натаниэлла:
01.11.16 10:41
» Глава 9


ГЛАВА 9, в которой я вижу сейды в первый раз
Андрей усадил меня в джип и завел мотор. Машина была не новая, но очень чистая и исправная. Над лобовым стеклом болталась сплетенная из ниток подвеска, похожая на стилизованный глаз, что-то вроде «ловца снов», но более плотная и пестрая.
Я пристроила свою ветровку и сумку на заднем сиденье и потянулась к ремню, чтобы пристегнуться.
– О, дисциплинированный человек, – отметил с улыбкой Никольский, – у нас мало кто пристегивается без особого напоминания.
– И зря. Только не считай это недоверием к водителю с моей стороны.
– Напротив, я рад. Но тут ехать две минуты.
Аптека размещалась на первом этаже высокого по местным меркам четырехэтажного здания. На стеклах ее огромных окон были нарисованы полустершиеся кресты и чаша Гигеи со змеей. Рисунок был выполнен красной краской, как делали когда-то в СССР, а не зеленой, как рекомендовано делать сейчас, дабы различать аптеку и организацию Красного Креста, и этот анахронизм сразу бросился мне в глаза. Андрей зашел со мной и, пока я покупала товары «Сарафармы», задумчиво разглядывал витрины.
После аптеки мы, как и планировали, посетили почту. Точнее, посетила ее я, Андрей остался на сей раз ждать в машине.
Обслуживала меня Марина, которая изумилась, увидев, что именно я собралась посылать в Москву.
– Не знала, что это такая редкость, – промолвила она, упаковывая баночки в пористую пленку, чтобы те не катались по коробке.
– Да вот, решила такой своеобразный сувенир отправить, – я развела руками как бы извиняясь. – Открытки и магнитики это так банально.
– Наверное, – согласилась Марина и добавила: – А что, российское ноу-хау, ничем не хуже иностранного, да и открыток с магнитиками у нас в городе нет.
– Скажите, а продукция «Сарафармы» действительно так хороша, как о ней все отзываются? – закинула я пробный камень.
– У нас многие этим пользуются, – подтвердила Миронова, – средства проверенные, хотя и продаются без рецепта.
– Вы ведь и маме своей покупали, – я сделала вид, что напрягаю память, – «Суперквит» с рыбьим жиром, верно?
– Да, – Марина вздохнула. – Мама таблетки терпеть не могла, но на «Суперквит» я ее все-таки уговорила.
Что и требовалось доказать. Я расплатилась за бандероль и поинтересовалась, как быстро она дойдет до адресата.
– Сегодня среда… значит, не раньше понедельника.
– Так долго? – я ужаснулась. – Это же отправление первого класса!
– Так быстро, – поправила меня Марина, – а то и задержаться может. Ей, чтобы добраться до Петрозаводска, дня три нужно.
Я вернулась в машину к Никольскому.
– Все в порядке? – спросил он, видя мое озадаченное лицо.
– Да, но почту у нас в стране на телегах возят, – я тряхнула головой и взглянула на часы, ярко горевшие на приборной доске. – Итак, почти два. Если мы еще обедать пойдем, то не опоздаем ли к сейдам?
– А куда они денутся? – Андрей удивленно вскинул брови.
– Ну как же… – я вспомнила слова Макса о том, что во второй половине дня к мегалитам лучше не ходить. Интересно, с этим связаны какие-нибудь местные поверья или он все выдумал на ходу? – Поздно будет, темно…
– Не настолько же!
– А женщинам туда можно?
– Я не понял, ты передумала?
– Нет, – убедившись, что Максим и впрямь темнил, я подавила вздох, – просто уточняю...
Андрей покачал головой и вылез из джипа.
– Тогда пойдем в кафе, тут недалеко.
