Осень в Кёнигсберге (СЛР, 18+)

 » Осень в Кёнигсберге (СЛР, 18+)  [ Завершено ]

Осень в Кенигсберге

Автор: Резниченко (Гудайтис) Dexo Ольга Александровна
Год написания: 2013 г. (осень 2012г.).
Жанр: современная проза, любовный роман, драма.
Аннотация: От белого к черному, от черного к белому. Дабы найти и реализовать себя, неужто необходимо пройти все круги ада?
Развеселая жизнь в родном городе. Отчаянный переезд за границу. Поиски своего я. Разбитое сердце и сломанная жизнь. Дорога к славе и признанию. Тернистый путь любви. Здесь есть всё, но в чем же в итоге счастье?
История становления героини как личности, поиск своего я и главной цели в жизни. А также то, как дойдя до самого верха - можно в один миг рухнуть и разбиться, но при этом еще, почему-то, остаться существовать.

* - присутствуют грубые выражения (запикано).
** - в произведении содержатся сцены, демонстрирующие курение табака и употребление алкогольных напитков. Помните, курение и чрезмерное употребление алкоголя - вредит Вашему здоровью и здоровью Ваших близких!

Посвящаю
… всем моим прежним читателям, спасибо за то, что верите в меня!
… Елене и ее мужу Владу, искренне верю в ваше прекрасное будущее.
… Тате Софинской. Спасибо за Вашу поддержку, веру и напутствие, «пинки» писать и дальше.
… своему мужу Павлу и сыну Макару. Люблю вас, мои мальчики.
… далекому, с переменной облачностью, моему детству, подругам Оле, Ире, Юле, Ане и Марине, а главное - родному городу Сумы.
… прекрасному Кёнигсбергу и всем его пленникам, заблудившимся в прошлом, настоящем, и, тем не менее, так рьяно рвущимся в бушующее будущее.

Отдельное посвящение всем тем моим прежним читателям, которые недолюбливали нотки фантастики в рассказах. Что ж, ударим молотом реализма по наковальне жизни.

(!) Все совпадения случайны, а если где и основано на реальных событиях, то изменены имена и некие обстоятельства, дабы не смущать прототипов.





Г е р о и:

Злата Корнеева
Матвей Агатов




Муз.вдохновители:

Кино – Звезда по имени солнце
Мысли вслух – Так будет лучше
Louna – Мама
Tracktor Bowling – Время
Tracktor Bowling - Черта
Tracktor Bowling - Отпусти
Аномалия – Желтая
Аномалия - Милый
Аномалия - Цветочек
Аномалия - Дуэль

-------



Все права на тексты эпиграфов и цитат в романе принадлежат их законным правообладателям,
и размещены исключительно для ознакомления.



  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Dexo)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: Dexo; yafor; Дата последней модерации: 21.02.2019

 » Пролог. Глава 1. Первые пробы

Осень. 2012 год

Осень…
… и когда успела вновь прийти в мою жизнь? Вместе с желтыми листьями, грустными, тяжелыми серыми тучами… и холодным, полным боли и отчаяния, дождем… пришла ты, пора больших перемен, пора перехода в забвение, пора мудрости и заката глупых чувств и грез. Пора смерти. Привела за руку слепую, седую старуху. И что теперь стоите, смотрите мне в глаза? Чего ждете? Каких слов? Каких действий?

Я замерла, застыла в оцепенении тем далеким, страшным сентябрьским днем, когда в душе уже знала, что произойдет, но разум еще противился и не воспринимал то… что суждено, то, что предсказано, то… что, как оказалось, уже свершилось.





***
Залезть на подоконник, прижаться спиной к холодному бетону. Жадно притянуть к груди колени. Замереть – глубокий вдох. Вытащить из кармана пачку сигарет. Привычные, но, казалось бы, давно забытые движения: распаковать, достать одну.
Чиркнуть зажигалкой – и затяжка. Дым вмиг охватил всю меня изнутри, обжигая, вгрызаясь, кусая плоть… но боль душевную так и не гася, не глуша. Не вытравливая.
Застыть на секунду, мгновения смятения, рассуждений, поиска – и впустить, впустить в голову воспоминания. Всему своему жизненному пути дать право распластаться по больному сознанию, взрывая эмоции прошлого с новой силой, со старой болью и притушенными переживаниями. Еще один вдох – и перед глазами вновь выросло лето 1999 года.


