Сказочные Вечеринки

Дорогою Елена больше молчала, слушала как отец нахваливает обед у Мещерских. Петр Николаевич был гурман, но похвастаться таким поваром, как месье Жорж, не мог, держал что в городском доме, что в усадьбе кухарок. В праздники и приемы у Артемьевых подавали наравне с русскими «французские» блюда в провинциальном варианте.
- А ты почему молчишь, Еленочка?- спросил Петр Николаевич, когда у него иссякли хвалебные слова в адрес французского повара.
- Давно ли вы знакомы с князем Загряжским, папенька?- внезапно спросила Елена.
- Порядком, душа моя. Я тогда часто бывал в столице, там и свел знакомство с его сиятельством. Князь был тогда моложе и весьма хорош собой - женщины так и млели при взгляде на него…- Петр Николаевич усмехнулся. - Признаться, я в те годы тоже был недурен.
- Вы, папенька, и сейчас красивый мужчина. Хоть сейчас под венец! - улыбнулась Елена.
-Ну, будет тебе льстить, - расхохотался тот и лукаво взглянул на дочь. - А ты заинтересовалась князем, Еленочка?
- Хотела понять, что он за человек, - ответила она.
- И что же ты поняла?
- Он показался мне человеком весьма светским. Однако… - Елена помолчала, а после как бы нехотя прибавила: - Князь игрок, что не делает ему чести в моих глазах, к тому же в его годы он всего лишь поручик… это странно, вы не находите, папа?
- Никто не безгрешен, душа моя. - Артемьев вздохнул. - Теперь Загряжский наш сосед, и нам следует поддерживать добрые отношения. К тому же князь не женат.
- Об этом можете не беспокоиться: в глазах Георгия Александровича я унылая старая дева, - с усмешкой ответила Елена. - Давайте больше не будем о нем…Поговорим лучше о вас и Долли Мещерской.
- А тут и говорить нечего, Дарья Петровна очаровательная барышня. И я бы просил ее руки, не будь уверен в том, что она мне откажет. Эта девушка может составить себе блестящую партию при всех своих достоинствах. - Артемьев взглянул на дочь. - Не могу даже представить себе, что может заставить ее выйти замуж за старика…
- Жизнь странная штука, папенька, - ответила Елена и замолчала, до самого дома не проронив более ни слова. Вместе с тем она продолжала вспоминать последний разговор с князем, без конца прокручивая его в голове.

Иногда скучными вечерами в усадьбе, задремав с томиком поэзии любимого Джона Китса в руках, Долли порой грезила, как в ее комнату врывается какой-нибудь отважный рыцарь, принеся с собой ветер дальних странствий и бушующие страсти. Реальность, однако, оказалась куда прозаичнее и оттого даже абсурднее.
- Вы по какому праву мне допрос учиняете, Аркадий Григорьевич?
Оправившись от первого потрясения, Долли быстро пришла в себя.
- Вы мне ни муж, ни брат, чтобы укорять за содеянное – Мещерская усмехнулась – Я девушка вольная, кого хочу, того и целую. Вас вот тоже помнится, целовала.
Она высвободилась из объятий Трубецкого.
- А потом вы сказали, что никогда не сможете на мне жениться. Положение ведь ваше не изменилось?
Аркадий не ответил.
- Тогда вы меня компрометируете, Аркадий Григорьевич и я прошу вас удалиться. – Долли схватила с кушетки шаль и набросила на плечи – Я может, тоже рассчитываю в скорости замуж выйти, и мне перед будущим супругом будет стыдно.
- За кого?
- Да я же невеста завидная, хоть не так родовита, да богата, авось кто и сыщется. Вы сказали, что не вольны своим сердцем распоряжаться, а у меня его нет вовсе – у половины Петербурга спросите – подтвердят.
Хоть отважный рыцарь и ворвался в ее комнаты, но Долли понимала, что мужчины проникают в комнаты к барышням отнюдь не по зову сердца, а движимые…совсем иными страстями и потребностями.
- Дарья Петровна, простите…заснула я ..и не слыхала – вбежавшая в покои Дуняша застыла на месте и потерла глаза.
Князь сразу же скрылся.
- Ты ничего не видела – сурово произнесла Долли.
- Ага…Христом Богом клянусь…ничего – та согласно закивала.
Мещерская повернулась к ней спиной.
- Корсет расшнуруй живо. И впредь откликайся, когда зову.
- Слушаюсь, барышня – Дуняша начала всхлипывать, но проворно развязывала узлы.
- И окно прикрой…сегодня ночью зябко –добавила бесцветным голосом Долли.

