Одинец:
13.01.13 21:11
» Глава 22. Влюбленные строят планы
https://lady.webnice.ru/blogs/?v=4197
--------------------------------------------
Катя медленно шла по присыпанной легким снежком дорожке сада, рассеянно наблюдая за Шанку. Мальчик шагал впереди, на ходу деловито сбивая с кустов иней и оставшиеся замерзшие листья клинком деревянной сабли и, похоже, был готов посвятить этому занятию еще немалое время. Его рукавицы давно заиндевели, треуголка и подбитая лисьим мехом шуба были запорошены снежной пылью, но черное личико лучилось таким удовольствием, что Катя не решалась прервать прогулку.
Ей и самой не хотелось возвращаться в дом, несмотря на то, что уже совсем замерзла. Смотреть в лица родителей она была не в состоянии. Возвращение от прабабушки и минуты, проведенные в экипаже с отцом и матерью, Катя вспоминала с ужасом. Maman, взвинченная до предела, не постеснялась начать отчитывать ее за так и неосуществленное намерение остаться в доме на Варварке, но тут вмешался отец, устало сказав:
- Да замолчите вы наконец. Вы что, до сих пор не поняли, что Катерине теперь все известно?
Лицо матери пошло красными пятнами. Она смешалась, но лишь на мгновение. В следующую секунду Катя, и без того сжавшаяся в комочек, чтобы стать как можно более незаметной, поймала полный ненависти взгляд, брошенный на нее матерью.
- И что же теперь прикажете? – прошипела та. – Валяться у нее в ногах? Это была моя ошибка, но не преступление! Я должна была позаботиться о своем сыне, которого эта старая ведьма оставила ни с чем! Хотела бы я знать, что же еще она ей выболтала! Может быть, мне уже нет смысла...
Отец рванул завязки материного плаща, сжав их в кулаке, и та захрипела, когда натянувшаяся ткань сдавила ей горло.
- Если вы сию же секунду не уйметесь, - тихо сказал он, - я вас ударю. Мне не хочется делать этого при дочери, так что, не вынуждайте меня.
Пальцы матери, цеплявшиеся за него в тщетной попытке оттолкнуть, бессильно разжались. Она поспешно затрясла головой, и отец отпустил ее. Катя, в ужасе отвернувшаяся к окну, закрыла глаза, жалея о том, что не может заткнуть уши, чтобы не слышать всех этих чудовищных слов и хриплого, надсадного дыхания полузадушенной матери. Если б только было куда идти!.. Она не испугалась бы распахнуть дверцу едущей кареты, выпрыгнуть и убежать подальше от этих двоих, которые не вызывали в душе ничего, кроме отвращения...
Но идти было некуда. Катя тихо вздохнула, на мгновение представив себя стоящей на пороге квартиры Михаила на Ильинке, и безжизненная улыбка коснулась губ. Об этом можно помечтать, но совершать в реальности подобную эскападу едва ли разумно, если она хочет сохранить надежду стать однажды госпожой Бахметьевой. Ничего; она все стерпит, Бог поможет. Только не думать, не думать ни о чем, чтобы не утратить остатки разума. И о недосказанных словах maman тоже. Тем более, что ничего нового в них не прозвучало. В том, что она не дочь этой женщины, сомневаться уже не приходилось... Но кто же ее настоящая мать? И суждено ли ей когда-нибудь узнать эту тайну?
...Катя встряхнула головой, пытаясь выбраться из удушливого плена гнетущих мыслей, и подозвала Шанку. Пока она отряхивала мальчугана от снега, тот вертелся, как угорь, пытаясь выскользнуть из ее рук, и вдруг заулыбался, углядев что-то за спиной госпожи:
- Monsieur Bahmeteff!
Катя обернулась, и увидела Михаила, который шел к ним по дорожке сада. Ноги пришли в движение раньше, чем включился разум, и она сорвалась с места, торопясь скорее добежать, обнять, прижаться, ощутив тепло и защиту любимого...
- Миша! – она повисла на шее Бахмета, прижавшись губами к холодной, чуть обветренной щеке.
Тот инстинктивно обнял ее, но спустя несколько секунд мягко шепнул:
- Катиш... мы не одни.
- Мне все равно! – глаза Кати мгновенно наполнились слезами, и она еще крепче прижалась к нему. Пускай на них смотрит Шанку, пусть хоть все домочадцы явятся сюда и встанут за спиной, ее этим больше не испугаешь. – Миша, пожалуйста, - ее голос дрожал, - женись на мне как можно скорее, я не могу больше жить в этом доме!
- Что случилось, дорогая? – Бахмет встревоженно гляделся в несчастное личико.
- Слишком много всего...
- Но ничего непоправимого не произошло, я надеюсь? – уточнил он. Катя только вздохнула, и Бахмет взял в свои ее дрожащие ладошки, которые уже не спасала от холода пушистая муфта. - Ты совсем замерзла, Катиш... - проговорил он, одевая Кате свои перчатки, и спрятал ее руки у себя на груди, под складками епанчи. - Может быть, пойдем в дом, ты согреешься, и все мне расскажешь?
