Другие страны мира

И опять пустота пульсом бьет у виска.
© “Пустота” Севак Ханагян из к/ф ”Непрощенный”

Германия. Дортмунд

- Как можно быть настолько слепым, чтобы не видеть всего, на что я пошла ради него? - тихо шепчу, но мне никто не отвечает. Прохожие расступаются передо мной, давая дорогу, а пес помалкивает, словно чувствует, что любой звук спровоцирует еще одну истерику. - Еще и приплел английский язык, дополнительно унизив меня. Неужели это и есть благодарность по-фостеровски?
Не замечаю, как пересекаю Вестфаленпарк, замерев ненадолго возле огромного белого шатра. Столы уже расставлены, как и тарелки на них. Рядом люди, присланные Охманом, устанавливают фейерверки. Столько сил вложено, и денег, но это Фостеру не нужно. Ему вообще ничего не нужно, и никто. Он не думал совершенно, что заставляет меня каждую ночь и день переживать, ломать голову, как помочь. Не сказала открыто? Да. Зато теперь четко знаю, как ко мне относились. Больше открытости я получила от деда, чем от самого Адама, как и понимания своих действий. Да, Каспар сказал сразу, что праздник восторга не вызовет, но я наивно верила, что мне удастся объяснить любимому, что все это ради него. Поход на кладбище ради него, показать место и уговорить его, чтобы не винил себя - тоже ради него. Но получила обвинения в свой адрес: он эгоистично переложил детские обиды на меня. Даже не задумываясь, что своими обвинениями разбивает сердце и веру в чувства. Я не лгала ему, а лишь не все говорила, не предавала - хотела подарить радость. Но видимо, мы настолько разные, что быть вместе нереально. И сегодня пропасть, развернувшаяся между нами, оказывается просто непреодолимой. Он не желает даже часть себя отдавать, а я истощила себя за этот год больше, чем за все свои двадцать четыре. Словно всевышний решил испытать, насколько меня хватит. Но боль от отношения Адама в сто крат сильнее, чем даже смерть мамы. У меня, действительно, никого не осталось, кроме отца, да и тот, как всегда, больше занят работой, чем семьей. В итоге, с самого детства предоставленная сама себе, я глупо поверила, что нашла человека, с которым смогу быть счастлива. И куда меня это привело? К разорванной в клочья душе и осколкам сердца. Непонятая и отвергнутая тем, кого до безумия полюбила.
Встрепенувшись, собираюсь покинуть место, в которое должны прийти гости и тоже ощутят себя обманутыми. А уж как обрадуется жена Охмана... Не хочу ее видеть. Всех их не хочу видеть.
Только сейчас до меня доходит, что Адам дал мне уйти, не вернул и не остановил, потому что ему это просто-напросто не нужно.
“Дура! Какая же я - наивная дура!” - боль в груди становится такой сильной, что опускаюсь на стул в шатре и сжимаюсь в комок, чувствуя, что рана, нанесенная дорогим человеком, не только болит и кровоточит. Она - смертельная. После такого ничего не остается - лишь пустая оболочка.
Вижу перед собой стакан с водой, поднимаю взгляд и встречаюсь глазами с одной из декораторов.
- Выпейте воды, это поможет, - молча беру и машинально делаю глоток. Но горло настолько сжато, что проглотить жидкость не удается. Возвращаю обратно нетронутую почти жидкость и поднимаюсь. - У вас все в порядке, мисс Меррик?
- Да, мне надо идти, - не узнаю свой голос, настолько он чужой для моих ушей. Но сейчас меня мало волнует, что подумают окружающие люди. Скоро я оставлю эту страну и этих людей, которые так и не стали своими.
Почти бегом направляюсь к дому номер семьдесят девять, а пес держится рядом. В квартире всё так, как и было, когда мы ушли гулять. Вот только больше я не чувствую уюта здесь. Слишком много света, чтобы не заметить смятую постель во время секса, две чашки на барной стойке и даже шелковую комбинацию, скинутую в порыве страсти, на диване. Всё это видеть настолько больно, что просто замираю на минуту посреди квартиры, закрыв глаза. И когда я открываю их, решение принято окончательно.
Он не пришел следом, он не обогнал меня, пока я была в парке. Я не нужна ему настолько, что он даже не подумал остановить, или позвонить хотя бы. Боль, словно серная кислота, разъедает изнутри, и её просто нечем заглушить.
Прохожу в гардеробную комнату и открываю шкаф, чтобы стащить свою одежду с вешалок, потом опустошаю ящики с бельем. Полшага, и вижу белый чехол в самом дальнем углу. Платье, которое хотела сегодня надеть. Платье, купленное специально на день рождения. Я не возьму его. Оно, как и босоножки - вечное напоминание об этом дне. Из всего подобранного туалета забираю лишь серьги, потому что они не приобретались специально. Достаю и распаковываю платье, разложив его на кровати прямо поверх смятого одеяла. Белизна наряда в моих глазах словно испачкана в чем-то непотребном, как я сама после всего, что Адам наговорил мне. Кое-как, не заботясь о фэн-шуе, складываю одежду в чемодан, пока пес занят своей едой. Когда все шмотки упакованы, и я сижу на стуле, в пустую таращась на холодильник, понимаю, что у меня ещё остался подарок. Два билета на полет на дюссельдорфском аэростате опускаются на барную стойку в красивом конверте с изображением воздушных шаров. Смотрю и вспоминаю, как ломала голову, пытаясь придумать, что подарить, пока где-то не прочитала, что это оригинальный и незабываемый подарок. Я готова была подарить весь мир, но Адаму ничего не нужно. Как и я не нужна. Горькая правда, которую я по какой-то причине даже сейчас не хочу признавать.
Чемодан давно собран, да и вещей у меня здесь не очень много. Труднее всего, оказывается, позвонить отцу и объяснить, что ни меня, ни Адама не будет на празднике, а также, что я хочу уехать домой.
- Арлин? Что случилось? Почему ты не пойдешь на праздник? И для чего я перенес встречу и притащился сюда?
- Ничего серьёзного, папа. - “Кроме моего разбитого на мелкие осколки сердца.” - Просто я решила, что слишком поторопилась, начав жить вместе с Адамом.
- Он обидел тебя?
“Да.”
- Нет, мне нужно время, чтобы разобраться в своей жизни и в чувствах. Пожалуйста, - едва удается сдержать всхлип, - папа, не спрашивай меня ни о чем больше. Просто забери меня домой.
- Хорошо, милая. Я заеду за тобой через час, ты будешь готова?
- Я уже собралась.
И только он кладет трубку, как громкое рыдание вырывается из груди. Прошло уже три часа, а Адам так и не дошел до квартиры. Где он сейчас, я не знаю, да и не уверена, что хочу знать.
Спустя сорок пять минут беру чемодан и выхожу из квартиры, кинув прощальный взгляд на барную стойку. Щенок сидит под дверью, не то не давая мне уйти, не то собираясь уехать со мной. Но я не могу забрать его. Он принадлежит Адаму. И должен остаться с ним.
- Прости, мой милый, - опустившись на колени перед псом, запускаю пальцы в его мягкую шерсть, и мольба в глазах акита-ину только добивает меня. - Но ты должен остаться с Адамом. Заботиться о нем, кроме тебя, больше некому, - тихий скулеж рвет мне душу, но быстро целую Хикари между ушей и поднимаюсь, не позволяя щенку выбежать из квартиры. А после в последний раз закрываю дверь ключом. Внизу отдаю его мистеру Морицу и выхожу на улицу, сразу же увидев такси перед входом. Водитель выходит и убирает чемодан в багажник, а я оглядываюсь на дом, потом - на улицу в жалкой надежде, что Адам сейчас появится, извинится за свои слова, и мы помиримся. Но по тротуару ходят только чужие люди.
Отец разговаривает по телефону возле двери. Подхожу к нему и целую в щеку.
- Спасибо, папа, - он кивает, продолжая какой-то деловой разговор на чуть повышенных тонах, а я сажусь на заднее сиденье и тут же слышу щелчок запертой двери. Машина срывается с места в одно мгновение, оставляя вместо себя столб пыли, и быстро сворачивает за угол. - Кто вы тако…- договорить не успеваю, автомобиль резко тормозит, с соседнего, от водителя, сиденья тянется рука и накрывает мне рот и нос платком со сладковатым запахом, так что через два вдоха у меня все плывет перед глазами. Последняя связная мысль в голове: “Я даже не попрощалась”.
Прихожу в себя от холода и боли в онемевшем теле. Попытка расправить затекшие конечности ни к чему не приводит, потому как с ужасом осознаю: мои руки и ноги связаны. Кричать тоже не могу - во рту тряпка с противным тухлым запахом.
- Пришла в себя? А я уж думал, что перестарался с хлороформом.
- О-м-мн, - очередная попытка освободиться приводит лишь к боли в руках и ногах, на которых только туже затягиваются веревки.
- Что? - пытаюсь вытолкнуть тряпку языком, но ничего не выходит, и я повторяю свой вопрос через кляп. - Ничего не понимаю, - мужчина наклоняется и вытаскивает вонючую материю.
- Что вам от меня нужно?
- От тебя, милая, ничего совершенно. Но твой дружок кое-что отнял у меня, а я в ответ отнял у него кое-кого.
- Что бы это ни было, мой отец может дать больше. Он очень влиятельный человек. Позвоните ему, он все сделает за меня.
- От твоего отца, дорогуша, мне ничего не нужно. Это другое. А сейчас помолчи, или я снова заткну тебя.
Смотрю широко раскрытыми глазами на мужчину, и от его спокойствия только сильнее нервничаю, понимая, что его действия это не импульсивный поступок, а хорошо продуманный план. План, направленный против Адама, желающий через меня достать его и сделать больно.
Господи, лучше бы я осталась в квартире, никуда не пошла и не поехала совсем. Но, как говорится: знал бы где упадешь, соломку подстелил. Уже не отменить решений, и цепочка событий запущена.
- Что вы со мной сделаете? - во рту так пересохло, что кажется, я сиплю эти слова.
- Если твой дружок окажется достаточно расторопным, то может - ничего, а может - и чего. У Фостера неплохой вкус, - теперь его взгляд становится таким сальным, что меня начинает мутить.
Когда мужчина поднимается и, подойдя ко мне, опускает руку на щеку, я поворачиваюсь и кусаю его за пальцы. В ту же секунду из глаз у меня сыплются искры от удара. Челюсть от уха до губ немеет в одно мгновение, а после чувствую, как всё плывет перед глазами.
Не знаю, на сколько времени теряю сознание, но когда снова прихожу в себя, я больше не лежу на грязном полу. Какой-то вонючий фургон, что подпрыгивает на кочках, увозит меня непонятно куда. Хотя если дорога такая неровная, значит, мы выехали из города, а я даже понять не могу, куда они меня везут.
Руки стянуты пластиковыми наручниками-стяжками, зато ноги свободны, и именно ими начинаю бить в задние двери, пытаясь сломать замок. В этот момент даже мысли не возникает, что делать дальше. Но видимо, замок куда сильнее моих ног, потому как машина останавливается, качнув меня в последний раз, а после эти самые двери раскрываются, являя мне здоровенного мужика, которого я не видела раньше.
- Кто вы? - но гигант не отвечает, вместо этого меня, как мешок с песком, достают и закидывают на плечо, направляясь куда-то между деревьев. Успеваю заметить полусгнившие ступени, прежде чем меня вносят в дом.
Внутри уже сидит знакомый мне похититель.
- И снова здравствуй, мисс поп-звезда. Я думал, что вы потерялись в дороге.
Гигант что-то говорит по-немецки - из слов я разбираю только слово “дорога”, - а после кидает на меня злобный взгляд и выходит на улицу, оставляя меня один на один с главным похитителем в этом сарае, бывшем некогда домом. - Твой бойфренд не выходит на связь, и я уже начал думать, что ошибся в выборе рычага давления. Но подождем до ночи. Может, он сейчас где-то и с кем-то отмечает свой день рождения.
От этих злобных слов сжимаюсь внутренне, стараясь не показать, что он делает больно и мне своими высказываниями. А тот всё продолжает:
- Хотя, скорее всего, он на мои звонки не отвечает. А если я наберу с твоего телефона, женишок твой снимет трубку? - мерзавец поднимается со стула и направляется ко мне, начиная нагло шарить по телу в поисках сотового. Хотя меня не отпускает ощущение, что он просто лапает меня. - Куда же ты его спрятала? - холеные для похитителя руки сжимают мой подбородок, давя на уже образовавшийся синяк. - Может быть, в маечку свою? - и он разворачивает меня, запуская лапищу свою за ворот.
Но в этот момент я напрягаюсь всем телом, чтобы секунду спустя врезать ему по яйцам. Последующие хрипы и ругань дарят мне чувство превосходства такое сильное, что я разворачиваюсь и быстро припускаю к дверям. Но моё счастье длится недолго: злобный гигант словно поджидает за дверью и, едва только я опускаю ногу на ступень, как меня снова отрывают от земли и тащат, несмотря на брыкания и крики, в дом. Здесь уже не улыбающийся, а словно дракон, дышащий огнем, поджидает мучитель.
- Интересно, как Фостеру удалось тебя обуздать, - он говорит спокойно, но этот взгляд... словно змея следит не мигая. - Где твой телефон? Говори, иначе прикажу Клаусу раздеть тебя догола, чтобы обыскать.
- Мой телефон остался в сумочке, - ничуть не сомневаюсь, что мужчина так и сделает, и не вижу смысла быть убитой за кусок пластмассы с микросхемами. - Вот только не думаю, что Адам что-либо сделает для меня.
- Для тебя же лучше, чтобы сделал, дорогая моя, - и к гиганту обращается: - Принеси из её сумки телефон. Хочу посмотреть, сколько уже пропущенных на нем.
Клаус-великан уходит и возвращается, неся в своей ручище мой смартфон. Мой мучитель рассматривает заставку с поцелуем, чуть кривя в презрительной усмешке губы.
- Такая милая парочка, - сует мне телефон под нос. - Как разблокировать его? Отвечай! - мужчина дергает меня за волосы, словно желая снять скальп.
- Звезда-а-а, - на глазах против воли выступают слезы боли. - Там звезда.
- И как я не догадался, - мучитель противно смеется и разблокирует экран. - О, папа звонил аж шесть раз. Ну надо же, всего за каких-то два часа. А вот Фостер - ни разу ещё. Может, нам ему позвонить? Как думаешь? Да? Нет? Нет, да? - а сам уже набирает номер. - Я включу громкую связь, чтобы ты приняла участие в нашем разговоре.
Гудки длятся и заканчиваются, мужчина повторяет набор, и они снова идут и заканчиваются короткими.
- Странно, почему не снимает трубку...
- Я же вам сказала, что ему… - гудки и такой до боли знакомый голос прерывают меня:
- Арлин? Где ты?
- Она со мной, Фостер, и останется со мной, пока ты кое-что для меня не сделаешь. - На мгновение повисает тишина, а после в трубке раздается лишь одно слово: “Фишер”. Дальнейший разговор не предполагает какого-либо моего участия, и громкую связь отключают. - Вижу, что узнал. Так вот, если ты не вернешь все, что отобрал у меня, я убью твою девку. Не веришь, что я что-то с ней сделаю? - от злобы, горящей в глазах этого безумца, мне хочется спрятаться и закрыться на все замки. Он кивает своему помощнику, и тот подходит ближе, с размаху ударяя меня по лицу. Успеваю только вскрикнуть, прежде чем упасть на старую кровать. - Услышал? Пока она жива, но всё может измениться. И это зависит от тебя, - слова доносятся до меня сквозь вату, а удержать себя в сознании становится все сложнее из-за шума в ушах, но я стараюсь, чтобы сказать любимому, что нельзя идти у шантажистов на поводу. - Будешь слушать? Хорошо. Вот что ты должен сделать…

»» 31.12.18 17:55 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Германия, Фрехен

- Повезло тебе, что стойки не оторвало и не пробило в кузов, - подсвечивая себе фонариком, Торстен исследовал левое переднее колесо, стоя под монстром. – Только трещина пошла.
- А диски даже не помялись, - констатирую, привалившись к рядом стоящей тачке и наблюдая за Фогтом.
- Тебя спасли везение и резина, - выглянул из-за колеса рыжий. – Крутая. Давай закажем такую же, этот комплект нужно сменить.
Пожал плечами, соглашаясь.
- А подвеска?
- Не протекла и грыж нет, - Торстен ухватившись, дёрнул за подвеску, - только чуть раскачал. Щас протянем.
- Я помогу. Где у тебя ключи?
- Там, - Торстен пнул воздух в направлении небольшого шкафа на колёсиках. – Глянь во втором ящике сверху.

- Что произошло?
Спросил Фогт через некоторое время, не отрываясь от работы, и только тогда я понял, что мы уже довольно долго молчим.
- Ничего, - проверив крепёжку, провёл ладонью по выхлопной трубе, ища вмятины.
- Утром ты сиял, а сейчас темнее тучи и, походу, потерял дар речи.
Я помолчал ещё немного, размышляя о верности его слов. Ну да, утром настроение было получше, а потом Анастазия его обгадила. Но сказать, что случилось что-то страшное – не скажу. Мы дольше в разлуке, чем были вместе. Она, конечно, всколыхнула своим смс, доказала, что ни хрена я её не забыл, как ни старался, но за то, что начал строить, рухнувшие в итоге, планы – пенять надо на себя. Просто я, видимо, опять ни хера не понял в женской логике.
- Нормально всё, - отозвался, не оборачиваясь. – Просто думаю о том, что завтра надо смотаться в Иссум, в головняк «Diebels», и в Дю‘дорф к Сабине.
- Что за Сабина?
- Моя одногруппница, ты её не знаешь.
- А что хочешь?
- Заказать дирндль для моих официанток и трахтен для меня и ещё двух барменов на
Октоберфест.
- В Англии его тоже празднуют? – удивился Торстен.
Я пожал плечами:
- Люди перенимают друг у друга всё, что прибыльно. Но это пародия, понимаешь, а я предложу своим посетителям настоящий Октоберфест, с национальными блюдами и костюмами, с немецким пивом и музыкой.
- А вдруг англичашкам не зайдёт?
Хмыкнул:
- Знаешь, я тоже так думал. Англичане страшно гордятся собой и своей ролью в мировой истории, поэтому я тогда не стал ничего кардинально менять и оставил «Гвоздь» локальным пабом, для своих. Кстати, не пожалел, - улыбнулся. – Коренным не мешает, что я на половину немец, наоборот – вызывает любопытство. Меня спрашивали то о немецком пиве, то о немецких блюдах и тогда я нанял Франка. Повар, родом из Райнланд-пфальц. Он приходит два раза в неделю. Во вторник работает один – это наш день немецкой кухни, а в субботу помогает Грегу. О чём это я? А, да, вторник и среда – самые не прибыльные дни недели. Во вторник на стряпню Франка, помимо любопытных, стекается немецкая диаспора. На среду я скоро перенесу квиз. Раскручу в выходные, а когда круг интересующихся войдёт во вкус – перенесу на среду, чтобы повысить дневную выручку и освободить воскресенье для нелюбителей интеллектуальных развлечений. Всё-таки таких большинство. Резину завтра подвезут? – выйдя из под машины, окинул её взглядом.
- Да, - кивнул Торстен, - и сход-развал тоже сделаю завтра, но ты не договорил. Какая связь между мало доходными днями и Октоберфестом?
- Связь такая, Торстен, что за прошедший год в Лондоне закрылся каждый пятый паб*, и тем, кто хочет выжить, приходится придумывать что-то особенное, чтобы оставаться на слуху и на плаву.
- Позакрывались из-за брэксита? – Фогт достал из кармана комбинезона сотовый и посмотрел сколько время.
- В том числе. Но и вообще пьющих стало меньше – борьба правительства с алкоголизмом несёт плоды. Что там со временем? – Я снова перескочил на другую тему. – Поехали, а то мама расстроится, что всё остыло.
Торстен кивнул и пошёл в застеклённый угол мастерской, отведённый для завтраков и обедов, чтобы помыть руки. Я пошёл следом, продолжая говорить.
- Всё чаще люди приходят в паб не только выпить, но и поесть. У нас всегда был определённый выбор блюд, но в ходу была всё же больше закуска. Сейчас это меняется, и об этом мне тоже надо подумать. А Октоберфест – это отличная возможность привлечь новых клиентов.
- Понял, но, слушай, заказывать на пошив костюмы ради одного дня – знаешь во сколько они тебе обойдутся?
- Около тысячи евро каждый, - усмехнулся, подтверждая, что прекрасно осведомлён о дороговизне нарядов, - но мы договорились с Сабиной о пятистах евро за штуку. Я вообще не знал, что она этим занимается – мне сказал Даниэль, когда я сегодня к нему заезжал.
- Ты был у Даниэля? – Торстен улыбнулся. – Сто лет его не видел. Как у него дела?
- Увы, он не изменился.
Мы оба заржали и двинулись на выход.

