Четвертый месяц зимы. Книга вторая (фэнтези)

 » Глава семнадцатая

Глава семнадцатая, где Огнезора вводят в сомнение, но Лая не желает отступать.


Косматые охотники не встречали их в этот раз. Никто не выпытывал с любопытством об имперских новостях, до невозможности растягивая каждое слово, никто не провожал по ускользающей из-под ног тропе сквозь зимний зачарованный лес... Огнезор сам прокладывал себе путь, ведя на поводу усталую лошадь. Невыносимо медленно плутал среди охранных амулетов, сбиваясь, и начиная снова, истощаясь до темных пятен в побелевших глазах – и все ж упорно, шаг за шагом, приближаясь к стойбищу. Он знал, что рады ему там не будут, но Ишу был увидеть должен: слишком много вопросов осталось у него к Хранительнице, слишком много неприятных догадок… Да и Лае повидать хотелось родных. Кому, в конце концов, как не единственному спутнику, сообщать ахарам о ее гибели?
Застывший лес по сторонам от дороги подавлял неестественной тишиной. Дикий зверь или птица прочь спешили от Ишиных амулетов, путникам же, до боли сосредоточенным на незримой, сбивающей с тропы, силе было не до лишних разговоров. Копыта всхрапывающих лошадей мягко тонули в снегу, не издавая даже легкого скрипа, – только заледенелые сосны пронзительно звенели на ветру белой от инея хвоей, да сухо скрежетали, цепляясь друг за друга, корявые ветви голых деревьев. И звук этот все сильней сливался в ушах с тяжелым биением пульса, мешался с неслышимым саднящим гулом натянутых здешней Хранительницей нитей. Спасаясь от него, подстегиваемый ним, постепенно ускорял Огнезор шаг – чтоб вырваться вдруг почти бегом из сине-серого лесного сумрака на слепящее белое раздолье.
Поодаль знакомо темнел узкий проход меж двумя скалистыми утесами. А впереди раскинулась бугристая заснеженная пустошь с развороченными древесными стволами и насыпью каменной крошки по краям.
– Какого дьявола здесь произошло? – пораженно выдохнула за спиной мужчины Слава.
Почти забыл он о своих спутницах – и теперь вздрогнул от расколовшего тишину человеческого голоса.
– Их тени до сих пор где-то тут, – прошептал пораженно, ни к кому не обращаясь. – Ты ведь все спрашивала, как во мне Высший Дар открылся? – обернулся к черноглазой, не желая больше смотреть на это место. – Так полюбуйся! Чувствуешь?..
Заскулила, затрясла головой, зажав уши, Мила. Слава нахмурилась, нерешительно топчась на границе леса.
– Нам… не обязательно идти здесь, – наконец, предложила она. – В прошлый раз я вышла на тропу в обход варварской долины…
На миг шевельнулось в Гильдмастере малодушное желание согласиться. Одна мысль о тенях чужой смерти, готовых вновь на него обрушиться, вызвала вдруг приступ тошноты и страха.
«Они куда слабей уже, Эдан, – успокаивающе зашептала Лая – Ты ведь справился тогда в одиночку, а сейчас нас двое...»
– Мне нужно в долину, – больше для себя, чем для спутниц, угрюмо заявил он. – Тебе, Слава, идти дальше не стоит.
– Почему это? – тут же возмутилась девушка, но как-то нехотя, скорей для виду. – Немало смертей на моем счету, я не боюсь дурацких призраков!..
– Не боишься, потому что не бывала на поле недавней битвы, где теней не одна, а дюжины! – разозлился на ее упрямство Огнезор. – Никто из одаренных в здравом уме не захочет без нужды оказаться в таком месте!
– Но ты все равно берешь с собой свою собачонку! – презрительно кивнула Слава на зажмурившуюся, бубнящую что-то под нос, изувеченную лекарку.
– Ахары редко отказывают в помощи больным и раненым, – холодно усмехнулся Гильдмастер. – Ее пропустят, а с ней и меня не сразу вышвырнут…
Лагерь приказал разбить он в лесу, перед развороченным пустырем, на месте последней стоянки Серебряной Амарешевой сотни. Даже в приливе всепрощения, бывшие Лаины соплеменники вряд ли предложат незваным гостям еду и кров. Сильно подозревал Огнезор, что, будь на то воля племени, преграда у спуска в долину навсегда осталась бы для него непроходимой. Но в том-то и беда ахаров, что знающий мог войти к ним без спросу! А мастер слишком далеко зашел, чтобы сейчас отступать!..
Славу остаться у лагерного костра он все-таки вынудил: нечего делать в стойбище виновнице стольких ахарских несчастий! Как ни шипела возмущенно тщеславная злючка, как ни фыркала на «глупых дикарей», но у порога Ишиных владений вновь растерянно вжала в плечи голову, съежилась пугливым ребенком, страшась не столько теней умерших, сколько подавляющей воли здешней хозяйки – гневной и вовсе не довольной вторжением.
– Ну и дьяволы с вами! – прошипела сердито, бросив дорожный мешок прямо в снег. – Если охота, Огнезор, тебе – Гильдмастеру! – перед варварскими царьками унижаться, кто я такая, чтоб мешать!..
– Вот именно, Слава! – ядовито бросил он напоследок и, не слушая больше ее возмущений, зашагал через белую, солнечными бликами слепящую, поляну.
Тропа здесь терялась в сугробах и рытвинах, ноги глубоко утопали в снегу, заставляя раз за разом спотыкаться, – но мужчина все равно почти бежал, так что стонущая, хнычущая что-то Мила поспевала за ним с большим трудом.
«Тени мертвых», впитанные в землю воспоминания о прошедшей здесь год назад битве, настигли путников в центре пустыря: отвратительные, бьющие болью и страхом, рвущие душу безмолвным криком. С воем под их натиском повалилась лекарка в снег, сорвала платок с изуродованного лица, заскребла по коже ногтями, расцарапывая шрамы. Огнезор лишь крепче стиснул зубы, отгораживаясь от сводящей с ума круговерти образов.
– Вставай! – дернул он Милу.
Девчонка не слышала.
Одним быстрым движением подхватил ее мастер на руки, встряхнул без надежды на успех. Бормоча ругательства, потащил к спасительному темному провалу меж утесами.
– Очнись уже! – усадил на заиндевелое бревно, оставшееся с прошлогоднего завала. – Ну? – зачерпнул полную горсть снега, растер по изуродованным ее щекам.
Хрипло дыша, вцепилась Мила в его руку, распахнула, наконец, больные, слезящиеся от снежной белизны глаза. Ее трясло, зубы выбивали непослушную дробь.
– Ттак с-с-страшно! – с трудом выдавила она.
– Госпожа, к которой мы сейчас вторгнемся, сказала бы, что подобные нам это заслужили, – цинично усмехнулся Гильдмастер.
– Подобные нам? – переспросила девчонка растерянно.
– Одаренные, вступившие на путь убийства… – с издевкой сверкнул он глазами. – Впрочем, Иша всему склонна придавать божественное значение! – добавил скептически. – Как по мне, эти тени – лишь природное явление. Смирись с ними, как смирилась бы с дождем или грязью: неприятно, но придется терпеть... А сейчас набрось капюшон – и пошли! Нас, наверняка, уже ждут …
Чужаков, и правда, встречали. Угрюмые караульные переминались у входа в долину. Огнезор миновал их равнодушно, отметив только слабым приветственным кивком. Поддерживая Милу под руку, осторожно ступая по мерзлым булыжникам, начал он неспешный спуск к шатрам.
Косматые стражи молча шли следом. Встречные охотники отрывались от дел, чтоб увязаться за незваными пришельцами; любопытные ахарские женщины выглядывали на улицу, привлеченные мрачным, недовольным гулом; старики бросали неторопливую дневную работу, смешиваясь с соплеменниками... Вскоре уже целая толпа по пятам брела за Гильдмастером и прильнувшей к нему, сгорбившейся от неприязненных шепотков да взглядов лекаркой. А на площадке у Ишиного шатра поджидала их дюжина плечистых бородатых мечников.
– Как ты посмел явиться сюда? – гневно прорычал знакомый голос.
Навстречу Огнезору выступил с клинком наготове Леор.
– Да еще с неизвестной девкой! – презрительно сплюнул он. – Ненадолго же Лаи хватило!.. – зло дернул капюшон Милиного плаща.
И враз отшатнулся, увидев изуродованное лицо.
– Не тебе решать, кого пустить в долину, Предводитель! – послышался из-за его спины грозный Ишин окрик. – Оставь мне наших гостей…
Мгновенно ахары расступились, давая чужакам дорогу, – и мастер шагнул было к Хранительнице, но замер на миг, поравнявшись с Леором.
– Лая мертва, – обронил горьким полушепотом, неожиданно громким в наступившей тишине.
– Врешь! – хриплым воплем вырвалось из толпы. – Скажи, что ты врешь, проклятый!..
Растрепанная, тяжело дышащая, вывалилась вперед Шана. Ее бешеный взгляд встретил он прямо, и лишь молча качнул головой.
– Я не вру…
– Да чтоб вовек тебе с дьяволами плясать! – разразилась женщина страшным воем.
– Уже… – едва слышно шевельнул губами Огнезор, и, оставив Милу на волю толпы, нырнул в шатер Хранительницы, спеша сбежать от наполненных слезами зеленых глаз, так похожих на Лаины.
– Здравствуй, Иша, – неуверенно выдавил приветствие. И дернулся от звонкой пощечины, на диво крепко отвешенной сухой старушечьей рукой.
– САМОУВЕРЕННЫЙ ДУРАК! – выплюнула Иша. – Ладно, ОНА, глупая девчонка, но ты? Как ты мог пойти на ТАКОЕ?.. – захлебнувшись гневом, она замолкла, застыла, яростно вращая белесыми слепыми глазами.
– А тебя, Лая, здороваться не учили? – заговорила спустя миг, щедро разбавляя каждое слово ядом. – Уж не знаю, радоваться ли нашей встрече!..
«Она чувствует меня?» – изумилась Снежинка.
– Еще и как, негодная мерзавка! Еще и как!..
«Ну, тогда здравствуй…» – прошептала Лая растерянно.
Но внимание Иши уже вновь обратилось к Гильдмастеру.
– Не успел ты, значит, к перешейку, кровный… – пробормотала старуха безнадежно; опустилась, горбясь, на устланный мехом пол.
– А ты, похоже, и не ждала другого, – вскользь заметил Огнезор, склоняясь по прошлогодней привычке над коптящим очагом, чтоб смешать из сухих трав чай для бывшей наставницы.
– Никто не запрещал мне надеяться, темный мастер, – ворчливо проговорила Иша. Протянула в ожидании к нему руку. – Ты стал менее расторопным! Мое горло пересохло, а пальцы совсем замерзли!..
– Прошу прощения, госпожа Хранительница! – усмехнулся он, вручая ей огромную глиняную кружку. 
– Слишком много сладкого листа, слишком мало черноцвета, – отхлебнув, буркнула она. – Твой новый статус не пошел на пользу умениям…
«Да, чай ему готовить доводится теперь нечасто!» – едко хмыкнула Лая.
Старуха дернулась и поперхнулась кипятком.
– Вы хоть понимаете, что сотворили с собой, ненормальные? – отдышавшись, вновь дала она волю гневу. – Живому – быть среди живых, мертвому – среди мертвых! Нарушить этот закон – лишь обречь себя на мучения! Какой дьявол надоумил вас пойти на такое?!
– Об этом «дьяволе» я и хотел спросить тебя, Иша! – решил не упускать Огнезор случая. – Старик из Пещерного Храма… Могу поспорить, ты о нем слышала!..
– Мы не лезем в дела Безымянного Жреца, а он не лезет в наши. Таков старинный уговор, – почему-то стушевалась Хранительница. – Сходить с тропы запрещено! Не это разве говорили вам охотники?! Но ты, темный мастер, слишком любишь все делать по-своему!..
– Я не из тех, кто слепо следует чужим указаниям, – холодно перебил мужчина. – Ты всегда это знала, потому не стоит тратить слов понапрасну! Согласиться на любой из запретных ритуалов – бесспорно, безумие! Но без этого Лая не осталась бы со мной, так что, если думаешь, что я сожалею…
