Армения

Со мной только на "ты"! Я там была. Меня тетя отвезла на машине. Я так рада была! Такой шикарный город, дышит стариной. У меня тут есть фотки, посмотри, может что-то вспомнишь! Я крестилась в Армении во время своей поездки, но так хотела, чтоб это было в Эчмиадзине! Эх...
_________________

Недавно была в Армении..очень понравилась страна, атмосфера, город, природа..мне кажется там даже солнце как то по другому светит))...были в новом музее современного исскуства на Каскаде, очень очень интересно..всем советую) Ездили в монастырь выбитый в скале ( название к сожалению забыла) удивительное место ..Вобще получила очень много впечатлений ...А какие там огромные порции в ресторанах и какое все вкусное..я наверное за неделю поправилась киллограма на два))...Сделанные фотографии к сожалению прикрепить не могу , так как мало постов...как нибудь загружу)

Miracle, а ты не пробовала фотографии грузить через Радикал? вот здесь загружаешь фото и в сообщение вставляешь просто ссылку под № 2 - картинка в тексте

Ой безумно рада читать твой пост!!! И очень рада, что ты посетила мою страну. Действительно это сказочное место, пропитанное историей. Каскад стал моим любимым местом, как только я его увидела. Ты наверное видела мои фотки оттуда. Там еще пару экспонатов собирались ставить по аллее с цветами. Поставили?
Про еду ты верно сказала. Мы и славимся своей гостеприимностью и кухней.
А можешь написать, что именно тебе понравилось? Так любопытно. Я все время пребывания там по гостям ходила, ко всем родственникам и друзьям. Но не поправилась, мне говорили, что я пострайнела, тамошний воздух и солнце благотворно сказались на мне. Думаю с тобой так же.
Можно нескромный вопрос? Как твое настоящее имя? Хочется поговорить по душам, а ник как-то холодно воспринимается.
Жду с нетерпением твоих фоток. И в особенности с Каскадом!
_________________

Так как тема называется "Армения... какая она?Взгляд изнутри", то хочу познакомить сначала с одним великим писателем и поэтом Ованесом Туманяном. Есть писатели, которым суждено сыграть особую роль не только в истории родной литературы, но и в духовной жизни своего народа. В их творчестве со всей глубиной и ясностью запечатлевается национальный характер, прошлое и настоящее народа, его самые сокровенные, самые высокие идеалы и стремления. В армянской литературе таким художником стал Ованес Туманян. Еще при жизни его называли “Поэтом всех армян”. И сегодня популярность его велика; произведения пользуются любовью не только в Армении, но и далеко за ее пределами, везде, где живут армяне: слово поэта дышит запахом родной земли, пахнет дымом родного очага... “Поэзия Туманяна,- писал в 1916 году выдающийся русский поэт, друг армянской культуры Валерий Брюсов,- есть сама Армения, древняя и новая, воскрешенная и запечатленная в стихах большим мастером”.

На севере Армении есть край необычайной, величественной красоты - Лори: огромные горы, почти сплошь покрытые лесами; устремляющиеся ввысь мрачные утесы, приютившиеся у их подножия селения; внизу - разверзшееся глубокое ущелье, в котором с глухим и немолчным шумом течет горная река Дебет. Я могу гордится тем,что родилась там, только в городе Ванадзор( ранее Кировакан, по величине 3-ий город в Армении), училась в школе им. О. Туманяна и побывала в деревне Дсех,где родился сам писатель. Но, хватит обо мне, идем дальше.

В Дсехе, в одном из селений Лорийского района, 19 февраля 1869 года родился Ованес Туманян. Отец его был сельским священником. “Самое дорогое и самое лучшее, что было у меня в жизни,- писал впоследствии поэт,- это был мой отец. Он был честный и благороднейший человек. Предельно человеколюбивый и щедрый, остроумный, веселый, общительный, он в то же время всегда сохранял какую-то глубокую серьезность”. Многое от отца унаследовал будущий писатель.
С юных лет познал Туманян полную горечи жизнь армянского крестьянина, проникся его думами и заботами, его мечтами. Он слушал и запоминал живущие в народе сказки и песни, притчи и предания... Все это вместе с величественными красотами родной природы органически вошло в его мир, стало неотъемлемой частью его духовной жизни, а позднее отразилось в творчестве. Плодотворная связь поэта с народом, народным творчеством сохранилась навсегда, хотя почти всю свою жизнь, с 1883 года, Туманян прожил вдали от родного села, в городе Тифлисе - политическом и культурном центре Закавказья.

Туманяну не удалось получить систематического образования. Он учился сначала в Лори, затем в одной из лучших армянских школ того времени, тифлисской семинарии Нерсисян, которую, однако, закончить ему не удалось. Не окончив двух последних классов, 16-летним юношей, он был вынужден покинуть Тифлис и вернуться к себе на родину, в Дсех. На том кончилось обучение. Вскоре прибавились и семейные заботы, которые отнимали много времени и сил у поэта, часто находившегося в тяжелых материальных условиях. Туманян женился в девятнадцать лет и имел десять детей. Нужда на первых порах заставляла его служить в консисториях различных учреждений, в которых обычно царила атмосфера угодничества и лести, особенно ненавистная ему, выполнять однообразную, нудную работу. В середине 90-х годов Туманян навсегда оставляет службу, о которой вспоминал потом как об “аде”, чтобы отдаться целиком литературному труду.

Несмотря на неблагоприятные условия жизни, Туманян упорно занимался самообразованием и достиг больших результатов. Он великолепно знал творчество Шекспира, к которому относился с особым благоговением, поэзию Байрона, Пушкина, Лермонтова; прекрасно разбирался в мировом фольклоре, особенно в эпосах и сказках народов мира. Глубокое и безошибочное чутье народного поэта всегда помогало ему правильно ориентироваться в вопросах истории культуры, избегать каких бы то ни было чужеродных влияний. “Я всегда имел верного, надежного путеводителя: свою интуицию”,- говорил поэт.
Туманян начал писать уже в 10-11 лет, но как поэт получил известность в 1890 году, когда вышел в свет его первый стихотворный сборник. Уже в этой ранней книге достаточно четко выявилось то новое, что нес Туманян в своей поэзии.
Для современников это новое проявилось более наглядно и ощутимо лишь спустя десятилетие, в начале 900-х годов, когда Туманян, в корне переработав свои ранние произведения и написав ряд новых, предстал перед общественностью как сформировавшийся художник, несущий в литературу качественно новое начало. В чем же выразилось это качественно новое начало, определившее последующий этап развития армянской поэзии, который по праву называется туманяновским? Конечно же, не в изменении внешних поэтических форм, где Туманян часто кажется сугубо традиционным,- а в самом принципе подхода к поэзии, к отображению жизненных явлений. Туманян намного приблизил поэзию к народу; источником вдохновения стали для него самые, казалось бы, незначительные, обыденные явления народной жизни. Герои его стихов, рассказов и поэм - обыкновенные люди деревни, начисто лишенные какой-либо исключительности. Но поэт наделил своих героев несокрушимой силой духа, красотой и богатством чувств, мудростью и глубиной. Жизнь их сурова: довлеют неписаные патриархальные законы, предрассудки; гнетут несправедливости, царящие в деревне... В столкновении со всем этим часто гибнут трагически его герои. Глубоко и правдиво показав мрачную действительность, Туманян одновременно обнаруживает и раскрывает в своих героях подлинную поэзию, чистоту чувств, честность, неугасимое стремление к справедливости. Образы, созданные Туманяном, волнуют читателя и сегодня не своей бытовой достоверностью, а в первую очередь заключенными в них большими человеческими страстями, психологической тонкостью и правдой.

