проКиС: про Катю и Сережу

Ефросинья: 20.05.18 12:30

...

ellli: 20.05.18 13:08

...

Alenychka: 20.05.18 19:08

...

Aruanna Adams: 20.05.18 19:19

...

Ани: 21.05.18 06:29

...

AllaV: 21.05.18 06:57

...

Ефросинья: 21.05.18 12:32

...

JK et Светлая: 21.05.18 12:34

alenatara писал(а):

Угу, бывшие Клавы они такие, появляются не вовремя и всегда с интересными новостями. Удручает другое, Писарев-то вот с этим долгие годы супружествовал... Вот где мозг у мужика?

...

JK et Светлая: 21.05.18 12:49

Ефросинья писал(а):

Ох и Клава, а самой прикинуть, когда сбежала и сопоставить со сроком на снимке никак?

...

Тат ник: 21.05.18 13:59

...

Lady Victoria: 21.05.18 19:08

...

JK et Светлая: 22.05.18 06:35

Тат ник писал(а):

Правильно! Так с нами и нужно - забрать от самих себя, забросить на крепкое плечо и в свою "пещеру" , нигде не останавливаясь, домой-домой!

...

Lady O: 23.05.18 09:37

...

JK et Светлая: 24.05.18 06:57

Lady O писал(а):

Спасибо за истории! Очень интересная пара Сережа и Катя. Вдохновения!

...

JK et Светлая: 25.05.18 06:24

 » Больничка "Dell’arte"