Катя замотала головой:
- Я не хочу. Я видеть их не могу!
- Катиш, не пугай меня, - нахмурившись, тихо сказал Бахмет. - Что стряслось? Рассказывай.
Катя растерянно сникла. Как рассказать о том, что она, возможно, незаконнорожденная и опорочить собственную семью в глазах Михаила? И в то же время она понимала, что не сможет молчать, не сможет утаить свое горе от единственного человека, которому доверяла. Вздохнув, она несмело начала:
- Я была сегодня у прабабушки...
Путаясь и запинаясь, Катя принялась рассказывать обо всем, что услышала в доме старой княгини Шехонской. Михаил слушал ее, мрачнея с каждой минутой и, когда Катя закончила, негромко выругался сквозь стиснутые зубы. А потом глухо произнес:
- Как же так?.. Как Юрий Александрович мог допустить подобное?
- Допустить? – горько отозвалась Катя, отметив про себя, что в бесчестности ее матери и способности ее провернуть подобную интригу, Михаил, похоже, не сомневается. – Он в этом участвовал, Миша. Впрочем, как и мой брат. Или, вернее сказать, они оба позволили mamanсделать всю грязную работу, а сами умыли руки, делая вид, что происходящее их не касается.
- Убью Сашку... - вырвалось у Бахмета.
- Лучше убей меня, - всхлипнула Катя. – Я жить не хочу после всего этого!
Бахмет порывисто прижал ее к себе:
- Ну что ты говоришь такое, глупышка? А обо мне ты подумала?
- Да я только о тебе и думаю...
Невесело улыбнувшись, Бахмет со вздохом покачал головой.
- Если бы думала, никогда бы такого не сказала. Я как без тебя жить буду? Катиш, - шепнул он, нежно отводя с ее лица прядь растрепавшихся волос, - мы же теперь с тобой вместе, значит, все беды и радости – пополам. Все переживем, все преодолеем, только бы ты от меня не отказалась.
- Я никогда... - заверила Катя и смолкла, не в силах продолжать.
В горле стоял комок. Она знала, что сейчас Михаил ничем не может помочь ей, но сказанные им слова были так необходимы и дороги ей...
Бахмет помолчал.
- Вот что, Катиш, - решительно сказал он. – Ты права: не следует тебе оставаться в этом доме. Нужно сегодня же уехать: либо к прабабушке, либо к Гагариным.
Катя похолодела.
- Миша, ты что, считаешь, что мне здесь что-то угрожает?
- Угрожает? – Бахмет покачал головой. - Нет, не думаю. Теперь, когда твоей прабабушке все известно, Софье Петровне остается только смириться. Но ты все равно уезжай. Тебе станет легче, если ты поживешь отдельно от семьи какое-то время.
Катя с радостью ухватилась за эту мысль:
- В таком случае, я поеду к Гагариным. Сегодня же напишу Женни, - уверена, что в гостеприимстве мне не откажут. К прабабушке я не хочу, - объяснила она, - там мы, скорее всего, не сможем видеться. А у Гагариных это будет очень легко!
- Отлично, - кивнул Бахмет.
Шанку подошел к ним, волоча за собой тяжелую саблю, подумал немного и начал очерчивать острием некий замысловатый овал вокруг влюбленной пары. Улыбнувшись, Бахмет подмигнул ему и снова повернулся к Кате:
- Что же касается твоего довольно заманчивого предложения жениться как можно скорее...
Катя ощутила, как полыхнули щеки:
- Миша, это была просто минута слабости... Я сама не знаю, как у меня вырвалась подобная бестактность...
- Вот так вот значит, да? – судя по язвительной усмешке Бахмета, он явно наслаждался ее смущением. – Стало быть, ты уже не хочешь, чтобы я на тебе женился?
- Я... только об этом и мечтаю, - дрогнувшим голосом призналась Катя. – Но... как насчет того, что я, возможно, незаконнорожденная?
Бахмет с преувеличенной озабоченностью свел на переносице длинные брови.
- О, благодарю, что напомнила, дорогая! Для благородного царевича Бахмета, потомка Чингисхана, этот брак, разумеется, будет чудовищным мезальянсом, но так уж и быть, я попробую как-нибудь смириться с этим несмываемым пятном на имени моей жены.
Катя невольно улыбнулась в ответ на это добродушное поддразнивание, и после паузы едва слышно шепнула, опустив ресницы:
- Мне так нравится, как это звучит...
- Что именно, любовь моя? – низким, интимным шепотом отозвался Бахмет, с нежной усмешкой наблюдая за тем, как снова смущенно заалели ее щеки.
- «Моя жена...»
Бахмет смотрел на нее уже без улыбки и, казалось, его зеленые глаза вместили в себя весь солнечный свет этого дня, заставив померкнуть и без того пасмурное небо.
- Моя жена, - наконец тихо сказал он, взяв ее руки в свои. – Моя любимая. Моя, только моя Катиш... Я бы все на свете отдал, чтобы Бог поскорее соединил нас, и ты стала моей женой по-настоящему...