***
Лето. 1999 год. Мои 12, г. Сумы

И снова вечер. И снова день прошел без особых событий. Проснулась – поела, посмотрела телевизор. Пустые сутки. Пустая жизнь. Ничем неприметные летние каникулы. Так жадно, маниакально, ожидаешь их – и так глупо, пустоголово просаживаешь затем день за днем.

Мало, что может удивить, привлечь внимание. Подобно каторжнику, отбываю коварный план Великой «Рутины», морально угнетающих «Будней».
Звонок в дверь.
- Оля?
- Привет, собирайся. Пошли во двор.
- И что там будет?

Вечер. Там был вечер, запавший мне в душу на всю оставшуюся жизнь.
Большая, веселая компания. Были парни. Были девушки, и среди них - мы с Олей…

- Надоело. Может, кто еще сыграет? – скривился Саша. - А то уже пальцы болят.
- Злата! – вдруг «очнулась» моя подруга.
- Что?
- Сыграй нам!
- Да, ну… Не чуди, - замялась я в смущении.
- Сыграй!
- Малая! – вдруг отозвался один из парней. – Умеешь?
- Ну, так… немного. Я только учусь. Так, знаю пару глупых песен.
- Сыграй, - протянул мне гитару Шурик.
(нервно сглотнула, испуганно смотрю то на нее, то на него)
- Ну…
- Сыграй, не ломайся! – выкрикнул кто-то из толпы.

Робко, несмело обняла за гриф, взяла инструмент…
Глубокий, в попытке убить жгучее волнение, вдох – и провести пальцами по струнам, пробуя «на вкус» и соответствие звуки.

Рассмеялся вдруг «хозяин» оной.
- Ты не так здесь взялась, - спешно подсел ближе и, прижавшись к моей спине, ухватил за руки, демонстрируя, как и где нужно зажать пальцы. – Вот, а теперь правильно. Тебе же большое баррэ нужно?
(несмело, коротко улыбнулась)
- Д-да, - от волнения запнулась. – Наверно.
- Дерзай, - растянул губы в милой улыбке и, подначивая, едва заметно кивнул головой вперед.

Еще один вдох, еще одно мгновение – и…

Вокруг затихли. Смешки, фоновые разговоры – всё пропало. Воцарилась тишина, которую мой голос с рьяным усердием разрезал, разрывал на куски.

…

- Ты – талант.
- Да, ну… - покраснела от смущения. – Нет…
- Что нет? Говорю, талант!
- Да, да! Талант, - поддержал кто-то из толпы.

Саша смотрел на меня и молчал, лишь загадочно, мило улыбаясь.

Нет. Это - не история новой любви. Не история болезненных отношений.
Тот вечер подарил мне что-то другое. И, возможно, куда большее, чем я ожидала, хотела. Он подарил мне мир музыки. Мир рок-н-ролла.
Подслушанные чужие вечера с гитарой наперевес, компанией и романтикой, воодушевившие когда-то меня взять в руки инструмент и заняться самообучением, с этого самого момента стали моими.

***
Лето. 2000 год

От прежней «братии» ничего, никого не осталось, разве что неизменная моя подруга Оля. Новый год. Новые летние каникулы. И снова новые попытки найти себя и свое место под солнцем среди бушующего моря подросткового безумия.

И вновь вечер. И вновь я бегу в соседний двор за столик.

- О, наша рокерша пришла!
- Всем привет.
- Привет.
- Привет.
- Здрасте.
- Привет…

- Есть у кого гитара?

(рассмеялась я)
- Опять?
- А чего скучать? Ко-оля!
- Что Коля? Что опять Коля? – оторвался от губ очередной своей фифы, полуоборот к нам.
- Тащи гитару.
- Я что, самый лысый?
- Ага, с твоими-то кудрями! Тащи гитару!
- Почему всегда я?
- Ты ближе всех живешь!
- А Димон?
- У него не гитара, а балалайка однострунная!
- Смешно! – надулся Димка.
- Ой. Да ладно! На правду не обижаются.
- Успокоила.

И вновь вечер, и снова я вместо радио. Не раз, едва ли не до крови, раздирала кончики пальцев, не раз до хрипоты срывала голос, но признание, внимание, улыбки и тихие попытки подпевать – стоит любых жертв. Стоит любых усердий.