Самым бессовестным образом похожий на французского короля Филиппа ІV по прозвищу Красивый, хотя и на десятую долю не такой зловещий, Орацио вышел на террасу в джинсах и толстовке вместо королевского одеяния. Определенно, сентябрь был слишком холодным для камизы и котта. Впрочем, несмотря на то, что зловещим назвать мужчину было трудно, некоторая мрачность во взгляде его присутствовала. Он зажмурился от яркого утреннего солнца, посмотрел на вершину Пале-ди-Сан-Мартино, отпил из чашки, что была у него в руках, еще дымящегося кофе. Глоток не принес ему облегчения, он удрученно вздохнул и поплелся, как и был, с чашкой, по дорожке в сторону парка. Каждое утро Орацио совершал это путешествие с тем, чтобы потом до самой ночи засесть в своей комнате за ноутбуком, лишь иногда выползая за едой. 
- Господину писателю опять не спится, - хмыкнула Джина. – Мне кажется, или он похудел? 
- Похудел? – переспросила Бланка, проводив Орацио взглядом. – С чего бы? Он съедает двойной обед и ужин! И сидит сиднем в своей комнате, не считая утренних прогулок. 
Прямо над беседкой, в которой расположились девушки, раздалось ворчание сойки. Бланка поморщилась и продолжила: 
- Хотя знаешь… Возможно, у него другие спортивные нагрузки. В прошлое дежурство Скарамучча мне рассказывал, что видел, как кто-то лез на балкон, кажется, Коломбины. А у нас нынче не слишком много гостей, чтобы запутаться в версиях, - она весело рассмеялась. 
- К слову, не самый худший способ сбросить вес, моя дорогая, - Джина приподняла одну бровь и уткнулась носом в свой блокнот. - Коломбина, Фантеска, Фьяметта, Смеральдина и т. п. — служанки, - прочитала она. – Разумеется, какая-нибудь звезда инкогнито. Лицо знакомое. 
Ответом ей послужил тяжкий вздох Бланки. 
- Порой думаю, в каком ночном кошмаре нашему Доктору приснилось так называть гостей? Он скоро и нас с тобой переименует, вот увидишь! – фыркнула девушка. 
- Даже не сомневаюсь. В последнее время я совершенно не представляю себе, что они выкинут в следующий момент. Иногда кажется, что мне тоже пора присоединиться к нашим пациентам, - она чуть заметно улыбнулась. 
- Ну уж нет! Этого наш Доктор вместе со своей не в меру энергичной Лучиндой не дождется, - Бланка решительно вздернула подбородок. – Я останусь по эту сторону баррикад. И тебя не пущу. 
- И все же Орацио ему подходит… - мечтательно проворковала Джина, снова посмотрев в сторону парка. 
Но Бланка немедленно показала ей язык: 
- Орацио твой был настоящим Орацио лет двадцать назад. Юный влюбленный! Тоже еще! Впрочем, и его Коломбина весьма сомнительного возраста. Наверняка не брезгует пластическими хирургами – что-то чересчур идеально выглядит! 
- Мне нравятся зрелые мужчины, и ты это знаешь, - вспыхнула Джина. – Да и кто здесь в таком случае похож на себя. Тот же Доктор… - она снова уткнулась в блокнот, - старик, обманутый другими персонажами комедии. Это человек очень толстый, его живот выступает вперед, затрудняет свободное движение и хорошо виден. Ему тяжело наклоняться и ходить. Он так же похотлив, как и Панталоне. Тщеславный, невежественный педант, разговаривающий непонятными латинскими терминами и цитатами, которые нещадно перевирает. Немного чудаковат и очень любит вино, – Джина подняла голову и кивнула Бланке. - Похож? 
- Ну и что тебя смущает? – Бланка напустила на себя глубокомысленный вид и стала перечислять сходства: - Вино любит. Любит-любит! Между прочим, у него есть небольшая винодельня. От каких-то предков досталась. Говорят, те ее отобрали у кого-то лет пятьсот назад. Чудаковат гораздо больше, чем немного. В своем уме разве станешь гостье цветы под дверью оставлять? Разговаривает он на совершенно инопланетном языке. Лично я его понимаю через раз. Вот живот… - она замолчала и всмотрелась вглубь парка, где за толстым стволом старой пинии определенно кто-то прятался. 
Джина непроизвольно проследила за ее взглядом и вздрогнула, тоже различив движение. Едва уловимое, но все же… 
- Как считаешь, - понизила она голос, - стоит ли сказать Доктору, что за нашим Орацио следят? Уже третье утро ведь, да? 
- Ой, развела тут детектив! – Бланка махнула рукой, снова замолчала и вдруг почти хлопнула себя по лбу. – Джина! Ты права! – вскрикнула она. 
От ее громкого голоса тень за деревом почти растворилась. 
– Ну точно! – продолжала Бланка. – Коломбина наша – артистка. Я ее в одном детективе видела. Она играла главную преступницу. Представляешь, глава клана! В клане матриархат. И вдруг она влюбилась. А он оказался гад! Устроил почти революцию. Власть захватили мужчины, и дальше стало неинтересно… По-моему, это была она… А может, и не она… Но очень похожа… Пожалуй, что она, да! 
- Я не смотрю сериалы. Однажды вляпалась, сто двадцать семь серий жвачки, а в финале ни вкуса, ни запаха. Зареклась. 
- Так, девушки, что это вы прохлаждаетесь! – вдруг раздался звонкий голосок Лучинды. 
Она подошла к беседке, сунув руки в карманы белоснежного и очень аккуратного халатика, с веселыми светлыми кудряшками, подкрашенными губами, отдаленно напоминая девушку с фотографий в стиле пин ап. 
- В комнате номер двадцать три опять курили, - пожаловалась Лучинда. - Нужно проветрить. 
- Хорошо, хорошо, - буркнула Бланка, не двигаясь с места. – Запретить им курить – и проветривать не придется. 
- А в тринадцатой комнате отказываются принимать лекарства, - начиная сердиться, заявила доктор. 
- Это художница? – уточнила Джина. 
- Изабелла, - отрезала Лучинда. 
Бланка хитро посмотрела на врачиху и усмехнулась. 
- А Доктор Грациано отменил все назначения для Изабеллы. 
- Изабелла – моя пациентка! – раздался возмущенный визг, и каблуки застучали по дорожке к террасе и после в сторону двери в здание. 
- Начинается, - улыбнулась Джина и, задрав голову, посмотрела на распахнутое окно кабинета Доктора. Впрочем, представление не заставило себя долго ждать. Через несколько мгновений, ровно столько, сколько нужно для того, чтобы взбежать на второй этаж по центральной лестнице, пройти по небольшому коридору и раскрыть дверь, до них донесся воинственный голос Лучинды и взвился над Альпами, вопрошая: 
- Я требую объяснений! На каком основании вы отстранили меня от ведения Изабеллы?! 
- Не желаете? – спросил Доктор, протягивая Лучинде олд-фэшн бокал с небольшим количеством темной прозрачной жидкости. 
- Еще только утро! – рассердилась она, выкинув вперед руку. – Изабеллой я занималась! На каком основании! Нами только-только достигнута была положительная динамика! 
- А главврач здесь я, - спокойно ответил Доктор и тяпнул из бокала. – Tinctura Valerianae. Хорошая штука. Но вам бы посоветовал один к одному с Tinctura Leonuri. А то вы уж с самого утра чрезмерно возбуждены. 
- А вы… а вы саботируете! У нее же выраженная ангедония! И бессонница! Она почти не спала первые недели, Доктор Грациано! Я уж про аппетит молчу – едва есть начала. Какие у вас основания для отмены препаратов? 
- Она начала есть, а вы решили кормить ее таблетками, - Доктор пожал плечами и подошел к окну. – Оставьте вы свои новомодные штучки. Сходите лучше в горы. Бёрдвотчинг хорошо успокаивает, вы не находите? – он с улыбкой обернулся к Лучинде. – Труффальдино захватите. Он прекрасно разбирается в птицах. Причем в любом состоянии… души, так сказать. 
- Ах, в птицах! – выдохнула Лучинда, однако залившись краской при упоминании имени Труффальдино. – То есть вы меня отсылаете, да? 