Как истинный художник Туманян никогда не занимался назиданием, морализаторством. На всем его творчестве лежит печать философского раздумья. Поэта постоянно тревожили извечные вопросы жизни и смерти, смысла существования человека, связи его с природой... Туманян любил “уноситься мыслью в беспредельность”, стремился постичь волнующие его философские вопросы, проникнуть в “тайны вселенной”... В этом смысле особенно значительны его поэма “В беспредельность” и четверостишия, написанные в последние годы жизни. В четверостишиях сконцентрировался весь человеческий и художнический опыт Туманяна. Эти миниатюры согреты большими чувствами, из которых и рождаются его глубокие раздумья о человеке, его судьбе и призвании... Одна из основных мыслей поэта-гуманиста - в том, что человек по своей нравственной сущности должен быть достоин гармонии и красоты природы.

Коль есть свобода и любовь, нужны ль иные блага?
Чего ж ты ищешь, и без мук не ступишь ты и шага?
Глупец, когда настанет час, чтоб ты, не мучась, мог
Взять все, чем мы одарены пусть на недолгий срок?

(Пер. Н. Гребнева)


Туманян более чем кто-либо из своих предшественников открыл в армянскую литературу доступ фольклору разных народов, творчески используя его образы, сюжеты, мотивы. Однако поэт не был имитатором народного творчества: он отбирал материал из различных фольклорных источников, переплавляя его по-своему и создавал совершенно новое произведение, связанное множеством нитей с фольклорными образцами, но не повторяющее в точности ни один из них. В каждую свою литературную обработку народных произведений Туманян всегда вкладывал свои сокровенные идеи и идеалы. На основе нескольких вариантов армянского эпоса он написал поэму “Давид Сасунский”, которая и по сей день остается лучшей художественной обработкой народного эпоса армян. Используя историческое предание, Туманян создал один из своих шедевров - “Взятие крепости Тмук”, поэму о том, что есть истинная красота и в чем подлинное бессмертие человека, поэму о патриотизме и силе любви, способной вдохновить на подвиг... Жемчужиной поэзии является"Ахтамар" и “Парвана” Туманяна - баллада, где, используя легендарный сюжет, поэт утверждает идею вечного стремления человека к совершенству... К народным истокам восходит множество других его баллад и сказок. Лучшей туманяновской сказкой, по всеобщему признанию, является “Храбрый Назар” - сказка, которую поэт написал, используя около двадцати вариантов той же темы, причем не только армянских вариантов. В ней высмеиваются люди, создающие себе кумиров из ничтожеств и возводящие их в правителей. А правители эти потом разжигают войны, творят насилие и произвол, обрушивают тысячи бед на голову народа. Сказка отличается острым сатирическим звучанием, богатством метких, остроумных деталей и наблюдений, глубиной и мудростью. Сам Туманян, который всегда очень скромно оценивал свои творческие заслуги, говорил, что он готов представить эту сказку на суд всему литературному миру. И действительно, “Храбрый Назар” принадлежит к лучшим образцам жанра сказки в мировой литературе.

АХТАМАР
Каждой ночью к водам Вана
Кто-то с берега идет
И без лодки, средь тумана,
Смело к острову плывет.

Он могучими плечами
Рассекает лоно вод,
Привлекаемый лучами,
Что маяк далекий шлет.

Вкруг поток, шипя, крутится,
За пловцом бежит вослед,
Но бесстрашный не боится
Ни опасностей, ни бед.

Что ему угрозы ночи,
Пена, воды, ветер, мрак?
Точно любящие очи,
Перед ним горит маяк!

* * *

Каждой ночью искры света
Манят лаской тайных чар:
Каждой ночью, тьмой одета,
Ждет его к себе Тамар.

И могучими плечами
Бороздит он лоно вод,
Привлекаемый лучами,
Что маяк далекий шлет.

Он плывет навстречу счастью,
Смело борется с волной.
А Тамар, объята страстью,
Ждет его во тьме ночной.

Не напрасны ожиданья...
Ближе, ближе... вот и он!
Миг блаженства! Миг свиданья!
Сладких таинств райский сон!

Тихо. Только воды плещут,
Только, полны чистых чар,
Звезды ропщут и трепещут
За бесстыдную Тамар.

И опять к пучинам Вана
Кто-то с берега идет.
И без лодки, средь тумана,
Вдаль от острова плывет.

И со страхом остается
Над водой Тамар одна,
Смотрит, слушает, как бьется
Разъяренная волна.

Завтра — снова ожиданья,
Так же искрится маяк,
Тот же чудный миг свиданья,
Те же ласки, тот же мрак.

Но разведал враг жестокий
Тайну любящих сердец:
Был погашен свет далекий,
Тьмой застигнут был пловец.

Растоптали люди злые
Ярко блещущий костер,
Небеса молчат ночные,
Тщетно света ищет взор.

Не заискрится, как прежде,
Маяка привет родной, —
И в обманчивой надежде
Бъется, бьется он с волной.

Ветер шепчет непонятно,
Над водой клубится пар, —
И вздыхает еле внятно
Слабый возглас: «Ах, Тамар!»

Звуки плача, звуки смеха...
Волны ластятся к скале,
И, как гаснущее эхо,
«Ах, Тамар!» звучит во мгле.

На рассвете встали волны
И примчали бледный труп,
И застыл упрек безмолвный:
«Ах, Тамар!» средь мертвых губ.

С той поры мину ли годы,
Остров полон прежних чар,
Мрачно смотрит он на воды
И зовется «Ахтамар».