– Большинство из плененных душ теряют себя уже в первые годы! Для них это хуже смерти!.. Поэтому тебе стоит сожалеть, наглый мальчишка! Невозможно придумать худшей судьбы даже для заклятого врага – не то, что для любимой!..
«Это не твое дело, Иша! – гневно вмешалась в ее речи Лая. – Это МОЯ судьба, и я не хочу другой!..»
– Вы оба ненормальные... – с горечью повторила она. – Для чего ты пришел в Долину, Огнезор? Не думаю, чтоб похвалиться вашей глупостью…
– Расскажи о Безымянном Жреце, Иша, – присев на шкуры напротив старухи, еще раз попросил он.
– Зачем тебе знать о нем?
– Вспомни, что в прошлый раз говорила мне о судьбе…
– «Сама сущность твоя изломана еще до рождения, и тянет тебя кто-то к себе, как на ниточке», – повторила она прорицание. Вытянула тонкие губы в пугающей, неприятной усмешке. – Неужто, Жрец зовет тебя, Огнезор?..
– Он, Иша, он!.. Но не такой дурак я, чтобы с радостью на этот зов броситься! Много ли знаешь ты о старике из Храма?
– Я видела его всего раз, – призналась она с неохотой. – И давно, давно это было… Почти три сотни лет назад.
– Значит так же стар, хитрый гад, как и ты… – прищурился нехорошо Гильдмастер.
– О нет, он намного старше! Сколько жили здесь ахары – столько о Безымянном Жреце и сказывали. Я была совсем молода, когда встретила его. Ходила по тропе на север вместе с остальным племенем... В те дни все ходили, даже Хранительница, сестра моего прадеда… Жреца мы встретили одним осенним вечером: черноволосый угрюмый мужчина вышел к нашему костру. Я принесла ему чашку с шархой. Он осмотрел меня с ног до головы – и взгляд этот был недобрым. «Сколько тебе лет, одаренная? – спросил жрец. – Ты в той уже поре, когда девушка ищет мужа. Но какой мужчина добровольно возьмет ту, что никогда не даст ему детей?». Я промолчала, ибо он был прав – и это то, что грызло тогда мое глупое сердце. «Пойдем со мной, одаренная, – не унимался он. – Я знаю, как нарушить запрет богов. Я могу дать тебе то, что ты хочешь!»… Но не успела еще я осмыслить этих слов, как Хранительница подскочила к нашему огню. «Ты изменился, безымянный! – выплюнула она с невиданным мною прежде презрением. – В прошлую нашу встречу ты был ниже на голову, светловолос и… вдвое старше. Опять украл чужую жизнь?». «Только взял свое по праву сильного! – искривил губы жрец. – А ты, Райна? Где же все твои ведьминские прелести? Как погляжу, совсем старуха!.. Отвратительно!». С тем и ушел... Никогда на моей памяти не показывался он больше ахарам, но охотникам все равно запрещалось сходить с тропы…
– Что значит «украл чужую жизнь», Иша? – ухватился за странные слова Огнезор.
– Не знаю, – развела руками старуха. – Будто бы видят его всякий раз иным: то старше, то моложе; то высоким, то коротышкой; то с сильным даром, то со слабым совсем… Вроде и другой человек, но чувствуется тем же. Так прежде старики рассказывали… А еще, баяли, из века в век живет он чужими жизнями. Вот только сотни лет уже не покидал он своего Храма…
– И что? – не сразу понял Огнезор.
– А то, что у кого бы ни «крал» безымянный жрец себе годы, жертвы его всегда сами приходят!..
– Я дважды был там, и жив, как видишь, – скептически фыркнул мастер. – Страшные сказки оставь для ахарских девиц, Хранительница!
– Ничего, кроме сказок, ты не узнаешь о нем, Огнезор! Послушай хотя бы их...
– Ну, обо мне тоже много баек плетут! Не всему на свете стоит верить... А вот лучше скажи, Иша, – спросил он, слегка замявшись, – действительно ли мог жрец сделать то, что тогда тебе обещал?
– Недаром установили боги запрет, темный мастер! – тут же нахмурилась она.
– Не думаю, что богам вообще есть до нас дело! Бесплодие одаренных – лишь досадная болезнь, пока не знающая лекарства! Но если жрец, и вправду, его придумал… В прямых потомках стал бы дар вдвое сильней!..
– И безумие вдвое опасней, Огнезор! – непреклонно перебила старуха. – Иногда лучше не идти против природы. Кто бы ни устроил этот мир – он устроен мудро…
– Позволь все же в это не верить, – недовольно поморщился мужчина. – В моем ремесле недолго проживешь с такими взглядами…
– «Сказок» моих ты не слушаешь, поучений не принимаешь… Что же нужно тебе от ахаров? – сердито выпрямилась Иша. – Зачем болезную свою сюда привел?
– А я уж думал, ты о Миле не спросишь! – отозвался он едко. – Хочу оставить девочку тебе на попечение...
– Не похоже на просьбу, Огнезор! – вздернула брови Хранительница. – Не слишком благородно с твоей стороны, после всего, что ахары пережили прошлой зимой…
– Ты вышвырнула последнюю одаренную своего рода прочь, зная, что ее ждет смерть. Уж кто бы говорил о благородстве!..
– Я лишь заботилась о нуждах большинства! – всерьез разъярилась Иша.
– Так же, как и я! – отрезал Гильдмастер. – Твои знания слишком ценны для одного племени. А из Милы выйдет отличная ученица! В ней есть все, чего тебе не хватало в Лае: вера, послушание, исполнительность, терпение, в конце концов! На обратном пути я оставлю ее здесь – до конца весны. А к следующей зиме, если надо будет, привезу еще.
– Как это по-имперски! – гневно дрогнул старый голос. – Брать и брать у раз оказавших милость, пока силы их не иссякнут!..
– Я больше не тот, кто нуждается в милости, госпожа Хранительница! – холодно перебил Огнезор. – За твои услуги ахары получат особый статус и особые выгоды. Не притворяйся, будто не надеялась на это с первой же минуты, как узнала мое имя!
– Все мы делаем то, что лучше для наших людей, – не стала отрицать она. – Ты должен понимать меня, как никто, Гильдмастер.
– Я и понимаю, – выдохнул он с внезапной усталостью.
– Привыкнешь, – прозвучало от нее почти с сочувствием. – Безжалостным быть куда сложней, чем милосердным…
«О, безжалостным как раз Эдан быть умеет!» – вмешалась неожиданно Лая.
– Даже с тобой? – не веря, хмыкнула старуха.
«Что?»
– Наверняка, непреклонен с незнакомцами, но теряется, когда речь идет о близких. Правда ведь, Огнезор?
– Совсем недостойно Гильдмастера! – ядовито согласился мужчина. – Вот только зря ты обо мне, Иша, волнуешься! Близких-то уже не осталось!.. – его голос мгновенно стал жестким, издевку вытеснил холод. – Вернемся к подмастерью Миле… Какой же будет цена?
– За лечение твоей зверушки и обучение ее ахарским фокусам? – невозмутимо уточнила старуха. – Последние годы Лая покупала у Империи спокойствие всего племени. Мы – простые охотники, не держим у себя золота. По ее смерти налог стал непосильным...
– Значит, налог? – хищно усмехнулся Гильдмастер. – Это возможно устроить. Все?
– Сомневаюсь. Ведь и ты, и я хотим большего.
– Ты права, госпожа Хранительница! Но за Милу я не дам много.
– Значит, самое время спросить: что ты хочешь, Огнезор… за охранную метку Гильдии?
Брови мастера взметнулись в изумлении. Еще те у Иши были чаянья! Свою охранную метку уже двести лет не давала Гильдия никому, кроме Правящего Дома!
– Полный обряд Перерождения, – не стал долго думать он. – Справедливая цена для справедливой сделки!
– Что ж, думаю, это вполне возможно…
– Метка будет действовать, лишь пока я жив, – счел нужным предупредить мужчина.
– Да и обряд наш провести сумеет только очень сильный, духом крепкий лекарь! – в ответ усмехнулась ахарка. – Много ли у вас найдется таких?
– Кто-то да найдется!..
– Тогда зови свою зверушку, Огнезор, – презрительно поджала она губы. – Дрожит уже у моего порога…
– Не слишком ты добра к девочке! – заметил он с любопытством.
– Я опытней тебя, и вижу пока что больше, – буркнула Иша загадочно, и умолкла, застыв на шкурах мрачным белым изваянием.
– Мила! – выглянул на улицу Гильдмастер.
Продрогшая девчонка не заставила себя ждать: протиснулась осторожно в шатер, заморгала в дымном полумраке, по-звериному втянула носом воздух. Напряженно застыла пред хозяйкой.
– Смешай ей сонный чай из кровь-травы, Огнезор, – угрюмо приказала Иша, не спеша проявлять гостеприимство.
Со вздохом отошел мужчина к очагу, потянулся за пучком высушенной, ломкой зелени.
– А ты не стой! – вовсю за его спиной напустилась старуха на Милу. – Снимай свое тряпье да укладывайся вон там, на шкуры! Все снимай, чего застыла? Думаешь, если слепая, так не узнаю? И нечего на парня коситься! Больно нужно ему твои шрамы разглядывать!.. Это хорошо, что голодна и устала – крепче заснешь, меньше станешь обряду противиться! Ваши бездари и так с тобой наворотили… Куда руки потянула? Я тебе амулеты брать не позволяла! Не ерзай! Знаю, что больно, но здесь никак по-другому…
Остуженное в снегу варево приняла измученная девочка с покорной обреченностью умирающего пса. Потянулась за кружкой всем телом, от боли позабыв о стеснении; выпила большими глотками – и тут же упала на постель, чтоб провалиться спустя пару минут в тяжелый, крепкий сон.
– Много ты с ней работал? – хмуро спросила у мастера Иша, водя над спящей Милой руками.
– Всю дорогу сюда, но без успехов, как видишь… Одни язвы исцелил, другие появились…
– Ее тело – как ветхий лоскут. Латай, не латай – ползут нити; штопай не штопай – дыры повсюду... Не соберешь в одно, пока к прочной ткани не пришьешь... – Хранительница брезгливо поморщилась, пробормотала, раздражаясь и мрачнея. – Я завершу ваш ритуал за две ночи, хоть мне и противна эта мерзость. Но оставить сейчас тебя в стойбище, уж прости, Огнезор, не могу. Люди неспокойны, Леор и Лаина родня готовы порвать тебя на части…
– Я понимаю, – согласился Гильдмастер. – И побуду эти дни в своем лагере... Но вскоре тебе все ж доведется задобрить на мой счет соплеменников! И без того нужна мне будет вся изворотливость, чтоб убедить Совет принять ваши метки! Но вряд ли господа проявят понимание, узнав, что охраняемое нами племя враждебно ко мне лично, и к Гильдии!
– С ахарами я справлюсь, не волнуйся, – отрезала старуха с достоинством. – Не о них тебе сейчас надо думать, и, тем паче, не о склочном Совете! Безымянный Жрец куда хуже, раз уж влезли вы с Лаей в его игры…
– Кто в чьи игры влез – это мы посмотрим! – хмуро пообещал Огнезор.
– Слишком уж ты в себе уверен! – даже от Милы оторвалась она.
– Я знаю. Но и он самоуверен сверх меры! К тому же, если в байках ваших есть чуть-чуть правды, возраст его весьма преклонен… А за тысячу лет – да в одиночестве! – кто угодно повредился бы рассудком!..
– Рискуешь ты, мальчишка, рискуешь… – пробормотала Иша осуждающе. – Без спутниц своих в Храм не ходи, послушай хоть в этом старуху!
– Это уж от жреца зависит! – еще больше Гильдмастер нахмурился. – Не думаю, что он будет откровенен, если я не один явлюсь…
– Есть у меня пара амулетов, – загадочно улыбнулась женщина. – Те самые, что прошлой зимой ты всё пытался сплести…
– Неужто, «невидимки»? – так и подался к ней Огнезор. – Сама ведь говорила: сделать невозможно!
– Вполне возможно, но бессмысленно! Тяжелые они, силы много требуют, в толпе сбиваются и совсем не действуют… Так что в твоих целях бесполезны! Я каждый по два месяца заряжала, а хватит их всего-то часов на шесть…
– Да, права ты, бесполезны… – разочаровано вздохнул мужчина.
– Но даже Жрец за ними скрытых не почует! – перебила старуха со значением. – Возьми в Храм своих спутниц, Огнезор!.. Что бы ни искал ты там, один не ходи!
– Хорошо, – кивнул он серьезно. – Я сделаю, как ты просишь.
 
