Гора Последнего грома (фантастика, драма, мистика, 18+)

Это, скорее, образное употребление слова. Вот поэтому я так осторожно спросила у Элли про ее слово: а вдруг здесь тоже не в буквальном смысле?


Вот-вот, но не блеют. Все-таки это прерогатива баранов (четырехногих и даже двуногих ).
_________________

Какая жуткая глава получилась))
Хуан стал вендиго, а Карлос не смог сопротивляться и тьма затащила его в недра горы или мы его тоже встретим в другом воплощении? Кстати, так им и надо, лисенка убили, потом олениху беременную, а людей, по всей видимости, без счета.
Повеселил "подлый енот", который "скотина скотиной")))
_________________

Ага. Место, прямо сказать, очень на любителя... приключений на пятую точку.

Наташа, про двуногих баранов - понравилось


Не-не-не.
Если бы он им стал... все пошло бы иначе. Хуан побыл марионеткой инопланетного гостя и (не)благополучно ушел в мир иной.
Историю самого вендиго мы услышим далее ;) И его самого увидим, правда, мельком.


Карлос и не хотел сопротивляться ;) Карлос по сути дела ушел на сторону зла еще до того, как гость его зацапал в свои шаловливые невидимые рученьки ) И он, само собой, также (не)благополучно скончался.


Кровожадная часть меня склонна согласиться с этим )))) Компашка прожженных подонков, как говорится - такие своей смертью все равно не умрут.


)))) Вот кстати, опять по вопросу тяжелых выражений. Тут у меня в связи с типом героя прям напрашивались гораздо более тяжкие выражения. Решила не переходить грань приличий и обойтись другим пластом лексики.

Спасибо за мнения всем

Глава в процессе, правлю, бью себя по голове, но щадяще )) И чтобы не скучать... три ссылки, все рабочие.


_________________

Элли, нет первой картинки. А я уже ногти грызу, строя догадки, что ты там припасла. Швейная машинка и наш герой? Да ни в какие ворота! А последняя вещь - граната? Или я совсем далека от жизни?
_________________

Хм, картинка с птичкой это Беркут?
ш.машинка SINGER - "строчили из автоматов" и противопехотная мина, мм ... мы с Томасом отправимся воевать))
___________________________________

Тизеры в картинках здорово подогревают интерес, хоть моя фантазия порой впадает в ступор. И у меня первая картинка не открывается ни в одном спойлере.
_________________

Это Golden eagle - золотой орел переводится?
___________________________________

Гм... правда не пойму, почему у некоторых не открываются ссылки :( А грузить лишние картинки на ЯФ не хочу. Света-Кьяра, если что, выручишь, ладно?


Это беркут (Aquila chrysaetos, "золотой орел"). Считалочка, признавайся, сама угадала али гугол помог? ))))
Кстати, недавно читала об одном фильме про девочку-беркутчи из Казахстана. Вообще их приручают только мужчины, но там особый случай был ))




Молчу как партизан до главы
И... не лепите флуд на догадки по спойлерам ;)

_________________

Понятно, вот что сбило с толку:

а потом сцена с вендиго у хижины с убитыми, вот и связалось в голове.


Зато получилось весьма самобытно))

Да, вот уж загадка)) у меня ни на телефоне, ни на компьютере не открывается, а если цитирую тебя, то ссылка работает

_________________

Мистика, под стать роману
___________________________________

Всем привет!
Элли, большое спасибо за продолжение!
Вот она, мистика, начинается. Очень любопытная легенда - не слышала раньше, как и такого названия племени индейцев, тем интереснее.
А вот правда, откуда у нас на земле столько зла? Может, эта черная энергия прилетела так вот извне и теперь захватывает все больше людей в свое подчинение... Оттого и войн все больше, убийств, террора. Даа... А уж если человек открыт к такому, как Риверте, который только разжигал в себе ярость, завладеть им совсем просто.
И сюда, в эти места поведет Томас на охоту? Но здесь же почти не осталось зверей? А вот тьма, верно, еще жива.

Тизер разгадать сложно. Вроде и совсем разные картинки. Беркут - может, спецподразделение? Противопехотная мина - воспоминания о подорвавшихся друзьях, зингер - кому-то что-то специально шили? А ведь в детстве ребусы разгадывать любила...


