Сказочные Вечеринки

Докки немного витала в облаках после выпитого почти на голодный желудок шампанского, а потом вдруг поймала вызывающий взгляд Элен и услышала ее слова.
– Ты говоришь сейчас со мной, словно директриса гимназии! Вроде бы все правильно, но несколько запоздало учить. Со мной все это уже было, поверь. И замирание сердца, и дрожь в теле, и головокружение, как от выпитого бокала шампанского. Ощущение счастья. И все это при виде одного-единственного мужчины, который на деле оказался не тем, кем хотел казаться. Но танцор он был прекрасный. – Она усмехнулась. – Прости, Докки, не знаю, зачем я это сказала… Ты ведь не могла этого знать…
Это было странно, нелепо, в общем-то даже обидно. И хоть Элен извинилась, Докки все равно осталась стоять, как оплеванная. Элен убежала чуть не в слезах, Докки смотрела ей вслед и абсолютно не понимала, что только что произошло.
Что это было? За что она со мной так? Директриса? Поучительный тон? Я просто поделилась тем, что на сердце… Да. наверное, попала на больное, но я же не знала… Эта грубая отповедь – за что? Мы не виделись меньше года, и я всегда считала Элен подругой. С самого детства… А она… Скажи она мне все это наедине, я бы поняла и даже как-то утешила, потому что явно это какая-то рана, нанесенная ей мужчиной, и рана, что еще болит. Да, будь мы наедине, но так посреди бальной залы… Она вроде бы не хотела меня оскорбить, надеюсь, не хотела, и все же… – к горлу подступил комок, а к глазам слезы. Докки реально не понимала, какая муха укусила Элен – сначала нелепый вопрос о мужчине в его присутствии, потом эти слова. Докки хотела тоже сбежать куда-нибудь, чтобы просто успокоиться, но тут все зашумели, потом затихли, начали говорить поздравления имениннице, а потом зазвучали первые такты музыки. Докки ожидала полонез, который можно будет постоять у стеночки, но оркестр заиграл вальс…

- Я смотрю, вы привыкли добиваться своего, Алексей Михайлович - тем не менее, Нина вложила свою ладонь в его - Но я хочу танцевать и охотно приму ваше предложение.
Чарская и Воронцов в числе других пар вскоре закружились в бальной зале. Молчать при этом как-то было не принято.
- Позвольте полюбопытствовать...
- Любопытство - это ваша основная черта характера, я полагаю.
Нина усмехнулась.
- Если вам так угодно. А ваша? Я ведь о вас ничего толком не знаю, кроме того, что мы с вами из совершенно разных миров. Вы - богаты, я - нет, перед вами все дороги открыты, мне же все с трудом давалось.
- Зачем вам это? - тихо просил Алексей, приблизившись к ней в очередном па.
- Предпочитаю знать, за кого выхожу замуж. Даже фиктивно.
Воронцов вздохнул.
- И о чем же вы хотели спросить?
Нина глубоко вздохнула. Девушка была смущена, но все-таки спросила.
- Те векселя...вы игрок? Или... до зеленого змия охочи?

На балу

Доброслав вошёл в зал в числе последних гостей, но на то у него были веские причины. И поэтому укола совести он не чувствовал.
Бальный зал был огромным, просторным, светлым. Распахнутые окна и двери с выходами на балкон пропускали теплый летний воздух и сладкий аромат цветов из сада. Пузырьки шампанского поднимались со дна бокалов и пьянили воздух, создавая атмосферу праздника, беззаботности и веселья.
Доброслав ещё раз с удовольствием поздравил именинницу Долли и высказал свое почтение её отцу. Он понимал, что они рисковали, пригласив всех Миролюбских. Надеялся, что не испортил им планы своим присутствием.
Ведь не смотря на то, что никто из гостей ни словом не обмолвился о скандале, который произошел в Москве, никто не бросал на него обвинительных взглядов, Доброслав все равно чувствовал некоторое напряжение, которое исходило от некоторых. И принимал его с благодарностью. С благодарностью за то, что они отражали ему его собственные чувства, которые прошли. Этап самобичевания и впадания в жертву прошли.
Вокруг сновали слуги, разнося напитки и закуски. Доброслав оценил мастерство французского повара и выпил бокал игристого вина за здоровье Долли и процветание дома, в котором находился. Возможно, это было его очередной ошибкой. Потому что на голодный желудок выпитого оказалось достаточно для того, чтобы совершить абсолютно нехарактерный для себя поступок.
Гости танцевали и Доброслав не мог не восхититься умениями местных и приезжих барышень и господ двигаться в такт музыке. Он считал, что умение контролировать свое тело, управлять им напрямую связано с навыком управлять своими мыслями и жизнью в целом. Восхищался этим.
А те, кто не танцевал, оставались для поэта загадками. Среди собравшихся особенно выделялась, конечно, княжна Голицына. Не только своим статусом, но и роскошными густыми волосами цвета спелого пшена, не по возрасту мудрыми взглядами и бледностью кожи. Она была потомком великого знатного рода Российской империи и при этом не кичилась этим.
Доброслав прекрасно понимал, что его скандальная репутация, по крайней мере сейчас, не позволит ему подойти и пригласить на танец кого-то из зала. Он откровенно боялся поставить себя и даму в глупое положение. Ведь вероятность отказа была велика. Кому-то Миролюбский мог казаться слишком молодым, кому-то – недостаточно знатным и богатым. Но у княжны Голицыной, как ему казалось, вообще не было каких-то оценочных суждений по отношению к людям, к нему в частности. Она принимала всё и всех со свойственной аристократии многовековой мудростью. В ней не чувствовалось желания нападать.
Доброславу казалось, что если он подойдет и предложит повальсировать Елизавете, она воспримет это как комплимент, а не как желание очернить ее и испачкать в своем провале. Поэтому Миролюбский, когда зазвучали первые аккорды нового вальса, подошёл к той, о ком думал последние 20 минут. К той, на чьих хрупких плечах лежала большая ответственность, которую не вынес бы каждый мужчина. Точно не такой, как он.
Почтительный поклон и протянутая рука.
– Княжна, не соблаговолите ли украсить этот вечер танцем со скромным ценителем вашей уникальности?
Елизавета, кажется, была удивлена и обескуражена подобным предложением, но быстро взяла себя в руки и кивнула в знак согласия. Доброслав почувствовал, как в его ладонь легла тонкая рука с длинными музыкальными пальцами. Пара вышла в центр и влилась в танец. Затерялась среди других.
И поэт только в этот миг осознал, что натворил. Потому что ему нужно было что-то говорить, а он просто не мог открыть рта от волнения. Он чувствовал, как вспотели ладони, а во рту, наоборот, стало сухо. Язык прилип к нёбу.
Несколько раз Миролюбский вдохнул и выдохнул для того, чтобы собраться, успокоиться и начать светскую беседу. Он спросил, как княжне этот вечер? Довольна ли она тем, что приехала сюда, в Энск? Что больше всего ей запомнилось и планирует провести остаток лета?
Доброслав смог собраться и решил для себя следующее. Если сама Княжна Голицына была столь милосердна и не отказала ему в танце, отвечает на его вопросы, то это можно считать хорошим знаком. Это дарит ему надежду на то, что он может вновь доверять женщинам и найдет в одной из них свою судьбу.

