Сказочные Вечеринки

На балу дама если и ест, то как птичка – с сожалением подумала Нина. Конечно, не стоило пропускать обед, но кто же виноват, что закуски от мсье Жоржа оказались такими вкусными.
И все же Чарская решила не злоупотреблять, тем более, впереди танцы. Она тепло поприветствовала Элен Артемьеву и Докки Аристову, упомянув, что девушки выглядят просто замечательно. Нина была искренняя в своих суждениях, обе дамы послужат отличным украшением бала.

- Да, Георгий Александрович. Я пропустила эту прогулку, но слышала от Долли, что ваше путешествие оказалось весьма увлекательным.


Нина мило улыбнулась, польщенная вниманием князя.
- С радостью, благодарю вас. Должна заметить, довольно неплохо танцую.
Что было истинной правдой, когда-то Чарская даже с блеском сдавала экзамен по бальным танцам. Нине почему-то вдруг вспомнился просторный зал Смольного института, ровные ряды воспитанниц в белых платьях, выстроенные парами. Танцевали они тогда друг с другом, поочередно примеряя роль дам и кавалеров.
А вот опыта в танцах с настоящими кавалерами у нее маловато. На правах компаньонки Долли она побывала на нескольких балах, но танцевала редко, решив, что это совершенно лишнее. Но отчего-то сегодня хотелось танцевать и веселиться, как в последний раз. Чарская чувствовала, что жизнь ее в скорости совершенно изменится, и где она окажется дальше – неведомо.
Звонкий смех Долли слышался из холла, она помахала рукой, когда Нина проходила мимо. Залы постепенно наполнялись гостями, которые переговаривались - восхищались убранством усадьбы и тихо сплетничали о знакомых и незнакомых людях.

Появление поручика Загряжского в буфетной вызвало некоторое оживление среди находившихся там барышень. Поручик уделил внимание каждой из них. И хотя это была обычная учтивость, принятая в дворянской среде, дамы были польщены. Его любезности не казались преувеличенными, а желание танцевать, а не подпирать стену бальной залы, отпуская ироничные комментарии в адрес танцующих пар, выглядело особенно похвальным. «Да, - вынуждена была признать Елена Петровна, глядя на Жоржа и чувствуя какое-то непонятное волнение в груди, - такие люди как он, кажется, одним своим приходом несут радость… И как ему только удается это? »
– Елена Петровна, за мной вальс и мазурка, если не возражаете, – напомнил он.
– Разумеется. – Елена вписала его имя и номер танца в бальную книжечку и тотчас спрятала ее обратно.
– Угостить вас чем-нибудь? – спросил он.
Елена взглянула на графиню Аристову, которая все еще держала в руке бокал с шампанским.
– Пожалуй, я бы выпила немного шампанского, - ответила она. – Здесь жарко…
Ей принесли бокал, и она сделала глоток. Шампанское неожиданно оказалось обжигающе холодным, так, что Елена едва не закашлялась и с трудом привела дыхание в порядок. Лицо ее от выпитого разрумянилось, а глаза приобрели красивый блеск.
Елена сделала еще два глотка и поставила бокал на стол, почувствовав, что больше нельзя – иначе будет кружиться голова в танце.
- Прекрасное шампанское, - сказала она с чувством. - Кстати, Докки, ты должна мне рассказать…
- Что именно? – спросила графиня, непонимающе глядя на нее.
- Каково это было – танцевать котильон с Георгием Александровичем в Петербурге? - спросила Елена.
Взгляд ее в этот момент был обращен не на графиню, а на Загряжского.