___________________________________

Элли, так на картинке не Орлан))) а самый популярный из орлиных (символ- Беркут) ВВС Беркут, МВД Беркут
да и на слуху опять же последнее время,
и кажется была информация, что этих птиц специально обучают для перехвата дронов.
___________________________________

 » Глава 3. Томас

«Война — это ад, но это даже не половина ее значения,
поскольку война — это еще и тайна, и ужас, и приключение,
и мужество, и открытие, и святость, и жалость,
и отчаяние, и стремление, и жизнь.
Война омерзительна; война весела.
Война захватывающа; война — кропотливая работа.
Война делает вас мужчиной; война делает вас мертвым».
Тим О’Брайен

Дорогу в горы я почти не заметил. Старался не смотреть в зеркало на пассажирку сзади, но получалось плохо — так и тянуло ещё раз пройтись по сладким округлостям хотя бы мысленно, если не физически. И только на подъездной дорожке, тормозя, взял себя в руки.
Слишком резко я бросил «Паксил», голова ныла: под тяжёлой костью точно бегали крохотные насекомые.
Чёртов осколок. Чёртовы врачи. «Мистер Гэллоуэй, вы должны понимать, что ранение было проникающим, и выжили вы чудом. Просто старайтесь жить спокойно, без стрессов, и всё наладится…»
Без стрессов, вашу роту… попробуйте сами без них, а я на вас полюбуюсь. Заскрежетав зубами, я стукнул левым кулаком по рулю и проделал пару дыхательных упражнений.
Гэллоуэй, не расклеивайся, у тебя дела с этим бруклинским недомерком. Вот и делай их.
Воздух в лощине особенный, и каждый раз, когда я туда возвращаюсь, не могу надышаться. И тишина. Слышно, как листья падают с ближайших вязов и курлычет какая-то заплутавшая птаха, и ветер шелестит травой, уже повядшей, слегка пожелтевшей, но всё ещё упорно цепляющейся за последние тёплые деньки.
Многого мне на войне не хватало, но больше всего — тишины.
— А красиво тут у вас, — заметил Кравчек, выйдя из машины. Дверцей он хлопнул сильно, я стиснул зубы и про себя досчитал до трёх.
— Милый, как чудесно, — малышка тоже вытащила сладкие булочки в джерси и всё остальное и стояла теперь у обочины, потягиваясь, как котёнок. Руки запрокинула за голову, выгнулась, платье натянулось так, что мои пульс и давление подпрыгнули в несколько раз.
Кажется, оба никуда не спешили и любовались видом. А носильщиков тут нет. Ну что ж, сервис должен быть на достойном уровне.
Отвернувшись, я пошёл к багажнику и открыл его, пикнув мини-пультом. Череп на браслете зубасто ухмыльнулся мне, я усмехнулся в ответ. «Помни о смерти». Всегда помню, брат.
— Домик ваш налево, за моим домом. Пройдёте по дорожке, там будет отдельный нужник, а за ним ещё тропка. Десять шагов — и вы там, — бросил им на ходу, беря два чемодана и отправляясь в только что обозначенном направлении.
— Извините, — робко спросила малышка, от изумления округлив великолепные глаза, — извините, что такое «нужник»? Это… туалет? Наш?
— Мой. Старый. В вашем домике все удобства, туалет и ванная, пользуйтесь.
Заворачивая за угол, я спиной чуял их взгляды. И мысли читал. Ей-ей, читал, как телепатом родился. «Горец дикий. Не мог себе в конуру поставить удобства».
К псу под хвост. Обоих. Потерпеть пару дней, они свалят, и снова наступит покой.
Перетаскав весь багаж, я слегка расслабился и повторно вдохнул и выдохнул — медленно, через рот, как учил Хан. Выходя из гостевого домика, столкнулся с Кравчеком. Он снял очки и казался теперь полным ботаником и маменькиным сыночком.
Мы оба вошли внутрь.
— Сколько времени уйдёт на подготовку похода?
— Всё уже готово. Если вы в состоянии выйти на тропу прямо сейчас — отлично. Если хотите отдохнуть часок, пообедать, освоиться — тоже нормально. Главное — не выбиться из графика, к пяти пополудни мы уже должны прийти в первый пункт маршрута.
— О, лучше небольшой отдых. — Он улыбнулся, показав безупречные зубы — работу дорогого дантиста. Наверняка тоже еврея из Бруклина, эти ребята доверяют только друг другу. — Да и моя девочка тревожится, не привыкла быть одна долго.
— Вон телевизор. — Я пожал плечами, ткнул пальцем в угол. — Есть спутниковая тарелка, двести сорок шесть каналов ловятся на «ура». Книги, журналы в ассортименте. Если у неё с собой ноут, то жизнь вообще —мёд. Сеть иногда пропадает, но в основном жить можно.
Клиент уже обследовал полки с книгами, щурясь, как истинный ботаник. А может, и не совсем — я увидел, что запястья у него мощные, да и плечи под пиджаком вроде бы не из ваты были. Парень явно посещал фитнес-зал и, возможно, качался — не всерьёз, так, поддержать себя в форме и не дать пузику расползтись.
— А продукты?
— Кухня за той дверью. — Мой палец описал дугу. — Холодильник забит под завязку, встроенная техника в прекрасном состоянии. Кстати, к обоим домам подключен аварийный электрический генератор. Газ в баллонах, только что поменял. Отопление в норме, ночью похолодает, но отрегулировать легко вручную, с панели управления на кухне.
— Потрясающе. — Судя по голосу, Кравчек действительно был восхищён. — Похоже, вы всё предусмотрели, Томас.
— Практически. Так, я ушёл к себе. Делайте что хотите, но в половине третьего жду вас у крыльца с уложенным рюкзаком и заряженным ружьём. Не забудьте надеть приличные носки — у новичков вечно натирает ноги после первой трети маршрута.
— Да, мамочка. — Кравчек шутливо приложил руку ко лбу, якобы отдавая честь. Я невольно дёрнул уголком рта. Хоть и долбоклюй-толкач из Бруклина, но не конченный придурок. И то хорошо.
Сейда вплыла в гнёздышко, уютно мной свитое для посторонних, я вышел и захлопнул за собой дверь. За ней послышались урчание и смешок, с*кин сын явно дорвался до сладкого.
Два дня. Потерпим.