***
- Народ, вы заценили прикол?
- Какой?
- Есть у кого сигареты? – вклинился в разговор Роман.
- А сам что, опять бомжуешь?
- Ой, да не ломайся! Дай одну! – радостно подскочил к Тохе.
- Заработай!
- Ленин учил делиться!
- Знал бы тебя, сразу б передумал, - съязвил Остапов, но все же протянул открытую пачку.
- А зажигалка?
- Зашибись, - нервно скривился, но, тем не менее, достал и оную из кармана.
- Спасибо. Так что там за прикол? - спешно подкурил, затяжка и уставился на Юльку.
- Вчера вечером народ как вымер – пусто было на улицах.
- Ах, да-да! – кто-то выкрикнул из толпы. – Последнюю серию «Дикого Ангела» все смотрели.
- Тьфу, муть!
- Ага-га! Все так говорили. А где сам был?
- К бабуле ездил.
(рассмеялись)
- Да-да, все мы вчера к бабуле ездили!

…
Странное тогда время было. Странное.
Да и разве бывает ли у подростков что-то рассудительное и нормальное?
Время, когда девчонки резали себе лезвием руки до крови, кто в попытках заглушить внутреннюю, душевную боль, а кто - просто ради показухи.
Время безрассудного пьянства, ночных гуляний, сигарет и марихуаны.


- Нет. Что ты молчишь? Что? – не унималась мать.
(по привычке закатить глаза под лоб и тяжело вздохнуть)
Попытка укрыться в своей комнате.
- Эй, дорогуша! Куда ты пошла? Я с тобой еще не закончила! Дмитрий! Скажи ты ей что-нибудь! Не молчи, как истукан, - нервно запричитала та своему мужу, моему отчиму.

Шаги, натяжные, через силу шаги ко мне ближе. Присел рядом на диван.

Смотрю, смотрю на него исподлобья, как зверь из норы.
- Что? – не выдержала молчания.

- Злата-Злата. Что ты делаешь?
- А что я? ЧТО? Возвращаюсь домой не позже часа ночи. Не курю, не хапаю. Иногда выпью немного вина или пива. И что? Нельзя?
(на мгновение прикрыл веки)
- Пойми, пьяная пи**а – своей дырке не хозяйка.

Опешила я. Замерла, перебирая сказанное, взгляд скатился с его лица куда-то вбок и застыл, тая в пустоте.
Еще мгновение – встал, выровнялся рядом со мной.
- Помни, за все содеянное – ты и только ты в ответе. Тебе платить по счетам, а потому не спеши наломать дров. Всегда успеешь…


***
Осень. 2000 год

И снова четверг – и снова собираемся у Маринки на квартире.
- И какая программа на сегодня?
- Пиво. Пиво. Пиво. Можно с рыбкой.

…
Рассмеялась Ирина:
- З-злат, ты че творишь?
- Что, пиво с конфетами не пробовала?
- И? Как?
- М-м… - смотрю на бушующий гейзер на дне стакана, - супер.

- А, ну! Дай и мне леденец!
- Лови.

…
Неспешные шаги из квартиры на лестничную площадку.
- Оля, ты… ты куришь? – замерла, опешила я от увиденного.
Замялась, застеснялась та.
- Ну…

(обижено опустила я взгляд в пол – вот еще одна повелась по зову «как все», «чтобы выглядеть крутой», «серьезной», «взрослой» - эдакий гребанный «джентельменский» наборчик современной, продвинутой молодежи: куча мата в сплетении со сленгом, пиво, водка и сигареты)

- Может, будешь?
Торопливо нырнула та к себе в карман и протянула мне пачку.

Еще больше впала я в шок. Лихорадочно заморгала – не могу поверить в происходящее. Словно… словно не я, не она, и не реальность всё это вовсе.

- Н-нет, спасибо.
Заскребли кошки обиды у меня внутри. От кого, от кого, но от тебя, Оля, я никогда такого не ожидала. Предложить эту гадость… мне?!


***
И снова смех, и снова шутки.
Весело виляя бедрами, Леля шла по улице, шутливо напевая песенку.
- Ты сейчас допляшешься, что вон, идут ппс-ники, заберут к себе в вытрезвитель.