***
 
Принято почему-то верить, что призраки не чувствуют времени. Нелепая, смешная выдумка! Каждый миг своего посмертия ощущала Лая напряженно и остро. Вновь и вновь приходилось вступать ей в тяжелую, сводящую с ума битву, в борьбу за саму себя. Умерев, разлетелась она тысячью осколков, смешалась с бесконечностью других – ей подобных, но чужих и бездушных, давным-давно пустых и беспамятных. Как всякий после гибели, потеряла она себя, только крохотной искрой прежнего существа зацепившись за утраченную жизнь да за того, с кем была все еще связана. И теперь с терпением и упорством строила жившую когда-то Лаю заново: воспоминание за воспоминанием, чувство за чувством, мысль за мыслью. Хватать прочь водой текущие паутинки собственной души – таким стало ее настоящее…
И – боги! – каких сил ей это стоило! Как хотелось порой погрузиться в забытье, вновь расплывшись бесконечным маревом, растворившись в траурной серой пустоте, навсегда заменившей ей мир!
Но Лая держалась – цепко и зло, с каждым биением родного, хоть и не ее, пульса, выгрызая у вечности все больший кусочек самой себя. И она не собиралась сдаваться – даже если связь с Эданом, единственное ее окошко к жизни, по какой-то беде вдруг закроется. Потому и тянулась девушка теперь, глухой ночью, пока всё вокруг тихо дремлет, к горящему для нее ледяным пламенем силы, звенящему призрачными бубенцами Ишиному шатру.
Найти Хранительницу было несложно: средь дюжин тусклых огоньков только двое горели так ярко – но уж Эдана из прочих выделить Лая могла меж тысячью! Второй была, несомненно, наставница – и сейчас ее помощь охотнице требовалась, как никогда.
«Эй!», – позвала Лая робко.
Иша хранила ледяное спокойствие. Казалось, она не слышит. Или просто не желает говорить…
«Упрямая старушенция!» – сердито зашелестела девушка.
– Что тебе нужно, Лая? – все-таки обозвалась та.
«О! Так ты, и вправду, опять говоришь со мной! – взвилась охотница обиженным ребенком. – Помнится, когда я еще дышала, мне было в этой чести отказано! Ты даже не соизволила попрощаться…»
– Я попрощалась с тобой в тот вечер, когда поняла, что нить твоей жизни скоро прервется. Я смотрела на тебя – и видела смерть. Ты стала для меня лишь призраком...
«Значит, Эдан, как всегда, был прав… Ты знала – и не сказала ни слова…»
– Не о чем было говорить! – гневно отрезала Иша. – Я не вижу грядущего, лишь чувствую прощания и встречи, конец или начало новой жизни... Спроси у своего мастера: предвидел ли он то, что ждет тебя? Ты удивишься его ответу!
«Эдана… мучили сны», – нехотя признала Лая.
– И был ли от них толк?.. – заиграл старый голос горечью. – Так зачем ты пришла, девочка?
«Просить помощи», – после всех упреков шепот вышел почти неловким.
– Чем же я могу помочь… теперь?
«Я боюсь, Иша! – заставила себя говорить она. – Боюсь остаться в пустоте и одиночестве, если связь наша с Эданом прервется. Боюсь не выдержать, потерять рассудок – и потянуть любимого за собой… Боюсь еще сотни вещей, в которых и себе-то не могу признаться – не то, что ЕМУ!.. Ты слепа уже много лет, но все же без труда «видишь»! Старость притупила твой слух, но ты «слышишь» каждого в этой долине… Научи меня, Иша! Научи ощущать мир так, как ты – одной лишь силой своего дара! Это ведь единственное, что мне осталось…»
– Не так уж это сложно, глупая девчонка! – отозвалась старуха, скрывая за ворчанием печаль. – Ты ведь нашла меня среди прочих? Всякая душа и даже всякая вещь чувствуется нами по-своему, нужно лишь уловить ее суть. А чтоб разум не растерять среди чудовищных, незнакомых форм, чуждое своди к простому и понятному: к образам из прошлой жизни, к воспоминанию о запахе и звуке… Скажешь, что не делала этого прежде?
И впрямь, замечала уже Лая, как по-разному чувствуются люди вокруг.
Черноглазая убийца жглась и жалилась, как злая кладбищенская крапива.
Эдан был серым траурным шелком, порою нежным и безмерно печальным, но чаще – ледяным и ровным, скрывающим за скользящей гладью ядовитую острую сталь.
Иша виделась огромным зимним солнцем, играющим в снегу до рези ярко, палящим не теплом, но лютым холодом…
А Мила… «Взор» охотницы обратился к Миле, к их маленькой грустной лекарке, столь спокойной, рассудительной и преданной, всегда готовой всем помочь и услужить… Лая заглянула к ней в душу – и с воплем отшатнулась в ужасе.
Лихорадочная черная бездна пожирала все, что было там.
Мила была безумна.
Не цинична и себялюбива, как Слава, не безжалостна, как любой мастер-лекарь, не запутана и нелепа, как всякий деревенский юродивый – но безумна, как фанатики и боги. Как жестокий ребенок, не знающий, что хорошо, что плохо...
Боль Испытания сломала в ней что-то. Мила сама пока не ведала, что. По привычке она цеплялась за старое, одно определяя, как добро, другое же нарекая злом, но в душе уже не понимала разницы и готова была с этим жить...
Она пугала Лаю по-настоящему.
«Нужно предупредить Эдана! Он должен избавиться от нее, пока не поздно!»
– Не спеши! – властно осадила ее Иша. – Еще не время твоему мастеру узнать... Немного у тебя причин мне верить, но, все же, поверь сейчас! От девчонки не будет вам беды. Она еще совершит, что должно…
«Не скроешь долго такое безумие!»
– Я помогу ей скрыть, если ты не выдашь!
«Мне от Эдана что-то утаить нелегко…»
– Учись, Лая, учись. Не раствориться в окружающем тебя мраке – всего лишь половина дела! Куда трудней будет не раствориться В НЕМ, не стать горстью смешанных, безликих воспоминаний без единого проблеска разума! С плененными душами это часто происходит…
«Значит, и мудрецы в тех камнях давно потеряны…» – на миг задумалась девушка. И осеклась, поймав вспышку Ишиной тревоги.
– В каких камнях? – ухватилась за случайные ее слова старуха. – Не затем ли вы к Храму идете? Рассказывай, Лая, рассказывай! Пока не натворил твой мастер глупостей!..
 
***
 
В уверенной фигурке, утопающей в широком ахарском тулупе, Огнезор не сразу узнал Милу. По-прежнему некрасивое, но уже без единого шрама, лицо ее было безмятежно; губы – обычные девичьи губы, а не страшные изорванные швы вокруг черного провала рта, – вытягивались в легкой улыбке; глаза из-под косматой шапки щурились почти равнодушно, без всякого испуга и тревоги. А меж тем, шагала сейчас девочка по растерзанной мертвой поляне, той самой, что лишь два дня назад довела ее почти до истерики!..
Хотя спокойствию ее как раз не стоило удивляться: ведь рядом с юной лекаркой, опираясь на дорожный посох, брела неспешно госпожа Хранительница собственной своею царственной персоной! 
«Что Ише-то могло здесь понадобиться?» – встревожился, разглядев гостей, Огнезор.
«Не знаю», – почему-то смутилась Снежинка.
– С варварами своими сам треплись! – грубо бросила побледневшая Слава да отступила торопливо в лес.
«Боится!» – позлорадствовала Лая.
«Я и сам сейчас готов испугаться!» – не отрываясь, следил мужчина за приближающейся с каждым шагом старухой.
– Госпожа Хранительница, – приветственно выступил навстречу. – Чем обязан такой чести?
– Мила, ступай давай! – сразу прочь отправила Иша девочку. – Попрощаться я с вами пришла.
– Попрощаться? – недоверчиво переспросил Огнезор.
– Попрощаться! – повысила она голос. – Ты ведь к верной гибели идешь, не к своей – так к Лаиной!..
– С чего это ты взяла?.. – изумился и встревожился Гильдмастер.
– О твоих вот камнях узнала.
– Интере-е-есно!.. Со Славой ты пока не знакома, Мила о моих делах не знает. Кто же проболтался тогда?..
«Извини, – голос Снежинки был виноватым. – От старой злыдни ничего не скроешь… Я просила ее не вмешиваться, но…»
– Побольше почтения, девчонка! – грохнула своим посохом Иша. – О тебе же, дуре, пекусь!..
– Причем здесь камни и Лая? – хмуро перебил Огнезор.
– Ты ведь хочешь к себе четырех мертвецов привязать! Думаешь, новые связи не нарушат ту, что есть уже? Рискуешь Лаю потерять навсегда!..
«Иша знает о камнях не больше нашего! Она ошибается, Эдан!»
«А если нет, Снежинка? – засомневался он. – Что, если все-таки нет?»
«Свой страх она выдает за истину!»
«Но все же…»
«Я хочу рискнуть!»
«Почему? Ты же не веришь, что это действительно вернет тебе жизнь!»
«Ты ведь тоже, любимый, ты тоже… Но мы должны знать наверняка! ТЫ должен знать, чтоб, наконец, успокоиться!.. А если Иша не ошиблась… Что ж, умереть мне полагалось еще год назад».
– Вот, значит, как вы решили, – покачала старуха головой. Рот ее искривился в усмешке, странной какой-то, пугающей.
– Я бы многое отдал, чтоб узнать, что такого сейчас ты видишь, Хранительница, – растерянно пробормотал Огнезор.
– Узнаешь, как положено, в свое время, – ушла она привычно от ответа. – Вам пора отправляться, коли хотите к вечеру добраться до первой стоянки... Надеюсь, еще увидимся, темный мастер! И… Лая? – голос Иши зазвучал чуть хрипло. Шелестом упали плавные слова давно забытого варварского языка.
Насмешница тихонько всхлипнула.
«Что она сказала?» – встревожился мужчина.
«Что моя смерть лишила ее сердца…»
Их лагерь опустел уже к полудню: засыпана была снегом черная яма кострища, притрушена поземкой тонкая цепочка уводящих в лес следов. Только оставленные у опушки лошадки сиротливо перебирали копытами, но и тех вскоре увели в долину угрюмые бородатые стражи...
_________________

Спасибо, Аня, за продолжение, очень вовремя. Только с утра предыдущую главу прочитала, а тут - новая!