При звуках этого волнующего, чувственного шепота Катино сердце сладко замерло. Как она мечтала услышать от любимого эти слова! За счастье быть женой Михаила она готова была заплатить любую цену. Только бы он был рядом...
Они долго молчали, держась за руки, и наконец Михаил произнес:
- Нам действительно следует поторопиться со свадьбой, Катиш. Я уже написал соответствующее прошение на имя командира полка, и наш капитан-поручик обещал сегодня же отослать его в Петербург. Так что, теперь...
- Ты уже попросил у командира полка разрешения на женитьбу? – перебила Катя, и ее глаза изумленно расширились.
- А к чему откладывать? Дело это небыстрое, и может растянуться на долгие месяцы.
- Я понимаю, Миша, - кивнула Катя, - но... Ты сделал это, даже не поговорив с моим отцом?
Михаил внимательно посмотрел на нее, и в уголках его губ появилась сдержанная усмешка:
- Катиш, любимая, ты что, и вправду считаешь, что если твой отец мне откажет, я отступлюсь?
- Нет? – растерянно шепнула Катя.
Он решительно покачал головой:
- Нет. Только твое решение может заставить меня отступить, и ничье больше.
- И что же ты станешь делать, если мой отец не даст согласия на наш брак?
- А что бы ты хотела, чтоб я сделал? – полюбопытствовал он.
Катя не колебалась ни секунды.
- Я твоя, - просто сказала она. - Ты мой мужчина, так что, решать тебе.
Михаил, явно не ожидавший подобной покорности от своей строптивой подруги, удивленно приподнял брови.
- Слова истинно мудрой женщины, - отозвался он, сдерживая улыбку, слишком ясно говорившую о том, как польстило услышанное его мужскому самолюбию. – Поцеловал бы тебя, как следует, за то, что ты такая умница, Катиш, но, пожалуй, отложим это до более подходящего момента.
Катя только вздохнула. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться в объятиях Михаила где-нибудь в укромном уголке, где никто не станет свидетелем их долгих и страстных поцелуев, но пока об этом можно было только мечтать. Она встряхнула головой, отметая свои неуместные грезы, и не без робости спросила:
- Миша, и когда же ты намерен поговорить с моим отцом?
- Как раз сегодня собираюсь сделать это.
- Сегодня? – Катя нервно переплела пальцы. – Ох, Миша, как бы мне ни хотелось, чтобы ты поскорее попросил у отца моей руки, но сегодня едва ли подходящий момент. Дело в том, что отец... ну, в общем, он не вполне трезв.
Это было еще мягко сказано: вернувшись от бабушки, князь Шехонской начал с таким рвением опустошать свой винный погребец, что вскоре, по словам камердинера, едва держался на ногах.
По лицу Бахмета скользнула тень сдержанного недовольства.
- Ну что ж, - после паузы ответил он, - дадим Юрию Александровичу время прийти в себя. Я подожду.
- Возможно, подходящий случай будет, когда я вернусь от Гагариных, - предположила Катя. - Ведь рано или поздно мне придется от них уехать...
- Не переживай, Катиш. Дождемся подходящего момента. Все будет хорошо, я уверен.
- Дай-то Бог, но... если мой отец тебе все-таки откажет? Что ты сделаешь тогда?
- Украду тебя, - спокойно отозвался Бахмет. – Разве у меня есть другой выход?
Катя во все глаза уставилась на него:
- Ты так шутишь?
- Какие уж тут шутки, дорогая...
Она на мгновение закрыла ладонями пылающее лицо, ощутив, как волна странного возбуждения пронизала все ее тело. Мысль о том, что Михаил настолько любит ее, что готов пойти против воли родителей, кружила голову...
- Когда мы обвенчаемся, - продолжал он, - твоим родителям придется примириться с нашим браком, - что им еще останется?
- Как у тебя все просто... – вздохнула Катя, опуская руки.
- Мне послышалось или я и вправду слышу колебание в твоем голосе?
- Нет-нет, Миша, - поспешно возразила Катя. – Я не отступлю, что бы ни случилось. Но... если будет по-другому? Если разрешения на брак не даст командир полка? Ведь такое возможно?
- Этого, к сожалению, исключить нельзя, - помрачнев, признал Бахмет. – Я, как ты знаешь, в небольшом чине, и у командира вполне могут возникнуть сомнения, что я сумею содержать жену на свое жалованье... - он замолчал, еще больше помрачнев и явно раздосадованный тем, что его слова слишком похожи на жалобу.
Затаив дыхание, Катя ждала, что он скажет дальше. Она понимала, что напоминать о прабабушкином наследстве сейчас не стоило, это лишь еще больше заденет гордость Бахмета. Впрочем, Катя не обольщалась: выйдя замуж без родительского и прабабушкиного благословения, она очень легко может остаться без наследства.
Бахмет продолжал:
- Но и этот случай не безвыходный. Если я не получу разрешения на брак, то уйду в отставку, мы поженимся и уедем в мое поместье под Арзамасом. Будем жить с моей матушкой и младшими сестрами, я надеюсь, что они тебе понравятся. Моя матушка – чудесная женщина, я более чем уверен, что она сразу полюбит тебя и примет, как родную дочь.