Нина Ивановна в самом деле не была в таборе, но расспрашивать, чем была занята девушка, Жорж посчитал неэтичным. Танцевать с ним она согласилась, отметив даже, что это ее сильная сторона:
– С радостью, благодарю вас. Должна заметить, довольно неплохо танцую, – улыбка озарила ее лицо, и, надо сказать, очень шла девушке.
– Буду рад соответствовать, – поклонился Жорж. – Тоже слыву неплохим танцором.
Элен попросила шампанского. Загряжский тоже пригубил и согласился с девушкой, что оно недурно.
Неожиданно Елена Петровна задала графине Аристовой вопрос, который несказанно удивил Жоржа.
– Каково это было – танцевать котильон с Георгием Александровичем в Петербурге? – спросила Элен, глядя при этом на него.
Что за игру она затеяла? Право, нелепица какая, взрослая вроде барышня. Конечно, забавно послушать, что думает Докки, сама, кстати, великолепная танцорка, о нем, но, ее ответ при мне может поставить и ее саму, и меня в неловкое положение. Не пойму только, зачем это Элен? Неужели она ко мне неравнодушна и так пытается заинтересовать? Или узнать мое отношение? Но, Бог мой, мы взрослые люди, можно же спросить...– эти мысли молнией пронеслись в его голове, и, поклонившись, Загражский произнес:
– Пожалуй, выскажу почтение и благодарности хозяевам дома, увидимся на танцах, честь имею, – и споро ретировался к принимавшим гостей Долли и генералу.
– Мое почтение, – раскланялся князь с Мещерским. – Должен заметить, что праздник великолепный, повар у вас выше всяких похвал, да и цыгане. – Он улыбнулся. – Буду рад визиту ко мне в Веселое.
Дарья Петровна стояла чуть поодаль с князем Трубецким, Жорж подошел и поздоровался:
– Дарья Петровна, князь, bonsoir, – Жорж наклонился поцеловать руку Долли. – Если не возражаете, Дарья Петровна, хотел бы ангажировать вас на полонез. Пойму, если на первый танец у вас иные планы. Тогда прошу оставить для меня вторую кадриль.

В бальной зале

Подошедший князь Загряжский галантно поздоровался и пригласил всех барышень на танцы. Докки согласилась оставить за ним котильон и немного удивилась, когда у Элен он попросил вальс и мазурку. Тот самый танец перед ужином, который девушка отдает не каждому кавалеру… У нее самой мазурка была еще свободна, и сейчас Докки была уверена, что откажет всем на этот танец, ну разве ее ангажирует Николай Александрович… но он просил только вальс. Докки отвлеклась на свои мысли и сначала машинально что-то ответила заговорившей с ней Элен, потом не сразу поняла заданный тою вопрос, поняв, удивилась.
– Каково это было – танцевать котильон с Георгием Александровичем в Петербурге? – спросила Элен, глядя при этом на Загряжского.
Докки тоже посмотрела на князя, поймав на его лице легкую смесь досады и удивления. Правда, он тут же раскланялся и отошел, и графиня облегченно вздохнула, поскольку не знала, как сказать то, что ей пришло в голову, в присутствии Жоржа.
– Понимаешь, Элен, – Докки поставила бокал на столик и доверительно взяла подругу за руку. – Офицеры все прекрасные танцоры, и князь – не исключение. И я танцевала с ним в Петербурге не только котильон. Но… – она сделала паузу и стала говорить много тише. – Когда танцуешь с мужчиной, который тебе безразличен, когда при касании рук не краснеешь, сердце не уходит в пятки или не стучит как бешеное, это просто танец. Танец как на уроке с танцмейстером – ты делаешь па, заученные с детства, ведешь светскую беседу, улыбаешься. И не важно – Петербург это, Москва или Энск. Ты просто танцуешь, не замирая душой, и тебе не так важно, кто именно танцует с тобой, главное, чтобы он хорошо вел в танце. Удовольствие ты получаешь просто от самого танца, а не от того, с кем ты его танцуешь.
– А ты уже замирала душой вот так, с кем-то? – не удержалась от вопроса Элен.
– Нет, – покачала головой Докки. – Пока нет. – Она снова взяла свой бокал и выпила шампанское. Залпом.

Те светлые времена, когда на балу заместо живых музыкантов будут играть диковинные фонографы, еще не наступили. А потому прибывшие музыканты заняли целый угол в зале и постоянно требовали то воды, то закрыть окошко, то открыть, то побольше свечей то удлинитель.
На кухне тоже царила суета. Матушка натирала серебряные подносы до зеркального блеска, слуги уносили готовые блюда, а Башмак выкладывал живописную гору из пирожных, таких крохотных, что проглотишь и не заметишь, но зато изукрашенных кремовыми цветами, будто живым букетом. Красотишша.
- Чего расселся-то! – сердито крикнул вездесущий Прошка. – Бери поднос с шампанским и неси!
Это нам не трудно, это мы пожалуйста.