Кафе, в которое он меня привел, располагалось в переулке сразу за центральной площадью. Названия у него не имелось (если не считать таковым пластиковые буквы К, А, Ф и Е, помещенные над козырьком), и я приготовилась к худшему, однако внутри было довольно мило. Светлый зал со столиками, покрытыми чистыми скатертями, радовал глаз, на стенах тут и там висели вставленные в рамочки детские рисунки на жизнерадостные сюжеты. Играла тихая и ни к чему не обязывающая инструментальная музыка.
Несмотря на обеденный час, посетителей было немного; кроме нас одна семейная пара с детьми заказывала мороженное да еще двое мужчин, сидящих в разных концах зала, низко склонились над своими тарелками. С некоторым удивлением я опознала в одном из них старичка с тростью, нашего с Максом соседа по гостиничной пристройке. Надо же, подумала я, опять мы с ним совпали. Койвуяги оказался весьма тесным «затерянным мирком».
Однако это помогло мне принять как должное, что Никольский и хозяйку «Кафе» тоже знал преотлично.
– Привет, Люська! – сказал он, приближаясь к импозантной продавщице за стойкой.
– Андрюшка! – та просияла. – Та не один, а в приятной компании! Наслышана, канешна, вернулся-таки обратно.
– Только на время.
Люська была барышней габаритной, ростом почти под два метра, с большими пухлыми руками, румяными щечками и поразительно гармоничными чертами лица. Ее светлые волосы, благодаря перманенту, вились мелким барашком, и, подозреваю, ей стоило немалого труда уложить их под миниатюрную накрахмаленную наколку в форме полумесяца а-ля советский общепит. Платье ее тоже сильно напоминало униформу официанток из «Праги»: темно-синее, в белый горошек, украшенное фартуком с оборками.
– Чё раньше-та не заглянул? Мне бабка Никифоровна от тебя привет передала, да, – говорок Люськи журчал, как весенний ручеек, а сама она не переставала улыбаться, причем с большим любопытством косилась в мою сторону. – Но так, канешна, и шивьем хотица на тебя посмотреть. Ишь, какой стал, всем нашим на завись. Как Машка-та ваша, шенихается подись?
– В десятый класс перешла.
– Красотка небося, в мамку пошла.
– Не без этого. – Никольский оглянулся и, чуть приобняв меня за плечи, вывел вперед. – Вот, знакомьтесь: журналистка из Москвы Валерия, она про наш город репортаж делает. А это моя старинная приятельница Людмила, полноправная хозяйка данного заведения.
– Здрасьте! – кивнула мне Люська. – А мы и про шурналистов в курсах. Вчерась на москвича ходили с Нюркой смотреть, а сегодня и москвичка пошшаловала, – тут она задорно нам подмигнула: – Ты, Андрюша, тоше время не теряешь!
Андрей кашлянул.
– Мы, собственно, к тебе обедать пришли. Покормишь?
– Канешна, располагайтесь! Я в бизнесе не первый год, ща все организую по высокай планочке, – Людмила извлекла из-под прилавка меню, закатанное в ламинат, и протянула мне. Я заказала, не раздумывая, салат по-гречески и мясо по-петровски.
– Правильна, по-петровски это карельское блюдо, – одобрила мой выбор хозяйка заведения. – А тебе, Андрюш, как всегда?
– Нет, мне тоже, что и Валерии, плюс тарелку твоих бесподобных щей.
– Поняла. Десять минут и принесу!
Мы вымыли руки и устроились за боковым столиком возле окна, откуда открывался вид на заросший сад. Солнце светило сквозь листву и падало причудливыми узорами на белоснежную скатерть.
– Тоже одноклассница? – поинтересовалась я, имея в виду теплые отношения между Никольским и этой Люськой.
– Жаль она тебя не слышала, – Андрей тихо рассмеялся. – Нет, Лера, это старшая сестра моего лучшего друга.
– А друг где сейчас?
– Утонул сразу после выпускного.
– О, прости! – я сбавила обороты.