- И вот этот чумазый автомеханик – предел твоих мечтаний? – улыбнулся, выпустив сестру из объятий.
- Предел моих мечтаний – принц Гарри, - бросив улыбающийся взгляд на Торстена, ответила Габи, - но он женился на этой актрисульке и мне пришлось искать другого рыжего.
Сестра подставила Фогту губы для поцелуя и я отвернулся:
- А где Хайке?
- Задерживается, - качнула головой мама, как мне показалось неодобрительно, - с тех пор как она стала работать на «Виве», постоянно задерживается или вообще не приезжает ночевать.
- А она работает на «Виве»? С каких пор, она же парикмахер.
- Стилист, - автоматически поправила мама. – Уже почти год там работает, я разве не говорила?
- Нет, - мотнул головой, взял у неё из под рук блюдо со штруделем и поставил в центр стола.
- Не удивительно, - мама смахнула прядь со лба и посмотрела на меня без улыбки, - как вспомню какой ты лежал там...
Её голос осёкся, губы дрогнули, и она их быстро сжала.
- Мам, ну не надо, - обнял её за плечи, успокаивая.
- Габи, позвони сестре, - сказала мама, прислонившись лбом к моему плечу и промокая слёзы. Я встретился глазами с Вальтером.
- Уже, - кладя сотовый на стол, сказала Габи и показала Торстену на стул рядом с собой. – Она сказала, что стоит в пробке.
- Ой, всё, садись, - мама ещё раз провела рукой по моему плечу, как-будто успокаивала меня, а не пыталась успокоиться сама, и вернулась к прерванной теме. – Конечно, ей там больше платят и работа интереснее, она видит звёзд, помогает с причёсками и макияжем, если кто-то приехал без своего стилиста, а с другой стороны – ты знаешь этих звёзд, - мама махнула рукой и, пристроив на столе салатник, села сама. – Связалась с каким-то рэпером, вытатуировала себе его имя на руке, а он её через два месяца бросил. Она была сама не своя, перестала приезжать ночевать, делит с кем-то квартирку в Кёльне.
- Тереза, - наконец, не выдержал Вальтер.
- Я беспокоюсь о ней, - сказала мама, бросив на него взгляд. – Всё, ладно, давайте ужинать. Эрик, давай я тебе положу, - мама привстала с места, чтобы наполнить мою тарелку.
Я бы и сам справился, но не стал ничего говорить.
- Пока не забыл, вам привет от Рафа, - улыбнулся сестре, сидящей напротив.
- Ты видел Рафаэля? – всплеснула руками мама. Габи тоже ждала подробностей. – Но где? Как у него дела? Как Лучия? Что у них нового?
Вопросы посыпались так быстро, что я рассмеялся. Стоило упомянуть родственников и в маме просыпалась её итальянская кровь.
- Зия Лучия стала ещё раз бабушкой. Теперь Андрес одарил их внуком. По словам Рафа, у них с зио Серджио всё по-прежнему. Сам Раф теперь живёт в Лондоне. Купил квартиру уже год назад, а встретились мы совершенно случайно, - продолжал рассказывать, уплетая рулет из теста с тушёной капустой и мясом, - зашёл выпить с коллегой в мой паб – так мы и встретились.
- И когда уже я стану бабушкой?..
В голосе мамы явно слышалась укоризна, и мы с Габи переглянулись, молча возлагая миссию друг на друга.
- Что ещё он рассказывал? – не дождавшись поддержки темы внуков, мама вернулась к Рафу и родственникам.
- Да ничего особенного, - пожал плечами, - в основном о работе и о Формуле-1 – мы вместе летали в ОАЭ, смотрели финальный заезд.
- Так он тоже там был, - охнула мама и я понял, что допустил ошибку, когда утром, отвечая на её вопросы, сказал, что лицо мне разукрасили арабы. – Я должна поговорить об этом с Лучией.
- С Рафом всё в порядке, мам, - попытался предотвратить оповещение родни о наших приключениях. – Это я ляпнул неосторожно, вот и огрёб.
По лицу Вальтера было видно, что мы ещё вернёмся к этому разговору, но не при матери, а это уже хорошо.
- Далеко он от тебя живёт? – помог перевести тему отчим.
- Без понятия, - пожал плечами, - я у него не был.
- А сходил бы посмотрел, - ехидно улыбнулась Габи, - у него-то, наверно, через оконные стёкла улицу видно.
- Габи, я не просил тебя их мыть, - вспомнил, как вернулся из больницы домой и не узнал свою квартиру, - и вообще трогать вещи. После твоей уборки, я две недели не мог ничего найти в собственном доме.
- Неблагодарный, - вздохнув, мотнула головой сестра, - нет бы спасибо сказать.
Звонок в дверь поднял меня из-за стола:
- Думаю, это Хайке. Я сам встречу.

________
* Реальные статистические данные за 2018 год
VIVA - музыкальный ТВ-канал. Студия находится в Кёльне. Канал закрыли в декабре 2018-го года, но так как у меня ещё лето...)))
_________________

Германия. Дортмунд

Тишина. Стоит мне переступить порог и отрезать входной дверью шум на лестнице, время будто замирает. Блеклый радужный свет заходящего солнца падает из окна, но тени он не развеивает, напротив - делает более выраженными. Меня охватывает чувство, что место, которое я привык называть домом, выцвело и потеряло краски. И спустя пару минут понимаю, почему ощущается так.
Арли ушла. Она вырезала себя из моей жизни, оставив пустые полки в гардеробной комнате и белоснежное платье, аккуратно разложенное на кровати. Рядом в раскрытой коробке любимая положила точеные босоножки на шпильках, которые невольно воспринимаются единым комплектом с этим воздушным нарядом. Арлин его купила и не надевала еще - даже бирки не срезаны, - но вероятно, уже и не наденет в будущем.
“Выбрала ли она это одеяние для сегодняшнего праздника в парке? - мелькает мысль-вопрос, и за ней следует единственно-возможный ответ: - Да. Именно потому оно оказалось больше ненужным.”
Качаю головой и усаживаюсь на стул, в тупую глядя, как Хикари перебирает лапами и затем прячет нос в белой ткани, словно пытаясь найти хоть отголоски запаха, ставшего родным. Но тщетно. Тихое поскуливание щенка отдается болью в груди.
Я не понимаю мотивов поступков Арлин, как и ее намерений. Не понимаю, несмотря на все пояснения. Зато четко знаю, что находиться вдали от меня она не должна. Что бы не происходило в жизни между нами, хочу быть на расстоянии прикосновения. Я верю, что в конце концов все слова, сказанные друг другу на эмоциях, забудутся, каждый из нас вынесет из ссоры нечто полезное во избежание будущих непониманий, а мы останемся, как и ранее, вместе. Наивно? Возможно. Но для реализации желаемого я сделаю все.
- Урсула, здравствуй, - говорю быстро, стоит лишь миссис Шульц взять трубку. - Мне жаль, что приходится беспокоить тебя в законный выходной, но мне нужна помощь…
Для того, чтоб выяснить зарегистрировался ли мистер Меррик с дочерью на один из вечерних рейсов до Лондона, помощнице понадобится по крайней мере полчаса, но чувство, что впустую трачу драгоценное время, не дает мне спокойно ждать, и я начинаю мерить шагами квартиру. Хочется бежать вниз, к машине, вдавить педаль в пол и мчать в аэропорт, выясняя всю остальную информацию по пути, но что-то меня держит. На каком-то глубинном уровне я уверен, что Арлин не на борту самолета на высоте восьми сотен метров. Вероятно, мне просто сложно осознать, как можно с легкостью отказаться от нашего совместного прошлого и уйти, но так или иначе, считаю секунды в ожидании звонка-приговора.
В один из своих “кругов ада” по замкнутому пространству квартиры замечаю на барной стойке конверт с изображением воздушных шаров. Первая мысль - Арли оставила прощальную записку, но нет. Внутри два билета на полет на аэростате. Я о нем слышал, но никогда не поднимался в воздух в маленькой корзине под разноцветным шаром, надутым горячим воздухом.
“Любимая хотела подарить мне небо…” - сожаление горьким привкусом ощущается на языке.
Начинаю думать о том, что возможно, я должен был разыграть радость от празднования сегодняшнего дня, скрывая всю свою боль и даже воспоминания о причиненной мне в прошлом боли. И быть может, от улыбки и довольства Арли я мог бы на какое-то время забыть причину нынешнего сборища, представляя, что все это для любимой, и таким образом я просто делаю ее счастливой. Но солгать во благо - выход ли? Для меня - нет. Я пытался скрыть чувства на недавнем приеме у деда, но бесполезно. Всех прочих моя наигранная улыбка вводит в заблуждение без проблем, но только не Арлин. И боль от умышленного обмана ранит сильнее. Лучше правда, горькая и болезненная, но как она есть, чем сладкая паутина лжи.
В который раз смотрю на часы: стрелки ритмично отмеряют секунды и минуты, но телефонного звонка от Урсулы до сих пор нет. Раздраженно беру смартфон, собираясь выяснить, сколько еще потребуется времени, чтоб узнать, на борту самолета семья Мерриков или же еще нет, но вижу фотографию Арлин, поставленную мной на вызов. Ни вибрации, ни звукового сигнала, ничего. Только снимок Арли на пляже Барбадоса и два “кругляша” внизу, красный и зеленый.
- Черт возьми! - вспоминаю, что в выходные зачастую отключаю звук на телефоне, чтоб никакие “неотложные” дела по работе не лишали меня отдыха и времени с любимой. Не мешкая более, сдвигаю пальцем зеленый слайдер и не могу сдержать вопроса: - Арлин? Где ты?
В сознании возникают предположения, что Арли не улетела, а в последний момент передумала и сейчас звонит, чтоб я приехал и забрал ее домой. Облегчение на долю секунду ощущается внутри, и следом страх, леденящий и неконтролируемый, сжимает сердце, так что оно сбивается с ритма. Ведь из динамика слышится совсем иной голос.

“Как, дьявол его дери, он добрался до Арли? Как посмел тронуть ее хоть пальцем?!” - возмущение и злость поднимаются в душе, подпитываемые переживаниями за любимую. Ее крик на заднем плане после резкого щелчка удара заставляет меня сжать зубы так сильно, что сводит скулы. Но стараюсь внимательно слушать требования Фишера. От него зависит сейчас слишком многое. И запросов у него предостаточно. Ублюдок хочет, чтоб я вернул ему дом, сбережения в банке и даже отобранные судебными приставами автомобили. Паскуда едва ли не гогочет в трубку и сыплет шуточками, чувствуя свое превосходство. И ему совершенно плевать, что реализовать его желания просто невозможно, тем более в те сжатые сроки, которые он предоставляет мне. Но я на все согласен, черт возьми, тут он прав.
- Я готов сделать все. Свои сбережения, квартиру, машины, даже полученный в наследство от отца дом я отдам тебе. Хочешь? Дарственную мой нотариус заверит сегодня же, и уплату налога я возьму на себя. Но купить и переоформить снова на тебя изъятое имущество мне не удастся в пару часов, ты знаешь это не хуже меня. А для процедуры оспаривания решения суда нужно еще больше времени. Даже если я, как истец, заберу заявление, это ничего не решит, постановление уже вступило в силу. Понимаешь ты это или нет? - стараюсь не повышать голос, но в последней моей фразе слышится безотчетный страх, который не могу сдержать. Крик Арлин словно на повторе зациклен в моем сознании, но я не могу высказать вслух, как сильно ненавижу Фишера и что сделаю с ним, если хоть волос упадет с головы моей девочки. Не могу, опасаясь, что мои неосторожные слова сделают хуже. Но тварь ответит за каждую слезинку Арли. Ответит. Это я обещаю.
- Подачки твои мне не нужны, Фостер, - сталь проявляется в голосе Фишера, в мгновение смывая шутливый тон. - Верни мне мое, и ты получишь свое. Только так и никак иначе. У тебя время до полуночи, - и подонок кладет трубку, оставляя меня слушать тишину. Вязкую и зловещую. Разрываемую лишь частым стуком моего сердца.
Замираю в той же позе, не отнимая телефон от уха, и словно каменею изнутри, заключая все бушующие эмоции в клетку. Мне нужно найти способ, как забрать любимую у Фишера. И как можно скорее. В мозгу прокручиваются мысли об имеющихся у меня деньгах, которые могу обналичить, и внезапно осознаю, что их недостаточно. Чтоб удовлетворить требования Фишера мне придется воспользоваться капиталом концерна в личных целях. Другого выхода нет. Истерический смех зарождается в груди, но срывается с губ нервными хрипами, больше похожими на глухое карканье. Вот она, главная цель подонка: он хочет очернить меня в глазах совета и оставить без единого цента на улице, а если повезет - и за решеткой.
“Мне уготовано пройти твоим путем, тварь? Хорошо. Так тому и быть.”
Спустя четверть часа я уже в приемной директора банка пишу заявление на выдачу мне займа в размере одного миллиона евро под залог всего своего не особо многочисленного движимого и недвижимого имущества. Мистер Шредер, как паук, ходит вокруг меня, заглядывая через плечо, и периодически поправляет формулировки, тем самым словно опутывая меня липкой паутиной финансовых обязательств. Я для него не просто клиент, я - чертова банка меда, которую он получает целиком, не пошевелив по сути и пальцем. По своей воле я бы никогда не согласился на такой процент и не стал бы рисковать крышей над головой ради неясных перспектив. Но нынче у меня нет выбора. Мне нужны деньги прямо сейчас. Нет времени на разговоры и поиски лучших условий обмена двух машин, квартиры и доставшегося в наследство дома на хрустящие наличные.
- Мистер Фостер, вам нужно расписаться здесь, поставить дату и указать ниже гаранта возврата займа, - ласковый голос директора “Sparkasse Dortmund” раздражает, но я делаю, как он говорит, лишь на секунду замешкавшись, прежде чем вывести едва ли не каллиграфически: “Kaspar Ohman AG”. Я уверен, что пожалею об этом, но только громкое название концерна будет считаться достаточно солидным и весомым, чтоб побудить выдать мне деньги в ближайший час.
- Проверяйте, - протягиваю подписанное заявление, ставшее для меня добровольной “стальной клеткой”. Мой взгляд то и дело возвращается на циферблат над входной дверью. Минутная стрелка движется по кругу слишком быстро, и от усиливающегося напряжения в теле белый лист в моей руке начинает слегка подрагивать.
- Благодарю, - мистер Шредер берет мое заявление и даже не пытается скрыть широкую улыбку, показывая, насколько ему нравятся условия грядущей сделки. - Мои люди сейчас займутся подготовкой договора, - и не дав мне и рта раскрыть, продолжает: - Я помню, что вы стеснены временем. Максимум полчаса потребуется на всю бумажную волокиту, а после вы сможете забрать деньги.
Глухой стук затворившейся двери, и я остаюсь наедине со своими мыслями. И думаю не о том, как изменится моя жизнь после сегодняшних событий, меня гложет страх. Арли в руках подонка, и я совершенно не знаю, что творится в его голове. Фишер хочет получить назад “свое”, и вряд ли ему будет достаточно эквивалента в банкнотах. Он не глуп и должен понимать, что резко появившиеся, словно из ниоткуда, деньги быстро привлекут внимание полиции, и тогда арест имущества будет самой меньшей из свалившихся на его голову проблем.
“Но как мне вернуть ему то, что он хочет?”
Глубоко задумавшись, вздрагиваю, когда телефон разражается громким звуком, и принимаю вызов, не глядя на экран. Сердце замирает от страха на миг. Первая оформленная мысль, что Фишер звонит проверить, как мои дела, и простимулировать шевелиться быстрее, угрожая Арли расправой.
- Слушаю! - одно мое слово, и целая тирада в ответ:
- Адам, где ты? Где Арлин? Что происходит? Я звонил ей не один раз в течении часа, а то и двух, она не берет трубку. В парке все гости давно собрались и не понимают, зачем они вообще пришли и где хозяева вечера, - дед забрасывает меня вопросами, на которые я не знаю, как отвечать. Фишер предупредил, чтоб я не вмешивал в наши общие дела посторонних, иначе любимой не поздоровится. И я не могу рисковать. Решаю сказать лишь часть правды:
- Нас не будет на вечере. Обстоятельства сложились так, что мы не можем приехать. Извинитесь, пожалуйста, перед гостями, - сохранять спокойствие сложно, но кажется, мне удается произнести эти несколько фраз достаточно убедительно.
Тем временем в кабинет снова входит мистер Шредер и прежде, чем я успеваю подать ему знак заткнуться и оставить меня на пару минут одного, говорит громко:
- Договор готов. Мистер Фостер, вам осталось поставить пару подписей, и один миллион евро у вас в кармане, - пронырливый клерк, доросший до должности директора, смеется. Он явно доволен своей “удачной” шуткой, но не рад ей я. Ведь дед сразу вклинивается с вопросом:
- Подписи? Миллион евро? Адам, что ты не договариваешь? Скажи, где ты, я сейчас приеду! - настойчивости мистеру Охману не занимать, в его голосе не просто просьба - почти приказ. - Слышишь меня? - на заднем плане ведутся какие-то разговоры, но дед отмахивается от всего, требуя от меня ответа.
- Все в порядке? - мистер Шредер делает участливое выражение лица, словно и ему не все-равно, есть у меня проблемы или нет. Но это ложь. Банковского проныру уж точно тревожит только сделка.
- Да, но оставьте меня на минуту, - киваю взглядом на дверь. Моя бесцеремонность явно не по нраву Шредеру, но он без лишних слов ретируется. Лишь дождавшись, когда в комнате остаюсь один, обращаюсь к деду. И стараюсь говорить тихо, чтоб даже будучи под дверью, никто не мог слышать моих слов, и максимально нейтрально, но обвиняющие нотки все равно проскальзывают: - Твоя шестерка требует за Арли выкуп, - короткая фраза, и в ней весь ужас, который с трудом осознаю до сих пор.
- Что ты такое говоришь? Арлин выкрали? Кто? - недоверие Каспара Охмана вперемешку с шоком ощущается явно, так как вторит моим собственным чувствам.
- Фишер, - цежу ненавистную фамилию. - Но я уже нашел деньги, осталось достать документы на его дом и тачки. Вы, случайно, не знаете, кому отошло имущество, арестованное в уплату долга концерну?
- Оно до сих пор должно числится на балансе головного офиса. На продажу еще не выставляли. Но не понимаю, где нашел деньги? Где ты? Скажи адрес, и я подъеду, - и действительно слышится хлопок как будто бы двери автомобиля. И в подтверждение моих догадок добавляется также шум от работающего двигателя.
- Меркише штрассе, я буду здесь еще минут двадцать. Дольше ждать не обещаю, - “правильность” поведения мистера Охмана раздражает и удивляет одновременно.
- Я успею, - и короткий сигнал служит мне знаком, что дед положил трубку.
Каспар Охман встречает меня на выходе из банка. В моих руках кейс, в котором необходимая сумма наличных, а на лице - решимость достать из теплых и уютных постелей кого-угодно лишь бы у меня были требуемые Фишеру документы.
- Что произошло? - звучит простой вопрос, но отвечать на него сложно. Хочется огрызнуться, просить не вмешиваться или же сказать пару слов и сбежать, разбираясь со всеми проблемами так, как привык - в одиночку. Но нервы сбоят, слабость показывает свой нос совсем не вовремя, и кучу эмоций, которые зажаты внутри, я сдержать уже не в силах. Потому рассказываю все, как есть, человеку, которому в иное время и части правды не поведал.

- Какая полиция? Нет! Мне похрен на деньги. Пусть подавится ими! Лишь бы Арли была рядом со мной, а не в руках этого ублюдка и его сообщников, - резко разворачиваюсь, убеждаясь, что дед не тянется к телефону. - Я пойду один.
- Ты не понимаешь. Нельзя идти на поводу, не имея запасного плана. У меня есть связи в полиции, они не поднимут шума…
На середине фразы в кабинет без стука вбегает Урсула и, ни слова не говоря, берет пульт и жмет на кнопки, пока из-за фальш-стены не показывается телевизор. Сначала только картинка на экране повергает меня в шок, но после включается и звук, ударяя меня информацией не хуже, чем кувалдой по голове:
- ...я сделаю все, чтобы вернуть свою дочь живой и невредимой. Любые ваши требования. Вам стоит их только озвучить, - боль, страх и решимость отражаются на лице отца Арли. Сейчас он не похож на того пышущего здоровьем мужчину на склоне лет, который гостеприимно угощал меня виски и рассказывал детские проказы любимой дочурки. Майкла Меррика словно выжали, отобрав всю жизненную энергию и желание двигаться в будущее.
- Спасибо, мистер Меррик, - резко сменяется кадр, и на экране появляется ведущая канала местных новостей. - Дорогие телезрители, напоминаю вам, что известная певица Арлин Меррик была похищена, и преступники до сих пор не вышли на связь. Надеемся, что готовность отца девушки сделать все для ее спасения поможет сдвинуть дело с мертвой точки, и ситуация изменится. Оставайтесь с нами. Мы будем держать вас в курсе самых актуальных событий.
- Нужно сообщить Майклу Меррику, что мы знаем, у кого его дочь, - дед дотрагивается до моей руки, пытаясь обратить на себя мое внимание, но я продолжаю смотреть на экран, где та же худосочная ведущая вещает о каком-то празднике, улыбаясь на все тридцать два. С ужасом жду звонка. Фишер не пропустит публичное обращение мистера Меррика, и не представляю, какая будет реакция.
Но долго ждать не приходится. Фотография улыбающейся Арлин, как изощренная насмешка судьбы, появляется на экране смартфона спустя пять минут, а стоит мне поднять трубку, как слышу ненавистный голос:
- Фостер, разве я не предупреждал тебя?
- Фишер, послушай…
- Это ты меня послушай. Твое время закончилось. Ты приносишь мне все, что я просил, в течении получаса. Адрес пришлю сообщением. Иначе… - пауза, которую заполняют истошные крики любимой “Нет! Нет! Не-ет!” - Иначе я верну тебе твою девку по частям, - связь резко обрывается, оставляя меня переваривать эту новую информацию.
- Твою мать! - ударяю кулаком по столу, потом еще раз и еще, разбивая костяшки в кровь, но от физической боли, кажется, становится легче. Во всяком случае, я могу сделать глубокий вдох, и на выдохе почти спокойным голосом сказать: - Урсула, документы готовы?
- Д-да, мистер Фостер, - на небольшую заминку не обращаю внимание, лишь выхватываю папку из ее рук.
- Спасибо, - беглым взглядом просматриваю бумаги по передаче дома в пригороде Дортмунда новому владельцу. Понимаю, что нотариальные процедуры и уплату налога никак не провести сегодня, в крайнем случае - только утром понедельника, но надеюсь, что Фишеру этих подтвержденных письменно обязательств будет достаточно. Складываю бумаги в кейс и направляюсь к выходу, внезапно натыкаясь на деда. Реальность размывается перед глазами, и совсем выпускаю из виду, что я в кабинете не один. - Ничего не говорите и не отговаривайте. У меня всего полчаса. Не будем тратить время. Свяжитесь с Майклом Мерриком и скажите, что я верну ему дочь. Так или иначе она вскоре будет дома.