Происхождение армянского названия острова Ахтамар (арм. Աղթամար), теряется в веках, и объясняется романтической легендой о трагической любви бесстрашного юноши к девушке по имени Тамар. Общая площадь этого острова достигает 16—17 га. Это второй по величине из четырех островов на озере Ван, Турция[1]. В X веке на острове располагалась резиденция армянских царей династии Арцрунидов. Остров славится средневековым памятником архитектуры Армении — Кафедральной Церковью Святого Креста, которая знаменита сохранившимися до наших дней фресками, расположенными на внутренних стенах и куполе, и многосчисленными барельефами, изображающими сцены из Старого и Нового Завета, снаружи. Церковь была построена в период расцвета Васпураканского царства в 915—921 гг. зодчим Мануэлом (Манвелом) в правление царя Гагика Арцруни. Также, на острове Ахтамар сохранились руины порта X века.

В прошлом остров Ахтамар был гораздо больше, но за прошедшие столетия он уменьшился в размерах по причине подъема уровня Ванского озера. Остров был обитаемым с древнейших времен. На северо-западной части острова сохранились следы циклопической стены (в два-три ряда), которые, по мнению Иосифа Орбели, составляли часть доурартского жилого поселения. По свидетельству Мовсеса Хоренаци, на острове в IV в. находилась крепость армянского нахарарского рода Рштуни. В середине VII в. в борьбе пртив арабов Ахтамар оплотом Теодороса Рштуни. В Х в. по приказу армянского царя Гагика Арцруни армянский зодчий Манвел начал сооружение монастыря. Еще ранее на острове Ахтамар был основан новый город — царская резиденция, которая до нашего времени не сохранилась. По сообщению Безымянного историка: «По приказу Гагика множество работников выламывали тяжелые каменные глыбы и сбрасывали их на глубокое морское дно. Непрерывными стараниями великий царь выстроил каменную дамбу, возвышавшуюся над морской поверхностью на пять локтей, на дамбе, как на твердом основании укрепил ряд больших глыб. На этом основании воздвиг вокруг стену длиной около пяти стадий». Стена с высокими башнями отгораживала спокойную гавань, через прочные, скрепленные гвоздями, обращенные в «море» ворота сюда могли заходить корабли. «Царский дворец от фундамента до устремленной в небеса вершины, стоял без колонн, воистину как вершина замыслов человеческих и предмет восхищения. Дворец имел арочные ниши, богато украшенные наружные стены — всего ни в уме нельзя сосчитать, ни взглядом объять. Чтобы взглянуть на высокие до небес купола, украшенные золотом и лучащиеся, нужно было сперва снять головной убор, чтобы он не упал наземь. Заболела бы шея, прежде чем удалось бы рассмотреть все многоцветные росписи».

Наследники армянских царских и нахарарских династий всегда стремились восстановить государственность. Предприняли такую попытку и Сефединяны, потомки династии Арцруни, которые смогли приобрести большое влияние в Васпуракане. В эпоху ахтамарских католикосов Закарии III (1434—1464) и Степанноса IV (1465—1489) Сефединянов эти стремления увенчались успехом, когда последний в 1466 году венчал в Ахтамаре царем Армении своего брата Смбата. Хотя царствование Смбата длилось недолго, в хишатакаранах рукописных книг, созданных в XV—XVI веках в Васпуракане, Ахтамар именовался «царским престолом». Сами же католикосы Ахтамара, первый из которых был возведен на престол в 1113 году, называли себя «царственными», «внуками и потомками царя Гагика». Отдельный самостоятельный католикосат, сохранялся здесь до 1895 года, который покровительствовал развитию искусства в области. С конца XIII века по середину XVIII в Ване-Васпуракане было создано и украшено иллюстрациями 1500 рукописных книг, существовала Васпураканская школа художественной миниатюры. Город, основанный Гагиком Арцруни, можно было видеть еще в XVI веке. Побывавший здесь в 1510-х годах венецианский купец писал: «Всю площадь острова занимает небольшой город с внешним периметром в 2 мили. Его называют Арменик, здесь много церквей. Все многочисленные жители исключительно христиане, нет ни одного мусульманина»[2].

В 1490-х годах на острове Ахтамар прятался от султана племен Ак-коюнлу Рустама юный Исмаил, сын шейха Хайдара. Исмаил оказался у армянских монахов в тринадцатилетнем возрасте. После нескольких лет пребывания на Ахтамаре Исмаил перебрался в Карабах. Вскоре после этого, встав во главе войска, он установил свою власть в Иране и основал шахскую династию Сефеви[3].

Производители коньяка «АрАрАт», как известно, любят Армению глубокой и искренней любовью. Настолько глубокой, что решили выступить продюсерами цикла короткометражных фильмов на основе армянских легенд.

Первый фильм цикла, «Ахтамар» – это несколько историй любви, сплетенные воедино под звуки дудука Дживана Гаспаряна. Первая – это древняя армянская легенда о царице Тамар, которую старый таксист (Армен Джигарханян) рассказывает случайному пассажиру. Вторая часть композиции – это история самого таксиста, а третья – история того самого пассажира (его играет Григорий Добрыгин), который после долгой разлуки едет на встречу с любимой девушкой. Роль девушки, преданно ждущей свидания в одном из ереванских кафе сыграла трепетная Равшана Куркова.

Режиссеры фильма, братья Шаммасян, - подающие большие надежды кинематографисты из Лондона, авторы короткометражного фильма и лауреаты премии «Молодые режиссеры года» на фестивале «Каннские львы». Саундтрек к фильму написал Стив Хилтон, сводивший музыку к таким фильмам как «Квант милосердия», «Тринадцать друзей Оушена», «Умри, но не сейчас», «Планкетт и Макклейн». А афиши к фильму снимал Ирвин Олаф – тот самый, который автор фотоцикла «Королевская кровь».