– Ничего, это был глупый несчастный случай, – Андрей не собирался прятать взгляд, хотя воспоминания были для него явно не самыми радужными. – Мы с ним вместе собирались поступать в Питерскую академию, но – не судьба.
– Ты сам выбрал себе будущую профессию или родители повлияли?
– Скорей, они пытались мне помешать. Отец так вообще выступал категорически против. Он никогда не разделял дедовских идей, но я с детства знал, что буду жить только здесь. Тебе, наверное, дико это слышать. Сидишь и думаешь: дыра дырой.
– Нет, я понимаю, – возразила я, – правда, понимаю. Это прекрасно, когда человек знает, чего хочет и чувствует себя на своем месте.
– А ты чувствуешь себя на своем месте?
Людмила принесла нам заказанные порции, и у меня появилось возможность взять небольшую паузу. Я наклонилась над горшочком с мясом и вдохнула аромат грибов и сметанного соуса.
– Кажется, это бесподобно.
– А тош! Андрюшка не забыл ища, куда следует гостей водить! – И Люська, довольно улыбаясь, оставила нас в покое.
Никольский взял ложку, кусок черного хлеба и принялся за щи, а я, поковырявшись для вида немного в салате, наконец ответила ему:
– Знаешь, Андрей, я твое предвзятое отношение тоже хорошо понимаю. Я и сама не люблю журналистов.
Никольский усмехнулся с толикой удивления:
– Интересное признание.
– Нет, серьезно. В нашей среде полно странных людей. – Я припомнила оголтелую толпу на показе мод, состоящую из представителей доблестной прессы, сметающую в мгновение ока канапэ и бокалы с шампанским. Вспомнила скандалы, которые устраивали репортеры, если не досталось второго-третьего «подарочного набора» от спонсоров с пробниками духов или футболки с логотипом компании. – Да, все эти люди, выкрикивающие бесцеремонные вопросы, ведущие себя нагло — они есть, я не спорю. Кто-то путает факты, кто-то намеренно их передергивает, кто-то гоняется за жареным. Журналисты они такие… журналисты. Но среди них есть и честные, ответственные люди. Грамотные. Не преступающие границ частной жизни. Публикующие взвешенные аналитические суждения. Они не так бросаются в глаза, но я стараюсь равняться именно на них.
– Похвально, – одобрил Андрей.
Пока я говорила, он практически не сводил с меня глаз. Мне было не слишком уютно от такого неприкрытого внимания, но оно же и льстило, обещая большее.
– Я в свое время тоже пошла учиться в вышку вопреки воле родителей, – продолжила я, – и после института была немного разочарована. Понимаешь, мне хотелось совсем не того, что предлагали. Журналистика — она же разная, а мне до настоящей независимости ой как далеко.
– А бывает ли она, независимость, в твоей профессии?
– Не знаю. В журнале, где я раньше работала, шло много заказных статей. Фирма, модельер, любой заказчик мог прийти в редакцию и нанять человека, чтобы тот осветил его показ, похвалил его стиль, порекомендовал покупать выпускаемую им марку одежды. И большинство с этим мирилось. Какая уж тут независимость, если на кону стоит зарплата?
– И как же твоя принципиальность?
– Она страдала и еще как! И ладно, если вещи действительно стоили того, чтобы их рекламировать. Но несколько раз случалось так, что я отказывалась выполнять заказ. В итоге, едва начались массовые сокращения из-за кризиса, я оказалась первым кандидатом на вылет. – Я грустно усмехнулась и прибавила: – Макс Чудинов буквально спас меня, предложив работу. Переход к нему в «Истину», хоть и заставил ступить на неизведанную территорию, но, надеюсь, наделил меня чуть большей свободой. Макс производит впечатление мягкого и умного руководителя. Я верю, что он не заставит делать ничего, идущего в разрез с моими принципами.
– Ты надеешься, что он и в самом деле ждет от тебя независимого расследования?