Заброшенные склады в десяти километрах от города встречают меня темнотой и тишиной. Прежде, чем получить этот адрес, Фишер помотал меня по центру, наверное надеясь таким образом удостовериться, что вместе со мной к нему не заявятся люди в форме.
- Здесь кто-нибудь живой есть? - задаю вопрос, и в дальней части улицы загорается свет. Считаю это приглашением и иду в том направлении. За себя страха я не ощущаю, меня мучает неизвестность в отношении судьбы Арлин. Что с ней, как она, что подонок ей сделал, заставляя так душераздирающе кричать - ничего не ведомо мне, и сознание рисует самые ужасные картины.
Шаг за шагом подхожу к крыльцу и вижу, что старая покосившаяся дверь приоткрыта. Оглядываюсь. Чувство, что самовольно иду в ловушку, нарастает и отдается глухой пульсацией в висках. Но время на промедление не трачу. Не вынимая руку из кармана, включаю “запись” в приложении “диктофон” смартфона и толкаю дверь, ступая внутрь. Прием меня ожидает совсем не доброжелательный. Одновременно происходит две вещи: раздается хлопок, и мне на затылок опускается что-то тяжелое, даря обволакивающие объятия темноты.
Прихожу в себя уже под причитания Арлин.
- Детка, ты разве не рада, что наш герой примчался тебя спасать? А говорила, что не приедет, - Фишер ржет, пытаясь открыть кейс. Ублюдок крутит его в руках, но так как кода не знает, сделать это не удается.
Стараясь побороть боль в затылке, сосредотачиваю взгляд на любимой, невольно оценивая ее состояние, и начинаю ненавидеть Фишера еще сильнее. Опухшая губа, синяк на скуле, кровоподтек в области носа и размазанная от слез тушь - он ответит за все.
- Как ты, милая? - шепчу одними губами, пытаясь прикоснуться хотя бы плечом к Арли и таким незамысловатым образом поддержать, беззвучно обещая вскоре забрать ее отсюда.
- Черт, как эта штука открывается? - рычит в мою сторону Фишер, бросая со злости кейс на стол, но даже на такие манипуляции бездушная сталь не поддается.
- Девушку отпусти, - хриплю в ответ.
- Как открывается, я тебя спрашиваю? - ублюдок злится, а я остаюсь внешне спокоен, надеясь, что он поведется на мои условия. Ведь все, что он хотел, так близко. Осталось лишь открыть кейс.
- Я привез все, что ты просил. Оно внутри. Отпусти девушку, и дальше мы будем разбираться сами, - мои руки связаны, а по виску ползет капля, и я понимаю, что это не пот. Но меня это не останавливает. На себя мне плевать. - Я никуда не денусь.
- Черт бы тебя побрал! Да пусть валит. Клаус, развяжи звезду и покажи, где выход.
- Я никуда не пойду… - Арли только начинает свою возмущенную речь, но я перебиваю, боясь, что Фишер резко передумает:
- Машина в конце улицы, от двери налево, - проговариваю быстро, смотря, как любимая кривится, когда с ее запястий срезают ленту. - “ГТР” увидишь сразу. Садишься, педаль в пол и валишь отсюда так быстро, как можешь, - снова перебиваю всякие возражения и уже даже не прошу, а умоляю взглядом. - Пожалуйста.
_________________

Чехия. Прага.

Я вижу город большой, слава которого касается звёзд.@

Большая стрелка часов на Пражских курантах медленно очерчивала свой пятый круг после полудня на замысловатом циферблате. Несмотря на своё долголетие, этот страж времени чётко отсчитывал каждую секунду, тут же оставленную в прошлом. Староместская площадь, как всегда, была полна туристов, поэтому всем великолепием вокруг невозможно было полноценно насладиться. И всё же я была очень довольна, что в итоге удалось частично совместить приятное с полезным, поскольку двухдневная деловая поездка в Чехию не предусматривала никаких прогулок. Абсолютно. Безусловно, это был из тех редких случаев, когда я была несказанно рада присутствию Гарри на деловых переговорах, который, как равноправный партнёр компании, обеспечил мне досрочный отгул, взяв на себя завершающие аккорды нашей поездки и избавив меня от навязчивого общения. Закруглиться раньше положенного, а точнее совершить побег, было сложно, но благодаря другу это стало возможным.
Выбор, как провести остаток времени в столице Чехии был не велик: прогулка либо пару часовой отдых в номере гостиницы. Несмотря на усталость, предпочтение было отдано первому варианту, и мне не терпелось остаться наедине с этим потрясающим своим великолепием городом.
Не мешкая, я тот же миг направилась в наш отель, только для того, чтоб сменить деловое платье на более уютное вязанное, но в то же время очень лёгкое, которое не сковывало движений, а серый цвет не выделял меня из толпы. Последнее, что я спрятала в чемодан, были чёрные лакированные шпильки, место которых на моих ногах заняли удобные балетки. Гарри обещал, что сам позаботится о багаже, поэтому я спокойно выписалась из отеля, зная, что встречусь с другом уже в аэропорту с моими вещами в придачу.

Стоя рядом с знаком, обозначающий четырнадцатый пражский меридиан, я смотрела на памятник Яну Гусу, который располагался в центре площади. Ничего необычного для меня в этом памятнике не было, в отличии от построек, которыми было окружено это историческое место. Каждый дом, построенный здесь, сочетал в себе разные стили и служил неисчерпаемым источником для вдохновения. Скользя взглядом над головами многочисленных прохожих, я с удовольствием разглядывала их так, словно видела впервые.
Как бы не хотелось, не могла позволить себе задерживаться здесь ещё дольше, поскольку моё время на прогулку было крайне ограниченным.
Медленно шагая по направлению к Карлову Мосту, я старалась обходить стороной большие потоки туристов, которые восторженно изучали всё вокруг, слушая монотонные рассказы гидов на всевозможных языках. Прага в начале июля была особо хороша, и не удивительно, что сейчас здесь было так много иностранцев, спешащих поближе познакомится с этим замечательным городом, который, на мой взгляд, словно сошёл со страниц сказок. Он казался таким благодаря не широкими улочками и красновато-оранжевым крышам на большинстве из домов, мимо которых я сейчас и проходила. На первых этажах расположились кафе, рестораны и пивные бары, но после насыщенного делового обеда не появлялось желание зайти хоть в один из них, несмотря на то, что чешское пиво славилось на весь мир так же, как и его хрусталь, из-за которого я здесь и прибывала.
Можно было бы приобрести мороженное или даже кофе, которого мне сейчас очень хотелось, но привиты с детства манеры и привычка не есть на ходу были сильнее моих собственных желаний.
Шагая по вымещенной дорожке, которая в простонародье звалась «королевским путём», я наслаждалась каждой минутой своей прогулки.
Солнечный диск медленно клонился к западу, когда я дошла до моста «желаний». К моему счастью поток туристов немного поредел, и можно было спокойно прогулять по мосту. Подойдя близко к ограждению, погладила ладонью шершавый многовековой камень и прислонилась к нему, изучая воды Влтавы.
Анализируя события последних дней, можно было спокойно вздохнуть. Всё шло как надо. Спонтанное предложение Гарри открыть шоурум в Лондоне всё больше нравилось нашей команде и уже начинало приобретать отчётливые очертания, из просто плана превращаясь в реальный проект, который сейчас пребывал на начальной стадии реализации. Правда ещё много работы предстояло проделать, но это было что-то новым и захватывающим в истории нашего сотрудничества. Поначалу я очень боялась, что мы не сможем обхватить весь тот объём работ, который необходимо было преодолеть. Тем более меня поджидала очередная свадьба.
Дейв собирался жениться, и, не знаю почему, это обстоятельство меня очень напрягало. Нет, брат казался очень счастливым, я давно не видела его таким. Но в то же время испытывала непонятный страх за него, и ничем не могла пояснить это непонятное тревожащее меня чувство. Известие о рождении племянника окрыляло, но вот его мама меня очень беспокоила. Ведь в руках этой женщины таилось счастливое будущее брата, и наверное этим она меня и пугала.
– Вы успели загадать желание? – Знакомый голос вырывал меня из раздумий.

»» 22.01.19 11:25 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Любовь не терпит объяснений. Ей нужны поступки.
(с) Э.М. Ремарк "Триумфальная арка"

Дортмунд. Германия.

Никогда в жизни мне ещё не было так страшно. Эти несколько часов становятся для меня кошмаром наяву. Особенно, когда Фишер видит моего отца в интернете. Скотина бьет по лицу, заставляя кровь пойти из носа, но кажется, не ломает - по крайней мере, я на это надеюсь, - а потом позволяет своему ужасному дружку бить меня и пинать. Я даже не могу ответить, потому что гады связали меня, как гусеницу.
Пока главный злодей набирает с моего телефона Адаму, здоровяк начинает стаскивать с меня джинсы.
- Нет! Нет! Не-ет! - но на мои крики мало кто обращает внимания, продолжая свои грязные дела. Однако стоит только Фишеру отключить телефон, домогательства тут же прекращаются. А значит, это представление было для любимого.
- Не волнуйся, звезда, скоро ты вернешься к своему папочке, - похититель мерзко смеется, но больше хотя бы не трогает меня.
Ожидание бесконечно растягивается. Я не знаю, сколько часов сейчас и сколько прошло с последнего звонка Адаму. Не знаю даже, где я и чего на самом деле добивается этот мучитель. Спустя какое-то время эти уроды начинают суетиться, открывая дверь и зажигая свет. А через несколько минут в дверях появляется любимый. Его бьют по голове рукояткой пистолета настолько быстро, что даже рта не успеваю открыть, пока Фостер валится на пол.
- Адам!!! - мой крик и слезы, а также попытка подползти к нему вызывают смех у уродов, но я на это даже не реагирую, желая хотя бы коснуться любимого и ощутить его тепло.
Кое-как со связанными руками всё же оказываюсь рядом, и в это время он приходит в себя. Возмущение урода по фамилии Фишер и просьбы Фостера уйти я игнорирую, понимая, что просто не могу бросить его наедине с этими типами.
- Я не оставлю тебя, - просто не могу заставить себя спокойно развернуться и свалить. Да и не спокойно не могу. Даже думать не хочу, что эта мразь сделает с ним. - Не пойду.
- Арли, - качаю головой, но меня грубо дергают вверх, оттаскивая от Фостера.
- Нет! - но на крик никто не реагирует, лишь здоровяк выкручивает руки так, словно хочет вывихнуть мне плечевые суставы. - Нет! Отпустите его! Не надо! - но каждый мой крик тонет в глухих звуках ударов, которые Фишер обрушивает на связанного любимого. - Я убью тебя, больной ублюдок!
- Закрой рот! - бешенные глаза прожигают меня будто насквозь, но даже это меня не так пугает, как кровь на лице Адама. - Выведи её отсюда!
- Нет! Нет! - мои вопли ничего не решают.
- Пошла! - рычит здоровый ублюдок, пытаясь вытолкнуть меня наружу, но я цепляюсь за косяк, оборачиваюсь и успеваю заметить, как Фишер бьет Адама ногой в лицо, а после хватает кейс и почти визжит, требуя дать ему пароль.
Внезапно тишину ночи разрывают звуки сирен полицейских машин. Фишер ругается, но лишь до того мгновения, как любимый называет код от замка.
- Проклятье! Клаус, ты остаешься, чтобы присмотреть за этими двумя. Но не больше десяти минут, пока полиция здесь не сделала решето. Я ухожу раньше, - вижу, что кейс открыт и полон банкнот, но не вижу Фостера.
- Где Адам? - совершенно не испытывая страха, ступаю в глубь помещения. - Где он?
- В углу твой дружок, звезда, но без глупостей, иначе... - звук снимаемого с предохранителя пистолета трудно с чем-то спутать, и я внутренне напрягаюсь.
- Вы же уже получили, что хотели. Деньги и документы, - осторожно делаю шаг к тому месту, куда указал изверг, и на мгновение забываю, как дышать. Адам, скорчившийся, лежит в углу за столом. Не успеваю даже подумать, как оказываюсь на коленях, стирая аккуратно пальцами кровь с красивого лица мужчины.
- Милый, как ты? - понимаю, что не сделала ни одного вдоха до того момента, как любимый открывает глаза. - Адам…
- Хорош разводить нежности, - Фишер оттягивает меня за волосы. И в эту секунду у меня словно падает планка. Перед глазами пелена цвета крови Фостера, и я резко разворачиваюсь, с такой силой сжимая кулак, что когда он врезается в челюсть мучителя, слышу хруст, не сразу улавливая, чьи именно кости хрустят. В этот удар вкладываю всю имеющуюся силу и всю ярость, на которую оказываюсь способна.
Мужчина падает навзничь. Наверное, никто из них не ожидал такого от пятидесяти килограммовой девушки, но мой триумф длится недолго. Здоровяк впечатывает меня в стену с такой силой, что от удара головой на мгновение темнеет перед глазами. В этот момент раздаются крики и громкие хлопки выстрелов. Осознаю, что просто на минуту в этом убогом месте вырубили свет, а потом включили. Поворачиваю голову налево и вижу, как Адам подтягивает ноги и встает, опираясь одной рукой о стол, а ублюдок, которому я наверняка сломала челюсть, наводит на него пистолет. Фишер с усилием жмет на курок, собираясь лишить меня родного человека.
- Не-е-е-ет! - прежде, чем подумать, что делаю, кидаюсь вперед, закрывая собой любимого. Пуля ударяет с силой кувалды, отбрасывая меня на Адама. Потом, когда проходит первый шок, приходит боль, словно меня поливают расплавленным железом. Футболка тут же становится мокрой, неприятно прилипая к телу. Но даже будучи на грани сознания, успеваю заметить, что второй выстрел ублюдок не успевает сделать. Маски-шоу скручивают его прямо на полу. А здоровяк умудряется сбежать, даже не прихватив с собой кейс.
- Что же ты наделала, Арли? - каким-то образом оказываюсь в объятиях Адама, пока он прижимает свою рубашку к моей груди.
- С днём рождения, родной, - поднимаю ладонь и провожу по его колючей щеке, пытаясь улыбнуться, но выходит это откровенно плохо.
Дальше я уже не вникаю в разговор Адама с полицией, суету медперсонала, погружаясь в полубредовое состояние. Я почти не реагирую, когда меня погружают в машину неотложки, лишь чувствую рядом любимого, которого тоже быстро осматривают и констатируют три сломанных ребра, а также синяки и ушибы. После, уже в больнице, кажется замечаю Каспара и отца, который что-то выговаривает Адаму, на что тот даже не возражает. После того, как вынимают пулю, мне делают ещё один укол обезболивающего, и спустя двадцать минут я проваливаюсь в сон.
Темное помещение. Непонятно где. Непонятно когда. Но тревога не оставляет меня. Дверь открывается, являя здоровяка Клауса, и он мерзко улыбается, указывая куда-то мне за спину. Обернувшись, вижу, как навстречу мне шагает Адам. Такой, каким я его и запомнила в этот день. Немного хмурый, небритый и взлохмаченный, но не побитый. И снова раздается звук взведенного курка.
- Не-е-е-ет!
Но сейчас помешать я не могу. Любимый вздрагивает и опускает взгляд, рассматривая увеличивающееся алое пятно на белой рубашке, а после смотрит на меня. Я бегу к нему, но словно на месте замираю, не сдвигаясь и не приближаясь ни на миллиметр.
- Ада-а-ам! - и срываюсь с места только в то мгновение, когда Адам опускается на колени. Обхватываю его за плечи, но осознаю, что опоздала. Слёзы текут в три ручья, но остановить их я даже не пытаюсь. Любимые глаза смотрят словно в пустоту, становясь бездонными черными колодцами, в которых я тону.
- Нет, нет, нет!
- Арли! Проснись, милая, - раскрываю глаза и вижу живого любимого. Опухшая губа, синяк под глазом, но живой. Живой! В ту же секунду поднимаю руки, стараясь притянуть его ближе, сжать и почувствовать тепло родного тела, вот только эти телодвижения у нас обоих вырывают стон боли. Приходится ослабить хватку, но не могу отпустить Адама от себя, и он, словно чувствуя это, садится на стул рядом с кроватью.
- Как ты себя чувствуешь?
- Как ты? - мы задаем вопросы одновременно, вызывая тем самым слабую улыбку друг у друга.
- Не считая того, что все плечо горит огнем, я рада, что ты в порядке.
- Зачем ты это сделала? - его вопрос ставит меня в тупик, но отвечаю, как чувствую:
- Потому что не могла иначе, - поднимаю здоровую руку и прижимаю её к колючей щеке Адама.
Именно этот момент отец выбирает, чтобы войти в палату.
- Оставь нас, - цедит он в сторону Фостера, но я тут же приподнимаюсь на подушках.
- Нет!
- Буду в коридоре, милая, - любимый всё же поднимается, сжав на мгновение мои пальцы своей ладонью, и направляется на выход. Я даже не дожидаюсь, когда за ним закроется дверь:
- Что это было, отец? Почему ты так разговариваешь с моим парнем?
- Потому что из-за него я едва не потерял единственную дочь, - отрезает Майкл.
- Ничего подобного. И как видишь, я почти в порядке, - но бравада прерывается стоном, когда пытаюсь сесть. - Не разговаривай с моим молодым человеком таким тоном.
- Ты сама хотела уехать от него вчера, а теперь опять он молодой человек. Я не понимаю тебя, дочь.
- Я люблю его, отец, и не уеду. Этот день, который закончился здесь, доказал мне, что я тоже много значу для Адама. Я не оставлю его.
- Как скажешь, дочка, - мистер Меррик обиженно поджимает губы. - Значит, ты точно не поедешь со мной в Лондон?
- Нет. Кстати, мне так никто и не сказал, полиция поймала этих двух уродов?
- Двух? Нет, задержали только некоего Эрнста Фишера.
- Хорошо, - прикрываю глаза, представляя как урод корчится в адских муках. - Вот бы его на стул электрический посадили за всё, что он сделал и что хотел сделать.
- Он получит по заслугам, Арлин, - телефон прерывает отца, и он хмурится, глядя на экран. - Кажется, теперь твоё инкогнито в этом городе раскрыто, - Майкл Меррик виновато отводит взгляд. - Эта местная журналистка теперь прохода мне не дает.
- Это ты сделал сам, вот и решай теперь сам. А сейчас позови обратно моего парня, - устраиваюсь удобнее, насколько это вообще возможно в этом месте, и стараюсь игнорировать отцовское ворчание на счет неблагодарной дочери. Через минуту слышу, как он говорит в коридоре “Она зовет тебя”, и Адам снова оказывается рядом.
- Не оставляй меня больше, - сжимаю его руку, переплетая пальцы. Только так чувствую себя спокойно. - Кто бы что ни говорил, хочу чтобы ты был рядом.
- Не оставлю, - Фостер чуть улыбается, но лишь губами, а глаза его по-прежнему полны боли. Уверена, как и мои.
Дальнейшее пребывание в больнице не затягивается даже на неделю, и спустя пять дней я вновь оказываюсь на последнем этаже дома номер 79 по Кроненштассе. Кроме купленной наспех одежды, у меня не остается никаких вещей. Чемодан с ними пропал где-то в дебрях пригорода Дортмунда вместе с машиной такси, которую так до сих пор и не нашли.
- Малыш мой любимый, - тут же тискаю щенка, который встает на задние лапы, желая видимо всё лицо мне облизать, демонстрируя, как счастлив видеть меня. - Ты так скучал? Ай! - лапа акита-ину попадает прямо на повязку, когтями надавливая на ещё не зажившую рану.
- Хикари, а ну отодвинься. Не видишь, больно ей, - Адам отгоняет пса, но тот всё-равно пытается лизать хоть бы ноги и руки.
- Я тоже рада тебя видеть, Хикари, - чешу ему между ушей, понимая, что пес больше всех счастлив видеть меня. Его искренняя радость, словно бальзам на мою израненную душу.
Осматриваюсь в такой знакомой и одновременно чужой обстановке и перестаю на мгновение дышать, увидев на плечиках платье от Альберты Ферретти - единственный наряд, оставшийся здесь, висит в шкафу. Так странно вспоминать волнение и предвкушение при выборе этого одеяния, и ощущать всю бессмысленность этой суеты сейчас. Жизнь куда важнее тряпок. А жизнь любимого человека ещё важнее, чем своя.
- Ты сохранил его? - делаю шаг и провожу ладонью по белому шелку.
- Оно же твоё, - оборачиваюсь и вижу, как Адам пожимает плечами.
- Да, - больше мне нечего добавить.
Душ становится почти непосильной задачей, учитывая, что место ранения мочить нельзя, но кое-как губкой размазав по себе пену, смываю её. От помощи я отказалась, заранее представляя, что будет с Фостером, если он увидит все синяки, которые, словно экзотические цветы, украшают моё тело.
Завернувшись в махровый халат любимого, выхожу из ванной и натыкаюсь на Адама:
- Ой! - упираюсь руками ему в плечи, но спустя секунду уже обнимаю за шею и, привстав на цыпочки, накрываю его губы своими. Мгновение промедления, и Фостер обхватывает мою талию, прижимая к себе. И снова синхронный стон боли заставляет чуть ослабить объятия. Но даже так мне сейчас достаточно касаться, просто ощущать его тепло рядом.
- Что у нас есть перекусить? Меня от больничной еды тошнит уже, - мой вопрос заставляет мужчину смутиться.
- Э-э-э, - он оглядывается на холодильник, будто ждет, что тот сам наполнится. - Я не подумал об этом, но давай закажем что-нибудь. Чего бы тебе хотелось?
- О! Я хочу огромную пиццу на толстом тесте с оливками и маринованными огурцами под двойным сыром, - от одного даже представления этой вредной еды у меня текут слюнки.
- Тяф! - акита-ину словно тоже не против умять пиццу, но его желанию не суждено сбыться.
- Нет, Хикари, ты ешь только корм. Надеюсь, папочка не кормил тебя неправильной едой, пока меня не было? - стараюсь хмуриться, но это выходит откровенно плохо, потому что пес прижимает уши и смотрит несчастно-обиженно снизу вверх.
- Мы соблюдали диету, как могли, - поднимаю взгляд на любимого и провожу по его лицу ладонью, почти невесомо касаясь пальцами синяков.
- Ты спас меня, - впервые за эту неделю возвращаюсь к событиям 13 августа. - После всего. Снова.
- Нет, милая. Мне не удалось оградить тебя. Это не спасение. Твой отец прав, я подверг тебя опасности, так или иначе. Иногда я представляю себе, что ты выполнила мою просьбу и ушла, как можно быстрее покидая то место. И в моих мыслях нет твоего ранения, нет того ужаса, когда пуля ударяет в твое тело, нет леденящего душу страха за твою жизнь, ты улыбаешься и счастлива. Не рискуй так. Черт возьми, что бы ни произошло, как бы ни сложилось, в первую очередь ты должна бежать и спасать себя. Поняла меня?
- Хоть я и поняла тебя, но не сделаю так. И не сделаю, потому что просто не могу представить, что с тобой что-то случится. И ты пришел за мной, даже после всего, - вглядываюсь в его лицо, словно запоминая каждую черточку, но тут же продолжаю: - Мой отец не прав, потому что его там не было, и он не может знать, что случилось. А мы знаем - ты и я. И сейчас, чувствуя тебя рядом, я счастлива.
- Ты перечишь мне даже в таких серьезных вещах. Арли, вот что с тобой делать? Ты не облегчаешь мне задачу.
- Ты же знал, кого встретил в моем лице? Если нужна была покорная мышка, то, мистер Фостер, вы не с той девушкой связались, - пытаюсь шутить, чтобы немного ослабить напряжение, и поглаживаю шею любимого и после запускаю пальцы в его волосы. - А если серьезно, то я бы сама себя возненавидела, если бы ушла и если бы позволила этому уроду выстрелить в тебя. Ты боишься за меня, да, но всё дело в том, что и я боюсь за тебя.
- Милая, ты просто не осознаешь, как сильно, - чувствую, как Адам вздрагивает, и тяну губы в улыбке, поглаживая его щеку и уголок губ, пытаясь хотя бы тактильно помочь. - Мне довелось познакомиться со смертью слишком рано и слишком близко. Даже казалось, что на манер просвещенных буддистов я уже могу принять любые ее “подарки”, но это не так.
- Почему ты не принимаешь во внимание то, что в этом году я тоже повстречала даму с косой?
- Арли, я тебя взаперти держать буду, - на это его заявление я лишь тихо хмыкаю. - Даже не напоминай мне о своих выходках. Столько раз я мог потерять тебя...
- И я тебя могла потерять, если бы пуля попала в цель. Ты не осознаешь, что еще одну потерю я просто не смогла бы пережить. Не могу представить себя без тебя.
- Не знаю, не знаю. Ты достаточно быстро от меня сбегала, - вижу, как он обводит взглядом квартиру.
- Но ты живой! - помимо воли глаза мои наполняются слезами, но я смаргиваю их. - Неужели ты не видишь разницы?
- Спасибо, мой непослушный драгоценный ангел-хранитель, - произносит мужчина с легкой грустной улыбкой и нежно целует, поглаживая мои губы своими. - Спасибо.
- И тебе, - крепче целую, хоть и не могу сжать сейчас в объятиях. - Спасибо, - не отводя взгляда, делаю глубокий вдох и продолжаю: - И прости, что пострадал из-за моей неосмотрительности и поспешности. Если бы я не была так зациклена на своих мыслях, то все могло быть по-другому. Прости меня за боль, - не удержавшись, снова жму свои губы к губам Адама, - и не только физическую.