- Я даю вам выходной. Или возможность поработать с гостем в неформальной обстановке… так сказать. Только не начинайте с ним сразу с таблеток. Это станет вашим провалом. И я сейчас говорю не о вашей карьере врача в нашем пансионате, - Доктор мягко улыбнулся и принялся поливать цветы, во множестве стоящие на подоконнике. 
- Он со мной не пойдет, - вдруг обиженно буркнула Лучинда и покраснела. 
- Что так? Вы обнаружили все его тайники? И, соответственно, изъяли все его запасы? 
- Вроде того. Вчера вылила бурбон в умывальник. 
Доктор отставил в сторону лейку и подошел к Лучинде. 
- Видите ли, коллега, - неторопливо и негромко заговорил он. – Вы допускаете ошибку за ошибкой. Поймите, у нас не больница в полном смысле этого слова. И не пациенты. Здесь пансионат, где гостят уставшие люди. Чувствуете разницу? И к каждому нужен особенный подход, а не теория. Один русский профессор почти сто лет назад сказал, что единственный способ, который возможен в обращении с живым существом – ласка. Ласка! А вы бурбон в умывальник. 
- Но он же алкоголик! Его лечить надо! 
- Да не надо его лечить, - тяжело вздохнул Доктор. – Это не болезнь. Это скука. Ему нужна цель, сам он ее не находит. Вот вы с ним хоть раз разговаривали? Не о назначениях, а о чем-то… обыденном? 
- То есть вы считаете, что это я должна найти ему цель? Где? На сеансе бёрдвотчинга? 
Лучинда растерянно поправила воротничок халата, потом газовый шарфик на шее и, наконец, локон, упавший на лицо. 
- Он же ваш пациент, думайте. Не нравится бёрдвотчинг – сходите на рыбалку. Между прочим, он обожает тминную водку, - подмигнул Доктор. 
- И откуда такие сведения? Угощали? 
- Допустим, он – меня. Заметьте, собственного производства! 
- И чем не цель жизни – самому делать водку! – воскликнула Лучинда. – Только тогда мы здесь при чем?! 
С этими словами она покинула кабинет Доктора. Но точно знала, что минут через двадцать, когда немного отдышится и придет в себя, отправится в комнату Труффальдино. И поведет его в горы смотреть птиц. Потому что… да какая разница, почему! 
Доктор Грациано проводил Лучинду веселым взглядом и, напевая под нос что-то из репертуара А. Челентано, спустился вниз и вышел во двор. Приветственно махнул Джине и Бланке и неторопливо обогнул здание пансионата, направившись к окнам комнаты номер тринадцать, где на широком балконе в это время всегда отдыхала Изабелла. 
- Как спалось? – спросил он, приближаясь. 
Она сидела, укрывшись пледом, в глубоком плетеном кресле, а вокруг нее на полу и подоконнике стояли многочисленные цветы в горшках. Многие из них цвели: синими, красными, белыми, фиолетовыми цветами причудливых форм и разных размеров. Она словно бы находилась в маленьком садике. Таком же маленьком, как мир, в котором сейчас хотела жить. Собственно, весь мир и заключался в этом балконе да плетеном кресле. Ну и в Докторе Грациано, стоявшем внизу. 
Изабелла приподнялась, выдернула руку из-под пледа и радостно помахала ему. 
- Доброе утро, милый Доктор! Спалось чудесно. Завтрак съеден. Плохие мысли совсем не думаются. Думаются только хорошие. А как ваше утро? 
- Замечательно! Не желаете прогуляться? – спросил Доктор, махнув в ответ. 
Она бросила взгляд на горы и улыбнулась. Прогулок Изабелла не совершала с того ужасного дня, как прочитала в журнале о современном искусстве разгромную статью про выставку своих картин. Она тогда заперлась в собственной комнате и два месяца никуда не выходила. До тех пор, пока отец не привез ее сюда, в горы. 
- Почему бы и нет, - неожиданно для самой себя ответила Изабелла и тут же добавила: - Если не очень далеко. 
- Совсем недалеко! – улыбнулся Доктор. – Спускайтесь! 
Изабелла с готовностью вскочила, свернула плед, оставив его в кресле. И через три минуты стояла возле доктора, влюбленно хлопая длинными темными ресницами. 
- Куда прикажете идти, мой генерал? – поинтересовалась она. 
- В лес! – таинственным шепотом проговорил Доктор и, ухватив Изабеллу за руку, уверенно потащил ее в сторону парка. 
- Кажется, терапия проходит успешно, - хихикнула Джина, глядя им вслед. 
- Синьорине Лучинде не повезло, - хихикнула в ответ Бланка. 
- Бедняжка! А ведь я всерьез думала, что свадьбу к весне сыграют! 
- Наш Доктор такой ветреник! Ему еще твой Панталоне позавидует! Говорят, когда Коломбина гостила здесь в прошлый раз, что-то у них было. Вот так, - заявила подруга со знанием дела. 
- С Коломбиной? С ума сойти! – всплеснула руками Джина. – Тогда я, наверное, еще здесь не работала. Впрочем, что удивительного. В нашем вертепе и не такое встречается. А Лучинду жалко. Ее бы к Орацио пристроить. Он брюнет, она блондинка. Красиво. 
- Дааа… - задумчиво протянула Бланка, представляя себе эту парочку. – Ничего так. Она его лечить станет по новейшим методикам. А он по клаве стучать. Я, кстати, до сих пор не пойму. С остальными все более-менее ясно. Он-то чего здесь делает? Здоровее нас с тобой будет. И взгляд все время такой хитрый. Как думаешь, может, это кто-то из Комиссии по целесообразности рецептов? Засланный из Министерства? 
- Да ну! – отмахнулась Джина. – Уверяю тебя, он писатель. И довольно известный. А сюда ездит за… за… за вдохновением. Ему слишком шумно работать в городе и на туристических базах. А здесь все-таки… покой и тишина… для гостей, как их называет Доктор. 
- Ну не знаю, - ворчливо сказала Бланка. – Писатель – личность творческая, должен иметь хоть какие-то недостатки. Труффальдино – алкоголик, Коломбина – нимфоманка, у Изабеллы ангедония. А у этого даже в карте прочерк рядом с диагнозом. И ведет его Доктор лично. Он же трудоголик какой-то! Ну, если не считать Коломбины, что впрочем тоже... Скарамучча и придумает – недорого возьмет. 
- Скарамучча – болтун известный. Но я же нюхом чую, что-то происходит! Орацио курит ночами напролет, бесконечно что-то набирает в своем ноутбуке, ведрами пьет кофе. И ходит такой мрачный, грустный, загадочный… и красивый… - Джина мечтательно вздохнула. – И говорю я тебе, за ним следят! Вот погоди. Скоро девять, и он будет возвращаться в свою комнату. А следом на дорожке появится наш новый санитар. Он все время за Орацио ходит. Может быть, по просьбе Доктора, а может, еще по чьей-то просьбе. Я уж не говорю про того… за деревом! 
Бланка посмотрела на дорожку в парк, по которой ушел Орацио, на пинию, за которой по-прежнему подрагивала тень. И санитар… Джина права. Он все время ходит за этим… «писакой». 
- Черт! – нахмурилась Бланка, про себя добавив словцо покрепче. – Только этого нам и не хватало. И что делать будем? 
- Я вижу только два варианта. Либо сказать Доктору. Либо присматривать за ним самостоятельно. Но, дорогая Бланка, что если Доктор как-то… причастен? После того, как он отказался жениться на Лучинде, от него можно ожидать чего угодно. Потому я бы выбрала второе. 
- Ну давай! – заговорщицки проговорила Бланка и достала из кармана халатика солнцезащитные очки. – Для маскировки. 
Едва она это сделала, из-за деревьев показался Орацио. Шел он, однако, не по своему привычному маршруту. Чашка с кофе была пуста, он нес ее, прихватив за донышко вверх ногами. И на скуле его алела ссадина. Санитара поблизости не наблюдалось. 
- Где ваш чертов Доктор? – рявкнул Орацио девушкам. Кажется, он был очень зол. 
