Качели над пропастью (СЛР, 18+)

Аля, привет!
У тебя новая авочка)



Тема и в самом деле непростая. И я так и хотела показать, что у каждого в этой истории правда своя. И она действительно "правда", потому что чувствуется изнутри и в такие острые моменты транслируется вовне без прикрас и лжи. И то, что он поднял руку, тоже... неоднозначно. Но главное, как всё это поймется, когда герои "переспят" со своими проблемами и бедами.



Не устраивать ведь стало далеко не сразу. И специалисты, уж поверь, совсем не всегда могут помочь разобраться))) В каждом специалисте сидит человек, со своими особенностями восприятия. И никуда это не денешь. Поговорить с мужем можно и нужно. Но понял бы ее Стас? Услышал бы то, что она хотела сказать? Сомневаюсь. И Вера сомневается. И да, надо к себе прислушиваться.



Может быть, закончится началом чего-то иного...

Алечка, спасибо!!!
___________________________________

Ух, пронзительно и больно, как оголенным проводом по нерву! Верю каждому слову и каждому жесту героев!! Спасибо, Ирочка, за эту выстраданную сцену "правды". Вот так она (правда) иногда вырывается как черт из коробочки, а казалось бы так хорошо жили...

___________________________________

Ириша, привет)
О, спасибо за красоту!!!

А ежели еще и нерв тоже оголенный...


Большое, сердечное спасибо за эти слова. И за всё))

Юлиана, день добрый)
Конечно, заходите. Добро пожаловать!
___________________________________

 » Глава 9

Глава 9
В самые темные времена Господь приводит в твою жизнь лучших людей.
(Джон Грин, "Виноваты звезды")

Она очнулась, когда повернула ключ зажигания. Знакомый звук послушно заработавшего мотора "шкоды" стал маячком, вернувшим в реальность.
Тело, разум, мысли, эмоции - всё существовало сейчас отдельно. Ощущения, как обломки, которые хаотично вращаются по кривой орбите вокруг развалившейся и рухнувшей основы. Состояние "разобранности" не позволяло ничего толком осознать и прочувствовать, а потому, наверное, и руки не тряслись, и плакать не хотелось.
Вера выехала со стоянки возле дома и двинулась в сторону парка, где вчера гуляла с сыном. Мысль о ребенке прогрызла первую эмоциональную дыру, через которую хлынула невыносимая, жгучая горечь. Хлынула не вовне, в виде слез, облегчивших бы состояние, а внутрь, удушающим ядовитым облаком.
Вера остановила машину неподалеку от входа в парк, сидела и долго смотрела на освещенную фонарями, безлюдную аллею. Немного расслабилась, прислушалась к своим ощущениям. Тело ноет и гудит, словно внутри работает генератор, в голове - ураган мыслей, в ушах звучат голоса - свой, Стаса. Сбивчивое, неясное эхо недавно произошедшего.
В тишине неожиданно раздался звук. Вера вздрогнула, удивленно воззрившись на лежащие на соседнем сиденье сумку и кардиган, которые, выбегая из квартиры, автоматом схватила с банкетки. Достала из бокового кармашка сумки телефон. Высветившиеся на экране имя и изображение мужа заставили по-детски зажмуриться и тут же выключить прибор.
Она сидела с закрытыми глазами, пока не поняла, что время уже за полночь и надо прямо сейчас с чем-то определиться. Вера вспомнила про небольшой отель, расположенный неподалеку, и отправилась туда.
Сняла номер, оплатив пребывание за одни сутки. Пока оформлялась, чувствовала оценивающе-равнодушные взгляды молодого человека за стойкой ресепшена.
В какой-то момент встретилась с ним глазами и, видимо, посмотрела как-то так, что портье откровенно смутился. Что он там прочел или увидел в ее взгляде, неизвестно, но Вере почувствовала странное удовлетворение.
В номере заперла дверь, бросила сумку на кровать и прошла в ванную.
Из зеркала на нее уставилась взлохмаченная бледная кукла с распухшими губами и глазами, похожими на темные провалы. Она сама, глядя на свое же отражение, почти тонула в этих провалах. И не стала больше смотреть, быстро умылась, стянула резинку с волос и вернулась в комнату.
Легла на кровать, не раздеваясь, только сбросила мокасины. Проговорила про себя девиз Скарлетт О'Хара "Я подумаю об этом завтра", закрыла глаза и провалилась в сон.
Проснулась от того, что хочет, а не может пошевелиться. Ставшее невыносимо тяжелым тело не подчинялось и всё-всё болело - голова, руки, ноги, грудная клетка, спина. Даже волосы. С третьей попытки удалось подняться и доплестись до ванной.
Кусая и без того измученные губы, ахая и морщась, стянула футболку и пуловер и уставилась на свое отражение в зеркале. От испуга невольно задержала дыхание.
От подбородка до талии ее тело представляло собой морфологическую карту - сплошь пестрая россыпь синяков. Но больше всего испугал и озадачил внушительный кровоподтек под грудью, слева на ребрах, припухший, багровый и болезненный. Вера вдохнула, глубоко, осторожно, медленно выдохнула, прислушиваясь к ощущениям. Вроде бы дышать не трудно, но ощущения очень неприятные. Неужели она с такой силой налетела на комод?
Принимая душ, Вера стиснула зубы и терпеливо поливала синяки и ушиб холодной водой. Вылезала и одевалась осторожно, остро чувствуя поврежденный бок. Вернулась в комнату, достала и включила телефон.
Посыпались сообщения о непринятых звонках, смс-ки - все от Стаса. Не меньше десятка попыток мужа связаться с ней. Читать ничего не стала, но и телефон решила не выключать, только звук убрала. И тут же прибор ожил, и снова звонил Стас, наверное, получивший извещение, что "абонент снова в сети", или чего они там еще сообщают тому, кто не может дозвониться по причине недоступности абонента.
Постоянный зудежь был невыносим. Вера выключила телефон, швырнула его в сумку и легла. Некоторое время прислушивалась к себе, собиралась в кучку, пока не начала понимать собственные мысли и складывать их в рассуждения.
С мужем ни говорить, ни встречаться сегодня не станет. Не может, не хочет, не готова.
К родителям она такая тоже не поедет, однозначно. Но сказать им что-то надо, чтобы не искали, не волновались. Искать, конечно, не будут, а вот волноваться наверняка начнут усиленно.
Близких подруг у Веры не было, они как-то сами собой остались в прошлом. Все нынешние друзья - не её собственные, а их с мужем общие. Она и познакомилась с этими людьми уже после того, как узнала Стаса. Это всё - его люди. Не её.
Выходит, и обратиться-то не к кому, чтобы отсидеться на нейтральной территории хотя бы день- два, подумать и чуточку прийти в себя.
Остается гостиница.
Вера глубоко, смиренно вздохнула и тут же испуганно задержала дыхание. А ведь болит бок, очень болит. Вдруг трещина, или не, дай Бог, перелом?
Надо идти в травмпункт. Но... раздеться там, демонстрируя колоритные следы пылких мужниных прикосновений и напороться на выразительные взгляды и унизительные вопросы. Нет, и еще раз нет.
Вера разревелась. Плакала сначала горько, как обиженный, потерянный ребенок. Потом зло, как внезапно осознавшая свои ошибки непроходимая дура.
Как говорила ее бабуля, папина мама: " Жопа - загадочный универсальный орган. Помимо прямого назначения, она все чует, у некоторых оттуда руки растут, а кое-кто ею даже думает".
Наверное, она как раз из тех, кто "думает". И в голове пронеслось: "Уродка. Провокаторша. Довела мужика".
Проревевшись первой порцией слез, Вера раздумывала продлевать или не продлевать пребывание в гостинице и косилась на сумку, в которой лежал телефон. Еще час неподвижного лежания и кое-какие решения все же нашлись.
На работу ехать нельзя. Вряд ли удастся скрыть за косметикой все живописные нательные "глифы". Да и высидеть целый день за столом, сохраняя лицо, будет непросто. И Стас наверняка будет ее разыскивать на работе.
В десять Вера позвонила в бюро, предупредила, что приболела и пару-тройку дней поработает дома. Это была самая обычная практика в их конторе, и никаких вопросов ее сообщение не вызвало. Янус Многоязыкий все время твердил: "Материал сдавайте вовремя. А работать можете хоть на Луне".
Ей бы быстрее все сдать и в отпуск уйти, да вот беда - ноутбук остался дома. А флешка с текстами? Покопавшись в сумке, Вера снова чуть не разревелась, теперь уже от облегчения - флешка лежала на привычном месте, во внутреннем кармашке. Осталось только где-нибудь раздобыть компьютер.
Пока проверяла наличие флешки, телефон все звонил и звонил...
Потянулась, чтобы снова отключить опостылевший прибор, взглянула на экран. Взглянула с опаской, словно изображение Стаса могло её "увидеть".
Пока до сознания доходило, что звонок не от мужа, палец уже сам нажимал нужную кнопку, чтобы принять вызов, а губы произносили: "Да".
- Верочка, доброе утро, - голос Прокофьева слышался ей странно искаженным. Но виноваты вовсе не помехи в связи.
Этот человек словно Дед Мороз, которого вдруг увидишь воочию.
Или Волшебник в голубом вертолете.
Или еще кто, несвоевременный, настойчивый, смущающий, но удивительно притягательный.
- Я вас не отвлекаю? Вы можете сейчас говорить?
- Да, могу, - на двух коротких словах голос не дрогнул. - Доброе утро, - и это получилось выговорить вполне спокойно.
- Верочка, вынужден обратиться к вам за профессиональной помощью, - продолжил Антон Геннадьевич. - Знаю, что вклиниваюсь в ваши будни неуместно.Но... Выручайте, дорогая. Мне нужно составить деловое письмо коллеге. И требуется перевод на испанский. Я, естественно и однозначно, сразу вспомнил о вас. Уж простите меня, приставучего. Письмо небольшое, и нужно сегодня, в крайнем случае, завтра. Я перешлю вам текст по электронной почте?
- Антон Геннадьевич, сожалею, но... - Вера старалась говорить нейтрально-вежливо, но с набегавшими слезами справляться становилось все трудней.- Но я, наверное, ничем не смогу вам сегодня помочь. Мне... Простите... - дыхание сорвалось, и последнее слово она произнесла шепотом, сглотнув горечь в конце.
В трубке воцарилось молчание.
- Вера, вы в порядке? - голос профессора зазвучал уже совсем по-другому. Неузнаваемо серьезно и требовательно. - Вера? - он окликнул ее громче.
Она глотала и глотала комок в горле. Это не слезы, плакать, в общем-то, расхотелось. Она давилась желанием выговориться. Ему, этому едва знакомому, абсолютно чужому, занятому, деловому человеку, хотелось вывалить все свои бабьи страдания
- Я... Да, я в порядке, - голос дрожал, и от этого стало неловко. - Просто, я собираюсь в отпуск. И мне нужно успеть сдать целый ворох переводов. А письмо. Я бы могла, но... Боюсь, что именно сегодня...
- Да, Бог с ним, с письмом! - прервал ее Антон Геннадьевич. - Лучше скажите, что с вами стряслось?
- Все нормально.
- Вера Юрьевна, а я вам не верю. Явно не всё нормально. Голос у вас мертвый. Я, может, и старый, но пока не глухой. И далеко не самый глупый, уж извините за столь очевидную скромность.
У Веры вырвался смешок, больше похожий на всхлип.
- Вера, я не отстану, пока вы меня не убедите, что у вас все хорошо, - снова заговорил Прокофьев. - Да, я настырный, упрямый и ужасно дотошный, если вы еще не поняли. И меня ничуть не смущает тот факт, что вы не оставляете меня равнодушным.
Теперь уже он издал смешок и продолжил:
- Не подумайте лишнего, Верочка. Я не волочусь за вами. Староват уже для этого. Хотя мог бы, честное слово. Если бы не был верен жене. Видите, сколько сразу существенных "но" для того, чтобы вдруг стать легкомысленным?
Вера поняла, что безошибочно определив её состояние, Антон Геннадьевич специально несёт всякую чушь, чтобы снять напряг и не спугнуть начавшее возникать между ними понимание. И даже доверие.
- Я имею дело со студентами, не забыли? Преподаю много лет, насмотрелся всякого, - Прокофьев говорил спокойно, размеренно, просто рассказывал. - Умею неплохо разбираться в попытках что-то изобразить, скрыть, соврать. Некоторые моменты понимаются на уровне инстинкта.
Он замолчал, слышно было, как тихонько прочистил горло, отдалившись от телефона.
- У меня дочка ваша ровесница, - сказал он после паузы. - Её я чувствую особенно. Никогда и никому не говорю об этом, но знаю, когда с ней что-то происходит. Сейчас у нее как раз такое время. Что-то происходит. И с вами тоже. Не отрицайте, даже если причина вашего состояния в прозаической мигрени.
Упоминание о дочери сработало, как спусковой механизм. И снова, как несколько лет назад, лопнул какой-то панцирь или корсет, сжимавший тисками и не позволявший ощутить себя свободней и вправе не таить многое из того, что смущало и терзало.
- Я ... мы... поспорили с мужем. Довольно серьезно.
- Вот именно так - поспорили? Вы это слово хотели употребить? Оно, в самом деле, соответствует ситуации?
- Поругались. Поссорились. Очень сильно, весомо...
- Насколько?
- Более чем. Отчаянно, болезненно и вдребезги, - она удивленно запнулась, осознавая, что говорит правду, которую озвучивает и оценивает прямо на ходу.
- Я могу вам помочь? Чем угодно, Вера, - Антон Геннадьевич говорил, как профессор, как доктор наук, как старший друг и как отец. Она слышала это в его голосе и начинала верить, что такое возможно.
- Только не отклоняйтесь от сути, говорите начистоту. Не отмахивайтесь и не надо никаких светских реверансов, - продолжал Прокофьев. - Я знаю, у вас есть родители и близкие друзья, но подозреваю, что бежать к ним с вашей ситуацией, кхм... как с горячими пирожками, вы вряд ли захотите. Может быть, мы изыщем возможность встретиться в ближайшее время? Со мной можно выпить кофе и безвредно провести время.
Он сдержанно засмеялся.
- Еще раз прошу извинить, Верочка, - произнес он. - Я наседаю, мне это известно. Но уж столь велико мое стремление покровительствовать вам. Без корысти и тайных замыслов, поверьте. Обещаю, что не стану напирать и приставать. Только смена обстановки, утренний кофе или чай. Вы, кстати, сейчас где находитесь? Ведь не дома, я правильно понимаю?
- Не дома, - отозвалась Вера. И растеклась на кровати во внезапном изнеможении, прижимая телефон к уху и закрывая глаза. Голос Антона Геннадьевича как медитативная музыка, мантра, уравновесившая состояние. Прерывать это звучание было выше ее сил, и она сдалась. - Я в гостинице. И на смену обстановки с кофе согласна.
В ванной долго причесывалась, пыталась припудрить, подкрасить. Что-то удалось, что-то категорически нет.
Ворот кардигана и распущенные по плечам волосы скрыли следы на шее, за длинными рукавами не видно синяков на руках. Но никак не получилось усилием вытравить из глаз следы тревоги и беспорядочно мечущихся противоречивых раздумий.
И двигаться, сохраняя осанку, было непросто. Боль в ребрах беспокоила нешуточно.

