натаниэлла:
07.09.20 20:58
» Глава 2. Обстоятельства проясняются...
*
Глава 2. Обстоятельства проясняются и запутываются одновременно
КАРТА XVIII. Луна
ЗНАЧЕНИЕ: Диана с борзыми олицетворяет «новое Я», сияющее, словно Луна в ночном небе и превращающая тьму в серебро. Алхимику предстоит путешествие в глубины подсознания, многократно описанное в мифах как нисхождение в ад. Карта - символ подготовки к броску и облачения фантазий плотью. Краб – темное знание и скрытые силы, обладающие огромной энергией, которые уже действуют вокруг. Возможно, пока не хватает сил управлять ими, но впереди ждет что-то важное, и не стоит его избегать
Оформившись, они не захотели обсуждать свои дела в отеле и отправились на прогулку. Решили поехать в центр, играя взятые роли, да и просто было интересно взглянуть на древний город, где никто из них раньше не бывал.
Герт радовался больше всех. Гостиница ему не понравилась, и он без понуканий, сам, полез в салон внедорожника, лишь бы не сидеть в давящих стенах.
- Куда направляетесь, что-то конкретное интересует? – поинтересовался хозяин гостиницы Семен, вручая Жене бесплатную карту Твери с фотографиями достопримечательностей на обложке.
- Просто прогуляемся по городу и где-нибудь пообедаем.
- Я помню, вы мне на почту кидали вопрос о гиде из местных, со знанием легенд и краеведческих тонкостей.
- Есть такой на примете? – спросил Ромашов, который предпочитал получать информацию от знающих людей, кому всегда можно задать уточняющие вопросы, а не из интернета, где много ерунды пишут.
- Сейчас не сезон, но я поспрашивал, вроде бы один согласился и вам подходит, - ответил Семен, поглядывая искоса в окно, где его постояльцы топтались возле машины, ожидая, когда Женя покончит с формальностями. – Вы же в Сандовский район и Весьегонск планируете, так?
- Да. Проедемся по заброшенным церквям и усадьбам. В Туханях, слышал, есть симпатичная усадьба 17 века, а в соседнем Деревягино – уцелевший собор начала 18-го.
- Верно-верно, там, среди болот, чего только не сыщешь. Вы… э-э-э… призраками интересуетесь?
- Почему призраками?
- Ну… - Семен заморгал мелкими глазками, - в Тухани все за призраком княгини Ухтомской охотятся. Чего там еще-то искать, в эдакой дыре?
- Призрак вряд ли нам попадется, - сказал Евгений, - они все больше ночами гуляют, а мы днем предпочитаем путешествовать, но от посещения аномальных мест с особенной историей не откажемся. Так что с проводником, контакты дадите?
- Николаич сам обещался подойти. Часиков в восемь, прямо здесь, в холле. Устраивает?
- Отлично. К этому времени мы вернемся.
- Только это… Должен предупредить, что он – мужик с принципами. Не всех клиентов берет. И московских не особо жалует.
- Чего так?
- Говорю же, принципиальный. Сколько денег ему не предлагай, он все равно привередничает. Может задарма месяц с одним человеком провести и забраться в самую глухомань, а за сто тыщ с другим по набережной Твери пройтись отказаться.
- Хорошо, а каких он берет? – заинтересовался Евгений.
Он отметил, что Семен этого Николаича не очень жалует, но это, скорей, говорило в пользу проводника. Семен Симонов производил впечатление человека резкого, хотя с постояльцами и старался держаться вежливо. Пухлый рот с глубокими носогубными складками, бугристые щеки, покатые плечи с широкой грудью, а главное – масляный взгляд глаз навыкате, который он старался скрыть за мясистыми веками и потому постоянно косил в сторону, избегая прямого контакта, – все это не слишком располагало. Когда же он отворачивался, демонстрируя выбритый складчатый затылок, испещрённый ямками, словно лунный пейзаж, Евгению невольно приходила на ум спорная наука френология, считающая, что подобная внешность свойственна людям страстным и диким, чьи первичные инстинкты преобладают над разумом.
