Энн Стюарт, Любить темного лорда

Шёпотом - тьфу, тьфу, тьфу через левое... Скоро...
_________________

Спасибо за новую главу. Ура!!!!!!!

О, спасибо, девочки,
Йоохо скоро

Надеюсь, что хитросплетения мы распутаем в скором времени.Спасибо девочки за прекрасную главу.
_________________

Очень понравилось. спасибо! жду продолжения.

Девочки, большое спасибо за долгожданное продолжение!!!

Очень надеюсь что перевод закончат.Очень долго.Очень.
_________________

 » Глава 21

Глава 21

Бета-ридинг – Москвичка

Селдейн-хаус, графство Слайго, три недели спустя

Воздух в Ирландии был удивительно тёплый и всё вокруг сильно пахло морем. Более гостеприимная земля, чем Англия, устало думала Эмма, глядя на распускающуюся зелень. Весна пришла в этот край раньше. Когда Эмма покидала Лондон и леди Селдейн, улицы города всё ещё покрывала ледяная изморозь. Но здесь, в Ирландии, сияло солнце. Конечно, она сможет найти здесь счастье.
Если бы только она могла быть где-нибудь счастлива без Киллорана... Но выбора нет, так что надо вести себя разумно. Для компании ей хватало Герти – служанка быстро выздоравливала, изводя Эмму уговорами быть практичнее. Больше не нужно было бояться козней Мириам или сумасшедшей похоти мужчин, и Эмма не сомневалась, что сможет обрести здесь покой. А если по ночам она и плакала в большой, хорошо обставленной спальне Селдейн-хауса, никто, даже Герти, об этом не знал.
Проходили дни, и Эмма наконец немного отошла от тревог. Она как будто чего-то ждала. В Селдейн-хаусе были только самые необходимые слуги – пожилая чета Мерфи и выздоравливающая Герти. Безмятежная красота этого плодородного края приносила мир в душу Эммы. На вторую неделю из глаз её исчезли слёзы, и она стала подолгу гулять по цветущим весенним лугам, пытаясь не считать дни до прихода месячных.
На вторую неделю она обнаружила дом. Нет, не дом – скорее руины, – посреди такой зелёной и плодородной долины, что, казалось, здесь не обошлось без волшебства. В это утро впервые зацвели яблони, и в воздухе витал божественный аромат, приглашая Эмму идти дальше, чем обычно. Но, увидев старое каменное здание, она остановилась.
Покрытая зелёным мхом медная крыша осталась цела. Некоторые окна были заколочены, в свинцовых переплетах других недоставало стёкол, а стены почти спрятались под увившей их буйной зеленью. Пытаясь отыскать какие-нибудь признаки жизни, Эмма не спеша двинулась по заросшей подъездной аллее.
Однако дом из серого камня не был мёртв. Он просто спал подобно сказочному созданию. Здесь чувствовались жизнь и тепло, душа, которая ждёт, чтобы этому месту вернули былую красоту, пробудив от смертного сна. И потому её не удивило, что входная дверь отворилась, стоило к ней прикоснуться, не удивил и тот странный факт, что, несмотря на сырость и пыль в холле, Эмма почувствовала себя здесь как дома.
Она бродила по комнатам, без спросу вторгшись в чужие владения. Это был просторный деревенский дом, в котором хватило бы места и для дюжины детей. Пока ещё он казался уютным, несмотря на все разрушения. Она бродила по комнатам, и ей хотелось плакать, оттого что это полное очарования место страдает от столь явного небрежения.
Он снился ей ночью, а днём Эмма не находила сил не приходить к нему. Она никогда не спрашивала, чей это дом, но, сколь бы отрывочными ни были её познания о политических перипетиях в Ирландии, Эмма все же могла предположить, что усадьба принадлежит какому-нибудь помещику-протестанту, который здесь не живёт. И совершенно не любит эту землю.
Она хотела этот дом с такой жадной страстью, которая удивляла её саму. Совершенно безо всякого основания дом напоминал ей о Киллоране. О Киллоране, каким он казался Эмме под томными манерами и тягучей речью, насмешливыми словами и коварными интригами. Он напоминал ей о Киллоране, которому она отдала себя. И отдала бы снова, если бы только он её хотел.
Но он никогда не хотел её. И ей нельзя забывать об этой мучительной, горькой истине: она была просто средством достижения цели, и как только месть свершилась, он отделался от неё и ушёл, ни разу не оглянувшись. Оставил её на попечение добросердечной леди Селдейн, навсегда выбросив из мыслей.
Что ж, она тоже не будет о нём думать. Она будет думать об этом доме. Ведь может женщина любить дом, также как мужчину, не так ли? Дом не разобьёт сердце. Сад не заставит плакать. Она найдет какой-нибудь способ получить в собственность этот дом вместе с конюшнями, плодородными полями и густо разросшимися садами, и наконец-то станет неуязвимой.
Дом притягивал её, как магнит, и Эмма ничего не могла с этим поделать, а однажды там очутившись, уже не могла оставить в нём всё как есть. Она нашла метлу – старую и редкую, но всё же сумела вымести из комнат пыль, мусор и листья. Изодранные занавески на окнах больше напоминали лохмотья, и поэтому она их просто сорвала. А ирландское солнце светило по-весеннему ярко даже через грязные и осколки стёкол.
Она умела трудиться – этому Мириам обучила её хорошо. И долгими часами в заброшенном доме Эмма выметала камины, выскабливала кухню, сжигала мусор и хлам, скопившиеся за годы небрежения.
Она хотела этот дом. Также как Киллоран хотел отомстить, как Натаниэль хотел леди Барбару. Боже, она хотела его почти так же, как она хотела Киллорана! И раз первый её избранник навсегда для неё потерян, она сделает всё возможное, чтобы добиться второго.
У неё были деньги. Просто неприлично огромная сумма. Все, кто могли бы предъявить на них права, мертвы, а самой Эмме они никогда не были нужны, и она ни разу к ним не прикоснулась. Теперь же она ими воспользуется. Она может подождать и попросить помощи у леди Селдейн, а может написать Натаниэлю. Он с леди Барбарой скоро возвращается из свадебного путешествия и сможет ей посодействовать. Она найдет отсутствующего помещика, купит этот дом и обретёт наконец тихий приют.
А пока она в безопасности и счастлива. А пока она думает о Киллоране не чаще одного раза в час. Самое большее дважды.
Жизнь определённо налаживается. Не правда ли?