_________________

Так сурово с Аркадием Григорьевичем давно не говорили.
Долли была словно ледяная статуя, прекрасная, но холодная.
Он никак не мог вставить слово в ее речь, она метко била в его самые больные места.


Долли освободилась из объятий князя, отойдя на пару шагов назад. Аркадий еще раз судорожно окинул взглядом хрупкую девичью фигуру.

Аркадию нечем было парировать ее слова, хотя он очень хотел что-нибудь ответить. Но что же тут скажешь? Она была во всем права, этим привлекая его еще больше.

-За кого? - вырвалось у Аркадия. Он мысли не мог допустить, что девушка может выйти замуж. За кого-то кроме него!

Дверь внезапно открылась, вошла Дуняша. Аркадий понял, что разговор с Дарьей Петровной, который он и не смог начать, был окончен.

Князь согнул голову в знак прощания и скрылся тем же путем, что и возник в комнате.
Но уснуть он после произошедшего не мог. Он снова закурил и добрел до беседки.
Мысли терзали его беспокойную голову.
- завтра обязательно нужно объясниться. - подумал Трубецкой. Ему необходимо было крепко подумать о своем будущем, о Дарье Петровне, о своих чувствах к ней.
Он вспомнил тот поцелуй, о котором напомнила Долли в разговоре. Хотя он и ни на минуту не забывал о нем. И ему мечталось повторить этот поцелуй.

Сад

Евдокия Ильинична снова приятно удивила: не стала настаивать и рваться ехать в ночь, прислушавшись к здравому смыслу. А уж для того, чтобы прислуга ничего не перепутала, есть рецепт, проверенный временем.
- Вы ведь, кажется, с тетушками сейчас живете? – уточнил Звегинцов, неторопливо направляясь к дому. Шаги он старался делать поменьше, чтобы опирающейся на его руку Евдокии Ильиничне было удобней. – Прикажите подать письменный прибор. Пока вашего Гришку будут искать, напишете записку тетушкам, а заодно перечислите, что горничной утром необходимо захватить. Даже если ваша девушка не знает грамоты, ей прочитают.
Проводив барышню в дом и кликнув слуг, Звегинцов откланялся и ушел в отведенную ему спальню.

Спальня

Стоя у окна и глядя в ночное небо, Звегинцов вспоминал, какой большой и красивой казалась ему луна восемнадцать лет назад. Наверное, она всегда кажется особенно красивой, когда ты молод и влюблен. А сейчас у него уже дочка почти невеста. Еще чуть-чуть, и ее надо будет вывозить в свет, заказывать бальные платья, и что там еще к этим платьям полагается заказывать. Как давеча сказала Евдокия Ильинична: нужно платье для пикника и бала. И, судя по ее словам, это какие-то разные платья. Для бала, наверное, понарядней. А для пикника какое нужно? Да и кроме этих наверняка нужен целый ворох платьев на все случаи жизни.
Сам Звегинцов понимал только, что бывают платья очень красивые, а бывают не очень. Но это уже когда платье готово и надето на владелицу. А вот определить, будет ли платье очень красивым, глядя на приложенный к фигуре кусок ткани – это какая-то женская магия, не иначе. Пожалуй, права оказалась бывшая супруга, рядом с девочкой обязательно должна быть более опытная женщина, ведь и помимо платьев есть множество чисто дамских штучек, в которых мужчинам ни черта не понять. Жениться во второй раз, что ли? Если бы все было так просто, особенно в его положении. Барышень на выданье в уезде не так много, и у них поинтересней кавалеры найдутся. Звегинцов бы и сам три раза подумал, выдавать ли дочь за человека в два раза старше, да к тому же разведенного. Есть, конечно, вдовы, которые не против выйти замуж повторно, одна беда – среди его знакомых таковых не числилось. Разве только к одной из тетушек Евдокии Ильиничны посвататься. Если графиня на них хоть сколько-нибудь похожа, должны быть приятные женщины.
Невесело усмехнувшись своим мыслям, Звегинцов закрыл окно.