Зала сверкала десятками свечей и натертыми зеркалами в золоченых рамах, блестел хрусталь в люстрах, сладко пахло духами и дамской пудрой, а в центре кружились пары. Эх, вот жаль, не умею я так изящно танцевать! Как говорила однажды Дуняша, искусство танца сводится к тому, чтобы дама успела вовремя убрать ноги, дабы не отдавил их партнер. Боюсь, что от моих ног ни одна дама не убережется. Зато я прекрасно пляшу под гармонику деда Матвея - вприсядку, да с коленцами, да вкруголя – ни один из этих господ так не сумеет, сразу запыхается!
- Не стой у стены-то, чай не барышня! – шепнул Прошка. – Лавируй! – и рукой волну показал.
Я покосился на бокалы с шампанским на своем подносе, растопырил под ним пальцы поустойчивей. Ну, ща попробуем. Кто не спрятался, я не виноват.

Бокалы оказались ребятами сговорчивыми, звякали, но держались, пока мы с ними лавировали, лавировали, да не вы… лари…лави… ларир-во-ва-ли – поднос опасно накренился, когда я увернулся от резвой танцующей пары – но! – всё обошлось. Зато я оказался вблизи белокурого князя с Дарьей Петровной и успел услышать, как тот шепнул ей:


Ишь, какой прыткий! Вот как дрогнет у меня рука – и как ты будешь танцевать в мокрых брюках? И вообще, Пал Палыч далеко не успел уйти, так что свататься - туда!

Демидов балы терпеть не мог, но посещал, за надобностью. А что делать, тем более, Долли огорчать нельзя. Он поприветствовал хозяйку и генерала, а потом направился в залы, где звучала музыка.
- Танцы еще эти - Сергей Сергеевич покачал головой, глядя на парочки с нетерпением ожидающие начала. Он, с его истинно богатырской наружностью, не обладал должной элегантностью и легкостью, чтобы скользить по паркету. Прекрасно это знал и даже с открыто заявлял, что сущий медведь в этом вопросе.
Демидов перехватил бокал с шампанским с подноса у Яшки недовольно покосился.
- Ну, что это на один глоток...голубчик, давай сразу три...а вообще оставляй весь поднос - Демидов подмигнул Яшке и мигом опрокинул в себя сразу два бокала.

Гости все прибывали и прибывали, залы усадьбы наполнялись разодетыми дамами и кавалерами. Долли вместе с дядюшкой приветствовала гостей, отпускала комплименты нежным дебютанткам, хвалила фасоны платьев и отмечала, какие дивные погоды нынче стоят. Словом, делала все то, что подобает в светском обществе.
Долли улыбнулась.


- Желаете ангажировать меня на все танцы, Аркадий Григорьевич? А как же обязанности хозяйки дома, к тому же, это будет считаться верхом неприличия - но лукавый взгляд Долли, брошенный на князя Трубецкого, говорил совсем об обратном.


- Посмотрим, Георгий Александрович, этот вечер обещает стать полным сюрпризов. Так уж и быть, кадриль за вами.
И вот спустя немного времени, гости чинно выстроились в бальной зале, ожидая начала танцев. Павел Павлович произнес первый тост - здравицу за Государя, второй - за именинницу.
Долли вышла вперед и поблагодарила собравшихся. Настало время открывать бал.
Мещерская особенно любила вальсы, поэтому пожелала исполнить один из них. Хотя, вальсов сегодня должно быть несколько.
Она шла с нарочитой неспешностью, делая вид, что выбирает кавалера и рассматривает гостей, хотя выбор был сделан уже давно.
Долли остановилась рядом с князем Трубецким.
Аркадий улыбнулся и подал ей руку.
Тут же зазвучала музыка. Сначала они танцевали только вдвоем, притягивая к себе восхищенные взгляды и вызывая перешептывания кумушек. А потом к Долли и Аркадию стали присоединяться другие пары, постепенно заполняя все пространство.