***

Это путешествие, наверное, никогда не закончится. Хотя, по правде говоря, Киллорану оно казалось слишком коротким. Он сидел в почтовой карете и слушал, как Барбара и Натаниэль отвратительнейшим образом воркуют друг с другом, а с глубины его души поднимался всепоглощающий ужас, о существовании которого он давно уже успел забыть.
Он не хотел возвращаться. После гибели родителей Киллоран поклялся себе, что больше никогда не ступит на землю Ирландии. И он держал это обещание – это был один из немногих принципов чести, которые он соблюдал. Строго говоря, честь имела к этому мало отношения. Скорее чувство самосохранения.
Он думал, что всё это для него давно в прошлом. В прошлом гнев и боль, возмущение и отчаяние. И он продолжал так думать, пока проклятый корабль не причалил – слишком скоро для его душевного спокойствия.
В Ирландию весна пришла раньше, чем в Англию – одна из немногих милостей, что достались его родине. Вдоль дороги уже цвели нарциссы, синее небо над головой дышало теплом, и всюду вокруг он слышал напевную речь своей юности.
Он всегда клялся и божился, что никто и ничто не заставит его возвратиться и ему никогда не будет дела ни до чего, что могло бы сподвигнуть его вернуться на эту беспокойную землю, к этим беспокойным людям.
Этой клятве, как и множеству других, он изменил. Он смошенничал в картах – не для того чтобы победить, а чтобы проиграть – но всё равно это было мошенничество. Он нашёл в своём чёрном сердце место не только для бесцеремонной старухи, но и для отважного юноши, у которого в мизинце было больше добропорядочности, чем Киллоран смог бы отыскать во всём себе. Он сжалился над леди Барбарой, потерянной душой, и отказался от Эммы, хотя тосковал по ней всем своим существом. Он влюбился в неё, а ведь он даже не верил в любовь.
Он понятия не имел, где она, и был рад своему неведению. Долгие дни и ночи, валяясь в лихорадке из-за раны, он звал её, но Натаниэль сдержал своё обещание. Эммы больше для него нет, и Киллорану было всё равно, жив он или умер.
Однако он жив, как это ни удивительно, хотя ему действительно всё равно. Он был по-прежнему бледен и слаб, а путешествие не прибавило ему здоровья. Да и молодожёны постоянно действовали на нервы.
– Не могу понять, почему вы взяли меня с собой, – произнёс Киллоран с раздражением. – Вы можете посмотреть дом и без меня. Хотя зачем вам нужно покупать заброшенную ферму в графстве Слайго – выше моего понимания. Земля там пригодна только для лошадей, а вы никогда не проявляли к ним особого интереса.
– Будет нечестно, если вы продадите поместье мне и не повидаете его в последний раз. Чего вы боитесь, Киллоран? Это всего лишь ваше прошлое.
– Я всё ещё могу вас убить, – задумчиво проговорил он. – Может быть, я и слаб, но всё моё вероломство ещё при мне. Не исключено, что новоиспеченной вдове в конце концов понравится увеселительная прогулка в Париж.
Барбара не обратила на него внимания. Да она, кажется, и не замечала никого, кроме своего мужа, а от созерцания ее светящегося от счастья лица, по мнению Киллорана, могло запросто стошнить. Чем скорее он сбежит от них, тем лучше.