»» 14.02.19 23:22 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Германия. Дортмунд

Все изменилось. Где-то неуловимо, где-то кардинально. Охватывает ощущение, что мое существование на Земле преодолело свой экватор, и теперь я вижу то, что ранее было недоступным. У меня в голове не укладывается безрассудный поступок Арлин, как и причины, которые побудили ее поступить так. Но я бесконечно благодарен за эту самоотверженную готовность отдать за меня жизнь и недюжинную храбрость в реализации задуманного. В тот злополучный день Арли взялась перекраивать полотно судьбы, и я до сих пор боюсь, что за возможность дышать мироздание потребует у меня отдать самое дорогое взамен.
Обхватив руками любимую, слегка прижимаю ее к себе, словно вот так просто можно защитить от всех возможных бед. Но это обманное впечатление, не с Арлин. Привыкший действовать по четкому плану, контролируя каждый свой шаг и рассчитывая на определенный результат, я совершенно не могу спрогнозировать реакцию любимой. Даже если прошу. Арли яркая, как солнце в полдень погожего летнего дня. Самобытна, как алмаз, ограненный лишь водой и ветром. И сильна, как морской прибой, стремящийся покрыть своей белоснежной пеной берег.
“Если бы пуля прошла чуть в сторону…” - полмысли, но заглушаю и ее. Ужасные варианты прошлого затягивают не хуже зыбучих песков в черную яму страха, заставляя забыть, что в реальности все обошлось. А потому концентрирую внимание на информации, получаемой органами чувств: нежности кожи женского бедра под пальцами, тихих вдохах-выдохах у своей груди и терпко-сладком аромате, которым заполняю легкие под завязку.
- Ты не спишь? - сонный голос любимой разрывает тишину, а после и ее теплые губы ощущаю на шее. - Уже пора, да? - грусть распознается слишком явно, а само ее появление в словах Арли расстраивает и меня.
- Нет, милая, еще ночь и много-много часов до рассвета, - приподнимаю подбородок Арлин и целую сладкие губы. Мне хочется, чтоб все произошедшее забылось, как страшный сон, и от счастья ее лицо освещала улыбка. Но для этого завтра нужно поставить точку.
- Хорошо-о, - тянет последний слог любимая и снова закрывает глаза, устраиваясь удобнее на моем плече. Опускаю ладонь на ее спину, чувствуя шелк рубашки, и думаю о том, что скрывает Арлин под белой тканью вот уже несколько дней после выписки. Эта несвойственная скромность и зажатость вынуждают меня желать Фишеру и его пособнику наивысшего наказания. Арли неохотно рассказывает о своем пленении до моего появления, успокаивая словами, что ничего непоправимого твари не успели совершить. Но первое слушание показало, что раскаяния преступников в содеянном ждать не стоит. И я сожалею о том, что смертную казнь отменили, ведь ублюдки заслуживают того, чтоб досрочно отправиться на тот свет.
Звонок будильника поднимает нас в десять утра, и остается два неполных часа до заседания суда, на котором будет вынесен вердикт по делу похищения Арлин.
Подельника в конце концов тоже нашли, благодаря свидетельству самого Фишера, который идя ко дну, словно жаждал затянуть с собой всех причастных. Хотя не удивлюсь, если мерзавец надеялся получить меньший срок за содействие следствию. Но этому свершиться не позволю уже я. Вначале мне хотелось спихнуть все разбирательства на юристов, чтоб и мельком не видеть мерзкую рожу ублюдка. Но даже маленький шанс, что наше с Арлин личное присутствие на заседаниях поможет засадить тварь на дольше, я не хотел упускать. И был прав. На предварительном слушании маска покладистости и сдержанности слетела с лица моего бывшего зама, стоило мне начать произносить слова присяги. А в конце моей обвинительной речи Фишер уже пылал безудержным гневом, который не скрыть.
- Нам снова придется давать показания? - полностью одетая любимая выходит из гардеробной, чем вырывает меня из плена воспоминаний. Во взгляде голубых глаз светится решимость, как отражение моих намерений заставить всех поплатиться за причиненное нам зло.
- Нет, милая. Грегори сказал, что нужно только наше присутствие, как стороны обвинения, - притягиваю Арли в объятия и, коснувшись уголка ее губ, обещаю: - Сегодня все закончится.
У здания суда оказывается многолюдно. Слышатся вспышки фотокамер и гул неумолкающей толпы. Несмотря на закрытость заседания, без репортеров не удается обойтись. Шустрая журналистка, которую я видел по телевизору в тот ужасный день, разговаривает с кем-то прямо у главного входа. Понимаю, что избежать встречи не получится, но не меняю намеченных планов. Стефан высаживает нас у подножия лестницы и отъезжает, отрезая путь к отступлению. Словно защитный барьер, на лицо Арлин опускаются очки, и любимая теснее переплетает наши пальцы - это единственный искренний жест, который она позволяет себе на людях. Мне же оставаться сдержанным удается слабо, ведь я знаю немолодую особу, которая дает сейчас интервью.
Так и держа Арли за руку, подхожу ближе. Голос репортерши становится громче, как и ее собеседницы:
- Мы делаем все возможное, чтобы вытащить Эрнста отсюда. Он не мог такое совершить, не мог, - супруга Фишера с трудом сдерживает слезы, и я пытаюсь понять, есть ли в них чувства, или же эта наигранная истерика является дешевым представлением для телезрителей местной программы новостей. - Нам приходилось многим жертвовать, чтобы свести концы с концами в последний месяц, но чтоб такое…
- Фрау Фишер, на первом заседании было предоставлено множество доказательств, свидетельств очевидцев и видеозаписей, которые не в пользу вашего мужа. Как вы можете прокомментировать это? - чувствуется, что журналистка хочет “додавить” Карин Фишер и получить свой “эксклюзив” любыми путями. Но этому желанию не суждено осуществиться. Заплаканная женщина видит меня и замолкает, смотря огромными, как блюдца, глазами. В них распознается боль, растерянность и ужас неизбежности.
“Неужели этот ублюдок скрывал свою мерзкую сущность от жены?” - скользит в сознании мысль, но обдумать ее не успеваю. Журналистка мгновенно переключается на нас с Арлин, начиная сыпать вопросами, так что мне приходится действовать грубо.
- Без комментариев, - отталкиваю микрофон от своего лица и, закрывая любимую от вспышек фотокамер, пропускаю в холл здания, а после захожу сам и захлопываю за собой дверь. На какое-то время мне кажется, что я вытолкаю на улицу любого, кто последует за нами сейчас. И мне будет все-равно, журналист это или просто проходящий мимо человек. Но к счастью, крики и щелчки фотоаппаратов слышатся глуше, и войти не пытается никто.
- Ненавижу. Вечно лезут туда, куда их не просят, - проговаривает любимая вполголоса, снимая очки. Внутри здания прессы нет, потому можно немного расслабиться.
- У каждого своя работа, милая. Но да, ощущения гадкие, - трясу головой, пытаясь не зацикливаться на мыслях о Карен Фишер, оставшейся, по сути, без мужа и средств к существованию, зато с малолетними детьми на шее. Ведь это не мои проблемы, а благодетелем я никогда не был.
Обнимаю Арлин за талию и направляю ко входу в зал. Мне невольно хочется отойти подальше и затеряться в толпе до того, как обездоленная супруга ублюдка войдет сюда. Не хватало еще стать свидетелем продолжения истерики доведенной до крайности женщины. Свою судьбу Фишер выбрал сам. И когда обкрадывал фирму, и когда решился похитить Арли и требовать за нее выкуп. За этот выбор ему придется ответить.
Грегори Дос встречает нас с кипой бумаг и вечно серьезным выражением лица. У адвоката, которого посоветовал дед, словно нет “хороших” и “плохих” дней, есть только универсально безэмоциональные. Он с одинаковым равнодушием сообщает об успехах и поражениях, но стоит признать, последних зачастую и нет.
- Доброго дня, мистер Фостер, - киваю в ответ и пожимаю протянутую руку. - Мисс Меррик, - Грегори предельно вежлив и не позволяет себе ничего лишнего. Одно удовольствие работать с профи. - Пройдемте за мной.
Мистер Дос вводит нас в курс дела. Оказывается Фишер вчера симулировал обморок, словно у него резко ухудшилось самочувствие из-за нахождения под следствием. Подонок рассказывал врачам о сильных головных болях и врожденном пороке сердца, а когда вранье раскрылось, напал на медперсонал, так что людям в белых халатах пришлось воспользоваться смирительной рубашкой. И сегодня адвокат апеллировал к судье о том, что его подзащитный психически болен, и необходимо назначить соответствующее обследование.
- ...медицинское освидетельствование занимает время, и совершенно непонятно, какой диагноз озвучит консилиум врачей, - поясняет Грегори замысел юриста Фишера. - При положительном результате может быть вынесено решение о принудительном лечении в закрытой клинике, а не об отбывании срока в тюрьме.
- Эту тварь могут оправдать? - восклицает Арлин, озвучивая наше общее негодование. - Как такое возможно! Как?! - обхватываю двумя руками любимую, прижимая к себе крепче - это инстинктивная попытка успокоить и ее, и себя.
- Судья уже приняла прошение? - не разрывая объятий, также задаю волнующий вопрос. Я просто не могу поверить, что подонку все сойдет с рук.
- Нет, отклонила, но думаю, сегодня могут быть дополнительные сюрпризы. Не поддавайтесь провокациям, - последние три слова Грегори говорит шепотом, так как в зал входит судья.
- Сегодня мы слушаем дело… - монотонный голос секретаря начинает разноситься эхом. И если бы не недавние слова мистера Доса, то слушать эти закрученные фразы мне было бы скучно, но теперь я внимателен, как никогда.
- Сейчас судья дает слово обвиняемому, - едва слышно шепча, перевожу все происходящее для Арлин. - Сообщает, что это его последний шанс, чтобы выказать свое раскаяние в содеянном, и не нужно терять его.
- Неужели Фишер сам просил дать ему слово? - любимая недоверчиво вскидывает бровь, не отрывая взгляда от ублюдка, которого заставляют встать, раз к нему обращаются.
- Нет. Я так понимаю, это стандартная процедура. Он может отказаться, - не успеваю произнести последнюю фразу, как вижу кивок подсудимого, и он поворачивается к нам. В его взгляде светится такая жестокая ненависть, что несмотря на, по крайней мере, пятнадцать метров, разделяющие нас, мне хочется спрятать Арлин за спину. - Но не отказался…
- Я сожалею, - громко и разборчиво произносит Фишера на немецком языке, делает паузу, а после переходит на английский. - Искренне сожалею, что пулю поймала твоя шлюха, и ты не сдох.
Не замечаю, как порываюсь встать. Желание заткнуть эту поганую пасть слишком велико. Слышен громкий скрежет от движения о кафель ножек стола, когда я пытаюсь оттолкнуть его и убрать с пути. Но любимая не дает мне совершить глупость и тянет за руку вниз. Фоном слышу шепот Грегори о том, что Фишер сам вырыл себе яму, произнеся такие слова перед оглашением приговора, и теперь важно сохранять спокойствие.
“Не то время и место,” - повторяю мысленно, едва не рыча вслух, и снова сажусь на стул, а после рывком возвращаю стол в его исходное положение. Но отвести глаз от ухмыляющейся рожи подонка не могу. Я всегда не доверял этому жополизу мистера Охмана, но всю черноту его полностью прогнившей души осознать тогда не мог.
- Адам, что говорит судья? Слышишь меня? - перевожу взгляд на любимую, которая крепко прижалась к моей руке и словно бы даже своим весом старается остановить меня и не дать набить этому подонку морду. Ведь для этого мне не понадобится его связывать. Стереть в кровь гадкую ухмылку я могу и без веревок.
Прислушиваюсь к голосу женщины, наделенной властью вершить судьбы.
- Она зачитывает сейчас список обвинения. Попытка лишить человека жизни, нанесение тяжких телесных повреждений, похищение с целью выкупа, даже финансовые махинации внесены в список, как отягчающие обстоятельства, - коротко резюмируя сказанное, снова поворачиваю голову в сторону обвиняемого, которому, кажется, наплевать на происходящее. Наглая усмешка не сходит с его губ, но только до тех пор, пока не звучит приговор. Десять лет лишения свободы.
- Десять. Ему дали десять лет, - на автомате проговариваю для Арлин, но тут раздается крик с задних рядов:
- Нет! Вы не можете! Господи, такого не может быть! - Карин Фишер заходится громким плачем, так что быстро подошедшая охрана просит или успокоиться, или покинуть зал. - Он не виновен. Только не он… Разве вы не видите? Это ужасная ошибка!
- Что происходит, Адам? Кто это? - Арли не отводит взгляда от причитающей женщины, которую вежливо, но твердо уводят из зала. - Мы ее уже видели сегодня. Она давала интервью.
- Это жена Фишера, Карин. И кажется, фрау не в курсе с какой тварью связала свою жизнь, - переплетаю пальцы с пальцами любимой и заключаю в плен второй своей руки. Просто не ощущаю себя спокойно, когда не чувствую родного тепла кожей.
Мельком глянув на ублюдка, замечаю его побледневшее лицо, но словно почувствовав, что я смотрю на него, Фишер поворачивает голову в мою сторону.
- Ненавижу, - распознаю одно слово по движению губ.
“Что ж, ничего иного я не ожидал.”
- Да пошел ты… - таким же способом передаю ответ.
Борьбу взглядов прерывают полицейские, которым дано указание увести подсудимого для исполнения приговора. И только когда Фишер скрывается из виду, выдыхаю чуть спокойнее.
“Вот и все.”
- Он не должен выйти на свободу, - тревога все-равно слышна в моем голосе, даже я сам замечаю это. Но не за себя боюсь, потребность защитить Арлин от озлобленной твари сжимает сердце страхом. Ведь такие ничего не забывают.
- У него будет десять долгих лет для размышлений, - говорит Арли зло, а затем жмется ближе, пряча свои руки под моим пиджаком, и начинает поглаживать мне поясницу. Укрываю свое сокровище объятиями и губы прижимаю к шелковистым волосам, успокаивая и успокаиваясь. Спустя несколько минут, подняв взгляд на меня, любимая более мягко произносит: - Пойдем отсюда?
Смотрю в ясные голубые глаза и киваю. Не хочу здесь больше находиться. Хочу домой.

Наши последующие дни непреднамеренных “каникул” проходят в заботе друг о друге, а ночи - в нежности. И я рад этой передышке перед тем, как погрузиться в океан будничных забот. Мне кажется, что за те двенадцать часов ада, после первого звонка Фишера, я лишился доброй части жизненных сил. И чтоб просто не послать всех и все к чертям, мне необходимо восполнить утраченное. А так уж вышло, что сделать это могу только, когда точно знаю, что с Арлин все в порядке. Когда она рядом.
Долгие прогулки по городу нам пока недоступны. Несмотря на браваду, недавнее ранение моей драгоценной, как и мои переломы дают о себе знать. Но я и не хочу делить внимание любимой даже с мимо проходящими людьми. Мне с головой хватает учтивых визитов деда с кучей гостинцев и напутствиями, что и как следует делать, чтоб выздоровление наступило, как можно скорее. И даже мое хмурое выражение лица не защищает от этих посещений, так как Арлин искренне радуется приходу Каспара Охмана и его россказням о прошлом. Но прошлом не моем, как я переживал вначале - ведь кроме пересказов Армана, дед ничего обо мне не может знать, - мистер Охман рассказывает о своей юности: о бабушке, которую я и не знал, о своей бесшабашной дочери, в которой мне не сразу удается увидеть свою мать, и о себе, наивном, но полном амбиций завоевать весь мир. И это странно.
- Ладно, молодежь, поздно уже. Пойду, - дед отставляет пустую чашку и встает из-за стола. Вижу, как ему некомфортно под моим взглядом, но ничего не могу с собой поделать. В каждом слове и жесте я ищу подвох. Не бывает все так хорошо. Как бы кто не старался, люди не меняются, и внутреннюю сущность не перебороть, не скрыть. С одной стороны, можно притвориться, что все былое забыто, а чистый лист отношений готов, чтоб на нем нарисовали новый рисунок. Но с другой - зачем? Зачем притворяться, показывая чувства, которых нет? Незачем. И я молчу, предоставляя Арлин возможность быть вежливой, гостеприимной и внимательной.
- Спасибо за сладости и фрукты, Каспар. И за то, что поддерживаете нас, - Арли на пару мгновений приобнимает деда, чем вызывает его несколько растерянный взгляд с мою сторону, но видно, что старик “плывет”. Хваленая выдержка мистера Охмана дает сбой, и темно-карие глаза начинают блестеть, словно от не вовремя выступивших слез.
- Вы - моя семья, - говорит дед в ответ на фразу любимой, но смотрит почему-то на меня, а после протягивает руку для пожатия. Словно бы просто на прощание, но после сказанных слов в этом жесте заключается большее.
“С*ка, неужели я начинаю верить в искренность деда? - едва ли не кричу про себя. - Тебе мало было предательств, Адам? Мало боли?”
Костеря себя внутри, обхватываю морщинистую руку Каспара Охмана своей ладонью и киваю. На улыбку моральных сил мне не хватает, как и на то, чтоб сказать что-то в ответ.
За дедом закрывается дверь, и любимая поворачивается ко мне:
- Что с тобой происходит, Адам? Ты молчалив, - предупреждая дальнейшие вопросы, обнимаю девушку за талию и прижимаю крепко к себе, в ее волосы ладонью погружаясь. - Ты словно здесь и не здесь одновременно.
- Нет, милая, - пытаюсь улыбнуться, но выходит слегка натянуто. - Я здесь, рядом с тобой. Просто не знаю, как себя вести. Для меня вся эта ситуация, - замолкаю, силясь подобрать слово. Мне совершенно не хочется возвращаться к разговору в день моего рождения, потому свои чувства описываю максимально мягко, но и максимально честно. - Непривычна.
О том, что привычным для меня было бы попрощаться с дедом минуту спустя его прихода, умалчиваю. Как и не признаюсь в том, что слушать былинные истории мне было интересно. Охватывает ощущение, что эта заинтересованность инородна мне, потому пытаюсь ее подавить.
- Что именно? Чаепитие непривычно? - удивленные вопросы любимой, мой согласный кивок, и в следующее мгновение Арли привносит в наш опасно-взрывной разговор немного юмора. - Ну, столько подаренного шоколада нам самим не съесть. Пришлось принимать меры.
Хмыкаю в ответ, невольно отпуская напряжение, которое стальным кольцом стискивало сердце, и шепчу:
- Спасительница шоколада ты, - губ мягких касаюсь, действительно ощущая тот самый бархатный аромат.
- Только шоколада? - провокационный вопрос с наиграно надутыми губами.
- Только моя.

»» 14.02.19 23:48 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Прага. Карлов Мост.

Стараясь скрыть напряжение, я нерешительно обернулась и слегка улыбнулась, маскируя тем самым разочарование от этой неожиданной встречи. Мистер Мельцаж, или же Тадеуш, как просил себя величать сын хозяина фабрики, с которой мы собирались сотрудничать, стоял посередине моста и неотрывно смотрел на меня. Не беря в расчёт его настойчивость, я оставила своё предпочтение на обращении пан Мельцаж, поскольку официально-деловое общение с его подачи грозилось сменить своё русло в иное.
– Пан Мельцаж? – В итоге не полностью справляюсь со своими эмоциями. Но да, удивительно вот так спонтанно столкнуться в этом немаленьком городе. – Вы, наверное, мимо проходили, да?
Я не стала скрывать, что в случайность этой встречи нисколько не поверила. С наглым выражением на лице, которым обладали чрезмерно самоуверенные люди, он подошёл близко и демонстрируя свою белоснежную улыбку, проговорил.
– Допустим, я бесцеремонно подслушал разговор Гарри с Вами по телефону. Но Вы не уклоняйтесь от ответа на мой вопрос.
– Какого? – И сразу же вспомнила, что он имел в виду. – Желание? Нет, не загадывала, – и опять обернулась лицом к водам речки, на поверхности которой волшебным мерцанием переливались лучи, от заходящего солнца.
Тадеуш подошёл к памятнику рядом со мной и продолжил:
- Вы скептически относитесь к этому. А зря, Каролина. Многие утверждают, что желания сбываются.
- И Вы, по всей видимости, тоже.
- Да, я не исключение. Ну как? Неужели Вы упустите такую возможность?
Я внимательно смотрела на него через плечо, и даже стало весело от той настойчивости, с которой он уговаривал меня. Немного подумав, я не стала прямо говорить, что в действительности не верю в подобные глупости.
– Мне нечего желать.. Успехов в бизнесе и богатства? Для этого закрыть глаза и просто загадать желание очень мало. Чтоб добиться удачи на любом поприще, нужны банальные трудолюбие и усилия.
Тадеуш прищурил глаза, словно задумался.
– И? Давайте расширим наш кругозор и пойдём дальше. Какие бывают ещё желания?
Мои плечи слегка задёргались от сдержанного смеха.
– Может мне хочется мира во всём мире? – От воспоминаний о несправедливостях, которые творились в мире не без выгоды для особой элиты, улыбка сразу исчезла с моего лица, и я тяжело вздохнула. – Но это кажется нереальным.
– А любви, Каролина?
Я задумалась. Мне не нравилась эта встреча. Мне не нравились эти разговоры. И мне опять хотелось сбежать. Пора было закругляться.
– Желать просто любви недостаточно. Как говорят – бойся своих желаний. Любящему сердцу это чувство, бывает, приносит и страдания. – И засмеявшись, добавила, – пожалейте меня, пан Мельцаж.
Тадеуш всё ещё со всей серьёзностью смотрел на меня, и вдруг, откинув голову назад, зашёлся смехом.
Посмотрев на часы на запястье, я задумалась, как свернуть и эту встречу. Проследив за моим взглядом мужчина сразу же стал серьёзным.
– Надеюсь, у Вас осталось время в запасе, предлагаю отведать изумительное «Вепро-кнедло-зело» в одном ресторане неподалёку. На край попробовать со мной хотя бы «Тадрло».
– Спасибо за приглашение, пан Мальцаж, но я рискую опоздать на регистрацию. До встречи с Вами как раз хотела направиться в аэропорт. Так что время уже поджимает, – немного слукавила я. – Желаю Вам приятного вечера.
Вопреки своим желаниям, я не стала разворачиваться и сразу же уходить, ожидая ответных слов от Тадеуша. Но, скупясь на слова, он подошёл близко и взял меня за локоть. До этого момента и не догадалась, что после встречи с этим человеком меня могло что-то напрягать ещё больше, чем просто общение. Не сводя взгляда с пальцев мужчины, сосредоточенно слушала его слова:
– К чему такая спешка, Каролина? Это же не последний рейс в Англию.
Я подняла голову и посмотрела Тадеушу прямо в глаза. Наверное всё моё нежелание отражалось у меня во взгляде, поскольку его улыбка постепенно начала исчезать с его лица. За всю свою жизнь я поняла одно – мало уметь говорить «нет», нужно ещё найти в себе силы сказать это вовремя.
Без резких движений высвободив руку из его цепких пальцев, спокойно проговорила:
– До встречи в Лондоне, пан Мальцаж.
И уже не дожидаясь ответа, развернулась и зашагала в сторону лестниц, слушая вдогонку его «до встречи».
Не таким себе представляла заключительную часть своей прогулки по городу, и первоначальные восторженные впечатления обрели сероватые оттенки от неприятной встреч. Но мчась по автостраде в сторону аэропорта Вацлава Гавела, я наблюдала, как вдали, на фоне сумерках, в окошках домов начинал постепенно загораться свет, и неприятные ощущения постепенно начали стихать, оставляя место более положительным эмоциям.