***
Антон

Несколько дней назад они тоже встречались в кафе. Он помнил забранные в узел волосы, элегантно-романтичную блузку, горящие решимостью карие глаза на нежном лице.
Сегодня это была та же милая молодая женщина и в то же время - незнакомый, бледный, настороженный ребенок. Волосы распущены, и пока шла, то и дело их поправляла, перекидывая пряди вперед и приглаживая рукой. Кутается в длинный кардиган, словно ее знобит. И осторожная улыбка на подкрашенных розовым блеском губах, как приклеенная. А вот взгляд все тот же, как у матадора, выходящего на арену. В глазах нет того, что Антон так боялся обнаружить в них - растерянной бабьей тоски, которую можно не только увидеть, но и услышать, как тягучий, визгливый, жалобный скулеж.
В небольшой не сетевой кофейне, расположенной на тихой улочке в центре Москвы, столики были похожи на шоколадные медальки - маленькие, круглые и глянцево-коричневые.
Антон усадил Веру, галантно отодвинув для нее стул, сел сам, открыл меню и развернул его к девушке.
- Можете спорить, но вот это я сейчас вам сразу же и закажу, - длинный палец с аккуратно подстриженным ногтем указывала на пункт, где значилось: "Бразильский шоколад - горячий шоколад, кофе, корица". - Огромную кружку. Возражения?
- Никаких, - ответила Вера, улыбнулась и поправила волосы.
Когда повернулась, чтобы повесить сумку на спинку стула, поморщилась, словно испытав какой-то дискомфорт. Поспешно приложила ладошку к солнечному сплетению, вроде как проверяя, застегнут ли кардиган.
- Я бы и перекусила что-нибудь, - сказала девушка.
Антон передал ей меню.
- Не завтракали еще? Тогда рекомендую блинчики. Здесь они называются блинчиками, но это самые настоящие оладьи. Пышные такие, - сказал он.
Пока Вера просматривает меню, он украдкой изучал ее. Ему не показалось; девушке, и, правда, не по себе. Хмурится, поводит плечами, словно что-то мешает, без конца поправляет рукава и волосы. А сидит уж очень прямо, как отличница за партой.
С каким неподдельным наслаждением она пила горячий шоколад, - облизывала губы, прикрывала глаза. Напиток был не очень густой, ароматный. Антон разделил восторг девушки, мимоходом рассказав, что с детства очень любит какао. А сейчас переключился в основном на зеленый чай. Возраст, давление.
Вера чуть расслабилась, из глаз ушла напряженность. Она почти не говорила, зато внимательно слушала Антона. А он неторопливо вещал обо всем на свете, пытаясь отвлечь ее от мрачных мыслей.
Они перекусили, и настал момент, когда надо было либо прощаться и расходиться, либо куда-то поворачивать беседу, переходя на другой уровень общения.
Антон не собирался прощаться и уходить. Он желал затянуть эту девочку в свою жизнь, сделать ее неотъемлемой частью. Иметь право видеться с ней, не придумывая поводов и окончательно отбросив формальный тон.
- Вера, вы сейчас куда? - напрямую спросил он.
Судя по реакции девушки, она не ожидала этого вопроса - откровенно смутилась, даже растерялась.
- Я... надо кое-что уладить, - проговорила она.
Антона, любившего точность, такой ответ не устроил.
- Хорошо, буду более конкретен - вы планируете возвращаться сегодня домой? Я так понял, что ночь вы провели в отеле?
- И вернусь в отель, - решительно заявила Вера. Хотя решимость её скорее походила на выбор в отсутствии выбора.
- Думаете, это лучший вариант для вас?
- Думаю, да, - она уже привычно тронула прядь волос, потянула ее вперед, укладывая так, будто прикрывала шею.
- И долго вы собираетесь пользоваться сомнительным гостеприимством отеля? - настаивал он.
Вера промолчала, неопределенно качнув головой. Антон какое-то время смотрел на нее, раздумывая. Потом подозвал официанта, попросил счет. Почти мгновенно принесли миниатюрную медную джезву, из которой торчал свернутый чек. Антон бросил на Веру строгий взгляд, когда она заглянула через столик в счет, тут же потянулась к сумке.
- Вера, не глупите. Я вполне платежеспособный дедушка и это я пригласил вас на завтрак. Да надо ли вообще это говорить! - отчеканил он, сворачивая купюры и вкладывая их внутрь джезвы.
Достал свой айфон из кармана пиджака, взглянул на экран.
- Я прошу вас меня извинить, Верочка. Я отойду в сторонку, сделаю пару срочных звонков. А вы, пожалуйста, подождите меня здесь. Может, закажете еще чашечку шоколада? Или кофе.
Вера слабо улыбнулась и отрицательно покачала головой.
Антон вышел из кафе. Он разговаривал, время от времени внимательно, даже строго поглядывая сквозь витрину на сидящую за столиком девушку.
Наблюдал, как она повернулась, сняла сумку со спинки стула, стала в ней рыться. При этом двигалась очень неловко, как-то одеревенело. Вера извлекла телефон, поднесла его к уху, и склонила голову. Её лица, скрытого за упавшими волосами, не разглядеть. Но вот она вздрогнула, резко повернулась, расширенными глазами оглядывая кафе, посмотрела за окно, на улицу, встретилась глазами с Антоном, и он успел прочитать в них и панику, и негодование, и решимость.
Вера снова отвернулась. Лихорадочно стала нажимать на кнопки телефона, потом бросила его в сумку.
Неловко, с видимым усилием поднялась со стула, при этом напряженно прижимала руку к боку.
Антон почти бегом вернулся в кафе.