- Ой! – пискнула Бланка. – А у него сейчас сеанс. Терапии. Может, мы можем… чем-нибудь… как-то… - и она глянула на Джину. 
- Не можете! – отрезал Орацио, сунул чашку в руки Бланки и поплелся в дом. 
Когда он скрылся в дверном проеме, Джина с придыханием прошептала: 
- Посмотри, есть ли кровь на этом предмете… и неплохо бы снять отпечатки пальцев. 
- Ты думаешь, он кого-то… того? – подняв очки на лоб, Бланка внимательно разглядывала чашку со всех сторон. – Нет, крови нет. Так что, если он кого-то и того, то не чашкой. 
Джина широко раскрыла глаза, отчего те стали совершенно круглыми. Рот ее тоже приоткрылся буквой «О». Она склонилась над посудиной, будто бы там осталась кофейная гуща, которая могла бы что-нибудь рассказать. Но, сваренный в кофемашине, кофе никаких следов не оставлял, кроме налета. Джина посмотрела на Бланку и снова зашептала: 
- А сейчас… сейчас он… куда? К себе? Что мы стоим? Вдруг там уже его… того… Санитар! 
Бланка хлопнула себя по лбу рукой. 
- Точно! Бежим скорее. 
Однако в полумраке коридора им пришлось остановиться. На полу валялось распластанное тело санитара, к шее которого прикладывал пальцы Орацио. А над ними с полотенцем на голове, в криво подвязанном халатике и одном домашнем тапочке стояла Коломбина. В руке она сжимала горлышко от того, что, вероятно, еще совсем недавно было бутылкой. Над печальной мизансценой витал стойкий аромат виски. 
- Она любит односолодовый, - машинально шепнула Бланка подруге. 
- Да твою же мать! – раздался хриплый голос Орацио. – Это уже ни в какие рамки! Ты-то зачем выскочила, я бы справился и один! 
Джина вжалась в стену и в ужасе глянула на Бланку. 
- Черт, а вот попкорна и нет, - разочарованно проговорила та. 
Коломбина отбросила в сторону остатки бутылки и надменно буркнула: 
- Мог бы и спасибо сказать! 
Она развернулась и гордо продефилировала в свою комнату. Орацио хмыкнул. Подхватил тело подмышки и потащил к креслу, которое стояло у стены коридора – весьма удобно. Вдруг кто в полумраке навернется. Или получит бутылкой по голове. 
- Тут посиди, - рявкнул Орацио, обращаясь, видимо, к санитару. А потом резво направился к двери Коломбины: - Между прочим, он мог быть вооружен, а ты с полотенцем на голове! 
Это было последнее, что услышали Бланка и Джина. Дверь захлопнулась. Орацио остался у Коломбины. 
- Ну в полотенце, - огрызнулась она. – Подумаешь! Напал он на тебя, а не на меня. 
- Но ты влезла! – продолжал бушевать он, мечась по ее комнате и потирая разбитую скулу. – Да одно неосторожное движение, и… и все могло плохо закончиться! 
- В смысле, я могла бы его грохнуть? – Коломбина пожала плечами, от чего шелковая ткань скользнула по руке, оголив бледную кожу, усыпанную веснушками. – Так это не страшно. Доктор Лучинда прописала мне трудотерапию. Говорит, копать – очень полезно. Сунви… сувми… сумлибация… 
- Сублимация, - машинально поправил он и остановился посреди комнаты, растерянно глядя на нее. Точнее на россыпь золотистых пятнышек на молочно-белом плече и открывшейся взору части груди. – Полагаю, она имела в виду работу садовника, а не могильщика. А сублимация – гадкая штука сама по себе. Тебе нужно равновесие, вот что. И не бить посторонних мужиков бутылками по голове, даже если они на кого-то напали. Может быть, это я плохой парень в этой истории. 
- Может быть. Но это неважно. Потому что ты мне нравишься, а он нет, - она вальяжно расположилась на диване. – Мутный он какой-то. Как и все в этой больничке. 
- Поверь, мутнее меня здесь трудно кого-то найти. Из всех только на меня устроили охоту. 
Орацио подошел к дивану и нахально уселся рядом. Солнце легко скользило по оконному стеклу, проникая в комнату, и солнечный луч уже касался ноги Коломбины, лаская кожу все выше. 
- Если меня нашли и здесь, то остается только два варианта. Либо убедить Доктора показательно превратить меня в овощ, либо делать отсюда ноги, пока никто не пострадал. 
- Ты идиот? – Коломбина восхищенно посмотрела на своего гостя. 
- Ты знаешь здесь хоть одного совершенно здорового человека? – его рука ревниво легла туда, где к ней пристроился солнечный луч. 
- Труффальдино. Когда трезвый, - хохотнула она и придвинулась ближе. 
- По счастью, это с ним случается нечасто, - рассмеялся Орацио, склонившись к ней и оцарапав щетиной ее губы. 
- А вот и нет, - бормотала Коломбина между быстрыми короткими поцелуями. – Лучинда нашла все его запасы. И теперь он хранит их у меня. Естественно, не бесплатно. 
- Это законно? – чуть отстранившись, спросил он. 
- Это имеет значение? – проворковала она. 
- Ну, просто я не такой уж и плохой парень, а всего лишь скучный супермен и борюсь с теми, кто имеет проблемы с законом. Но это страшная тайна. 
- Ясно, - Коломбина разочарованно вздохнула, – а я плохая девчонка. И это совсем не тайна. У меня проблемы много с чем. И с законом тоже. 
- Не волнуйся, санитар жив, - усмехнулся Орацио. – Но не факт, что доживет до ужина. Пусть это придаст остроты нашей любви. 
С этими словами он сдернул с ее головы полотенце. Она в ответ фыркнула и, прежде чем стащить с него толстовку, успела в окно краем глаза заметить глупую докторшу, решительным шагом направляющуюся к парку. За ней неохотно плелся Труффальдино. 
- А теперь расскажите-ка мне, что доставляет вам наибольшее удовольствие? – нудила Лучинда, не особенно рассчитывая, что он тут прям возьмет и выложит ей все, как на духу. К сожалению (или к радости) она не исповедник. 
Засунув руки глубоко в карманы джинсов, Труффальдино уныло подбивал гравий на парковой дорожке. «Джин, бренди, кашаса, - медленно перебирал он в уме, не глядя на Лучинду. – Вот же привязалась!» 
- Смотреть женский теннис, - ответил он с чувством выполненного долга. 
«Издевается!» - изрекла маленькая девочка, жившая внутри доктора. Но сама Лучинда даже шагу не сбавила, невозмутимо поинтересовавшись: 
- И что больше всего вам нравится в женском теннисе? 
- Ну как что? – Труффальдино уныло глянул в небо, задрав голову. – Сам процесс. 
- Короткие юбки теннисисток и их вскрики во время подачи? 
Труффальдино встал, как вкопанный, и долго смотрел на Лучинду с отвисшей челюстью. 
- Никогда не думал, что это важно в теннисе. Но в следующий раз обязательно присмотрюсь и прислушаюсь. 
- Вы многое теряли. Присмотритесь обязательно. 
Она резко остановилась и взглянула на узкую тропинку, по которой совершали прогулки самые смелые гости, желавшие наблюдать птиц на плато – тропинка уходила вверх, ступеньками, выдолбленными в скале, поросшими зеленым мхом и усеянными мелким щебнем. 
- Этим маршрутом я еще не гуляла. 
- А я при чем? Доктор Грациано не прописывал мне прогулки. 
- Я их вам прописываю! Я тоже доктор! 
Он равнодушно пожал плечами и поплелся по тропинке. 
- Вы – инквизитор, - буркнул он. 
- А вы не умеете прятать свой бурбон, за то и расплачиваетесь! – съязвила Лучинда и направилась следом. Теперь маленькая девочка внутри нее бранилась, что туфли – не самая подходящая обувь для бёрдвотчинга. Следовало надевать кроссовки. 
- Еще и ищейка, - продолжал ворчать Труффальдино. – Вы выбрали не ту профессию, синьорина. Врач – он помогает людям. А вы только доставляете неудобства. Вот куда вы поперлись на своих ходулях? Сейчас грохнетесь, расшибете коленку, а виноват останусь я? 