Ромашов редко руководствовался френологическими канонами, но тут они полностью совпадали с его внутренними ощущениями. Да и неровные интонации Семена выдавали его импульсивность, готовность действовать и говорить, не подумав. Когда же он принимался следить за словами, то начинал нукать и мэкать, будто слабоумный, вот только дураком Семен не был. Эгоистом и гневливым психом – возможно, но только не идиотом. В целом, складывалась не слишком лестная характеристика хозяину гостиницы, однако причину его нелюбви к гиду-краеведу Жене хотелось бы выяснить сразу.
- Да кто его разберёт, э-э… по-разному, - ответил Симонов. - Знаю, охотников никогда не водит, хотя прежде сам слыл неплохим охотником, все лежбища знал, даже на медведя ходил, но потом толкнуло его чего-то, охоту стал считать убийством. А вот уфологов всяких возит, носится с ними, как с детьми малыми, хотя хуже развлечения, по-моему, и не придумаешь. Так что про призраков вы ему лучше сразу скажите, он это дело уважает, авось договоритесь.
- Трудно с ним?
- Ну… не то чтобы трудно… но согласится он работать с вами или нет, Николаич только после личной встречи скажет. Если сторгуетесь, лучшего экскурсовода вам не найти, но если откажет… попробуем кого-то еще подыскать. Зимой сложно с этим делом, все нормальные мужики по вахтам или в столицах на заработках.
- Я вас понял, - кивнул Ромашов. – Спасибо за беспокойство, надеюсь, мы с вашим Николаичем друг другу понравимся.
Поездка до центра отняла полчаса из-за многочисленных светофоров и странно устроенного, на вкус Караваева, дорожного движения. В пути они говорили о загадках Сандовского треугольника, вернее, говорил Караваев, успевая и баранку крутить, и на Таню поглядывать, а девушка ему внимала, проникаясь загадочной атмосферой тверской аномальщины.
Женя смотрел в боковое окно на проплывающие городские пейзажи и старался отрешиться от мысли, что веселые праздники закончились и начались будни. Причем, начались так внезапно и сурово, что не сулят ничего хорошего. Племянница бы назвала это сосущее ощущение неизбежности «нехорошим предчувствием», но Ромашов связывал его исключительно с неудачным выбором гостиницы. Ее владелец не нравился ему с каждой прожитой минутой все больше, причем, не нравился до такой степени, что хоть переезжай. Приходилось себе напоминать, что они не расслабляться сюда приехали и не гостить у добрых друзей, им предстояло важное дело, на фоне последствий которого первобытная личность отельера меркла и терялась.
-... А вот еще какая история приключилась с жителем села Сосновец, отправившемся в лес за брусникой, - говорил Валентин, медленно продвигаясь в потоке поворачивающих на перекрестке машин. – Сначала у него все хорошо шло, но потом он вдруг обнаружил, что стало неестественно тихо. Ни лягушек, ни пения птиц, ни шелеста ветра, даже вечной гнуси нет, не звенит и не кусает. Встал он с корзинкой, оглядывается кругом и чувствует, как его буквально тянет пойти в сторону. Ну, он и пошел…
- Зря, - сказала Таня.
- Он после и сам понял, что зря. А поначалу ничего не осознавал, переставлял ноги, как заколдованный. Стемнело, началась гроза, но даже молнии сверкали над головой беззвучно. Дошел он до какого-то ручья, где никогда еще не бывал. Под ногами хлюпает, бредет на ощупь, вытянув руки и натыкаясь на скрюченные деревья, пространство временами озаряется ярчайшими зарницами и снова погружается во тьму. И вот вышел бедолага на поляну…
Караваев замолчал, выдерживая мхатовскую паузу.
- И что там? – не утерпела Татьяна.
- Чует он, что поляна эта жуткая, безжизненная, - зловеще сообщил Валентин.
Причем, что удивительно: голоса он намеренно не понижал и не искажал, однако выходило у него все равно проникновенно-пугающе, как у профессионального актера. Женя всякий раз поражался, на какие несвойственные в обычной жизни роли порой способны влюбленные мужчины. Неужели и он рядом с Оксаной выглядит столь забавно, заливаясь соловьем? За собой-то не замечаешь.
- …и четко так понимает: если ступит на поляну, то с ним случится что-то нехорошее.
- Неужели пошел?
- Нет, не пошел, обратно повернул, через силу. Спустя час начало светлеть, и он выбрался на проселочную дорогу, к людям.