***
Вера

Звук вибрирующего в сумке телефона мерзкий, как у бормашины. Каждый раз, когда жужжание раздавалось вновь, Вера вздрагивала. Надо бы снова выключить телефон, но для этого нужно пошевелиться, повернуться, снять сумку со спинки стула. А ей и просто сидеть-то больно, не то, что совершать еще какие-то телодвижения.
От сытного и вкусного завтрака разморило и дико захотелось заползти в какую-нибудь темную норку и заснуть.
Размеренный, низкий голос Прокофьева расслаблял и убаюкивал, и Вера боролась с противоречивыми желаниями распрощаться и уйти или положить голову на стол и дремать прямо здесь. И чтобы Антон Геннадьевич при этом не переставал говорить или просто оставался рядом.
Но ведь присутствие почти абсолютно чужого человека не должно действовать так гипнотически, так расслабляюще и умиротворяюще.
Потом он снова начал задавать вопросы, хоть и обещал не наседать, но, видимо, привычно вошел в роль строгого профессора-преподавателя. Но Вера вовсе не ощущала себя его студенткой. В голову неожиданно пришла мысль, что при данных обстоятельствах ей много комфортней находиться в обществе малознакомого человека (не всякого, а именно конкретного, сидящего сейчас напротив), чем бежать к своим, инстинктивно ища родительской защиты, и нарваться на невыносимое сочувствие и болезненное переживание за нее. Мама и отец примут все близко к сердцу, будут беспокоиться, а она, зная об этом, прочувствует еще и их треволнения, как свои собственные. И замкнется круг взаимных тревог.
Бразильский шоколад - услада для измотанной души и пострадавшего тела. Горячий, сладкий, ароматный, он согревал, скреплял внутренний развал и смягчал безрадостный привкус пережитого и возможного грядущего.
После новой порции прямолинейных вопросов, Антон Геннадьевич отправился на улицу звонить, а очередной сигнал Вериного телефона "уговорил" обратить на него внимание.
- Да, - голос её звучит уверенно и спокойно. И это хорошо.
- Вера! Ты вообще соображаешь, что творишь?! Я всю ночь на ушах - куда ты делась. Телефон твой отключен, ничего не узнать, - Стас налетел ураганом, забив её слух словами, голосом, интонацией, эмоциями. Праведным гневом. - В таком состоянии полезла за руль. Свихнулась окончательно? И вообще, чего ты убежала? Ну, поссорились, ну, вспылили. Теперь-то жар вышел. Может, поговорим? Обсудим, как жить дальше без приступов придури. Эй, скажи что-нибудь, не молчи! - нетепреливо прикрикнул он.
Она понимала и его состояние. И чувствовала своё. Говорить с ним не хотелось, разговорами ничего не решить.
- Не хочу говорить. Пока не хочу, - отрезала она.
- А чего хочешь? Встать в позу пострадавшей? А смысл? - Стас напирал, казалось, сейчас усилием своего стремления материализуется прямо здесь. - У меня слегка крышу снесло, да, не отрицаю. Палку я перегнул. Но ведь в твоих силах все наладить. Так было всегда, жена моя. Как ты до сих пор это еще не поняла?
"Поняла. И потому ничего не хочу"
- Ладно, - муж шумно выдохнул. - Ну, прости меня. Ты же знаешь, не было у меня цели тебя обидеть, тем более сделать больно. Я хочу поговорить. Прямо сейчас. Ты можешь пойти мне навстречу в этом? Через своё "не хочу"? Просто выслушай меня. И ответь на пару вопросов. Потом можешь снова раздумывать и пребывать в состоянии оскорбленного достоинства. Вер? Ау? Скажи что-нибудь?
- Нечего говорить, нечего отвечать. И слушать тебя и идти навстречу я сейчас не готова. И тебе не понравится то, что мне нечего тебе сказать. Вот совершенно нечего, - отозвалась она.
- Да и не говори, не отвечай. Просто выслушай, - он заговорил тише, глуше, задумчивей. - Упрямая ты баба, непросто с тобой. Но и я упрямый. И я должен тебе кое-что сказать прямо сейчас, а не ждать, пока ты дозреешь до чего-то там. Я сейчас приеду. Я знаю, где ты.
Вера вздрогнула всем телом, едва не подпрыгнув на стуле.
- Господи, Стас. Тебе делать нечего? Ты следишь, что ли за мной? - выдохнула она, судорожно озираясь по сторонам и забыв про боль в ребрах.
- Можно сказать и так, - холодно отозвался муж, не принимая отчаянного возмущения в её голосе. - Я знаю, что ты сейчас в районе... - и он назвал улицу. - Вер, я...
Она не дослушала. Прервала разговор и уставилась на телефон. В неясном порыве отковырнула у него крышку, едва не сломав ногти, вытащила аккумулятор и побросала части в сумку.
Задыхаясь от паники и пульсирующей боли, поднялась со стула и увидела, что к ней стремительно направляется Прокофьев.
Без лишних слов и вопросов, он решительно, но бережно, почти нежно подхватил девушку под локоток и повлек к выходу из кафе. Вера и не думала сопротивляться, возражать. Пришло время послушать свой полузадушенный внутренний голос. А он сейчас утверждал, что в этой житейской ситуации Антону Геннадьевичу она может довериться.

***
Антон и Вера

- Где ваша машина? - коротко спросил Антон Геннадьевич.
Вера указала на припаркованную у обочины "шкоду".
- Ключи давайте, - он пошевелил пальцами в нетерпеливом, требовательном жесте.
Вера послушно, без вопросов, достала ключи и отдала их Прокофьеву.
- С мужем вели разговор? - спросил Антон Геннадьевич, когда усадил девушку на пассажирское сиденье, а сам сел за руль.
Только убедившись, что от кафе они отъехали на солидное расстояние, Вера смогла ответить на вопрос.
- С мужем. Он каким-то образом узнал, где я нахожусь. Хотел приехать, - она посмотрела на своего спутника, на крупные, красивые руки, лежащие на руле. На пальце правой руки поблескивали мелкие камушки необычного массивного кольца - "штрих-кода". - Во мне что, вживленный чип, как у собаки? Как такое возможно?
- Вполне возможно. И ничего тут удивительного нет, - отозвался Антон Геннадьевич, не отрывая взгляда от дороги, пока встраивался в поток машин на одной из центральных улиц. - Об услуге мобильных операторов, позволяющих отследить местоположение абонента, что-нибудь слышали?
- Да. Но... - Вера начала говорить и осеклась.
Но там нужно согласие абонента, местопребывание которого может быть отслежено. А она таких согласий не давала. Будто услышав ее мысли, Антон Геннадьевич продолжил:
- Дело могло обстоять так. Муж сделал запрос на отслеживание вашего номера. После чего оператор должен запросить согласия у вас, - Прокофьев повернулся к девушке. - Вы, кстати, телефон свой отключите лучше.
- Уже. И вытащила аккумулятор.
- Хорошо, - отозвался профессор и продолжил. - Так вот потом достаточно воспользоваться вашим телефоном, чтобы подтвердить якобы ваше согласие. И, собственно, все. Это один из вариантов.
Они проехали "лежачего полицейского", машину несильно подбросило, и этого оказалось достаточно, чтобы Вера охнула и прижала под грудью обе руки. Спохватившись, она испуганно покосилась на своего спутника, и поняла, что от его внимания ничего не укрылось.
- Вера, у вас что-то болит? - резко спросил он. Увидев ее мгновенное сжавшиеся губы и сердитый взгляд, добавил спокойно и мягко, - не надо подробностей, дорогая, я не собираюсь на вас давить. Просто скажите - вы плохо себя чувствуете?
- Да, неважно себя чувствую, голова болит, - голос прозвучал без выражения и почти без интонации, - но это и не странно после... всего. А куда мы едем?
- Едем к моей родственнице. Я говорил вам про нее, если помните. Моя племянница, Антонина.
- И зачем мы туда едем? А как же ваша машина? Она осталась у кафе, а вам ведь на работу.
- На работу успею, там у меня сегодня ничего не горит. Одна рутина. Машину уже попросил дочь забрать, - невозмутимо разъяснил Прокофьев.
- Антон Геннадьевич, просто добросьте меня до гостиницы. Зачем нам к вашей племяннице? - она не смотрела на него, сердито хмурилась, а слова срывались с губ торопливо, с раздражением.
- Антонина, умница и красавица, - он словно "зубы заговаривал" - спокойно, размеренно, невозмутимо. - Живет одна в трехкомнатной квартире. Сама себе хозяйка. Она директор ателье в крупном торговом центре, сегодня у нее выходной. Я позвонил ей, сказал про вас...
- Что сказали?! Кто вас просил что-то обо мне говорить?! - она резко повернула к нему голову. Волосы цвета гречишного меда взметнулись, упали на лицо. - Сами понимаете, что напираете безбожно. Так научитесь соблюдать меру!
Девушка похожа сейчас на разгневанную и взъерошенную маленькую фею. Милое, совсем юное, чистое лицо и сердитые глаза.
Антон едва сдержал улыбку, наблюдая искристый гнев Веры. Правильно, пусть лучше злится, чем раскисает и паникует.
- Сказал, что привезу хорошую знакомую, у которой возникли обстоятельства, требующие залечь на дно на пару дней, - напрямую выдал профессор. - Одна комната в ее квартире в полном вашем распоряжении на столько, на сколько вам потребуется.
- Ничего не потребуется! Нет и еще раз нет! Я не могу...
- Можете, - отрезал он, не дав Вере договорить. - Не возражайте. Не спорьте. Я сейчас не напираю, просто объясню преимущества. Выслушаете?
- А куда мне деваться? - буркнула Вера.
- Отлично, - кивнул Прокофьев. - Вы же сейчас в отель рветесь? А что, если то время, что вам нужно, чтобы прийти в себя и подумать, вы проведете не в отеле. Где вас, кстати, не так уж трудно отыскать. Воспользуетесь гостеприимством хорошего, тактичного, но совершенно незнакомого человека, который не полезет с расспросами, не станет поучать, любопытствовать, допытываться. Как случайный попутчик, которому не надо ничего объяснять, и который не будет заглядывать вам в глаза в тревоге. Но выслушает и поговорит, если у вас возникнет желание пообщаться. А не возникнет и не надо - просто отсидитесь в комнате, безвылазно и уединенно. Отоспитесь, подумаете, примите решение. Вы никого не стесните, никому не будете мешать и вам никто не помешает. Это называется - воз-мож-ность. Ею пользоваться надо, а не начинать смаковать набившие оскомину условности. "Ах, как же так, поехать к совершенно незнакомым людям! Я не могу. Это неловко, неудобно", - проговорил он высоким манерным голосом.
Вера застыла, с неподдельным интересом наблюдая, как вдруг разошелся профессор.
- И так далее и тому подобная чушь, - заключил Антон уже своим собственным низким голосом со сдержанной интонацией. Повернулся, посмотрел на изумленную девушку и не удержался от смеха. - Но все это в том случае, если вы не решили прямо сейчас встретиться с мужем и обсудить ваши... разногласия, - добавил он, снова становясь абсолютно серьезным.
- Нет, встречаться с ним сейчас я не буду, - решительно отозвалась Вера.
Антон Геннадьевич кивнул.
- Ну, что, убедил я вас? - спросил он.
- Пожалуй. Напор ваш убедил.
- Ну, и ладно. - Прокофьев выглядел довольным. - Важен результат. Кстати, вам бы нужна новая сим-карта. Ну, если вы не хотите, чтобы...
- Да. В самом деле, нужна, - согласилась девушка.
- Сейчас по пути заедем и все купим. А где ваш ребенок сейчас?
- У моих родителей, - тихо ответила девушка. - И останется у них до моего отпуска. Садик ушел на летние каникулы.
- Что ж, ребенок пристроен, уже легче, - удовлетворенно отметил Антон Геннадьевич. - И все прочее наладится. Знаете, Верочка, иногда нужно позволять себе подходить к ситуации нестандартно. К любой ситуации. Там, где из вас жмут слезы, попробуйте смеяться. А где вас веселят без удержу, поплачьте. Сейчас вам неприятно, хочется покоя и уединения. И вы их получите, поверьте. Но, может быть, не совсем так, как ожидаете.
Вера слушала, и отчетливей понимала, что идея провести какое-то время в обществе незнакомых людей кажется разумной и даже привлекательной. Она не знает эту Антонину, Антонина не знает ее. Значит и сочувствующих взглядов, смешанных с болезненным любопытством не будет. А если и будет, то мнение незнакомого человека не играет для нее той важной роли, которую всегда играло мнение родных и близких знакомых. Это действительно возможность - отстраниться от ситуации, взглянуть со стороны, оказавшись в незнакомой обстановке, где нет привычных сдерживающих факторов. И где ни от кого ничего не ждешь, а значит, не будешь разочарована.