– Если бы он не хотел расследования, то не настаивал бы на командировках, а ограничился очередным компиляторством. Это еще и дешевле. – Я улыбнулась Андрею, смотревшему на меня по-прежнему так, словно запоминал каждое слово. – Может быть эта поездка станет для меня поворотной точкой, первым шагом к чему-то большему. На самом деле мне немножко боязно ввязываться в авантюру с «Сарафармой», все равно как прыгнуть с парашютом. Но когда-то я всерьез об этом мечтала. Вдруг это тот самый подарок судьбы?
– Почему ты так уверена, что фармакомпания занимается дурными делами? – спросил Андрей. – Они делают лекарственные препараты, лечат людей. Что именно навело тебя на мысль? Ведь случай с Ингой просто явился для тебя поводом, у тебя уже сидела в голове эта идея – присмотреться к «Сарафарме».
– Но ты же понимаешь, что речь о бизнесе, а не о призвании. Ради прибыли владельцы часто идут на нарушение закона. Ты видел сам, на сайте «Сарафармы» сказано, что они занимаются среди прочего научными изысканиями. Это требует колоссальных вложений, которые надо отбить. И здесь таится опасность, что вместо нового лекарства получится пшик. И ладно, если таблетка окажется неэффективной, гораздо хуже, если побочные эффекты перевесят пользу. Скажем, скоротечное развитие инсульта, диабета, инфаркта…
– Но БАД не лекарство.
– Да, однако я только что читала в интернете, какие мрачные данные по биодобавкам существуют в США. В статье говорилось, что официально на сегодняшний день зарегистрировано уже около трех тысяч случаев побочных действий, вызванных БАДами, а так же более сотни смертей. Повторяю: официально! А как на самом деле, никто не знает, статистика лишь вершина айсберга. В России же и она толком не ведется. К тому же условия продажи и приема БАДа таковы, что связать какой-либо инцидент с ним очень сложно.
– Но тем не менее ты собираешься доказать, что «Суперквит» приносит вред и владельцы это знают. Намеренно пошли на подлог результатов клинических испытаний. Или в процессе доработки ставят эксперимент на ограниченном контингенте испытуемых без их ведома.
– Да, это будет очень сложно, но лиха беда начало, – я пожала плечами. – Я очень рассчитываю на проверку состава «Суперквита». Например, несколько лет назад в Москве был крупный скандал, когда эксперты установили, что в обычные таблетки для похудения производители добавляли наркотики. Они, конечно, купировали аппетит, но подсаживали пациента на прием таблеток не хуже героина. Со всеми вытекающими побочными эффектами. В случае с БАДами нельзя говорить о самолечении и ошибках самих пациентов, речь о целой индустрии и заведомо ложной рекламе, на которой крупнейшие фармакомпании делают безумные деньги. Я думаю, нам надо прежде всего разыскать и расспросить тех людей, которым стало плохо на твоих глазах. Если они принимали «Суперквит», стоит задуматься о том, чтобы копать под «Сарафарму» глубже.
– Даже если они его принимали, как установить зависимость между приемом биодобавки и сердечным приступом?
– Для этого нужна всесторонняя экспертиза.
– Твоя подруга надежный в этом отношении человек?
– Алла тоже журналистка, но ее муж настоящий химик-криминалист. То, что нам как раз и надо.
– Он работает в органах?
– Нет, в некоммерческом партнерстве «Судебных экспертов», он ведущий специалист в лаборатории химического анализа и у него просто колоссальный опыт.
– Невероятное везение, – пробормотал Андрей.
Я улыбнулась:
– Нет, просто совпадение. Но, знаешь, я мечтала о том, что однажды попрошу Петю о помощи. Знаю, он не откажет.
– Давно ты с ними знакома?
– С Аллой, как и с Максом, мы вместе учились, а Петя...Алка встретила его на первом курсе, а после того, как окончила вуз, вышла за него замуж. Я Петю, получается, тоже очень давно знаю. Какое-то время мы даже втроем всюду ходили: в театр, в кино, на выставки. Но потом я решила, что не стоит им мешать...