Не без удивления выслушав этот более чем скромный прожект, Катя ободряюще улыбнулась возлюбленному:
- Я тоже уверена, что сразу полюблю ее и твоих сестер тоже. Не сомневаюсь, что они все замечательные, так же, как и ты, иначе и быть не может.
Бахмет смотрел на нее с благодарностью. Похоже, она снова удивила его; должно быть, он готов был к недовольству, к капризам. Неужели он до сих пор не понял, что она готова на любые лишения, лишь бы стать его женой?
- К сожалению, - счел нужным прибавить он, - в ближайшие годы это все, что я смогу предложить тебе, Катиш. И кто знает, возможно, ты еще передумаешь.
Она с упреком посмотрела на него, и Михаил усмехнулся:
- Не поторопился ли я назвать тебя умницей, любовь моя? Ты действительно предпочтешь вот этого прапорщика всем тем завидным женихам, которые скоро выстроятся в очередь у твоего порога?
Молча взяв любимого за руку, Катя с нежностью прижалась к его ладони щекой, потом губами и подняла на него глаза:
- Я люблю тебя, Миша. Если б ты знал, как я тебя люблю...
У Михаила дрогнули губы. Его пальцы, лежавшие на щеке Кати, ожили в ответной ласке, бережно гладя смуглую кожу.
- Пойдем в дом, - тихо сказал он, беря ее за руку. – Давно пора, иначе ты простудишься. Да и письмо Гагариным лучше отправить как можно скорее.
* * *
Пока Катя разливала чай в гостиной, ухаживая за единственным гостем, Акулина ворчала, не переставая:
- Виданное ли дело, три часа кряду на морозе околачиваться? Тебе, Катерина, с твоим здоровьем? И что это за прогулки вдвоем? Сразу надо было домой идти, как только Михаил Алексеевич пришел! Чай, арапчонок тебе не компаньонка, а Михаил Алексеевич не жених, чтобы с ним наедине по укромным дорожкам прогуливаться! Что я родителям твоим скажу, если узнают?
- Ты не поверишь, Акулинушка, но мне все равно, - проронила Катя, усаживаясь с чашкой в кресло напротив Михаила. – Говори, что хочешь. Я теперь буду делать только то, что считаю нужным.
Акулина едва не захлебнулась чаем:
- Это у вас теперь шутки такие в ходу? – она укоризненно покачала головой. – Ты бы Михаила Алексеевича посовестилась, говорить такое!
- Акулина Никодимовна, - спокойно вставил Михаил. – Если кто и заслужил подобные отповеди, то только я. Но поскольку у меня исключительно честные намерения, оправдываться я не собираюсь, уж извините.
Несколько мгновений Акулина переводила полный изумления взгляд с племянницы на молодого человека:
- Свят, свят, свят! Неужто руки Катенькиной просить собираетесь, Михаил Алексеевич?
- Собираюсь, Акулина Никодимовна.
- Ну если так... - тетушка выглядела растерянной. – Не знаю, право, что и сказать.
- Ничего не говори, Акулинушка, - посоветовала Катя, переглянувшись с Михаилом. – И постарайся до поры до времени держать язык за зубами, хорошо?
- Уж об этом можешь не беспокоиться, - вздохнула Акулина. – Да, удивили вы меня. Не думала, что у вас все так скоро решится. Что ж, дай Бог, чтобы Юрий Александрович согласие дал, но... - она скептически покачала головой, явно не веря в благополучный исход этого сватовства.
Катя и Михаил обменялись понимающими улыбками и благоразумно промолчали. Даже если тетушка была их союзницей, едва ли стоило пугать ее тем, насколько твердо их намерение быть вместе, несмотря на все возможные преграды.
Чуть позже Акулина взялась за вязание, а двое влюбленных, устроившись возле пылающего камина, вернулись к разговору, начатому во время прогулки.
- Катиш, - заговорил Бахмет, накрыв своей Катину руку. – Я всегда с уважением относился к Юрию Александровичу, и надеюсь сохранить это уважение и впредь. Мне кажется, во всей этой истории не было его злого умысла, пренебрежение отцовским долгом – пожалуй, но не более того.
- Ты считаешь, что я должна простить его? – глухо сказала Катя.
- Решать тебе, дорогая, но... Если мое мнение что-то значит для тебя, я советую простить. В прошлом он проявил слабость, быть может, даже малодушие, но я вижу, что он искренне любит тебя и без сомнения раскаивается в том, что произошло. Что же касается Софьи Петровны... Я никак не думал, что все настолько скверно. То, что она вынудила Александра молчать о тебе, мне сразу показалось подозрительным, но позже он объяснил мне, что она очень боялась, что тебя сглазят. Звучит странно, но у матерей и не такие бывают причуды... Если бы я мог знать тогда, что за этим кроется! Но, как бы то ни было, я уверен в том, что Сашка не настолько бессовестно жаден, чтобы сознательно пойти на такую низость. Софья Петровна просто задурила ему голову, - при его простодушии и легкомыслии это совсем нетрудно.