Спальня

Проводив графиню в усадьбу, Звегинцов поднялся в отведенную ему комнату, чтобы привести себя в порядок перед балом, но привычные действия выполнял механически, полностью погрузившись в размышления.
До сего дня он воспринимал Евдокию Ильиничну исключительно как соседскую дочку и относился к ней если не как к ребенку, то уж точно как к совсем юной барышне. Он, конечно, видел, как из нескладного подростка та превратилась в красивую девушку, но приблизительно на этом моменте его восприятие и законсервировалось. Если бы неделю назад кто-то вдруг спросил у него, сколько лет дочери графа Аристова, он бы сперва подумал, что лет восемнадцать, и лишь потом сообразил: она никак не может быть всего на три года старше Анюты. Оказывается, Евдокии Ильиничне уже двадцать шесть. Взрослая барышня. Красивая. Образованная. Воспитанная. И с характером, позволяющим во многом пренебрегать условностями. Не во всем, ведь только накануне графиня сожалела, что не может выписать себе интересующие книги и журналы, но достаточно, чтобы порезвиться в реке, когда того хочется, или же признаться мужчине в симпатии.
В том, что речь шла именно о симпатии, а не о любви, Звегинцов не сомневался, но взаимные симпатия и уважение вполне могли оказаться гораздо более прочным фундаментом для брака, нежели пылкая влюбленность. Некогда они с Анной очень любили друг друга. Их чувства были очевидны настолько, что граф Вонлярлярский решился даже побеспокоить государя, испросив разрешение на брак. Как показало время, в брачных ограничениях для офицеров все же содержалось рациональное зерно. Звегинцов считал, что именно время и стало главной причиной разрушения их семьи. Они поженились совсем юными: ему было девятнадцать, Анне – и того меньше. За прошедшие годы оба сильно изменились. Анна увлеклась духовными поисками, заразилась от обитателей соседнего с ее обожаемым Кривцовым имения идеями всепрощения, опрощения и прочего вегетарьянства, на этой почве сошлась с мужчиной, разделявшим ее взгляды. Точнее, взгляды графа Толстого. И если интерес к другому мужчине Звегинцов еще мог понять, в конце концов, сердцу не прикажешь, то желание идти вослед за графом босиком по пашне понимать отказывался. И решительно воспротивился попыткам воспитывать дочь в духе «любви к ближнему» в понимании возомнившего себя новым Мессией бумагомарателя. Собственно, он и развода добивался именно для того, чтобы оградить Анюту от этого суебесия. Однако развода оказалось недостаточно.
Звегинцов с неудовольствием вспомнил вчерашний визит бывшей жены. Насколько он знал Анну, гордость не позволила бы ей незваной являться в его дом, если бы там жила другая женщина. Так почему бы и не привести в дом новую хозяйку, благо, повторный брак запрещен лишь для виновной в разводе стороны. Евдокия Ильинична ему, несомненно, нравилась, да и как может красивая интересная девушка не нравиться! С ее слов, симпатия взаимна, а любовь может прийти и позднее. Конечно, мать Анюте графиня заменить не сможет, слишком молода, но, если получится, сможет стать ей старшей подругой, что уже немало. А он, со своей стороны, может обеспечить графине привычный образ жизни с охотами, журналами о механике и прочими развлечениями, недоступными одинокой барышне.
В общем, полдела сделано, осталось убедить графиню.