– И как ты жила в своей Москве? – спросил Андрей. – Чем увлекалась?
– Да, в принципе, скучно жила, – ответила я. – Дом-метро-работа. Выходные и отпуск у родителей или у бабушки в деревне. Там огород, все время помощь требуется.
– Но мечтала ты совсем о другом, верно?
– Знаешь, очень люблю путешествовать, – призналась я, – но до сих пор увидеть мир мне толком и не удалось. А так хочется! Один раз, правда, выбралась с подругой в Турцию, Стамбул посмотрела, но это и все. Даже по России не ездила, дорого очень. А у тебя, Андрей, есть мечта?
Никольский скупо усмехнулся:
– Я мечтаю, чтобы жизнь у всех наладилась и никто своего будущего не боялся. И чтобы оно вообще было, это будущее.
– Серьезная мечта, – я невольно улыбнулась. – Получается, ты такой же идеалист, как и я.
– Получается, так, – он тоже улыбнулся, уже более свободно и светло, и, пользуясь возникшей паузой, задал очередной вопрос: – Ты с родителями живешь?
Я про себя отметила, что вызываю у Никольского не просто дежурный интерес. Это было хорошо, потому что в глубине души я опасалась, что он станет смотреть на меня сквозь призму стереотипов о тотальной испорченности столичных жителей. Однако Андрей, судя по всему, был не из тех, кто довольствуется общепринятыми суждениями, обо всем он предпочитал составлять собственное мнение. И все же наш разговор больше походил пока на игру в одни ворота: он спрашивает, я отвечаю. Мне пора было брать инициативу в собственные руки.
– Я сейчас снимаю очень скромную однушку на самой окраине, – ответила я, – а раньше даже в коммуналке успела пожить. Моему папе неожиданно по наследству комната досталась, но ужиться с теткой Светой, жутко склочной соседкой, я так и не смогла. Едва я сама стала зарабатывать, то поспешила подобрать себе квартиру по средствам. Но ты, Андрей, лучше о себе расскажи. Что-то мне подсказывает, что твоя жизнь гораздо интереснее складывалась, чем моя.
– С чего ты взяла? – глаза Никольского иронично сверкнули. – Уж я-то точно скучный человек.
– Нет, ты полон каких-то секретов, – не приняла я отказ, намереваясь вызнать про него хоть что-то. – Например, как ты помог Инге? Хорошо, диагноз ты еще мог ей поставить, хотя и ветеринар. Но дальше-то ты действовал совершенно нестандартно. Я видела, не спорь! И это не было похоже на поиски пульса.
– Ладно, ты меня поймала! – Никольский улыбался мне уже в открытую. – Придется признаться. Мой отец в свое время плотно интересовался китайской медициной и техникой Цигун. Слышала о такой?
Я кивнула.
– Этой технике много тысяч лет, но она и поныне с успехом практикуется в восточной терапии и профилактике. Китайцы считают, что весь мир вокруг нас заполнен энергией Ци. Она течет в человеке, в животных, в растениях, в воздухе и в земле.
– Но Цигун — это гимнастика. Разве нет?
– Это все, что угодно: гимнастика, философия, терапия и даже боевое искусство.
– И отец сумел тебя всем этим увлечь?
– А я не имел ничего против. Это и правда интересно, Лера. И, как видишь, знание, где расположены энергетические каналы и точки входа и выхода энергии, иногда оказываются полезными.
– Судя по всему, ты много сумел добиться в этой области.
– Мне в каком-то роде повезло. В армии я продолжал совершенствоваться в практической части, – сказал Андрей, – но этому можно учиться всю жизнь, однако так и не достигнуть своих пределов. Мой последний учитель — вот он действительно показывал чудеса.
– Ты тоже произвел на меня впечатление. Я не сталкивалась ни с чем подобным. Зря ты все-таки не стал человеческим врачом, у тебя настоящий талант спасать чужие жизни. И ты очень добрый.