ЛЕГЕНДА АХТАМАР

Давным-давно, в незапамятные времена, была у царя Арташеза красавица дочь по имени Тамар. Глаза Тамар сияли как звезды в ночи, а кожа белела как снег на горах. Смех ее журчал и звенел, как вода родника. Слава о ее красоте шла повсюду. И царь Мидии слал сватов к царю Арташезу, и царь Сирии, и многие цари и князья. И стал царь Арташез опасаться, что кто-нибудь придет за красавицей с войной или злобный вишап похитит девушку прежде, чем он решит, кому отдать дочь в жены.
И велел тогда царь построить для дочери золотой дворец на острове посреди озера Ван, что издавна зовется «морем Наири», так оно велико. И дал ей прислужницами только женщин и девушек, чтобы никто не смутил покоя красавицы. Но не знал царь, как не знали другие отцы до него, и не будут знать другие отцы после него, что сердце Тамар уже не было свободно. И отдала она его не царю и не князю, а бедному азату, который ничего не имел на свете кроме красоты, силы и отваги. Кто помнит теперь, как его звали? И успела Тамар обменяться с юношей взглядом и словом, клятвой и поцелуем.
Но вот воды Вана легли между влюбленными.
Знала Тамар, что по приказу отца днем и ночью следит стража за тем, не отплывает ли от берега лодка к запретному острову. Знал это и ее возлюбленный. И однажды вечером, бродя в тоске по берегу Вана, увидел он далекий огонь на острове. Маленький как искорка, трепетал он во тьме, словно пытаясь что-то сказать. И вглядываясь вдаль, юноша прошептал:
Далекий костер, мне ли шлешь ты свой свет?
Не ты ли – красавицы милой привет?
И огонек, словно отвечая ему, вспыхнул ярче.
Тогда понял юноша, что возлюбленная зовет его. Если с наступлением ночи пуститься через озеро вплавь – ни один стражник не заметит пловца. Костер же на берегу послужит маяком, чтобы не сбиться в темноте.
И влюбленный бросился в воду и поплыл на далекий свет, туда, где ждала его прекрасная Тамар.
Долго плыл он в холодных темных водах, но алый цветок огня вселял мужество в его сердце.
И только стыдливая сестра солнца Лусин, взирающая из-за туч с темного неба, была свидетельницей встречи влюбленных.
Ночь провели они вместе, а наутро юноша снова пустился в обратный путь.
Так стали они встречаться каждую ночь. Вечером Тамар разводила огонь на берегу, чтобы возлюбленный видел, куда плыть. И свет пламени служил юноше оберегой от темных вод, что раскрывают ночью ворота в подземные миры, населенные враждебными человеку водяными духами.
Кто помнит теперь, долго или коротко удавалось влюбленным хранить свою тайну?
Но однажды царский слуга увидел юношу утром, возвращающимся с озера. Мокрые волосы его слиплись, и с них стекала вода, а счастливое лицо казалось утомленным. И слуга заподозрил правду.
И в тот же вечер, незадолго до сумерек, слуга затаился за камнем на берегу и стал ждать. И увидел, как зажегся дальний костер на острове, и услышал легкий плеск, с которым вошел в воду пловец.
Все высмотрел слуга и поспешил утром к царю.
В люто разгневался царь Арташез. Разгневался царь, что дочь его посмела полюбить, а еще более разгневался на то, что полюбила она не одного из могущественных царей, что просили ее руки, а бедного азата!
И приказал царь своим слугам быть у берега наготове с быстрой лодкой. И когда тьма начала опускаться, царевы люди поплыли к острову. Когда проплыли они более половины пути, на острове расцвел красный цветок костра. И слуги царя налегли на весла, торопясь.
Выйдя на берег, увидели они красавицу Тамар, облаченную в шитые золотом одежды, умащенную ароматными маслами. Из-под ее разноцветной шапочки-колпачка спадали на плечи черные как агат кудри. Девушка сидела на расстеленном на берегу ковре, и кормила огонь из своих рук веточками волшебного можжевельника. А в ее улыбающихся глазах как в темных водах Вана горели маленькие костры.
Увидя незванных гостей, девушка в испуге вскочила на ноги и воскликнула:
Вы, слуги отцовы! Убейте меня!
Молю об одном – не гасите огня!
И рады были царские слуги пожалеть красавицу, но страшились гнева Арташеса. Грубо схватили они девушку, и повлекли прочь от костра, в золотой дворец. Но прежде дали они ей увидеть, как погиб огонь, растоптанный и раскиданный грубыми сапогами.
Горько плакала Тамар, вырываясь из рук стражей, и смерть огня казалась ей смертью любимого.
Так оно и было. На середине пути был юноша, когда манивший его свет погас. И темные воды потянули его в глубину, наполняя душу холодом и страхом. Перед ним лежала тьма и он не знал, куда плыть во тьме.
Долго боролся он с черной волей водных духов. Каждый раз, когда голова обессилевшего пловца показывалась из воды, взгляд его с мольбою искал во тьме красного светлячка. Но не находил, и вновь плыл наудачу, а водные духи кружили его, сбивая с пути. И наконец юноша выбился из сил.

«Ах, Тамар!» – прошептал он, последний раз показываясь из воды. Что же ты не уберегла огня нашей любви? Неужели выпала мне судьба кануть в темной воде, а не пасть на поле боя, как положено войну!? Ах, Тамар, какая это недобрая смерть! Это хотел сказать он, но уже не смог. Только одно у него хватило силы воскликнуть: «Ах, Тамар!»

«Ах, Тамар!» – подхватило эхо – голос каджи, духов ветра, и понесло над водами Вана. «Ах, Тамар!»
А красавицу Тамар царь велел навек заточить в ее дворце.

В горе и скорби до конца дней оплакивала она своего возлюбленного, не снимая черного платка с распущенных волос.
Много лет прошло с тех пор – все помнят об их горестной любви.

А остров на озере Ван зовется с тех пор Ахтамар.
_________________

Ой, Кристик, какая красота. Спасибо!!!
_________________

во бы ещё фильм посмотреть. столько хороших отзывов прочитала, что завтра пойду искать
_________________

Спасибо огромное ))..сейчас попробую загрузить



)) Совсе не нескромный вопрос...зовут Мира ..Что конкретно из еды понравилось затрудняюсь сказать, потому что не запомнила названий, к сожалению) Очень пришлись по вкусу жаренные грибы с сыром сулугуни , хотя я любительница мяса))..О своих эмоциях могу писать до много и много))) .. наверное потому что впечатления от страны были смешаны с личными )..загружаю обещанное

http://radikal.ru/F/s003.radikal.ru/i201/1001/96/abe1ced3eb76.jpg.html

http://radikal.ru/F/s48.radikal.ru/i122/1001/9e/b39837631c58.jpg.html

http://radikal.ru/F/i054.radikal.ru/1001/d0/2f49d1013a5e.jpg.html

http://radikal.ru/F/s45.radikal.ru/i110/1001/49/fdd19e61f03f.jpg.html

http://radikal.ru/F/s005.radikal.ru/i212/1001/f0/1446ec5395b5.jpg.html

http://radikal.ru/F/s002.radikal.ru/i199/1001/c7/964dfbf92029.jpg.html

http://radikal.ru/F/s005.radikal.ru/i209/1001/3b/dece43948f45.jpg.html

http://radikal.ru/F/s58.radikal.ru/i162/1001/c8/4861ff798875.jpg.html

http://radikal.ru/F/s005.radikal.ru/i209/1001/a5/7e39cde3c759.jpg.html

http://radikal.ru/F/s58.radikal.ru/i160/1001/53/f9ddd1d1a65d.jpg.html

http://radikal.ru/F/i066.radikal.ru/1001/95/b1d3f9ca46cf.jpg.html

http://radikal.ru/F/s003.radikal.ru/i204/1001/57/beace3df5688.jpg.html

http://radikal.ru/F/i082.radikal.ru/1001/02/532c7172d22e.jpg.html

Кристик! Какая история красивая!
___________________________________

Прелесть!!! ПОсмотрела все. И все уникальны! Особенно Каскад! Как же я люблю это место! Спасибо большое! Будут еще, грузи.