К сожалению, у него не будет денег до тех пор, пока он не продаст последнее, чем владеет. Он поклялся не только в том, что никогда не вернется в Ирландию, но и в том, что никогда не расстанется с последними остатками своего ирландского наследства, от которого сохранилась лишь эта старая каменная ферма, доставшаяся ему от матери.
Но он нарушил и эту, последнюю, клятву. Он вернется к руинам старой коневодческой фермы и продаст её Натаниэлю за любые гроши, какие бы тот ни предложил. А затем уедет на континент и, прожив там короткую, но приятную жизнь за игорным столом, наконец-то умрёт. Все-таки он нашёл что-то, чего можно с нетерпением ждать.

***

Когда Эмма поднялась по лестнице старого дома, было уже давно за полдень. Она трудилась изо дня в день, и комнаты становились всё более пригодным для жилья; но когда Эмма поняла, что пришла пора возвращаться, она не могла заставить себя уйти. Герти была вполне счастлива оставаться дома и довольствовалась тем, что сидела у камина набираясь сил. А поскольку Эмма выглядела вполне весёлой, старая служанка не давала себе труд поинтересоваться, где та проводит дни. Мерфи были слишком хорошо вышколены, чтобы задавать вопросы, но если бы она не вернулась, то старики отправились бы её искать, а Эмма не хотела, чтобы кто-то вторгся сюда, в то место, о котором она начинала думать как о своём доме.
Воображение у неё разыгрывалось всё больше и больше. Она будет чистить и убирать, носить воду и мыть, а под вечер растянется на широком, немного погрызенном мышами матрасе в большой спальне наверху и заснёт. И будет видеть сны. Сны о прочном доме, в котором снова станет светло и чисто, сны о постели с льняными простынями и мужчине рядом с ней, о других спальнях, в которых будут звучать голоса детей. Обрушившиеся хозяйственные постройки восстановят, и в них будут овцы, коровы и лошади. Красивые лошади. Она научится ездить верхом и не будет бояться.
Ветви яблонь склонятся к земле под тяжестью плодов, у лошадей появятся жеребята, и сама Эмма будет носить под сердцем дитя. Дом вновь оживёт и всё будет хорошо. И мужчина, лежащий рядом с ней в постели, будет держать её в объятиях, крепко прижимая к своему телу. И он будет смеяться.
Слышала ли она когда-нибудь, как смеётся Киллоран? Радостно, по-настоящему? Ей не хватило бы уверенности утверждать. В нём не было никакой радости. Мужчина, который будет жить с нею в этом доме, спать с нею на этой кровати, будет переполнен любовью и смехом. Он будет совершенно не похож на Киллорана.
И она его не захочет.
Эмма всегда просыпалась в слезах. Этот дом был не для неё. Эта жизнь была не для неё.
Сегодня она ляжет на эту кровать в последний раз. Всё имеет свой конец, и она должна выбросить из головы ненужные мечты. Детские надежды, дом, который ей не принадлежит, сон, который никогда не станет явью. Завтра она возвращается в Лондон. Найдёт там мужа, какого-нибудь доброго человека, и у неё будут дети, которые заполнят её пустую жизнь. Та ночь с Киллораном не подарила ей ребенка, и это было ещё одним её горем.
Завтра она предстанет перед жизнью снова. Но теперь пусть ей приснится последний сон.