- А на той поляне-то что было? – не унималась Таня.
- Да черт ее знает. Он же развернулся, значит, так и не узнал.
- И в чем тогда соль истории?
- А соль, - сказал Караваев, - в том, что мужику казалось, он полдня на Сандовских болотах провел, а на самом деле трое суток блуждал.
- Где ты этих сказок начитался? – с улыбкой спросила Оксана.
- По поручению Жени по форумам лазал, - рассмеялся Караваев, - а теперь он бирюком сидит и делает вид, что ему не интересно.
- Нет, я все, что ты нашел, внимательно изучил, очень полное досье получилось, - произнес Ромашов, желая повысить рейтинг Валентина в глазах своей племянницы, - но я считаю, пусть за миражами и порталами ребята из «Космопоиска» гоняются. Нам немного другое нужно.
Спонтанная прогулка по Твери вышла занимательная, хоть и бестолковая. Они останавливались там, где видели нечто интересное, осматривались и искали пояснения в интернете. Получалось хаотично, но Жене понравилось. Возможно, причиной была особая близость, установившаяся между ним и Оксаной. Они с ней все еще находились в начале пути, несмотря на назначенную на февраль свадьбу, и продолжали открывать друг друга.
Оставив машину на одной из стоянок, они прошлись по набережной Волги, пофотографировались у Путевого императорского дворца и перекусили в милой кафешке, куда их пустили вместе с собакой после небольшого препирательства и клятвенного заверения, что пес будет паинькой.
Вернувшись к машине, они перебрались на другой берег и возле памятника Афанасию Никитину немного задержались. Здесь было мало народу, и Валя спустил Герта с поводка. Татьяна неожиданно для всех оказалась весьма сведуща в биографии тверского купца-первопроходца, сходившего «за три моря», и поведала его историю без подглядывания на сайт.
- В середине 15 века в Москву прибыло невиданное посольство из Закавказья, - рассказывала она как по писанному, - когда же наши собрались нанести ответный визит ханам, с дипломатами поехали и купцы. Среди них было несколько тверитян, в том числе и Афанасий Никитин. Он был не самый богатый купец, ему пришлось набрать кредитов, чтобы закупить нужные товары...
Женя обратил внимание, с какой любовью смотрел на нее Валентин. Это зрелище наполнило его прямо-таки отцовской гордостью, словно это он сам растил племянницу с младых ногтей, учил ее и прививал женскую привлекательность. Смешная реакция, как он с мысленной усмешкой себе признался, но Валя ему очень нравился. Когда Татьяна рядом с ним, он спокойно мог заниматься своими делами, в том числе обустраивать личную жизнь. Душа за родного человечка не болела, а радовалась.
- И как, разбогател и расплатился? – спросил Караваев, незаметно придвигаясь к Тане ближе.
Его пес уже давно вертелся рядом с девушкой, и Валентин, кажется, завидовал тому, как свободно Герт выражает свои чувства. Однако, что особенно восхищало Женю в этом парне, так это деликатность и умение не торопить события. Для Тани это было первое светлое чувство, робко прораставшее из глубин много страдавшего сердца, и Валентин хорошо понимал, как важно не затоптать его, не спугнуть. То, что ранее Валя был женат и не смог удержать семью от распада, казалось Евгению скорей плюсом, чем минусом. Караваев уже знал, как не надо делать, и, будучи мужчиной сообразительным, не повторит прежних ошибок. Кому-то семейные невзгоды идут на пользу, а кого-то ломают. Валентин представлялся Ромашову человеком из первой группы.
Татьяна рассмеялась, заставляя и Евгения счастливо улыбнуться. Он крепче обнял Оксану, прильнувшую к его плечу.
- Да если бы разбогател! Путешествие не задалось. Сначала их караван разграбили татары под Астраханью, потом уцелевшие корабли попали в бурю в Каспийском море. Афанасий Никитин выжил, но остался без товара и личных вещей. Возвращаться назад он побаивался – там его ждали кредиторы, позор и нищета, поэтому он решил пытать счастья в Персии.
- Сильный мужик, - одобрил Валя, - верно, Герт?
Герт был согласен. Он скалился, преданно глядя девушке в лицо, и вилял хвостом. Он даже носиться по площадке перестал, пугая голубей.