Очень приятно познакомиться!
_________________

КАК узнала про короткометражку под названием "Ахтамар", появилась идея, выложить легенду и написать про поэта,который написал ещё и в стихах эту красивую и грустную легенду.Жаль ,что фильм не смотрела ещё,чтобы сравнить,но собираюсь в скоре наверстать упущенное


а фотки ПРЕЛЕСТЬ ОХ КАК Я СОСКУЧИЛАСЬ
_________________

Вроде ж его по онлайну показывают сейчас. Мне сесчтра дома журнал показала. Там и сайт был. Но я не смотрела.

Ох, и не говори.
_________________

РЕШИЛА ещё некоторые произведения поэта выложить. Точнее те,которые особо нравятся.
МАРО
Там, высоко, над скалой,
В глуби гор, покрытых мглой,
Скал, украсило чело
Наше старое село.
И утес, как великан,
Призадумался угрюмо,
Только ведает туман,
Что таит утеса дума...
Не постигнуть, что за мысли
Над селением нависли...
Там молящийся народ
Свято все посты блюдет,
И ходили в церковь чинно, —
Все же горе беспричинно
И нежданная беда
Постигали нас всегда...
Вот... сейчас... одно преданье,
Быль одну вам расскажу...
Утешенья, оправданья
Я ему не нахожу...
И живет в душе моей
Память, скорбь далеких дней.

I

Близ села до этих пор
Ива грустная растет...
Пощадил ее топор,
Близок леса темный свод.
Жгли, бывало, зноем скал
И не раз батрак усталый
В трудовой и жаркий день
Находил под ивой тень...
Тут же вился с гор поток,
Сладкогласый ручеек,
Неустанный и звенящий,
Он журчал в зеленой чаще,
И гурьбою детской, голой,
Шли долиной мы веселой
В жаркий полдень искупаться,
Порезвиться, посмеяться...
Так беспечной детворой
Жили летней мы порой,
Над цветным снеша веском
За лучистым мотыльком....

И когда мы уставали,
Мы, утихнув, отдыхали,
Вдруг задумавшись глубоко,
Там, под ивой одинокой,
Зло забыв, забыв добро,
Над могилою Маро...
О, Маро, дитя, подруга,
Радость детского досуга,
Как беспечны все мы были
Как резвились и любили!

II

Был в Маро лучистый свет...
Девять минуло ей лет...
В это время золотое
В дом к отцу явились двое...
Мать Маро в хозяйской роли
Понесла им хлеба-соли,
А они благодарили,
Добрый дом благословили...
«Будьте вы хранимы небом...
За землей мы, не за хлебом!
Слова вашего мы ждем:
Отчий дом, — невестин дом!..»

И отец, бокал наполнив,
По завету все исполнив,
Отвечал покорно, строго:
«Да свершится воля бога!»
И сосватали Маро
Пастуху из гор, Каро...

III

А Каро, с высоких гор,
Устрашал прохожих взор...
Был огромного он роста,
Все в нем было кротко, просто.
Но дрожали, как перо,
Видя страшного Каро...
Теща зятя полюбила
И приветом одарила,
Даже милая Маро
Говорила, что Каро —
Добр и ласков и несет
Сласти в каждый к ней приход.

IV

Вот пришел он за женою
С барабаном и зурною, —
И Маро принарядили
И фатой ее накрыли,
Положили хну на руки,
Не спросив про сердца муки,
И ребенка на венчанье
Повели, как на закланье...
Поп с крестом спросил Каро...
Тот сказал «беру», довольный,
И молчала подневольно
Неподвижная Маро...
Вот отец благословенье
Зятю дал: «Пусть умноженье
Благ твоих цветет полнее,
Стань на свете всех сильнее,
Пусть тебя, без тяжких зол,
Ждет у мельницы помол!»
К мужу горною тропою
Увели Маро толпою...
Мужем маленькой Маро
Стал большой пастух Каро.

V

Не пойму, пошло с чего бы...
Ворожбой, иль черной злобой
Над малюткой начудили,
Сердце страхом отравили...
Может, злобная вещунья,
Чародейка и колдунья,
Отравила тайно платье,
Нашептала ей проклятье...
Сколь над горем толковали
И в беде причин искали...

Не нашла приюта-места
В новой хижине невеста,
Убежала вновь к отцу...
Слезы лились по лицу...
«Пожалейте, пощадите!
Я люблю вас... не гоните!..
Страшно... сжальтесь надо мной!
Не могу я быть женой!»

А отец стал злобы полон,
И в побоях гнев отвел он...
«Вон из дома, прочь, срамница!
Здесь тебе уж не укрыться...
Позабудь житье свое!
Имя ты чернишь мое!»
И, стыдясь и горько плача,
От соседей горе пряча,
Отчий бросила порог
Безутешная Маро...

VI

Так, отца и мать покинув,
Отчий дом из сердца вынув,
Под прикрытьем гор и неба,
Чуть жива, без корки хлеба,
От страданий цепенея,
В дом чужой войти не смея,
Там, в горах, где взрослым жутко,
Там брела Маро — малютка,
Мукой темною объята,
Одинока... виновата...

VII

Дни и месяцы текли...
Весть однажды принесли:
Наш соседний, с гор, пастух
Нам принес зловещий слух,
Весть о случае ужасном,
О ребенке в платье красном...
«Девочка, — вон в тот провал —
Сбросилась сейчас со скал!»
Тут все в страхе прибежали,
В жутком горе и печали
Все, понурившись, смотрели
На безмолвное ущелье,
И отец, забыв свой гнев,
Весь от горя побелев,
Плакал, мукою терзаясь...
Мать рыдала, убиваясь...
Много плакал и Каро...
Умерла. — ушла Маро...

VIII

Близ села, до этих пор
Ива грустная растет.
Пощадил ее топор,
Близок леса темный свод...
Там под ивой одинокой
Яму вырыли глубоко,
Без молитв Маро зарыли...
И землей ее закрыли...
Не по божеским обрядам
И не с дедушкою рядом...
Обтесали камень черный,
И вблизи дороги горной,
Под склонившимся стволом
Спит Маро глубоким сном.