***

– Я хочу поскорее покончить с этим, – прорычал Киллоран и, слегка поморщившись от боли, бросился на стул.
– Киллоран, куда вы так торопитесь? Уже темнеет, а это, кажется, довольно приличный трактир. Мы съездим туда утром и посмотрим усадьбу; а потом вы вернётесь к своему разудалому веселью – но уже с банковским чеком в кармане. Вы ведь этого хотите, не так ли?
– Именно этого.
– Тогда отдыхайте в свое удовольствие, – с бездушной жизнерадостностью уговаривал Натаниэль. – Я заказал нам бутылку кларета, а если можно судить по запахам с кухни, то мы недурно поужинаем. Комнаты на вид чистые, постели хорошо проветрены...
– Сомневаюсь, что вы с Барбарой замечаете состояние постелей, в которых спите, – кисло заметил Киллоран. – А если за прошедшую дюжину лет ничего особо не изменилось, то в «Бычке-подкаменщике» не только приличный погреб, но и превосходный повар. Вам здесь понравится.
– Значит, вам знакомо это место?
– Я здесь бывал. А вы как думали? Это единственный трактир на десятки миль от моего родного дома.
– Тогда, полагаю, вы по собственному опыту знаете, какие здесь кровати.
– Что случилось с тем юным праведником, который приехал в Лондон, опьянённый любовью к мисс Поттл? – ехидно вопросил Киллоран.
– Вы сумели показать мне ошибочность моих убеждений. Что к этому добавить? Мне нравится быть женатым. И, думаю, отцом мне понравится быть даже больше.
– Господи, да откуда вы можете знать? – взорвался Киллоран. – Вы женаты всего лишь две недели!
– Это не значит, что мы не пытаемся, – ответил Натаниэль.
– Не знаю, смогу ли я выдержать ещё хотя бы минуту в вашей компании, – проворчал Киллоран. – От вас стошнит любого.
– Что, тяжеловато смотреть на чужое счастье? Вы же сами её отослали.
Последние слова Киллоран оставил без внимания.
– Счастье я ещё могу перенести. Жеманные восторги – другое дело. Пойду прогуляюсь. – Он встал из-за стола в тот момент, когда в комнату вошёл трактирщик с бутылкой вина и двумя стаканами.
– Киллоран, останьтесь и пропустите со мной стаканчик, – продолжал упрашивать Натаниэль. – Обещаю не быть слишком счастливым.
С грохотом опустив на стол поднос, старик открыл рот. В глазах его внезапно появились слёзы.
– Ваша светлость, – дрожащим голосом пробормотал он. – Это и правда вы?
В полной тишине Киллоран несколько секунд размышлял, не ответить ли «нет».
– Да, Райан, – проговорил он наконец.
– Хвала всем святым! – воскликнул трактирщик. – Наконец-то вы вернулись домой, в родные места.
– Это не мой дом, – произнес он резко. – У меня не осталось здесь ничего родного...
– Вы не виноваты, милорд, – искренне ответил Райан. – Неужели вы не поняли этого за годы скитаний на чужбине? Вы были молоды и вспыхивали, как порох – истинный ирландец – и...
– И из-за этого убили моих родителей.
– Вы не виноваты, – повторил старик. – Вы же знаете, что тех, кто это сделал, поймали и повесили. А их кости до сих пор гниют в графстве Уиклоу[1].
– Они пришли за мной, а не за моими родителями, – с яростью сказал Киллоран. – А меня не было дома – я был занят своими детскими играми, из-за которых они и погибли.
– Не обвиняйте себя в том зле, которым поражена эта земля. Вы нужны здесь, милорд. Вы нужны людям, нужны Ирландии. Не бросайте нас снова.
– Прости, Райан. Я здесь, чтобы продать свою землю другу. И больше никогда сюда не вернусь.
Райан посмотрел на Натаниэля.
– Ещё один английский помещик? – спросил он тихо. – Вы поступите так с вашими собственными людьми? Я вам не верю. Когда вы пройдётесь по земле, снова подышите дивным ирландским воздухом, то поймёте, что не сможете нас бросить.
Киллоран уставился на него, переполненный отчаянием и досадой. За все эти годы Райан нисколько не изменился – он был стариком ещё тогда, много лет назад, когда сам Киллоран был юн, безрассуден и полон идеалов. Этот дряхлый старик знал слишком много, и, чтобы свести на нет воздействие его слов, Киллорану потребовался весь с трудом завоеванный им цинизм.
– Я приехал сюда в последний раз, – промолвил он. – Проведаю старый дом, немного подышу этим воздухом, и пройдусь по земле. А потом продам имение английскому помещику, и ноги моей здесь больше не будет.
И, отвернувшись от старика, Киллоран вышел на улицу, в начинающийся вечер.