Гостевая спальня

Все оказалось до обидного просто, и почему Докки сама до этого не додумалась, она так и не поняла, но Николай Александрович, играючи, избавил ее от всех проблем. Она и сама подумала уже написать Алене записку – вся прислуга в имении была грамотной, стараниями покойного графа в деревне имелась школа и амбулатория, но не знала, где искать бумагу и перо с чернилами, а еще Гришку, а тут все решилось в один миг. Звешинцов проводил Докки в дом и препоручил слугам – кто-то тут же бросился искать Гришку, саму графиню провели в спальню, куда принесли перо, бумагу и чернильницу, а потом пришла горничная помочь переодеться.
Докки поблагодарила Николая Александровича за заботу. Она так и сказала – за заботу и участие, подумав, что давно никто так не решал ее проблемы, поскольку тетушки чувствовали себя скорее гостьями, да и вели себя соответственно, весь груз забот об имении лег на плечи Докки. С одной стороны она была этому рада, поскольку в заботах о других отвлекалась от горя по отцу, особенно в первое время, с другой, иногда хотелось, чтобы был кто-то рядом, к чьему плечу можно было бы прислониться, и на кого переложить часть проблем.
Пока графиня писала записку Алене, до мелочей точно указывая, какой костюм и обувь взять для пикника, какие украшения и наряд для бала, не забыть бальные туфли, карне и все нужные аксессуары, нашелся Гришка.
– Барышня, звали? – парень уже явно спал где-то и сейчас выглядел взъерошенным вороненком.
– Да, Гриша, придется тебе домой ехать, – кивнула Докки. – Вот, Алене записку передашь, и завтра утром чтобы оба тут были. Ну и коляску другую возьми, а то вдруг с кабриолетом что снова случится. Понял?
– Ага, – поклонился парень. – Аленке все передать. На словах ничего? А то она, вдруг перепутает что.
– Она не перепутает, и пусть аккуратно завернет одежду. Портплед возьмите.
– Все в лучшем виде спроворю, – снова поклонился Гришка. – Доброй ночи, барышня.
– А тебе хорошей дороги, – проводила его графиня.
Пришла горничная, помогла снять платье и корсет. Стянув чулки, Докки осталась в нижней сорочке, в которой придется спать за неимением ночной, попросила принести теплого молока с медом, а потом уютно устроилась на подоконнике, приоткрыв окно. Стемнело, на небе появились звезды и кусочек луны, одурманивающе пахло жасмином и мятой. Докки любила цветы, любила свою усадьбу, комфортно чувствовала себя на природе. Она не стеснялась общества и могла держать себя там с достоинством, но комфортно ей не было. А в имении – было. С упоением скакать на лошади, встречать рассвет или купаться в пруду – это составляло часть ее жизни, от которой она не хотела отказываться.
Отпив молока, девушка вздохнула. Она все время возвращалась мыслями к Звегинцову. Странный выдался день сегодня, и все время провидение сталкивало ее с соседом в самых разных ситуациях. Сначала на дороге, потом эта милая перепалка перед обедом, разговор в беседке – она ни с кем никогда не была столь откровенна, да и сейчас, когда он все решил быстро и как надо. Раньше они почти не общались, в самом деле, что общего у женатого мужчины и юной девицы, но отец с ним приятельствовал и выделял из остальных окрестных помещиков, и теперь Докки, кажется, поняла, почему. С Николаем Александровичем было легко – он умел слушать и слышать собеседника, был ненавязчив и тактичен, с ним было легко и интересно, и что греха таить, Докки нашла Звегинцова обаятельным и красивым. Эти мысли вдруг вызвали жар в теле и частое сердцебиение, девушка покраснела и смутилась, сама не зная, почему.
Посидев еще немного, она допила молоко, прикрыла окно и улеглась в постель. Сон пришел не сразу, и снился ей отчего-то Николай Александрович – они вместе скакали куда-то вдаль и смеялись.