Лондон. Квартира Торнтонов.

К полуночи Гарри со Стивеном домчали меня до дому. Я учтиво отклонила приглашение последнего переночевать сегодня у них дома, поскольку не терпелось уединиться в своём любимом и удобном мирке. Хотя из-за скорых перемен в нашей семье я начала присматривать себе отдельное жильё. Правда пока без особого энтузиазма.
На ресепшене меня встретил новый консьерж, которому мне пришлось представиться, и услышав мою фамилию, он сообщил, что для меня оставили очень важное и срочное письмо. Взяв его, я направилась в квартиру, и уже сидя за кухонным столом вскрыла его. Делала это с волнением, поскольку не могла представить себе, что хорошее мне мог сообщить Скотланд Ярд. Прочитав содержимое, замерла в недоумении. Отложив листок, прошлась по комнате, взволнованно обдумывая свои действия. Остановившись, опять посмотрела на письмо и взяла телефон в руки. Папа не заставил долго ждать, тут же ответив на мой звонок:
– Ты нормально доехала? Все в порядке?
Сдержанный голос отца успокаивал, поскольку знала, что ему подвластно решить любую мою проблему. Я развернулась и подошла к окну, где раскрывался потрясающий вид на ночной Лондон, говоря на ходу:
– Доехала нормально. Но…, – я немного замялась и с дрожью в голосе продолжила, – меня здесь ждало приглашение в Скотланд Ярд.
Папа молчал, и выждав паузу спросил:
– Когда?
– Ещё вчера. Так что я даже опоздала.

Отец всегда умел успокаивать, внушая уверенность. И сейчас, после душа, наливая в бокал немного вина, я спокойно отпила глоток, вновь направляясь к окну. Мне нравилась панорама за ней и вид на город, который, несмотря на поздний час, всё равно жил в своём особом ритме. Я отсутствовала всего пару дней, но всё равно успела соскучиться по Лондону.
Уйдя в пучину собственных хаотичных мыслей, не заметила, как ослабила хватку, и бокал вина выскользнул из моих пальцев. Стекло разбилось на сотни осколков, а багровая жидкость кровавым пятном разлилась и начала медленно расползаться у моих ног.

»» 09.03.19 01:16 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Барселона. Аэропорт
Закинув дорожную сумку в багажник "фиата", я сел на пассажирское место рядом с сестрой и первом делом отрегулировал кресло, отодвинув его назад насколько позволяла регулировка. Размеры "детской коляски", которую моя Инесса гордо именовала машиной, не позволяли вытянуть ноги на всю длину, но я хотя бы перестал упираться подбородком в свои колени. Достав мобильный, я первым делом набрал номер Энрике, дав знать, что принял вахту, на что брат сонным голосом пробормотал в ответ что-то похожее на "удачи". Интересно, это вообще нормально, желать удачи для общения с младшей сестрой? Я как раз проверял смс, хотя сам понимал, что ещё слишком рано и Кендалл, возможно, всё ещё спала, когда Инесс, молчавшая всё это время, вдруг протянула руку и ткнула меня под рёбрами.
- Чёрт! Больно же! – выпустив из рук телефон, я стал потирать бок, в который, казалось, ткнули десятками игл. Давно пора уже обстричь ей эти когти!
- Не игнорируй меня, Рафаэль! Так, ты ведь без подарка? - сестра постукивала пальцами по рулю, ожидая ответа.
- Моё присутствие само по себе прекрасный подарок, - в ответ Инесса закатила глаза, сказав, как хорошо, что её подписчицы не знают о моих бородатых шуточках. – Ты снова писала обо мне?
- Из всех братьев только ты не женат, - пожала плечами сестра и, наконец, вырулила со стоянки, вливаясь в медленный поток машин, покидавших аэропорт. – Мне нужно увеличить количество подписчиков на мой блог, а ты, брат, очень фотогеничен. Итак, почему ты не купил подарок? Пени расстроится.
Будто я сам этого не понимал. Жена брата никогда не была обидчивой или плаксивой, но видимо беременность, и правда, меняет женщин. На протяжении всей беременности Пенелопы мне приходилось следить за тем, что я говорил или делал в присутствии невестки. И если другие члены семьи смогли подстроиться к частым перепадам настроения Пени, или её чувствительности, то у меня так и не вышло. Маргарита как-то назвала меня бесчувственным ослом. Что ж может и так. Но на самом деле я думал о подарке для новорождённого племянника, только вот, что дарить, понятия не имел. Когда родились Карла и Руи, подарками занималась мама, от нас с Андреасом требовалось подарить Пилар лишь по букету цветов.
- Не расстроится, - ответил сестре, - скажу, что был занят и предложу Пенелопе самой выбрать подарок.
- Ладно, - притормозив перед светофором, Инесса обернулась ко мне и широко улыбнулась, - спасу тебя на этот раз. У меня есть идея.

Торговый центр Boboli
Гениальной идеей Инессы оказался поход в детский торговый центр, от которого я, естественно отказался. Трижды. Однако к моменту открытия ТЦ, красный "фиат" был припаркован на подземной стоянке, а сестра, держа меня под руку, шла рядом, вслух перебирая возможные варианты подарка для новорождённого племянника. При этом Инесса пыталась пояснить мне, для чего нужен тот, либо другой предмет, будто бы я своим умом не мог понять назначение детского стула или автокресла. Возможно, такое поведение сестры, и её горячее желание помочь, показалось бы трогательным постороннему, но я слишком хорошо знал Инесс. Младшая сестра свихнулась на своём блоге, оберегая его, словно св. Пётр райские врата. Будто прочтя мои мысли, она достала свой телефон и, направив объектив фотокамеры на ближайшую витрину, принялась фотографировать ее с разных ракурсов, переходя от одного магазина к другому. Глядя на Инесс сейчас, было довольно сложно представить себе ту молодую женщину, что ещё год назад носила деловые костюмы и помогала торговой фирме заключить миллионные контракты. Теперь же единственный миллион, о котором она мечта – люди, следящие за её блогом.
Спустя два часа подарок так и не был куплен, зато я получил ответное сообщение от Кенди и даже успел поболтать с ней по телефону. Когда Инесса вспомнила о моим существовании, я успел проститься с Кендалл и купить в автомате банку колы.
- Всё, я закончила, - объявила сестра, после того как попросила купить газировки и ей, - выбрал что-нибудь?
- Футболку, но в плечах оказалась мала.
- Хорошо-хорошо, я видела милый комбинезон, его и подаришь.

К тому время, как Инесса припарковалась перед родительским домом, я чувствовал себя измотанным донельзя. Мечтая о душе, вылез из машины сестры, задержался только для того, чтобы вернуть пассажирское кресло в исходное положение и забрать свою сумку. Сестра упомянула, что скоро все соберутся на обед в ресторане, посоветовала мне не опаздывать и первой вошла в дом, упорхнув в свою комнату. Войдя следом за ней, я закрыл за собой дверь и постаял у порога с пару секунд, вдыхая приятный аромат специй, который всегда витал в воздухе. Оставил сумку у подножья лестницы, прошёл вглубь дома, на кухню, где, я был этом уверен, находилась мама. Она стояла возле плиты, спиной к двери, что-то напевая себе под нос. Дважды громко прокашлялся, привлекая внимание, и улыбнулся маме в ответ на её радостную улыбку.
- Сынок! Ты вернулся!
- Неужели не ждала? – В несколько шагов преодолев расстояние между нами, наклонился и поцеловал мать в подставленную щёку.
- Не говори глупостей, - отмахнулась мама, всё так же улыбаясь, - своих детей я всегда жду.
Поговорив с матерью ещё пару минут, я узнал, что хоть ресторан и закрыли до завтра, отец с братьями сейчас были там, а Пенелопа с сыном были наверху, в старой спальне Андреаса. Не раздумывая долго, я решил вначале принять душ, а уже после познакомиться с племянником и наконец узнать, как родители его назвали.

Сегодня я начал понимать молчаливость отца на семейных ужинах! Старшему Салинасу просто не нужно было напрягаться и говорить что-то для поддержания беседы, за него с этим прекрасно справлялись дети, невестки и внуки. Даже новорождённый Мигель внёс свою лепту и громко плакал, если мать укладывала его в коляску, а не держала на руках. Не видев семью меньше месяца, я успел забыть, какая она у меня шумная и суетливая. Поэтому после десяти часов болтовни с братьями, тайных переговоров с Руи, строгих взглядов в сторону Карлы и Инесс, попыток туманно ответить на провокационные вопросы матери и невесток, мне нужна была передышка.

Ночной клуб Bling Bling
Интересно, много ли на Земле людей, которые желая выпить в спокойном месте, забредают в ночной клуб? Выбор, конечно, странный, но в любом случае клубная музыка устраивала меня сейчас намного сильнее семейного сбора.
Лавируя среди толпы, я держал путь в сторону бара, игнорируя улыбки и взгляды женщин, встречавшихся на пути. Найти свободное место оказалось проще, чем я думал, обычно тут не протолкнуться, но потом вспомнил, что ещё не было и полуночи. Устроившись на краю барной стойки, попросил у бармена виски со льдом, и стал наблюдать за людьми на танцполе.

»» 08.03.19 14:56 Игровая площадка

Стены не защищают. Они изолируют.
© Ричард Бах

Дортмунд. Германия.

До этого года я никогда не думала, что время может лететь так быстро. Кажется, только вчера я прилетела в Дортмунд, чтобы сделать сюрприз Адаму, и вот уже в конце недели у меня начинается тур по Штатам. Моника уже не один день названивает и грозит всеми казнями египетскими, но даже тучи из саранчи не могут заставить меня улететь раньше времени. Я впитываю каждую минуту рядом с Фостером, стараясь по максимуму заполнить наше время. Это посиделки дома перед экраном телевизора и просмотр “Эта прекрасная жизнь” или же совместная готовка, в которой принимает участие даже Хикари. Правда, после начинается такая же совместная уборка, потому что кусочки соуса и теста можно с легкостью обнаружить на дверцах шкафчиков и холодильника. Но душ по-прежнему раздельный. Хоть и вижу, что Адам не понимает причины моего поведения, рассказывать всё, что было, не имеет смысла.
В один из дней, когда сине-фиолетовый рисунок на моем теле приобретает желтоватый оттенок, решаюсь показаться любимому. А именно - во время утреннего душа. Пока мужчина собирается на работу, я проскальзываю под воду, оставив свою “лягушачью шкурку” снаружи.
Сначала удивленный, но после хмурый взгляд Адама убеждает меня в том, что скрывая отметины, я поступала правильно. И что любимый увидел это сейчас, когда сволочь Фишер уже сел надолго. И, как по мне, лучше б он никогда оттуда не вышел.
- Арли… - почти невесомые прикосновения любимого к синякам заставляют меня сжиматься внутренне, но я перебарываю желание отстраниться, убеждая себя, что это любимый мужчина, а не изверг дотрагивается до моего тела.
- Я не хотела, чтобы ты видел их, - тихо говорю, поднимая руки и обнимая мужчину за плечи. - Но сейчас уже не болят, просто некрасиво. И я… - замолкаю, не решаясь договорить.
- И ты? - в его глазах вижу тревогу и что-то ещё. - Ты боялась, что я увижу твои синяки?
- Да, моё тело было похоже на картину безумного художника-любителя готики. А мне хочется быть всегда красивой для тебя, - не выдержав взгляда Адама, утыкаюсь ему в шею.
- Глупышка. Ты всегда красива для меня.
- Даже с такой раскраской, - отстраняюсь и показываю на свои руки и бока, поворачиваясь перед Фостером, - я нравлюсь тебе?
- Да.
Всего одно слово, а после мужчина притягивает меня в свои объятия, поглаживая по спине и уже намокшей голове. Привстав на цыпочки, прижимаюсь к его губам своими, и в этот момент между нами словно тает лед, что держался на протяжении нескольких последних недель. В поцелуе не страсть жадная, а потребность чувствовать любимого человека рядом, впитывать его всего в себя и не отпускать никогда.
“Неужели для того, чтобы понять, как тебе нужен человек, нужно его едва не потерять навсегда?”
Мои истерики и уходы тоже сулили расставание, и я даже не была уверена тогда, что Адам прилетит за мной. Но он доказал не словами, а делом, что пойдет за мной даже в логово зверя. Заведомо зная, что с ним ничего хорошего не случится, любимый пытался спасти меня. А я спасла его. Мы квиты. Но дальше вести подобный счет я не желаю. Мы достаточно уже поиграли со смертью в кошки-мышки. Подобный экстрим не должен быть частью жизни, которую я хочу провести с этим мужчиной.
Совместный душ превращается в проявление нежности и ласки, когда мы моем друг друга, едва прикасаясь ладонями, и обводим метки того ужасного дня, не переставая целоваться. Но после я помогаю любимому собраться на работу, снова чувствуя себя оставленной одной дома.
- Адам? - сидя рядом и болтая ногами под стойкой, уныло гоняю по тарелке кусочек бекона и не знаю, как лучше спросить.
- М-м? - мужчина поднимает взгляд на моё лицо и перестает жевать.
- Ты же знаешь свой город?
- Да, и?
- Я бы хотела найти нормальный спортзал и вернуться к боксу. А может быть, ещё чем-нибудь заняться до того, как улечу в Штаты.
- А ты уверена, что можешь после ранения?
- Я даже после сломанной руки занималась, а здесь… я устала сидеть в четырех стенах, - мои слова словно наводят тень на лицо мужчины. - Прости, но я правда не могу сидеть целыми днями дома одна. Я привыкла по жизни куда-то бежать, заниматься многими вещами, увлекаться различными хобби.
- Понимаю, милая, и постараюсь узнать для тебя, есть ли поблизости секция бокса. Хоть и не уверен, что ты до конца восстановилась.
- И желательно, чтобы там понимали английскую речь, - приподнявшись на стуле, подаюсь вперед и целую уголок губ любимого. Чувствую, что он отвечает, но не так, как раньше. Что-то тревожит Адама, и я сомневаюсь, что надо спрашивать сейчас.
“Пусть идет на работу спокойно, лучше вечером расспросить.”
Меня тоже мучает вопрос, почему спустя всё пережитое Фостер так и не сказал, какие чувства испытывает ко мне. Может, даже такие, как и я. Но девочкам не положено признаваться первыми.
Пока мы были на выходных, нашу самовынужденную изоляцию приятно скрашивал Каспар. Пока дед рассказывал, а Адам слушал, я наблюдала за ними. До чего же похожие мужчины, но и упрямые, как оказалось. Больше я не настаивала. Не вмешиваясь и не выспрашивая, каждый раз я сглаживала хмурость любимого и, не давя, незаметно для него, наводила мосты между кровными родственниками. Даже где-то на подсознании готова была ещё просидеть на “карантине”, если это позволит деду с внуком лучше узнать друг друга. Не знаю, догадывается ли Адам, насколько он сам нуждается в семье, но я это вижу, как никогда ясно.
Однако теперь, когда он снова вернулся на работу, я хочу найти себе занятие - это раз. Вернуть себя в форму - это два. И наконец, наверстать уроки самообороны - три. Я не желаю быть больше беззащитной перед подобными уродами. Ведь может статься, что никого рядом, кроме меня самой, не будет. Женщина должна казаться слабой, а не быть.
Прогулка в парк с собакой немного скрашивает моё одиночество, а безобидные заигрывания со старичком Морицем даже поднимают настроение, заставляя улыбаться. Герр Хубер тоже новости смотрел, и теперь каждый раз, как видит, что я возвращаюсь с прогулки, включает мои песни, а я чуть пританцовываю, шагая к лифту.
Только успеваю приготовить себе перекус и накормить пса, как телефон тренькает сообщением: “Нашел нормальный спортзал. Но он на другой стороне города, поэтому туда тебя будет отвозить Стефан, если не смогу я. Дождись меня сегодня, съездим вместе.” Хмыкаю, но не спорю, прекрасно понимая, чего боится мужчина. Как и сама я. Всё решилось, но эмоции ещё слишком остры. Поэтому отправляю лишь одно слово: “Хорошо”.
Адам приезжает в пять вечера, а я уже топчусь на улице, пока Хикари обнюхивает кусты на аллее. Только машина останавливается, открываю дверь для пса и сама опускаюсь на переднее сиденье.
- Я скучала, - не знаю почему, но мне важно, оказывается, сказать это, как и прижать свои губы к любимым губам. Чувствую легкую улыбку Адама и отодвигаюсь. - А ты? - игриво обвожу его рот пальцем, а после всё же отстраняюсь, усаживаясь на кресле удобнее, и пристегиваю ремень.
- И я, - продолжая чуть улыбаться, любимый заводит двигатель и выезжает на дорогу, а я, не удержавшись, поднимаю руку и запускаю пальцы в волосы на затылке мужчины, начиная легонько массировать.
- Поскорее бы увидеть тот зал, что ты нашел. Не представляешь, чего мне стоило не пойти самой искать по городу.
- Арли… - он чуть щурит глаза, и мне хочется думать, что это потому, что ему приятны мои касания.
- М-м? - не останавливая своих манипуляций, придвигаюсь ближе, устраивая голову на плече любимого.
- Есть ещё причины, из-за которых тебе нужно так спешно начать занятия? Кроме возвращения формы, - его вопрос таит в себе многое, и я, даже не задумываясь, начинаю выдавать всё, о чем молчала эти дни с момента похищения.
- Да. Я никогда ещё не чувствовала себя такой беспомощной. Понимаешь, достаточно даже одного осознания, что я могу постоять за себя, чтобы стать увереннее.
- Понимаю. Но тяжело осознавать, что я… - поворачиваюсь всем корпусом к Фостеру и прижимаю пальцы к его губам. Вот я так и знала, что он станет говорить о своем “понимании”.
- Нет! Дело не в тебе. И даже не смей мысль эту допускать! - хмурюсь, и солнечный вечер теряет свои радостные краски. Но думаю о том, что ещё не один раз мы вернемся к этому разговору. - Ты не обязан быть рядом двадцать четыре часа в сутки, чтобы спасать меня от любой мелочи.
- Угум.
- Адам! - на мой возмущенный окрик он на мгновение отрывает взгляд от дороги, а я спешу донести всё, что необходимо. - Я это делаю для себя. Я привыкла сама себя защищать, ещё с тринадцати лет. Поэтому и был бокс. Плюс мне просто нравится снимать стресс в спортзале.
- Как скажешь, милая.
- Не вздумай замкнуться в себе, Фостер. Иначе я тебя покусаю! - и только эта моя полушутливая угроза немного рассеивает напряжение в салоне автомобиля.
- И за что же ты будешь кусать? - губы Адама кривятся в усмешке, и я выдыхаю, понимая, что хоть он и не изменил своего мнения, но перестал напрягаться.
- Куда дотянусь, - и показываю язык, на что любимый уже искренне смеется.
Так, в шуточной перепалке мы доезжаем до не слишком приметного снаружи здания с большой железной дверью. Нет никаких неоновых вывесок, лишь небольшая металлическая табличка и два звонка.
- Это здесь? - недоверчиво осматриваюсь вокруг, размышляя, что это место больше похоже на публичный дом.
- Адрес точно этот, но давай посмотрим.
Любимый глушит мотор и отстегивает свой ремень. Только я тянусь отстегнуть свой, как мужчина накрывает мои пальцы одной рукой, а второй - зарывается в волосы, и целует быстро, но так крепко, что когда отодвигается, мне еле удается восстановить дыхание.
- Пойдем, милая, ты же хотела в спортзал, - как ни в чем не бывало предлагает Фостер, и я следую за ним, не выпуская его руку из своей.
- А ты будешь смотреть на мои тренировки? - заглядываю в глаза, не уверенная, что буря миновала окончательно.
- Конечно. Я должен быть уверен, что ты любому бандиту сможешь набить морду, - серьёзно кивает мужчина, но я вижу, что он с трудом сдерживает улыбку, и решаю продолжить этот легкий флирт.
- А сам выйдешь на ринг? - уже обогнав Фостера, прислоняюсь спиной к стене и поднимаю руки на его плечи.
Подойдя к двери, Адам нажимает на звонок, и спустя пару секунд раздается тихий пищащий звук, оповещающий, что дверь нам открыли. Внутри помещение оказывается на удивление современным. Вдоль коридора расположены шкафчики, чуть подальше - душевая и раздевалка, а слева - вход в различные залы. В одном - через приоткрытую дверь видно каратистов, в другом - ребят работающих на тренажерах. А в самом конце, под высоким потолком, располагается ринг. Он размером не меньше шести квадратных метров, находится на полуметровом помосте и обтянут канатами.
Начинаю ощущать, как мышцы будто бы гудят от желания влезть туда поскорее и, нацепив перчатки, устроить спарринг. Даже не замечаю, что, как завороженная, смотрю на двоих сражающихся парней, пока моих губ не касается Адам.
- Так хочешь туда? - он кивает головой на тренирующихся, чуть улыбаясь.
- Да, я даже не представляла, как мне этого не хватало, пока не увидела сейчас! - меня словно наполняет изнутри энергия, а руки начинают чесаться от желания выпустить весь пар на грушу, представляя на месте снаряда мерзкую рожу Эрнста Фишера.
- Но не в платье же, милая, на ринг, - еле понимаю, о чем говорит любимый, легонько поглаживая легкую ткань платья на моей талии.
- Завтра же пойду по магазинам, - ещё и киваю для убедительности.
- А может, закажем с доставкой? - слова мужчины отзываются болью внутри, но я не могу вечно прятаться дома. Тем более, когда там никого, кроме меня и пса, нет.
- Нет, я хочу сама выбирать, - замечаю, как любимые глаза темнеют от тревоги, поэтому, подойдя ближе и обняв за шею, заканчиваю свою мысль, надеясь, что так Фостеру будет спокойнее: - И да, пусть рядом будет твой водитель.