- У меня устойчивый каблук! – возмутилась Лучинда и в доказательство попрыгала сначала на одной ноге, а потом на другой. – У вас вообще бывает хорошее настроение? Вы посмотрите вокруг! Горы, красота, солнце яркое, осень сухая, даже условно теплая. А вы готовы все это пропустить, лишь бы закрыться в своей комнате с бутылкой! Или вам здесь теннисисток не хватает? 
- Что вы прицепились к этим бутылкам? – очень серьезно спросил Труффальдино. – У вас проблемы с алкоголем? Хотите об этом поговорить? 
Она булькнула и энергично зашагала к нему. Поравнявшись, остановилась и, уперев руки в боки, зашипела: 
- Четыре года назад я успешно лечилась от алкоголизма. И вас поставлю на ноги, не сомневайтесь! 
- Cazzo! – высказался Труффальдино и захохотал. Громко и от души. – А может, лучше тминной водки, а? 
- Да ни за что! – выпалила Лучинда и тут же смущенно добавила: - Нет, вы не думайте. Я пью. Каждую неделю один бокал красного вина. Чтобы не забывать, что мне это не нужно и что могу остановиться в любой момент. 
- Да я вообще не думаю. Но предупреждаю: вы не знаете, от чего отказываетесь, - потеряв интерес к беседе, он стал взбираться по ступенькам в скале. И вдруг остановившись, обернулся к Лучинде и спросил: - А вот серьезно. Вам что, совсем не скучно? 
- Я люблю свою работу, - ответила она, будто это все объясняло, глядя себе под ноги и пытаясь совладать с дыханием, которого начинало не хватать. И наткнулась носом на его ярко-зеленый свитер. Подняла глаза, стало еще интереснее – столкнулась с его взглядом. Выдохнула и добавила: – И я почти всегда серьезна. За исключением тех случаев, когда меня заставляют делать то, что мне не нравится. Тогда я начинаю иронизировать, и это ужасно. 
- И часто вы делаете то, что вас заставляют, и что вам не нравится? – с любопытством поинтересовался Труффальдино. 
- В последнее время постоянно. 
«Мамаааа… какие у него глаза!!!» - взвизгнула маленькая девочка, и от этого визга было очень сложно отмахнуться. Взрослая Лучинда была совершенно согласна с данным тезисом. 
- А что делаете вы, когда вас заставляют? – спросила она. 
- Пью, - хохотнул он и спустился на ступеньку обратно. К ней. 
- Значит, вас часто заставляют? 
- Регулярно! – он обхватил ее за талию и наклонился очень близко к лицу. – Заставляют бросить пить. 
«Мамаааа!.. А губы! У алкоголиков не должно быть таких губ!» 
- А вы пробовали не пить просто так? Без уговоров? 
- Да как-то… повода не было, - улыбнулся он голливудской улыбкой, дернул Лучинду на себя и, резко отстранившись, поволок за собой на самый верх. – Там красиво и гораздо удобнее, - бросил он, торопясь по каменным ступенькам. 
- Удобнее для чего? – только и смогла спросить девушка, едва поспевая переставлять ноги на своих «ходулях». Ответить он не успел. Едва его глаза сравнялись со смотровой площадкой, куда они поднимались, он увидел на камнях тело мужчины, одиноко сидевшего, привалившись к камню. Промеж глаз его была небольшая красная отметина. И он определенно был скорее мертв, чем жив. 
- Что-то здесь сегодня оживленно, - жизнерадостно проговорил Труффальдино и, развернувшись на 180 градусов, помчался вниз с еще большей скоростью. По-прежнему крепко держа Лучинду за руку. 
- А птицы? – дышать она уже почти не могла. 
- Птицы… птицы… да черт их знает, где эти проклятые птицы! – в сердцах выпалил он. – Что ты, птиц никогда не видела? 
- А на «ты» мы когда… - она не договорила, взвизгнув на середине фразы. В конце концов, все это должно было закончиться вывихом. Лучинда на своих скороходах сначала оступилась, потом навернулась, потом рухнула… бы! Если бы не спина Труффальдино. Но, несмотря на то, что она так и не упала, травма была обеспечена. Потому что ногу она основательно подвернула. Вой молодой докторши, кажется, достиг стен больницы, стоявшей у подножия. 
- Потерпи немного, - сказал Труффальдино и, перекинув ее через плечо, почти мчался по тропинке, которая очень скоро вывела их из парка. 
Влетев в больницу, он, не обращая внимания на двух медсестер, оторопело взирающих на них обоих, усадил Лучинду в кресло в приемном покое и буркнул: «Я скоро!»
А через полторы минуты ломился в дверь комнаты Коломбины. 
Та открылась не сразу. И на пороге стояла вовсе не Коломбина. Там был Орацио, являвший собой самое живописное зрелище, какое можно представить. Впрочем, дорогой читатель, попробуй: вообрази себе взъерошенного короля Филиппа IV Красивого в боксерах и носках. 
- Труф, ты рехнулся? – прорычал почти король. 
- На восточной смотровой площадке труп Маньифико! – выпалил незваный гость. 
Орацио побледнел. Сглотнул подступивший к горлу ком. И быстро вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. 
- Я же просил его оставаться в Риме. За каким чертом… 
В этот момент дверь приоткрылась, и оттуда показалась не менее лохматая, чем у Орацио, голова Коломбины. 
- Что случилось? – спросила она. 
- Грохнули фею-крестную, - мрачно ответил он и взорвался: – Да твою ж мать! Я же его просил! А он меня без присмотра оставить не мог! 
- И что теперь? – живо поинтересовалась Коломбина. 
- Да, и что теперь? – с не меньшим интересом спросил Труффальдино. 
И оба уставились на Орацио. 
- Я почти завершил статью. Это будет бомба. Если она выйдет, то Дядюшку Скруджа либо арестуют, либо уберут свои же, потому что за ним потянется та еще нитка… Черт! Но я не могу больше никем рисковать. Мне лучше сменить место. 
- И куда подашься? – задумчиво протянул Труффальдино. 
Лицо же Коломбины вытянулось, она метнулась в комнату, а спустя пару мгновений, в коридор летели джинсы и толстовка Орацио. И дверь, хлопнув пушечным выстрелом в коридоре, закрылась. 
- Не знаю, - рассеянно ответил тот, который оказался не писателем, а журналистом, как отметили про себя Бланка и Джина, стоявшие за углом. И тут же заорал: - И тобой, идиотка, я не могу рисковать в первую очередь!!!! – после чего он выдохнул и невозмутимо продолжил: - На меня сегодня дважды покушались. Один удрал сам… может, он и грохнул Маньифико. Второго приложила бутылкой с виски она, - он кивнул на дверь. – И чертов Доктор куда-то запропастился. 
- Доктор – идиот! – резюмировал Труффальдино. – Чем он тебе поможет? Только и способен – цветы поливать да мою водку тминную трескать. Кстати! 
И он снова загрохотал в дверь Коломбины. 
- Может, пора собирать вещички? – спросила Бланка у Джины. 
- Погоди, интересно же, чем кончится, - отмахнулась Джина и снова прилипла к развернувшемуся представлению. 
- Доктор может хоть с полицией пообщаться! – рявкнул Орацио, натягивая джинсы. – Мне-то светиться нельзя. Я либо овощ, либо мертвец! 
- Потому что ты тоже идиот! – заявил Труффальдино, продолжая колотить в дверь. – Чего ты полез во все это? 
- Потому что я не верю в непродажную полицию. А Дядюшка Скрудж должен за все ответить. 
Джина томно выдохнула и прикрыла глаза. 
- Я знала, что он супергерой! 
- И гад! Сейчас свалит, а под шумок и Коломбину бросит. Она, конечно, сама дура. Но он – гад! – бухтела Бланка, не отрываясь, глядя на двух гостей и боясь пропустить хоть слово. Вдруг придется показания давать. В Гааге. 
- Идеалист, - бросил Труффальдино и долбанул по двери уже ногой. – Да скажи ты своей психопатке, чтобы открыла! 
- Не идеалист, а мститель, - медленно сказал Орацио. - Это не так почетно, зато надежно. Этот сукин сын убил моего отца. 
После этого он подошел к двери и осторожно постучал. 