Успокоиться, попытаться состроить вид трезвых, приличных девушек…


***
Лето. 2001 год

- Ну что, Злата, едешь с нами к Тохе на дачу?
- Н-не знаю…
- Так что тут не знать!
- Денег нет.
- Сколько есть – скинешься, остальное я добавлю!

Шашлыки, пиво, водка, гитара, пляс.
И снова, в меру своей неопытности и великолепия, в свете максимализма и эгоцентризма, попытка строить, играть в любовь, рисовать отношения.

Только потом я узнала, что ликер наш и вино были не без рьяных стараний мальчишек «приукрашены» дополнительными градусами водки.
Счетчики «шкалили передозом», но молодое сознание все еще удерживало узды адекватности.

- А че так дымом воняет?
- Фу! – рассмеялся кто-то, новоприбывший в наш полк. – У вас тут туман на всю хату!
- О-о-о! Андрюха!
- Здравствуй, - обнять друга, похлопать по плечу. – А девочки что, уже готовы?
- Принимай товар.

- Злата! Привет!
- Здравствуй, здравствуй!

Плюхнулся возле меня и тут же, смело, вовсе не церемонясь, обнял за талию.
- Ну, что. Разливайте! Злата?
- Не-не, - замахала я рукой, - мне уже хватит. Спасибо!
- Не чуди, малая. Давай, за встречу!
- Я уже и так… - словно в подтверждение, тут же икнула.
Рассмеялся народ.
Улыбнулся и Узик.
- А со мной еще не пила! Нельзя же так!
- Ну-ну...
(обижено, хотя отчасти наигранно, надула губы я)
… поддалась.
Очередная порция алкоголя полилась мне внутрь.

…
- Андрюш, не надо, - вытянула его руку из-под своей кофты.
- Может, пошли наверх, уединимся?
- Наверх? - псыкнула я над абсурдностью предложения и захохотала.
- Да, у Тохи там, на чердаке, сена куча. Наворовал, сука, - рассмеялся сам над своей шуткой. - М-м-м? Так как?
И снова хихиканье невольно вырвалось из меня наружу.
(а в голове, в голове, словно колоколом отбивался звон, – слова отчима пьянство и самоконтроль; да и не хочу, не готова… и не с ним это будет)
- Н-нет уж, спасибо. Мне и тут хорошо.
Рывок. Встала из-за стола.
Не дожидаясь реакции других, хватаю за руку свою Лелю и тащу ее на улицу.
- Э-э-э! Вы куда?
- Проветриться!

Одно знаю, повезло нам с парнями, ведь как показывает опыт моих подруг, не все и не всегда способны услышать сказанное, воспринять отказ и смириться с поражением, с тем, что план провалился, и «добыча» ушла. Всё могло окончиться плачевно, и если не самим изнасилованием, то хотя бы грубыми и дерзкими попытками осуществить задуманное.
Обошлось… Так что ни в тот, ни в последующий такой, «пьянствования» и «пиршества», вечер я не лишилась девственности. Трезво реагировала на чужие, а порой, чего греха таить, и свои желания – отдавала отчет действиям и последствиям. А потому не так, и не с тем, кто уже встретился на моем жизненном пути, я собиралась совершить этот важный, значимый шаг, поступок.
Лишь по любви и с полной уверенностью в человеке. Хм. Дай Бог, что бы по любви и с полной уверенностью в человеке. Так я думала. И, хвала всем святым, так сбылось. Но сейчас не об этом. Еще время не пришло.

А пока 2001 год нервно полз к своему логическому завершению. К бурному 2002.

 » Глава 2. Гордость

***
Осень. 2002 год

Школа. Десятый класс.
Парень, не столь давнее пополнение нашей шатии-братии из соседнего двора, с которым все лето довелось общаться, а вернее – ссориться, оказался из нашей школы. На год старше. И ко всему тому - сын моей новой учительницы.