Бальная зала

То ли размышления поглотили его настолько, что он совсем потерялся во времени, то ли бал начался на удивление рано, но в зал Звегинцов вошел под первые ноты вальса. В пропущенном полонезе особой беды не было, все равно Звегинцов никого заранее не приглашал на этот танец, но теперь возникали сомнения, а сколько танцев он вообще пропустил? Евдокия Ильинична обещала ему второй вальс. Может ли такое быть, чтобы он и первый вальс умудрился не услышать? В любом случае, Звегинцов счел нужным немедленно отыскать графиню.
Она стояла у накрытых столов, в светлом платье с нежной пушистой отделкой, умопомрачительно красивая и, как ему показалось, сильно расстроенная.
«Вот болван!» - мысленно обругал себя Звегинцов. – «Надо же было так опростоволоситься».
Уверившись, что и впрямь успешно проворонил несколько танцев, он поспешил к девушке.
- Евдокия Ильинична, увидев вас, я, наконец, понял, что хотел сказать Пушкин, описывая Царевну-лебедь:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает…
Вы – ослепительно прекрасны! Надеюсь, ваше великодушие не позволит вам долго гневаться на меня за опоздание, и вы также продемонстрируете, что означает «выступает, будто пава», украсив своим участием этот великолепный вальс!
Он улыбнулся и уже другим тоном мягко произнес:
- Простите меня, Евдокия Ильинична, я не хотел вас расстроить. Сам не могу понять, как умудрился пропустить начало бала.

Бальная зала

Докки, наверное, все-таки убежала бы – передохнуть и прийти в себя, поскольку обещан у нее был только котильон князю Загряжскому и второй вальс Звегинцову, так что время было, но едва она вознамерилась совершить побег, появился Звегинцов с Пушкиным и комплиментами. Докки сначала растерялась от такого неожиданного напора – стихов ей никогда не читали, потом обрадовалась, посмотрев в глаза Николая Александровича и понявпо блеску его взгляда, что комплименты искренни, а еще Звегинцов понял, что она расстроена, снова почувствовав ее настроение, уже не в первый раз. И такое необычное приглашение. Она как-то сразу успокоилась и вложила свою руку в его, готовая танцевать. А еще – довериться.
– Простите меня, Евдокия Ильинична, я не хотел вас расстроить. Сам не могу понять, как умудрился пропустить начало бала, – мягко произнес Звегинцов.
– Рада видеть вас, Николай Александрович, – улыбнулась Докки. – Смею вас уверить, причина моего расстройства не вы и вы ничуть не опоздали. Польский сегодня отменили. Этот вальс – первый танец бала. И я готова танцевать его с вами. Расстроила же меня Элен. Она сначала спросила при князе Загряжском, хорошо ли мне было с ним танцевать ранее, а после, когда я поделилась мыслями, что удовольствие от танца во многом зависит для девушки от того, с кем она танцует, она отчитала меня. И голос ей мой не понравился, и тон… Не знаю, право, какая муха ее укусила. – Докки уже и на Элен к этому моменту не сердилась, увидев, что та вальсирует в паре с Загряжским, и даже не знала, права ли, рассказывая это Звегинцову, но ей требовалось поделиться кем-то, и при этом стало неожиданно очевидно, что довериться, чтобы ее поняли и не высмеяли, она может только Николаю Александровичу. Как странно, – подумала вдруг Докки. – За один день он стал мне ближе подруг. Разве такое бывает? И сейчас я чувствую именно то, что говорила Элен – и трепет души, и теплоту сердца, и мне так радостно танцевать этот вальс, как никогда прежде, и дело не в том вовсе, что мой партнер великолепно танцует, а в том, что это именно он. Жаль только, что вальс скоро кончится. Сказать ему, что у меня свободна мазурка или это неприлично?

- А с кем это танцует мадемуазель Артемьева? Я не видела его раньше в нашем уезде.
- Вы лучше гляньте туда, господин Звегинцов любезничает с девицей Аристовой!
Долли и Аркадий сделали перерыв между танцами и она вернулась в буфетную. Шампанского больше не хотелось и Мещерская попросила князя принести ей лимонаду. Не успел он возвратиться, как девушка оказалась в плену и двух старых уездных кумушек.
- Ах, Долли, вы что собираетесь танцевать и третий танец с князем Трубецким? Весьма опрометчиво с вашей стороны, дорогая…как бы ни вскружил он вам голову!
- …пойдут разговоры…сейчас такое твориться…а вы девица молодая, незамужняя…
- Хотя, вот я в двадцать два года уже не только замужем, а даже вдовая была!
Разговоры и сплетни от вас и исходят – подумала Долли.
- Что-то будет непременно…я во сне видела сырое мясо – верный призрак роковых событий.
Мещерская усмехнулась.
- Авдотья Ильинична, а вы мой сон не растолкуете? Вот прошлой ночью, сниться, да так явно, словно наяву, что стою у себя в спальне в одной сорочке и вдруг вижу, что в окно ко мне лезет молодой офицер…лицом вылитый его высочество…
Авдотья Ильинична поперхнулась шампанским. Ее подруга принялась истошно махать веером.
-…взбирается он по подоконнику и проникает ко мне в комнаты… – Долли понизила голос до шепота и обе дамочки придвинулись вперед - …хватает за плечи, прижимает к стене, подается вперед и…
Кумушки затаили дыхание.
- и…я проснулась. Что это может значить?
Та не знала, куда деть глаза. Веер наперсницы двигался с такой скоростью, что у нее точно заболеет потом рука.
- Нет толкования? – Долли деланно вздохнула – Как жаль. Прошу меня извинить.
И с торжествующе улыбнулась, заметив рядом Аркадия. Князь явно слышал все, что она говорила только что.
_________________