Провалиться в сон не успел, как еле слышно стукнула дверь и где-то слева зашуршало сено.
- Яшка… ты тут? – раздался громкий шепот Дуняши. – Темно, хоть глаз выколи. Ничего не вижу со свету…
Она опустилась на колени и пошарила впереди руками.
Приподнявшись, я поймал ее и повалил на себя.
- Ой! – она перевела дух и рассмеялась, стукнула ладошками по плечам. – Напугал, чертяка!
Я засмеялся вместе с ней, перевернулся.
- Ты чего в темноте бродишь?
- Пирог вот тебе принесла, Авдотья Ивановна на завтрева напекла аж две кадушки. А ты не ел весь день толком. – Она завозилась, сунула мне сверток. – На вот, теплый еще.
- Благодарствую. Следишь, стало быть, чтоб не отощал? А с чем пирог?
- Да я не глядя взяла, сверху. Там с грибами были, с зайчатиной, с капустою… сладкие еще…
- Спасла ты меня от голодной смерти, добрая девица. У меня тоже для тебя кое-что есть.
Я вложил ей в руку платок с завернутым инжиром.
- Это что?
- Конфекта шоколадная. Ты не думай, я не стянул. Барышня угостили.
- А ты как же?
- Я этих конфет знаешь сколько съел? Сто штук. Видеть их не могу больше, - я тихонько потянул вверх подол ее платья.
- Ну коли так, спасибо... – Дуняша насторожилась. - Яшка!
- Мм?
- И чего это ты делаешь? – с подозрением спросила она, замерев.
- А на что похоже?.. – пальцы дотянулись до теплой коленки.
- Похоже на то, что ты хитрющий прохвост! – Дуняша задрыгала ногами, сбрасывая руку. – Отвлекаешь, значит, разговорами, а сам!.. Пусти-ка, мне бежать надобно. Барышню еще ко сну приготовить да штаны заштопать, кои ты утром изорвал.
- Поцелуешь – отпущу.
- Так, значит?!
- Ага.
Она сердито посопела, потом приподнялась и быстро чмокнула в уголок губ.
- И это поцелуй?
- А что это, по-твоему?
Я наклонил голову, поймал ее губы, пахнущие яблоками и мятой, и целовал, пока она сама не закинула руки мне на шею.
- Вот поцелуй, Дуняш. Беги теперь.
- Кабы ноги еще держали, - вздохнула она.


Глаза я открыл, когда еще не рассвело. Лежал, закинув руки за голову, смотрел, как сереет предрассветный сумрак в окне. Короткая летняя ночь тускнела, вместе с ней угасал бледный месяц. Яркой полосой разгоралась заря, предвещая восход, небо стремительно набирало голубизну. В деревне за рекой горланили петухи, перекрикивая друг друга, за тонкой стенкой верещали воробьи в кустах.
Я поднялся, сонно потер руками лицо, стянул с себя рубаху, в которой спал, и отправился во двор умываться, ёжась от утренней прохлады. Потом надо пойти в кухню, принести воды, помочь собрать корзины для пикника, отнесть на берег заранее да там же натянуть навес от солнца, а то и не один.
День начался.