Ни сил, ни желания спорить теперь с Михаилом у Кати не было. Что бы он ни говорил, бездействие Александра казалось ей куда более низким поступком, чем сознательное предательство отца. В отличие от брата, отец, по крайней мере, заботился не о себе...
- Миша, что же мне теперь делать? – Катя с надеждой смотрела на любимого.
Михаил ободряюще улыбнулся:
- Прежде всего, взять себя в руки и не забывать о том, что у тебя есть я. Сашке я сам вправлю мозги, что же касается твоих родителей, - ничего не бойся. Эту партию Софья Петровна проиграла и совершенно безнадежно. Но все-таки, чем быстрее мы поженимся, тем меньше у нее будет возможности снова причинить тебе боль.
Катя мечтательно вздохнула:
- Я готова венчаться хоть сегодня...
Михаил чуть заметно улыбнулся:
- Это от нас не уйдет, Катиш, поверь мне.
Она с нежностью прикоснулась к его густым, светлым волосам:
- Я просто не представляю, Миша, как пережила бы все это, если бы не ты. Знаешь, после того, как я рассказала тебе все, мне стало намного легче.
Бахмет молча взял ее руку и прикоснулся горячими губами к раскрытой ладони...
Визит гостя продлился до тех пор, пока не принесли ответ от Гагариных с приглашением Кате приехать, когда она пожелает и гостить сколько угодно долго.
- Я надеюсь, Катиш, Юрий Александрович не будет против? – спросил Михаил, когда Катя отправилась проводить его до дверей гостиной.
- Не беспокойся. Он чувствует свою вину, так что, не откажет, - Катя не стала уточнять, что в случае необходимости обойдется и без отцовского разрешения. Еще неизвестно, одобрит ли Михаил этот назревающий бунт.
- Стало быть, увидимся вечером у Гагариных, - улыбнулся Михаил.
- О, ты придешь сегодня? – Катя просияла.
- Непременно, Катиш.
Долгий взгляд, которым окинул ее любимый на прощание, был таким проникновенным и многозначительным, что Катя невольно замерла в предвкушении новой встречи. Быть может, гостеприимный дом, чьи стены стали свидетелями их первого поцелуя, снова подарит им возможность хоть немного побыть наедине друг с другом...
Когда Михаил ушел, Акулина долго допытывалась у Кати, что произошло сегодня у прабабушки и отчего родители вернулись домой мрачнее тучи. Но рассказывать о происшедшем, посвящая тетушку во вновь вскрывшиеся обстоятельства, Катя не собиралась. К чему? Акулина все равно не поверит, и постарается вылезти вон из кожи, чтобы обелить ее родителей. Хотя о том, что прабабушка твердо намерена оставить Сашу без наследства, Катя все-таки рассказала. Впрочем, об этом Акулина догадывалась сама, как и о том, что между родителями и дочерью произошло некоторое отчуждение. Вот только об истинных причинах этого отчуждения Акулина и не подозревала.
- Обидела тебя, должно быть, маменька, лишнего наговорила? – предположила она. – Да, знаю, резка на язык Софья Петровна, но ты пойми ее, Катенька: ей ведь и о Саше думать приходится, не только о тебе, а тут такой удар!
Катя, только поморщилась. Благоглупости, которые несла тетка, давно уже начали действовать ей на нервы, но приходилось держать себя в руках.
- Вам помириться бы, а ты к Гагариным собралась, - продолжала Акулина. – И что тебе вздумалось? Вчера только с визитом были, за бал отблагодарили, кажется, довольно. Осталась бы лучше дома, глядишь, скорее размолвка бы ваша забылась!
- Акулинушка, мне хочется переменить обстановку, - сухо отозвалась Катя. - Погощу у Гагариных неделю или две, надеюсь, это пойдет на пользу и мне, и моим родителям, о которых ты так беспокоишься.
Акулина обиженно поджала губы:
- Ох, неблагодарная ты, Катерина! Да я о тебе больше всех беспокоюсь, неужто не видно?!
- Ну раз ты обо мне так беспокоишься, сообщи отцу о том, что я уезжаю, - спокойно отозвалась Катя. – Я хочу отправиться не позже, чем через час.
- А ну как не отпустит Юрий Александрович?
Катя круто развернулась в сторону тетушки:
- Акулинушка, ты меня, похоже, не поняла. Я. Не собираюсь. Просить. Разрешения, - отчеканила она. – Все, что от тебя требуется, - поставить отца в известность о том, что я уезжаю. Только и всего.
Акулина вытаращила глаза:
- Да ты что городишь-то, Катерина, Господи прости? Ты что, совсем ума лишилась?
Не отвечая ей, Катя направилась к дверям, но на пороге обернулась:
- Исполни мою просьбу, пожалуйста. И будь готова выехать через час.
Акулина встревоженно смотрела ей вслед. Такой она свою племянницу еще не видела...