- Когда все закончится, я за тобой приеду, клянусь, - сказал он в дверную щель. – Верь мне, пожалуйста. И в меня верь. 
- Не надо! Клятв твоих мне совсем не надо. Мы ничего друг другу не должны, - на пороге мгновенно распахнувшейся двери стояла Коломбина. В коктейльном платье ярко-бирюзового цвета, мягко струящемся вдоль ее тела, с незамысловатой прической и босиком. Потом перевела взгляд на Труффальдино и мстительно заявила: - А твою водку я отдала Лучинде! 
Тот с трудом выдохнул и со всей дури шарахнул кулаком в стену рядом с Коломбиной. 
- Вот идиотка! – в сердцах выкрикнул он. 
Орацио осмотрел ее с ног до головы, оценивающе прищелкнул языком и спросил: 
- Даже так? Ничего не должны, говоришь? Ок. Как скажешь. Ботинки мои где? 
- Там же, где ты их бросил. 
- Босиком я не пойду. Потому тебе придется меня впустить. 
Она распахнула дверь шире и вышла в коридор. 
- Может, пойти поискать Доктора, - раздумчиво шепнула Бланка. 
- Да уж пора бы кому-то найти его, - ответила Джина, не отвлекаясь от происходящего в коридоре – Орацио прошел в комнату к Коломбине и через минуту показался на пороге с ботинками в руках. 
- И не поцелуешь на прощание? – саркастично улыбнулся он. 
- С удовольствием! – чмокнула его в щеку и легко бросила: - Прощай! 
- Прощай, - хрипло сказал журналист, схватил ее за руку, дернул на себя и вцепился в ее губы злым поцелуем, обхватив тонкое тело в дорогом платье руками и не озаботившись тем, что рядом стоит Труффальдино. 
Сначала раздался звук пощечины. 
Потом шипение Коломбины: 
- Мы уже попрощались! 
Продолжилось выдохом Труффальдино: 
- Cazzo! 
А из-за угла послышался вскрик Бланки: 
- Ну нифига ж себе! 
И, наконец, сдавленное от Орацио: 
- Он-то тут при чем? 
Коломбина в ответ пожала плечами. 
- Это ты здесь прячешься, а я здесь лечусь. В третий раз уже. Так что я хронически неадекватна. 
- Знаю я твое лечение, - прохрипел он, привалившись к стене. – В постели, в душе, в кладовой, в лифте. Как угодно, лишь бы не миссионерская. Доктор назначил? 
- Ой, мамочки, - прошептала Джина, зажмурившись. 
- Завидуй молча! – Коломбина взмахнула длинными ресницами и проскользнула мимо Орацио в свою комнату, обдав его напоследок горечью духов. 
- К слову о Докторе, - тупо глядя на ее дверь, пробормотал Орацио и повернулся к Труффальдино, - ты где-нибудь видел этого Ромео? 
- Неа. Его с самого утра не видно. 
- Надо все-таки вызвать полицию. И найти Доктора Грациано. А я сваливаю. 
С этими словами Орацио отлепился от стены и побрел по коридору в свою комнату. 
Труффальдино проводил его взглядом и поплелся в приемный покой, где целую вечность назад оставил Лучинду. Но Лучинды там не было. В это самое время она ковыляла по направлению к лифту, чтобы подняться в комнату самого симпатичного алкоголика, которого ей доводилось видеть, намереваясь немедленно выяснить, чем он занимается – не иначе опять пьет! Потому что других причин, побудивших его бросить беспомощную девушку в одиночестве с вывихнутой ногой, она не находила. 
Уже у лифта она наткнулась на санитара с разбитой, но очень крепкой головой. Тот спустился на первый этаж, тогда как ей нужно было на второй. 
- У вас кровь! – взвизгнула Лучинда, стоя на одной ноге. 
- А у вас нога! – заявил он и решительно пошел мимо – к ресепшену. Точнее, к телефону на ресепшене. В следующую минуту он уже орал в трубку: - Да говорю вам, он здесь! Точно он! Нужно подкрепление! 
Больше санитар сказать ничего не успел. Ему на голову опустилась ваза с букетом полевых цветов, которая обычно стояла на журнальном столике. 
- Кто-нибудь мне может объяснить, что здесь происходит? – раздался спокойный голос Доктора. 
Он стоял на пороге холла, разглядывая двух медсестер, тело санитара на полу, покрытое цветами, и Коломбину с вазой в руках. 
- Странно. А ваза почему-то не разбилась, - глубокомысленно произнесла она. 
- Она бы не разбилась, - медленно проговорила Джина. – Китайская. Полиэтилен. Небьющаяся. У нас здесь вообще ничего не бьется. Все же клиника. 
- Клиника, - подтвердила Бланка и шепнула Джине: - А ты не видела, куда делся Труффальдино? 
- Вы видели Труффальдино? – оживилась Лучинда. И запрыгала на одной ноге к ним. 
- Давноооо, - махнула рукой Джина. – Минут пять назад. 
- А это правда, что на плато труп? – спросила Лучинду Бланка. 
- На каком еще плато? – в ужасе выдохнула докторша. 
- Нет там ничего, - отчетливо произнес санитар, не раскрывая глаз. 
- А ты откуда знаешь? – спросила Коломбина и пнула санитара носком лубутена. – Ты его уже перепрятать успел? 
- Он его там оставил! – воскликнула Джина. 
- Ничего я не оставлял! 
- Похоже, вы много знаете, - заметил Доктор. – Вот вы и просветите меня по поводу происходящего. 
- Кто-нибудь объяснит мне, куда делся мой пациент? – подала голос Лучинда. 
- Да подождите вы, - шикнула Бланка. – Ничего ему не сделается, вашему пациенту. 
Объяснять, что это с ней что-то такое непонятное сделалось на ступеньках, выдолбленных в скале, докторша не стала. Но сама мысль о том, что Труффальдино куда-то пропал, заставила ее развернуться на 180 градусов и вернуться к лифту. Через пару минут Лучинда, держась за стену, ковыляла по второму этажу. Комната Труффальдино была распахнута настежь. Внутри оказалось пусто. А беспорядок в ней не оставлял сомнений – здесь происходила нешуточная потасовка. Либо кое-кто настойчиво искал спиртное. Кровать была разворочена. Ящики тумбочки валялись на полу, как и всякая мелочь. Шкаф с одеждой был распахнут. И рукав зеленого свитера… того самого зеленого свитера, в котором был Труффальдино, когда они гуляли утром… рукав мирно висел на створке открытого окна. 
- Труф…фальдино, - растерянно шепнула Лучинда и заверещала: - Помогите! Кто-нибудь! Эээээээй! 
- Не кричи, - раздалось у нее за спиной. 
Лучинда вздрогнула и обернулась. Как была, на одной ноге. А через мгновение перед ее глазами потемнело. И последнее, что она почувствовала – соленый привкус во рту. Только и успела, что обеспокоиться, целы ли зубы. 
- Лучинда… Лучииииинда… Лучин-да… - услышала она, медленно приходя в себя. 
Труффальдино сидел на полу и похлопывал докторшу по щекам, подвывая на все лады. 
- Жи-вой… - прошелестела она. – Что со свитером? 
- Свитер тоже живой. 
Лучинда внимательно осмотрела его. Свитер, и впрямь, был на нем. Целый. Она повела головой и глянула на окно. Но там все еще болтался зеленый рукав. Лучинда поморгала и снова перевела взгляд на Труффальдино. 
- Я испугалась, - вдруг выпалила она. 
- Ничего мне не сделается, - отмахнулся он, легко вскочил на ноги и протянул руки к Лучинде. – Ну давай, поднимайся. Надо еще Доктора найти. 
Она взялась за его руку и, не вставая, сказала: 
- Что его искать? Был внизу, когда с новым санитаром разбирались. Ты мне можешь объяснить, что происходит? 
- А я и сам не знаю, - Труффальдино подхватил Лучинду, поднял с пола и довел до кровати. Сбросил с нее все, что там было навалено, и усадил докторшу. – Как узнаю – расскажу. Слово скаута. А сейчас отдыхай! 
И не слушая протестующих речей Лучинды, выскочил за дверь и запер комнату на ключ. Он мчался к лестнице, когда вдруг остановился и вернулся к комнате номер тринадцать. 
Номер тринадцать, дверь которой, увиденная боковым зрением, резко и отчетливо всплыла перед глазами, не успел он дойти до лифта. 