Спала Долли плохо. Задремала лишь под утро, стараясь не думать об объятиях Аркадия и словах, которых бросила ему прямо в лицо. Слова были верные, да только сердце живое и оно болит. Долго просидела она за туалетным столиком, скрывая следы усталости. Сегодня ведь такой ответственный день. Бал, на который съедется весь уезд и столько дел впереди.
Надобно справиться, как почивали гости, да все ли готово к прогулке и пикнику.
Мещерская спустилась вниз в столовую, где как раз накрывали завтрак.
_________________

Веселое - Отрадное

Приехав в Веселое, князь Загряжский первым делом отправил Прошку на городскую квартиру за подарком для Дарьи Петровны Мещерской и ее дядюшки. Имелось у него там пара старинных серебряных подсвечников для пианино и дуэльные пистолеты. Он в свое время в Париже купил две пары, вторую как раз для подарка.
– Туда и назад пулей чтобы, мне утром в Отрадное возвращаться, – напутствовал он денщика.
– Слушаюсь, Вашбродь, сделаем, – слуга вскочил на коня и умчался быстрее ветра.
Приказав вычистить мундир и сапоги и приготовить чистую рубаху, Жорж отправился спать. Надо отдать должное прислуге – пока его не было, отмыли и почистили весь дом, даже кое-какой мелкий ремонт сделали – из окон уже так не дуло, и двери висели ровно и закрывались. Надо будет отблагодарить, – подумал он, укладываясь в постель. Несмотря на усталость, уснуть не удавалось, князь даже думал отправить кого найти девку чистую да посговорчивей, но потом отказался от этого намерения. Встал, выкурил папиросу, вышел на улицу, постоял немного на крыльце, замерз, зато потом крепко уснул.
Проснулся князь поздно, и пока искупался и позавтракал, вернулся Прошка, упаковав подарки в седельную сумку, Жорж приторочил к седлу еще одну – с чистой рубахой и дорожным несессером – не то чтобы он намеревался остаться в Отрадном на ночь, но, кто знает, что там будет после бала, да и к самому балу надо выглядеть опрятно, и отправился к Мещерским.
Он прибыл как раз вовремя – оставшиеся в имении гости и хозяева заканчивали завтрак и собирались на пикник. Вручив подарки Долли и генералу, Жорж присоединился ко всей честной компании.

Долли от души поблагодарила князя Загряжского за подарок. Подсвечники и правда были искусной работы и она поставила их на каминную полку в голубой гостиной. Оружие Долли не любила, а вот дядюшке пистолеты очень приглянулись и он то и дело нахваливал их. Генерал к прогулке и пикнику решил не присоединяться, с утра вновь дала о себе знать больная спина – «на погоду ноет», признался он племяннице и просил не волноваться.
- Да-да, места здесь весьма живописные - говорил Павел Павлович остальным, когда она вернулась из гостиной – Дорога к реке через парк пойдет, его мой брат, Дарьюшкин отец, помогал разбивать, очень он до ботаники был охоч да растений редких. Там и роща секвой, деревья прямо из Южной Америки везли, и кедры атласские есть, дубы, сосны, а еще розмарин и можжевельник высаживали специально. Скульптуры имеются, можете полюбоваться, а еще Петр построил ротонду, да особые часы солнечные среди цветов, хотите - попробуйте отыскать.
Долли кивнула, накрыв плечи дядюшки пледом. Утро было теплым, но она опасалась сквозняков. Матушку она не помнила вовсе, та умерла вторыми родами, когда Мещерской не исполнилось и трех, с отцом у них близких отношений не сложилось, тот действительно много путешествовал, разыскивая редкие экзотические растения, а позже скончался в Индии от какой-то местной хвори. Это чудо, что дядюшка, человек военный и бездетный, окружил ее такой заботой и любовью, и по сути стал настоящим родителем.
- А дальше лес – продолжила Долли – Там тоже красиво и как раз малина поспела, ежевика. И другие ягоды. Я распорядилась приготовить корзинки, можем устроить соревнование, кто больше ягод соберет по пути к пикнику.
- Дарья Петровна, фотограф приехал – тихо произнес вошедший Никодим.
Долли хотела запечатлеть сегодняшний день. Фотограф будет с ними сегодня, а значит, ожидаются хорошие снимки.
_________________