***
Вера

Район оказался знакомым. Дом, кирпичная девятиэтажка, и просторный, ухоженный двор тоже о чем-то смутно напомнили.
Антон Геннадьевич припарковал "шкоду", отдал Вере ключи от машины и скомандовал:
- Пойдемте.
Вера сосредоточенно пыталась вспомнить и понять, откуда взялись эти смутные дежа-вю, и почти не замечала, как Прокофьев звонил в домофон, что-то коротко отвечал, потом сработал замок, и они вошли в хорошо отремонтированный, чистый подъезд.
Лифт доставил их на восьмой этаж. У открытой двери холла слева уже стояла стройная, белокурая женщина. Высокая и красивая, как модель. У нее гладкая, чистая кожа, белозубая обаятельная улыбка и стрижка-каре до подбородка с прямой челкой. Она так очевидно и бесспорно хороша собой, что невольно возникающий вопрос о возрасте перестает иметь значение.
- Здравствуйте всем и проходите, - блондинка отступила в сторону, пропуская гостей. Солидная, тяжелая деревянная дверь одной из квартир открыта, в прихожей горит свет.
Когда они вошли в квартиру, женщина щелкнула замком и повернулась к гостям.
- Дядюшка, - и она запечатлела на щеке Антона Геннадьевича поцелуй. - А вы - Вера? - обратилась она к девушке, протягивая ей руку. - Меня зовут Антонина. Можно просто Тоня.
- Очень приятно, - Вера пожала узкую теплую ладонь. - Извините, пожалуйста, за беспокойство, Тоня...
- Дядюшка, ты не предупредил девушку, что никаких извинений, никаких объяснений и прочего словесных излишеств не требуется? - спокойно произнесла Антонина, обращаясь к Прокофьеву, но продолжая пожимать ладонь Веры уже двумя своими руками. - Верочка, просто проходите и попытайтесь дать себе возможность почувствовать себя не стесненной. Располагайтесь. Вы никому не сможете помешать и никого не напряжете. Я живу одна, у меня просторная квартира, и я научилась воспринимать многие вещи без надрыва и ненужных вопросов.
- Правда, правда. Это она умеет, - поддакнул Антон Геннадьевич.
Вера заметила, как теплые искорки зажглись в голубых глазах профессора, когда он смотрел на племянницу. Родственники, кстати, очень похожи. Оба высокие, стройные, светловолосые, с горделивой осанкой и открытыми лицами. Породистые, что называется.
Вера ощущала себя между ними, как гном, хотя была среднего роста. И почему-то снова показалось, что нечто подобное она уже испытывала когда-то.
Ее проводили в уютную, со вкусом обставленную гостиную. Оставили одну, позволяя осмотреться. Добротные паркетные полы, бежевые стены, угловой диван, обитый серо-голубой кожей с аккуратно сложенным на нем бежевым пледом. Шторы на окнах серо-голубые в белую и бежевую полоску. На полу белый ковер с изящным, ненавязчивым коричневым, серо-голубым и бежевым узором.
Обежав комнату взглядом, Вера теперь безотрывно разглядывала стоящее у стены пианино "блютнер". На черном с благородными потертостями корпусе размещено множество фотографий. На них сразу узнаваема сама Антонина в разное время, с маленькой девочкой и молодой девушкой. С Антоном Геннадьевичем и ослепительно красивой молодой брюнеткой. И на стене над пианино еще одна фотография в очень интересной рамке. На фото светловолосая девочка-подросток, уже знакомая по другим фотографиям, и двое молодых мужчин. Они улыбаются, щурясь на солнце, за их спинами невероятной красоты пейзаж - горы со снежными вершинами, бурная каменистая речка, сосны и буйство летних красок.
Вера пригляделась с чувством странного волнения - рамка кованая, а один из мужчин напомнил... Она подалась вперед, вглядываясь. Если она не сошла с ума, то один из парней на фотографии похож на... Алексея из кузнечной мастерской. Только заметно моложе, беззаботней, с разлохмаченными ветром отросшими до плеч светло-русыми волосами. Второй парень мог быть его братом, но выглядел и держался красивее, утонченней, сдержанней.
- Это наши родственники, - Вера вздрогнула от неожиданности, услышав раздавшийся за спиной голос Антонины.
- Меня, наверное, узнать можно, - сказала хозяйка квартиры, подходя ближе. - Моя дочка, - она указала на светловолосую девочку. - Это дядюшка, его вы, думаю, тоже узнали. Он совсем не меняется с годами.
- О, да. Помру вечно молодым, - отозвался Антон Геннадьевич, входя в комнату следом за племянницей. - Чем это вы заняты?
- Фото смотрим, - небрежно отозвалась хозяйка квартиры. И тут же сменила тему, - сейчас я Верочку устрою, покажу ей здесь все, а потом мы уделим тебе должное внимание.
- Нет, милые дамы. Вниманием своим вы меня в следующий раз побалуете. А сейчас я вынужден с вами прощаться, - проговорил Прокофьев солидным "профессорским" голосом. - Вера, вы когда новую сим-карту активируете, пожалуйста, позвоните мне, - обратился он к девушке.
- Обязательно. Спасибо, Антон Геннадьевич, - отозвалась Вера.
- Звоните, не стесняйтесь. В любое время.
Антон Геннадьевич попрощался кивком и улыбкой, а Антонина пошла проводить его в прихожую. Наверное, они там о чем-то недолго переговаривались, и через минуту Тоня вернулась.
- Тоня, простите за любопытство, а это кто? - спросила Вера, указывая на фото над пианино.
Возникла пауза. Хозяйка квартиры словно раздумывала, что сказать. И говорить ли вообще.
- Девочка - моя дочка, Аня. А ребята - мои двоюродные братья. Этому фото лет двенадцать, наверное.
Вера повернулась к Антонине.
- Вы запросто можете принять меня за чокнутую, но у меня такое ощущение, что я их откуда-то знаю. И вас тоже. И в квартире этой уже бывала, - сказала девушка. У нее вырвался короткий смешок. - Но это же невозможно, чтобы мир был настолько тесным, чтобы мы возвращались туда, откуда уже ушли давно и очень далеко.
- Да. "Путешествие в обратно я бы запретил..." - процитировала Антонина. - Будем чокнутыми вместе, Вера, - вдруг сказала она, - но у меня имеется зыбкое чувство, что и я вас где-то когда-то видела.
- Ну, тогда и мне только остается процитировать, что " с ума поодиночке сходят, только гриппом все вместе болеют", - отозвалась Вера.
Тоня усмехнулась, согласно тряхнув головой. Гладко причесанные, блестящие пряди волос красиво шевельнулись, отливая золотом.
- Пойдемте, Вера, я вам отведу царские покои, - они вышли из гостиной. - Прямо по коридору - ванная и туалет, налево - кухня. А это апартаменты дочки, - она открыла дверь в одну из комнат. - Теперь дитё моё замужем и живет в Черногории. Навещает меня нечасто, общаемся, в основном, по скайпу. Располагайтесь, как вам удобно. Вот телевизор.
Она повернулась к Вере, посмотрела на девушку внимательно и задумчиво.
- Вы меня простите за прямоту, но, честно говоря, я думаю, вам лучше прилечь и поспать, - сказала Тоня. - Вы бледная, как беленая стенка. Кровать не застелена, чистое белье я вам сейчас дам. Или можете пока устроиться прямо поверх покрывала. Плед и подушка в шкафу. Верочка, отбросьте все сомнения, осваивайтесь, устраивайтесь. А я пойду, принесу уксус и ватные диски.
- Уксус?! Для чего уксус? - Вера изумленно уставилась на женщину.
- Для... - Антонина пошевелила пальцем возле своего горла, - для вот этого. Уксус может помочь. Быстрее все сойдет.
Вера инстинктивно прижала ладошку к шее и молча, кивнула, опуская глаза.

***
Антонина

Свой выходной я собиралась провести совсем не так. Но родственные дела внесли коррективы в мои планы. Не первый раз и не последний.
Выслушав Антона, я собралась ему сказать только одно:
- Дядюшка, ты окончательно свихнулся. И, пожалуйста, не впутывай меня в это.
Но не сказала и разрешила привести ко мне в дом незнакомую женщину. Ту самую, "юную-замужнюю", которая "хороший человечек".
Человечек звался Верой, и она действительно казалась совсем юным созданием. Признаться, увидев ее, я испугалась. Подумала, что дядюшка на старости лет совсем заигрался, связавшись с девчонкой лет восемнадцати-двадцати, но, приглядевшись, поняла, что ошибаюсь. Девушка старше, чем выглядит и на легкомысленную дурочку вроде не похожа.
Ссора с мужем, спонтанный уход из дома, ночь в отеле. Так обрисовал ее вполне житейскую ситуацию Антон. Посмотрев на незнакомку, я предположила, что ссора была бурной, уход из дома - отчаянным бегством, а ночь в отеле - тяжкой.
Бледная, под большими темными глазами залегли тени. Она кутается в свой безразмерный кардиган, словно мерзнет. Скрестила руки на груди, плечи напряженно приподняты, все время морщится и прикусывает губы. Возможно, нервничает, но, кажется, дело еще в чем-то. Например, что-то болит. Меня коробило от собственной невольной бестактности, когда разглядела еще и засосы на шее Веры и синяки на ее запястьях. "Юная-замужняя", похоже, попала в переплет страстей. Неприятно и неправильно выстраивать подобные догадки, но ссора с мужем могла быть из тех, когда не особо сдерживаются.
Я приглядывалась к девушке и с каждой минутой её пребывания в моем доме все сильнее ощущала, что встречалась с ней. Только никак не могу вспомнить, где мы виделись и при каких обстоятельствах.
А потом и сама Вера сказала, что и квартира, и я, и даже Гера с Лехой на фото ей кажутся знакомыми.
Фотография та сделана "до всего", на ней братья веселые, беззаботные. И вместе.
Провожая Антона, я сказала:
- Иди, дядюшка, не волнуйся, присмотрю за твоей подопечной. Надеюсь, она ничего не стащит и не сбежит.
- У тебя тащить нечего, - в тон мне ответил Антон, поддержав шутку, но при этом озадаченно заглядывал мне в глаза, словно старался прочесть моё истинное отношение к его... Просьбе? Выходке?
Я едва сдержалась, чтобы не ляпнуть: "Расслабься, дядюшка. Меня уже ничем не шокировать. Не впервой. И я, и этот дом прекрасно помним, как ты однажды уже привел к нам незнакомую женщину. То, что было "до того", теперь осталось только на фотографиях. Надеюсь, нынешняя твоя выходка не обернется для нашей семьи еще чем-нибудь... трагическим".
- Это правда, тащить нечего. Драгоценности и меха не ношу, антиквариатом не увлекаюсь, - ответила я.
- А как же твое блюдо для торта? Мейсенский фарфор все же, - хитро прищурился Антон.
- Сколько лет шутите над этим блюдом, любезный дядюшка. Не притомились? - парировала я.
- Знаешь, нет. Все так же веселит.
- Рада за вас. Но я не устану повторять, что там правильные сабельки скрещенные имеются с полумесяцем,* - добавила я.
- А я тебе так же отвечу, что нарисую такие сабельки на любой чугунной сковороде.
- Дядька, ну, какая тебе-то разница? Не в твоем серванте ведь блюдо место занимает.
- В моем серванте надколотой посуды вообще не держат.
Перебрасываясь пустыми словами, в целях проведения нашей традиционной разминки для снятия стресса, я пристыжено подумала, что кому сейчас по-настоящему "весело", так это Верочке. Каково это вдруг оказаться в незнакомом доме, растерянной, мучаясь от неловкости. И постоянно пытаться укрыть от любопытных взглядов следы "африканской страсти".
Для неё, может быть, вся её семейная жизнь сейчас видится вот таким сомнительным "мейсенским фарфором". Поддельным или подлинным - неизвестно, но точно теперь надколотым, а значит, так или иначе, утратившим свою ценность.
Было и в моей жизни нечто подобное. Бурное, безудержное, влекущее и ранящее, после чего тоже оставались... следы. Закадычная подруга тогда сказала, что засосы - это "знаки подлинной любОви". Ей, наверное, видней... А синяки от пальцев на запястьях тогда к каким "знакам" отнести? А потоки слов, которые, как известно, "не воробей"?
Все эти мысли стали отдавать прогорклой горечью, и я поспешила выпроводить дядюшку. Поспешила еще и потому, что боялась проболтаться о своих подозрениях насчет истинного состояния Веры, и о том, что сегодня днем ко мне должен заехать Алешка. И его визит я не собиралась отменять ни под каким предлогом.
Есть такое гадкое слово "безотказная"? Я такая?
Не могу отказать просьбам дядьки, и не быть постоянно на его стороне, что бы он не затевал. Не могу отказать совершенно незнакомой девушке пожить в моей квартире. Не могу отказать двоюродному брату в нечастом, ставшем почти формальным, общением с ним, чтобы поддерживать в нас обоих иллюзию прежнего единства семьи.
Не могу отказать сама себе в жадном стремлении подпитывать всеми силами огонек слепой надежды на то, что всё у всех наладится.
Может быть, я такая, потому что до сих пор верю, что в этой жизни есть катастрофа, в которую мечтает попасть каждый.
"Столкновение со счастьем" называется. Но чтобы этот катаклизм случился, нужно чтобы сначала что-то разрушилось до основания.
____________________________________________________________
*Синие скрещенные мечи (сабли) - клеймо мейсенских (Meissen) фарфоровых изделий.
___________________________________