Ай да Иша, ай да старушка!! Прямо коммерсантка!
Не нравится мне безымянный жрец, не очень-то хорошо о нем Иша отзывается. Правильно я поняла, что он вроде как молодость или тела ворует, а люди к нему сами приходят по-зову? Вот и Эдана зов одолел. Надеюсь Огнезор поумнее и посильнее многих будет.

Неожиданно.. Хотя - с чего нормальной остаться, когда столько пережила? Можно, интересно, от этого безумия ее излечить? Жалко девчонку.
Мне кажется - компания вышла на финишную прямую. Почти все готово для ритуала - разве что кроме четвертого камня. Но этот камень - может он вовсе и не камень, а что-нибудь иносказательное? Остановите меня, а то вместо автора конец тут припишу, всех воскрешу и осчастливлю.

Ага, это точно! До конца всего пара глав осталась Но не все так быстро - помните, я говорила, что еще одна книга будет?
_________________

Значит будем ждать новую книгу. С одной стороны хорошо - еще не хочется совсем расставаться с ггероями. С другой стороны - любопытство съедает - чем все закончится? Даже если все получится и Лая "воскреснет" - как они с Огнезором смогут вместе остаться? Ведь гильдмастеру нельзя жениться? А не быть гильдмастером - я даже себе представить такого не могу. Огнезор создан для этой роли. И как совместить несовместимое?
Это я к тому, что вопросов больше и больше становится. И я так понимаю - в оставшихся двух главах ответов ждать не приходится.
С удовольствием будем ждать продолжения этой увлекательной истории!

Аня, спасибо за интересное продолжение!

Вот и пришёл Огнезор к ахарам. Да уж, действительно новость принёс плохую, что Лая мертва. Называется: доигрались...

Мне тоже интересно, что сие означает
Опасный этот жрец. Как бы чего не случилось.

Зато теперь понятно, зачем Огнезор с собой Милу прихватил.

Мда... пугает это.
Жалко девушку...


*******
Это очень радует!

 » Глава восемнадцатая

Глава восемнадцатая, где находится четвертый камень.


И вновь тонули Северные горы в бесконечных мягких снегопадах. Опять кружил беззвучно мокрый белый пух над тропой, одевая в белоснежные шапки грозные черные валуны у обочины, застилая путникам глаза, капельками стекая по замерзшим щекам да оседая космато на мохнатой оторочке капюшонов. Как и год назад, петляла склонами дорога: вилась замысловато меж камнями, хитро карабкалась на утесы, ища подъемы понадежней и полегче, ощупывая на удобство и крепость каждый мало-мальски пригодный уступ.
Огнезор этого почти не видел.
Отточенные давным-давно инстинкты бездумно и безошибочно вели его вперед, отслеживая все опасности – от хлипкого камешка на промерзлом краю обрыва до неведомого хищника за крутым изгибом тропы. Привык уже мастер в пути полагаться на чутье куда больше, чем на разум, а потому позволял сейчас ногам свободно мерить дорогу, пока мысли беспорядочно разлетались, куда им только было угодно. Лихорадочный круговорот в голове так сильно поглощал Огнезора, что даже проклятый Зов теперь не мог ему по-настоящему досадить.
Чем ближе подходила к Храму их троица, тем задумчивей становился мужчина. И не было, вроде, смысла торопиться – но все равно изо дня в день подгонял он своих спутниц. Открытое ветрам плато, обледенелое высокое ущелье, черный пещерный зев, извилистую тесноту темных ходов быстро оставляли они за спиной, хотя вяжущая мышцы усталость и отмечала каждую веху их пути все сильней, болезненней да настырней. Но Огнезор не позволял задержек: с ходу пресекал нытье и ворчание, неумолимым презрительным взглядом отвечал на любую просьбу об отдыхе…
И только подземное озеро не смог он миновать так же спешно, не останавливаясь ни на миг и не оглядываясь. Слишком много воспоминаний подстерегало его в здешних белых камнях! Слишком странным было вернуться сюда опять, да еще вот так: как будто вместе с Лаей, но уже и без нее в то же время...
Слава с Милой ухватились за нежданную передышку облегченно и с плохо скрытой радостью: засуетились на берегу, перетряхивая тяжелые мешки с вещами; забранились, заспорили, деля какие-то свои, женские, мелочи, да так яро, словно и не темными мастерами они были – грозой обнаглевших бандитов и заигравшихся в политику лордов, – а вздорными городскими лотошницами, что никак не сложат цену своей дребедени. Огнезор же словно впал в оцепенение: по колено погрузив в озерцо уставшие сбитые ноги, он отрешенно застыл на светлой груде камня, причудливо изгрызенного коварной водой. И все смотрел, не видя толком, на мерцание кругов, стелющихся от любого, даже мягкого, движения. Все вспоминал их с Лаей прошлогоднюю недолгую стоянку.
Как морщилась тогда от дыма его Снежинка, разжигая костерок из отсыревших веток, оставленных в тайничке запасливыми ахарами. Как трепала слишком маленьким гребнем давно нечесаную темную шевелюру. Как тихо фыркала от детского удовольствия, плещась в сияющем и теплом, как овечье молоко, озере...
Как разбегались круги от ее гибкого, юркого тела.
Как стекала вода в неровном свете пещеры по плечам и тонкой линии позвоночника.
Как змеилась она тяжелыми каплями по Лаиной мягкой, покрывшейся мелкой дрожью, коже...
Огнезор сейчас мог отчетливо, с болезненной, слепящей яркостью вспомнить каждое мгновение, проведенное с девушкой. И впервые, наверное, с того дня, как показала ему мастер Вера, на что способна память одаренного – его собственная дьявольская память! – он с такой жаждой, с такой тоскливой, бессильной злостью желал избавиться от этого проклятия.
«Просто не возвращайся к этому, – мягко уговаривала Снежинка. – И без того хватает нам забот! – и, понимая, что пропадают ее слова бесполезно, спешила перевести его мысли в другое русло. – Ты должен, наконец, решиться! Рассказать им о том, что задумал…»
Гильдмастер тяжело вздыхал и хмуро переводил взгляд на своих увлеченных раздорами спутниц.
Мила со Славой то шипели друг на друга, не поделив пологий спуск к заветному озеру, то ругались со вкусом уже у костра, напрочь позабыв о подгорающем в котелке ужине. Сердитые голоса далеко разлетались над водой, гремя надоедливым эхом в высоких сводах полутемного грота...
Его дамы вообще, как Огнезор заметил, всегда и обо всем спорили! Но в спорах этих больше не было вражды – скорее странное, только им двоим понятное, дружелюбие. И вот это-то изумляло особенно! Ведь прежде у гордячки Славы не водилось ни подружек, ни наперсниц!..
«Ты знаешь, что твой план вполне разумен, – упрямо не желала отступать Насмешница. – Поговори уже с ними обо всем! Ты не сможешь обойтись без их помощи!..»
– Может быть, – неохотно соглашался Гильдмастер. – Но я все еще не до конца уверен…
Он не хотел сейчас ни с кем разговаривать.
К добру ли, к худу ли, Слава вдруг решила по-другому.
– О чем задумался, мой мастер? – без спросу уселась она рядом, свесив босые ноги с закатанными штанинами в теплую озерную воду. – Твоя собачонка только что угробила наш ужин и чуть не схлопотала по своим кривым лекарским ручищам, а ты даже не удостоил нас, несчастных, одним из этих своих, особенных, взглядов!..
– Таким? – выплыл из раздумий мужчина, от всей души пронзая собеседницу высокомерным, осуждающим прищуром.
Та вмиг поежилась, изрядно растеряв свое нахальство.
– Сизобор просто обязан обучить меня подобным штучкам! – заворчала немного сварливо.
– Правда? Я был уверен, что презрение к другим в тебе заложено от природы!
– Не собираешься играть со мной в любезность? – решила Слава, похоже, обидеться.
– Приберегу показную вежливость для наивных барышень, дураков и недругов, – ни капли не смутился Огнезор. – К кому из них ты себя причисляешь?
Злючка вскинулась и зашипела ругательства.
– Ну-у, в этом ты меня давно переплюнула! – язвительно оборвал поток грязных слов мужчина. – Собираешься уже сказать что-нибудь, помимо витиеватых описаний непотребства да ждущей меня кары небесной?
Слава осеклась – и неожиданно хрипло рассмеялась.
– Сдаюсь! – подняла она руки. – Заговорить тебе зубы не в моих силах!
– Значит, приступай сразу к делу.
– По-моему, ты не все нам рассказываешь.
– А должен?
– Если хочешь влезть к самим дьяволам, разреши хотя бы прикрыть тебе спину… – вопреки ее стараниям, звучало это вовсе не лихачески, но жалобно и почти просительно.
– Разрешаю! – произнес он царственно. – Теперь оставишь меня в покое?
Но от Славы было просто так не отделаться.
– Почему ты так рвешься в Пещерный Храм? – сощурилась она с подозрением. – Неужели, не терпится преподнести старикашке камешки?
– А если да?
– Не ври. Ты тот еще, конечно, ненормальный – но все же не такой идиот!
Огнезор вполне согласно ухмыльнулся.
– И что же жрец, скажи на милость, с ними сделает? – спросил он уже почти весело. – Без последнего камня, как ты знаешь, наши три совершенно бесполезны!..
– Надеешься, старик знает, где четвертый? – напряглась отчего-то девушка.
– Уверен! Как ты думаешь, почему же он так за Храм свой держится? Ведь не одно столетие там безлюдно! Ахары давно то место стороной обходят, а кроме них туда и забрести некому!..
– Совсем из ума выжил, что тут скажешь! – предположила Слава с показной небрежностью.
– Не так уж он и безумен, как кажется. Ты тамошний алтарь видела?
– «Дарующий силу»? – ядовито искривила она губы. – Нет. Зато тебя на нем вполне разглядела!
– Это к делу не относится, – Огнезор недовольно поморщился. – Алтарь в Храме очень подозрителен! Тогда я этого не понял, потому что не встречался с «дарующими» прежде… Но на Южном этим летом на один наткнулся: совсем слабенький, и совсем… другой. Только сила, без капли живого! Понимаешь, о чем я толкую?
– Да чего уж тут непонятного! – еще больше напряглась черноглазая. – Если алтарь – и есть твой четвертый камень, значит скоро и до душ ты доберешься…
– Что-то не замечаю я в тебе радости.
– А чему ты предлагаешь радоваться?! – вскинулась она с внезапной яростью. – Заключенные твои давно свихнулись! Ты сам это прекрасно понимаешь, но все равно хочешь запихнуть этот ужас себе в голову!..
– Воспоминания их никуда не делись, хотя личность, наверняка, и разрушена…
– Да ты ведь заразишься их безумием! Безумием сразу четверых, Огнезор! – говорила Слава сипло и тихо, но, казалось, будто вдруг закричала. – Нам и собственного-то безумия хватает! Неужели, совсем не боишься?..
Он вгляделся в ее бледное лицо – слишком белое в светящемся над озером мареве, – по-прежнему не вполне уверенный… Еще в сомненьях, стоит ли затевать задуманное? Можно ли настолько ей довериться?..
Смотрел долго и внимательно в молоком разлившейся вдруг над водой тишине.
Слава уже молчала – упрямо поджав губы, не сводя с него злого, горького взгляда бездонно-черных глаз… И было сейчас в ней что-то такое… уязвимо-обреченное. Слишком знакомое…
Был в ней ужас. Безграничный, нелепый ужас, что рождается слепо в груди, когда человек, вокруг которого вертится весь твой мир, готов вот-вот сунуть голову в пасть к зимнему барсу. Бездумно, лихо, на твоих глазах – а ты ничего не можешь сделать. Только смотреть и молиться в панике: «Хоть бы не… Хоть бы не…».
Он сам жил этим чувством совсем недавно – может, потому и видел его в Славе теперь так отчетливо. Потому и не мог на нее больше столь отчаянно злиться, хоть и знал: ничуть она в своем прежнем поступке не раскаялась, и, вернись все назад, убила бы Лаю (его Лаю!) снова. Не из ревности или ярости. Просто из здравого смысла… Ведь пока жива была Насмешница, его собственная, Огнезорова, жизнь не стоила ни гроша. Он, темный мастер, отступивший от приказа, был приговорен с той самой минуты, как отпустил у Таркхемского брода свою жертву. Они с Лаей оба были приговорены – но Огнезор знал, что мог бы выкарабкаться, спасти себя за счет любимой женщины – и, конечно, никогда бы этого не сделал.
Слава все решила за него. И за это он почти ее ненавидел.
К сожалению, только почти…
Будь по-другому – давно придушил бы злючку с чистой совестью! Или хотя бы вышвырнул ее, наконец, раз и навсегда из своей жизни…
Но вновь они стояли по одну сторону – и совсем это было неправильно, и очень правильно в то же время...
–Я знаю, Слава, как разобраться с «заключенными», – заговорил Огнезор, наконец, решившись. – Ты ведь поможешь мне, правда?
– Конечно, – не колеблясь ни мгновения, с готовностью кивнула она.
А вскоре уже сжимала в ладони тщательно завернутый в грубое сукно таинственный Ишин амулет...