Он шёл медленно – небрежной, ленивой походкой английского джентльмена, у которого уйма свободного времени. Но стоило только трактиру скрыться из виду, как Киллоран ускорил шаг, не обращая внимания на боль в плече и свою омерзительную слабость.
Он ещё помнил окольный путь – по лугам, потом через чащу и вдоль ручья, разлившегося после весеннего дождя. Внезапно, после того как он столько лет ждал, ожидание стало для Киллорана невыносимым. Он должен увидеть дом, доказать себе, что это место больше ничего для него не значит. Прошлое осталось в прошлом: его ничто уже не связывало с этой землей, страной, с давно погибшей семьёй. Ему можно обо всём этом забыть.
Киллоран не знал, на что он надеялся. Двенадцати лет небрежения оказалось недостаточно, чтобы провалилась крыша и разрушились стены, и на первый взгляд, в сумерках, всё выглядело, как и раньше. Пока он не подошёл ближе и не увидел разбитые окна, заколоченные досками, густые заросли кустарника, подобравшегося к самым стенам дома. Секунду он смотрел на освещённые заходящим солнцем окна верхнего этажа и чувствовал только блаженную пустоту.
А затем все чувства разом вернулись, накрыв его с головой. Смеющаяся красавица-мать, отец без камзола в загоне с лошадьми.
Графский особняк, что располагался к северу отсюда, сгорел. И в этом пожаре погибли его родители. Погибли только из-за того, что протестантские громилы искали юного смутьяна-аристократа, которому следовало бы радоваться, что его, католическое отродье, защищает титул. Похоронив родителей, Киллоран уехал, чтобы никогда больше не возвращаться. И всё, что осталось от его наследства, – это сельский дом, где он вырос, где был счастлив до того момента, как отца заставили принять совершенно не нужный ему титул, и им пришлось покинуть это место, чтобы узнать горе и принять смерть от рук врагов.
Он подошёл поближе и только тут вдруг понял, что окна на верхних этажах распахнуты, впуская свежий весенний ветер. Тяжёлая входная дверь тоже приоткрыта, и всё это место, несмотря на запущенность, имело странно гостеприимный облик.
Но он ещё противился. Противился той силе, что тянула его внутрь. Он не позволит всему этому снова проникнуть в сердце. Он совсем размяк: влюбился в жестокосердную юную амазонку, теперь вот предаётся сентиментальным мыслям о старом доме... Эмму он вычеркнул из своей жизни. Вычеркнет и этот дом.
Едва переступив порог, он понял, что в доме кто-то есть: в воздухе пахло мылом и водой, в камине виднелись свежие следы огня. Он почувствовал в доме запах жизни, и от этого ему стало больно.
Он шёл молча, почти в трансе, не зная, чего ожидать. Может быть, это были карлики из сказок его детства или нечто более опасное? Он не знал, и его это не заботило.
Киллоран поднялся по широкой дубовой лестнице, услышав, как знакомо скрипнула пятая ступенька. Вокруг стояла тишина, но он был не один. Он не знал, воспоминания это, призраки или просто случайные путники. Единственное, что он знал, – это где их искать.
Первая спальня от лестницы когда-то принадлежала его родителям, – до того как его отец унаследовал титул, огромный холодный дом и жизнь, которую Киллоран ненавидел. А здесь они были счастливы.
Он вошёл в комнату и направился прямо к окну, в которое дул холодный вечерний ветер. Он закрыл раму и только тогда, обернувшись, увидел её.