- Афанасий много путешествовал. Он добрался до Индии, побывал на Цейлоне, в Китае и в Африке, пережил нападения, его держали в заточении, пытались обратить в мусульманство, но купец стойко переносил испытания и все время мечтал о том, как вернется домой, на Русь. К сожалению, он умер на обратном пути, так и не увидев родную Тверь. Зато его путевые дневники не только пережили его, но и вошли в фонд древнерусской литературы.
Женя склонил голову, чтобы посмотреть на Оксану. Невеста со значением улыбнулась ему, и Ромашову показалось, что еще немного – и его сердце разорвется от переполнявших его чувств.
Здесь, на набережной гулял ветер, и небо казалось выше. Волга была покрыта льдом, но местами, в районе сильного течения в нем зияли черные полыньи. Легкие птицы без страха вышагивали по серо-зеленой глади, запорошённой снежком, и склевывали какие-то крошки, может даже и мусор – с берега было не понять. Позади памятника Никитину вздымались к светло-серым тучам золотые кресты белокаменной церквушки.
Ромашову стало хорошо и покойно, он обнимал Оксану и благодушно смотрел, как в метрах пяти от них Валя осторожно берет за руку его племянницу.
- За нами кто-то наблюдает, - вдруг шепнула Оксана, разрушая идиллию.
- Что?
- Кто-то за нами наблюдает, - повторила она и, повернувшись к нему лицом, сделала вид, что поправляет на нем шарф, намотанный в несколько оборотов вокруг шеи. – С тех пор, как я изображала вдову Калугина, у меня обострённое чутье на чужой недобрый взгляд. Всегда знала точно, когда Нефритовый Дракон хватался за свой бинокль.
Как же не хотелось возвращаться в нормальный мир из страны розовых грез!
- Где он? – с обреченным вздохом спросил Евгений, имея в виду тайного соглядатая.
- Сейчас отошел от края смотровой площадки и спрятался за постаментом.
К памятнику Женя стоял спиной, но хорошо представлял его масштабы и расстояние. Они находились внизу, около чугунного носа ладьи, а четырехметровая бронзовая статуя размещалась гораздо выше, так, чтобы казалось, будто Афанасий Никитин глядит на Волгу с палубы корабля. Вверх, к памятнику вела лестница.
- Довольно далеко от нас. Подслушать не может. Точно, не праздный турист?
- Я не совсем уверена… но мы недавно пересекались с ним возле Путевого дворца.
- Как выглядит?
- Мужчина в бежевой куртке, отороченной мехом. На голове лыжная полосатая шапочка. Темные очки. Из-за этих неуместных очков я его и запомнила.
- Кажется, я его тоже видел…
- Кто знает, что мы поехали в Тверь?
Женя пожал плечами:
- Не вижу смысла сейчас за нами следить. Мы просто переместились из Москвы в Тверь, что в этом такого?
- А в Москве слежки не было? Может, из-за мальчика? Те самые конкуренты из Института прикладных наук.
- Я ничего не замечал. Да и Алхимик, то есть Владимир Андреев, меня не знает, не должен знать, - поправился Евгений в последний момент. – А давай-ка мы спросим, чего он за нами ходит!
- Ты что задумал? – встревожилась Оксана.
- Стой здесь!
Женя поспешно высвободился из ее объятий (чего недавно совсем не хотел) и стрелой взлетел по ступеням на смотровую площадку, но она была пуста. Тот человек в лыжной шапочке и очках исчез, и на хорошо очищенной щербатой плитке перед памятником невозможно было прочитать его следы. Ромашов пока решил не напрягаться из-за этого происшествия.
Они вернулись в гостиницу около семи.