***

В этот раз Огнезор не шел наобум. Он свернул с ахарской тропы точно в том месте, что указала, скрепя сердце, в одном из последних их разговоров Иша. Махом вырвался из тягучего плена камней, таща за собой растерянных девушек, и застыл с закрытыми глазами, дожидаясь, пока мир устанет безумно вертеться, север вновь станет севером, и краснеющее за пухлыми тучами вечернее солнце привычно покажется сверху, а не где-то под подошвами косматых сапог. Лишь спустя пару долгих минут мужчина осторожно огляделся. Высокие унылые сосны, мохнатый от инея кустарник, овраги, утонувшие в сугробах, обступали их со всех сторон. И если бы не черная глыба – высоченная, расколотая посередке да совсем чужая в этом белоснежном лесу – никто и не подумал бы, что здесь когда-то была храмовая дорога.
– Туда, – глухо бросил Огнезор своим спутницам, с трудом высмотрев среди заснеженного бурелома и другие обломки черных камней.
Девушки угрюмо повиновались.
Разрушенный, занесенный снегом пустырь, в давние времена бывший Храмовой площадью, открылся их глазам, когда солнце уже село. В зимнем мраке, под завывание ветра, напоминал он заброшенный погост с разбитыми могильными плитами да горько стонущими о своей судьбе, забытыми всеми духами. Невольно дрожь овладевала путниками – и даже Лая испуганно притихла, хотя была она, конечно, единственной не живой и не мертвой на все горы…
Зов звучал теперь с ликующей хищностью, словно зверь, урчащий в предвкушении добычи, – и Огнезору стоило больших трудов удерживать в узде свой рассудок: не рваться, не бежать опрометчиво к потирающему руки Безымянному, не кричать, повалившись в снег, до синевы сжав ладонями виски… Стиснув зубы, мастер шагал через площадь – неторопливо, даже в чем-то вальяжно, как всегда ходил на встречу с Советом или с самыми враждебными лордами.
Слава с Милой оставались позади, приютившись у разрушенных колонн, в стороне от стариковского жилища. Настороженные, хмуро-молчаливые – впервые за всю долгую дорогу, – они скрывались под пологом своего дара, опасаясь привлечь к себе внимание загадочного здешнего хозяина.
И не зря, как оказалось, прятались!
– Мне думалось, ты не один сюда пришел, – с подозрением высунувшись на стук в дверь, первым делом осведомился старик.
Не торопился он приветствовать гостя: внимательно вглядывался в зимнюю темень; подрагивая крыльями носа, хищно втягивал холодный воздух – выискивал да вынюхивал чужаков.
– Еще двоих я с тобою чуял!.. – повернулся, наконец, к Огнезору, обвиняюще выставив палец.
– Грубые, трусливые варвары! – скривился мастер с деланным пренебрежением. – Довели меня до нужного поворота, но с тропы сходить напрочь отказались!
– Какие дела у тебя могут быть с этими невеждами? – еще больше насторожился здешний хозяин. – Они редко нанимаются в провожатые, а тут – вдруг такое участие!..
– Участие? Скорее уж наоборот, старик! Я ведь совратил да увел их соплеменницу! Небось, спешили от меня, мерзавцы, отделаться! Еще и вслед из своих бород так злорадно ухмылялись!.. С чего бы вдруг, интересно?..
– Кто ж их поймет, дикарей, неотесанных? – тут же тему сменил жрец, засуетился. – Ты входи, в дом входи поскорее! Отдохни, у очага обогрейся…
«Входите-ка, милые детки, садитесь у тепленькой печки…» – пришли на ум Гильдмастеру слова детской страшной сказочки. Что же там было-то дальше? Сам сожрет его добрый старичок али псам своим злющим скормит?..
«Сестрицам дорогим отдаст на поругание!», – ехидно припомнила Лая Таркхемское народное творчество.
Огнезор посмотрел на хозяина с опаской и глубоким сомнением, едва сдержав неуместный смешок. Затем, напоследок оглянувшись, заставил все-таки себя переступить порог неуютного жреческого обиталища.
В неопрятной каморке, как и год назад, стрелял угольками очаг, плюясь искрами на грязный земляной пол; из крохотной темной кухоньки за рваной плетеной занавеской несло прогорклым жиром да зельями; кружилась пыль над ветхими шкурами, укрывающими жесткое ложе... И эта знакомая картина упадка, запущенности одинокого жилища вдруг вызвала в темном мастере отчетливое чувство брезгливости. Безымянный Жрец, и вправду, был стар! Настолько стар, что ему давно уже стало наплевать на самого себя… Опустившийся, дряхлый безумец, одержимый лишь одному ему известной мыслью, – вот кем был их недобрый хозяин! И Огнезор на миг даже усомнился, действительно ли хочет он узнать причину этой стариковской одержимости? Плавное движение руки, скользнувшее из перстня лезвие – и все игры Безымянного Жреца могут завершиться в считанные минуты. Не будет больше раздирающего нервы Зова, канет в забвение страшная ахарская легенда о «крадущем чужие жизни»…
Но слишком соблазнительными казались тайны древности – особенно сейчас, когда подошел к ним мастер так близко! Не любил он отступать от затеянного – а рисковал уже столько раз прежде, что вошло это давно в привычку...
Только жрец знал тонкости ритуала. Без сумасшедшего старика четыре камня навсегда так и останутся камнями…
А потому с любезной улыбочкой опустился Огнезор на скамью у очага, стараясь не замечать сальных пятен да копоти на затертой, грязной древесине. И даже принял из рук жреца кружку какого-то варева с неприятным сивушным запахом. Травки в «чае» Лая быстро распознала, заверив: питье не опасно, разве что захмелеть можно крепко. Но последнего как раз Гильдмастер не боялся: не нашлось еще в этом мире пойла, что б его опьянить сумело! А вот хозяину о сей досадной особенности знать было совсем не обязательно…
– Ну, отдыхай, – тоном доброго дедушки проурчал ему над ухом старик. – Я Храм пока схожу проведаю, масло сменю в светильниках… А после вернусь – поговорим…
– Как скажешь, – расслабленно усмехнулся Огнезор, излучая покой и благодушие.
Но стоило жрецу за дверь выйти, мастер проглотил улыбку. Собранный и очень серьезный, он внимательно осмотрел комнатушку: изучил пучки трав под потолком, порылся в ветхих книгах на полке, откинул крышку вросшего в пол сундука, сдвигая жреческие тряпки в сторону. Под балахонами, штанами да рубахами нашлось и то, что Огнезор искал: поношенные шерстяные чулки, пара длинных крестьянских юбок, серый застиранный чепец, женское белье из грубого полотна… Ахарка такого на себя не напялит – зато имперские поселянки не признают другой одежды, даже в пути, где она неудобна и нелепа. И, судя по немалому размеру, была здешняя гостья то ли полна не в меру, то ль беременна…
«Ну, Мара, если прав я, нашелся след твоей сгинувшей племянницы! Вот и первая ниточка из здешнего клубочка…»
«Мне жаль», – прошелестела Лая.
«Почему? – удивился Огнезор. – Я ничего не знаю об этой несчастной... Вряд ли мне стоит считать ее матерью… А вот хозяин наш безымянный становится все интересней!»
Когда жрец появился на пороге, гость его сидел, как ни в чем не бывало, развалившись у огня да поглядывая лениво из-под прикрытых век на распахнувшуюся со скрипом дверь.
– Голоден? – заговорил старик отечески, изображая сладкое благодушие.
– Даже очень, – не стал отпираться Гильдмастер.
И тут же был вознагражден запеченной в угольях рыбой с соблазнительной, дымом и травами пахнущей, корочкой.
– Откуда? – вежливо удивился Огнезор, припоминая, что прошлой зимой сам прокармливал их с Лаей (да и старика заодно) шустрыми тощими зайцами, подвернувшимися в наспех сделанные силки.
– Так у дикарей с Северного разную снедь и вещи на амулеты вымениваю, – с готовностью пояснил старик. – Они куда любезней твоих бородатых варваров, хоть и боятся на глаза попадаться! Некоторые даже Храм почитают, пожертвования оставляют тайком…
«Хорошо, хоть не жертвы…» – хмуро заворчала Лая, еще с прошлой зимы отчаянно жреца невзлюбившая.
На вкус рыба оказалась очень недурна, хоть и слишком соленая. Впрочем, даже черствые лепешки то ли из побегов каких, то ли из водорослей не смогли испортить аппетита уставшему гостю.
– Ну, теперь и разговорам время! – запив поздний ужин еще одним не в меру крепким «чаем», почти весело сверкнул на старика глазами Огнезор.
Жрец сразу же подобрался, переводя полный ожидания взгляд с пустой (второй уже!) кружки на лицо молодого мастера. Тот не подавал виду, что заметил – лишь расслабленно жмурился в ответ, словно сытый довольный хищник, перед которым обнаглевшая зверушка трясет пушистым хвостиком: вроде и сожрать бы мелюзгу стоит, для острастки, – да лениво как-то и уже не лезет…
– Ты ведь не просто так пришел? – осторожно начал подбираться к нему старик.
– И даже не с пустыми руками! – обнадежил его Огнезор коварно, с нарочитой неторопливостью принимаясь стаскивать тонкие беспалые перчатки (теперь он частенько носил такие, скрывая от любопытных глаз свои перстни).
Жрец с жадным любопытством следил за каждым движением.
– Я отыскал… наши камни, – медленно проговорил Гильдмастер, позволяя кровавым бликам заиграть в самоцвете гильдийной печатки.
На его палец старик уставился, как завороженный. Вот и на еще один вопрос ответ получен! Знал Безымянный, какие именно камни искать! Всегда, негодяй, знал! К колечку-то прикипел с первого взгляда! А не поведал ничего, чтоб не спугнуть, выходит?.. Но если б мастер так на камешки и не наткнулся?.. На Южном-то Храм специально они с Лаей не разыскивали – просто вслед за россказнями путников бродили!.. Да и Риэ подвернулся случайно… Будто сама судьба играла с Огнезором!
На миг мужчине даже сделалось страшно. Возможно ли, что сказки о кровных Первого Бога – не всегда и не совсем сказки? Или Безымянный так силен да всезнающ, что запросто чужую жизнь способен потянуть за ниточки?..
«Значит, выведать, что мертвые в камнях скрывают, я должен тем более!» – тут же задавил он в себе трусливую нерешительность.
– Я слышал об этом перстне, – между тем алчно потянулся жрец к кровавому камню. – Выкрасть его было бы сложно, но все ж вероятно. Но вот надеть… Надеть его не смог бы кто попало!..
– Только Посвященный, законный владелец, – подтвердил Огнезор уже почти бесстрастно. – Так же, как императорская корона пришлась бы впору лишь наследнику, а священное храмовое кольцо – избранному Отцу-Настоятелю...
– Значит, ты…
– Гильдмастер? Какое это имеет значение для нашего дела? – проницательно и недобро прищурился он.
– Никакого! – поспешно убрал руки старик. – Я просто… удивлен был, и все… Значит, у тебя теперь есть три камня?
– И я жду, когда же ты мне скажешь о четвертом…
– Я скажу? – удивился жрец почти правдоподобно.
– А не хочешь? – бросил мастер с легкой издевкой. – Я знаю о «Дарующем силу»! – вдруг прямо заявил он. – Не во всяком алтаре можно жизнь почуять… Это в нем ведь четвертая душа?
Щеки старика нервно дернулись, лицо на миг стало хищным. Но тут же какая-то новая мысль мелькнула в щелочках глаз, плечи расслабились – и вновь засиял здешний хозяин фальшивым, показным благодушием.
– Ты прав, молодой мастер! – растянулись сухие губы в улыбке. – В алтаре заключена душа одного из здешних настоятелей, последнего великого жреца Северного Храма Судьбы и создателя связующего ритуала!
Он сделал величественную паузу, из-под бровей поглядывая на собеседника, словно в ожидании восторгов.
– Значит, и с обрядом тянуть дольше нет смысла, – просто заявил Огнезор, вдребезги разбив всю торжественность.
– Не терпится открыть древние тайны? – кажется, надулся старик.
– Не терпится вернуть мою жену! – легко сорвалось с языка у мастера.
И, странно, многомудрый старый жрец принял этот ответ без всяких сомнений, так и не заметив за словами своего гостя горькой, почти злой издевки...
– Тогда отдохни как следует! – вкрадчиво заурчал его голос. – А поутру мы с тобой все и сделаем!.. Рассвет, говорят, для священных обрядов – самое лучшее время!
«Ну коне-е-ечно, самое лучшее! – даже восхитилась такой наглостью Лая. – После того пойла, которым он тебя потчевал, любого нормального человека похмелье еще два дня должно мучить! Как раз для обрядов состояние!»
«Это – смотря для каких обрядов! – ядовито ухмыльнулся Огнезор. – Жертвенному скоту тоже, знаешь ли, перед закланием брагу заливают…»
«Не смей так говорить! – резко помрачнела Снежинка. – Еще накличешь…»
Он и сам от подобных мыслей был не в восторге, вот только, нутром чуял: чересчур близки они к истине! Каким бы способом ни «крал» Безымянный Жрец чужие жизни, Огнезору предстояло стать его следующей жертвой.
_________________