Он уже знал, что она будет там, какой бы абсурдной ни казалась эта мысль. Киллоран не испытал ни удивления, ни возмущения, увидев Эмму. Одетая в какое-то светло-зелёное платье, она мирно спала на огромной старой кровати, в которой сам он, скорее всего, и был зачат. Пряди распущенных волос беспорядочно обрамляли лицо в разводах грязи, и он тотчас понял, кто убирался в его доме.
Ступни её – узкие и длинные, как у любой высокой женщины, – были босы. Глаза закрыты, ладонь покоилась под щекой… Вся она казалась такой усталой и такой бесконечно грустной.
Может быть, она услышала, как щёлкнул замок на окнах, или его почти беззвучные шаги по недавно выскобленным половицам. А может, это было просто шестое чувство, которое, пробуждаясь, заставляет человека понять, что за ним наблюдают. Она открыла глаза, моргнула и посмотрела прямо на него сквозь сгущающиеся сумерки.
– Это мой дом, – медленно, чтобы не напугать её, сказал он.
Эмма села, прислонившись спиной к резному изголовью кровати.
– Я не знала, – ответила она, затаив дыхание. – Никто мне об этом не говорил. Он был заброшенным и таким грустным, что я...
Она не смола найти слов, и просто посмотрела на него. Посмотрела с такой болью и тоской, что в нём что-то сломалось.
Киллоран подошёл к кровати:
– Как дом может быть грустным?
– Возможно, он тосковал без вас. Возможно, он отчаянно нуждался в вас, несмотря на то, что вы бросили его, повернулись к нему спиной.
– Ему лучше без меня, – прошептал он.
– Он пропадает без вас. – В её медово-карих глазах застыло горе. – Почему вы пришли сюда? Вы не знали, что я здесь, я уверена.
Его оплетали нити тонкого, как паутинка, ирландского шёлка. Он сделал последнюю попытку вырваться.
– Это всё, что у меня есть.
– Нет, не всё, – возразила она. – У вас есть я.
Он ничего не ответил. Темнота обволакивала их, скапливалась по углам комнаты, и происходящее казалось сном. А во сне ведь можно делать всё, что хочется, не правда ли? Сны не несут в себе угрозы.
– Вы? – пробормотал он. – Это благословение или проклятие?
Эмма не позволила смутить себя:
– Это зависит от того, как вы сами на это смотрите. От того, хотите ли вы меня.
– А вы как думаете?
– Я никогда не была в этом уверена.
И Киллоран вдруг с удивлением понял, что Эмма говорит правду. Она действительно не знала, как сильно он хотел её, жаждал её, нуждался в ней.
Это был ключ к свободе. Он может повернуться спиной к ней, к дому, где прошли самые счастливые годы его жизни, повернуться спиной к Ирландии. А она начнёт новую жизнь. Она ещё молода и быстро оправится от всех потрясений.
Это был бы его первый порядочный поступок более чем за десять лет. Никто бы никогда и не подумал, что он способен на такое благородство и самоотверженность. Но он может это сделать – сделать ради неё.
– Значит, вы моя? – голос его был резок. – Как бы высоко я ни ценил ваше предложение, я вынужден его отклонить.
– А знаете, я ведь богата, – нервно заметила Эмма. – Оружейные заводы моего отца – весьма большое наследство...
– Мне не нужны ваши деньги.
– Понимаю, вы в них не нуждаетесь, но...
– На самом деле у меня ни гроша, – не дослушал он. – Моя дьявольская удача наконец-то меня покинула. Слишком много играл по-крупному, да и эта гонка, которую мне суждено было проиграть... Этот дом и немного земли около Уиклоу – всё, что у меня осталось.
Она, не отрываясь, смотрела на него – слабый свет надежды в её глазах потух. Возможно, навсегда.