Танцевать с Воронцовым девушка не отказалась и, вероятно после встречи в беседке достаточно успокоилась, чтобы взять беседу в свои руки. Вполне естественно Нина желала больше знать о человеке, с которым на бумаге намеревалась связать свою жизнь. В угоду прагматичной стороне натуры она поспешила указать на это и задала несколько вопросов. Торопилась, будто бы Алексей мог растаять – хотя уж он точно не из снега, – однако танец в лучшем случае подразумевал короткие фразы в несколько слов.
- Не угодно ли вам пропустить следующий танец? – не утолив ее любопытства, произнес Воронцов. – На балконе сейчас свежо и тихо.
Нина поняла ход его мыслей, взмахом ресниц выразила свое согласие. Когда закончился вальс, они покинули бальный зал и с хрустальными бокалами в руках вышли на балкон в горящий румяным солнцем летний вечер. Алые лучи заиграли бликами на ее сверкающем серебром платье. Девушка остановилась у резных перил и подняла глаза на Алексея в ожидании ответов.
- И на кого же, по вашему мнению, я больше похож: на азартного игрока или на пропащего пропойцу? – он усмехнулся мягко, манерно, будто бы забавляясь возможностью вновь вести с ней диалог.
- Если вы изволите ребячиться, то я, пожалуй, вернусь в дом, - прозвучало негромко, но вполне четко и ясно.
Она ведь знала себе цену и вполне могла позволить подобного рода поступок, но все же проявляла интерес, хотела узнать его. И Воронцова это обнадеживало, не шло строгой «снежной» Нине обыкновенное праздное любопытство. Оно для сплетниц, не способных подобрать себе иного увлечения и занятия, не мыслящих выше, смелее.
- Вы изначально не совсем верны в рассуждениях. Я вовсе не богат, иначе сам бы рассчитался по векселям, ведь сумма карточного долга то не баснословная, вполне в рамках назначенного мне дедом содержания, - признался Алексей, впервые обсуждая свои денежные проблемы с кем-то кроме верного Прохора, который умрет, но лишнего слова об этом изо рта не выпустит. – Богат мой дед светлейший князь Воронцов. Вы ведь слышали о нем?
- Разве кто-то не знает генерал-губернатора Новороссийского? – девушка искренне удивилась тому, что казалось элементарным. Конечно же, кто не знал имени высокопоставленного чиновника, распоряжением императора блестяще управляющего южной жемчужиной империи. – Но я не понимаю, к чему вы ведете.
- К тому, что он богат, властен, а я раб его воли, - объяснил Алексей, поставив бокал на широкий поручень. – Я Воронцов, а значит должен представлять семью: посещать светские мероприятия в столице, занимать подготовленную в военном ведомстве должность, играть в азартные игры, оставляя за карточным столом допустимую для положения сумму. Мне и за артистками балета открыто влачиться позволительно, если не пересекаться увлечениями с представителями царской семьи.
- Зачем вы говорите мне такие гнусности? – прошептала смущенная Нина, потупив взор.
Ее ресницы густые и темные, как веер из черненых павлиньих перьев, бросили тени на щеки. Губы вздрогнули и в линию сжались, а на щеках румянец появился. То ли смущалась откровенности беседы, то ли гнев грел ее нежную кожу изнутри. Воронцов хотел бы знать, но спрашивать не стал. Едва ли барышня назвала бы истинную причину своего состояния, не руководствуясь тем, что в первую очередь считалось бы приличным в обществе. Однако ж она не убежала стремглав с балкона, слушала.
Алексей ощущал ее близость, как смесь разных видов цветов. Нескольких сортов пышных садовых роз и свежесрезанных пионов, которые бабушка княгиня Воронцова требовала к завтраку в центр стола на летнюю веранду. Утром они вместе смотрели на бескрайнюю морскую гладь и думали каждый о своем. Маленький Алексей представлял себя то бесстрашным путешественником, в плавание к дальним тропическим берегам под парусами уходящим, то писателем, сплетающим слова в рифмованные строки с той же изящной легкостью, как в произведениях Пушкина. Но никогда, вообще ни разу служащим военного ведомства – тоска и скука смертная. И тут вдруг столько лет и фантазий спустя она – Нина свободолюбивая и целеустремленная, настоящая в своих мечтах. Воронцов усмехнулся и отвел глаза, повернулся в профиль, за спиной оставив свет бальной залы.
- Разве в чувствах может быть что-то гнусное? – он не смеялся над ней, но голос лился привычным мягким звоном.
- Я не знаю, - гнев ее сменился растерянностью, взгляд метнулся к его профилю. – Вы влюблены в балерину?
- Будь оно так, не соглашался бы на ваше предложение, умолял бы деда не лишать меня содержания, - ответил Воронцов, взором обводя летний пейзаж. Он говорил себе, что дело в первую очередь в гордости фамильной, но все же сам не желал оставаться в столице, просиживать дни в кабинете среди воинской канцелярии, словно мышь в погонах. И блистательной «Дочерью фараона» не настолько дорожил. – Вы, Нина Ивановна, давеча о свободе говорили. Вот у меня ее сколько и все равно мало, когда любимое увлечение называют не иначе как бумагомарательством.
- Вы… - одному Богу известно, что она намеревалась сказать и оставила при себе.
- Думаю, что утолил ваше любопытство, - произнес Алексей, сделав шаг к Чарской. – Что же мне следует знать о вас? Только не говорите, что слишком заурядны, не нужно этих скромностей. Будьте чуточку тщеславны.

Совершенство воина – в бдительности, постоянной боевой готовности, в строгости, в искренности, в непроницаемом спокойствии. (Лао-Цзы)

Путешествия принесли многие знания, и одно из них - великолепие созерцания. Шахматные партии научили видеть целостную картину, каждую позицию на доске на ее собственной клетке, варианты ходов, вариации, комбинации, стратегии. Выбрать единственную верную, чтобы победить. Сейчас я сосредоточилась на первом - созерцании. Музыка была красивой, пусть и не трогала душу так, как в Органном комплексе Кафедрального собора Зальцбурга, на этом великолепном инструменте исполнял свои произведения Вольфганг Амадей Моцарт. Это был один из последних таких беззаботных вечеров. Сравнительно беззаботных, напоминаю и задумчиво покачиваю веером туда-сюда. Мне хотелось обрадовать Нину Ивановну и Дарью Петровну, все же мое обещание стипендии было для первой очень важным. Узнать больше информации о тех, кто следует за Александрой и зачем. Вложиться в театр Сергея Сергеевича, как и в железную дорогу имело смысл. Я люблю поддерживать то, что способно изменить мир, особенно, если я это могу. Интерес к Китаю теперь был более понятным, и так же совершенно невозможным. Мое будущее - не здесь. Это не имеет смысла. И я не могу, как дальний родственник, что так счастлив танцевать с Долли, поддаться эмоциям. Хотя желание взяться за гуань-дао иногда проскальзывало, все же братцу не стоило трепать мое имя. Танец дракона тоже красив, экзотически красив, но не для широкой общественности, увы...