Как Катя ни торопилась с отъездом, избежать встречи с братом ей не удалось: Александр вернулся домой именно тогда, когда она спускалась по ступеням портика вслед за тетушкой, собираясь сесть в экипаж.
- Куда собралась, Катюшка? – с любопытством осведомился Александр, оглядывая нагруженную багажом карету, приготовленную явно не для краткого визита. – Я что-то пропустил?
У Кати дрогнули губы. Почему ей так невыносимо трудно смотреть в глаза брату, словно она перед ним в чем-то виновата? Почему так страшно осознавать, что он остался прежним, не изменившись ни на йоту? Улыбался с той же теплотой, смотрел так же открыто и прямо, как всегда, словно ни единой темной и подлой мысли никогда не было в его голове... Как это возможно, как?..
Она с трудом заставила себя не опускать глаза и усилием воли сдержала резкие слова, вертевшиеся на языке. Если бы не присутствие слуг и тетушки, которая, кряхтя, устраивалась в салоне, она нашла бы что сказать брату, но увы, выбирать выражения следовало очень осторожно.
- К Дарье Аполлинарьевне едем, Саша, - вмешалась тетка, видя, что Катя не торопится с ответом. – Погостить Катеньку пригласили.
- В гости – с таким похоронным лицом? – Александр стоял, переводя удивленный взгляд с тетки на сестру. – И чего так вдруг, а, Катюш?
Это искреннее удивление стало последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Изобразив улыбку, Катя поманила брата пальцем и, когда он, недоумевая, наклонился к ней, шепнула в самое ухо:
- Хочешь знать - почему? Я не хочу больше оставаться в доме, где мой брат ждет моей смерти, в надежде стать единственным наследником.
Александр ошеломленно посмотрел на нее:
- Кать, ты чего, белены объелась?
- Я - белены? – горько усмехнувшись, Катя покачала головой. – Ну-ну. Счастливый ты человек, Саша. Надежно усыпил свою совесть. Ну что ж, можешь и дальше закрывать глаза на все, что происходит в этом доме и считать себя чистеньким. Хорошо устроился, братец.
Лакеи, все как один с абсолютно невинными физиономиями, изо всех сил напрягали слух, пытаясь расслышать тихий разговор между братом и сестрой, но безуспешно. Катя уже собиралась сесть в карету, когда ошарашенный нежданными обвинениями Александр наконец отмер, грубо схватил ее за руку и гаркнул, обращаясь к слугам:
- А ну, все вон отсюда!
Гайдуки, форейтор и кучер поспешно попятились к дверям и исчезли с глаз, опасаясь пробудить еще больший гнев молодого барина.
- Сашенька, ты что? – обеспокоенно высунулась из салона Акулина. – Что случилось?
- Да замолчите вы! – взревел Александр, отмахиваясь от тетки, и обратил бешеный взор на сестру, которую по-прежнему крепко удерживал за руку. – Катя, ты можешь по-человечески объяснить, что произошло?! Без этого вашего дурацкого бабского ехидства?
- Руку отпусти! – зло сверкнув глазами, Катя рывком высвободила запястье, и в голосе ее отчетливо послышались слезы. – Я не собираюсь ничего тебе объяснять. Ты стоишь, в умишке своем просчитываешь, что я могу знать, а чего не могу, да? Что ж у тебя душонка такая мелкая, Саша? Тебе даже мужества не хватает признаться в том, что ты меня обманул и предал! Трус! Ну о чем с тобой после этого разговаривать?
Поспешно, чтобы брат не увидел выступивших на глазах слез, Катя шагнула к экипажу и, подобрав юбки, уселась в салон.
Александр молча стоял перед ней, точно оцепенев. Потом отер дрогнувшей рукой застывшее лицо, словно смахивая невидимую паутину и, быстро преодолев ступени портика, скрылся в дверях дома. Тут же появились изгнанные лакеи, и через несколько минут карета уже ехала к воротам.
Катя, не глядя на тетушку, торопливо вытерла слезы. Она ожидала чего угодно: удивленных расспросов, упреков, негодования, но Акулина вдруг мягко сказала:
- Ах, Катенька, осуждать-то легко... В чем провинился перед тобой Саша – не знаю, и спрашивать не стану, сама расскажешь, если захочешь. Одно только скажу: если он и сделал что дурное, то не со зла. Добрый он и тебя очень любит, а ведь это самое главное, Катенька, все прочее простить можно близкому человеку. Великодушные прощают, Катенька, а кто простить не в силах, тот сам грешен и осуждать других не вправе!
- Акулинушка, замолчи, пожалуйста, - прерывающимся от слез голосом выговорила Катя. – Прощать нужно лишь тех, кто просит прощения.
Акулина только горестно вздохнула, поняв, что ей не достучаться до Катиного разума сейчас, когда боль так сильна в ней и все чувства взвинчены до предела нанесенной обидой. Она тихо, одними губами зашептала молитву.
Катя закрыла глаза и перед мысленным взором ясно, точно наяву, возникло лицо Александра. Вдруг так остро как никогда, захотелось, чтобы брат оказался рядом, чтобы обнял крепко, утешил, приласкал, осушив горькие слезы и уняв жгучую боль, зазубренным осколком рвущую ее сердце...