Это пока последняя из написанных глав. Окончание книги еще пишется, придется немного подождать Думаю, уже на следующей неделе все будет
_________________

Аня, спасибо за продолжение!

Старикашка противный и подозрительный
Надеюсь, ничего плохого не произойдёт.

А следующую проду подождём, ничего страшного.

Аня, спасибо за продолжение!
Мне налоги считать надо, а я сижу-зачитываюсь!! Зависимость у меня развилась к Вашей истории.
Правильно же я поняла - это жрец так судьбу Эдана спланировал, чтобы тот до гильдмастера дослужился и нашел доступ к камням? Значит и связь с Лаей при жизни была в чем-то искусственная? Для того, чтобы спланированная смерть стала мотивацией для поиска священных артефактов?
Только вот недооценил дедок свое творение. Огнезор в силах сопротивляться и зову, и пойлу, и вообще в любой момент жреца может убить - если бы не тайны, до которых без помощи того не добраться, да еще два "туза" спрятанных - Слава и Мила.


Догадывалась, что жрец уже спланировал натянуть на себя Огнезоровскую шкурку.. На самом деле - еще вилами на воде писано..
Буду ждать окончание!! С нетерпением!!

Спасибо за отзывы! Извините, что пропала - была в разъездах. Но теперь уже дома, за любимым нетбуком - так что можно браться за новую главу Надеюсь, скоро будет
_________________

А продолжение будет?

Уже почти готово Сегодня к вечеру или завтра выложу
_________________

О Анют ты меня искренни порадовала.
_________________

 » Глава девятнадцатая

Глава девятнадцатая и последняя, где снова властвует зима.


Позднего рассвета не было видно за пухлыми снежными тучами. Сумрачное утро едва сочилось тусклым зимним солнцем сквозь тугие серые облака, обещая скорую метель. Мир вокруг казался унылым и мрачным…
Старик, однако, трусил впереди протоптанной в глубоком снегу тропинкой весьма бодренько, и – Огнезор мог бы поклясться – даже насвистывал самодовольно себе под нос что-то веселое.
«Ну хоть кто-то сегодня счастлив!» – желчно думал мастер, почти готовый кричать от сковавшего его тяжелого напряжения. Все сильней с каждым шагом чувствовал он себя скотом перед бойней – еще не знающим, куда его ведут, но уже предвидящим беду всем диким, звериным своим нутром. И даже не пришлось сегодня ломать для жреца комедию, исполняя одну из давно привычных ролей – «имперский лорд наутро после пьянки, злой да унылый, как все десять дьяволов». Лицо Огнезора и без того было мрачным, а глаза – тоскливыми и больными от тревоги да застарелой усталости...
Черный провал Пещерного Храма приближался с роковой неотвратимостью, отчего и сквозь теплый ахарский тулуп пробирало липкой изморозью противного страха. Мастер не боялся за себя – но Ишины слова о Лае вот уже не первый день наизнанку выворачивали душу, заставляя сомневаться в их безумной затее все больше. И давно можно было бы повернуть назад, если б к собственному упорству Гильдмастера не добавлялось упрямство Насмешницы. А потому, как дети в темном лесу, каждую минуту подстегивали они друг друга, заставляя идти в неизвестность, презрев даже ужас, не то, что благоразумие. Вот уж истинно – сумасшедшая парочка на поводке у беспутницы-судьбы!..
Молчавшая о чем-то своем Лая, уловив странный ход его мыслей, зашлась вдруг каким-то нервным хихиканьем.
«Над чем смеешься, Снежинка?» – хмуро спросил мужчина, не отрывая от согбенной стариковской спины внимательного, нехорошего взгляда.
«Да вот, подумалось… Для такого суеверного человека хозяин наш слишком самонадеян! Искренне убежден, что тебя коснулась рука Первого Бога, но так глупо забывает о проклятии кровного! – ее голос зашелестел напыщенно и торжественно в глумливом подражании древним ахарским сказителям. – И рожденному с огненной судьбой во всем сопутствует удача…»
«Но приблизься к нему, друг ты или враг, – и сгоришь в кровавом пламени, ибо близкие к нему сгорают первыми...» – подхватил Огнезор с кривоватой ухмылочкой, раздумывая, стоит ли разозлиться из-за ненавистной легенды, так часто воплощавшейся в жизнь. А может, тоже дать волю смеху? Хохотать, беспечно и глупо, вторя неугомонной своей супруге?..
Как бы там ни было, тоскливая мрачность исчезла окончательно, отогнанная легким призрачным весельем... Снежинка слишком хорошо его изучила! И теперь умело этим пользовалась...
«Зови их, Лая! – отбросив сомнения, решительно вздохнул темный мастер. – Наша игра начинается!»
Полутьма под резной каменной аркой уже ждала их.

***

«Пора!» – шепнул призрачный голос, и Слава вздрогнула, расплескав по рукам кипяток из кружки.
– Дьяволы бы побрали тебя, проклятая ведьма! – выругалась от души она, но вышло как-то слишком беззлобно.
Жизнь порой выкидывает странные штучки! Кто бы мог подумать, что с зеленоглазой гадиной доведется быть Славе в союзниках! Пререкаться по ночам о всякой всячине, проклинать и оскорблять друг друга – чтобы потом вдруг увлечься спором о каком-нибудь хитром фокусе, доступном только одаренному!.. Сговариваться тайком от Огнезора – и приглядывать за этим ненормальным, не давая ему сгоряча вытворить что-нибудь уж совсем сумасшедшее… Участвовать в его планах вдвоем, почти забыв о злости и ревности, на время заключив перемирие, потому что и без них забот да бед у Гильдмастера хватает с лихвой…
Но чего только не сделаешь ради глупой их совместной одержимости!
«Поторопись! – опять зашелестела в Славиной голове Насмешница, уже ворчливо и с нетерпением. – Ишин амулет надеть не забудь…»
– Сама знаю! – огрызнулась Слава, забрасывая снегом тлеющие угли крохотного костерка. – Эй! – грубо пнула спящую Милу. – Вставай, лекарка! Пора лезть к дьяволам в пасть…
Не давая опомниться, швырнула она сонно моргающей девчонке один из тяжелых ахарских камешков: серый ноздреватый кусок скалы размером почти с пол-ладони на толстом кожаном шнуре. Та едва успела поймать.
«А могла бы и по лбу схлопотать!» – вздохнула Слава с некоторым разочарованием. Мила ее все еще раздражала.
Второму неуклюжему амулету пожертвовала мастер собственную шею. Камень тянул к земле не хуже мешка с песком. Таким только собак да невезучих бандитов топить!..
– Ничего не могут толком сделать, варвары! – ругалась девушка, запихивая острый, холодный булыжник за пазуху, к нежной коже груди: проклятый камень должен был касаться тела.
Мила морщилась и сопела рядом – безмолвно, но вполне согласно…
Мешки с вещами оставили путницы здесь – зарыв глубоко в сугроб и положив сверху осколок черного придорожного валуна для отпугивания любопытного зверья. Никуда не денутся! Если хорошо все пройдет сегодня – недолго за ними и вернуться, а если нет… вещи больше не понадобятся...
Впереди ждал Пещерный Храм и загадочный Безымянный Жрец. Но, прежде всего, – ждал Гильдмастер. И для Славы, как ни печально, это все еще было главной причиной…
«В следующий раз, Насмешница, – шипела она всего пару минут спустя, почти на руках таща за собой по обледенелой скале оступающуюся неумеху-Милу, – если придет в мою голову куда-нибудь с вами сунуться, попроси Огнезора мне сразу шею свернуть!»
«Еще чего! – фыркала Лая издевательски. – Чересчур уж это для тебя милосердно! Потопаешь следом, как миленькая!»
И, глотая проклятия, зло скрипела Слава зубами – ибо знала, что ведьма права.