Владеть собой - одно из качеств правителя, которому я должна была научиться, когда воля государя решила мой дальнейший путь. И поэтому я лишь слегка склоняю голову, выставив перед собой веер. Тот, с драконами и фениксами был красив, но подходил исключительно к восточному одеянию, этот был немного меньше, и на нем были изображены журавли. Почему именно я? Хотя, если проанализировать, то это... очевидно, для меня это всего лишь танец, и я как ценитель искусства и наук, кандидатура объяснимая. Ну, и мне никто не посмеет задавать вопросы. Уникальность... разве только я и мой дражайший дедушка в империи увлекаются путешествиями? Полагаю, что нет. А вот учат язык и культуру и достигают уровня, достойного рассуждений о великом мировом порядке, он же гармония Дао. Что ж, уникальность в этом есть. Тогда мне стоило бы сыграть на гуцине?.. 古琴 тут смотрелся бы, ну, примерно, как шелка с драконами. Оставлю их для будущей родины, там мою экстравагантность уже знали и находили даже милой.
- Я не стану спрашивать, почему. Но принимаю вашу просьбу, - мне не сложно было танцевать, я этому училась в детства, каждое движение оттачивалось до совершенства, это была единственная наука, пожалуй, кроме фехтования, что нравилась мне так же, как братцу Вальдемару военное дело.
А вот разговаривать, просто непринужденно разговаривать с кем-то кроме Александры, родственников и Ржевского, хотя последний шел комплектом с Александрой и личностью был довольно колоритной, но хорошо умел узнавать нужную информацию, было... несколько странно и немного затруднительно. Иногда мне проще было ответить пословицей, чем напрямую. Потому что я совершенно не умею утешать. Если это не моя драгоценная младшая сестра. Я не столь эмпатична и добросердечна, чтобы понять подобное. Или, когда достигаешь душевного равновесия, подобные эмоции и чувства ощущаются... слабо? Мои отношения - это в первую очередь дружба, взаимоуважение, взаимоподдержка, понимание. Не уверена, что смогу любить наследников, что станут править после меня, но постараюсь дать больше холодной отдаленности.
- 风无常顺，兵无常胜*. Верьте в себя, ищите путь, и я буду рада поддержать вас на нем, - к моей радости, вино еще оставалось, как и бокалы. Родословная и семья позволяют мне не делать книксен, если я не танцую с другим представителем столь же древней фамилии, а таковой был абсолютно и полностью очарован именинницей. Стоит пожелать им счастья и подарить пару немного... других шелков? Моя откровенно коварная улыбка успешно скрыта веером, какая же полезная вещь, на самом деле.
- Что же мне сделать, ваше высочество?
- Удивите нас, меня и мир, - разглаживаю легкие складки на платье, присаживаясь обратно. Шествовать из центра танцевальной залы было даже... забавно. У Александры будут вопросы. Я готова поспорить на Люсину попону, что задание Ржевский уже получил. - Vivez, monsieur, vivez. Trouvez la source qui deviendra pour vous de l’eau vive. La nuit peut être sombre, mais après la nuit vient toujours l'aube. Voyez-le et laissez sa chanson résonner dans vos poèmes. Nous attendons cela de vous. Lorsque vous êtes prêt, envoyez-nous ce que vous avez créé.
Правитель есть родитель своей страны, и мне стоит учиться разговаривать с подданными. Если мои слова могут хоть чем-то помочь, то я не стану в них отказывать. Сейчас поэт напоминал мне моего брата в те времена, когда он искал свой путь в жизни. Владимир и я свой нашли гораздо раньше. Ведь не зря мудрецы древности говорили, что стоит получить точку опоры, и человек способен на многое. А я, как покровитель науки и искусств буду только рада, если творчество, частично вдохновленное мной, будет жить в веках. Правители также не лишены толики тщеславия, вздыхаю я, мой наставник в далеком Китае был бы недоволен, я еще слишком подвержена искушениям. И такое искушение ждет впереди. Если уж Александра собирается быть живцом.
---
* 风无常顺，兵无常胜 (произносится как fēng wú cháng shùn, bīng wú cháng shèng). Значит "лодка не всегда будет плыть с ветром; армия не всегда будет побеждать". Эта пословица призывает нас быть готовыми к трудностям и неудачам: всё не может быть гладко постоянно.