Евгений забронировал три номера вместо двух, которые Контора соглашалась оплатить командировочным. Вообще, размещение в гостинице напомнило ему старую задачку про переправу козы, волка и капусты. Ему хотелось поселиться с Оксаной, но не хотелось, чтобы Таня ночевала у Валентина (он не стремился на нее давить и запрещать, однако и поощрять их личным примером тоже не стремился). Делать отдельно «мужскую спальню» и «женскую» Женя не стал из-за Герта, по его мнению, собака в спальне – это чересчур. А выделять каждому по отдельной комнате противился, так как предпочитал, чтобы Таня оставалась под присмотром. Мало ли какие призраки навестят ее в кошмарном сне – он был наслышан о «духовных приключениях», выпавших на долю племянницы на Байкале, и переживал за нее. В итоге, все сложилось идеально. Оксана согласилась ненавязчиво приглядеть за Таней, а сам Евгений наслаждался одиночеством в отдельном номере. Наверное, это был не самый честный расклад, но Ромашов был рад, что в этом «мутном месте» девчонки поддержат друг друга, Караваева охранял Герт, ну, а он… он как-нибудь переживет.
Их потенциальный экскурсовод пришел ровно в восемь, и его пунктуальность Евгению пришлась по душе. Николай Николаевич Сидоров оказался мужиком крепким, под два метра ростом и настолько широкий в плечах, что в двери проходил боком. Он не сутулился, но двигался очень осторожно – привычка, выработанная многочисленными катастрофами в быту и отдавленными ногами. Глаза у проводника были маленькие, с тощими ресничками и тонкими белесыми бровями, но смотрели на мир так цепко, умно и одновременно незамутненно, что их невзрачность не выглядела недостатком. Зато улыбка у Сидорова была широкая, добрая и била наотмашь, заставляя проникаться симпатией. Сейчас ему было лет пятьдесят, и волосы припудрила седина, но в молодости этот здоровяк с грубо вылепленным лицом и тяжелым подбородком наверняка покорил немало женских сердец, несмотря на свою отнюдь не киношную внешность.
- Зовите меня просто Николаич, мне так привычнее, - чуть смущаясь, попросил он и стянул варежки. Руки у Сидорова были сильными, кулаки – каждый с полпуда, и наверняка любой вздумавший соревноваться с их обладателем в армреслинге проиграл бы на первой секунде. – Мне передали, что вам нужна особенная экскурсия. Я не за все берусь, но ваша тема посещения аномальных мест Тверской губернии мне интересна.
По возможности отвечая на медвежью хватку адекватно, Женя кинул взгляд в окно, выходившее на стоянку, и обнаружил, что Николаич приехал на такой же огромной машине, как и он сам, с большими колесами и просторным салоном. Удовольствие, конечно, недешевое и где-то даже по-провинциальному выпендрежное, но Ромашов подумал, что повышенное количество лошадиных сил под капотом для глухого бездорожья - искупающий момент.
- Слышал, вы охотников не жалуете, - сказал Евгений, - животных любите или другая причина?
- Сентиментальным стал, наверное, к старости. Раньше сам охотился, а потом перестал. Резко так перестал, - ответил Сидоров, раздеваясь, так как в холле было жарко. - Пошел зайцев пострелять, а как увидел, ушастый от меня по полю улепетывает, ружье вскинул – и не смог. Смотрю на него в прицел и думаю: чего я тут делаю? Голодный что ли, мяса мне не хватает? А заяц живой, всякая тварь жить хочет и жизни радуется. В человеке же как? И плохое, и хорошее, я думаю, и черт, и Бог, но приятно, когда ты можешь быть с Богом, а не с чертом. Понимаете, о чем я?
- Чего ж не понять-то, - кивнул Евгений. - Хорошо, когда люди умеют переосмыслить свой прежний опыт. Но мы с друзьями, слава богу, не охотиться приехали. Нас местные предания интересуют.
- Какие именно?
Ромашов сказал правду:
- Сандовский треугольник, где прежде, по слухам, люди с особенными способностями жили: Деревягино, Курово, Шварцево. Хотим поездить по местечкам и урочищам, пофотографировать, кое-какие сплетни лично проверить.
- В тех краях мало что уцелело, - признался Николаич. – Все больше мертвые деревни и руины старинных монастырей, погружающиеся в болота. Бобров развелось тьма, они своими запрудами половину территории подтопили. Да и люди уходят. Многое в небытие кануло.
- Вот пока не все кануло, мы бы и хотели посмотреть. Возьметесь провести?
- Возьмусь, - просто ответил Николаич.
Загадка, откуда у тверского экскурсовода монстр-автомобиль, разрешилась быстро: Сидоров был предпринимателем, скупал у населения дары природы - грибы, ягоды, травы. Часть сразу перепродавал, а часть пускал в переработку, превращая в соленья и варенья. Бизнес шел неплохо, кормил его многочисленное семейство, а работа проводником являлась отдушиной.