Дни летят с бешеной быстротой: хлопоты по подбору наряда для занятий, после тренировки - вечерние посиделки с Адамом в небольшом ресторанчике итальянской кухни недалеко от спортзала и вновь обретенная страсть в постели. Мне хочется по максимуму растянуть время до того, мгновения, как надо будет улетать на три с половиной месяца в Штаты. Однажды ночью я, не устояв, даже спрашиваю, не прилетит ли Адам в Штаты на пару дней. Он становится моим кислородом, который я ежедневно вдыхаю. Даже когда Фостер на работе, я хожу по квартире и чувствую его присутствие: в едва уловимом запахе одеколона, в оставленной на диване рубашке, которую облил утром чаем, или мокром полотенце в душевой после утренних водных процедур. Чашка в мойке и та, словно дает мне чувствовать любимого рядом. Но время неумолимо даже к любящим сердцам, и осень слишком быстро наступает, а значит, пора готовиться к шоу “Best in America”.
- И как долго ты собираешься провести в Штатах? - удобно устроившись на диване, наблюдаю, как Адам выбирает фильм для просмотра. Всего полчаса назад от нас ушел Каспар, и в этот раз, кажется, лед ещё больше треснул между дедом и внуком.
“Но как же ещё много моментов!”
- Я же говорила, тур по Америке займет несколько месяцев. По одному концерту на каждый крупный город: Нью-Йорк, Бостон, Чикаго, Майами, Новый Орлеан, Хьюстон, Вегас, Лос-Анджелес и ещё несколько.
- Мно-о-ого, - тянет любимый и, наконец выбрав фильм, вставляет диск в проигрыватель.
- Вот поэтому я и предлагаю тебе прилететь на один из концертов и задержаться на выходные. Я правда не хочу так надолго расставаться с тобой.
Мужчина какое-то время молча смотрит на меня, словно выискивая степень моей искренности, а после чуть тряхнув головой, устраивается на диване и, притянув в объятия, прижимается губами к моему виску.
- Я приеду. Не знаю, как получится, но приеду.
- Йа-ху! - с воплем подаюсь вперед и, упав сверху на Фостера, смеюсь и целуюсь попеременно. После, оставаясь в том же положении, мы смотрим “Любовь и прочие неприятности”.
_________________

Любимый цветок - это, прежде всего, отказ от всех остальных цветов.
Иначе он не покажется самым прекрасным.
© Антуан де Сент-Экзюпери

- Я хотел бы, чтобы вы приехали. Пусть и на пару часов, - Каспар направляется к двери, но там останавливается и оборачивается к нам. Мы с Адамом стоим рядышком, обнимая друг друга за талию, а под ногами крутится уже совсем не маленький щенок Хикари. Пес достаточно быстро растет, уже спокойно доставая до стола, но всё ещё пытается косить под малыша. И может, тому как раз я и способствую. - Смотрю на вас и вижу себя в молодости, - взгляд старика скользит по моему лицу и перемещается на Адама.
- Не уверен, что мы сможем… - начинает Адам, но я не даю ему договорить.
- Во сколько? - стараюсь не обращать внимание на хмурость любимого, перед отлетом мне хочется подразнить эту вешалку силиконовую - Веронику Охман. И расставить все точки над i.
- Вероника собирает всех гостей на девять вечера в “Davidis”. Но я хотел бы, чтобы вы приехали заранее.
- Хорошо, Каспар, - отпускаю талию Адама и иду проводить старика, но возле дверей снова оказываюсь в кольце рук любимого. Словно он не хочет ни на мгновение выпускать меня из своей хватки. Да и я не против такого пленения. - Спасибо, что навестили нас.
- Мне в радость, - дед смущенно улыбается, а после обнимает нас обоих, словно бы зажимая меня между собой и Адамом. И я чувствую в первое мгновение напряжение Фостера, но в этот раз оно длится ещё меньше, чем в прошлый. - До встречи завтра, дети. Доброй ночи вам.
Хоть напряжения и меньше становится, но вот молчаливость никуда не девается.
- На одно из двух дней рождения я попаду. К тому же, нужно же в конце концов надеть платье от Альберты.
Стараюсь не думать при каких обстоятельствах отказалась от него. Всё давно уже в прошлом, как и осознание новых приоритетов. Мне остается только надеяться, что переоценка ценностей произошла не только у меня.
- Как скажешь. Хотя я и не вижу смысла в этом посещении.
- Надо поздравить твоего деда с днём рождения. Восемьдесят четыре года бывают раз в жизни. Да и поставить на место эту выскочку-Веронику хочу.
- Ты так и не доверяешь мне? - Адам ещё теснее прижимает к себе.
- Тебе - да, а ей - нет. И я не хочу почти четыре месяца мучиться химерами, не зная, что здесь происходит. Поэтому пусть занимается Каспаром и даже не помышляет о таком лакомом кусочке, как мой парень.
- Хо-ро-шо-о-о, - Фостер так горестно вздыхает, что я не могу сдержать улыбку.
- Надеюсь, в этот раз ты будешь менее молчалив рядом со мной, - привстав на цыпочки, прижимаюсь к его губам своими в коротком нежном поцелуе. - Мне кажется, они специально выбрали ресторан, а не особняк для празднования.
- Лучше б нам дома остаться, никуда не выходить и провести этот последний вечер вместе, - ворчливо замечает Адам.
- Мы и проведем вместе всё это время. Только поздравим деда и сосредоточимся друг на друге. К тому же, кто-то обещал мне танец.
- Умеешь ты получать желаемое, - любимый всё ещё хмурится, но в голосе проскальзывают другие, более интимные нотки.
- У меня хороший учитель, - опускаю ресницы, прикрывая игривый блеск глаз, пока мои руки, словно сами по себе, забираются под футболку Адама, поглаживая его спину и поясницу.

Путь до ресторана, расположенного в старинном отеле прямо в районе Вестфален, занимает не больше пятнадцати минут, но за это время я уже трижды успеваю спросить, всё ли у меня нормально с прической и макияжем. И каждый раз звучит ответ: “Да, милая”. Это немного не та реакция, которую мне бы хотелось получать, но утешаю себя тем, что Адам потерял дар речи дома, когда я переоделась, прикрыв своё обнаженное тело лишь двумя шелковыми отрезками, соединенными по бокам прозрачными капроновыми вставками. Волосы я распустила. Удивительно, но то, что серьги матери я положила в сумочку, а не в багаж, помогло им сохраниться. И сейчас они волнующее касаются шеи и плеч при каждом повороте головы, словно легкая ласка любимого. Но надо признать, Фостер и сам выглядит потрясающе в этом черном смокинге и белоснежной, до рези в глазах, рубашке.
При подъезде нас встречает дед Адама, а то, что он одет один в один, как внук, заставляет меня хихикнуть.
- Что? - любимый выходит из машины и помогает мне выбраться. Мужчина резко втягивает носом воздух, и подняв глаза на Фостера, понимаю, что эта реакция вызвана тем, что платье немного перекрутилось, и в прозрачной вставке мелькнуло доказательство того, что белья на мне нет.
- Вы так похожи с Каспаром, даже в таких мелочах, как одежда. Может быть, когда-нибудь ты сможешь простить его, милый.
- Не уверен, - но дальнейший разговор не продолжаем, потому как старик спешит нам навстречу.
- Как я рад, что вы приехали. Идемте выпьем в семейном кругу, пока не набежали все эти прихлебатели. Кажется, Вероника созвала весь город, столько там накрытых столов.
- А она не из Техаса случайно? - но увидев, как оба мужчины смотрят на меня, как на инопланетянку, хихикаю. - Потом как-нибудь расскажу шутку.
В дверях, даже несмотря на все аутотренинговые упражнения, понимаю, что теряю спокойствие, заметив жену Каспара Охмана в центре зала.
“А эта сучка может быть стильной, - с придирчивостью осматриваю её темно-бордовое кружевное платье-футляр с длинным шлейфом. - Но вот руки, на её месте, я бы не стала оголять. Слишком заметно, что кожу на них ей успели не один раз подтянуть.”
- Добрый вечер! - первые же лицемерные слова миссис Охман на публику вызывают у меня саркастическую улыбку. - Как мы рады, что вы приехали.
“Ага, шлюшка, особенно ты рада видеть моего любимого.”
- Мы не могли пропустить день рождения Каспара, - моё фамильярное обращение к мужу миссис Охман немного убавляет натужную радость на её лице. - Он, как никак, родной человек. Единственный родной человек.
“Выкуси, сучка!”
- Да, Адам, ты всегда был и останешься частью семьи.
“Ауч! Уколола.”
- Даже переливание крови не поможет, - усмехается дед и направляется к бару, где берет два фужера и передает один - своей жене, второй - мне. - Адам? Что ты будешь?
- Виски.
- Отличный выбор, - я отпускаю руку Фостера на мгновение, пока он делает шаг к деду и берет из его рук стакан.
- С днём рождения, дедушка! - улыбаюсь и поднимаю бокал, но чокаюсь только с мужчинами. То же повторяет и блондинка. - Ой, мы же подарок оставили в машине! Адам, идем, - отставляю шампанское и тяну любимого за руку, но чувствую, что он и не сопротивляется. Это тоже плюсик в карму.
- Подарок? - уже на улице брови любимого поднимаются. - Разве мы приготовили подарок ему?
- Да, - толкаю мужчину в плечи, так что он прислоняется спиной к гладкому камню мраморной колонны и прижимаю свои губы к губам Фостера, осознанно позволяя ему смазать помаду. И лишь когда воздуха в легких не остается, ещё раз нежно целую, а после отодвигаюсь. - Я нашла антикварный магазин, пока ходила за покупками. А на днях к реставратору отнесла подарок.
Направляюсь к машине и, открыв заднюю дверь, наклоняюсь, чтобы достать коробку. Этот момент Фостер находит особенно удачным, чтоб хлопнуть меня по ягодицам ладонью. Вскрикиваю и кидаю возмущенный взгляд через плечо, но снова возвращаюсь к прерванному занятию. Бережно беру старинные шахматы из серебра и оникса в руки и поворачиваюсь к мужчине.
- Что скажешь? - показываю, как они аккуратно уложены и не трутся друг об дружку. - Может быть, когда-нибудь вы на пару будете играть в эти шахматы и думать обо мне.
- Арли…
- Не продолжай, не хочу снова слышать твои упрямые речи. Лучше идем внутрь, и удели мне себя всего, милый.
- Как и всегда, - он делает шаг, и тут уже моя ладонь опускается на его ягодицу. - Ах ты, хулиганка!
Взвизгнув, бегом устремляюсь в ресторан, прижимая к груди лакированный короб с ценностью внутри, чтобы не ударить его ни обо что. Однако в зале притормаживаю. Никого не обнаружив, разворачиваюсь и сама делаю шаг навстречу любимому.
- Накажешь меня? - его улыбка полна обещания будущих наслаждений.
- А то. И ты будешь от каждой минуты получать удовольствие.
- Как и всегда, - оказавшись вплотную, поднимаю голову и подставляю губы для поцелуя. Адам едва успевает коснуться, как рядом раздается визгливый голос, заставляя меня вздрогнуть и отодвинуться.
- Вы вернулись. А мы думали, что снова придется всех звать для розыска звезды.
- Я теряюсь только в объятиях Адама.
Мои слова затыкают Веронику, потому как дальше продолжать при всех она трусит. Такие подлые твари только без свидетелей могут нападать. Но мне так хорошо, что даже истекающая ядом жена Каспара не раздражает. Отстраняюсь от любимого мужчины и шагаю к юбиляру.
- С днём рождения ещё раз! - и протягиваю ему шахматы, на каждой фигурке которых написано “Охман”.
- Арлин, - старик сглатывает и поднимает на меня заблестевшие от слез темные глаза. - Где ты нашла их?
- Нашла. И надеюсь, вам понравится подарок.
- Это мои шахматы, которые достались по наследству от прадеда Охмана. Мне пришлось продать их, чтобы получить первый стартовый капитал, а потом так и не смог найти. Их перекупили и с концами.
В одно мгновение оказываюсь в не по-старчески крепких объятиях, успев услышать, как Фостер фыркает, но не обращая на это внимания, в ответ обнимаю деда.
- Спасибо, девочка, - он морщинистой рукой стирает скупые мужские слезы и снова улыбается. - Спасибо большое.
- Я рада, что вам нравится.
Едва только мы заканчиваем обниматься, появляются первые приглашенные, и Каспар идет встречать их. Мы с Адамом отходим в сторону, усаживаемся за стол и, прижимаясь друг к другу, наблюдаем, как зал ресторана наполняется солидными гостями.
- Программу минимум мы выполнили, можно и сваливать отсюда.
- Ещё нет, - повернув голову, игриво трусь носом о шею мужчины. - Сначала мы потанцуем.
- Может быть, дома устоим вертикальные и горизонтальные “танцы”? - его рука поднимается по моей спине, ныряет в вырез платья сбоку и касается груди, так что я начинаю ёрзать на стуле. Но упрямо качаю головой.
- Это последняя просьба на сегодня.
- Очень надеюсь, что нет, - хмыкает любимый и переводит взгляд на деда, который благодарит всех присутствующих. И пусть Каспар Охман говорит по-немецки, кое-что всё же мне удается понять. Потом идут тосты с поздравлениями. Везет, что наш столик оказывается никем больше не занят, а значит, мы можем пить не так, как все.
Спустя полчаса, когда еда стоит на столах, и выпита гостями уже не одна бутылка горячительного, по залу разносится музыка. И с первых же аккордов я узнаю знаменитую песню Мерлин Монро. Но вот пение миссис Босс убивает мой музыкальный слух. Она не попадает ни в одну ноту, уродуя эту наипростейшую в исполнении песню.
- Сейчас я преподам ей урок вокала, - ворчу едва слышно и набираю номер. - Алло, Монс, не спишь? Слушай, скинь мне минусовку последнюю с Барбадоса.
- Ты же не собираешься петь её для людей до выхода альбома?
- Нет, это не публично. Я на дне рождения.
- “Сони” нас казнят, если трек попадет в сеть раньше официального релиза.
- Да, я помню, но мне очень хочется похвастаться перед Адамом.
- Ладно, пять минут, - и мой продюсер отключается, а спустя даже не пять, а три минуты на мой телефон прилетает mp3.
- Хочешь услышать, Фостер, как твоя девушка умеет петь? - умом понимаю, что это ребячество, но мне хочется утереть нос сучке Охман. - Помоги мне, милый. Нужно объяснить человеку за пультом, что надо включить.
Подхожу к микрофону и, улыбаясь, оборачиваюсь на ди-джея. Рядом с ним стоит Адам, но я не могу понять, о чем думает любимый. Кивок мужчинам, и первые аккорды разносятся по залу.
- Мистер Охман, у меня для вас есть ещё один подарок. Чистый эксклюзив, - вижу, как дед Фостера светится довольством. Протягиваю руку Адаму и позволяю своим связкам настроиться и поймать ритм: - Touch moves down my neck, keep my breath in check, your silhouettes framed by lights, - когда любимый подходит, я обнимаю его, не прерывая пения, и продолжаю произносить все выученные наизусть слова, - i promise this ship won’t wreck...
Так же обнимаясь, мы отходим от диджейского пульта, продолжая медленно покачиваться в такт музыке. Глаза в глаза, ладонь в ладонь. Я вижу улыбку Фостера только для меня, а мои слова в песне - только для него. Кажется, что вокруг никого не осталось, все погрузилось в темноту, и лишь одинокий прожектор освещает нас.
- So try not to hold back on us, what we’re doing gets me because, we’re living out the dream of me tonight… - на последнем слове, не удержавшись, прижимаюсь к губам любимого.
Сначала наступает оглушительная тишина, а потом банкетный зал, полный гостей Каспара Охмана, взрывается аплодисментами. Ещё раз быстро целую Адама и отстраняюсь, с улыбкой поворачиваясь к старику, который стоя хлопает в ладоши, как в принципе, и весь зал. Кроме хозяйки вечера. Заметно, что мадам Охман готова лопнуть от бессильной злости. И наверное, только присутствие деда не позволяет этой стерве разразиться проклятиями в мою сторону.
- Это был лучший подарок, девочка, - он усаживается обратно и поднимает свой стакан. - Спасибо большое.
- Мне было в радость, Каспар, - обнимаю Адама за талию, прижимаясь к нему всем телом. Любимый притягивает ещё ближе к себе и, так не разрывая объятий, мы направляемся к нашему столику. А танцы продолжаются. Теперь Вероника решает показать, на что она ещё способна, но мне уже не интересно. Нежные поцелуи и поглаживания по шее друг друга будоражат нервы, и уже совершенно не заботит, что творится в зале.
- Поехали домой? - я первая произношу “волшебную” фразу и вижу, как улыбка освещает любимое лицо, а затем Адам кивает едва заметно. - Но надо деда твоего найти и сказать, что на сегодня мы всё.
Продолжение моих слов немного гасит предвкушение Фостера, но он не противится. Поднявшись из-за стола, мы направляемся к группе мужчин возле закусок, среди которых стоит и мистер Охман.
- Мы поедем домой, Каспар, завтра рано на самолет, и надо вещи сложить.
- Конечно, рад был видеть вас здесь, порадовали старика.
- До свидания, - кивает Адам и пожимает деду руку. Я незаметно улыбаюсь. Месяц назад даже простое рукопожатие было едва посильной задачей. Теперь это происходит гораздо проще.
После прощания с дедом, мы быстро направляемся к выходу, и я мысленно благодарю судьбу, что Вероника не попадается нам на пути. С каждым метром даже, не километром, нетерпение нарастает, так что стеснение уходит на второй план, и наши губы соединяются. Личный водитель Адама лишь возле дома тактично покашливает, а после сообщает, что мы уже приехали.
- Спасибо, Стефан, - кивает Адам и, открыв дверцу машины, помогает мне выйти. - Доброй ночи.
- Доброй ночи, Стефан, - только успеваю рукой махнуть, как любимый тянет, почти несёт меня к дому, а затем и в лифт.
Едва только створки закрываются, как мы набрасываемся друг на друга, сминая губы в жадных поцелуях. Мои руки обвиваются вокруг шеи мужчины, а он сжимает моё тело, притягивая ближе к себе. Раздавшаяся трель, когда лифт достигает верхнего этажа, и та не может оторвать нас друг от друга, и мы, неделимые, так и шагаем к квартире. Лязг замка, и темнота квартиры окутывает, когда дверь закрывается за нами.
Не включаю света, потому что для этого пришлось бы разорвать объятия, и наслаждаюсь луной, которая светит в панорамные окна. Тихо смеюсь, когда Адам прижимает меня к двери и тут же тянет платье за подол вверх. Но любимый не снимает одежду до конца, а словно заключает тканью в ловушку мои руки и голову, открывая только губы.
- Ада-а-ам, - выдыхаю и ликую, когда любимый накрывает мой рот своим. - А-а-ада-ам. - каждое его касание заставляет дрожать, извиваться и молить ещё и ещё коснуться, приласкать и сжать. И он всё делает, даря неземное наслаждение.
Лишь только платье летит в глубину комнаты, я тут же берусь за одежду мужчины. Пальцы не слушаются, и пуговицы на рубашке через раз поддаются. И эта прелюдия словно растягивается во времени. Минуту спустя всё же касаюсь теплой кожи на груди Фостера, пока расстегиваю брюки. И тихий грудной смех мужчины прерывается, когда я накрываю его плоть ладонью.
- Хочу тебя всего себе, - горячечный шепот любимому в губы.
- Правда? Всего-всего? - Адам просовывает свои пальцы мне между ног, и колени в одно мгновение становятся ватными.
- Да-а-а-ах, - каждое его прикосновение лишает меня остатков терпения. Так что я сама, словно озабоченная кошка, начинаю тереться о мужские пальцы. - Да-а-ах, ещё, милый.
- Такая нежная, - он прикусывает мою нижнюю губу и тянет, одновременно с этим толкаясь вглубь, а я судорожно выдыхаю. - И такая горячая.
Секунда промедления, любимый подхватывает меня за бедра и, прижав к стене, входит на всю длину. Ноги сами по себе обхватывают его талию, но Адам не дает себя обнять, поднимая мои руки над головой и сжимая одной своей ладонью оба запястья.
- Да, да, да-а-а, - мои хрипло выдыхаемые слова смешиваются с тяжелым дыханием мужчины, пока наши бедра встречаются в извечном танце любви.
Движения нарастают, а по квартире разносятся лишь звуки соития и вскрики, смешанные со стонами. В какой-то момент мы меняемся местами, и теперь уже Адам прислоняется спиной к стене, а я начинаю двигаться быстрее и быстрее, пока не наступает долгожданная и такая сладостная кульминация. Крик наслаждения срывается с моих губ, но я тут же обрываю его, накрывая рот любимого, и прикусываю его губу так, что слышу глухое рычание, когда Адам так крепко стискивает мои бедра, что на них наверняка останутся следы. И спустя секунду ощущаю горячую влагу внутри.
Опускаю голову на плечо мужчины, тяжело дыша, и ещё крепче сжимаю его плечи.
- Не отпускай меня, - шепчу, губами касаясь теплой кожи. - Никогда.
- Никогда.
И я понимаю, что речь идет у нас не о разъездах моих или его работе. Всё куда глубже и серьезнее в этих нескольких словах. Это обещание быть рядом душой, а не только физически, как мы сейчас.
Поэтому закрепляю клятву, подняв голову и глядя в лицо Адама, в темные глаза, поблескивающие в сумраке и лунном свете:
- И я не отпущу никогда тебя.