На бале
- Что, Еленочка, понравилось ли тебе вальсировать с князем? – добродушно спросил Петр Николаевич, глядя на запыхавшееся румяное лицо дочери и улыбающегося Загряжского.
- Его сиятельство превосходный танцор, - ответила Елена Петровна с улыбкой. – Совсем как вы, папенька.
- Ну, будет тебе льстить, душа моя, - смеясь, промолвил Артемьев, но было заметно, что слова дочери были приятны его слуху. – Те дни, когда я затмевал всех танцоров в уезде, давно прошли.
- Неправда!- воскликнула Елена. - Не заставляйте меня при всех умолять вас танцевать. Кроме мазурки – ее я обещала князю. – И она посмотрела на Загряжского.
–Это так, – кивнул князь. – Но, возможно, у Петра Николаевича другие планы, сесть за ломберный стол, например, - заметил он, глядя на отца Элен и генерала. Он и сам был бы не прочь пулечку расписать, но, скорее всего, после танцев.
- Прекрасная мысль, Георгий Александрович, - ухватился Артемьев за слова князя. – Признаться, я уже несколько устал подпирать стену и вдоволь налюбовался танцующими парами. Пусть лучше молодежь танцует.
- Вас тотчас запишут в старики, если вы не станете танцевать, - с досадой проговорила Елена. – Впрочем, как хотите…
– Прямо так сразу и в старики? – улыбнулся Загряжский. – Мне кажется, Пётр Николаевич любому молодому ещё фору даст, но мужчины вообще не любители танцев, впрочем, на что не пойдёшь ради милых женских глаз. Может быть, предложить вам бокал шампанского или оранжада, или можно выйти на воздух, – предложил он Элен.
Она оглянулась на танцующих. Перед глазами промелькнули Чарская с Воронцовым, Долли с Трубецким, и – что было неожиданностью – графиня Аристова с Звегинцовым…
- Идемте, - вдруг решительно сказала Елена и подала князю руку. – Здесь и в самом деле душно…
–Елена Петровна, вас что-то расстроило или удивило? – князь подал девушке локоть, предлагая опереться, и повёл ее из бальной залы в сад.
- А вы внимательный человек, Георгий Александрович, - ответила Артемьева. – Но, если хотите знать, я сегодня нечаянно обидела одного человека…Так вышло. – Она вздохнула. – Не стану рассказывать, вам ни к чему знать, какая я на самом деле…
Они вышли в сад, где было ощутимо прохладнее и восхитительно пахло.
– Всякая обида прощается, стоит просто подойти и попросить об этом. – Загряжский старался соразмерять свои большие шаги с шагами девушки. – Вы не замерзли, Елена Петровна? И мне бы очень хотелось знать, какой у вас характер, и какая вы на самом деле.
– Я не замерзла, - заверила Елена, - а что касается моего характера… Если вы останетесь в уезде, вам так или иначе придется иметь дело с моим отцом. По крайней мере, пока он будет оставаться на посту главы уездного дворянства. А, значит, станете бывать у нас дома. Вот вам и возможность узнать мой характер!
Она бросила на князя полный лукавства взгляд.
- Только не спрашивайте обо мне Петра Николаевича: как и всякие любящие отцы, он станет преувеличивать мои достоинства и преуменьшать мои недостатки.
– Хорошо, не буду, – кивнул Загряжский. – И все же вы так и не ответили, что вас огорчило? Мне показалось, вы были чем-то сильно раздосадованы. А в уезде я останусь, мне нравится усадьба и все больше прельщает идея выйти в отставку и заделаться помещиком. Женюсь и буду бродить по дому в шёлковом халате с трубкой в зубах. – Он рассмеялся. – Нам, пожалуй, пора вернуться. – У меня обещаны котильон и обе кадрили, не хотелось бы ставить приглашенных дам в неловкое положение.
- Досадовала я на себя, на свою, увы, несдержанность. Но не будем о грустном, - с мягкой улыбкой ответила Елена. – И вы правы, если мы не поспешим, то ваших дам перехватят другие кавалеры.
Уже войдя в бальную залу, Элен вдруг шепнула Жоржу:
- Не представляю вас в шелковом халате и с трубкой в зубах…

Никогда Аркадию еще так не было хорошо на балу.
Он практически не обращал ни на кого внимания, просто обменивался любезностями с другими гостями и практически не отходил от Долли.
К огорчению князя, все танцы Дарья Петровна ему подарить не могла. На вторую кадриль девушку ангажировал князь Загряжский.
Но главный вальс, открывающий бал был его. Долли была прекрасна в этот вечер. Аркадий не мог отвести от нее глаз. Его руки твердо держали девушку и направляли в танце, мужчина восхищался легкостью и нежностью Дарьи.
- Вы так прекрасны, Дарья Петровна. Я в восхищении, - прошептал Аркадий.
Аркадий и Долли сделали перерыв между танцами, и князь направился за лимонадом для своей дамы. Краем глаза он заметил, как его Долли окружили другие дамы. Ему подумалось, что девушке предстоит ответить на многие вопросы, поэтому ему требовалось обернуться быстрее.
Он успел услышать ответ Дарьи Петровны и едва сдерживал улыбку.
- лимонад для именинницы!
Едва они отдалились от дам, Аркадий слегка наклонился к Долли:
- танец или прогулка по саду?

- А племянница моя осемнадцати лет, чудо как хороша, Сергей Сергеевич.
- И что же мне, прикажите сказки ей читать, Авдотья Ильинична?
Генеральша Попова уже успела изрядно поднадоесть Демидову. Раньше было хуже, но иные уж давно отчаялись, что он когда-нибудь женится и оставили попытки познакомить со своими дочерьми-сестрами-племянницами и даже внучками.
Как же, один из богатейших людей России и холостой! Надо хотя бы для приличия жениться. А раз приданое ему не нужно, то сердце непременно должно затрепетать при виде юной нимфы, только из монастыря выпущенной, аки лань стыдливой. Смешно.
Демидов допил шампанское, сказал, чтобы приводила всех племянниц на заре на смотрины, выстроив вдоль дороги, за что получил в ответ, что нахал. Хотя, Попова такая, что прости господи, еще и впрямь приведет и выстроит.
Сергей Сергеевич переговорил с Мещерским и Петром Николаевичем, а потом заметил рядом Элен Артемьеву.
- А вы чего же не танцуете, Елена Петровна? Хорошенькие девушки непременно должны танцевать, для них эти балы и даются, дабы прелесть свою показывали и умения.
Демидов усмехнулся.
- А вы с медведем танцевали когда-нибудь?
Элен покачала головой.
- Тогда у вас есть уникальная возможность - он подал Елене Петровне руку и наклонившись, прошептал - Я ведь в танцах сущий медведь. Но искренне постараюсь не наступить вам на ногу. А если случиться так, Элен, то вы не стесняйтесь, тычьте смело меня в бок!
Артемьева рассмеялась.
Вызывать искренние улыбки на лице барышень - что может быть лучше?