Как же повезло девочке, что есть у нее такой Антон.
А Стас что-то совсем уже подонком выглядит - он не прощения просил, а свое я утверждал и свою власть над женой, которая - да как только посмела! - соизволила не послушаться.
Как он там сказала - ты все исправишь? - хорошо, что Вера нашла в себе силы уйти и что послушалась Антона.
И интересно как они все совпали по жизни - на самом деле так бывает, хотя может и кажется несколько натянутым.
Заинтриговало меня еще кафе - сразу захотелось такого шоколада.
И что самое главное - мало, мне было очень мало этой главы. Очень-очень.

___________________________________

Спасибо! очень пронзительно.
все персоонажи у вас исключительные, с надломом, к ним привязываешься.
Даже в Стасе что-то есть, в его стремлении "завладеть" безгранично вниманием и любовью другого человека, стать центром мироздания для кого-то, отчетливо проступает маленький обделенный мальчик. Надеюсь вы и его пристроите (с кем-нибудь с характером потверже, кто способен очертить свои лимиты).

Ульяша,

Бразильский шоколад штука вкусная. Приготовить можно и дома. Но он бодрит, так что на ночь пить не рекомендуется, если только не запланировано что-то энергичное)


Он попросил прощения. Но не акцентировал на этом, а сделал одолжение, как капризному ребенку. Он, наверное, считает себя правым. Ведь он любит, а это многое оправдывает. Мне кажется, что он думает именно так.


Да, возможно и натянуто) Но в жизни всякое бывает. Мой знакомый женился на девушке, с которой в детстве ходил в детский сад. Там они дрались со страшной силой. Она ему чуть нос не откусила. А потом уехала с родителями в другой город. Вернулась много лет спустя. Они каким-то образом снова оказались в одной компании, через пятнадцатых знакомых. Стали встречаться, поженились, а их общее прошлое выяснилось в процессе бурного романа.
А как же теория о том, что все люди взаимосвязаны? Только большинство этой связи не чувствует или игнорирует ее проявления. Все живем в одной ноосфере)
Так что думаю, что уж на страницах писанины можно изобразить многое на тему "невозможное возможно".
Но постараюсь не переборщить.
Ульяша, спасибо)

innapavlova, и тебе спасибо)

Bisounours,


Я подумаю над этой идеей, но фарисействовать не хочется) Пока для Стаса нет подходящей кандидатуры, которая смогла бы противостоять ему достойно. Да и у него панцирь твердый.
Но. повторюсь, идея интересная. Может быть...
И да, в этом мужчине живет недолюбленный маленький мальчик.
Девочки, большое всем спасибо!
___________________________________

Да, я поняла, что считает себя правым и считает, что любовь все оправдывает.
Но он любит ее, как говорит моя подруга "с хлебом и с маслом". Мое и все, то хочу, то и делаю. Эгоистичная такая любовь.
А по поводу тесноты мира - я сказала выглядит натянутым имея ввиду как раз то, что это реально - сама встретила в Евпатории в санатории мамочку из нашего дома.
Да и бывали случаи - в командировке в одной гостинице встречались с бывшими однокурсниками, не виделись несколько лет - и опа - в один город приехали в командировку.
Мир удивительно тесен. И можно совершенно неожиданно встретить человека в самом неожиданном месте - блин, сплошная тафтология))))
___________________________________

А любовь, наверное, вообще эгоистична.
Насчет тавтологии. Мы все любим любить и ненавидим ненавидеть)))
И о совпадениях. Я и эпиграфом взяла стихотворение Рождественского, которое мне многое подсказало и указало направление

Мы совпали с тобой,
совпали
в день, запомнившийся навсегда.
Как слова совпадают с губами.
С пересохшим горлом —
вода.
Мы совпали, как птицы с небом.
Как земля
с долгожданным снегом
совпадает в начале зимы,
так с тобою
совпали мы.
Мы совпали,
еще не зная
ничего
о зле и добре.

И навечно
совпало с нами
это время в календаре.

История как раз об этом. О самых разных совпадениях)
___________________________________

Ура, продолжение!!
Про "загадочный универсальный орган" - шедеврально!! Смеялась до слез!
Доберется ли Вера до поликлиники? Все-таки трещины в ребрах дело не шуточное. Кто ж её спровадит туда?
И опять все на Антонину свалили! Золотой человек!!
Стаса, честно говоря, противно слушать! " Хочешь встать в позу пострадавшей", "будешь пребывать в состоянии оскорбленного достоинства" . Да не надо ей никуда вставать, она и так уже пострадала!! Сам бы увидел дело рук своих, интересно совесть бы проснулась или опять бы вынес вердикт "сама меня довела". Эх, по морде б ему надавать, чтоб руки не распускал
Наверняка, столкнутся Вера с Алексеем в квартире Антонины. Жду этой встречи.

Ирочка, спасибо!!
___________________________________

Ириша, привет)

Ой, доберется. И ее туда спровадят.


То ли еще будет.


Лучшая защита - нападение. А он юрист по жизни, он знает, как прокурорствовать.


Столкнутся. Если Алексей приедет)))
Ириша, спасибо!!!
___________________________________

Bisounours, привет)
Продолжение на подходе - дописывается, вылеживается, редактируется. Денек-два еще.
Первое сентября ведь совсем близко, так что творческий процесс немного отошел на второй план.
___________________________________

Ирочка, привет))
Я как всегда начну с оправданий)) Ротовирус-страшная весч. Не пощадил никого из нашей семьи. Но прочитала главу я сразу)) До сих пор вспоминаю фразу в стиле Фаины Раневской. Убила наповал и напомнила о дедушке Уолше почему-то))
Не смогу,наверное, всё-таки объяснить до конца толком свои впечатления. Не понимаю почему у меня от каждой главы мурашки, ком в горле и полная какая-то синхронизация с героями. Понятен каждый и прозрачен, как будто все их жизненные неурядицы и непонимания происходят со мной и близкими мне людьми. И как будто есть во мне что-то от каждого героя. Вроде некоторых и поругать охота и есть за что, а вроде бы мне все в жизни поступаем так же. Кто-то как Вера-прячется в скорлупку, кто-то эмоционирует,как Стас, кто-то как Антонина не может никому ни в чём отказать,даже если это противоречит её интересам, ну а кто-то как Антон просто испытывает непонятное влечение к человеку и желание уберечь,защитить и вовлечь в собственную жизнь малознакомого человека.
Думаю у автора либо большой жизненный опыт,либо хорошая интуиция и широкий круг знакомств. Потому что взять такие реальные персонажи просто из головы не реально(извините за каламбур). Ну по крайней мере я бы даже одного такого выписать не смогла.
Какие то у меня на этот роман отзывы всегда в стиле "то да потому" получаются. Вода водой. А вроде после прочтения столько всего хочется сказать, о стольком подумать.
Спасибо,милая. Жду продолжения. Надеюсь на встречу Алексея с Верой и жутко зудит узнать, что или кто стал причиной раскола жизни героев на "до и после".
_________________

Аля, привет!
Знаем мы, что такое ротовирус. Проходили не один раз. Иммунитет бунтует, не хочет перестраиваться на осенний режим. Держитесь!)
А оправданий не требуется в любом случае. Оставить отзыв, если на то есть желание, никогда не поздно.


А я не вижу никакой воды в твоих откликах. Я несказанно благодарна тебе за то, как ты описываешь свои впечатления и называешь персонажей реальными. Это очень весомый комплимент. Автор растекся лужицей, но потом собрался))) Собственно, такое видение персонажей поддерживает меня во вдохновенном тонусе и заставляет стремиться не обижать героев и не разочаровывать читателей.
Спасибо огромное!


Наверное, всё вместе. И надо это все как-то использовать. Не пропадать же накопленному "добру")))
___________________________________

 » Глава 10

Глава 10

"— Граждане, если вы увидите Бармалея, который собирается делать добрые дела,
схватите его и поставьте в угол! Очень вас об этом прошу",

("Айболит 66").