...Боль, виновником которой был он сам.
И забывать об этом нельзя. Права прабабушка, лучше остаться одной, чем по малодушию терпеть рядом с собой людей, способных предать в любую минуту.
У нее больше нет и не будет брата.
...
Одинец:
13.01.13 21:12
» Глава 23. Дед и его внучка (эпизод 1)
https://lady.webnice.ru/blogs/?v=4491
------------------------------------------
Когда карета въехала на Никольскую, Акулина неожиданно постучала в окошко кучеру, прося остановить, и обернулась к задумавшейся племяннице:
- Катенька, мы у двора Строгановых... Знаю, что не до того тебе сейчас, но ты сделай доброе дело, глядишь, и на душе полегчает.
Катя тяжело вздохнула:
- Ну что я могу сделать, Акулинушка? Сколько еще можно ломиться в двери, которые не хотят открыть?
За несколько дней до бала Акулина, по просьбе Кати, снова написала письмо барону Строганову, но ответ так и не был получен. На следующий день, втайне от maman, они съездили к Строгановым, но привратник даже не открыл им ворота, ссылаясь на болезнь господ. Это унижение настолько обозлило Катю, что она готова уже была махнуть рукой на беды барышни Анны, навсегда выбросив ее из головы.
- Так-то оно так, Катенька, - вздохнула тетушка, - только ведь обещание ты дала батюшке нашему. И епитимья на тебя наложена...
Против этого Кате возразить было нечего. Данное слово надо было сдержать, но каким образом?..
- Сделаем еще одну попытку, - предложила Акулина. – Ради спасения души девицы заблудшей. Если уж и сегодня не получится, стало быть, не судьба.
Катя молча кивнула.
Привратник долго не появлялся, но гайдуки, повинуясь приказу Кати, так упорно дубасили в ворота, что в конце концов ему пришлось выбраться из привратницкой и вступить в переговоры с сердитыми гостями.
- Передай своим хозяевам, что мне незамедлительно нужно поговорить с ними об Анне Антоновне, - резко оборвала разозленная Катя традиционную тираду привратника о повальной болезни, накрывшей все семейство. – Мы не уйдем отсюда, пока не увидим Николая Григорьевича или Глафиру Антоновну, ты понял?
Как ни странно, на этот раз хозяева дома все-таки сдались перед настойчивостью незваных визитеров. Ворота открыли, хоть и не сразу.
- Хорошо, что в карете без гербов отправились, - вздохнула Акулина, провожая взглядом оживленную улицу, когда экипаж въехал за ворота. – Хоть не прознают соседи, кто здесь шум такой поднял...
- Без шума нам бы не открыли, - возразила Катя, когда гайдук опустил ступеньку.
- Ты нрав-то свой умерь, Катенька, - зашептала Акулина, когда выйдя из кареты, они поднимались по ступеням. – Кто знает, какие у них горести, может, и впрямь больны.
- Не беспокойся, Акулинушка, - отозвалась Катя. – Я держу себя в руках.
В доме было тихо, словно в склепе. Дворецкий, выказывая запоздалое почтение, собственноручно сопроводил женщин в гостиную, не доверив эту честь никому из других слуг. Но прежде чем подняться на второй этаж, Катя уловила какое-то движение в глубине вестибюля, и сумела разглядеть пожилого лакея, который пристально следил за передвижениями непрошеных гостей. Заметив ее взгляд, он шагнул было вперед и тут же, словно передумав, поспешно скрылся за дверью.
«Странно это все, - подумала Катя при виде этой боязливой неуверенности. – Неладно что-то в этом доме. Во что я снова впуталась, Господи?»
Ждать в гостиной им пришлось совсем недолго. Катя с Акулиной едва успели устроиться в креслах, как распахнулись внутренние двери анфилады, и в комнату стремительно вошла стройная светловолосая молодая женщина в будничном платье из светло-серого репса. Катя поняла, что видит перед собой старшую внучку барона, Глафиру Строганову.
Последние сомнения рассеялись: сходство между Анной и перезрелой барышней, что стояла перед ней, сразу бросилось в глаза. Глафира, правда, была далеко не так красива, как младшая сестра, и отличалась от нее, как засушенная роза отличается от яркого живого цветка. Но лицо было той же изысканной лепки, те же голубые глаза, корона белокурых волос, и та же высокомерная мимика, памятная Кате по краткому знакомству с «мертвой невестой».
- С кем имею честь? – надменно произнесла Глафира, наклонив голову в едва заметном поклоне.
Катя незаметно сжала пальцы Акулины, уже открывшей было рот, смерила баронессу нарочито неторопливым взглядом и, выдержав длинную паузу, снисходительно сообщила:
- Я княжна Екатерина Шехонская, а это – моя родственница, Акулина Никодимовна Сомова. Разве ваши люди не назвали вам наших имен?