На балконе было хорошо. Сюда из бальной залы доносилась музыка, а из вечернего сада веяло прохладой и ароматами цветов.
Нина задумалась. Как описать себя? Вложить в дежурные фразы свои чувства и стремления?
- Родом я из Псковской губернии, мне двадцать один год...окончила Смольный институт и Бестужевские курсы...между этим немного преподавала в гимназии и занималась репетиторством, склонность к точным наукам обнаружилась еще в детстве, семья моя...
Чарская подняла глаза на Алексея и вдруг замолчала. В этом разговоре Воронцов был честен с ней, это несомненно. С нарочитой уверенностью выкладывал неприглядное, должно быть, пытаясь оттолкнуть, либо показать, вот, мол каков я и этим горжусь.
Нина сделала шаг вперед и оперлась на парапет.
- Вы мне очень батюшку напоминаете, Алексей Михайлович.
Такого Воронцов явно не ожидал услышать. Чарская продолжила.
- Он был человек хороший. Первым заметил мой интерес к химии и математике и всячески его поддерживал, да только...слабостям своим потакал изрядно. Ушел со службы, рассорившись с начальством с намереньем открыть собственное дело... так ничего и не сделал. Только рассуждал и упрекал всех вокруг в своих неудачах...с маменькой у них разладилось. И скатывался он все ниже, стал пить да играть, пока было на что...я после института как-то пыталась поправить положение, но было поздно...спился он совсем.
С матерью дела обстояли еще хуже. Она сбежала с заезжим ротмистром в Италию, спустя два года, вдоволь натешившись, ротмистр ее бросил. Мать вновь собиралась жить с отцом и вернуться в Россию. Нина тогда училась в Смольном - отец навестил ее, чтобы сообщить новости, она давно не видела его таким счастливым. Однако, в скорости последовали другие вести - что матушка ее скончалась от скоропостижной болезни.
Что за этим скрывалось Нина узнала лишь когда после смерти батюшки разбирала бумаги, среди которых нашлось письмо от хозяйки пансиона в Италии. Мать ее действительно собиралась к мужу, однако же ротмистр оставил ее в положении. На сносях от другого она приехать не могла, вот и решилась прервать беременность, что привело к гибели и ее и нерожденного ребенка.
После этого отец стал пить пуще прежнего. Но Воронцову, разумеется, она об этом не расскажет никогда.
- Извините, если довольно мрачную картину обрисовала, Алексей Михайлович. Я хотела сказать, что вы слишком от мнения своего дедушки зависите. Он человек уважаемый, но ведь всем свойственно заблуждаться. В ваших силах доказать это. Коли любите писать - так пишите, каждый день, каждую свободную минуту...и возможно ваши литературные труды найдут признание и любовь широкой публики! И однажды светлейший губернатор, возьмет в руки книгу авторства своего внука и будет им гордиться. Разумеется, путь к этому будет трудным, отказаться от довольства нелегко...но вы хотите чтобы ваша жизнь именно так прошла - в ненужных светских раутах и праздности?
Нина пожала плечами.
- Мне все вокруг твердили, что химия - не женское дело. Причем, порой самые серьезные ученые мужи заявляли, что мозг мол, женский, просто не приспособлен для этого. Что удел наш - домашний очаг и дозволено лишь учительствовать для барышень, да и то сомнительно, чему женщина научит? И каждый день мне приходится доказывать обратное. Это очень тяжело, Алексей Михайлович. Да, возможно, у меня ничего не получиться в университете и дальше, но...я буду знать, что пыталась... снова и снова, стояла на своем, когда никто не верил. Потому что верю я в себя. Вот и вы в себя поверьте.

Возвращаясь с Еленой Петровной в залу, Жорж продолжал удивляться – насколько эта девушка разная – то вдруг вспыхнет, обидится или рассердится на что-то, но тут же душит в себе эти проявления эмоций, и снова прячется в свой кокон, как гусеница. А так хочется, чтобы кокон этот она скорее сбросила и расправила крылья. Они же должны быть невероятно красивы. Она же бывает живой и непосредственной, когда, думая, что Жорж не видит, рассматривает его из-под ресниц. За этими манипуляциями так забавно наблюдать! – он улыбнулся. Иногда она рассуждает как сорокалетняя матрона, а иногда наивна, как совсем юная дебютантка. Но это-то и интересно в Элен, что она такая разная.
Когда они вошли в залу, была небольшая пауза, Элен кивнула Жоржу и пошла к отцу, он же направился к буфетной выпить сельтерской.
Оркестр заиграл кадриль, краем глаза Загряжский увидел, как Элен пригласил на танец купец Демидов. Каков из него танцор при такой комплекции, Бог весть, – подумал Жорж, – но хорошо то, что Элен стенку подпирать не будет.
Какая эта кадриль – первая или вторая, Загряжский не знал. потеряв счет времени, когда они бродили по саду, Нины Чарской тоже в зале не наблюдалось, зато прямо рядом Жорж увидел именинницу с князем Аркадием и решил попытать счастья.
– Дарья Петровна, это обещанная мне кадриль, не так ли? – Жорж поклонился и протянул руку, приглашая Долли на танец.