Кажется, мне удалось его смутить. Андрей уткнулся в свой горшочек, бесцельно водя вилкой по кругу.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – выдал он вдруг.
– Но я бы хотела, если позволишь. Например, можно поинтересоваться, где ты служил? Мне кажется...
– Нет, – оборвал Никольский. – Пусть лучше между нами все так и остается. Вот что, Лера, я обещаю больше не задавать вопросов о твоем прошлом, а ты не спрашивай ни о чем меня. Договорились?
Он взглянул на меня выжидающе и немного виновато. Мне стало обидно, но я решила, что армия для него, скорей всего, была не только суровой школой жизни. Там наверняка скрывались вещи, которые, как он выразился, были не слишком приятной «темой для светской беседы». Возможно, Никольскому приходилось бывать в горячих точках, терять товарищей или убивать врагов, и он не желает об этом вспоминать. В любом случае, я не имела никакого права это ворошить.
– Договорились, – тихо проговорила я. А что мне оставалось?
– Спасибо, Лера, – он опустил голову. – Я рад, что ты понимаешь.
Теперь настала моя очередь уткнуться носом в горшочек с мясом – только по иной причине. Нет-нет, все это было правильно. Но подобное решение породило во мне бесконечно щемящую грусть.
Некоторое время мы обедали в тишине, а потом я завела разговор о предстоящей поездке на «сейдову тропу».
– Скажи, наряду с сейдами, там встречаются другие формы мегалитов? Менгиры, скажем, или какие-нибудь таулы?
– Там всякое есть, – ответил Андрей. – Тропа начинается с двух одиночных сейдов. Первый весьма примечателен: почти идеально круглой формы шар метра полтора в диаметре покоится на массивном прямоугольном основании. Второй сейд находится в полукилометре от первого и больше похож на дольмен: два валуна снизу и одна широкая плита сверху. Конструкция кажется неустойчивой, возникает впечатление, что все вот-вот рухнет прямо на головы, но на самом деле сдвинуть камни с места невозможно. А вот дальше, если пройти еще километра полтора по сопке вверх, будет интересно.
– То самое капище Юмалы?
– Там целый комплекс странных сооружений. Есть и сейды, и дольмены, и то, что специалисты называют кромлехом: несколько вертикально поставленных камней вокруг приподнятой над землей платформы. В этой платформе есть углубления, куда до с их пор люди кладут подношения.
– Что-то вроде каменных чаш?
– Да.
– Фотографировать можно?
– Ради бога. Говорят, на фотокадрах часто проявляется то, что не видно обычному глазу: сгустки всякие, световые конусы. Но сам я никогда не пробовал, потому все с чужих слов.
– Как думаешь, тропа действительно пришла в упадок и представляет собой опасную полосу препятствий?
– А вот скоро и увидим, – пообещал Никольский.
Мы закончили обедать, расплатились по счету и вышли на улицу. Спустя пять минут наш темно-зеленый джип уже катил по дороге прочь от Койвуяги…
– Сколько сейдов в окрестностях города? – спросила я.
– Много, около двухсот, никто точно не считал, да и не все они выходят на «тропу», – охотно взялся разъяснять Андрей, видимо радуясь, что мы нашли тему, не затрагивающую личный аспект, – большинство затеряны в самой гуще леса или стоят на болоте. Сегодня мы с тобой сможем осмотреть только три точки притяжения: те одиночные сейды, о которых я упоминал, и комплекс на вершине сопки. Если же с спуститься с сопки по другую сторону и пройти по бурелому еще километра два-три, можно встретить новые памятники старины. Но поскольку туда не ведет ни одной нормальной дороги, редкий энтузиаст рискует до них добраться.
– Почему сейды почти никто не изучает? Я имею в виду, из нормальных, солидных ученых, а не охотников за легкой сенсацией и эзотериков.