– Почему вы бросили меня у кузины Мириам? – внезапно спросила она. – Почему вы просто ушли сразу же после смерти Дарнли?
Киллоран неловко пожал плечами.
– Я закончил все свои дела. – Он подцепил длинный рыжий локон и пропустил его сквозь пальцы. – Прекрасные, как и вы, милая Эмма… Вы перестали быть мне полезны.
– Понимаю, – проговорила она глухим голосом. – Я должна покинуть ваши владения.
Она хотела было двинуться, но Киллоран опередил её, положив руки ей на плечи. Её тело под тонкой зелёной тканью, казалось, стало более хрупким, исхудавшим, под глазами залегли тени.
– Я думал, что вы тоже мне принадлежите.
– Вы не хотите меня.
– Может быть, я жестокий, бессердечный и нищий, милая Эмма, – беспечно сказал он. – Но я никогда не говорил, что я дурак.
Он должен уйти. Сейчас же. И понимал, что не может. Это в последний раз. Конечно, место в аду ему уже обеспечено – а так ему просто найдётся, чем занять мысли, когда он будет коротать вечность в загробных муках.
Он наклонился и легонько провёл губами по её губам. И это ничтожное искушение его погубило.
Её дыхание было жарким и таким сладким... Едва понимая, что делает, Киллоран запустил пальцы в её спутанные волосы и взял в ладони лицо, углубляя поцелуй.
У неё не вырвалось ни слова – ни протеста, ни желания, пока он снимал с неё одежду. Она легла на матрац, наблюдая, как он становится над ней на колени, и выгнула спину, едва только его рот коснулся её груди. Он провёл губами по её животу, пробуя на вкус кожу, лаская языком между ног, и ему потребовалось лишь несколько мгновений, чтобы она прекратила все старательные попытки сдержать себя и выкрикнула в сгущающуюся темноту.
В последний раз, сказал он себе, приподнимаясь над ней и расстёгивая бриджи. Но она протянула руки и стала сама его раздевать. Киллоран едва обратил внимание на боль в плече, когда она снимала камзол и стягивала с него белую льняную рубашку – он не понимал, что она делает, пока не почувствовал, как она застыла под его руками, и не услышал её резкий вдох.
Он знал, как выглядит его рана – едва начинающая затягиваться, с уродливой красной коркой. И он ни на мгновение не думал, что сможет убедить её, будто это что-то другое, чем есть на самом деле.
– Он вас ранил... Я не знала.
– Это просто царапина, – солгал он, но она не слушала.
Она встала на колени – красавица с длинной гривой огненно-рыжих волос, окутывающей роскошное белое тело.
– Вы мне не сказали, – произнесла Эмма с укором. – Именно поэтому вы ушли. Вас ранили, и вы не хотели, чтобы я узнала. Вот почему вы не пришли посмотреть, что со мной, поэтому исчезли.
– Перестаньте думать, что у меня вообще есть порядочность! – взорвался он, почти обезумевший в борьбе с самим собой. – Кто сказал, что мне нужно было сделать по-другому? Будь у вас хоть капля здравого смысла, вы бы оставили меня. Я не люблю, когда у меня стоят над душой, мне плевать и на вас, и на всех остальных, я не...
Она закрыла ему рот поцелуем. Её полные губы приникли к его губам, и он не в силах был сопротивляться, не в силах оттолкнуть её – ни руками, ни словами. Она поцеловала его рот, его нос, веки, нежно прижалась губами к месту рядом с раной, затем провела цепочку поцелуев вниз по груди. Её руки легли на его бедра, начиная стягивать бриджи, а за руками следовали её губы.