Танцевать с Демидовым Елене Петровне никогда прежде не доводилось, и, признаться, сначала она была удивлена его приглашением. Но никакой причины для отказа у нее не нашлось, и она с благодарностью оперлась на руку Сергей Сергеевича.
- Я ведь в танцах сущий медведь. Но искренне постараюсь не наступить вам на ногу. А если случиться так, Элен, то вы не стесняйтесь, тычьте смело меня в бок! – шепотом, чтобы не услышали другие, произнес Демидов, тем самым, рассмешив Елену.
- В кадрили весьма затруднительно наступить кому-то на ногу, - заметила она. – Но если что, я так и быть, воспользуюсь вашим советом.
Они влились в шеренгу танцующих под любопытные, а то и завистливые взгляды тех, кто не танцевал.
С хор полилась музыка, и пары начали исполнять первую фигуру кадрили.
Загряжский стоял в шеренге в паре с Долли Мещерской, и Елена Петровна, встретившись с ним взглядом, тотчас отвела глаза. Ей хотелось смотреть, как он танцует кадриль, но так, чтобы он не заметил ее интереса. А это было весьма затруднительно.
Демидов же танцевал весьма неплохо. Была в этом весьма привлекательном мужчине живость характера и ума, и русская удаль.

Если смотреть на закрытую дверь, можно увидеть только деревянное полотно как преграду и тёмную полоску под ней. Она будто сращивает пол с дверью в единое беспросветное пространство. Но если за этой дверью кто-то находится и при условии, что человек не сидит в темноте, то полоска под дверью становится яркой, даже слепящей. Она разграничивает полотно двери и пол, манит распахнуть её полностью, осветив себе дорогу туда, где свет и есть живая душа.
Общение и танцы с княжной Голицыной стали для Доброслава этой самой полосой света. Они еще раз доказали ему важность окружения. То, что человек в одиночку редко может пробраться через темноту и часто просто не хочет этого делать, считая, что в неизвестности кроется что-то опасное. А зная, что за дверью есть кто-то живой, открывать врата в неизвестность становится не только не страшно, но и интересно.
– Княжна, я благодарен вам за то, что вы не отказали мне. – Горячо, но тихо говорил между танцевальными па Миролюбский. – Тем самым вы дали надежду на то, что меня будут принимать в обществе, несмотря на все проступки. Я безмерно рад, что мне выпала такая честь. Надеюсь, сие событие не только благотворно повлияет на мою судьбу, но и никоим образом не омрачит вашу.
Елизавета благосклонно кивнула:
– Я не в том положении, чтобы переживать из-за чьих-то негативных высказываний. У меня другие приоритеты. Самое главное – миссия, служение своей стране. Убеждена, что никто не собравшихся не желает вам зла и не вспоминает о ваших проступках, – княжна обвела взглядом зал. – Знаете, я верю в то, что у каждого человека должен быть второй шанс. Ваши талант и будущие свершения могут перевесить все негативные события, которые с вами случались. Ведь вы тоже по-своему служите людям. Просто пока что в начале этого пути. А первые шаги всегда даются непросто и часто бывают ошибочны.
– Благодарю вас еще раз. Вы очень добры, – Доброслав засмущался, потому что почувствовал искренность в словах княжны. Наверное поэтому неожиданно для себя продолжил, совершая признание. – Знаете, перед тем как идти в бальный зал, я отправил письмо уважаемому столичному редактору. Я чувствую стремление, которое не в силах описать. Я хочу, могу и готов служить людям через творчество. Планирую в ближайшее время и до следующей зимы заняться созданием сборника стихотворений. Возможно, это будут не короткие вирши, которые я пишу в легкости, а действительно значимые поэмы, которые останутся в веках. Я считаю, что чем больше грамотных и мыслящих людей в России будет, тем сильнее станет наша держава и тем ярче она будет блистать на мировой арене.
Княжна приподняла уголки губ, завидев такое намерение:
– Что ж, господин Миролюбский, это достойнейшее мероприятие. И знаете… Я даже готова вложиться в него материально. Всё же нужно поддерживать искусство и науку не только на словах, но и на деле. – А затем озвучила сумму, которая способна возместить затраты на тираж.
Доброслав не ожидал такой помощи от княжны и даже затормозил в танце, но быстро собрался и продолжил кружить вместе с княжной. Он понимал, что предложение, от которого нельзя отказаться. Не всем и не всегда приходит помощь от сильных мира сего.
– Вы не пожалеете о принятом решении. Я, конечно, не нуждаюсь в дополнительных финансах, но ваш интерес и личное участие еще больше подхлестнет меня к тому, чтобы потрудиться и всё сделать хорошо. В знак своей признательности я сделаю вам посвящение.
Музыка затихла. Доброслав поклоном поблагодарил Елизавету и проводил к креслу.

Издано в первом сборнике поэзии Д. Миролюбского
Княжне Голицыной
Когда затихли пистолеты дуэлянтов,
Когда ранений шрамы в сердце залегли
И не осталось сил на игры в фанты,
Казалось, это всё, что мы могли,
Коснулся солнца луч до пасмурного неба,
Закралась в душу толика любви.
Возникло счастье там, где раньше не было,
Сверкнула вера в то, что мы свои.
Забрезжила с рассветом тяга к жизни,
Сплелась и станцевала вальс с огнём,
Согрелась и под флагами отчизны
Мы вновь готовы ехать напролом.
Мы снова поднимаем руки к свету,
Передаем его от одного к другим.
На прошлое накладываем вето,
Здесь и сейчас до слез благодарим.