Ну, здравствуй, Юра Фролов.
И пусть мы «недруги», и пусть «не терпим друг друга», но почему-то замечаю на себе многозначительные твои взгляды, и сама робею от них.
Обнимаешь, целуешь другую – а всё равно, всё равно смотришь на меня украдкой.
…

И вновь вечер. Уроки выучены на скорую руку, и, пока все еще на улице блуждает призрак лета в одеянии осени, бегу, мчу в соседний двор.
- Всем привет!
- Привет.
- Привет.
- Привет…
- Так вот, - продолжила Юля прервавшуюся историю, - моя мама не на шутку удивилась, когда узнала, что мы «премся» от Цоя. Говорит, что еще при ее молодости был бум помешательства по нему.
- Ну так, - отозвался Юрка. – Не зря ж та надпись, что на уровне девятого этажа моего дома, сколько уже лет там маячит. Я ее помню, сколько себя знаю.
- А, да. «Цой жив». Видел, - отозвался Коля.
- Ой, да кто ее не видел! – злобно фыркнула Карина.
- Эх, «Кино», «Кино», - завел вдруг речь вечно молчаливый Вовка. – Коля, Злата, сыграете что-нибудь из Цоя. А?
Несмело пожала я плечами, замявшись в рассуждениях,
… но Николай уже спешно подхватил «старушку» и ударил по струнам.



***
- Юр, а что это за «телочка» с тобой сегодня была? – едко подколол его Дима.
- Да так, знакомая…
- У-у-у, да. Знакомая. Хорошие у тебя знакомые, решительные и готовы на все. Где таких находишь?
(наши взгляды с Фроловым невольно (спешно) встретились и тут же отпрянули друг от друга, как от кипятка)
- Отвали, - скривился тот и отвернулся от нас в сторону двора.
- Кстати, парни, приходите в этот четверг в школу на концерт, у нас Злата будет участвовать в «Талантах»!
- М? – живо отозвался Коля, уставившись на меня, на мгновение обернулся и Юра.
- Да я так, только ведущей буду.
- Э-э-э, - взревел вдруг Роман; шаг ближе, привычное движение (потушил сигарету об столб, подпирающий крышу) и выбросил бычок долой. Положил руку мне на плечо. – Это что еще за бред? А песенку им затравить?
- Да, - скривилась я, - не хочу. Не мое.
- В смысле, не твое? - удивился Коля.
- Ну, не хочет человек, чего к ней пристали? – вступилась Олька.
(благодарно улыбнулась я ей)
- Чушь, - нервно сплюнул Фролов и тут же встал. Шаг в сторону, достал сигарету и спешно ее подкурил.
- А тебя не спрашивали, - злобно цыкнула я в его сторону. Взгляды тут же встретились и разбежались. Промолчал.

С чего эта наша «неприязнь» началась, я даже не помню. То ли с его манеры ставить себя выше других, то ли иное что меня задело, но так и плаваем в кипятке чувств недосказанности, едкости слов и колкости взглядов.

«Таланты» были. От наших в школе я скрыла свою любовь к музыке и гитаре, а Фролов любезно не сдал меня своей матери. Так что все пошло по плану - отплясала на сцене в роли ведущей концерта и участницы «новостей юморины», делегатом от нашего класса.
До сих пор помню реакцию зала: вылетает шутка, секунды на осознание, мое помрачневшее лицо, от того, что публике не понравилось, разочарование… и вдруг взрыв хохота.
Дошло…

Эх, Юра, Юра… и вроде дала себе слово не смотреть в зал (так спокойнее), обещала не сосредоточиваться на лицах, на тех, кто там сидит, и на их поведении. Но глаза мои сами отыскали тебя в толпе, и, предатели, так и метали болезненные взгляды в «запретную» сторону.

…
- Что за «кипишь» здесь? – от его голоса невольно вздрогнула, обернулась.
- Да Рыжий потерял наш сценарий, что за чем должно идти, - торопливо отозвался Узик (Андрюха хоть и был на год нас старше, с Фролова параллели, но добродушно согласился помочь с выступлением). - А дело в том, что теперь будут проблемы с минусовками на кассете.
- Хрен его знает, что теперь объявлять, - нервно скривилась я.
- Красава, что тут скажешь, - едко цыкнул Юра.
Тяжело вздохнула и отвернулась.
- Не нервничай, детка, - вдруг отозвался Антон.
Шаг ближе, и, обняв за плечи, развернул к себе.
(не знаю, в меру своей неопытности в любовных делах или в плену наваждения чувств к Юрке)
…я поступила неосознанно.
Тоха, купаясь в собственной самоуверенности,
(но не без оснований: любая бы в нашей школе всё отдала, лишь бы сейчас оказаться на моем месте)
… двинулся вперед, смело, дерзко намереваясь поцеловать меня в губы (эдакий способ предать уверенности, что ли, в себе и сгладить волнение), но я, всё еще блуждая в полусознании от переживаний, машинально подставляю ему щеку, как так и нужно.
Шок прокатился волной едкого «облома» по лицам присутствующих (его счастье, что находились за кулисами).
Выбросить из головы замешательство, сдержать смешок из-за самодовольства от прозрения, да спешно подняться на сцену, в глазах еще удерживая побагровевшее от ревности и злости лицо, сжатые руки в кулаки… Фролова.