Алексей

Почему, когда подъезжаешь к дому Тоньки, всегда так хочется курить?
Он сигарет в рот не брал уже целых семь лет, но сегодня вредная привычка опять напомнила о себе именно здесь.
Алексей закрыл машину, постоял, оглядывая уютный обустроенный двор. На детской площадке возилась пестрая и шумная ребятня, а их не менее пестрые и шумные мамашки вели оживленный разговор. Мимо пронеслась стайка пацанов на скейтбордах, пришлось отпрыгнуть, чтобы не сбили с ног.
Подниматься в квартиру он не спешил. Стоял, смотрел вокруг, прислушивался к звукам мирного московского двора и... недовольному урчанию собственного желудка, в который утром бросил только покупной сэндвич со вкусом картона с майонезом и залил "лакомство" половиной литра чая. Организм таким обхождением остался не доволен и, уставший за четыре часа интенсивного физического труда, требовал немедленной плотной дозаправки.
Сестра сейчас и накормит, и поговорит, а потом может и спать уложить. Квартира Антонины - единственный настоящий дом, который он на сегодняшний день знал, а двоюродная сестра - единственная родственница, с которой общался. Была еще племянница Анютка, дочка Антонины. Но девчонка как-то незаметно выросла, выскочила замуж за бравого черногорского хлопца и уехала жить на его родину. Теперь нечастое общение происходило исключительно по скайпу. Она всё звала к себе, но ехать Алексею не хотелось. Не хотелось смотреть, как маленькая племянница становится взрослой дамой и домашней наседкой.
Сестра уже открыла дверь холла и ждала его у квартиры.
- Привет, братец. Ты потише себя веди. Я не одна, у меня гостья, - негромко сказала Тоня, когда он приветственно чмокнул ее в щеку.
- Что за гостья? - с досадой скривился Алексей и застыл у порога.
- Знакомая одна. Там семейная ситуация непростая, ей надо пересидеть где-то денёк-другой, - ответила Антонина, кивнула головой на дверь.
- Предупреждать надо. Я бы не поехал к тебе сегодня.
- Все нормально. Просто так получилось, неожиданно, - Тоня небрежно взмахнула рукой. - Ну, пошли, потихоньку на кухне посидим.
- Почему всё потише да потихоньку-то? - Алексей, все еще не двигаясь с места, просунул палец под трикотажную шапочку и почесал лоб.
- Гостья спит. И пусть спит.
- Да пусть. Я чечетку бить у нее под ухом не собираюсь, - пожал плечами Алексей и двинулся в квартиру мимо сестры, не дожидаясь, пока хозяйка пройдет первая. Быстро сбросил в прихожей кроссовки и пошел мыть руки.
- Есть будешь? - спросила Антонина, заглядывая в ванную.
- Естественно. Я ради твоих кулинарных изысков полста верст ехал, - кивнул Алексей, вытирая руки полотенцем.
- Звучит правдоподобно, но я тебе не верю. От меня ведь к себе в берлогу поедешь?
Вообще-то Алексею не очень нравилась его однокомнатная московская квартира. И не нравилось, когда кто-то о ней вспоминал. Даже Антонина. Но с девушками он предпочитал встречаться именно там. И пока лишь одна из его подруг удостоилась "чести" посетить с кратким визитом его еще более "берложную берлогу" - небольшой загородный дом, в котором он, собственно, и обитал постоянно.
- Поеду, поеду. Сегодня переночую в Москве, - не глядя, небрежно закинул полотенце на штангу, на которой крепилась шторка для ванной.
- Может, снимешь свой... подшлемник? - сестра сдернула полотенце и аккуратно повесила на предназначенный для него крючок. - Ну, хотя бы в квартире могу я тебя изредка видеть без этих малахаев на голове?
- Не можешь. И не сниму, - отрезал Алексей.
- И вот так каждый раз, - театрально вздохнула Тоня. - Тогда я буду звать тебя Лёка.
Алексей, ворча под нос, нехотя стянул с головы шапку и сунул её в задний карман джинсов.
- Просто праздник для моего взора, - промурлыкала Антонина и погладила брата по стриженной под машинку круглой голове.
Алексей сердито дернулся, но сестра, казалось, даже внимания на это не обратила.
На чистой, уютной кухне пахло вкусной едой и еще чем-то травянисто-душистым. Наверное, каким-то из чаев сестрицы, которые она постоянно заваривала. Антонина, большая любительница кофе и всяких сложносочиненных травяных настоев. Кофе она пила много и предпочитала крепкий, а чаями, наверное, нейтрализовала действие кофеина.
Алексей уселся на привычное место. На то самое, на котором обычно сидел и его отец, когда бывал в этом доме. И это единственное, что было между ними общего за последние не сосчитать сколько лет.
Антонина достала из холодильника контейнер с салатом, из духовки - противень с мясным рулетом под румяной корочкой слоеного теста.
- О, мне побольше и того и другого. И можно без хлеба, - абсолютно серьезно заявил Алексей, голодными глазами следя, как сестра отрезает от рулета солидный кусок, кладет его на тарелку и поливает густым ароматным, специально приготовленным соусом.
Ел Алексей всегда быстро, но обстоятельно и со вкусом, и во время еды предпочитал молчать. Поэтому Антонина к брату не приставала. Пока он жевал, заварила свежий кофе. Поставила на стол тарелочку с квадратиками свежей нуги.
- Балуешь ты меня, сестрица, - с удовлетворенным вздохом проговорил Алексей, проглотив последнюю дольку помидора.
- Ты про это что ли? - Антонина кивнула на блюдце с нугой.
- И про это тоже. И вон про ту божественно вкусную штуковину, - он потыкал пальцем в сторону противня с рулетом. - Это ведь ты не себе готовила. А специально для меня, - самодовольно констатировал он.
- Да, я тебя балую, братец. Оттачиваю на тебе моё кулинарное мастерство, а заодно поддерживаю планку, чтобы ты не забывал, к чему стремиться, - она покосилась на него, предвкушая реакцию на свои следующие слова. - Твои мамзели проходят косяками и вряд ли успевают удивить тебя своими индивидуальными, чисто житейскими талантами.
- Да смени уже пластинку, Тонь, - все его самодовольство, как водой смыло. Алексей зыркнул на сестру глазами цвета зимнего неба. - Нашла бы ты себе лучше собственный объект и оттачивала на нем свое мастерство и прочие житейские таланты.
- Нет, дорогой, поздно, наверное. Мой "поисковик" объектов давно уже в состоянии глубокого анабиоза. Не разбудить. Да и желания нет, - отрезала Антонина. - Зато твое постоянное стремление к новому неизменно поражает.
- А вот таков, наверное, мой индивидуальный талант - удивлять, - Алексей рывком вытащил из кармана шапочку и натянул на голову.
Каждый раз во время визитов к сестре, так или иначе, заходил разговор о его джентльменском непостоянстве. Антонина упорно ждет чего-то от него. Чего-то нормального, традиционного, понятного ей. Он прекрасно сознавал это, но помочь ничем не мог. Жил, как считал нужным. Профессию сменил и из Москвы уехал вполне обдуманно и взвешенно, кто бы и что там не говорил. Принимал решения, не задумываясь, что окружающие будут крутить пальцем у виска, закатывать глаза или злобно скалит зубы ему вослед. Не то, чтобы ему нравилось выкидывать фортели, но так уж получалось.
С подругами он расставался легко, не обижая и не обижаясь. Казановой или прозаическим неразборчивым потаскуном Алексей себя не считал. Он разборчив, и еще как. И именно поэтому ни одна его девушка не задержалась рядом с ним больше, чем на...
На тот отрезок времени, который был необходим ему, чтобы понять, что снова пришло время двигаться дальше. Не останавливаясь, не задерживаясь, не таща никого за собой.
- Перефразируя известную сказку, скажу так: "Старые подруги, конечно, штука хорошая, но, к сожалению, их знаешь уже наизусть"*. Скучно, - Алексей пожал плечами, откидываясь на спинку стула и с вызовом воззрился на Антонину, ожидая ответной реплики.
Но сестра промолчала, оставляя последнее слово за ним.