В назначенное время я стоял напротив дома для гостей с рюкзаком, ружьем, кобурой и ножнами на положенных местах. Переоделся в охотничий костюм и старые «штурмовые» ботинки. Мои любимые, я их заказывал у обувщика Захарии Лэсмейна, который обслуживал элитный отряд быстрого реагирования «Нитро». Было это незадолго до моего нежданного ухода на пенсию, и тот заказ стал одним из последних для старины Зака — спустя месяц он скончался от аневризмы аорты, мир его праху. Остальные мастера, сколько их ни просил, сколько ни рисовал эскизов, так и не смогли сделать то, что я хотел. Ботинки поэтому я берёг.
Странно всё в этом мире. Помню, у бабки была швейная машинка «Зингер», та, что с колёсиком сбоку, крутить вручную. После её смерти я машинку отдал жене бакалейщика Лейкерса. И она мне при каждом визите в магазин докладывала, как же здорово этот столетний механизм шьёт — всем бы современным автоматам так. Раньше делали вещь на века. Теперь — до первого испытания.
Раньше люди были крепче дубов и упрямее бизонов. Сейчас — как солома сухая. Ненадёжные.
В поле зрения появился Кравчек. Я встряхнулся, отгоняя праздные мысли — за них мне не платят.
— Очки не забыли?
— Линзы. — Он растянул губы в ухмылке. — Всё нормально. Носки я тоже хорошие надел. Не волнуйтесь, Томас.
Я просто кивнул и двинулся вперёд. Волей-неволей он пристроился сзади.
Тропа начиналась левее основной дороги и шла вначале слегка вниз, а потом круто забирала в гору. Я для разминки взял среднюю скорость. Проверить, потянет ли городской.
Потянул. Пыхтения я не слышал, когда обернулся, Кравчек поймал мой взгляд и показал «ОК».
Когда я иду, мысли всё равно лезут в голову. Вот я и позволил себе подумать, как буду потом.
Милли в последний раз говорила, когда мы отдыхали: «Кем будешь в старости греться, Том?» Вроде бы в шутку, но глаза у неё были тёмные, грустные. Я молча её погладил по волосам, потом опрокинул вновь на подушки, поцеловал грудь и занялся делом. Так и ушёл от ответа. И мы оба это знали — знали, что вряд ли я смогу что-то ответить, чтобы не ранить её.
Она хотела мужа. Хотела ещё детишек. Любви, в конце концов. И по закону. Только я не годился на эту роль, совсем. Каждый раз, когда я на её пацанов смотрел, видел тех сопляков с автоматами и «поясами смертников», встречавших нас в раскалённых горах и на пустошах. Смуглых, черноглазых, оборванных подростков, которые в нас стреляли. А мы…
Да, это был мой долг. Долг солдата, гражданина, мужчины. Как угодно. Ради этого я и пошёл в морскую пехоту, ради этого рвал жилы на тренировочной базе Кэмп-Леджен и в боях с ублюдками, забывшими о долге, чести и совести.
Беда в том, что, как выяснилось, можно отдать долг Родине и тут же влезть в другой.
Может, я и не какой-нибудь умник-«плющ». Но знаю, что ребёнок, пусть с автоматом и горящими злобой глазами, всё равно — ребенок. Не он выбирает, куда целиться — за него делают выбор взрослые умные подонки. И за то, что я и мои товарищи там делали, нам не будет прощения ни здесь, ни после смерти. Никогда, нигде. Священник из церкви святого Франциска, к которому я наведался как-то по старой памяти, убеждал, что я неправ. Что Бог милосерден.
Но священника там не было. Не было в той мясорубке. Наш капеллан Андерс в молитвах даже не поминал Христа.