- Вообще-то я учился на историка, даже в аспирантуру поступил, но пришлось бросить, - признался проводник. - Учителям совсем мало платят, а жена вдруг тройню родила, пришлось крутиться, чтобы выжить. Но вы знаете, я книжку написал по истории нашего края. Если вам любопытно, можете ее на сайте краеведческого музея поискать. Только она по объему большая, я ее пять лет писал и еще пять дополнял, дописывал.
Ромашов заверил его, что обязательно поищет и прочитает.
Они договорились выехать завтра в восемь на двух машинах. Если понадобится, Николаич был готов провести в их обществе хоть целую неделю. Запрошенная им цена Женю устраивала, и они ударили по рукам.
Остаток вечера Ромашов собирался провести за книжкой тверского краеведа и составить более полное представление о человеке, с которым предстояло провести время, поискав про него материалы в сети. Однако интернет в номере тянул плохо, телефон постоянно зависал, и Женя снова вышел в холл, опытным путем нащупывая точку, где связь позволила бы продолжить без помех. Такое место отыскалось в углу, под лестницей, по диагонали от регистрационной стойки, где сейчас никого не было.
Расположившись с максимальным удобством на мягком диване, Евгений погрузился в работу, но вскоре его потревожили. Алла, жена хозяина, спустилась с верхних этажей и направилась к стойке. Женю она не заметила, а тот, раз уж так получалось, отложил на время телефон и наблюдал за ней.
Несмотря на то, что рядом, как ей казалось, никого не было, Алла держалась все так же скованно. Походка ее была неуверенной, она шла, не поднимая глаз, а проходя мимо большого зеркала, даже сжалась, словно боялась увидеть собственное отражение.
И Оксана, и Таня вели себя перед зеркалом совсем иначе. Обе не могли проскочить мимо, не бросив взгляда в его глубины. Поправить прическу, убедиться, что все в порядке – для уверенных в себе представительниц прекрасного пола это обычное дело, на уровне инстинктов. А вот женщины с низкой самооценкой стараются возле зеркала не задерживаться, и дело тут не в том, считают они себя привлекательными или нет. Даже дурнушки не брезгуют своим отражением, но Алла дурнушкой не была. Она просто себя отчаянно не любила.
Женя решил, что ей, видимо, не везло с понимающими родными и друзьями. Сначала властные родители, не позволяющие и шагу ступить без их одобрения, потом такой же властный муж. Пытаясь вырваться из-под родительской опеки, дочери часто спешат выскочить замуж, но по иронии судьбы выбирают супруга, похожего на отца. Типичная ошибка большинства «серых мышек», не умеющим говорить «нет». Даже если они чувствуют, что покорность нанесет вред, им стыдно не подчиниться, потому что протест кажется ужаснее насилия. Конечно, такое отношение к себе не секрет для окружения. Безотказностью быстро начинают пользоваться любители манипуляций, и чаще всего ими оказываются самые близкие люди.
На центральной лестнице снова раздались шаги, и Алла, склонившаяся над конторкой, вздрогнула и засуетилась. Она боялась мужа и занималась сейчас тем, чтобы срочно скрыть следы своей деятельности.
- Что ты тут делаешь? – спросил Семен, спускаясь в холл. Ромашова, сидевшего у него за спиной, под лестницей, он тоже не увидел. – На кухне, между прочим, конфорки заляпаны, а если с проверкой заявятся? Развела антисанитарию!
- Да я… я просто хотела узнать… - залепетала Алла. – Мне рецепт нужен… народный…
- Какой еще рецепт? Самолечением решила заняться?
- Просто у Саши колики… и я думала...
- Думала она! Жрать надо меньше всякой фигни, чтобы грудное молоко вкус не теряло! Ты же мать и не должна быть безответственной, а тебя даже младенец не уважает. Что ты за баба такая?! Дом грязью зарос, пока я тут кручусь, как проклятый, ребенок каждую ночь орет-надрывается... Учти, Алла, клиенты на младенческий плач жаловаться не должны!
Женя намеренно громко прокашлялся в своем углу. Семен резко обернулся и отступил от жены. На его лице расцвела очередная неестественная улыбочка.