Антонина

Смотреть, как Алешка ест - сплошное эстетическое удовольствие. Братец делал это энергично, быстро, но не как заглот, а по-настоящему красиво, ловко и изящно орудуя ножом и вилкой. Столовые приборы, как хирургические инструменты в его сильных, жилистых руках, покрытых свежими и зажившими шрамами и ссадинками.
Он сосредоточенно отрезает кусочки, кладет в рот, пережевывает, глотает. И все это выглядит так, что хочется для него готовить. Нормальная женщина старалась бы потчевать этого мужчину кулинарными изысками уже ради того, чтобы наблюдать сам процесс поглощения пищи. Но нет рядом с Лешкой ни одной нормальной женщины. Не было никогда. И, кажется мне, что и не будет. Он сам не позволяет им быть нормальными. Им просто не хватает время и объема его внимания, чтобы проявить себя, открыться и зацепить чем-то помимо готовности прыгнуть к нему в койку.
Да, я снова брюзжала, как старуха, снова затянула эту песню о его многочисленных подружках, сменяющихся, как листки в отрывном календаре. А о чем мне говорить? Не о себе же. О погоде? О его или моей работе? Что портной может интересного поведать кузнецу?
Из родственников Алешка общался только со мной и изредка с Аней. Отца, брата, сводной сестры для него будто и не существовало.
Для него я и моя дочь - всё, что осталось от семьи после смерти моих родителей, ставших для них с братом практически родными матерью и отцом.
И все же темы для общения мы всегда находили, и время беседы пробегало быстро, легко и незаметно. Приходя ко мне, Лешка чуточку отогревался, как бомж у батареи. А уходя, натягивал (если соглашался предварительно снять) на свою короткоостриженную голову неизменные шапочки-бейсболки-банданы и снова становился "Лешим". Хорошо хоть улыбаться не разучился и делал это по-прежнему охотно и заразительно.
Лешка не красавец, но очень обаятельный. Благодаря работе у него без всяких тренажерных залов такая фигура, что даст фору любому атлету с пресловутыми кубиками. Благосостояние брата вполне сносное. Он легкий на подъем, заводной, в меру хамоватый. Не треплет языком понапрасну, не пускает пыль в глаза, умеет ловко расставлять приоритеты и очерчивать границы. Девушкам такие по вкусу. Брать подобного мужчину штурмом, теша себя надеждой стать для него единственной, способной вместиться в границы и приоритеты - чем не цель в жизни? Но пока настолько целеустремленная не нашлась.
...Мы сидели на кухне, а время незаметно двигалось к вечеру. Гостья моя совсем притихла, и за те полтора часа, что мы с братом провели за разговорами, не подала ни малейшего признака своего присутствии в моей квартире.
Лешка засобирался.
- Дам тебе рулет с собой, - сказала я, и в ответ раздалось одобрительное хмыканье.
Отрезала половину от оставшегося куска, упаковала в контейнер. Поставила на стол перед ним.
В коридоре раздались робкие, тихие шаги. Даже не шаги, а шажочки. Моя гостья тащила тапочки, которые я ей дала, почти не отрывая ног от пола, ведь для её тридцать шестого я могла предложить только свой сороковой.
Вера, как взъерошенная, бледная тень, показалась в неосвещенном коридоре, направляясь, по всей видимости, в туалет. Заметила сидящего спиной Лешку, смущенно замерла. При этом она стояла, приподняв плечи, как-то перекосившись на одну сторону, и держала левую руку крепко прижатой к телу под грудью.
- Ой, извините, я не знала, что у вас гости, - проговорила тихо. - Здравствуйте.
У Лешки на миг сделалось странное лицо. Он повернулся, опираясь руками о стол, и его брови поползли вверх, исчезнув под трикотажным отворотом шапочки.
- Ой! Это вы?! - неподдельное изумление было и в голосе и на лице Веры.
- А вы-то здесь каким чудом оказались?! - не менее удивленно пробасил братец.
- Вы знакомы?! - невольно вырвалось у меня.
Все три вопроса прозвучали почти одновременно, потом разом смолкли, и мы втроем смотрели друг на друга, переводя недоуменные взгляды от одного к другому.
- Извините... - Вера вдруг неловко развернулась и поплелась обратно в комнату.
- Это твоя гостья?! - прошипел Лешка, тыча большим пальцем себе за плечо.
- Да. Ты ее знаешь?
- Встречались. По работе, - он покосился на меня с подозрением. - Мир просто пугающе тесен, а, сестрица?
- Что ты хочешь этим сказать, братец?
- Эта твоя знакомая, - снова тычок пальцем в темноту коридора за спиной, - откуда ты ее знаешь?
Врать смысла не было.
- Вообще-то она знакомая твоего отца.
- Да, ё-моё, тогда все ясно, откуда ноги произрастают... Считай, что я ничего не спрашивал. Всё, мне пора.
Он встал, сгреб со стола контейнер и повернулся к двери.
- Эй, пояснить ничего не желаете? - окликнула я Лешку. Хотелось схватить его за ухо и встряхнуть. - В чем дело? Откуда и какие ноги произрастают?
- Нечего тут пояснять, - огрызнулся брат. - Я встречался с этой дамочкой по работе. Они с мужем в нашей мастерской заказ делали. А теперь каким-то хреном она у тебя дома... спит. Чего тут объяснять? Всё и так понятней некуда.
- А сарказм твой сейчас к чему? - рассердилась я. - Чего ты вдруг окрысился?
- Дядьку своего расспроси, не меня, - Лешка вздохнул и добавил спокойнее, - и не окрысился я, Тонь. Просто не ожидал увидеть случайную... заказчицу в твоей квартире. А, кстати, чего это её так перекосило?
- Перекосило? И ты заметил? - теперь пришла моя очередь вздохнуть. - Ну, раз ты заметил, значит и правда что-то не в порядке...
Я доверяла наметанному взгляду брата. Мне и самой было не по себе от мысли, что девушке серьезно нездоровится. Ведь я, как человек, у которого Вера сейчас находилась, была в некотором роде ответственна за ее состояние. Следовало как-то прояснить ситуацию, оказать помощь, если требуется. А то мало ли что... Не хватало еще каких-нибудь осложнений. В том числе и криминальных.
- Заметил, - уверенно ответил Алексей. - Так в чем дело-то? Куда ты ввязалась с легкой руки... этого?
- Никуда я не ввязалась, - проворчала я очень неохотно. - Говорю же, она просто знакомая твоего отца. И нечего тут кривиться. Они тоже, представь себе, встречались исключительно по деловым поводам...
- А мне начхать, - успел ввернуть братец, и мне почему-то показалось, что ему совсем не начхать.
- ...Так вот у нее возникли проблемы, и я позволила девушке здесь побыть до разрешения спорной ситуации, - закончила я.
- Что за спорная ситуация? - Лешка стоял, прижимая к себе контейнер с рулетом, как шкатулку с драгоценностями, и сердито хмурился.
- Господи, да с мужем она поругалась, - прошипела я, еще больше понизив голос. - Надо было ей где-то побыть вот и...
- Вот и ты подвернулась, сердобольная. Кошек-собачек уже не подбираешь? Теперь пострадавшие на семейных фронтах знакомые любимого дядюшки у тебя приют находят?
- Знакомая! Одна, - я выставила перед его нахальным носом палец. - И хватит мне допрос учинять. Иди уже себе. Считай вашу встречу еще одним любопытным подтверждением того, что земля ужасно круглая, а мир пугающе тесен. Всё. Иди, - я замахала на него рукой.
Алексей, не обращая внимания на мои выразительные жесты и не слушая слов, грохнул контейнером об стол и решительно направился в комнату.
- Эй, ты куда? Зачем?! - я бросилась за ним.
- Не кипятись, я просто... поздороваюсь по-нормальному. Знакомая все же... - отозвался Лешка, не останавливаясь. - Она там? - он указал пальцем на комнату Ани.
- Там. Но не думаю, что... - торопливо заговорила я.
Но Лешка уже стучал в дверь.

Алексей

В ответ на стук раздалось тихое, настороженное "да".
- Можно? - Алексей приоткрыл дверь и заглянул в комнату.
Гостья примостилась на самом краешке Анькиной кровати. Лежала на боку, согнув ноги в коленях, босые ступни свисали с койки. Бледное, почти белое лицо повернуто в сторону не задернутого шторой окна. Свет падает так, что подчеркивает и углубляет тени под глазами и резче очерчивает складочки у рта.
Алексею понадобилось две секунды, чтобы увидеть все это и понять, что девушка чувствует себя далеко не лучшим образом.
- Хм... - выдохнула она что-то неопределенное в ответ его вежливый вопрос и резко повернулась, спуская ноги с кровати и привставая.
Лицо ее дернулось, губы сжались. Тихо охнув, она схватилась обеими руками за бок и замерла, сидя на кровати, прямая, как палка.
Алексей распахнул дверь и вошел в комнату.
- Прошу прощения, заглянул нормально поздороваться. А то мы там как-то захлебнулись удивлением и разбежались.
Она оттянула рукава и поправила ворот какой-то длинной и бесформенной трикотажной размахайки, но ничего не сказала. Только пристально посмотрела на него и отвела глаза. Во взгляде её он не заметил неловкости или смущения. Лешке показалось, что смотреть она на него не стала от элементарного нежелания его видеть. И холодок непонятной досады прокатился где-то внутри. Захотелось поднести руку к груди, примерно так, как это делала сейчас "знакомая незнакомка", и потереть внезапно занывшее место, разгоняя противное ощущение.
- Ну, так здравствуйте, что ли? - сделал он еще одну попытку.
- Здравствуйте, - спокойно отозвалась она. - Признаться, не ожидала увидеть вас здесь.
- А уж я-то как не ожидал, - поспешно ответил он.
Она вскинула на него изучающий взгляд, уголков губ коснулась тень улыбки.
- Ну, да. Чего только не бывает... - произнесла она.
- Согласен. А ваше имя?.. - Он знал ее имя. Верой ее звали.
- Вера.
- Алексей.
- Я помню, - кивнула гостья и очень осторожно поерзала на кровати, поводя плечами.
Алексей коротко взглянул на дверь, где в коридоре маячила Антонина, в стадии превращения в настороженную наседку. Невольное сравнение едва не вызвало у него нервный смех. Вообще-то, изящная, утонченная сестра совсем не была похожа на квочку, но сейчас ему казалось, что она вот-вот захлопает крыльями, отгоняя его от гостьи. И он знал, как она умела это делать.
- Простите, но... - он замялся, кашлянул, залез пальцем под шапочку, привычным жестом поскреб лоб, и, решив не ходить вокруг да около, спросил напрямую. - Помощь не нужна? Вы себя хорошо чувствуете? Кажется, вам как-то неможится.
- Спасибо. Помощь не требуется, - не колеблясь, твердо ответила Вера.
- Я не из праздного любопытства интересуюсь, - голос Алексея стал решительным и деловым, что заставило гостью взглянуть на него с осторожным интересом. - Кузнецом я не родился. Я по образованию врач. Восемь лет на "скорой". Спрашиваю, потому показалось, что у вас где-то болит. И не слабо так болит. Ну, не прав? Если не прав, сразу отвалю с извинениями за свою бестактность и навязчивость.
Теперь Вера смотрела на него с замешательством и недоверием. Окинула взглядом от макушки до ступней в черных носках, будто ища хоть какие-то остаточные признаки медицинского образования. Потом перевела взгляд на маячившую за спиной Алексея Антонину.
- Вера, братец не врет, - подала голос Тоня. - Гефестом** он стал, после того, как побыл Эскулапом***. И прекрасным, надо сказать, Эскулапом.
- Угу, я божественно хорош во всем, - покивал головой Алексей, желая вытолкать сестрицу в коридор и запереть за ней дверь. - Вера, так нужна помощь?
- И чем вы мне можете... помочь? - тихо спросила она.
- Ну, хотя бы советом.
В Вере словно надломился какой-то стержень. Она сникла, обреченно вздохнула. Сидела, явно раздумывая, время от времени бросая короткие, полные сомнения взгляды то на Алексея, то на Антонину.
Он ждал, не понимая, зачем ему это вообще нужно.
"Раскланяйся, развернись и иди уже себе по своим делам", - разумно посоветовал он сам себе. И остался стоять на месте, терпеливо ожидая "дозревания клиента".
- Совет, наверное, пригодится, - проговорила, наконец, Вера.
Алексей одобрительно кивнул, оставаясь предельно серьезным.
- Я...ушиблась, - сказала гостья. - Здесь, - она приложила ладошку к ребрам с левой стороны.
Алексей снова кивнул, сделал шаг ближе к девушке.
- Ушиблись. Понятно. Дышать больно? - спокойно спросил он.
Она помедлила.
- Вроде бы... нет. Не особо больно. Но чувствуется.
- Попробуйте осторожно, не спеша, сделать вдох и медленный выдох, - велел он.
Она послушно вдохнула, поморщилась.
- Чуточку больно на вдохе, - сказала Вера.
- Чуточку? - Она кивнула. - Есть синяки, отечность? - Снова кивок. - Давно ушиблись?
- Эм-м... Вчера...
- У врача не были, я так понимаю, - констатировал он.
В ответ Вера поджала губы и коротко тряхнула головой.
- Разрешите я посмотрю?
Она вздрогнула и сразу стала похожа на взъерошенную глазастую колючку. Впечатление усиливала растрепавшаяся каштановая копна волос.
- Да не обмирайте вы, - невозмутимо отозвался Алексей. - Я же не раздеваться вас прошу. Просто приподнимите край кофты. Я буду сама деликатность. Обещаю смотреть исключительно на область ушиба.
Он наблюдал за застывшим лицом Веры и твердил про себя: " Это я ушибленный. Куда лезу? Зачем?!" И не решался повернуться, посмотреть на Антонину. Только ощущал ее присутствие за спиной и слышал тихое дыхание.
- Верочка, позволите мне встрять? - неожиданно раздался голос сестры.
Вера посмотрела на Тоню.
- Конечно, почему бы нет, - ответила она. - Кажется, меня уже мало, что может удивить.
- Я просто хочу сказать, что раз уж так всё получается, то, пожалуйста, не отказывайтесь от помощи, - сказала Антонина, заходя в комнату. - Всякое в жизни бывает. А Лешка... Он только выглядит, как басурманин, а на самом деле... - она замолчала, улыбнулась, поглядев на брата.
- Любопытно, кто же я на самом деле? - поинтересовался Алексей.
- На самом деле он вполне воспитанный. И профи во всем, чем надумает заниматься.
Характеристика прозвучала несколько двусмысленно. Алексей не сдержал улыбки, и внезапно поймал взгляд Веры.
Совсем как тот, каким она смотрела, когда увидела его с Людмилой несколько дней назад у мастерской. Вера смотрела с любопытством, изучающе. Он открыто встретил ее взгляд, удержал, невольно погружаясь в карамельную теплоту и глубину внимательных искренних глаз. Эти глаза точно не умели врать и что-то скрывать, и Алексей уже понял, как ярко в них могут отражаться эмоции.
- " Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости",**** - процитировал он. И добавил, приложив руку к груди, - клянусь.
- А я на правах старшей сестры этого дяденьки, - продолжила Антонина, - ручаюсь за него. - Она кивнула на Алексея, - вот чего-чего, а принципа "не навреди" он придерживается по жизни железно.
Если бы сестра плеснула ему в глаза кипятком, он бы не так был шокирован и задет, услышав ее слова на тему "не навреди". И Тоня всё поняла, и посмотрела на него, просяще, искренне сожалея. Этот только им понятный немой диалог выглядел, как просто обмен взглядами, но Алексей в это время сражался с настоящей панической атакой, не разрешая буре эмоций прорваться наружу.