»» 08.03.19 21:08 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Германия
Фрехен-Иссум-Дюссельдорф-Кёльн

N.LD|XR: Когда дашь прокатиться на Гайярдо?)
R-qj.BI: Глазам своим не верю! Эрик?!
N.LD|XR: Привет) Как у тебя дела?
R-qj.BI: Очень хорошо) Но какими судьбами?
N.LD|XR: Не ломай голову) Я в Кёльне и хочу пригласить тебя в пятницу на свой день рождения. Ты как, не занята?
R-qj.BI: Нет, но... Ты приехал с Анастасией?
Чёрт, точно, я же их познакомил.
N.LD|XR: Нет. Мы расстались.
R-qj.BI: Вот как
И что это значит?
R-qj.BI: Не знаю смогу ли приехать. Моя машина в ремонте
N.LD|XR: Моя тоже, но я найду на чём за тобой приехать. Шли адрес)
R-qj.BI: Сумасшедший! Хочешь свой день рождения провести в дороге?
N.LD|XR: Ну тогда не ломайся, садись на поезд, а я тебя тут встречу.
R-qj.BI: Кинь мне свой номер телефона. Я завтра позвоню и скажу приеду или нет. Хорошо?
N.LD|XR: Лады, но помни, что я на тебя рассчитываю)
R-qj.BI: Запомню

Вторник

День клонился к своему завершению, но он прожит не зря.
В пивоварне «Diebels» мне пришлось по очереди объяснять троим суть своего визита, пока, наконец, добрался до того, в чьей компетенции было мне помочь. Херр Ройен выслушал меня, но не проникся, объяснив это тем, что в рекламе они не нуждаются. Я не стал уговаривать, и следующие несколько минут мы говорили о том, что в ходу в Англии. Его интересовало какие сорта пива покупают чаще всего и почему. За одним вопросом последовал другой, потом ещё один – разговор стал непринуждённым, но я всё равно удивился, когда он вдруг сказал «Окей, выделим для вас пару десятков бочек и рекламные товары». Вот, сразу бы так. Не то чтобы я не мог обойтись без поддержки – дело не в этом, просто для создания антуража мне было нужно всё оригинальное немецкое, а покупать рекламную мишуру, когда её можно получить бесплатно – глупо.
К Сабине тоже съездил удачно. Так странно, учились мы на инженеров, а занимаемся совсем другим. Ателье оказалось не таким, как я ожидал. Там было светло и как-то по-домашнему уютно. Цветы на прилавке у кассы, стеклянная ваза с голубыми стеклянными же шариками на подоконнике и белые столы с рулонами тканей. Всё было опрятным и дышало покоем. Только запах – как выяснилось, формальдегид – немного портил общее впечатление.
Сабина заварила кофе, принесла вазочку с печеньем, и мы сели в задней комнате, чтобы спокойно вспомнить о годах учёбы и о тех, кто ещё остался в её поле зрения. Оказалось, что половина женились, вышли замуж, родили детей, а некоторые уже успели развестись. Сама Сабина замужем не побывала, но воспитывала трёхлетнего сынишку, который крутился тут же, таская со стола печенье. Когда он оказывался рядом, она безотчётно проводила рукой по его волосам, что он, кажется, даже не замечал. Глядя на Сабину, я думал о том, что время гораздо безжалостнее к женщинам, чем к нам. Где та подтянутая, авантюрная девушка, которую я помнил? Теперь она потяжелела, взгляд стал более усталым и только улыбка была такой же, как тогда. Через полтора часа она вдруг подхватилась, что скоро начнутся курсы кройки и шитья, которые она проводит, а ещё ничего не готово. Правду сказать, я даже обрадовался, что появился повод свалить, а то не знал как закруглить затянувшийся разговор. Оставив мерки и аванс, пообещал перевести оставшуюся сумму, когда она пришлёт заказ, и отчалил. Оставалось, как я подозревал, самое трудное – найти и поговорить с Хайке, которая вчера так и не приехала на ужин.

О формальдегиде я вспомнил, когда шагнул на порог кёльнской квартиры сводной сестры. Вспомнил его резкий, в чём-то больничный запах, как желанный, стоило моему носу почувствовать запах сырости, плесени и какого-то варева, клокотавшего на кухне.
- Чёрт возьми, - не сдержался. - Ты кто?
Дверь мне открыла низкорослая, луноликая женщина, с тёмными глазами и чёрными, как крылья вороны, волосами.
- Таги, - несмотря на свой маленький рост, она умудрилась смерить меня взглядом. - А ты кто?
- Я к Хайке.
Я попытался протиснуться мимо женщины, но она загородила мне проход:
– Нет её. Потом приходи.
Мне не понравился ни тон, ни взгляд которым она меня наградила, поэтому дискутировать я больше не стал – отодвинул её в сторону и прошёл в квартиру.
– Хайке? – заглянул в первую из попавшихся мне комнат, но та оказалась пустой. – Где она?
Я не обернулся, чувствуя, что женщина идёт за мной и прекрасно слышит. В следующей комнате, провонявшей алкоголем, табаком и старьём, на узкой кровати ничком лежала женщина. Она была слишком тощей и неопрятной, чтобы быть моей сестрой, и только нечёсанная копна обесцвеченных волос казалась знакомой. Мой взгляд скользнул от фигуры на кровати по разбросанным вещам, пустым бутылкам на полу и остановился на баночке у кровати. Пластиковая баночка, в каких продают таблетки, без этикетки, лежала на боку.
– Хайке?
Бесцеремонно оттолкнув руки, пытавшейся удержать меня луноликой, встряхнул тело на кровати, как куль, и перевернул лицом к себе. Это была она. Вернее, то, что от неё осталось. Бледная, с тёмными кругами под глазами – она даже не проснулась. Тонкие руки упали вдоль тела, задравшаяся футболка открыла впалый живот. Я взял баночку двумя пальцами и понюхал. Яблоки? Эссенция или что-то вроде того, судя по маслянистому следу на внутренней стороне стенки.

»» 28.02.19 16:20 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Лондон-Париж-Лондон
 
Когда мы сильно привязываемся к вещам и к людям,
то разве не уходит вместе с ними какая-то частица нас, когда уходят они?
Ричард Бах
 
 
Иногда происходят события, которые меняют если не всю нашу жизнь, то, во всяком случае, планы на ближайшее время. Я собиралась провести рождественские и новогодние праздники в Уэйкфилд Парке, тем более что к Ее Светлости должны были приехать гости, а на Святках намечалась пара благотворительных вечеров, куда она намеревалась пойти, и где я предполагала увидеть и отца, но в сочельник утром мне позвонила мама.
– Здравствуй, Флер, – ее голос был каким-то странным, это чувствовалось даже в приветствии.
– Привет, мам, что случилось? – решила я спросить сразу же.
– Франсин. Она в больнице, и… – в трубке послышался плач.
Франсин звали мою бабушку, а мама никогда не плакала, во всяком случае, я не видела ее плачущей ни разу, она всегда умела держать лицо.
– Я. Я приеду, постараюсь, все будет хорошо, – единственное, что могла сказать и повесила трубку, потому что утешить по телефону все равно не могла, а слушать плач матери было невыносимо.
Я тут же прошла к леди Клариссе и попросила разрешения уехать на какое-то время. Потому что заболела бабушка и. суда по реакции мамы, все очень плохо. Ее Светлость отпустила меня без разговоров, разрешив пробыть дома, сколько необходимо, и уже через несколько часов я выходила из аэропорта Шарл-де-Голль.
 
 
Мама была дома в совершенно разобранном состоянии. Такой я ее никогда не видела.
– Хорошо, что ты здесь, боюсь быть одна, – фраза, которой она меня встретила, тоже не вязалась в моей голове с образом матери, но, не знаю, как бы я себя вела на ее месте.
Утром я поехала в больницу к бабушке, поехала одна, решив, что так будет спокойнее. Она лежала в отдельно палате, рядом – сиделка, но никаких мониторов или капельниц, да и выглядела бабушка не так уж плохо. Да, она была несколько бледнее обычного, но улыбалась мне и говорила нормальным голосом, мы даже немного походили с ней под руку по коридору. Она была слаба, как люди после тяжелой и долгой болезни, но я не понимала, почему мама так расстроена, пока не поговорила с врачом.
Его вердикт был краток и безжалостен. Рак, последняя стадия, осталось неделя, может быть, две. У бабушки уже сильные боли, дважды в день ей колют морфин, и этого едва хватает, возможно, скоро придется делать уколы чаще.
Выйдя на улицу, я пошла куда глаза глядят, надо было прийти в себя, иначе я тоже расплачусь как мама, и а это совсем нездорово. Кто-то из нас должен оставаться сильным, и в этот раз, похоже, моя очередь.
Не знаю, сколько я бродила по Парижу, и как меня занесло на Монмартр, а там – в храм Святого Петра, но неожиданно обретя себя на скамейке перед алтарем, я взяла в руки молитвенник, лежавший рядом, и начала читать молитвы, не особо возможно, вникая в их смысл (никогда не была и не считала себя верующей), но мне стало немного легче. Потом я просто сидела и своими словами просила Деву Марию нет, не здоровья бабушке – в чудеса я не верила, а доктор надежды не оставил – а какого-то спокойствия матери что ли. Я понимала, что останусь здесь до ухода Франсин и еще какое-то время, но это не может быть очень долго. В то же время такую, как я ее застала, маму нельзя оставить одну. В голову пришла мысль обо всех ее мужчинах, которые, похоже, куда-то испарились, как только маме потребовалась реальная помощь и поддержка, но не мое дело было их судить или обвинять.
 
Сочельник, Рождество, Святки – все это как-то прошло мимо меня в ежедневных поездках в больницу иногда с мамой, но чаще в одиночестве. Иногда со мной ездила Моник, а где-то под Новый год она просто поселилась у нас, за что я ей была безумно благодарна.
С бабушкой мы много говорили о детстве, о ее жизни – она очень хорошо помнила все, что было когда-то, но путала современные события и даты, а в конце уже называла меня именем матери, а ее – моим.
Она тихо ушла ночью в самом начале января…
К сожалению, с ней была только сиделка, мы с мамой и Моник приехали утром.
 
Заупокойная месса, похороны, поминки – все прошло как в тумане. Я что-то говорила, делала, ела, пила, принимала соболезнования, с кем-то общалась, давала объявление в газету, общалась с нотариусом. Было странное ощущение, что бабушка куда-то уехала, и потом, когда-нибудь я непременно встречусь с ней – вероятно, мой мозг так оберегал меня от горя, не знаю…
 
Я прожила в Париже до конца января, хотя, наверное, могла уехать и раньше – на третий день после похорон мама уехала в клуб с очередным кавалером, и потом почти каждый вечер возвращалась домой навеселе, если не ночевала где-то. Я пыталась поговорить с ней по душам, но она не желала этих разговоров, отвечая, что я ее не понимаю, и так ей легче пережить горе. Мне не хотелось судить и осуждать, но и уехать, оставить ее я как-то не могла, пока она вдруг не заявила, что улетает в Ниццу и собирается жить там. Меня удивил этот порыв, но что я могла предпринять? Да и кто стал бы меня слушать?
 
Через пару дней после ее отъезда, я побывала на кладбище у бабушки, договорилась с Моник, что она будет приглядывать за нашим парижским жильем, пока мама не вернется (я почему-то была уверена, что она не задержится в Ницце очень надолго), собрала вещи и отправилась в аэропорт.
Я радовалась возвращению в Лондон, в то же время понимая, что часть меня остается в Париже, и я буду часто туда возвращаться если не к матери, то к бабушке. Она очень любила меня, и я пока не смирилась с ее уходом, не приняла его, он был слишком неожиданным. Я была рада, что смогла побыть с ней последние дни, но этого было так мало. Я сидела в самолете, отвернувшись к иллюминатору, и тихо плакала, радуясь тому, что место рядом со мной свободно, и никто не видит моего состояния…

»» 11.03.19 21:57 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Германия. Дортмунд

- Доброе утро, - растягиваю губы в улыбке, здороваясь с миссис Шульц, хотя особой радости не испытываю. Арлин улетела на гастроли пару недель назад, а я все не могу привыкнуть к некоторым моментам своего настоящего: просыпаться одному и знать, что дома меня ждет только голодный пес. К тому же, разница во времени не позволяет слышать голос любимой тогда, когда хочу. А о возможности увидеть воочию пока не стоит и мечтать. Мистер Ямамото в который раз напоминает о моем согласии лицезреть результаты строительства завода в Карии, и еще один отказ может быть воспринят в штыки. Пора браться за давно отложенные дела, да и работа не даст предаваться сплину. - Урсула подготовь документы для поездки в Японию и договорись о проведении основных мероприятий во время моего визита. Во главу угла поставь осмотр места строительства с главным инженером и встречу с Ямамото. Постарайся рассписать все на три, максимум четыре дня, я не хочу задерживаться там дольше.
- Да, мистер Фостер, я свяжусь с японской стороной и обговорю детали. Рассматривать для поездки начало октября?
- Да, первые числа. И назначь на завтра совещание глав всех направлений, хочу понимать состояние наших дел. Насколько мне не изменяет память, в начале осени конструкторский отдел обещал предоставить концепт новых гидравлических модулей для отвода воды. Весна не за горами, повторения подтоплений жилых районов нельзя допустить, на рынок эти установки нужно вывести до нового года. По этому вопросу есть свежие новости?
- Нет, никаких отчетов предоставлено не было.
- Мне нужен результат. Напомни конструкторам об их обязательствах сегодня же. И намекни Грегу, что на “теплое” место главы есть претенденты. Если он не справляется со своими обязанностями, то вскоре перейдет на менее высокую должность.
- Да, мистер Фостер, - миссис Шульц быстро вносит мои указания в свою записную книжку и поднимает на меня взгляд. - Я могу идти?
- Да, пока все. Спасибо, Урсула, - киваю, замечая, что женщину что-то беспокоит, но она не решается задать вопрос. - У тебя все в порядке?
- О да, мистер Фостер, - блокнот в руках моей помощницы совершает кульбиты от дерганных попыток то спрятать его за спину, то прижать к груди. - Извините за излишнюю навязчивость, просто в последнее время вы приходите в офис раньше. И возможно, мне тоже стоит приходить не к девяти, а к восьми часам?
- Нет, не нужно, - качаю головой с улыбкой, - внерабочее время лучше посвятить семье. И я знаю, о чем говорю, - поднимаю руку, останавливая тем самым все возможные протесты. Не хочу затевать вежливый, но бесполезный спор. - А сейчас - за дело.
Как только перестук каблуков стихает, и за Урсулой затворяется дверь, тянусь к телефону, чтоб написать уже привычное сообщение, которое знаменует для меня начало дня.
“Доброго тебе утра, сладкая. Знаю, что еще спишь, но надеюсь, что в твоем сне - я, а потому он крепкий и спокойный.”
Нажимаю “отправить”, и невольно представляется соблазнительная улыбка, которая озаряет лицо Арлин, стоит ей лишь открыть глаза. Томная нега и тепло страсти отображаются в блеске небесно-синих глаз, и спустя пару мгновений пухлые губы любимой посылают воздушный поцелуй. Воспоминание согревает сердце, но и “горчит” на языке от осознания, что горизонтальных игрищ, которые следуют обычно за поддразниваниями, как и простых объятий, не будет еще долгие шесть недель.
Телефонный звонок отрывает меня от созерцания написанных в мессенджере слов, и работа закручивает в воронке вечно сжатых сроков и неотложных дел. От одного дня к другому. Мои будни скрашиваются только яркими эмоциями, которыми делится любимая, от оваций и бурных аплодисментов публики на концертах. Жуткая усталость зачастую сквозит в голосе Арлин, но счастье от успеха затмевает все.

Япония. Кария

- ...Адам, ты представляешь, весь зал стал двигаться в едином ритме со мной и подпевать! Ног не чувствую и, кажется, на одно ухо оглохла, но я бы спела еще десяток песен на бис. Если б не Моника...
- Она забрала тебя со сцены? - тихо смеюсь. Глаза мои закрыты, перелеты никогда не давались мне легко, но я пожертвую, чем угодно, и уж тем более сном, чтоб быть тем человеком, кому Арли откроет свой мир чувств и ощущений.
- Бессовестно! Вот как так можно? Она просто попросила ребят отключить музыку, и мне пришлось петь акапелло. Но публика словно только этого и ждала. Сначала один огонек, потом больше и больше, а спустя пару минут весь зал светил экранами мобильников. Тысячи “светлячков” двигалось в ритме моего голоса. Это невообразимо прекрасно. И я бы очень хотела, чтоб ты был рядом в тот момент, - голос Арлин грустнеет, но я не даю любимой погрузиться в сожаления. Она должна улыбаться и дарить свое творчество, эмоции, чтоб получать сторицей. Не скажу, что понимаю всех этих восторгов от обожания толпы, даже больше того - совсем не понимаю, но я рад за свою девочку. И ради водопада позитива, который слышу после каждого удачного выступления, готов поддерживать ее в стремлении делиться музыкой души с миллионами людей.
- Я буду рядом, сладкая, уже скоро. Расквитаюсь с японцами, а там пара недель, и лично встречу тебя с цветами после выступления.
- Мне кажется, я вечность не видела тебя, - голос Арли на том конце телефонной связи подрагивает, и я проклинаю расстояние, которое не дает мне обнять любимую и прижать к груди.
- Родная, прошу, не расстраивайся так, а то я брошу здесь все, прилечу и заберу тебя в свою “берлогу”. И не выпущу никогда, - наигранно угрожаю, но в моих словах доля правды-таки есть: мне нужен лишь повод, чтоб эгоистично оградить свое сокровище от всей этой мишуры и толп поклонников, оставив только для себя.
- Скажешь тоже, - протест пробуждается почти мгновенно, делая голос любимой веселым. - Кто тебя слушаться будет, Фостер?
- Ты?
- Не факт, - отвечает Арли со смехом, и я облегченно выдыхаю. Не знаю, как так вышло, но слышать и особенно знать, что любимая плачет, теперь не могу. - А как ты, милый?
- Ненавижу долгие перелеты и смену часовых поясов. Я не спал уже больше суток, но в целом чувствую себя нормально. Даже успел встретиться с мистером Ямамото. Это тот, кто подарил Хикари, - уточняю. - Но от сегодняшнего подарка я категорически отказался. Просто не смог оставить ее у себя в номере.
- Ее? - прямо вижу, как брови Арлин поднимаются вверх. - Не поняла?
- На сколько меня осведомили, здесь очень одинокие люди, и счастливых браков на руководящих должностях почти нет, - рассказываю с улыбкой, ощущая ревность любимой даже незримо. - Так вот мне подарили куклу.
- Что?!
- Полтора метра высотой, со всеми атрибутами, присущими женскому полу, и в коротеньком розовом платьице с оборками. Видела бы ты мое выражение лица и выражение лица переводчицы, которая единственная понимала, что растянув губы в улыбке я костерю на чем свет стоит всех и вся. - Невольно вспоминаю “чудо” технологического совершенства, которое настолько приближено к натуралистичности, что берет дрожь. И даже последующие слова о том, что внешность “дамы” можно подправить, исходя из личного вкуса, меня, как ожидалось, не порадовали. - Не знаю, нарушил ли я какие-то местные правила и этикеты, но так “скрасить свое пребывание в Японии” отказался.
- И назначение куклы?.. - приблизительно в таком же шоке был и я, потому любимую сейчас прекрасно понимаю.
- Да, Арли, ты правильно все поняла - для сексуальных утех. Оки, переводчица, потом с пеной у рта доказывала, что меня этим не хотели обидеть, а наоборот - проявили высшую степень уважения, раз выбрали такой дорогой подарок. Несколько десятков тысяч долларов, если я правильно понял, стоит эта кукла.
- Адам, это совершенно несмешная шутка, - понимаю, что попытка повеселить Арли привела к совершенно обратному эффекту, потому перевожу разговор на другую тему:
- Милая, врать я бы не стал, но давай не будем об этом. Лучше расскажи, где ты и в чем одета, чтоб я мог представить и поглядеть сладкие сны с твоим участием, - добавляю в голос хрипотцу, отвлекая тем самым любимую от ненужных переживаний.
- Что-то мне уже не нравится твоя командировка… - ворчит Арлин. На заднем плане слышится какой-то то ли шелест, то ли шорох, а затем долгая тишина.
- Арли?
- Я здесь. Можешь включить “скайп”? Я лучше покажу, - обиженные нотки проскальзывают в произнесенных словах, но намерения любимой мне что-то показать интригуют.
- Мгновение, сладкая, - отключаю телефонную связь и тут же нажимаю кнопку видеовызова.
“Что же ты задумала, ревнивица моя?” - шепчу чуть слышно, следя за экраном смартфона и слушая характерные “хлопающие” звуки приложения. Когда и на десятую пару хлопков не следует ответа, невольно начинаю хмуриться, раздумывая, что случилось, и куда Арлин пропала. Но соединение налаживается, и я замираю с приоткрытым от восторга ртом, забыв напрочь, что был чем-то недоволен.
- Черт возьми, Арли, только не говори мне, что это “платьице” - твой сценический наряд, - любимая стоит напротив зеркала в настолько коротком облачении, которое и платьем назвать можно с огромной натяжкой. Черное, обтягивающее, совсем не оставляющее простора для фантазии.
- Нравится? - проговаривает соблазнительница, оглаживая себя от приподнятой груди к талии и вниз по крутому бедру. - Оборок у меня не нашлось, но надеюсь, для сладких снов с моим участием и это маленькое черное платье сгодится.
- М-м-м… ты же понимаешь, что в своих снах я буду его с тебя снимать? - широко улыбаюсь, не скрывая своего вожделения.
- Я на это рассчитываю, - ловлю посланный мне воздушный поцелуй и представляю момент нашей будущей встречи с Арлин, когда ее настигнет расплата за все эти поддразнивания. - Доброй ночи, Адам.
- Доброй ночи, милая.
Звучит сигнал разъединения, и наступает тишина такая звонкая, что кажется, слышу даже скрип колес от движения тележки горничной по коридору. Но засыпаю я почти мгновенно, совершенно не обращая внимания на яркий солнечный свет, а вот просыпаюсь - темной безлунной ночью. Шторы так и остаются открытыми, но никакого дополнительного света из окна не поступает.
Поднимаю руку и, смотря на “циферблат со стрелками” на левом запястьи, пытаюсь понять, по какому времени живу, и что вообще происходит. Осознание накатывает спустя секунду: я в Японии, много часов мне приходилось обходиться без отдыха, затем был беспробудный сон без сновидений, и вот я, выспавшийся и бодрый, открыл глаза. И все бы хорошо, но есть одна проблема: куча времени до запланированной на десять утра встречи.
- Что ж… когда проснулся, тогда и утро, - едва слышно хмыкаю, поднимаясь с постели. Контрастный душ быстро приводит меня в форму, а плотный завтрак, заказанный с помощью консьерж-сервиса, даже далеко за полночь придает сил, и появляется желание “перевернуть мир”.
Загружаю ноутбук и одновременно набираю номер своей помощницы:
- Здравствуй, Урсула. Что сегодня на повестке дня?..
За три часа, пусть и находясь далеко от офиса, мне удается решить ряд важных задач и провести пару видеовстреч, потому настроение держится на отметке “пять плюс” по пятибалльной шкале. Знаю, что к моменту выезда вместе с мистером Ямамото на осмотр наших активно строящихся производственных цехов и административных зданий “Ohman” я вряд ли буду также полон сил, но сна нет ни в одном глазу. И потому бесцельно брожу по всемирной сети, читая свежие новости о происходящем на земном шаре, а особенно - в сфере автомобильной промышленности. Пусть сейчас у меня нет возможности сесть за руль и промчаться безлюдными ночными улицами, но хотя бы поглядеть на ожидаемые новинки автопрома - хочу.
- Moral Machine - платформа для сбора информации о человеческом видении решения моральных задач, совершаемых машиной с искусственным интеллектом, например, автомобилем-беспилотником, - хмурюсь, читая преамбулу к тесту, который взрывает сеть противоречивыми комментариями. - В свете активного внедрения автоматического управления в новые модели многих мировых брендов вопросы морального выбора остаются открытыми, но неужели определиться решили таким способом? Что за бред?
Жму кнопку “начать опрос”, и мне предлагают выбрать, кого должен убить беспилотник в случае отсутствия возможности ухода от аварии без жертв: пассажиров - при вылетании машины на отбойник или же пешеходов - при уходе от отбойника. Офигеваю от поставленного вопроса, но следующие задачи теста повергают меня в еще больший шок.
“Кого убить: двух пешеходов или двух животных? Пешеходов, переходящих на красный свет светофора, или пассажиров? А если среди пешеходов дети, пожилые люди, врачи, ученые, бомжи, грабители, а в салоне ваши несовершеннолетние дети, близкие родственники или домашние любимцы, что сделаете в каждом из случаев вы?” - гласят вопросы, и я выбираю ответы, стараясь воспринимать все чистой статистикой и не думать о том, скольких людей “приговариваю” к неминуемой гибели. Рассуждаю про себя о том, что пешеходы, вышедшие на переход при запрещающем сигнале светофора, знают о риске, которому подвергают себя. Ведь машина с искусственным интеллектом не думает, а действует по заранее выбранным людьми алгоритмам, и верховенство закона здесь должно быть превыше всего. Но думаю и о том, что жизнь кошки все же менее ценна, чем человеческая, а детям нужен шанс прожить жизнь больше, чем старикам.
Скупые вопросы и созданные в тесте ситуации пугают своей жестокостью, но рационализм просыпается во мне: “Тест это одно, но ни один человек не купит беспилотный автомобиль, заведомо зная, что погибнет в случае выбегания на проезжую часть безумца, который плевал на правила дорожного движения. И как раз этот, денежный для производителей машин, вопрос и будет определяющим. Как ни крути.”
В тот момент я даже не подозреваю, что свой моральный выбор мне еще предстоит сделать.