_________________

В процессе написания письма Алексей начал сомневаться, но решительности ему вновь прибавила анисовая. Хорошо потекла в горло. Изложив деду все, что думал о нем, а также обозначив план своих дальнейших действий, дабы светлейший не волновался о будущем внука, передал запечатанный конверт Прохору. Уж тот проследит, чтоб отправлено было без промедлений.
Близилось время бала, к которому требовалось подготовиться с не меньшей тщательностью, чем к столичным приемам. Фамилия открывала перед ним многие двери, которые легко захлопнулись бы без поддержки деда, однако в этом доме для генерала Мещерского он был сыном хорошего друга и собирался воспользоваться добрым отношением. Воронцов помнил давнишнюю осеннюю традицию охоты на тетерева и троих участников этого мероприятия: хозяина усадьбы, его отца и человека, находящегося за пределами империи.

Убранство залов в свете свечей демонстрировало изысканный вкус Долли. Она принимала гостей, улыбалась им лучезарно и смеялась, глаз сияющих не сводя с Трубецкого. Порой Алексей видел эту искренность в гостиных светских особо столицы, когда пересекались взгляды влюбленных. Такое легко заметить и нетрудно угадать, что думал о воркующих голубках генерал Мещерский.
- Надеюсь, вас скоро можно будет поздравить, - негромко произнес Воронцов, обратившись к хозяину дома.
- Ваши бы слова да Богу в уши, потому как молодежь нынче ветрена, - ответил тот, пригубил шампанское из хрустального бокала и с прищуром посмотрел на Алексея. – Однако ж вы не ради этого пришли ко мне.
- Вы как всегда проницательны, - он улыбнулся поверх своего бокала, который взял с подноса еще на входе в бальный зал, но не спешил опустошать. - Мне бы потолковать с вами завтра поутру. Это очень важно.
- Утро вечера мудренее, - согласился Мещерский. – Жду вас, юноша, до завтрака у себя в кабинете, коль не проспите до полудня.
Бал начался. Тост за Государя и звон бокалов, тост за именинницу и снова звон, перетекающий в звуки вальса. Алексею нравился этот танец, возможно, тем, что был любимейшим для бабушки, которой голову кружило от воспоминаний молодости и бытности фрейлиной ее величества. Когда внук подрос, она танцевала с ним и ругала строго за малейшее отсутствие грации. «Веди себя достойно, как мужчина из семьи Воронцовых, а не как неуклюжий лягушонок» - едко замечала бабушка, касалось это не только танцев, но и множества других вещей. Она была строга и требовательна в не меньшей степени, чем дед, но умела быть снисходительной и доброй. «Не слушай деда, мой дорогой, езжай с отцом на охоту. Немецкими речами тетерева не сразить, подтяни свои навыки стрельбы» - объявляла она при светлейшем князе Воронцове и учителе немецкого своего внука.
Алексей обвел взглядом гостей, среди которых обнаружил «снежную» подругу хозяйки вечера в переливающемся серебром платье. Элегантно, сдержанно, красиво. Он думал об их соглашении и все более склонялся к тому, что поймал удачу за хвост. Нашел возможность не считаться обязанным кому-то из знакомых и едва ли вообще мог быть обвинен в корыстности.
- Нина Ивановна, окажете мне честь, если следующий танец свободен? – он предложил ей раскрытую ладонь. - А если занят, то придется вас украсть у кавалера.

Вы никогда не пересечете океан, если не наберетесь мужества потерять берег из виду. (Христофор Колумб)