***

– …Ты, как более сильный, разомкнешь круг, а я буду направлять и удерживать… Помогу, если что пойдет не так… Риск, конечно, велик, но подумай! Тебя ждет нечто чрезвычайное! Представь только! Потерянные знания прошлой эпохи!.. – без умолку тараторил старик, пока брели они по затопленной дорожке к белому острову с алтарем.
Но, стоило подошвам сапог коснуться берега, Огнезор безжалостно перебил сладкие речи.
– Итак, каков обряд? – нависнув над щупленьким жрецом, настойчиво вопросил он.
Прерванный на полуслове Безымянный недобро сверкнул колючими глазками, да вперился в мастера сердито и пристально – будто пытался пропалить в непочтительном собеседнике дыру. Тем лучше! Огнезор уже отчетливо различал позади легкий плеск осторожных шагов. Его невидимая подмога подходила вовремя! И вряд ли старику стоило любоваться, как расходятся круги над безлюдной, вроде бы, тропкой…
Впрочем тот, казалось, никого не заметил.
Гильдмастер и сам видел девушек не без труда, словно картинку-головоломку, норовящую ускользнуть от невнимательного глаза. Ишины амулеты, похоже, работали исправно – и мужчина позволил себе ненадолго почувствовать облегчение.
– Давай сюда камни, а я расскажу, что и как, – меж тем, поняв, что щедрыми посулами да острыми взглядами жертву не проймешь, перешел к делу почтенный старец.
Огнезор вытряхнул из мешочка на ладонь настоятельский перстень да желтый императорский самоцвет. Жрец алчно потянулся к ним.
– Сначала схему ритуала, – сжал мужчина руку в кулак, скрывая вожделенную добычу от Безымянного.
– Конечно, конечно! – быстро закивал тот.
Потрепанный бумажный свиток лег на белый алтарь. Мастер ухмыльнулся, сгреб грязную бумагу и опустил на ее место камешек с кольцом.
Жрец мельком глянул на них – да вперился вопросительно в красный глаз гильдийного перстня, издевательски поблескивающий на Огнезоровом пальце.
– Этот я пока оставлю, – еще шире ухмыльнулся светловолосый. – Все-таки важная государственная печать… Вот пойму, что к чему в твоих древних каракулях, – и приступим… А до того мне без колечка по чину не положено…
Конечно, это была отговорка: перстень оставлял Огнезор у себя, как залог, – и оба прекрасно это понимали. Безымянному оставалось лишь стерпеть. Зло прищурившись, дернул он дряблым подбородком, но ругаться не решился. Вместо этого пустился вдруг в длинные объяснения, пафосно расписывая архаичные изыски ритуала и безграничную мудрость его создателей, – да так вжился в роль ментора, что напрочь позабыл о времени.
Огнезор его почти не слушал. Торопливо развернул он свиток, тотчас взявшись изучать сложный рисунок – и довольная улыбка почти сразу поселилась на его губах. Основа обряда была знакомой, а просчитывать каждую тонкость необходимого психического воздействия благодаря Вериной школе он мог на лету. Мастерство Разума в Гильдии тем и отличалось от шаманства диких одаренных, что опорой ему служили, прежде всего, острый ум да точная наука, и лишь потом – интуиция. А вот Безымянный, похоже, хоть и был древним да опытным, но умишком отличался весьма средним! Иначе как объяснить все те глупости, что он городил сейчас с таким вдохновенным видом? Пока усердствовал жрец, разливался весенней щебетуньей, расписывая сложность, запутанность и заумность древнего ритуала, Гильдмастер с невидимой Славой до мелочей успели разобрать старинную схему на свитке, вплетя в нее, вместо одного одаренного, сразу четверых. А старик так увлекся самолюбованием, что и внимания не обратил, как складывает тайком его «жертва» пальцы в загадочные, быстро сменяющие друг друга фигуры. Впрочем, гильдийный язык жестов появился меньше века назад, так что вряд ли тысячелетний отшельник действительно смог бы его расшифровать…
Наконец, красноречие жреца истощилось, свиток был отброшен в сторону, прямо в белую пыль под ногами, а кровавый перстень занял свое место на алтаре. Обряд начался.
Со стороны это было, наверное, знатное зрелище! Бубнящий что-то напевное себе под нос да приплясывающий возле белой плоской глыбы старикашка в хламиде – и напряженно застывший, безмолвный молодой мужчина, вцепившийся в камень до хруста в подрагивающих пальцах. Злая черноглазая девушка, небрежно положившая на алтарь ладони и следящая за каждым движением старика многообещающим хищным взглядом, – и бледное тощее существо непонятного пола, застывшее чуть в стороне и взирающее на таинство восхищенно-фанатичным взором…
Огнезору было не до веселья.
Ритуал выпивал его – душевно и физически, – безжалостно дергал за нервы, тянул жилы и кровь. Это было даже хуже прошлогоднего брачного обряда! Там они с Лаей соединялись добровольно, здесь же он вторгался насильно, и не к любимой женщине, но к сумасшедшим мертвецам, что ни знать, ни пускать его не желали…
Славе с Милой пока приходилось легче – их черед еще не настал. Они подхватят, когда будет нужно, вытащат, если станет совсем плохо… Сейчас Огнезор, как никогда, был благодарен Ише за совет и помощь. В одиночку он бы не выдержал.
Последние глухие слова сорвались у жреца с языка, колючий озноб пробрал каждого в пещере – и вдруг четыре бледных, бесформенных тени выросли над алтарем. Дрожащие словно дым, хлипкие и едва различимые глазом – но бьющие наотмашь яростной, дикой силой, замкнутой в тесное кольцо, крепко свитой в единый аркан. Миг – и резкий, хорошо просчитанный удар, обрушился на них, разрывая тысячелетнюю связь, выпивая то, что осталось от великих некогда мудрецов, растаскивая их в разные стороны…
Круг четверых разомкнулся.
Осколки беспорядочной чужой памяти хлынули в застывших молодых людей густой, колючей лавиной: сбиваясь кучками плавучего мусора, грубо налетая друг на друга, взрезая и разрывая ткань сознания. И было это… дьявольски БОЛЬНО! Темным мастерам, само слово «боль» изрядно подзабывшим, приходилось сейчас хуже некуда. Мила с первой волны взвыла диким зверенышем, мучимым жестокими мальчишками – и непробиваемая Слава вторила ей беспорядочными, грязными ругательствами (хорошо, что Ишины амулеты сделали жреца слепым и глухим!). Огнезор же едва стоял, до скрипа стиснув зубы, с трудом сохраняя неподвижность, все силы бросая лишь на то, чтоб не орать и не корчится в белой каменной пыли у подножия алтаря. Даже Лая, давно бестелесная, скулила вместе с ними, неслышно, но отчаянно – и призрачный голос ее, к ужасу Гильдмастера, с каждым мигом становился слабее и тише…
А затем натиск прекратился враз, оставив всех растерянными, задыхающимися, почти ослепшими. Чуть было не постигла их участь Иши – белые незрячие глаза, краски мира, принесенные в жертву Дару – и Огнезор откуда-то точно знал об этом, как знал теперь, если подумать, тысячи других вещей, никому не ведомых ранее. Они громоздились в его голове, причиняя боль и сбивая с толку – беспорядочные, сумасшедшие, необъятные. Тысячелетние знания древних мудрецов.
То, за чем и шел он в этот проклятый богами Храм!
Обрывки чужой, разрушенной личности кипели в мужчине, норовя утопить его собственную. И белесые фигуры над алтарем обрели вдруг для него тела и лица – мастер узнавал теперь каждого из призраков, хоть и видел их не своими глазами, а вспоминал не своей памятью.
Властный и суровый лорд-воин, неуловимо похожий на покойного Императора, возвышался над золотым самоцветом. Старик в белой хламиде, с длинной седой бородой, заплетенной в косицы, касался призрачными ступнями алтарного камня. Тихая, печальная старушка с укором застыла над храмовым кольцом. А к гильдийному перстню – поистине шутка богов! – прилагался цветущий лик молодой обольстительной леди. О да! Легендарным Гильдмастером Чернокровь оказалась фигуристая роковая красотка с томной улыбкой и неожиданно жестким, безжалостным взглядом!
В другое время Огнезор здорово повеселился бы, представляя, как вытягиваются от такой новости лица старых пней из Совета. Но сейчас было совсем не до того. Последняя волна ритуала тошнотой скрутила внутренности – и отхлынула, оставляя сосущую пустоту там, где только что бурлила сила нескольких одаренных.
Вязкое, ледяное спокойствие охватило Пещерный Храм.
Четыре призрачных фигуры, выцветая, дрожали над алтарем. Сзади болезненно стонала Мила, Слава все так же сыпала грязными проклятиями. Огнезор ждал.
Ритуал истощил его, он теперь совсем не слышал Лаиного голоса у себя в голове, не чувствовал привычной тени ее присутствия – и все усилия прилагал, чтоб только не думать об этом. Он просто ждал...
Хриплый старческий смешок неприятно заскреб по сводам пещеры, заставив призраков мерцать, словно воду от легкого ветерка.
– Теперь ты знаешь все, что знали они? Все запрещенные древние секреты? – веселился старый жрец. – Все тайны, что эти дураки боялись открыть остальным, но и страшились навеки унести в могилу? Всё? Всё? – уже совсем безумно хихикал он, почти приплясывая.
– Да, – невозмутимо проговорил мужчина.
Очередной смешок замер у старика на губах, он подобрался, забыв о недавнем кривлянии, приосанился, вновь обретя свое мрачное достоинство.
– Тогда ты знаешь, – сказал торжествующе, почти мстительно, – что вернуть к жизни мертвого невозможно!
– Правда? – презрительно выгнул губы Огнезор. – Открою тебе секрет, старик: я знал это всегда! – он выдержал паузу, наблюдая, как меняется у того лицо, как злостью стирается привычное высокомерие. – Зачем тебе нужно было убедить меня в обратном? Вот что действительно интересно. Но скоро я узнаю, не так ли?
– Проклятый мальчишка… Ты…– задохнулся от ярости жрец.
– Что я? – так же бесстрастно продолжил мастер. – Ты заманил нас к себе. Связал запретным обрядом, зная, что Лая умрет. Наплел мне сказок, надеясь использовать чужое отчаяние для своих поисков... Но неужели ты, правда, решил, что можешь играть со мною таким образом?
– Конечно, могу! – неприятно оскалился старик. – Кто же, коль не я? Ведь это я – твой личный бог, мальчик! Твой создатель! Это я сотворил тебя! Я занялся уродцем в чреве потерявшейся в горах шлюхи! Я дал ему здоровое тело, прекрасное лицо, острый ум и сродность к божественному Дару! Я сделал из него тебя! – он издал еще один пронзительный смешок. – О! Не думай, ничем ты не был особенным! Я просто хотел создать себе идеальную оболочку, чтоб слиться с ней, наконец, покинув это старое тело, как делал это сотни раз до того. Видишь ли, я знал этих четверых еще при жизни, – взгляд его прошелся презрительно по угасающим силуэтам призраков. – И никогда не желал следовать их путем, навсегда быть привязанным к камню... Я выбрал иное бессмертие! Все было, как и сотни раз до того, пока эта дура не сбежала с новорожденным... – он замолчал, вцепившись в Огнезора глазами, ожидая от него страха, изумления – хоть какой-то реакции!
Только не пустого, вежливого безразличия! Не снисходительно поднятых вверх светлых бровей и этой сочувственной усмешки: словно последний жрец умершего Храма, гениальнейший и старейший из одаренных, – лишь какой-нибудь деревенский юродивый, что несет откровенную чушь!..
– Но это даже к лучшему! – мстительно прищурился старик. – Я звал. И знал, что твой путь рано или поздно приведет ко мне. А ты… Ты многого добился за эти годы! Роскошь и сила, власть и признание! Утраченные знания четырех! И вместо глупого мальчишки я получил истинного кровного, которым гордиться мог бы и сам Первый Бог! – он вновь уставился Огнезору в лицо, теперь уже в поисках гнева, вызова, самоуверенного отрицания...
Ничего. Лишь легкое скучающее любопытство.
– Что же ты прошлой зимой меня не тронул? – спросил мастер с вежливым недоумением.
На миг жрец стиснул зубы, засопел почти взбешенно.
– Ты хорошо был защищен во время ритуала, – с досадой выдавил он наконец.
– Но потом? Когда я вернулся с ее телом, слабый и раздавленный? Я не стал бы сопротивляться, даже вздумай ты на мне ритуальным ножом узоры чертить!..
– Заполучить тебя, свихнувшегося, чтоб навсегда заразиться твоей мерзкой скорбью?! – выдохнул старик с отвращением. – Я из ума еще не выжил!
«Сомнительно!» – так и хотелось с брезгливостью бросить Огнезору, но он благоразумно молчал.
Слишком тяжело сейчас давалось спокойствие.
Весь этот разговор, бессмысленный со стороны и даже дикий, скрывал за собой напряженную борьбу, хищное кружение двух рычащих волков, пока лишь принюхивающихся друг к другу, но готовых в один миг броситься вперед и порвать глотку...
Нет ничего хуже поединка двух одаренных! Разум против разума, воля против воли. Вначале – яд оскорблений, чтоб уязвить, вывести из себя противника, вязью резких фраз прикрыть осторожные невидимые касания, испытывающие врага на прочность. И все сильней они, эти касания, все настойчивее с каждой минутой – пока слова совсем не иссякнут, пока станет уже не до болтовни. И вот – лишь напряженная немая битва забирает все силы до последней. Глаза в глаза. Душа к душе. Можно сдаться или победить, выложившись до самого конца, – но хоть так, хоть эдак, рискуешь потерять себя...
Уже с первых слов жреца, с того нелепого его кривляния, Огнезор понял, к чему все идет. Не так уж много было на его веку таких поединков: пара учебных с Верой и Славой, один настоящий – со спятившим деревенским «колдуном», по ходатайству Храма и приказу Гильдии. Не чета старику с его почти тысячелетним опытом! Да и уставшим был сейчас молодой мужчина, вымотанным сверх всякой меры…
Безымянный Жрец выбрал для себя отличное время!
– Почему ты так уверен, что сейчас будет проще? – все же с вызовом ухмыльнулся Гильдмастер.
– Думаешь, у меня не выйдет? – всерьез взбеленился старик. – Конечно, заполучить взрослого человека, кого-то с уже сложившейся личностью, не так просто. Но проведенный ритуал ослабил тебя! Каждая поглощенная душа отобрала часть твоей собственной! Нужно время, чтоб восстановиться. А у тебя больше нет времени!
Рука жреца взметнулась, указывая на быстро тающую, уже едва заметную мглистую пелену на том месте, где были призраки.
– Так что скажешь, мастер?
Огнезор пошатнулся. Тяжелейшая усталость почти сковала его. Тело двигалось едва-едва, как в дурацком кошмарном сне. Легкий зуд появился в голове, затем вдруг усилился, стал неприятным, почти осязаемым, словно сухие старческие руки заскребли под висками, прокладывая себе дорогу. Невольно мастер скривился от отвращения.
– Четыре души для одного действительно многовато, – с трудом отступая от алтаря, проговорил он.
Жрец, не скрывая торжества, ни на миг не отрывая взгляда, медленно ступал следом. Ощущение скребущих пальцев становилось все сильнее, но Огнезор не спешил бить в ответ. Еще шаг. И еще. И еще один. Вот правое его плечо задело невидимую Славу, а локтя левой руки коснулись осторожно Милины пальцы...
Старик наступал все так же алчно и уверенно, не замедляясь, не ослабляя натиска. Он по-прежнему не видел и не чувствовал девушек! Ишины амулеты работали безупречно.
Гильдмастер позволил себе довольную улыбку.
– Я не настолько жадный, – вкрадчиво заговорил он. – Забрать все души одному? Зачем? Я поделился на четверых.
Амулеты осыпались трухой, повинуясь безмолвному приказу. Старый жрец застыл, ощупывая растерянным взглядом две возникшие рядом женские фигуры, перекидываясь с одной на другую, словно пересчитывая...
– Ты забываешь о той, с которой связал меня, жрец, – злорадно подсказал мужчина. – Нас все время здесь было четверо!
Чужая хватка дрогнула, ослабленная недолгой стариковой растерянностью, и Огнезор поспешил с радостью вышвырнуть незваного гостя из своей головы. Захлопнуть перед ним все двери. Закрыться и стать непроницаемым... Руки едва заметно дрожали от усилия, а к горлу подступала тошнота – проклятый ритуал вытащил из него куда больше, чем следовало.
Мила вдруг тихонько всхлипнула и под пристальным взглядом жреца стала бессильно оседать на пол. Огнезор быстро подхватил ее, с отвращением впитывая в себя волны чужой боли, крепко сжал за талию.
Девочку трясло. Старик играл с нею, ломал и выматывал, доводил почти до безумия...
Но было в ней что-то еще. Нечто, пробившееся даже сквозь боль. Возбуждение? Изумление от тепла его руки на ее теле?
Не раздумывая, мастер склонился к ней и поцеловал в губы – расчетливо, дразняще, мучительно. Так, чтоб темный румянец покрыл ее серые щеки, чтоб жар растекся по телу, вытесняя боль, чтоб старый жрец потерял всякий контроль над нею... «Я твой бог! – внушал Огнезор этим поцелуем. – Не он, никто другой! Только я».
«Да!» – беззвучно выдохнула, совершенно подчиняясь, Мила.
Она выпрямилась и стояла теперь твердо, уверенно, совсем без страха.
– Умный мальчик! – зло усмехнулся старик. – Так бесстыдно управлять людьми!
– Завидуешь? – презрительно взвел брови мастер. – Это хорошо. Зависть – удел слабых.
Лицо жреца дернулось, сдерживая гримасу гнева, но он не ответил.
– А ты, черноглазая убийца? – повернулся вместо этого к Славе. – Все еще хочешь получить его? Такого, как есть? Все с той же слабостью, что ты так презирала когда-то?
Огнезор почувствовал, как мгновенно напряглась девушка – слова старика были теми же, что и сам он как-то бросил ей. Чистейшая ярость охватила ее. Ярость, сила которой могла быть вызвана лишь уязвленным самолюбием...
– Ослепительность и безжалостность – разве не это ты в нем любила? – продолжал насмехаться жрец. – Все то, что оказалось фальшивкой? Блестящим пугалом для стада глупых оборванцев, дрожащих от восторга и покорности? А я ведь куда лучше могу сыграть роль бога! Чем не достойный образ для твоей тщеславной одержимости? Что скажешь?
Он подошел к Славе почти вплотную, последние слова выдыхая ей в лицо – и всего на миг сомненье охватило Огнезора: каков ее выбор будет в этот раз, действительно ли сам он нужен черноглазой злючке – или любой сойдет на его месте? А жрец вдруг резко обернулся, враз стряхнув все тягучие, тщательно выстроенные барьеры между собой и застывшей троицей, и быстро опустил высохшую руку Огнезору на грудь.
Гильдмастер вздрогнул, с паникой отмечая свое бессилие, понимая, что начинает задыхаться... Но вдруг, словно лопнула натянутая нить, – сокрушительная боль хлестнула по всем его обостренным чувствам, вызвав пляску черных пятен перед глазами и почти помутив сознание.
Когда же он снова смог дышать и видеть, в агонии захлебывающийся собственной кровью старик на песчаном полу пещеры предстал его взору. И Слава над ним – циничная, злющая Слава, шипящая, изрыгающая самые грязные ругательства, чуть ли не пинающая жреца ногами... Она вопила и проклинала, издевалась и насмехалась, безумствовала в своей неуемной ярости, за которой лишь Огнезор мог почувствовать годами скрываемую боль и следы начинающейся истерики.
– И не твое проклятое дело, что я там чувствую! – выплюнула, наконец, она уже над застывающим телом. И замолчала, тяжело дыша...
Не торопясь, размеренно склонилась, извлекая из горла жертвы свой стилет, с нарочитой аккуратностью вытерла его о белую жреческую хламиду, и лишь затем подняла горящие темные глаза на своих спутников.
– Что? – бросила почти с вызовом. – Только не говори, что тебе нравился его треп, Огнезор! Кому-то пора было все здесь закончить!
– Ты как всегда восхитительна, маленькая злючка! – устало ухмыльнулся ей в ответ мужчина, вызвав – такую знакомую! – недобрую Славину улыбку.
За его левым плечом, рухнув на пол, тихонько то ли смеялась, то ли хныкала Мила.
Бесконечно долгую минуту Огнезор еще заставлял держаться свои ослабевшие ноги, затем сдался – опустился рядом с девочкой, застыл, уронив голову и обхватив колени руками.
Еще какое-то время наблюдал он сквозь упавшие пряди волос и сомкнутые на коленях пальцы за Славой, брезгливо стирающей песком кровь со своих сапог. Старался ни о чем не думать.
Потом не выдержал и, втайне холодея от страха, осторожно позвал: «Лая!».
Огромная зияющая пустота была ему ответом.
– Лая? – повторил Огнезор вслух едва различимым шепотом, вновь чувствуя себя в опасной близости от знакомого черного края.
«Все еще здесь, милый», – заполнил пустоту теплый бестелесный шелест, и мастер поразился силе того облегчения, что мгновенно затопило его.
«Не время, видно, нам пока расстаться, – мысленно улыбнулся он. – Я все еще слишком эгоист, чтоб отпустить тебя».
«Не время..., – эхом отозвалась она. – Я слишком эгоистка, чтоб уйти…».
«Значит, вот так теперь всегда будет?»
«Вечно ворчащая женушка в твоей голове. Не очень-то весело…».
«Могло быть и хуже…» – беззвучно рассмеялся он.
«Не представляю, как…».
В колодце над алтарем медленно закружился снег, засыпая каменную плиту, – снаружи все-таки началась метель. Липкая, серая метель, что бывает здесь лишь в конце зимы.
– Сегодня ведь тот самый день… – устало спохватился мастер.
«Я надеялась – ты не вспомнишь».
– Какой день? – спросила подошедшая Слава, и Огнезор понял, что опять говорил вслух.
– Первый день последнего месяца зимы, – одними губами прошептал он.
– Что?
– Это не важно, Слава. Теперь уже нет...
Он решительно встал, поднял на ноги дрожащую Милу и повел ее прочь от алтаря.
– Пойдем, высокий мастер! – обернулся к Славе уже на затопленной теплой водой дорожке. – Дела Империи не будут больше ждать.
_________________