- Простите, мы вас не заметили.
Алла стояла за стойкой, опустив голову и не зная, куда деть руки. Ей было невероятно стыдно, и чтобы не смущать ее еще больше, Ромашов счел нужным извиниться и уйти. Лезть в отношения между мужем и женой без спроса и тем более высказывать мнение, о котором его не просили, он не собирался, хотя ситуация была ужасно неприятной.
К номеру он подошел одновременно с Оксаной, она спустилась по второй лестнице. Женя искренне улыбнулся ей и пригласил зайти.
- Мне не дает покоя человек, следивший за нами, - сказала она.
Евгений вгляделся в нее, догадываясь, что она явилась к нему вовсе не за этим. Оксана соскучилась. Он тоже соскучился. Положив на письменный стол телефон, Женя протянул к ней руки:
- Иди ко мне!
Оксана подошла, но, позволив себя обнять за талию, слегка отклонилась назад, чтобы сказать:
- Жень, я серьезно! Подумала, что он связан с хозяевами гостиницы. Эти люди очень странные. Женщина боится сказать или сделать лишнего, словно ее запугали. Это неспроста.
- С хозяевами все просто, - ответил Ромашов, продолжая ее обнимать и притягивать к себе. – Типичный союз деспота и жертвы. Алла к тому же недавно родила и пока не справилась с послеродовой депрессией. Отсюда и перекосы в поведении.
- Откуда ты знаешь? Я плача ребенка не слышала.
- И хорошо, что не слышала, а услышишь, не вздумай сказать хозяевам, молодая мать и без наших замечаний чувствует себя неумехой. Кроме малыша на ней вся гостиница, включая кухню. Наверняка, она и поесть нормально не успевает. Заметила, как на ней одежда висит?
- Ее муж мог бы нанять кого-то в помощь.
- Ее муж, по всему, очень жадный. А что до наблюдателя в солнечных очках, - вернулся Женя к старой теме, - он мог быть обычным прохожим. Мы просто случайно пересеклись с ним дважды за один день. Случайности случаются.
- Но он нас так разглядывал, - Оксана передернула плечами, и Женя нежно погладил ее спину, успокаивая и лаская. – Я физически чувствовала на себе его взгляд.
- Мы - приметная группа. Две красивые девушки и собака, - Женя осторожно ее поцеловал, пробуя на вкус идеальные губы. Оксана почти не пользовалась косметикой, но ее внешность от этого пренебрежения ничуть не страдала. – Я бы тоже на нас смотрел.
- Ты просто не хочешь грузиться этой темой, слежка тебе неприятна, - шепнула она, слегка уворачиваясь, но не отстраняясь.
- Она всем неприятна, но пока ответов нет, что толку ее обсуждать? Давай займемся чем-нибудь более интересным, если ты не против.
Оксана смирилась, что разговор не получится, и лукаво улыбнулась:
- Тогда запри дверь!..
Ночевать Оксана поднялась к себе в номер к большому разочарованию Евгения. Он не желал ее отпускать, но пришлось. И ведь что удивительно, совсем недавно, до знакомства с ней, Женя всерьез опасался, что заболевает модным сейчас «прогрессирующим индивидуализмом», когда страшно брать на себя излишние обязательства. Знал он за собой подобный грех. Ему хотелось отвечать только за себя. Ну, и за Таню, которая без его поддержки пропала в прямом смысле слова. Этих забот ему с лихвой хватало. Другие женщины служили источником бесконечных хлопот, тем более, если речь о подруге, с которой хочется провести больше, чем одну ночь. После секса прекрасная половина человечества требовала объятий и близости – не физической, а душевной, но Жене в иных ситуациях хотелось сразу встать и уйти. И не потому, что он был циником и сухарем, а потому что не оставалось сил, чтобы соответствовать чужим запросам. Даже с Катериной, с которой он поддерживал связь несколько лет, не всегда получалось выдержать до утра. А вот от Оксаны ему впервые не хотелось сбегать. Когда же она сама от него уходила, то оставляла в состоянии легкой паники и грусти, словно уносила с собой важную часть его самого.