Германия. Дортмунд

- О Адам, давно не виделись. Вы с Арлин так скоропостижно ушли с праздника. После мы еще танцевали до упаду, а некоторые даже в буквальном смысле, - Вероника смеется, но смех, соединенный с попыткой вытянуть губы в трубочку, чтобы не образовывались носогубные морщинки, выглядит странно. - Однако я пришла не за этим. Каспар обещал сегодня устроить нечто незабываемое на нашу годовщину. Ты знаешь, где он? Хочу тоже сделать сюрпри-и-из!
Я не видел молодую супругу деда едва ли не два месяца, и столько бы еще предпочел не видеть. У меня нет никакого желания держать маску радушия и приветливо улыбаться. В счастье этой разношерстной пары я не верю. Да и подчеркнутая радость, излучаемая миссис Охман, мало похожа на правду. Как бы мой кровный родственник не молодился, годы берут свое, и кроме денег, больше ничего эту блондинку возле старика не держит.
- Нет, ничем помочь не могу, Вероника, - пожимаю плечами и делаю шаг в сторону, чтоб обойти “препятствие” и идти дальше по своим делам. - Я даже не видел его сегодня.
- Жаль, - леди Босс кривит изрядно измазанные красной помадой губы, показывая сожаление, но и здесь искренности нет. Нутром чувствую, что Вероника пришла в офис совсем по другим, неизвестным причинам.
- Мне пора, - разворачиваюсь, направляясь, как и ранее, в свой кабинет, но все же вполоборота произношу скупое: - С грядущим праздником вас.
- Спасибо, Адам, - с женского лица поплывшей от жара маской сходит печаль, а в глазах загорается азарт. - Приятно слышать это от тебя. Как там Арлин? Все в порядке у вас? Честно говоря, я осуждать не имею права, сама в молодости моделью работала...
- Вероника, я конечно польщен тем, что ты решила поделиться своими воспоминаниями, но право, не стоит, - отмахиваюсь от слов миссис Охман, отступая еще на два шага в сторону заветной деревянной двери кабинета, но меня догоняют, продолжая вещать без умолку:
- Нет, Адам, что ты. Я просто вспомнила, где видела твою девушку. И знаешь, сняться обнаженной для “Playboy” я бы не решилась. Как бы не хотела достичь вершины популярности, - последние две фразы сказаны словно бы невзначай, но именно они останавливают меня.
- Что? О чем ты говоришь? - теперь я нависаю над Вероникой, в два счета преодолев разделяющее нас расстояние. И готов вытрясти информацию, если эта миссис будет недостаточно благоразумной, чтобы выложить мне все и сразу.
- Как о чем? Твоя девушка любительница попозировать перед камерами нагишом, а ты не знал? - вижу, как супруга деда хлопает своими длинными ресницами, на которых туши, наверное, килограмм, и леденею изнутри. Я видел своими глазами желание актрисулек и моделей попасть “наверх”. Они готовы были втоптать свою гордость и честь ради славы и денег, но я даже помыслить не мог, что Арлин подчинена тем же желаниям.
Разворачиваюсь и, ни слова не говоря, скрываюсь за массивными дверьми кабинета, но это, черт возьми, совсем не заглушает слов, произнесенных Вероникой и сейчас звучащих, как на зацикленном повторе, в моей голове.
- Любительница попозировать нагишом… попозировать… нагишом… - даже не осознаю, что шепчу вслух, замерев у входа. В какой-то момент зарываясь пятерней в волосы и, захватив их, тяну, пытаясь хоть таким образом вывести себя из шокового состояния. - А на что еще ради музыкального Олимпа Арли шла и вообще готова пойти?
Представляются “липкие” от вседозволенности взгляды толстопузых продюсеров и натянутые до треска улыбки таких же начинающих певичек в ответ, ведь желание вырваться из обыденности заглушает здравый смысл, и они продают свое тело и душу, продают себя. Перед моими глазами проносятся сцены намеренных заигрываний под лозунгом “Выберите меня, и я сделаю для вас все” и картинки гадких облапываний, когда брезгливость и стеснительность восходящей звезды стирается хрустом долларовых банкнот. Представление будущего успеха словно отодвигает моральные принципы, и любовь без любви превращает талантливых красавиц в товар, который покупает тот, кто больше заплатит.
Понимаю, что не могу дышать, душат мысли и предположения. Тянусь к телефону и вот уже слушаю длинные гудки, ожидая, когда Арлин возьмет трубку.
“Ну же, отвечай!” - требую в пустоту, но ответа нет.
- Твою мать! - пинаю стоящее рядом кресло, но причиненная самому себе боль злит еще сильнее. Я хочу знать и как можно быстрее, если ли в словах Вероники хоть доля правды. Полумеры мне ни к чему, потому мысль поиска фотодоказательства в интернете отбрасываю. Только четкий ответ на прямой вопрос нужен мне. А его нет. Арли занята.
“Но чем? Или, может, правильнее спросить, с кем?”
Стены обычно просторного и светлого офиса словно начинают сдвигаться, грозя раздавить, оставив от меня лишь мокрое пятно. И я бросаю все дела в том состоянии, котором они были до неожиданных вестей, и покидаю офис. Миссис Шульц пытается задержать меня, но захожу в лифт, отмахнувшись фразой:
- Я на сегодня все.
Слишком много домыслов, слишком много страхов и слишком болезненное осознание, что Вероника не стала бы врать касательно той информации, которую легко проверить.
- Черт тебя дери, возьми трубку! - кричу после очередной тщетной попытки дозвониться, и мой голос отражается от стен подземной парковки звучным эхом. Доверие, так тяжело пришедшее, рушится, разрушая и самого меня. И границы между искренностью и желанием обогатиться да прославиться, несмотря ни на что, для меня стираются.
Рев мотора словно синхронизируется с надсадным биением сердца, и только это немного остужает мой пыл. Я становлюсь максимально собран, следя за дорожной обстановкой на предельной, даже для трассы, скорости. На автоматизме и каком-то седьмом чувстве предугадывая действия других участников движения и избегая множества ДТП. До тех пор, пока телефон не оглашает салон GTR стандартной мелодией.
- Арли? - не снижая скорости, отвечаю на звонок.
- Адам, меня совсем Монс замучила, я не слышала вызова. Как ты? - теплый и такой родной голос совсем не сочетается с теми предположениями, что я выстроил за период “молчания”.
- Ты снималась для “Плейбоя”? Обнаженной, - выпаливаю мучающий меня вопрос и мысленно упрашиваю: “Скажи, что нет. Скажи, что торговать собой, это не твой метод попадания на вершину славы.”
- Почему ты спрашиваешь? Что у тебя происходит? Какой-то шум...
- Арли, милая, - перебиваю, стараясь говорить спокойно, но не особо это у меня получается, - скажи, да или нет.
- Да, - не слово, а удар ножа в сердце, - Моника считает, что черный пиар… - но я уже не слушаю дальнейших пояснений. Перед глазами пелена, и даже дорожную разметку вижу с трудом. - Адам, слышишь меня? - мой мозг выхватывает один лишь вопрос.
“Не слышу.”
А после мне становится не до того. Зазевавшись или, проще говоря, полностью утратив контроль над собой и автомобилем, я лечу в толпу людей, начинающих переход дороги. Дети или взрослые - не могу разобрать, да и не думается в тот момент о таких вещах. Я не обладаю безэмоциональностью искусственного интеллекта и быстротой анализа дорожной обстановки, но подсознательное желание избежать бойни заставляет тело работать инстинктивно. Жму на тормоза и быстро работаю рулем, чтоб изменить траекторию автомобиля. Резко, грубо и совершенно забывая о своей безопасности.
Не знаю, кричу ли я что-то, когда машину кидает на отбойник и стискивает, как жестянку, со мной внутри. Но перед тем, как погрузиться в темноту с красными отблесками физической боли, ощущаю облегчение.
_________________

Кёльн, Германия
Квартира сводной сестры

– Дирк, нужна помощь.
- Не нашёл, что ли? Эрик, она, верняк, там...
- Нашёл.
Подтвердил, обходя комнату и методично заглядывая на каждую полку, в выдвижные ящики, под мебель. Я и сам не знаю, что я искал. Наверное, что-то что помогло бы мне понять какого хера тут происходит.
– Нашёл, - повторил, резко толкнув один из выдвижных ящиков прикроватного столика. – Тут какая-то херня, Дирк, прозрачная, маслянистая и пахнет яблоками. Мне кажется она это приняла, хотя узкоглазая говорит, что это масло для тела.
- Винт, - отвечает «бандит» и я останавливаюсь посреди комнаты.
- Что за винт, Дирк? Я не силён в теме.
- Погоди, - говорит бывший сестры и я слышу, что шум его звукового фона становится слабее. Он шумно дышит в трубку, потом раздаётся хлопок двери и только после этого он заговаривает снова. – Первитин. Слышал о таком?
- Нет. Что за хрень?
Дирк молчит несколько долгих секунд:
- Принимают, вместо геры. Типа, легче, не такой злой, но это та же дрянь.
Я закрываю глаза свободной рукой и сжимаю её, не желая верить.
- Я щас подъеду, - слышу в трубке, но как-то далеко.
- Не надо, - говорю на автомате и возвращаюсь к кровати.
Руки у Хайке чистые, без следов инъекций. Только непонятное тёмное пятно чуть выше запястья, похожее на след от ожога.
- Щас буду.
Какого хера он тут хочет? Но спросить я не успел – Дирк уже отключился.
- Как давно она это принимает? – взяв с тумбочки баночку, поворачиваюсь к двери, у которой так и стоит таиландка.
Та пожимает плечами и молчит, но не уходит. Бросаюсь к ней, толкаю к стене так, что она об неё башкой треснулась и, угрожающе наклонившись, заношу кулак. Я чувствую как горит лицо, душащие меня злость и бессилие мутят рассудок и подталкивают под руку, предлагают отыграться на этой дуре.
- Последний раз спрашиваю кто ты такая, какого хера здесь делаешь и как давно Хайке принимает эту дрянь.
У меня кажется губы онемели, так тяжело дались мне слова. Я сильнее сжимаю кулак и с мрачным удовлетворением вижу, как мутнеют от страха её глаза. Она сжимается и скулит от страха.
- Слушаю.
- Я Таги, - шумно вдыхая, произносит таиландка. – Тут живу с Хайке. Аренда высокая. Мы делим.
Я недоверчиво поджимаю губы:
- И ты тоже работаешь на «Виве».
Женщина мотает головой, потирая шею:
- Массаж делаю.
Понимающе киваю:
- Проститутка.
- Только массаж. Без хэппи-энда, - женщина откидывает голову к стене и прижимает руку к сердцу.
- Врёшь, - отрезаю, возвращаясь к Хайке.
Ещё раз проверяю пульс и приподнимаю одно веко. Как и следовало ожидать, зрачок расширен.
- Иногда, - сдаётся таиландка, - только на дому. Больше половины зарплаты на аренду, а жить как-то надо.
Снова напрягаюсь, хотя предполагал это ещё стоя на пороге квартиры.
Хайке красивая натуральная блондинка, с отличной фигурой. На милом личике ясные голубые глаза и всегда идеальный макияж. Ухоженные волосы, маникюр на руках и ногах, всегда в облегающих шмотках и на каблуках. Мне кажется все парикмахерши и стилистки такие – пытаются на себе показать своё умение преобразить. У девяноста процентов мужиков на таких встаёт. Но Хайке никогда не умела выбирать. Могла давно устроиться в жизни, но вечно связывалась с каким-то отребьем. И, похоже, с годами не поумнела.
- Как давно она это принимает? – киваю на треклятую пластмассовую баночку без опознавательных знаков.
Таги пожимает плечами:
- С апреля, как Кросс перестал приходить.
Имя что-то шевельнуло во мне и я автоматически посмотрел на руку сводной сестры. Да, точно, если присмотреться, можно различить под пятном от ожога часть «о» и две «s».
- Это он забыл, когда был в последний раз. Я говорить Хайке, чтобы выбросила, а она – нет.
- Она тоже... – я не знаю как спросить, не говоря вслух то, что произносить не хочется.
Таиландка снова пожимает плечами:
- Её уволили в конце мая.
Я закрываю глаза, потому что перед ними всё плывёт. Противно до тошноты и хочется вытрясти душу из этой идиотки, пустившей свою жизнь под откос. Пытаюсь взять себя в руки, но мысли путаются.
Неясный стон с кровати приводит меня в себя. Хайке открывает глаза и шарит взглядом по тумбочке.
- Как ты? – спрашиваю, когда её взгляд, наконец, ползёт от моих ног к лицу.
Она смотрит на меня несколько секунд молча, словно не уверена кто перед ней, а потом всхлипывает «Эрик» и тянет ко мне руки.
- Дура. Какая же ты дура, - повторяю, гладя по спутанным волосам и спине.
Почти не чувствую веса её тела, но отчётливо как она, рыдая, дрожит, уткнувшись лицом в мою шею. Она что-то пытается сказать, но не может выговорить ни слова, захлёбываясь слезами.
- Приготовь ванну, - говорю наблюдающей за нами таиландке, - ей нужно помыться.
- Кто ты такой? – спрашивает она в ответ, но спорить, похоже, не собирается.
Я невесело усмехаюсь и сажусь на край кровати, с Хайке на руках.
- Я её брат.

Во втором часу ночи мы с Дирком сидели на кухне, допивая вторую бутылку шнапса. Хайке беспокойно ворочалась в своей комнате, Таги тоже давно легла.
- Она избавилась от нашего ребёнка, - повторил Дирк, по-моему, уже третий раз пересказывая историю того, как они расстались, – и спуталась с этим пи*ором. Он таскал её по тусовкам, с кем-то там знакомил. Хайке тащилась, что попала в круг знаменитостей. Зазналась. Но он её быстро выкинул, как использованный гондон.
На лице «бандита» легко угадывалось то, о чём он молчал. Да, собственно, говорить было незачем. Лучше всяких слов об их отношениях говорило то, что встречались они уже лет шесть. Разбегались то на неделю, то на месяцы, но потом снова сходились. Родители не одобряли их связь. Было ясно, что рано или поздно Дирка посадят – все «бандиты» кончали одинаково.
Байкерский гэнг, с тупым названием «Бандиты», в который он входил, кажется с тех пор как ему исполнилось двадцать, был постоянно на слуху с поджогами, рэкетом, наркотиками и вечными разборками с другими кланами. Про недавнюю перестрелку с итальянцами он только что рассказал мне сам, сказав, что его чуть не подстрелили. Но сейчас всё, что его интересовало – это Хайке, и я склонялся к мысли, что лучше него за ней никто не присмотрит. Мать ей не указ. Обе: что наша, что её родная. Вальтеру будет тяжело видеть её такой. Она – его единственный родной ребёнок.
- Что это за клиника, про которую ты говорил?
- Там Короткий лежал, когда чуть не сдох от передоза, - кивнул Дирк. – Главврач крутой мужик, и вся его команда такая. У них там всё строго. Дело своё знают.
- Утром отвезу, - оттолкнув пустую бутылку, безразлично посмотрел как она, упав со стола, откатилась к холодильнику. – Пошли спать.
Дирк кивнул и первым вышел из кухни. Он завалился в ванную, а я дошёл до гостиной и рухнул на диван. «Кажется, не раздвигается» мелькнуло в голове.
Через пару минут, когда я уже закемарил, дверь в ванную комнату открылась и в гостиную протянулась полоса света. Дирк вывалился в коридор, налетел на стену, а потом, вместо того, чтобы припарковать свой зад на диване рядом со мной, захлопнул за собой дверь спальни Хайке. Я хотел сказать ему, чтобы выметался или хотя бы прислушаться, не разверещится ли моя сводная сестра, но меня вырубило.
_________________

Барселона. Испания
Ночной клуб Bling Bling

Облокотившись о спинку барного стула, я держал мобильный телефон одной рукой и большим пальцем листал фотографии с семейного ужина, сделанные Инессой этим вечером. Сестра только что скинула их мне. Тут были общие портреты многочисленного семейства Салинас, отдельные фото членов моей семьи и сэлфи сестры со всеми и каждым по отдельности. Мысленно я фейспалмил каждый раз, видя эти сэлфи, и искренне не понимал, почему эта балбеска их так любит. Пролистав их, я вернулся к первому семейному портрету, чтобы рассмотреть его ещё раз, когда на экране смартфона появилась заставка входящего вызова. Увидев имя того, кто звонил, немного удивился. Мы с Алексом давно не созванивались, но я был рад услышать старого приятеля. С тех пор, как мы познакомились, прошло лет 5, наверное, а то и больше.
- Видел ты в Барселоне, - без предисловий начал Гальварра, после того, как я ответил на звонок.
- Следишь за мной?
- На хрен ты мне сдался? Увидел в блоге у Инесс. Сестрёнка твоя такая красотка, удивительно, что вы родственники.
- Алекс, смотрю ты прямо смелостью запасся. Успокаивает расстояние больше 1000-и километров? Ну так я вернусь.
- Облегчу тебе жизнь, Салинас. Я в Барселоне. Судя по звукам, ты не дома. Как насчёт пропустить по стаканчику?
- Без проблем. Я уже начал, тебе придётся догонять. Скину смс с адресом клуба.
Отправив Алексу смс, я сел прямее и потянулся за своим стаканом с виски, допив остаток. Народу в клубе успело прибавиться, так что мне пришлось подождать, пока бармен повторил заказ. В Bling Bling барная стойка была расположена в противоположной стороне от диджейного мостика и, пусть музыка и ревела во всю, басы били в уши не так сильно, да и светомузыка не резала глаза. Несомненный плюс для того, кто хочет затеряться в толпе, да и вид отсюда открывался отличный. Извивающиеся на помосте вокруг шестов девушки были видны со всех ракурсов. Однако, мне несомненно повезло, что Гальварра не прочь напиться, потому как я откровенно заскучал и начал подумать о том, чтобы свалить. Старею что ли?! Не хотелось б этом думать, но я не мог не отметить тот факт, что сегодня впервые ощутил себя "белой вороной" семейства Салинас. Будучи среди своих, я чувствовал себя чужим. И всё потому, что все казались так счастливы в своём мире "муж-жена-ребенок", попасть в который у меня не было никакого желания. Интересно, чувствовала ли сестра тоже самое? Надо будет спросить как-нибудь.
Мои размышления прервала девушка, присевшая на соседний стул и желающая скрасить моё одиночество. Обычная пустышка, с броской внешностью, через чур ярким макияжем и шмотками, которые не оставляли простора для фантазий. Я вежливо отравил сеньориту куда подальше, давая понять, что не один. И именно в эту минуты выбрал Алекс, чтобы появиться и блеснуть своей, по девичьи, смазливой физиономией.
- Ну а что, я же не стоять сюда пришел, - Алекс, как ни в чём не бывало, уселся на освободившийся стал и подозвал бармена.
- Заканчивал бы ты уже со своими замашками бисексуала.
- Я же уже сказал, нет? Ты мне на хрен не сдался. А вот лапочка Инесса…
- Она тебе не по зубам, Гальварра. Лучше расскажи, какими судьбами в Барсе?
- Работа, - отвечает он просто, и это могло значить, что угодно.
С тех пор, как Гальварра занялся своим элитным клубом для избранных, его «работа» стала многогранная. Поговаривали, что в ВИП комнатах его клуба стояла прослушка и Алекс пользовался секретной информацией клиентов, чтобы играть на биржах. Другие говорили о запретных удовольствиях - наркотиках. Но последнему я не верил. Алехандро не из тех, кто пересекал запретную черту, ради денег. Играть с жизнью и смертью удел Богов.
- Тут становится слишком шумно. Надо поговорить, Раф.
- Без свидетелей? Тут есть закрытые ВИП комнаты. Правда насчёт прослушки не уверен.

»» 22.04.19 12:04 Отголоски прошлого