 » Эпилог

Эпилог


Мила дернула головой, протерла слезящиеся глаза. Уставилась в окно, щурясь на блики, играющие в цветных стеклышках витража.
Ярко, слишком ярко!
Но все же смотреть туда было легче, куда легче, чем на человека перед ней.
Ее наставника, ее повелителя, ее бога – единственного, кому Мила готова была поклоняться...
– Ты слушаешь, Мила? – мужской голос над ней почти дрогнул раздражением.
Наставник лишь недавно решился учить кого-то, и еще не успел привыкнуть. А Мила, к тому же, позволила себе отвлечься.
– Прошу прощения, мастер Огнезор, – виновато склонилась она.
– Эх, Веры на тебя нет! – с досадой хмыкнул он. – Хранишь в себе тысячелетние знания, но толку от них никакого! Потому что в голове беспорядок, и работать с собственной памятью не умеешь…
– Я буду внимательней, – пообещала Мила, лукаво улыбаясь себе под нос.
Ее наставник и представить не мог, насколько много из своей дырявой памяти ей уже удалось вытащить. А она не собиралась признаваться. Слишком уж важными казались новые открытия! Полезными. Наводящими на мысли...
Глупый старый жрец из Пещерного Храма! Он так спешил бахвалиться своей победой, так спешил злорадствовать над чужой потерей, что и сам не заметил, как подсказал решение!.. И сейчас, когда крупица за крупицей возрождалось в голове ученицы древнее знание, Мила растеряла последние сомнения.
Ее мастер никогда не решится на такое – слишком уж он щепетилен в некоторых вещах! Но Мила – другое дело! Ей наплевать на остальных, наплевать на все, что не касается его – ее бога!
Она сделает это!
Подмастерье вновь заставила себя поднять глаза, до боли всмотреться в пылающее золотым огнем плетение над головой наставника. Вглядываться даже через силу. Пока не увидит...
О да! Вот!
Еще недавно оборванная, она вилась теперь тонкой, полупрозрачной полосой – пока что едва заметная, но дальше крепнущая, наливающаяся цветом и жизнью.
Яркая зеленая нить. Единственная, что намертво сплелась с горящим золотым кружевом, единственная, что не обуглилась, так тесно сливаясь с ним…
«Она вернется! – торжествующе улыбнулась Мила. – Я сделаю это для тебя, мой мастер!».



2011 – 2012
_________________