«Это и есть любовь, - думал Женя отрешенно, следуя взглядом за рисунком на обоях и не вглядываясь в него, - я люблю Оксану. И чем лучшее ее узнаю, тем сильнее влюбляюсь. Здорово, что не наоборот».
...К утру выпал снег, заполнив мир ослепительной белизной. Взошло солнце, которое больше не скрывали тяжелые тучи, и окрестности засверкали бриллиантовыми искорками.
Выйдя на улицу, Евгений подумал, что если бы миру приносило выгоду уныние, он бы всегда лежал в тумане и дожде, но плохое всегда перекрывается хорошим, потому что жизнь нуждается в равновесии. Еще вчера сугробы были грязно-серыми, и улицы утопали в талых лужах, и казалось, что это нормально и навсегда, но сегодня все уродство скрылось за девственной пеленой, и на душе стало светлей, а понятие нормальности резко изменилось. Даже современный отель, смотревшийся инопланетной тарелкой, плюхнувшейся в огород, не вызывал раздражения кичливой архитектурой и не слишком приятными хозяевами. Присыпанный свежим снежком, он казался пряничным домиком из сказки.
Царила тишина. Вроде бы вокруг расстилался город, полный жителей, но в выходной январский день он был вальяжен, беззвучен и нетороплив. Только барашки облаков скользили над ним в голубом небе, роняя вниз шустрые тонкие тени.
Женя вдохнул полной грудью, чувствуя, как нечто незримое и бесхитростное проникает внутрь и что-то меняет в его душе. Ему захотелось праздника – не по календарю, а по потребностям, и, заметив Оксану, стоящую у крыльца, он преисполнился радостным ожиданием. Радость, она же в мелочах, он это прекрасно знал. Свежий снег, солнце, улыбка любимой женщины – все это будило ощущения хорошего в себе.
- Ты весь сияешь, - сказала Татьяна и многозначительно покосилась на Оксану, о чем-то переговаривающуюся с Валентином. – Есть особая причина?
- Разве нельзя быть счастливым просто так, без повода? – спросил Женя, щурясь на солнце.
- Можно, - милостиво разрешила племянница, - все-таки у тебя скоро свадьба. Вот приедем в Москву, пойдем с Оксаной белое платье покупать. Она меня пригласила.
Николаич остался верен себе - подрулил к гостинице вовремя. Женя и Оксана договорились ехать в его машине, а Валя с Таней и псом должны были последовать за ними.
За воротами Ромашов приметил припаркованный невдалеке синий «Опель». Его водитель кого-то ждал и курил в открытое окно, до ноздрей долетал крепкий запах табака.
Оксана полезла в салон, а Женя распахнул переднюю дверцу рядом с водительским местом, разглядывая синюю машину. Из нее высунулась рука и выбросила бычок прямо на дорогу.
- В добрый путь? – сказал Николаич с полувопросительной интонацией, заводя мотор.
- В добрый, - откликнулся Женя, усаживаясь в кресло и пристегиваясь.
В боковом зеркальце «Опель» мигнул габаритными огнями.
Женя откинулся затылком на спинку, перебирая в уме варианты того, что следует предпринять. Его насторожило, что рукав куртки водителя, выбрасывавшего сигарету в окно, был бежевым и с оторочкой серым мехом. В точности таким, как на вчерашнем соглядатае. Да и то, что машина собиралась пристроиться им в хвост, наводило на нехорошие мысли.
Вот только почему так нагло и не скрываясь? И откуда, черт побери, Алхимик узнал о его намерениях встретиться с Аркадием Окуневым в Деревягино? Неужели в Конторе завёлся очередной «крот», сливающий информацию?
Мысль, что Алхимик действительно маг, которому известно все, Женя отметал напрочь. Он никогда не поверит, что Владимир Владимирович Андреев - реинкарнация знаменитого графа Сен-Жермена, как тот утверждал о себе на лекциях.
«Все должно быть проще и в то же время сложней»,- твердил Ромашов про себя. Ему с Караваевым удалось заинтриговать Алхимика, это было хорошо. Но то, что Женя пока не понимал его мотивов, было плохо. Очень плохо. Внедряясь к Алхимику в Институт, он был обязан разыграть свою партию без единой фальшивой ноты.
*
[b]Ниже, на форуме - фотографии города Тверь (не пропустите, если вам интересно)
...