Время спиритического сеанса заканчивалось. Я вполне могу допустить существование в мире того, что пока не способен понять человеческий разум. Но спрашивать о погоде или планах на будущее мне особо не хотелось. За время путешествий я поняла, что невозможное вполне может стать достижимым, песни, что звучали из фонографа, настраивали на более задумчивый лад. Александра разговаривала с Демидовым, что ж, идея театра была интересна, полагаю, если я все еще буду в империи, то обязательно приду посмотреть. И послушать. Ржевский, похоже, все же добрался до чего-то алкогольного и стащил с ближайшего стола тарелку с сырами. Мне оставаться было незачем, Александра меня потом найдет. Пикник… что ж, это неплохая идея, а вот бал. Сомневаюсь, что мое присутствие там обязательно. Танцевать я могу только с близкими родственниками, а их в поместье Мещерских нет и приезжать они не планируют. Просто послушать музыку? Хм, лучше допишу письмо, первое, о назначении стипендии я уже отправила в двух экземплярах – в Императорскую Санкт-Петербургскую Академию Наук, чтобы с моей инициативой ознакомился Дмитрий Андреевич Толстой, и самому профессору. Так у талантливого ученика будет возможность сосредоточиться на учебе. Александра пришла примерно через полчаса, сыр с тарелки поручика был изрядно подъеден, а бутылка почти опустела.
- Итак, давайте подытожим, - по привычке складываю ладони домиком, тяжелые шелка были разложены на диване, с прической пока решила не возиться. – Поменяли лошадей, собирают информацию под видом путешественников.
- По дороге из Энска есть несколько постялых дворов. Один – рядом с лесом. Но особо не высовываются.
- Давайте им ловушки устроим! – воинственно предлагает Александра.
- Я не очень хорошо знаю местность, - качаю головой. – Охотой увлекаются дядя и батюшка. Мне не интересно стрелять по таким… целям. Сталь мне нравится больше. Однако, если они будут ошиваться там, это заметят. Для охоты они не подготовлены, с собой даже пары собак не взяли.
- И птиц, - кивает Ржевский.
- И птиц, - соглашаюсь. – Так их за разбойников скорее примут. Так что пока преимущество у нас.
Александра осталась, а вот поручику досталась соседняя комната. Одежду для пикника выбирали долго, я предложила взять зонтики, если мы будем сидеть на поляне, а не рядом с деревьями, они будут отличным укрытием от солнца. Нужно будет еще проведать Люсю. Скорее всего, лучшим решением будет перевести это исчадие Ада подальше от остальных. Он, как и я, не любил шумные компании.
- Жуть, сколько шпилек, как ты их носишь вообще?
- Нормально, - что ж, Александре я была благодарна. Распутать иначе эту длинную гриву было бы… проблематично.
- О, кстати, ты не видела, куда отнесли доску?
- Ты хочешь провести свой спиритический сеанс?
- А то! Вопросы о погоде и о браке это скучно.
Вздыхаю и берусь за расческу. На бал я все равно вряд ли пойду. Но я планировала просто отдохнуть или сыграть пару партий, но погадать еще раз… Посмотрим, что из этого получится.