Мне нравилось играть с собой в тишине, под трели птиц за окном, ветер развевал легкие шелковые занавески, из комнат доносились звуки музыки. Подготовка к балу почти завершена, следовательно, нужно решить - пойти или нет. Составлять планы на танцы не имеет смысла, просто потому, что единственным дальним родственником столь же высокого статуса был тот, кто опредлененно не станет ангажировать для этого меня. В ближнем кругу государя знали, что приглашать того, чей путь уже сложен и одобрен самим императором, не стоит, если вы не состоите в отношениях достаточно близких - родственных или дружественных. Но и проигнорировать я не могу - это будет неуважительным поступком, именинница заслужила свой праздник.
- Ты все же решила выступить? - нарушители спокойствия пожаловали.
Ну, они растут над собой, постучали для начала, и мне не пришлось искать меч-бабочку. Будь ты трижды великой княжной, осторожность никогда не помешает. В моем случае, даже не помешает, а должна быть константой.
- Я над этим думаю, - что ж, мои пирожки, что напекла Анисья, вы уже успели уничтожить, теперь стремительно исчезали с подноса пирожные работы месье Жоржа. - Что скажет разведка?
- Сюда они сунуться не рискнули, все же, чай, не дураки, в поместье Мещерских заявиться.
- А жаль, жаль... Хотя, так даже веселее. Будем ловить их на живца!
- Живца они будут ждать в первую очередь, но если так суждено, пусть игра пройдет по нашим правилам.
Готовиться к балу было привычно, но несколько утомительно, особенно с локонами, но тут уж я могу пенять только на себя - ханьфу было, золотые драконы были, в этот раз я склонна выбрать что-то более... европейское. Вышивка на этом платье ручной работы, я привезла с собой наряды из путешествий по Европе и сейчас именно это, оливковое, мне казалось наиболее подходящим к украшению, что все это время лежало в резной шкатулкке - почти копиии той, что кружила по моей комнате в родном доме Александра. Сопровождающие мне не нужны, в данном случае, это преимущество статуса. Шелковый веер, из изысканного кружева и тонкими стальными спицами, на концах красовались золотые бусины, но если их снять, он вполне мог быть оружием. Не чета тем, что я привезла из Китая, но те слишком... явно не для светских мероприятий. Что ж, я определенно попрошу испечь еще пирожных, мои спутники, гроза павлинов в саду Мещерских, шли позади, и мне не нужно было отвлекаться, разве что поприветствовать Павла Павловича и кивнуть, мимолетно и не слишком заметно, чтобы это было принято как панибратство с теми, кто знал меня достаточно близко. Отдельное спасибо, что обошли поднос с напитками, я предпочитаю не шампанское, а вот вино купца Демидова было недурным, весьма недурным. Сравнительно уединенное место было рядом со столом, мягкий диванчик очень кстати, как и бокал алого душистого вина. Нужно поговорить с Сергеем Сергеевичем и приобрести пару бочонков сего произведения искусства, и дедушка, и отец, и дядюшки вина из именитых виноградников уважают. Может, взять один с собой?.. Стоит показать, что не только Италия славна ими, невероятными напитками. Похоже, о письме я поведаю... не сегодня. Но это станет замечательным продолжением и, возможно, началом чего-то интересного.

-
– А ты уже замирала душой вот так, с кем-то? – не удержалась от вопроса Елена.
– Нет, – покачала головой Докки. – Пока нет.
- Вот как! - ответила Елена, покачав головой, и с вызовом посмотрела на Евдокию Ильиничну. – Ты говоришь сейчас со мной, словно директриса гимназии! Вроде бы все правильно, но … - она на минуту запнулась, - несколько запоздало учить. Со мной все это уже было, поверь. И замирание сердца, и дрожь в теле, и головокружение, как от выпитого бокала шампанского. Ощущение счастья. И все это при виде одного-единственного мужчины, который на деле оказался не тем, кем хотел казаться. Но танцор он был прекрасный. – Она усмехнулась. – Прости, Докки, не знаю, зачем я это сказала… Ты ведь не могла этого знать…
Сказав это, Елена Петровна быстрым шагом вышла из буфетной и бросилась искать отца. В глазах у нее стояли слезы. Хотелось тотчас сбежать и из бальной залы, и из дома Мещерских.

Дарья Петровна согласилась на кадриль, правда, с некоторой неохотой. Что, впрочем, можно было понять – обязанности хозяйки бала не всегда давали возможность распоряжаться собой.
Прозвучали здравицы в честь именинницы, и был дан знак оркестру начать бал. Жорж ждал обычного в таких случаях польского, но заиграли вальс, что его даже порадовало – вальс ему обещала Элен, и он пошел искать ее, лавируя между танцующими.
Девушка нашлась на выходе из бального зала в совершенно смятенном состоянии.

– Елена Петровна, что с вами? – Жорж остановил девушку, осторожно взяв ее за руку. – Вам нехорошо? Может быть воды? Или, хотите. пройдем на воздух? – напомнить Элен, что этот вальс она обещала ему, Жорж не решился. Девушке явно было не до танцев.