– А как их изучать — рентгеновскими аппаратами просвечивать? Да и что это даст? И потом, опасная тема, – Никольский усмехнулся, – в советские времена сейдам приписывали ледниковое происхождение не по глупости, а из нежелания ворошить прошлое, которое не вписывается в узкие академические рамки. Но тот, кто видел хоть один дольмен или менгир, сразу понимает разницу между искусственным и естественным. А когда на скромном пятачке скапливается несколько феноменальных сооружений, абсолютно все сходятся на мысли, что это не без оснований. Но дальше-то что? Вести речь о магии, с помощью которой эти камни ставили друг на друга? Технология их возведения непонятна и опровергает все, что мы знаем о пещерный временах.
Мы съехали с асфальтированного шоссе и свернули на ухабистую грунтовку. Андрей вел машину аккуратно и плавно, не гнал, не пытался произвести впечатления. В отличие от Макса, пустившего внедорожник на скорости прыгать по всем ямам, Никольский ямы объезжал. Благодаря какому-то сверхъестественному умению егеря, зубодробительная терка превратилась в гладкую поверхность, а меня даже ни разу не подкинуло к потолку. Андрей держал руль без усилий, красивые и сильные руки поворачивали его легко и изящно, и в итоге мне казалось, что едем мы не по запущенной лесной дороге, а по отличному европейскому автобану. Во всяком случае, я могла разговаривать, не опасаясь прикусить язык.
– А как ты полагаешь, для чего эти камни служили изначально?
Андрей взглянул на меня с мягкой иронией, отчего по моему телу разлилось приятное тепло.
– Откуда же мне знать! Это тайна, Лера, историческая загадка.
– Но я читала, мегалиты в Карелии всегда стоят в геопатогенной зоне и рядом с источником. Могло ли быть так, что связь с Богиней воды, о которой говорил твой дед, была для сейдов заложена при их создании?
– Сомневаюсь, – Никольский качнул головой. – Сейды выглядят как сложные многофункциональные комплексы. Грубо говоря, не только храм, но и больница, школа, метеостанция или военная база.
– Сейды могли быть оружием?
– Лера, я же говорю, они загадка. Мы можем только гадать. Но вот что главное: цивилизация, их установившая, жила в гармонии с природой. Их создатели не уродовали камень обработкой, не рассматривали валун как заготовку для творчества, а искали природные особенности, брали всегда только то, что под рукой. Поэтому нам, современным людям, тяжело их понять. Мы развиваем внешний мир, делаем его комфортным для себя, вмешиваемся в естественные процессы, совершенствуем орудия труда, а древние работали исключительно с внутренним содержанием. И сейды служили пробуждению скрытого потенциала, их суть напрямую обращалась к нашей сути.
Я откинулась на спинку, размышляя о словах Никольского. Но как-то очень быстро и незаметно мои размышления сменились на более прозаическое занятие: я поймала себя на том, что разглядываю своего спутника. Мне нравилось в нем абсолютно все: руки, свободный разворот плеч, осанка. Нравилась его скупость в самовыражении и командирские замашки. Нравилось, как смешно завивались колечки волос на его загорелой шее…
– Хорошо, – проговорила я, прилагая сознательное усилие, чтобы отвлечься от никому не нужных фантазий, – а кроме воды и геопатогенной зоны их что-то еще объединяет?
– Резонанс, – не задумываясь откликнулся Андрей. – Сейды занимают неустойчивое положение, многие вибрируют от ветра на своих подставках, шатаются и поют.
– Поют?
– Ветер проходит сквозь узкие щели и порождает причудливые звуки.
– Мы это сможем услышать?
– Нет, нужно особое состояние атмосферы. Но заметь, северная магия часто использует в своих ритуалах акустику.
– Ритмичные песнопения или удары в бубен?
– Не только. При организации церемоний волхвами учитывались особенности рельефа и роза ветров. У них все было строго по науке.
За разговорами мы миновали Мушозеро, попетляли по лесу и выбрались на федеральную трассу...
...