Артемьевы вернулись в поместье Мещерских аккурат к пикнику. Вчера вечером Елена под влиянием минуты решила было отказаться от пикника и приехать уже к балу, но затем, поразмыслив, передумала. Ей не хотелось обижать своим отсутствием Долли, к тому же она надеялась вновь увидеться с Докки.
Елена наказала горничной уложить ее бальное платье, перчатки и туфельки в дорожный сундук. Платье было прошлогоднего фасона, несмотря на это, Елена сочла его подходящим для бала: сшитое из шелковой ткани светлого оттенка,богато украшенное лентами и кружевами и сильно декольтированное, оно имело крошечные рукавчики и почти не прикрывало плечи. Зато имело пышный турнюр сзади и шлейф.Платье требовало длинного корсета, утягивающего талию и бедра и высоко поднимающего грудь. И длинных же белых перчаток. Внезапно обнаружив, что ее перчатки недостаточно белые, Елена Петровна заменила их бежевыми, поскольку других подходящих не оказалось. Танцевать она собиралась разве что с папенькой и Загряжским, если князь за прошедшую ночь не передумал. Папенька простит дочери погрешность в наряде, а князь спишет сие на провинциальные нравы.
Так думала барышня Артемьева, стоя перед зеркалом и ожидая, пока горничная застегнет все пуговички на ее простом платье для пикника - голубом в полоску, из хлопковой ткани, с закрытым воротом и узким рукавом. В этом наряде Елена Петровна отчего-то чувствовала себя увереннее, чем в роскошном бальном платье. Будто она не должна была выставлять перед всеми и свои красивые плечи, и округлую грудь.
Когда коляска Артемьевых въехала в поместье Мещерских, все уже собрались перед домом, а фотограф устанавливал треногу с аппаратом.
- Кажется, мы вовремя, - произнес Петр Николаевич, помогая дочери и Глаше сойти с коляски.

- Барин, беда, - загорланил Прошка и бросился к Алексею, едва закрывшему дверь своей комнаты, - векселя пропали!
- Спрыгнули со стола и ушли что ли? – спросил Воронцов, скинул с плеч на пол тяжелую черную ткань по последней моде и упал спиной на мягкую перину. – Или разбежались и в окно выпорхнули?
- Ерничаете все, Алексей Михайлович, - вздохнул Прохор, который мог бы уже привыкнуть к беспечности молодого человека, но вместо этого каждый раз рвал себе сердце. – А коли шантажировать станут? Это же сами знаете, какой скандал. Что за оказия.
- Прошка, не неси околесицу, - Воронцов скривился, будто незрелого лимона отведал и оторвался от подушки, взглянув на суетливого слугу. – Если по долгам рассчитаться не могу, значит и вымогательство не сработает. Рассказывай лучше, чем день маялся.
И Прохора понесло. Помогая Алексею готовиться ко сну, он выдавал все, что узнал, околачиваясь среди прислуги в усадьбе Мещерских. Господам привычно смотреть сквозь дворовых, а у тех меж делом имелись не только глаза и уши, но и языки, чтобы передавать сплетни дальше. Знатная вырисовывалась картина из взаимоотношений людей, умело держащихся за свои чинные маски, за которыми скрывался мятеж. Впрочем, Голицына, в простонародье оказавшаяся Лисой, при всем своем характере едва ли способна спорить с волей императора. А ежели и хватило бы наглости, то громкости голосу не найти – этот век желаниям девиц внимать не желал. Несколько иного склада Долли, более мягкая, женственная, четко осознающая свое место в высшем свете, что определенно выгодно выделяло Мещерскую на фоне тех, кто градации оттенков серого Санкт-Петербурга никогда не видел.
- А что актриса? – поинтересовался Воронцов как бы между прочим.
- Да, бросьте вы за актрисами влачиться, - в сердцах бросил Прошка. – Надобно о жизни позаботиться.
- Вот ты и позаботься. Узнай, кто мог в комнату забраться, в бумаги сунуться и прочее… Ну да, голубчик, не мне тебя учить, сам шпионских дел мастер. С утра разбудишь и доложишь, - распорядился Воронцов перед сном.