До бала

Доброслав успел выполнить все, что запланировал. И даже больше. Слуга принес ему теплой воды, чтобы тот смыл с себя грязь, пот и даже осточертевший черничный сок с пальцев. Перед зеркалом в комнате Миролюбский предстал абсолютно обновлённым, как будто вернувшимся в раннюю юность, настроенным на изучение огромного мира. С любопытством ребенка и интересом взрослого, который понимает что и зачем делает. Готовым не только познавать себя, но и изучать людей, их отношения друг с другом и миром. Потому что поэта всегда интересовали причинно-следственные связи, реакции, мысли, действия на раздражителей и разные ситуации.
Миролюбский ощущал себя готовым брать всё, что дает ему мир и люди.
Потому что Слава вдруг ясно осознал, что любит их. Со всеми изъянами и неидеальностью. Он был убежден, что в итоге все равно победит добро, красота, любовь. И ему хотелось в этом участвовать.
Ему впервые за долгое время действительно хотелось окунуться в общество людей, разных, уникальных, со своей историей, опытом, видением. И это было так интересно, так вдохновляюще. Хотелось чувствовать себя частью этого общества. Не номинально, а по-настоящему.
Миролюбский вдруг четко осознал, что благодарен всем, кто когда-то пересекался с ним. Благодарен всему, что происходило с ним. И хорошему, и плохому. Ведь именно это делало из него такого человека, каким он являлся сейчас. Поэт понимал свою неидеальность. Стоя перед зеркалом в гостевой комнате, он касался кончиками пальцев шрама на руке. Раньше тот казался черной меткой, а теперь – оберегом. Доброслав подозревал, что шрам останется с ним навсегда, но он и не хотел с ним расставаться. Он хотел оставить его в качестве напоминания о том прожитом опыте неразделенной любви, коварстве, хитрости, злобе, жадности, зависти. О тех мирских страстях, которые неизбежно проживают души, которые приходят в этот мир.
Миролюбский знал, что здесь не просто так. И факт, что он пока еще не обрел то, к чему стремился, означает лишь то, что на это требуется больше времени и сил. А никак не говорит о его какой-то неудачливости или безнадежности. После встречи с цыганкой поэт очистился, его взгляд на мир из мутного превратился в ясный и четкий. Доброслав стал смотреть на свою жизнь с надеждой. А еще с пониманием, что она конечна и прервётся в какой-то момент. Но до этого ему нужно успеть очень многое.
Поэт хотел оставить след о себе. Хотел подарить этому миру новых людей. Хотел сделать свою жизнь максимально интересной и запоминающейся. Чтобы о нем говорили через года и даже столетия. Чтобы его поэзия жила не только на страницах книг, но и в сердцах людей. И Доброслав знал, что способен это сделать.
Надевая свой парадный костюм и причесывая вихры на модный манер, поэт смотрел на свое отражение и видел перед собой молодого человека, который жаждет жить. Он может привлекать внимание и находить среди людей своих. Тех, кто будет его понимать и кому он сам станет поддержкой. И в этом находился самый главный смысл жизни. Ее суть.
И самое главное. Проживая эту жизнь, Доброслав научился давать себе право совершать ошибки. Как любой человек. Он мог делать что-то не правильно, не так, как другие, говорить то, что кому-то не нравится, даже иметь отличное от всех мнение. Революционное в глазах других, но честное – в своих. Миролюбский понимал, что это только его путь. Только он лучше всего знает как его пройти правильно для себя, а не кто-то другой.
До начала бала оставались считанные минуты, но Доброслав почувствовал острое желание сесть за стол и написать новое стихотворение:
Они льются из сердца, из нутра, от души,
Мысли сложены в рифму от низов до вершин,
От начала до точки и до края земли,
Куда нет места людям, не плывут корабли.
Вирши пахнут цветами и сладки словно мёд,
Ими грезят ночами, в них судьбы поворот,
Невозможно не слышать, стучат в окна и дверь,
Наступают дождями, тихо воют как зверь.
Тем стихам, что рождаю, нет пределов и цен,
Просыпаются с маем, поднимают с колен,
Глаза всех должны видеть и узреть что внутри,
Вызвать радость и слезы и с собой примирить.
Стихотворение было небольшим, но очень искренним. Миролюбский не отказал себе в удовольствии выплеснуть его на бумагу. Чуть подумав, он превратил лист в письмо редактору, с которым когда-то хотел иметь дело. Стих с короткой припиской о том, что готов работать над сборников лирики и приедет в Петербург, чтобы обсудить детали контракта, если это еще актуально, подарил новую волну вдохновения. Доброслав написал в письме о том, что вышел из кризиса и готов на труд, на то, чтобы ни одно его произведение не легло грузом в стол. Чтобы создать что-то действительно нужное людям. Дать миру то, что ищет выходы. Вдохновение пришлось на время усмирить. Его ждали бал, люди, танцы.