Она была неловкой, она была неуклюжей, она дарила самую эротическую пытку, которую он когда-либо переносил. Он никогда бы не смог притвориться, что она не взволновала его, – только не тогда когда само его тело его предало. Только не тогда, когда он против своей воли притянул её к себе и поцеловал в губы.
Киллоран гордился тем, что он умелый любовник, обладающий замечательной выдержкой. Теперь он растерял и выдержку, и все свои умения. Он толкнул её обратно на кровать и, нависнув над ней в темноте, встал на колени между её ног. Она подалась к нему навстречу, и он глубоко вошёл в неё, пойманный в ловушку её телом, её руками, её любовью.
Он думал, что сможет продержаться дольше, но оказался беспомощен против этой мощной волны потребности. Он нуждался в Эмме – он должен был взять её в этой кровати, в этом доме, на этой земле. Ему необходимо было войти в неё как можно глубже и заполнить своим семенем. Он должен был заявить на неё права, заявить права на своё наследство. Он слишком долго с этим боролся.
Он приподнялся над ней, не отводя от неё взгляда, и кровать закачалась от его мощных, ритмичных толчков. Эмма смотрела на него снизу вверх широко открытыми глазами, но вот её ресницы затрепетали и опустились, а тело содрогнулось вокруг него, и он тоже кончил, застыв в её объятиях, больше не борясь ни с этими чувствами, ни с нею, ни с собственным одиноким сердцем.
Казалось, прошла вечность, прежде чем он сумел выровнять дыхание. Она лежала, свернувшись клубочком у него под боком, её лицо было мокрым от слёз, а тело, тёплое и гибкое, пахло плотской страстью и желанием, и запах этот смешивался с пьянящим ароматом лаванды и роз, мыла и воды, и свежим весенним воздухом Ирландии.
Киллоран осторожно смахнул слёзы с её лица, и она повернулась – на бледной щеке пятно пыли, спутанная масса волос отброшена на спину.
– Вы и впрямь хотите, чтобы я ушла от вас? – спросила она.
Секунду он не двигался, не убирая руку с её лица.
– Это было бы лучше всего, – словно взвешивая каждое слово, медленно проговорил он.
– Это не ответ. Вы хотите, чтобы я ушла от вас?
– У меня нет денег, нет дома, кроме этого. Я жестокий, бессердечный ублюдок, которому плевать на всех и вся.
– Вы хотите, чтобы я ушла от вас?
– Я буду дьявольски ужасным мужем. Я никогда не уеду отсюда, и ты сойдешь с ума одна в четырех стенах, потому что мне придется проводить почти всё своё время с лошадьми. Ты устанешь носить моих детей...
– Вы хотите, чтобы я ушла от вас?
Киллоран посмотрел на неё:
– Никогда.
И снова её обнял.
_________________________
[1] Уи́клоу (англ. Wicklow; ирл. Cill Mhantáin) — графство на востоке Ирландии.
_________________

Замечательная глава! Спасибо за перевод!

спасибо за перевод, глава замечательная.
Но что же будет в оставшихся 6? Герой-то вроде уже во всех чуйствах признался...
___________________________________

Девочки, спасибо

Всё таки Энн Стюарт лучшая!Почему,как у неё получаются такие герои,которых хочется стукнуть и целовать одновременно? Девочки,спасибо,наверное этот роман станет у меня любимым у Стюарт,хотя я просто люблю всех её героев.Удивительный автор!
_________________

Остался только эпилог.
_________________

Ясно, спасибо. В аннотации написано 27+эпилог, вот я и удивилась
___________________________________

Обломова, Мока, спасибо большое за продолжение!

Не успела я поныть на тему: "Ну что ещё Стюарт будет в шести главах писать-то", как увидела


Мока, правда? Так это же здорово!
А то в первом сообщении темы указано, что глав 27 и эпилог.
_________________