Докки проснулась, когда солнце уже давно встало, по коридору за дверями ее комнаты кто-то ходил, слышались голоса и смех – вероятно обитатели усадьбы встали и завтракали. Осмотревшись, она увидела дремлющую в кресле Алену и улыбнулась.
– Доброе утро, барышня, – улыбнулась та, – сейчас ванну спроворим.
Алена вышла из комнаты, куда вскоре два мужика принесли ванну на ножках. Потом они же носили воду, сначала горячую, потом холодную. В Аристово с недавнего времени был водопровод и ватерклозет, но большинство соседей жили По-старинке.
Докки поднялась с кровати, разделась, осторожно пощупала ногой воду и влезла в ванну. Волосы она решила помыть перед балом, потому попросила Алену заколоть их как можно выше, что та и сделала. Сполоснувшись, графиня почувствовала себя бодрее, но все равно попросила принести завтрак в комнату: с утра пораньше ей не хотелось общества.
Позавтракав вместе с горничной – еды вполне хватило на двух субтильных девушек, а Алена была не просто прислугой, а чуть ли не подругой и наперсницей тайн графини, Докки оделась в костюм для пикника. Голубой, с голубой же шляпкой, он удивительно шел ей и имел одну особенность – прятал под широкой юбкой на пуговицах шаровары, которые давали возможность спокойно сидеть на покрывале, расстеленной на траве. Так было намного удобнее, чем на шатком складном стульчике – все-таки рельеф местности был неровным, и такой стульчик – весьма неустойчивым. Брюки графиня привезла из Англии, чтобы кататься на входившем в моду велосипеде и ездить на лошади в мужском седле, что давало возможность быстрой скачки, поскольку позволяло увереннее держаться на лошади.
Обулась Докки тоже в удобные ботиночки с небольшим каблуком. Алена причесала свою хозяйку, высоко подняв ее волосы, к которым прикрепила шляпку.
Надев перчатки, взяв зонтик и шаль, графиня посмотрела на себя в зеркало. Она осталась довольна увиденным.
– Спасибо, Алена, отдыхай, – кивнула она горничной и вышла в коридор.

Подобрав юбку, Докки спустилась по лестнице. Слуга открыл перед барышней дверь, и графиня оказалась на залитом солнцем крыльце, по которому как раз поднималась Элен Артемьева с отцом.
– Докки, доброе утро, прекрасно выглядите, – Петр Николаевич Артемьев, подтянутый не старый еще мужчина, поцеловал графине руку.
– Благодарю, Петр Николаевич, – кивнула та. – Как дорога? Надеюсь, вам не пришлось вставать слишком рано, чтобы добраться сюда к пикнику.
– Нет-нет, дорогая, все хорошо, – улыбнулась Элен. – Рада тебя видеть.
– Взаимно, Элен, нам вчера так и не удалось поговорить, наверстаем это сегодня.
– Это ты вчера исчезла в неизвестном направлении, я-то была все время на веранде, – слегка подколола приятельницу Елена Петровна.
– Немного переволновалась, когда пела, да и устала с непривычки, – уклончиво ответила Докки. – Вот и пошла отдохнуть. – Она снова скрыла свое общение с Николаем Александровичем и усмехнулась, подумав, что это уже входит у нее в привычку.

- Давай, давай, голубчик, заноси. Нельзя заставлять дам ждать.
Сергей Сергеевич приехал из соседнего "Тригорского" не с пустыми руками. Как и обещал ящик шампанского для поэта и ящик с редкими винами, коими славился его погреб.
Слуга из "Тригорского" помогал разгружать коляску, а Демидов обратился к Яшке.
- Ты вино на кухню неси сразу, а половину ящика, давай, к пикнику готовь. Сделай все быстро - трешку дам.

Мещерская тепло поприветствовала Элен и Петра Николаевича, которые приехали, чтобы присоединиться к пикнику.
- Докки, ты отлично выглядишь - Долли улыбнулась Аристовой, когда ты спустилась по лестнице. - Элен, Докки, не хотите сфотографироваться вместе, как Три Грации?
_________________