло быть смещено во время разграбления монастыря французами в 1812 году и оказаться над могилой какой-нибудь другой старицы.

Но такое заключение заинтересованных в канонизации инокини Досифеи лиц, видимо, не устроило… Конечно, красивая и драматическая легенда о безвинно наказанной и смиренно терпящей заключение царской дочке значительно больше напоминает житие великомученицы, нежели правда о затворнице горбунье – инвалиде детства, каковой и была судя по обнаруженным останкам почитаемая старица. Кроме того, проводивший экспертизу криминалист, доктор медицинских наук Звягин указал на некие горизонтальные бороздки на ее передних зубах – свидетельство стресса, голодания либо травмы в раннем возрасте.

Генетическая экспертиза не проводилась. Почему – сказать сложно. Выскажу предположение, что этому воспротивились церковники, ибо «кощунство». Кто-то скажет, что мои обвинения голословны, но противодействие археологическим раскопкам 1996 года со стороны прихожан Новоспасского монастыря – неоспоримый факт. Порой их протесты и вовсе приобретали характер вредительства из серии засыпания ценных текстильных находок мокрым песком.

Как бы то ни было, люди любят легенды, а потому, невзирая на отсутствие достоверных свидетельств в пользу того, что дети от тайного морганического брака Елизаветы и Разумовского все-таки были, слухов было немало. По одной из версий у них родилось два сына и одна дочь, по другой – сын и дочь, по третьей – две дочери и один сын. Якобы один из сыновей всю жизнь провел в монастыре под Переславлем-Залесским и горько сетовал на свою судьбу, второй – жил в Петербурге под фамилией Закревский и сделал блестящую карьеру, став тайным советником и президентом медицинской коллегии.

Но, конечно, самой романтичной стала легенда о княжне Таракановой, в которой переплелись судьбы сразу двух женщин.

Одна из них – инокиня Досифея. Вторая – легендарная красавица-авантюристка, запечатленная на хрестоматийной картине Константина Флавицкого «Княжна Тараканова».

Кстати, сама она, невзирая на то, что именно под этим именем вошла в историю, княжной Таракановой себя никогда не называла, представляясь то фрау Шолль, то госпожой Франк, то мадам Тремуйлль, то графиней Пинненберг из Голштинии, то принцессой Владимирской «дочерью гетмана Разумовского», «внучкой Петра I» и «последней из рода Романовых» «княжной Елизаветой». Имя «княжны Таракановой» ей присвоил в 1797 году (т.е. через 22 года после ее смерти) французский дипломат Жан-Анри Кастера в своей книге «Жизнь Екатерины II, императрицы российской». Так как книга была написана уже в период послабления режима заточения инокини Досифеи (год спустя после смерти Екатерины Великой), скорее всего, фамилия «Тараканова» была присвоена самозванке именно по аналогии с мирским именем старицы.

Но происхождение этой женщины до сих пор остается загадкой. Так же как и ее настоящее имя.

В начале 70х годов XVIII века не без участия польских вельмож, радеющих за восстановление независимости разделенной и поглощенной соседними державами Польши, по Европе распространились слухи о мнимой дочери российской императрицы Елизаветы. Мало Екатерине II было Емельяна Пугачева, выдававшего себя перед крестьянами за чудом спасшегося Петра III, так в Европе еще одна наследница престола объявилась.

Терпение императрицы лопнуло в 1774 году, когда «княжна» заявила о своих правах на Российский престол. Именно тогда Екатерина II послала графа Алексея Орлова на поиски авантюристки. Тот настиг ее в Ливорно, соблазнил и обманом завлек на корабль, после чего женщина была арестована и отправлена в Петербург. Она скончалась от чахотки в Петропавловской крепости в декабре 1775 года, но людская молва, а вслед за ней и художник Константин Флавицкий «продлили» ей жизнь еще на два года. После третьего по силе наводнения, которое случилось в Петербурге 21 сентября 1777 года, распространился слух, что «княжна» погибла именно тогда в затопленном каземате Алексеевского равелина.