IX

У села, там, под горою,
Часто тихою порою
В черном женщина проходит
И с могилы глаз не сводит,
Над могилой слезы льет
И Маро к себе зовет...
«Дорогая Маро! Маро-джан!
Пожалей и скажи... слышит горный туман...
Кто обидел тебя, Маро-джан?
Возвратись же любя, Маро-джан!
Все мы плакать должны, Маро-джан:
Я не вижу вины, Маро-джан!
О, вернись же домой, Маро-джан!
Но ты спишь под землей, Маро-джан!»
Так склонясь над камнем скорбным,
Молчаливым, спящим, черным,
Кос печальных серебро
Сыплет, плача, мать Маро...
Тщетно слышатся моленья,
И возносятся куренья...
В полумгле ночи глубокой
Пламя свечки одинокой
Там, над камнем, чуть заметно,
Отвечает безответно
О далеких, грустных днях
И... теряется в горах...

Пер. М. Гальперин

также Ахтамар на языке оригинала

ԱԽԹԱՄԱՐ
Ծիծաղախիտ Վանա ծովի
Փոքրիկ գյուղից առափնյա,
Ծովն է մըտնում գաղտագողի
Ամեն գիշեր մի տըղա:

Ծովն է մըտնում առանց նավակ,
Բազուկներով առնացի
Ջուրը ճողփում, լող է տալի
Դեպի կըղզին դիմացի:

Խավար կըղզուց պարզ ու պայծառ
Մի լույս կանչում է նըրան,
Մի վառ փարոս նըրա համար,
Չըմոլորի իր ճամփան:

Սիրուն Թամարն ամեն գիշեր
Այնտեղ կըրակ է անում,
Եվ ըսպասում է անհամբեր
Այնտեղ` մոտիկ դարանում:

Ծըփում ծովն ալեծածան,
Ծըփում է սիրտը տըղի.
Գոռում է ծովն ահեղաձայն,
Նա կըռվում է կատաղի:

Եվ Թամարը սըրտատըրոփ
Արդեն լըսում է մոտիկ
Ջըրի ճողփյուն, ու ողջ մարմնով
Սիրուց այրվում է սաստիկ:

Լըռեց: Ծովի խավար ափին
Կանգնեց սեւ-սեւ մի ըստվեր...
Ահա եւ նա... իրար գըտան...
Կասկածավո՜ր լուռ գիշեր...

Միայն ալիքը Վանա ծովի
Մեղմ դիպչում են ափերին,
Հըրհըրելով հեռանում են
Շըշունջներով անմեկին:

Նըրանք ասես փըսփըսում են...
Ու աստղերը կամարից
Ակնարկելով բամբասում են
Լիրբ, անամոթ Թամարից...

Բամբասում են կուսի սըրտում...
Ժամ է արդեն... ու կըրկին
Մինն ալեկոծ ծովն է մըտնում,
Մյուսն աղոթում եզերքին...

«Ո՞վ է ջահել էն խիզախը,
Որ հենց հարբած իր սիրով,
Սըրտից հանած ահն ու վախը
Ծովն անցնում է գիշերով։

Ծովն անցնում է մյուս ափերից
Մեր Թամարին համբուրում...
Աղջի՞կ խըլի նա մեր ձեռի՜ց...
Ի՞նչի տեղ է մեզ դընում...»։

Էսպես ասին վիրավորված
Կըղզու միջի ջահելներ
Ու Թամարի ձեռքով վառած
Լույսը հանգցրին մի գիշեր:

Մոլորվեցավ խավար ծովում
Լողորդ տըղան սիրահար,
Ու բերում է հողմը, բերո՜ւմ
Հառաչանքներն՝ «Ա՜խ, Թամա՜ր...»։

Մոտ է ձայնը. խոլ խավարում,
Ժայռերի տակ սեպացած,
Ուր ամեհի ծովն է գոռում,
Մերթ կորչում է խլացած,
Ու մերթ լըսվում ուժասպառ.
«Ա՜խ, Թամա՜ր...»։

Առավոտյան ծովը ծըփաց,
Ափը ձըգեց մի դիակ,
Նըրա շուրթին, պաղ, կարկամած,
Ասես մեռած ժամանակ
Սառել էին երկու բառ.
«Ա՜խ, Թամա՜ր...»։

Այն օրվանից սըրա համար
Կըղզին կոչվեց Ախթամար։

1891

ШАХ И РАЗНОСЧИК
«Эй, кто не брал?
Бисер, коралл!
Кольцо, браслет,
Любой предмет!
Куря’т неси,
Меняй, проси!
Все для девиц,
Для молодиц!
За грош товар,
Хорош товар!»

Разносчик кричит, подзывает народ, —
Таких постоянно встречаешь у нас.
Но этот?.. — змеей по базару ползет
Торговцем одетый властитель Аббас.

«Иголки, нитки! Эй, кому?
Сюда! Недорого возьму!»
«Браток разносчик! а браток!
Иголки есть? Продай пучок».
И подошел, ускорив шаг,
К армянке-выселенке шах:
«Острее жал. Каков закал!
Пучок — за хлеб».
«Ой, обобрал!..»
«Не спорь, сестрица, о грошах,
Коли тебе твой дорог шах!»
«Да будь он проклят во все дни!
Господь от шаха нас храни!
Живи, разносчик, много лет,
Но шаха поминать не след...»
«И зла же у людей в сердцах!
Что вам дурного сделал шах?
Отвел он турка меч лихой,
Вас вывел из Джульфы сухой,
В богатый край переселил,
Заботой всякой окружил...»
«Закрой чарчи свой грешный рот,
О шахе толки прекрати!
Нагрянул он, угнал народ, —
Хоть ногу бы сломал в пути!
По нашим нивам и садам
Прошел, как паводок весной.
Не внял Христу, не внял и нам, —
Всех снял, всех вывел в край чужой.
Замкнули мы дома, дворы.
Ключи забросили в Араз.
Вот обернулись с полгоры
На край родной в последний раз,
Молились: «Богоматерь-свет,
Ты наши кровы соблюди
И, где б наш ни терялся след,
Назад из плена приведи!» —
Так мы молились, а потом,
Вновь оглянувшись, побрели
И под мечом да под кнутом
Толпой к Аразу подошли.
Что море, пенится Араз,
Волну выплескивает вон.
«Вброд!» — раздается вдруг приказ.
Самим Аббасом отдан он.
Там, сзади, меч, тут — бездна вод.
Рыданья, вопли... Страшный час...
Стар, млад — все мечутся... И вот,
Обнявшись, кинулись в Араз.
Такую страсть переживать
Не пожелаешь и врагам...
Да не доносятся, видать,
Проклятья наши к небесам...»
И вот изгнанниками вмиг

Аббас смущенный окружен.
Мятежный нарастает крик:
«Будь проклят шах и шахов трон!»
Аббас косится, страшен взгляд,
Угроза прячется в глазах,
Колени у него дрожат —
И мрачно спрашивает шах:
«Вы так ли речь вели о нем?
У всех, бывало, на устах:
Мы в счастье, мол, теперь живем,
Благословен Иран и шах!»
«Мы лгали, братец! Ты ведь свой,
Чего нам от тебя таить?
А шах — он хищник, зверь лесной, —
Как сердце перед ним раскрыть?
Доколе шах и пленник есть,
Хозяин и наемник есть,
Не могут на земле процвесть
Ни счастье, ни любовь, ни честь».