Дерзкое поведение гостьи не осталось незамеченным. Баронесса раздраженно повела плечом и опустилась в кресло напротив:
- Не будем терять времени понапрасну. Мы, кажется, немного знакомы, сударыня, - сухо кивнула она Акулине, и та что-то робко прошелестела в ответ. – Представьте же меня вашей родственнице, и я выслушаю то, что вы хотели сказать.
С формальностями было покончено быстро: ни Катя, ни тем более Глафира, не собирались распинаться в уверениях о приятности нового знакомства. Смутная неприязнь, которую Катя сразу же ощутила к хозяйке дома, росла с каждой минутой.
- Так чем вызван ваш визит? – без обиняков приступила к делу Глафира.
- Прежде чем ответить на этот вопрос, баронесса, позвольте узнать: где сейчас находится ваша младшая сестра, Анна Антоновна? – осведомилась Катя.
- Почему вы задаете мне этот вопрос? – на лице Глафиры не дрогнул ни один мускул.
- Если вы ответите, я охотно поясню вам причину своего любопытства.
- Хорошо, я отвечу – только ради того, чтобы быстрее покончить с этим нелепым разговором, - кивнула Глафира. – Моя сестра дома, и она тяжело больна, если вас это интересует.
- Меня интересует, баронесса, - спокойно заверила Катя. – Чрезвычайно интересует все, что касается вашей сестры. Если она и вправду дома, позвольте мне увидеть ее хотя бы на секунду, - пусть даже через дверную щель, клянусь, я не нарушу ее покой. Мне просто необходимо удостовериться, что она здесь.
- Вы подвергаете сомнению мои слова? – ледяным тоном отчеканила Глафира.
- Да, баронесса. И объясню почему. Около месяца назад, когда я ехала в Москву, я встретила в дороге молодую девушку по имени Анна, которая попала в очень неприятную историю. Она очень похожа на вас, и я более чем уверена, что это и есть ваша сестра. Вот уже две с лишним недели я пытаюсь встретиться с вами и бароном, чтобы сообщить о том, где находится ваша сестра, но безуспешно...
- Вы ошиблись, - хладнокровно выслушав ее, возразила Глафира. – Какое-то случайное сходство ввело вас в заблуждение. Моя сестра не покидала Москву уже несколько лет. Надеюсь, теперь вы поняли свою ошибку, и разговор можно считать исчерпанным, - она поднялась, давая понять, что разговор закончен. – Благодарю вас за ваше беспокойство, но прошу направить ваши поиски в другую сторону.
Акулина дернулась было подняться вслед за хозяйкой дома, но Катя успокаивающе похлопала ее по руке и, удобнее устроившись в кресле, ослепительно улыбнулась:
- Не торопитесь, тетушка, мы еще не закончили.
- Что вы себе позволяете, княжна? – процедила Глафира.
- Вы позволите мне увидеть вашу сестру, раз вы утверждаете, что она дома? – Катя оставила этот гневный вопрос без ответа.
- Нет! – возвысила голос Глафира, и только сейчас Катя отчетливо поняла, насколько же в действительности ее собеседница взвинчена этим разговором. – Об этом не может быть и речи. Я прошу вас уйти.
Несколько мгновений Катя молча смотрела на стоявшую перед ней молодую женщину. Неужели не только в ее собственном семействе гнездятся подобные змеи? Получается, Глафире абсолютно безразлична участь собственной сестры, лишь бы сохранить видимость благополучия? Уверенная, без тени эмоций, речь баронессы, могла бы, пожалуй, сбить ее с толку, заставив поверить в свою ошибку, но сходство перевешивало все. Она поняла, что уговоры бесполезны и, поднявшись, сказала:
- В таком случае, сударыня, я прошу вас дать мне возможность увидеться с бароном. Возможно, он будет более восприимчив к голосу разума, чем вы.
- Это невозможно! – немедленно возразила Глафира. – Я не допущу, что бы со своими нелепыми россказнями тревожили покой моего деда. Барон болен.
Катя устало вздохнула:
- Что, и он тоже? Знаете, сударыня, пожалуй, по части нелепых россказней вы любому дадите сто очков вперед!
- Да как вы смеете! – вспыхнула Глафира. – Сию же минуту покиньте мой дом, иначе я буду вынуждена позвать слуг. Поверьте, они не станут с вами церемониться!
- Катенька, - обеспокоенная Акулина потянула племянницу к выходу. – Пожалуй, нам и вправду лучше уйти...
Катя склонялась к той же мысли, но проститься с негостеприимной хозяйкой они не успели. Дверь приоткрылась, и в гостиную, почтительно кланяясь, шагнул лакей. Княжне Шехонской понадобился лишь один взгляд, чтобы узнать в нем того пожилого мужчину, который наблюдал за ней в вестибюле. Он явно здесь неслучайно. Похоже, им еще придется задержаться немного в этом доме.
- Что тебе нужно? – резко окликнула вошедшего баронесса.
- Прошу прощения, Глафира Антоновна, - лакей, уже не скрываясь, устремил пристальный взгляд на Катю и ее тетушку. - Господин барон покорнейше просит этих дам пройти в его покои.
...