До первого пункта маршрута — небольшой полянки и высокой ели, цеплявшейся лапами за скалу — мы дошли без трёх минут пять, по графику.
Кравчек поймал мою отмашку, скинул с плеч рюкзак, аккуратно уложил рядышком ружьё и подошёл к краю.
— Вот это вид, — выдохнул он, не поворачиваясь. — Вот это я понимаю.
Горный воздух его одурманил, видно было ещё там, в пути. Вид блаженный, глаза как у пятилетки в лавочке со сластями.
Я молча положил свой груз, ушёл к другому краю полянки и сел на поваленный ствол. Вдруг остро захотелось закурить — а ведь в рот не брал курева уже лет семь. Достал жвачку, закинул за щёку, разжевал и выдул пузырь. Щёлкнул. Снова выдул. Щёлкнул.
— Ну потрясающе же!
Он повернулся и махнул рукой:
— Эй, где вы там? Вон орёл полетел! Идите посмотрите!
— Знаю его. – Я даже не пошевелился, просто повернул голову в нужную сторону. Да — тёмный силуэт в небе.
У клиента глаза полезли на лоб:
— Э… кого? Орла?
— Ага. Это беркут. В прошлом году лично лазил в гнездо после того, как они с супругой поставили птенца на крыло. Местные орнитологи очень просили взять образцы помёта и перьев и установить сверху миниатюрную камеру для постоянного наблюдения.
— А зачем? — Видно было, что он действительно заинтересовался. Даже раскраснелся весь. Глаза заблестели. Никогда б не подумал, что такой чувствительный.
— Мало осталось, — коротко пояснил я. — На фоне других видов беркуты вроде стабильны, но… На счету каждая птица. Браконьеры не спят, могут тоже добраться до гнезда, украсть яйцо или птенца-подростка. Или убить отца и мать.
— Природа жестока, — философски заметил клиент.
— Когда как. Вы отдохнули? Можем идти дальше? Ещё полтора часа такого хода, плюс-минус десять минут, и мы у Проглотки.
— А это ещё что? – Он зафыркал. Улыбка его не сильно красила, но и уродливее не делала.
— Название? А, это просто местная байка. О том, что когда-то у охотничьей хибары был хозяин, который пошёл против совести и предков. А кончилось всё…
— Плохо, верно?
— Ага. Ну так что?
— Идём. — Кравчек похлопал себя по карманам. — Чёрт, жвачку забыл. А нет, вот она. Любимый сорт. Не хотите попробовать, Томас?
— Спасибо, есть своя.
Он покачал головой:
— Хэй, Томас. Не будьте таким букой. Жизнь слишком коротка, чтобы не попробовать в ней всё.
— Реклама вашей фирмы? Читал. Отлично написано. Но воздержусь.
Он заржал.
— Чёрт, а. Так и знал, что всплывёт моя работа. Не нравится?
Я встал и выплюнул жвачку.
— Идёмте. — Скучным, ровным голосом, чтобы эта мразь ничего не заподозрила. — Моё дело — вас развлечь. А о чужой работе мне говорить недосуг.
Кравчек молча смотрел, как я снова впрягаюсь в лямки рюкзака и вешаю на плечо ружьё. Потом пошёл к своим вещам.
Двигаясь по тропинке, я чувствовал на себе его взгляд. Сверлящий. Тяжёлый.
Он что-то унюхал во мне. Лишь бы не всё.
А если и всё… Поглядим. Поглядим.