Взвыл страшно разносчик, отбросил покров, —
Встал шах перед пленными, грозно суров.
Сверкнул ятаган у владыки в руках,
И старец-изгнанник простерся во прах.

Доколе шах и пленник есть,
Хозяин и наемник есть,
Не могут на земле процвесть
Ни счастье, ни любовь, ни честь.

Пер. С. Шервинский

ВЗЯТИЕ ТМКАБЕРДА
Пролог

Эй, молодежь, сбирайся в круг!
Красавицы, ко мне!
Расскажет странник вам, ашуг,
О давней старине.

Друзья! Мы в жизни гости все.
Со дня рожденья мы
Бредем по суетной стезе,
И жует нас царство тьмы.

Пройдет любовь, умрет краса.
Всему придет черед.
Для смерти смертный родился,
Деянье — не умрет!

Пойдет молва из века в век
Про добрые дела.
Бессмертен смелый человек,
Чьим подвигам хвала.

А злым деяньям суждены
Проклятья без конца,
Равно суровы для жены,
Для сына, для отца...

Но речь моя про доброту.
Да улыбнется всяк!
Кто не признает славу ту?
Воздаст ей даже враг.

Друзья, настройтесь песне в лад!
Запев не долог мой.
Как пулю, песню шлют. Крылат
Ее полет прямой.

I

Собирает орды шах Надир.
Раздается звон мечей.
Тучами он крепость заградил,
Что чернее всех ночей.

«Слушай, князь Татул, лихой боец!
С жизнью смертною простись,
Я принес в подарок твой конец.
Так спускайся с башни вниз!»

«Шах Надир! Не хвастай до поры! —
Отвечает смелый князь, —
Много черных туч окрест горы,
А гора сверкает, не склонясь».

Витязей ведет он за собой,
Меч отточенный свистит.
Конь заржал. И прямо в смертный бой
С конницей Татул летит.

Сорок суток бились храбрецы,
Не смолкая, бой кипел.
Крепостные высятся зубцы
Над кровавой грудой тел.

Вышел весь Иран и весь Туран.
Звон мечей немилосерд.
Бьет и бьет по крепости таран,
Но не дрогнул Тмкаберд.

И в победной радости клонясь,
Возвращаясь в замок свой,
Целовался утомленный князь
С черноокою женой.

II

«Клянусь душой,
С такой женой
Бойцом бы стал ашуг!
И, не дрожа,
Не взяв ножа,
На шаха б встал ашуг.

О, жар любви,
Огонь в крови.
Лишь усмехнется взор —
И сумрак прочь,
И сразу ночь
Сияет ярче зорь...

Залог побед
Тех уст привет, —
Нежнее роз уста.
Услышь — и страх,
И смерть, и шах
Исчезнут без следа».

III

И у шаха уже не смолкает в ушах,
Как прославили эту армянку друзья.
«С ней и гуриям нашим иранским, о шах,
Ни красой, ни осанкой сравниться нельзя!
Дочерьми черноокими славен Джавахк,
В черном омуте глаз не один потонул:
Вот она, — словно кряж в снеговых кружевах,
У джавахских предгорий высокий Абул.
Это князя Татула и мощь и душа.
И, от знойных, от розовых губ охмелев
И пьянея любовью, встает он, круша,
В гущу брани бросается он, будто лев.
Завладей этой женщиной, шах, и Татул,
Обессиленный, сдастся, не встанет с колен;
Тмкаберд, что так долго ярмом не согнул,
Ты согнешь до земли и возьмешь его в плен».

IV

Мы с юности помним о песне твоей,
Не раз ты певал Фирдуси-соловей:
Герой, безупречный в отваге своей,
Не молись на жену,
Не вверяйся вину!

Ты светел, как солнечный ясный зенит.
Ты горд и незыблем, как горный гранит.
Кто наземь повергнет и в прах превратит?
Не молись на жену,
Не вверяйся вину!

Выходишь на битву и пляшешь, смеясь.
Не ходишь — летаешь, в просторы смотрясь.
Но с облачной выси ты свалишься в грязь!
Не молись на жену,
Не вверяйся вину!

Весь мир в рукопашной — тебе одному.
Ты воли не сдашь никакому ярму.
Ты встанешь, Рустаму грозя самому.
Не молись на жену,
Не вверяйся вину!

V

Шах отправил ашуга в нагорный Тмук.
«Достучись, чарователь, до той госпожи!
О любви моей спой, об огне моих мук,
И про мощь, и про славу мою расскажи!

Обещай госпоже мой престол золотой!
Пусть звенит у нее от желаний в ушах!
Обещай ей все то, что жене молодой
В силах дать очарованный женщиной шах! »

И куда не пробиться свирепым бойцам,
Там желанен ашуг, там звенит его саз.
Все приветствуют бедного странника там.
Он пришел к Тмкаберду в предутренний час.

VI

А над крепостью вновь содроганье и гул.
И стоит против шаха Татул, как вчера.
Бьются витязи шаха, — не дрогнет Татул.
Кровь потоками хлещет и бьет, как Кура.

Бьются насмерть, сшибаются витязи вновь.
Хлещет кровь, словно горная в пене река.
И ашуг запевает про шаха любовь,
Как богат его шах, как страна широка.

Слышит песнь молодая Татула жена,
И томит ее тайна, гнетет ее стыд.
И соблазном предательская поражена,
И мечтает о царстве, и ночи не спит,

«Внемли, красавица, внемли!
Ты несравненна и сладка.
Шах — повелитель всей земли,
Могучи шаховы войска,

Но, как и мы, душой он слаб
И любит женщин молодых.
Как диадема подошла б
К тебе, владычица владык!»

Слышит песню ашуга, не спит госпожа
Столько дней и ночей, столько дней и ночей!
И задумчиво ждет и бледнеет дрожа,
И дремота бежит от прекрасных очей.