Да только там поджидал меня первый в жизни публичный провал...
- А сейчас мы представим вашему вниманию, - чистый экспромт по привычке лился наружу, да слышу, что отголоска микрофона нет. Глупая, подумала, что слишком далеко его держала - и звук в зал не пошел. Решаюсь повторить всё уже ближе к «аппаратуре», да вот оно – народ воспринял это так, словно я сбилась с заученной фразы, и решила «безмозгло» повторить все сначала…
Холодная вода унижения от взорванного смеха окатила меня с головы до ног...
Ни секунды, чтобы податься падению, завершить объявление и выбежать в ужасе, словно сумасшедшая, убраться со сцены.

А ты лишь молча провел меня взглядом, и на мгновение не допуская мысли вступиться, утешить, заслонить от гонящегося за мной позора…

На том и закончили. Еще не раз мне довелось тогда выйти к залу, проглотив страх и волнение, сжав переживания в кулак и задушив горечь от провала.
Я вновь была одна, сражаясь с внутренними демонами, одна и никому ненужная…

 » Глава 3. Сказка

***
Город Сумы очень мирный,
только я бы в нем не жил,
я несчастное здоровье свое бы пощадил,
я б уехал лучше в Киев или в Харьков на крайняк,
там уж точно не проломят башню за просто так…

«Город Сумы очень мирный», народная

Детский парк «Сказка».
Каждый, кому довелось прожить свои 90-е и 2000-е года в городе Сумы, имеет огромную кладезь историй и отпечатков этого места в своей жизни и душе. Волшебная сказка умерла с разрухой СССР, оставив по себе осколки реальности – пьянки, наркотики, драки, избивания и изнасилования среди руин сказочного замка. Вот реальная красота детских грез. Сломанные сказочные персонажи, обрисованные неуклюжими «граффити» и подписями скульптуры, затертый до голого бетона трон, на котором обязательно запечатляют себя «на вечную память» новобрачные. Кот, который забыл уже как снимать шляпу. Вот он мир, мир постсоветского реализма. Но года пройдут - и «Сказка» вновь обретет свое волшебство чудом реставрации, но, а пока… пока мир в руинах. И лишь фантомом по маленьким асфальтированным дорожкам, от фонтана вглубь парка и назад, ездит паровозик на колесиках, с приветом из безоблачного детства, катая в себе призраков озорных детишек…

Я могу делать много попыток описать этот мирок, но ярче чем Дворник (yardkeeper) из «Живого журнала», вряд ли получится. Надеюсь, он не будет сетовать намою фривольность и это цитирование…





Город Сумы погружается в ночь.
Мать не пускает на улицу дочь.
Снова облава, шаги за спиной.
И в спину ударит родительный "Стой!"

Стенка на стенку, район на район.
И снова потери с обеих сторон.
И снова в душе колыхает пожар.
и что это, что это, что?



«Город Сумы», народная

***
Конец ноября. 2002 год

Жуткий тогда выдался день… Жуткий. Глубоко запал в душу, зацепился в памяти навсегда. Ярко и ясно продемонстрировал моему максималистскому, эгоцентричному сознанию, что живу отнюдь не в сказке, и любая беда со мной может приключиться. ЛЮБАЯ. Мне не выписывали индульгенцию от житейской жути, а потому пора прекращать быть безрассудным «героем», и впору начинать думать головой, что, когда, как и с кем делаю…

Было еще достаточно светло на улице: люди шаркали туда-сюда, погруженные в свои мысли и проблемы, детвора беззаботно бегала под зАмком (рядом с тем местом, где когда-то был пришвартованный на озере настоящий, как тогда мнилось, глазами детства, огромный, деревянный корабль). И именно в это, казалось бы, еще «безопасное», «безобидное» время, наверху, на крыше одной из башен (как раз, когда поднимаешься по крутой лестнице с боковой, отстраненной от посторонних глаз, стороны парка) застала нас с Ириной жуткая картина. Шайка, а вернее будет сказать, несколько довольно-таки серьезно «подвыпивших» парней, избивали бедного мальчишку…