Проглотка стояла у большого дуба — ему лет двести было, наверное. Если не больше. Молния когда-то расколола его поверху, снесла часть ствола, и дуб зарастил это место уродливым чёрным наплывом.
Нравился он мне, этот покорёженный, упрямый старик. Когда-то на ветви индейцы вязали особым образом нанизанные бусы, вышитые бисером кожаные ленты — просили у духов защиты перед посвящением в воины или походом. Часть ещё висела: яркие свидетельства давно ушедших надежд, не истлевшие памятки прошлого.
Интересно, почему они здесь не жили? Дед что-то говорил о нехорошем месте. О тайне и смерти там, в пещерах. Какие-то страшные байки, так давно это было, что я уже и не помнил подробностей. Жизнь, которую я вёл в последние годы, оказалась куда страшнее вымысла.
По мне, место отличное, есть где руку приложить.
Кравчек опять стал восхищаться, что-то болтать. Я поморщился: хотелось стоять и слушать ветер, он скользил в верхушках деревьев, прятался, снова выскакивал на волю и пролетал мимо…
— Томас?
— Да, — нехотя откликнулся. Взял себя в руки, открыл дверь хибары, посторонился, пропуская клиента: — Проходите. Лампу зажжёте?
— Конечно.
Он прошёл внутрь, стал разгружаться. Чиркнул спичками — я по звуку понял, что провозится, несмотря на похвальбу, долго — и чертыхнулся.
— Заночуем здесь, на рассвете выйдем охотиться, — сказал я, всё ещё стоя на пороге.
Смеркалось. Месяца пока не было, но я его чуял — вот-вот покажется узкий серп, и звёзды зажгутся, вначале робко, потом смелее и ярче.
Ночь всегда была моим временем. Ночью я дышал полной грудью. Жил так, как не мог днём. Этого не объяснить никому, да я и не пытался.