К ней дротиком была пришпилена фотография: Изабелла с перепуганными глазами и сегодняшней газетой в руках. Он сорвал фотографию и помчался вниз еще быстрее. 
- Вот! – впихнул он фото в руки Доктора, влетая в холл, где толпа все еще не разбрелась. Решали, вызывать ли полицию, чтобы сдать туда пойманного злоумышленника. Джина была совершенно уверена, что этим они сделают только хуже. А Бланка стенографировала переговоры в блокнот Джины. Для Гааги. 
Фотография в руках Доктора спутала все карты. 
Он внимательно изучил сначала изображение, потом «Предупреждение!», написанное чернилами на обратной стороне фотопослания, и, наконец, рявкнул на всю больничку: 
- Где этот чертов журналист? 
Санитар на полу мотнул головой и открыл глаза. 
- Здесь! 
Журналист с дорожной сумкой и профилем короля Филиппа IV Красивого стоял посреди холла в легкой куртке, побрившийся в кои-то веки и еще мрачнее, чем обычно. 
- Этот, как я погляжу, тоже здесь, - добавил он, подтолкнув носком туфли санитара. 
- Этот здесь, - угрюмо буркнул Доктор, - а пациентки пропадают. 
- Коломбина? – дернулся Орацио. 
- А ты дождаться не можешь, - фыркнула небезызвестная актриса. 
- Да эту вернут, еще и денег будут предлагать, чтобы обратно забрали, - хохотнул Доктор и совершенно серьезно добавил, протягивая фотографию журналисту: - Нет, украли Изабеллу. 
- Да на хрена им этот детский сад? Она же никакого отношения… - в замешательстве спросил Орацио. Взял в руки фото и вслух прочитал: - «До 23:00 текущих суток флешка должна быть передана нашему человеку на восточной смотровой площадке в обмен на девушку с фотографии. И уберите труп». 
Журналист поднял глаза на Доктора и спросил: 
- Давно? 
- А он сказал, что трупа нет! – возмущенно заявила Бланка и ткнула пальцем в санитара. 
- Он заметал следы! Я же сказала, что он там этот труп оставил! – воскликнула Джина. 
- Да не очень давно, минут сорок назад поднялась к себе в комнату, - расстроено пожал плечами Доктор и устало потер лоб. – Делать-то что будем? 
- Они хотят флешку, они получат флешку, - решительно заявил Орацио. – Самое важное здесь! – и он постучал пальцем по своему виску. 
- Но они же и самое важное могут… со скалы вниз… - охнула Джина. 
- Все за красоту переживаешь? – негромко усмехнулась Бланка. 
Коломбина насупилась, а Доктор подошел к санитару и, толкнув его своим медицинским сабо, спросил с угрозой в голосе: 
- Кому, когда и где передать флешку? 
- В письме же все написано! Я только исполнитель! – не стал препираться раненный на всю голову санитар. – Я знаю куда меньше вашего! Это вообще все Антонио виноват! Если бы не обнаружил себя сегодня утром, не пришлось бы… 
- Точно, написано… - пробормотал Доктор, снова потер лоб. И вдруг рявкнул, осененный догадкой (впрочем, голова его бурлила не меньше, чем у раненого санитара, если не больше. А потому за правильность догадки никто бы ручаться не стал): - Не пришлось бы похищать Изабеллу, да? А что бы пришлось? 
- Дядюшка Скрудж приказал пришить журналиста, если он здесь и не овощ. А он не овощ. 
- Определенно не овощ, - пробормотал Орацио. 
- Потому решили действовать через Доктора, - продолжал санитар. – Изабелла – самое слабое звено. 
Доктор собрал волю в кулак, мозг в черепную коробку, а свое хваленое спокойствие нацепил на лицо. 
- Баста! Этого – связать, - показал он на санитара. – Кроме того, у нас обнаруженный труп, пропавший Антонио и времени до одиннадцати вечера. С чего начнем? 
- Этого свяжу я! – вызвался Труффальдино. 
- А я помогу! – заявила Коломбина, протягивая ему свой пояс. 
Во взгляде Орацио отразились решимость и упрямство. Когда он становился таким, спорить с ним не имело никакого смысла. 
- Хорошо, - обманчиво мягко сказал он. – Полицию вызывать нельзя, иначе они убьют твою Изабеллу. Но они вместе с тем требуют убрать труп. Этим займусь я, иначе будут еще трупы. Но перед самым обменом. Они заинтересованы грохнуть всех, кто в этом замешан. Пусть буду замешан только я. Но статья должна быть дописана. Сегодня. И до одиннадцати она должна быть передана моему человеку в Риме. Потому что вечером я обменяю флешку и себя на их заложницу. Не позднее 23:15 на восточной смотровой площадке должна быть полиция. К тому времени произойдет обмен. Меня, скорее всего, укокошат, но будет шанс взять их на горячем. Других вариантов я не вижу. 
Со стороны повязанного санитара раздалось невнятное шипение. Это Коломбина бурчала под нос все известные ей ругательства. 
- Ок. Труп на тебе. Тогда остается Антонио. Труффальдино? – обратился Доктор к популярному нынче алкоголику. 
- Я буду охранять этого, - он пнул санитара носком кроссовка. 
- Значит, Антонио пойду искать я. А где Лучинда? – Доктор повертел головой. 
- Она тоже сегодня пострадала. Дважды. Теперь отдыхает. 
Доктор кивнул. 
- Джина, Бланка! Остаетесь за старших. 
- Значит, мы ни на что не способны и ни к чему не приставлены! – резюмировала Джина. 
- Значит, мы особенно ценные кадры, и нас берегут, - возразила Бланка. 
Джина демонстративно одернула свой халат и подошла к ресепшену. Вид ее был самый важный. 
- В таком случае, за дело, синьоры! – заявила он, усаживаясь на стул и намереваясь не пропустить в здание более ни одного постороннего лица. 
Орацио живо подхватил сумку, схватил под руку Коломбину и объявил: 
- Поможешь мне вычитать статью! 
Упираться на лубутенах было неудобно, и Коломбина отчаянно пыталась вырвать руку из его пальцев, которые сжимались только сильнее от того, что она дергалась. 
Бланка проводила взглядом сначала их, потом Доктора, уверенным быстрым шагом вышедшего во двор пансионата, деловито подошла к Джине и вдруг… 
- О! А этот, который охранять собрался, где? – спросила она оторопело, разглядывая одиноко валяющегося санитара. 
- А что ты хочешь от алкоголика? Удрал при первой представившейся возможности! – категорично ответила Джина. – Охранять будем мы! Может, его в ординаторской запереть? Жаль, морга у нас нет, было бы интереснее. 
Бланка задумчиво кивнула. 
- Нет, морг – это кардинально. Вдруг еще пригодится. Колоритный типаж, глянь! 
- Колоритный, говоришь? 
- Очень колоритный! – торопливо подтвердил санитар, стараясь приподняться, но в его текущем положении это было непросто. 
- Ладно. Запомним, - смилостивилась Джина и пометила что-то в своем блокноте. – Может, допрос ему устроить, а? Ну там, плохой и хороший коп? 
- Надо подумать, - отозвалась Бланка. 
Но подумать не успел никто. Со всех сторон – с озера и гор, суши и неба, по тропинкам парка и лестнице больнички двинулись отряды Интерпола. Все ревело, гудело, переливалось красивым синим цветом и кричало на итальянском языке, мелодичность которого не портилась даже ругательствами. 
Бланка в совершеннейшем восторге замерла, открыв рот. А когда отмерла, шепнула Джине: 
- Как думаешь, это конец? 
- Я думаю, это п**дец! – ответила Джина, глядя на творящееся вокруг светопреставление. В этот самый момент санитара подхватили под руки и поволокли куда-то мимо них. – И зачем нужна была статья, если всех повязали? 
- По-моему, просто кому-то приключений в жизни кажется маловато. Решил их себе добавить. И остальным за компанию… 
- Хорошо, папа, - донеслось до девушек среди немного утихшего гвалта. – Я же сказал, приезжаешь со своими парнями – я брошу бухать. Обещаю, - Труф помолчал и неожиданно спросил: - А Антонио вы взяли? 