VII

Битва кончена. Князь возвращается вновь,
Возвращается с войском могучий Татул,
И с кривого клинка отирает он кровь.
И в Тмуке движенье и праздничный гул.

Там устроила пир госпожа. И пока
Темнота на земле, там пируют всю ночь.
Льются вина, как горная в пене река.
Весь Джавахк на пиру, и подняться невмочь,

Госпожа угощает гостей дорогих,
Наблюдает за пиршеством зорко она,
Чтоб веселье росло, чтобы говор не стих,
Чтобы пили глубокие чаши до дна:

«Сдвигайте, гости, чаши в круг
И пейте до конца!
Да будет славен мой супруг
По милости творца!

Эй, пусть господь его хранит!
Пусть будет меч остер! —
Пусть нас навеки осенит
Могущества шатер!»

Гремит Тмук средь мощных гор.
Отгул далече раздался.
Не молкнет песня, дружен хор.
Грозны мужские голоса:

«То сквозь тучу не с гор опустился орел
На прямых, на широких, на плавных крылах,
Славный князь Тмкаберда на землю сошел,
На врагов нагоняя смятенье и страх.

То не туч грохотанье в расщелинах гор,
Не блеснула свирепая молния там —
Это схватка Татула в расщелинах гор,
Это сабля Татула, сверкнувшая там.

Не сравнится нагорный орел с храбрецом —
Шах пред ним растеряется, дрогнув лицом».

Все беспутнее пир, все пьянее поток.
Брызжут вина Кахетии, чаши звончей.
Гости пьют за растущий на скалах цветок, —
За свою госпожу, за утеху очей.

Пьют здоровье и честь храбрецов дорогих,
Что для ближнего жизни в бою не щадят...
Пьют за славу живущих и в память других,
Тех, что с неба на жаркую битву глядят.

Госпожа угощает гостей дорогих,
Наблюдает за пиршеством зорко она,
Чтоб веселье росло, чтобы говор не стих,
Чтобы выпили полные чаши до дна.

«Свидетель бог, твое вино
Все выпито до дна.
Мы до краев полны давно,
Мы пьяны допьяна!»

И стих чертог. И черен стал
Зубцов немой венец.
Татул с дружиною устал.
Храпят. Храпят. Конец.

VIII

Под зловещими сводами еле видны,
Спят вповалку, повержены ниц.
И витают, витают их тяжкие сны,
Вьются тяжкие сны чередой верениц,

Снится, снится Татулу — мутит его мрак, —
Снится, будто вползает на башенный мост
Змей кольчатый, дракон. Обвивается враг
Вкруг стены крепостной и кусает свой хвост,

Подымается медленно чудище. Вот
Запрокинулось черной своей головой.
Голова уже с башнями вровень плывет
И глядится в татулов чертог огневой.

И как будто Татул не один в эту ночь,
И как будто с женою любимою он,
И как будто он молвит: «Привстань, чтоб помочь,
Я дракона убью, я прерву этот сон!»

Так Татул говорит. Но, вглядевшись, дрожит,
Ибо чувствует он сквозь смятенье и муть,
Что не с милой женой, как бывало, лежит,
Что вдавилась драконья глава в его грудь.

IX

Стряхните сон! Всмотритесь в ночь!
Хоть и темным-темна...
Чья это тень метнулась прочь,
Не знающая сна?

Иль то отчаявшийся враг,
Победой не кичась,
Предательски глядит во мрак,
В ночной, могильный час?

Сомкнитесь, воины, в цепи!
Здесь бродит человек!
Эй, стража львиная, не спи!
Ты все проспишь навек!

Вас опоила госпожа,
Чтоб дверь открыть врагам!
И дверь откроется, визжа,
За дверью свист и гам.

Встань! Там измена! Напролом!
В бой! На коней! Вперед!
И лязгает железный лом
В тугой затвор ворот,

Х

Ясный день открывает большие глаза,
И опять он глядится на мир, на Джавахк.
А над крепостью отбушевала гроза, —
Все в развалинах, в дымных густых кружевах.

Упоенные славой побед и вином,
Крепко спят и войска. И отважный Татул
Беспробудным, навек обнимающим сном,
Не узнав об измене, навеки уснул.

Перед шахом, пред сумрачным взором его,
Пир вчерашний, и чаши, и снедь на столах...
Сиротеющий трон. Все черно и мертво.
Кончен пир. И о бренности думает шах.

Все пройдет. Все изменит. Все тщетно, как дым,
Так не верь ничему, не вверяйся душой
Ни счастливым часам, ни удачам своим,
Даже чаше, что подана милой женой!

И горчайшее слово он молвит: «Скажи,
Госпожа Тмкаберда! Бледна ты, как мел,
Черноокая женщина, полная лжи!
Разве не был твой муж и прекрасен и смел?»

«Он прекраснее был, и смелей, и честней
Всех на свете, мой мертвый владыка и муж!
Он предательством женским не брал крепостей!
Никогда он обманщиком не был к тому ж!»

Так ответила. И, разъяренно рыча,
Содрогаясь всем телом, как бешеный зверь,
Шах поднялся и крикнул: «Позвать палача!»
Только крикнул — тотчас открывается дверь.

XI

Весь в красном с головы до пят
В чертог палач вошел.
Из этих сумрачных палат
Он женщину увел.

Ее привел он на скалу,
Что и сейчас видна,
И сбросил женщину во мглу,
Где не достанешь дна.

Дрались волчица и лиса,
В ущелье труп грызя.
Стервятник хищный сорвался,
Ей выклевал глаза.

И та, чьи очи так нежны,
Чьи так влажны уста, —
Цветок неслыханный весны, —
Исчезла без следа.

И мощный шах прошел, как дым,
Со славой ратных дел.
Татул, что был непобедим,
Покинул наш предел.

И лишь одно дошло до нас
Предание о них.
Не смолкнет памятный рассказ
И для времен иных!

XII

Эй, молодежь, сбирайся в круг!
Красавицы, ко мне!
Расскажет странник вам, ашуг,
О давней старине.

Друзья! Мы в жизни гости все,
Со дня рожденья мы
Бредем по суетной стезе,
И ждет нас царство тьмы.

Но нас дела переживут, —
Злой, доброй ли молвой,
Блажен, кто безупречно тут
Весь путь проходит свой!

Пер. П. Антокольский
_________________

ОЙ, Кристик джан! Я обожаю поэзию!!! Чего стоит армянский стих!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Спасибо, дорогая!!! С удовольствием читала и буду читать!
_________________

Я тоже люблю очень.Туманян с Ширазом и Севаком мои самые любимые .Хочешь ещё на армянском остальные?
_________________