Поужинали мы быстро: я приготовил лапшу с мясными консервами, сварил крепкий черный кофе. В запасах отыскался мёд диких пчел — собирал его прошлым летом. Вкусный, слегка горьковатый и с едва уловимым привкусом ржавчины, а почему так — я не знал. Разве что пчёлы брали сладенькое с металлических цветов.
Я поймал себя на том, что улыбаюсь.
— Вы в хорошем настроении, — подмигнул глазастый Кравчек. Под влиянием минуты он показался мне не таким засранцем. И выражение лица у него было мирное. Надо же, что хорошая еда делает с людьми.
— В неплохом, — согласился я.
— Так, может, расскажете о бывшем хозяине Проглотки? Что там с ним приключилось? У меня друг есть на Уолл-стрит, пятицентовика не одолжи, дай послушать занятную историю.
Он встал и налил себе ещё кофе, положил сразу три ложечки сахара, размешал и на кусок хлеба вывалил порцию мёда, которой хватило бы мишке на завтрак.
— Я сладкоежка, — смущённо сказал клиент, поймав мою усмешку. — Ну, Томас, давайте.
— Звали его Сейюн, он был сиу, — начал я размеренно. Так же, как рассказывал Джордан, а ему — его отец Райделл. — Храбрый, но бедный воин. С девушками ему не везло никогда. Одна невеста умерла от лихорадки, другую порвала рысь. И Сейюн решил остаться холостяком. А потом и вовсе ушёл от племени сюда, в горы.
Его тотемом был Орёл. И Сейюн чтил тотем, как завещали предки. Он никогда не трогал птиц, что жили по соседству. Посвящал тотему часть охотничьей добычи. Словом, жил хорошо.
— Но тут что-то произошло, — в тон мне продолжил Кравчек и почесал щёку, а потом провёл пальцем по носу и подмигнул. И мне показалось...
Но он опустил глаза, завозился, подбирая коркой капнувший на тарелку мёд, и ощущение неправильности ушло.
— Да, кое-что случилось. Сейюн однажды неудачно поохотился. Дело было зимой, когда пищи здесь мало и достать её нелегко. Он думал протянуть на летних запасах, но когда раскрыл свои короба, увидел, что часть сожрали мелкие хищники. Вторая охота также не принесла плодов, и третья. Сейюн понял, что может умереть от голода. В одиночестве. И вспомнил, что возле гнезда орла есть кости с остатками мяса. Он полез туда и забрал их — орёл кружил и кричал на него, запрещая воровство, но Сейюн боялся и всё-таки сделал это. Он оскорбил свой тотем и тем призвал тёмную силу.
Кравчека история увлекла — он сидел тихо и забыл даже доесть свою порцию.
— Ночью, когда он лежал, сытый и довольный, — я понизил голос, — тьма сгустилась в центре хижины и заговорила с ним тысячью голосов. И Сейюн сошёл с ума. Он выбежал голым наружу и понёсся по камням, по берегу реки, потом прыгнул в воду, и она утащила его к порогам.
Я замолчал.
— Что с ним стало? — Голос у клиента был неуверенный. Кравчек пальцами ковырял корку, крошки неопрятно сыпались мимо стола. Куда подевался самодовольный городской пижон?
— Его тело вынесло на берег там, где жили люди его племени. Так говорят одни. Другие говорят, после смерти он стал вендиго и ушел в дебри леса. Искать жертв.
Кравчек дёрнул плечом. Он снова улыбался. Только в глазах притаилась тень, и складка губ стала жестче.
— Забавная сказка.
— Может быть. А может, и не совсем сказка. Кому как. —Я встал и кивнул: — Щётка вон там, в углу. Выметите мусор.
Он вскинулся:
— Эй, я же не убор…
— Это не ваш офис, — прервал его я. — И я тем более не уборщица. Это горы. Здесь правила простые: намусорил — убери за собой. И всё.
Он поджал губы, но кивнул.
— Я сейчас выйду, прикину, какая погода нас завтра ждёт. А вы устраивайтесь. Спокойной ночи.
— Спокойной.
Выходя, я услышал, как старательно он шуршит щёткой по полу.
Звезды светили, ветер легко касался моей щеки. Мышцы слегка ныли, давило в мочевом пузыре; я по-звериному остро ощутил, как хочу сбежать отсюда, бросить этого болтливого никчемушника, бросить вообще всё, спрятаться глубоко в пещерах, что выше на горе, и залечь в спячку. Проспать лет сто, может, все двести или триста.
А нельзя.
Жаль.