- Да куда он денется, твой Антонио. Первый обосрался и прибежал с белым флагом. Парень неплохо бегает, кстати! – в холле показалось незнакомое лицо рядом с Труффальдино. 
Джина, помнившая еще собственный завет – посторонних не впускать, зачем-то кинулась вперед. Против этого можно было. В отличие от остальных он был невооружен. 
В том же направлении двинулся и Труффальдино. Сначала ударил в челюсть невооруженного, потом спросил: 
- Ты нафига девушку по лицу бил, сволочь? 
Джина приостановилась, поостерегшись. Кто ж знал, что у алкоголика такой удар? 
Антонио, а это был именно он, лежал на полу и снова размахивал белоснежным платочком. 
- Какую еще девушку? – жалобно спросил он. 
- Доктора! – рявкнул Труф. 
- Ну, если бы я знал, что это доктор, я бы не ударил! – чуть не расплакался Антонио. – Что же я, не понимаю, что ли? 
- А если не доктора – то можно?! 
- Никого нельзя! – покорно согласился бедняга. – Но я комнату обыскивал, вдруг флешка в комнате алкаша. А она зашла. Что мне было делать? А я и так рукав уже потерял, когда в окно лез! 
Он продемонстрировал свою голую руку – рукав зеленого свитера, точно такого, как у Труффальдино, действительно был оторван. 
- Но я удар рассчитал, честно! Зубы же целы! 
- Сейчас у тебя окажутся не целы! – и еще один удар обрушился на челюсть Антонио, несмотря на его белый платочек. 
Джина поморщилась и вернулась к ресепшену. Труффальдино и сам неплохо справлялся. 
- Не надо! – раздался вскрик Лучинды. – Ты что, опять пьяный? 
Она стояла в дверях и держала в руках кучу рваных тряпок – видимо, с утра это была простыня. 
- Нет, пока еще трезвый! – довольно заявил Труффальдино, бросая Антонио и подходя к докторше. – Ты же все мои запасы уничтожила. Даже эта зараза Коломбина тебе мою водку отдала! 
- И правильно сделала! Опять напьешься! Уже бы напился! 
- Ну и напился бы! Оно тебе надо? – зло спросил Труф. – Кролика из меня подопытного сделать хочешь?
- Да какого еще кролика! – рассердилась она. – Ты знаешь, как противно целоваться с мужиком, у которого перегар? 
- Не знаю. Не пробовал. Не собираюсь, - отрезал он. 
- Примерно так же, как с женщиной, у которой перегар! 
- Не знаю. Надо попробовать! 
Она вдруг смутилась и завела руки с самодельной веревкой за спину, рассматривая носки своих туфель. 
- Я тебе соврала, - промямлила Лучинда. – Я никогда не лечилась от алкоголизма. У меня непереносимость алкоголя… сразу тошнить начинает. 
- А у меня непереносимость ко вранью. Любому. Пить начинаю. 
- А у меня непереносимость к тому, чтобы меня запирали! И лазить по окнам я не люблю. Это еще и вредно для здоровья! 
- А замуж хочешь? 
- За кого? 
- За меня, конечно! 
- Не хочу! Пока ты меня не поцелуешь, не хочу. Вдруг ты плохо целуешься? Или перегар? 
- А вот и не узнаешь! Потому что у тебя непереносимость замкнутых пространств. А я не хочу, чтобы моя жена лечила чужих алкоголиков. 
- Я работу ради семьи не брошу! Так и знай! Максимум – заведу частную практику поближе к дому. А еще я ужасно готовлю, и моему мужу придется питаться полуфабрикатами. 
- Полуфабрикаты я переживу. А если хочешь работать – переквалифицируйся в патологоанатомы! 
- То есть с живыми людьми мне общаться совсем нельзя. Ты идиот? 
- А для тебя это новость? Ты же мой врач, - и, неожиданно подхватив ее на руки, направился к лестнице. – Остальное выясним не при свидетелях! 
- Труффальдино! – проворковала она, обвив его шею руками. 
- Меня Паулино зовут, - пробурчал он, не останавливаясь. 
- Лиза, - представилась докторша. 
- Миу-миу, - Бланка вытащила из-за щеки чупа-чупс (попкорна по-прежнему не было) и помахала им вслед рукой. 
Джина с самым глубокомысленным видом сделала запись в своем блокноте и добавила: 
- Абсолютное миу. Все же хорошо, что она не вышла за Доктора Грациано. 
Бланка кивнула, открыла рот, чтобы сказать что-то наверняка не менее глубокомысленное, когда в холл ввалился Доктор Грациано собственной персоной с пациенткой из комнаты номер тринадцать на руках. 
- Микеле! Микеле! Мой Микеле! – восклицала «Изабелла», покрывая его лицо быстрыми поцелуями. – Я знала, что ты обязательно спасешь меня, Микеле! 
- О, майн готт! – выдохнула Бланка и скользнула под стойку ресепшена. Все-таки нехорошо смеяться над руководством при посторонних. 
- Ты – моя героиня, Мария! – не менее восторженно проговорил доктор Микеле и, не останавливаясь, прошел в свой кабинет. – Разве мог я тебя не спасти? 
- Можно я тебя нарисую? 
Что ответил Доктор – Джина и Бланка уже не расслышали. В кабинете главврача была установлена звукоизоляционная дверь. 
- Ты погляди, он еще не забыл своего настоящего имени! И ее преспокойно называет! А то устроили тут комедию дель арте! – изрекла Джина. 
- И кто здесь идиот! – хмыкнула Бланка. 
- Еще немного, и нам самим впору будет ставить диагноз. Вот ты какой хочешь? 
- Лишь бы не мания величия. 
- Да как сказать… 
В эту минуту человек, по всей видимости, страдавший определенной степенью мании величия, поскольку отчасти походил на французского короля Филиппа IV Красивого и заодно спасал мир от клана Дядюшки Скруджа, вышел из лифта и энергичной походкой направился к ресепшену. Он тащил за собой Коломбину, подхватив ее за талию и периодически целуя ей лицо, шею, ключицу – словом, куда попадет. 
- Где здесь ближайшая церковь? – спросил он, не глядя на Бланку и Джину. 
- Не говорите этому идиоту, где церковь! – взвизгнула Коломбина, пока губы ее были свободны. 
- Я сказал, что женюсь на тебе, значит, я женюсь на тебе! – он снова занял ее губы, помахал рукой медсестрам и переместился на шею Коломбины, продолжая мурлыкать: - Неужели ты откажешь в последней просьбе человеку, обреченному на верную гибель, жестокая? 
- Кажется, они не в теме, - подмигнула Бланка Джине. – Может, сказать? 
- А может, не надо? Обвенчаются и узнают! 
- Ты обрекаешь его на верную гибель, жестокая. 
- А это мы еще поглядим, - ответила Джина, делая запись в блокноте, а потом подняла глаза и умиленно посмотрела на Орацио и Коломбину. 
- Послушай, - отстранившись, горячо заговорил он, - послушай, я влюбился в тебя в ту самую минуту, как увидел. И я отдал бы все на свете за то, чтобы прожить с тобой свою жизнь. Но у меня есть только день, только этот единственный день. Потому что я встретил тебя на самом закате. Так подари же мне этот закат, потому что потом ничего уже не будет. Потому что ты тоже любишь меня, я чувствую это. И потому что ты всегда будешь жалеть, что не сделала этого для меня, Коломбина. Выходи за меня, и, клянусь, я буду очень хорошим мужем! До 23:00. 
- Просто потрясающим! – язвительно выпалила Коломбина. – Мечтающим сделать меня вдовой в первый же день брака. 
- Я сделаю все, чтобы вернуться к тебе, радость моя. Клянусь! Но эта малость не от меня зависит. 
- Вот вернешься – и пойдем в церковь. Обещаю. 
- Правда? 
- Правда, - Коломбина обвила его шею руками. – Я буду ждать тебя. 
- Тогда я вернусь, любовь моя. Не знаю как, но я вернусь к тебе! 
С этими словами он подхватил ее на руки и потащил назад к лифту. 
Эту парочку Бланка провожала округлившимися глазами рыбы-молот. 
- Хотя бы у церкви он удосужится спросить, как ее зовут? 
- Думаю, разберутся, - хмыкнула Джина. – Падре спросит имена, они и познакомятся, - она раскрыла свой блокнот и улыбнулась: - А мы с тобой назовем их Серджо и Катарина. Нравится? 
- Очень! По коньячку? 
- Мне пополам с кофе.

...