Еще не успело затихнуть эхо критической ситуации со «сборами», когда (в мирное время!) «район на район», «сто на сто рыл»: совсем еще юные мальчишки, лет шестнадцати-восемнадцати, бегали с арматурами, воюя друг с другом, идя на смерть ради чужих, грубо и бездушно навязанных детским, наивным сознаниям, идей; когда их же трупы, нарочно, для устрашения, подкинутые, находили под школами; когда матери не знали, куда прятать своих сыновей от жуткой реальности…
…пришла новая беда. Молодежь спешно разделилась на, так называемых, «гопников», классических «суровых» парней, и на фривольных, жаждущих проявить свою «индивидуальность», «неповторимость» и «оригинальность», «неформалов».

Страх вскарабкался по спине больной кошкой. Единственное, что казалось правильным в этот момент, так это сделать резкий разворот – и бежать прочь, куда глаза глядят, пока жертвами такого «развеселья» не стали и мы тоже…

Едва не путаясь в собственных ногах, в попытках быть быстрее, чем выдает тело, летим на крутых, серпантинных ступеньках, жадно уцепивших в перила, мчим, как больные.

- Девушки! Девушки, вы куда?!!

Послышались крики за нашими спинами. Горло перехватил ужас, а внутри все поледенело. Еще один шаг – и ноги коснулись асфальта, но едва попытались рвануть прочь по твердой, ровной земле, как кто-то ухватил нас сзади, пресекая такую своевольность.
- Красавицы, вы куда?!! – послышалось над моим ухом.
- Мы никому не скажем, - рычит моя Ира, пытаясь вырваться из оков.

А я замерла, давая понять, что не буду сопротивляться. Расслабил хватку мой коршун. Обернулась к нему лицом. Милая (лживая улыбка) в попытках сгладить ситуацию, усыпить бдительность.

- Девушки, давайте познакомимся, - выдал второй.
Замерла и Ирина. Опустила руки, оставила попытки драться.

- П-простите, но мы домой спешим, - единственное разумное, на что я была способна в тот момент.
- Ну, зачем же врать? Зачем эта робость? Вы же не зря туда наверх забирались.
- П-покурить, - спешно выпалила подруга.
- А что, есть что? – ехидно заулыбался ее «завоеватель», и уж совсем расслабился. Руки сплыли, бросив захват, превращаясь в легкое объятие за плечи, прижимаясь к спине. Вот оно. Вот момент истины. И действия больше были рефлекторными, чем осознанными. Я хватаю Ирину за грудки, выдираю из «ленивой» хватки и грубо тащу за собой. Бежим, бежим со всей дури, нервно ревя и садя матом, боясь даже на мгновение обернуться назад…

Удалось…
Помню, как залетели в мой подъезд, единственный взгляд в ад, на погоню: из-за угла дома только и показался чей-то силуэт в белой футболке... Браво, входная дверь на замке – захлопнуть за собой железное полотно, окончательно завершая жуткий побег….
Как оказалось, рюкзак Ирки остался у этих ублюдков… Да и плевать, главное - жизнь, главное… что спаслись обе…

Не знаю, что там с тем парнем произошло. Не слышала, но надеюсь, жив…
Вызвать милицию так и не решились, осознавая, что те точно уже знают мой адрес.

Да простит нас Бог…

Еще не раз оборачивалась в испуге по сторонам вечерами, не раз передергивало от фантома преследователей, от ужаса, что поселился во мне, но время брало свое… и кроме, как полезного урока, что ко всему нужно быть готовой, в моей голове ничего не осталось.

Не единожды затем вспомню это прозрение. Не единожды… Мое первое прозрение и первая жестокая оплеуха от жизни…


………………………
И снова промотать время в своей голове и сделать очередную затяжку горького дыма…
…………………..