Позже, когда мы улеглись, в темноте раздался его голос:
— Томас?
Пауза. Главное — ровно дышать и ждать.
— Я таких, как вы, знаю. — Снова услышал ту живую нотку злости в крахмале благовоспитанного «плюща». — Ура-патриоты. Суровые ребята, кость от кости Америки. Вечно считаете себя правыми и вечно плюетесь в нашу сторону. А всё потому, что вы недоучки, ничего не видящие дальше собственных носов. Недоучки и пешки, идёте за любым сладкоречивым вожаком, словно слепые бараны — за козлом. Куда вам лезть в большую игру политиков.
Я не произносил ни слова. Пусть пижон выговорится. Всегда полезно вывести противника из равновесия — в таком состоянии люди ошибаются и выдают себя с головой.
Кравчек, невидимый в темноте, шипел с противоположного конца хибары:
— Можно подумать, вы никогда не слышали о том, как ЦРУ распространяло героин в Багдаде. Считаете, наше правительство чистое и непорочное, как ангелица с крылышками? Считаете, оно не поддерживало нужных людей, не слало им денег, оружия? А разрешение выращивать коноплю, например — это тоже поддержка. Если вам и приказывали жечь и перепахивать маковые поля, так только потому, что кто-то из их владельцев не договорился с Госдепом! И его решили примерно наказать, чтобы другим неповадно было. Эх, Томас, вот что значит плохо учить историю в школе. Неужели и Вьетнам, и Корея, и Югославия, и Греция, и всё остальное тоже прошло мимо ваших ушей, а? Нефть, наркотики, оружие и принцип «разделяй и властвуй» — вот на чём стоит вся наша внешняя политика уже много десятков лет! А скоро это же будет и с внутренней политикой, поверьте моему слову. Народу нужны дешёвые развлечения — правительству так гораздо легче им управлять. У моей фирмы заказов на полтора года вперёд, чтобы вы знали.
Он перевёл дух и заворочался.
— Я действую в рамках закона. Зарубите это на носу. Я законопослушный гражданин и плачу налогов больше, чем вы когда-либо будете стоить. Вот так.
Я улыбнулся — такой же невидимка. Вслушался в его бурное дыхание. Бруклинский «плющ» в кои-то веки разволновался. Раскочегарился на полную катушку.
Отлично.
— Лучше поспите. - Я старательно убрал из голоса все эмоции. — Завтра рано вставать, не выспитесь — я не ручаюсь за исход. Медведи шутить не любят.
— Кому и знать, как не вам, — мгновенно откликнулся он. — Кому и знать.
Его интонации заставили волоски на моих руках подняться дыбом.
— Это вы про что? — спросил я.
Молчание.
— Спать хочется, последую вашему совету, — донеслось из темноты. — Спокойной ночи.
Сетка кровати скрипнула — он повернулся и смолк.
Ружья — моё и его, не заряженные — остались в угловой подставке-стойке. Кобуру с заряженным и поставленным на предохранитель кольтом я снял, но положил с отстёгнутым клапаном под правый бок, у стенки. А нож снимать не стал.
Долго крутились в голове его полные яда слова. Кравчек мне очень не нравился, но в его речи были моменты, похожие на правду. И это бесило. Никому не хочется признавать свои ошибки. Был ли мой уход в Корпус ошибкой?..
Спалось мне д*рьмово. Пришли двое убитых братьев Линдси, Джек и Роуэн, и вместе с ними я брел по пыльной тропинке в горах. Не наших — афганских. Они меня обогнали, я крикнул: «Стойте!», но парни болтали, смеялись, топали вперед. А потом прогремел взрыв. Противопехотная мина.
И на тропе осталась дыра. В форме расколотого сердца.
А я обошел её и побежал к воде — очень пить хотелось. Где-то там она была. Вода.
Чистая. Свежая. Вкусная.
Источник.

_________________

Всем привет!
Элли, спасибо за продолжение!
Почему-то на протяжении главы Кравчек, если абстрагироваться от его бизнеса, не вызывал сильной антипатии: он не кичился своим положением, был довольно покладист и вовремя соображал, где он и с кем имеет дело. Еще понравилось, что он умеет чувствовать красоту окружающего мира. Ну и то, что пытался поддерживать разговор, что явно раздражало замкнутого Томаса, правда. А в его монологе в хибаре так много правды. Жаль только, что он именно тот, кто поддерживает сильных мира сего в их жажде наживы... за счет жизней других.
Но разве уход Томаса в Корпус и война на чужой земле (в том числе с детьми) не может стоять на той же ступени? Чьи идеалы он защищал там? В чем там заключался его долг Родине? Чем угрожали те дети им, живущим через тысячи километров, за океаном? А может, не им все-таки?! И уход на войну это по большей мере побег от собственных проблем?
___________________________________

Спасибо за главу!
Соглашусь со Светой, что Кравчек не так уж и плох показался, хотя и является винтиком той же системы, которую сам и осуждает. А вот долг родине отдаёт налогами)) Как раз фильм пересмотрела, поэтому скажу словами героя Беренджера, что тот кто сидит за столом и отдаёт приказы, точно так же убивает людей, как и тот кто нажимает на курок.
И бизнесмен наш не совсем прост, как кажется, про своего проводника информации накопал.
Хижина и история вендиго, рассказанная в ней жутковаты вышли, думала, что вот-вот, сейчас, и сценарий повторится, только с Кравчеком вместо Карлоса)
Думаю, многие из них верят в этот "долг", не исключая, конечно, возможности заработать, поиграть в войну и т.д. А вот те, для кого эти дети и эти солдаты не больше пыли под ногами, страшные люди. Но, если бы та и эта сторона, дети, солдаты, налогоплательщики, каждый из нас, в конце концов, воспротивились бы планам этих единиц, может быть и что-то изменилось. Утопия, конечно.

Да уж, любопытная информация, особенно про патрулирование маковых полей морпехами, наверное, удивляться не стоит.
_________________