Женщина, известная в иночестве как Досифея, была доставлена в Ивановский монастырь ровно десять лет спустя в возрасте 39 лет. Согласно информации с официального сайта монастыря, она была «худощава, среднего роста, с благородным лицом, хранившим следы былой красоты».

По легенде до одиннадцати лет она воспитывалась в России, а потом была отправлена в Голландию, где её следы затерялись, что Елизавета Петровна думала выдать её замуж за Петра Августина Голштейн-Бекского. Но брак не состоялся и княжна Тараканова так и осталась старой девой. Жизнь ее текла ровно, без вавилонских страстей и политических интриг. Но даже сам факт существования где-то якобы законной наследницы Российского престола не давал императрице Екатерине II спать спокойно. В итоге она вновь обратилась за помощью к своему верному сподвижнику Алексею Орлову, дабы тот повторил свой подвиг и привез истинную княжну Тараканову в Россию.

По легенде, он сделал это без особого труда. Смиренная княжна Августа выслушала его и, проникшись ситуацией, приняла добровольное решение ехать на родину предков, дабы отречься там от мирской суеты и провести остаток дней своих в стенах Ивановского монастыря…

Правда ли, выдумка ли эта история «настоящей» княжны Таракановой, сказать сложно. Если вообще возможно. Но как бы то ни было память об инокине Досифее жива и сегодня гипотеза о том, что именно под этим именем скрывали от народа истинную наследницу Российского престола, находит себе все больше приверженцев.

А мы с вами тем временем вплотную подобрались к действительно эпохальной вехе не только в истории Ивановского монастыря, но и всей Европы.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

_________________

Оля, спасибо! Очень интересно читать подобные краеведческие очерки.
Кулишки - старинный район Москвы, самобытный, с типичными московскими кривыми переулками в которых можно повстречать то дом с атлантами, то лютеранскую кирху, то палаты Малюты Скуратова.
Мне нравится расположенный напротив Ивановского монастыря Храм Святого князя Владимира в Старых Садах.
___________________________________

Ура! Значит, буду продолжать их потихонечку выгружать.

Да район действительно очень самобытный, с очень богатой историей, в которой переплелись как реальные события и жизни, так и масса легенд.
Кстати, мало кто знает, что крылатое выражение "у черта на куличках" связано именно с московскими Кулишками, а именно с церковью Всех Святых в Кулишках (той, что рядом со входом в метро Китай-Город у памятника Кириллу и Мефодию). По крайней мере, согласно одной из версий.
Якобы в 60е гг. XVII века во время проведения службы прихожане заметили непонятное свечение, которое тут же назвали «сатанинским», мерцающие тени и вспышки пламени под сводом церкви. В стенах раздавался глухой стук, иконы выпадали из иконостасов. В летописи храма писали, что в церкви поселился демон, выпущенный туда чародеем, и он не даёт покоя ни днём ни ночью, сталкивает с постелей жильцов прихода, кричит «разные нелепицы». Как это водится в простонародье, выпущенному на волю злому духу незамедлительно дали имя: его прозвали Игнашкой. Священнослужители отказывались проводить службы в храме, где живёт нечистая сила, у москвичей появилась присказка «у черта на Кулишках», в которой со временем «кулишки» превратились в «кулички», а церковь обрела нехорошую славу. Кроме того церковь, где злобствовала нечистая сила, находилась на окраине, в Кулишках, а «куличками» в древности назывались болота, в которых обитала нечисть.
По другой версии, черти завелись не в самой церкви, а в расположенной неподалеку от нее богадельне Ивановского монастыря. Сначала нечистую силу монашки пытались изгнать своими силами, но успеха их действия не имели. Тогда было решено позвать на помощь преподобного Иллариона, митрополита Суздальского. Через пять недель непрестанных молитв дьявол исчез, в богадельне воцарилась тишина и покой. А выражение "у черта на куличках" дожило до наших дней.

И еще одно "кстати" . После Ивановского монастыря я как раз-таки и намеревалась рассказать про лютеранскую церковь Петра и Павла. И эту однофамилицу я тоже не могу обойти вниманием.
Для затравки:Кто-нибудь помнит часы на здании Лубянки? А их, между прочим, когда-то сняли с той самой лютеранской Петропавловской церкви в Старосадском переулке.
_________________