– Елена Петровна, что с вами? Вам нехорошо? Может быть воды? – голос Загряжского слышался словно издалека, хотя он стоял рядом и даже взял ее за руку.
- Ничего не нужно, благодарю, Жорж, со мной уже все хорошо, - ответила она, быстро сморгнув слезу, и немного досадуя, что поручик застал ее в таком состоянии. «Боже мой, какой дурочкой я сейчас, должно быть, выгляжу в его глазах!»
Он все еще удерживал ее руку в своей крепкой ладони, и она чувствовала тепло, проникавшее через пальцы, и боялась пошевелить ими, чтобы это приятное тепло никуда не исчезло.
Бальная зала была полна нарядных гостей. Но вот грянули первые такты музыки, и пары танцующих вышли в середину залы, именинница, разумеется, шла первой под руку с князем Трубецким.
К удивлению Елены, вместо полонеза, открывающего бал, музыканты заиграли вальс.
- Или, хотите, пройдем на воздух? – спросил в этот момент Загряжский.
– Нет. – Она покачала головой и улыбнулась. - Я, кажется, обещала вам вальс, поручик. И не собираюсь отказываться от своих обещаний. Так как? Вы готовы закружить меня в вальсе?

Элен быстро собирается, сказывается воспитание, не позволяющее показать миру. что у тебя на сердце
и уверена, что готова танцевать вальс.
– С удовольствием, Елена Петровна, – Жорж выводит девушку к танцующим парам, ловит такт, и они начинают кружиться в вальсе. – В два такта или в три? Не слишком быстро, вы не устали? – спрашивает он, с улыбкой глядя на партнершу. – Надеюсь, мое умение вальсировать вас не разочаровало? Вы обворожительно выглядите и, смею заметить, улыбка вам гораздо более к лицу. – Они проходят еще один тур. Жорж улыбается, глядя на Элен, а в голове стучит: кто или что ее так расстроило? вряд ли графиня нелестно отозвалась в мой адрес. Возможно, это что-то из прошлого, то самое, из-за чего она сторонится мужчин? Черт, и ведь не спросишь... Только если сама расскажет.
Вальс заканчивается.
– Елена Петровна, благодарю за танец, – Загряжский целует пальцы Элен. – Вас проводить к отцу, в буфетную или на воздух?

Вальсировал он, в самом деле, блестяще. Так, что скоро у Елены Петровны начала кружиться голова, но сказать об этом Жоржу она не решилась, и взамен произносила по-французски: « Encore… Encore…»* .
– В два такта или в три?
- В два!
- Не слишком быстро, вы не устали? – спросил он, с улыбкой глядя на партнершу. Они сделали уже три круга по зале.
- Нисколько! – Ей было весело.
Они скользили по паркету между пар легко и изящно, словно танцевали вместе уже сотню раз. Взгляды их, устремленные друг на друга, будто говорили: ну же, смотрите, как это хорошо выходит у нас!
– Надеюсь, мое умение вальсировать вас не разочаровало? – спросил поручик, когда танец закончился.
- Скорее, наоборот,- ответила она, запыхавшись.- Merci, monsieur**.
– Елена Петровна, благодарю за танец. – Загряжский поцеловал пальцы Элен. – Вас проводить к отцу, в буфетную или на воздух?
- К отцу, - попросила она и улыбнулась. – Он должен мне танец.
- Как скажете. – Жорж поклонился и повел ее к Петру Николаевичу, который все это время стоял у стены рядом с генералом.

*Encore (фр) - Еще.
** Merci, monsieur (фр). - благодарю, сударь