Уши забил визг шин и жуткий скрежет, протяжный стон, перешедший в крик, а потом в хрип. Болью затопило изнутри и обернуло в кокон снаружи. В него будто болюсом***** ввели чистейший мрак. Тьма расцвела кровавыми маками и... потом все погасло.
"Не навреди. Не навреди. Не навреди", - грохотало, затухая, как далекое эхо, где-то в недрах меркнущего сознания.

...Алексей невольно тряхнул головой, прогоняя наваждение. Хватит ему и нескончаемых многосерийных снов с этими картинками, со временем превратившимися в жуткие, ирреальные комиксы.
Пока он замер, оглушенный прошлым, Антонина что-то говорила. О том, что, волноваться не о чем и лучше всё выяснить поскорее.
- Я бы сказал, что волноваться как раз есть о чем, - резко прервал сестру Алексей. - Возможен не только ушиб, а перелом ребер. И повреждение внутренних органов. Легкого, плевры.
Получилось чересчур резко, и зло, и даже беспощадно. Этак хирургически, типа "резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов"******.
Он тут же поймал теперь уже укоризненный взгляд сестры, а в лицо Веры вообще предпочел не смотреть, устремляя взгляд словно сквозь неё.
- Так позволите взглянуть? Или давайте отвезу вас в травмпункт? - чуть мягче спросил он.
- Взгляните, - сдалась Вера.
Стала неторопливо расстегивать свой выглядящий безразмерным трикотажный "шушун". Под ним оказалась футболка или кофточка, цвет которой он определил, как сиреневый. Но, кажется, этот цвет назывался еще как-то.
Вера придерживала левую руку под грудью, правой тихонечко начала приподнимать кофточку. Было заметно, что в такой позе ей нелегко выпрямиться и вообще удержаться.
- Может, просто приляжете? - предложил Алексей бесстрастно. - Так куда удобней будет и мне и, главное, вам.
Вера покорно склонила голову, прячась за длинными волосами, и осторожно прилегла. Отвела полу серой хламиды, медленно приподняла низ сиреневой футболки, обнажая левый бок.
Алексей подошел ближе, склонился. Вера заметно напряглась, замерла, даже затаила дыхание.
- Я прикасаться не буду, не бойтесь. Это совсем ни к чему, - негромко сказал Алексей.
Он смотрел на впечатляющую гематому и заметную припухлость, а видел нежную кожу живота и аккуратную ямку пупка. Мгновенно определил, что в травмпункт ехать точно придется, но не торопился отстраняться, делая вид, что продолжает изучать ушиб.
Тихо, воровато вдохнул незнакомый аромат чистого теплого тела и тут же быстро выпрямился и отступил, чувствуя легкое головокружение.
- Сколько, говорите, времени прошло, как вы ушиблись? - спросил он, усилием воли возвращаясь в режим "доктора".
- Около суток. Чуть меньше, - ответила Вера, поспешно опуская футболку и запахивая кофту.
- Холод прикладывали к месту ушиба?
- Н...нет, - она смутилась.
- Ладно, - он кивнул, пребывая мыслями уже в другом измерении. - Давайте, собирайтесь, поедем в травмпункт, - не сказал, а скомандовал, ибо иного варианта просто не было.
- Спасибо, но... нет, - решительно отрезала Вера.
Алексей с удивлением и почти возмущением уставился на нее.
- Нет? А возможный перелом ребер ничуть не пугает? А осложнения всякие? Ушиб легкого, например. Травма ваша выглядит достойной пристального внимания, и при таких повреждениях на глаз ничего не определить. Рентген обязателен и неизбежен. Точка. Собирайтесь, - он развернулся и направился из комнаты.
- Я не поеду в травмпункт, - тихое, но решительное заявление догнало его в дверях.
- Позвольте поинтересоваться, почему? - обернулся он к Вере.
- Потому. И объяснять не обязана. За помощь спасибо. Ваше мнение выслушала, рекомендации к сведению приняла. Считайте, от госпитализации отказалась. Мне где-то расписаться? - огрызнулась Вера.
"Не иначе, она еще и головой крепко приложилась, идиотка", - разочарованно подумал Алексей, задумчиво глядя на "пострадавшую", потом вытащил из кармана телефон и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Антонина стояла в коридоре, прислонившись плечом к стене, и не двинулась с места, когда он прошагал мимо нее, будто и не заметив. А Алексею просто не хотелось смотреть на сестру, от которой волнами исходила боль вины. Но она ведь не нарочно, а невольно напомнила ему о том, ради чего он согласился бы на лоботомию, только бы забыть всё напрочь.
Он остановился у окна в гостиной, долго просматривал контакты в телефоне, пока не нашел нужный. Не в силах больше выдержать молчаливое присутствие сестры за спиной, обернулся.
- Леш, ты не удивляйся, что девушка отказалась в травмпункт ехать, - очень тихо сказала Тоня, подходя к нему ближе. - Там, наверное, всё совсем не просто.
- Где - там? - переспросил он.
- В её ситуации, - Антонина вздохнула и, приблизив к его уху губы, прошептала. - Я, конечно, не знаю ничего наверняка, но у неё не только этот ушиб. Ещё руки в синяках. На шее... следы. Боится она лишних вопросов, понимаешь? И просто боится.
Алексей стиснул челюсти, поиграл желваками. Ничего не ответил, а нажал кнопку вызова на телефоне.
- Приемное? День добрый? Это с ... - он назвал номер подстанции "скорой", на которой когда-то работал. - А не подскажите, кто сегодня в травме дежурит? Ага, понятно. А на рентгене кто? Всё, большое спасибо.
Вздохнул, снова пролистал контакты, нажал вызов.
- Маруся Марковна?! Ты ли это?! - бодро проговорил в телефон, расплываясь с улыбке. - Он самый. Неужели узнала? Все нормально, более чем. А сама? Во даешь! Ну, да, конечно, не просто так звоню, а по делу. Слушай, чего хотел спросить. А ты все еще трудишься в пятьдесят четвертой? А сегодня ты, случайно, не на работе? Эх, жалко... Мне бы надо выходы на рентген. Срочно, неотложно, сегодня и сейчас. Ага, прямо вот так. Хорошо, подожду. Спасибо.
Алексей взглянул на Антонину.
- Сейчас мне перезвонят, - пояснил он. - Попробуем устроить барышне рентген в приватной обстановке, без лишних глаз и вопросов.
Антонина кивнула, расслабилась, из светло-синих глаз ушло напряжение. Она тихонько, прикоснулась к руке брата и вышла из комнаты, а Алексей присел на диван. Откинулся на спинку, прикрыл глаза и слушал, как на кухне что-то загремело, полилась вода, захлопали дверцы шкафчиков. По аккомпанемент мирных, житейских звуков прозвучал рингтон его телефона.
- Маруся Марковна, ты чудо, - искренне сказал он, выслушав подробную инструкцию от старой знакомой. - Всё понял, уже едем. Спасибо! За мной должок. Нет, ничего не забуду.
Когда он снова постучал в дверь комнаты, Верин голос прозвучал уже не тихо и настороженно, а сердито и нетерпеливо.
- Вера, я так просто не отвяжусь, не надейтесь. Уж причинять добро, так до победного конца, - заявил он, заглядывая за дверь. - Вы все-таки собирайтесь. Есть вариант сделать рентген не в травмпункте, а в другом месте. Быстро, без очереди, надежно. И без лишних вопросов. Если всё нормально, я просто привезу вас обратно с рекомендациями. Если какие-то проблемы - решим всё и в лучшем виде. И поймите, пожалуйста, я вас не пугаю, но снимок сделать необходимо. Честное слово.
Она все еще с сомнением смотрела на него, но в глазах все ярче загоралась решимость.
- Хорошо, я сейчас соберусь, - отозвалась Вера.
" Умница девочка", - с каким-то невиданным облегчением подумал Алексей и сразу ушел к Антонине на кухню.
- Повезешь в больницу? - спросила сестра.
- Да. Уже договорились.
- А как же твоё свидание?
- Успеется, - отмахнулся он.
Через пятнадцать минут он разместил Веру на переднем сиденье своего джипа, устроив кресло так, чтобы она не сидела, согнувшись, а полулежала с максимальным комфортом. Пристегнул ремнем, не давая делать своей невольно пациентке лишних движений.
- Спасибо вам, - произнесла она с чувством.
- Боже мой, за что же? - округлил он глаза.
- Просто примите благодарность, как я принимаю вашу помощь, - отчеканила Вера.
- Ладно, договорились. Всё принимается, - он захлопнул дверцу.
Обошел машину, занял водительское место. Как только заработал мотор джипа, в салоне грохнула оглушительная музыка. Вера вздрогнула от неожиданности.
- Ой, прошу прощения, - Алексей поспешил убрать громкость внушающей священный трепет мощной стереосистемы. - Я почти никогда не выключаю звук. Забыл, еще раз извините, что напугал.
- Не напугали. Просто немного неожиданно, -отозвалась Вера вполне спокойно. - Это ведь VAST? Люблю их. Верните звук, пожалуйста, только не так громко.

Видео

Алексей покосился на нее, не веря своим ушам.
- Знаете VAST? - переспросил он.
- Знаю, - она посмотрела на него, откровенно потешаясь его удивлению. - Это диск? А что у вас еще есть?
Алексей открыл бардачок и выгреб на колени Веры все компакты, что возил с собой.
- Ого, здорово, - проговорила она, разглядывая обложки дисков. - А можно после этой композиции поставить вот их.
Она повернула к нему диск c альбомом Iced Earth "Something wicked this way comes".
- О, Господи, - Алексей покачал головой. - Я уже думал, что ничему не способен удивляться. Но барышни разве слушают такое?
- А почему нет? - прищурилась Вера.
- А в самом деле - почему нет, - пробормотал он, осторожно трогая машину с места.
_____
* Реплика Короля из х/ф "Золушка". В оригинале звучит так: "Старые друзья, конечно, штука хорошая, но, к сожалению, их знаешь уже наизусть".
**Гефест - в греческой мифологии бог огня, покровитель кузнечного ремесла и самый искусный кузнец.
*** Эскулап - древнегреческий бог врачебного искусства.
**** Фраза из клятвы, которую давал сам Гиппократ.
***** Болюсом - все содержимое шприца одним толчком.
****** Фраза из к/ф "Покровские ворота"
___________________________________