***
Февраль. 2003 год

Снегу навалило, помню, неслабо тогда. Зима вошла в кураж, а потому на знаменитой «горке» (по дороге с «9-ки» в детский парк, за бывшем «понтонным» мостом, что перекинут через реку Псел, недалеко от художки) было много детворы, вконец раскатывающей своими попами (кто на санках, а кто на портфелях или картонках) спуск и лишая тем самым единственной надежды нормально, цивилизовано вскарабкаться наверх. Это теперь здесь построили лестницу, а тогда, словно настоящий скалолаз, каждый мог потренироваться, а затем продемонстрировать свое мастерство в «покорении вершин». По сугробам, проваливаясь едва ли не по пояс, по обочине дороги-катанки, жадно цепляясь за ветки и прочую лабуду, спустя лишь час, мы с Олькой и Иркой наконец-то забрались наверх.

И вновь парк «Сказка».
Зимняя эстрада.
Сейшн.
…странное, новое тогда слово, обещанный «концерт вживую» местных («неформальных») рок-групп, манил меня больше, чем мотыльков - свет.
Как чувствовала, как предвидела…
Действо это ворвалось в мою жизнь, словно ядерный взрыв на просторы мирного общества,– оставив по себе развалины прежнего мировоззрения и грез, открыв истинную красоту мира музыки.
Шальной драйв, фантастическая энергия общения исполнителей и поклонников. Феерия чувств и желаний. Я завидовала белой завистью музыкантам на сцене, завидовала и упивалась их эмоциями.
Во мне зародилась тайная, еще неосознанная мечта. Мечта, которую я хранила в своем сердце до победного.

Эйфория поглотила сознание, лишая прав адекватно реагировать на мир. И даже то, что пристальный взгляд вокалиста (как оказалось потом, довольно-таки известной в городе группы), не спадал с меня все то время, пока ребята выступали, не могло прервать мое пламенное желание упиваться музыкой, ею и только ею…
Но… но, судьба решает иначе.
Ольга хватает меня за рукав и волочит куда-то за собой. Мгновения растерянности, попытки сообразить – на выход, та тащит меня на выход. Усилия остановить ее, прервать, поговорить, понять, что хочет, но все тщетно, а потому еще мгновения – и вывалились на улицу. Мороз радостно щипнул за открытые участки кожи, а затем и вовсе полностью схватил в свои объятия. Изо рта вырвался белый пар….

- Ты чего? – едва не выругалась от злости, что не удалось ее остановить еще в здании.
- Покурить хочу.
- Дык, а я причем?
- Мне одной скучно!
- Очень весело…
- О, Юра! – вдруг выкрикнула Оля и дернулась за теми, кто только что протиснулся в толпу мимо нас. Удар пальцами по плечу вдогонку – обернулся.
- Ешкин! - растерялся на мгновение от неожиданности, но тут же собрался и мило улыбнулся в ответ. - Леля! Привет.
Взгляд быстро забегал по толпе, ища что-то важное, и вдруг замер на мне. Глотнул улыбку... Криво ухмыльнулась я в ответ и тоже промолчала. Сражение с мыслями – едва заметно кивнул в знак приветствия и вновь перевел взгляд на Ольку.
(недолго мялась, подошла ближе, застыла у подруги за спиной; нарочно взгляд пустила вбок и нарисовала на лице раздражение)
- Что вы здесь делаете? – попытался сгладить неловкость, спрятать свое волнение Фролов.
Лелька не сдержалась от смеха.
- Как же праздник и без нас?
- А, ну да. Как же без тебя...
- А-то!
- Ю-ю-юра! – вдруг послышалось у дверей.
Мы обернулись. Разукрашенная фифа, с длинными пышными ресницами и гладкими, блестящими, длинными черными волосами, в короткой, пушистой черной шубке, мини юбке, которая едва ли что прикрывала собой, на высоких модельных шпильках – это существо сгорало от паники, утопая в ужасе от того, куда она попала.

Я нарочно залилась смехом, упиваясь занятной картиной, и уставилась на него, глумясь взглядом и восхищаясь его беспокойством, а Ольга тактично закусила губу, сдерживая хихиканье.
Нервно скривился Юрка, покраснев не то от мороза, не то от неловкости.
- Ну, я, э…

Едва первые рвения смеха прошли, Леля расслабилась и выпалила:
- Иди, иди к ней, а то она сейчас бросится наутек от поглощающего ее ужаса. Как тебе вообще в голову пришло это чудо сюда привести? Как павлина в сарай затолкать.

Ядовито скривился и бросил на Иванову колкий взгляд. Промолчал.
А я, я тихо соплю себе под нос, уже растеряв весь свой яд. Отчего-то заскребло внутри, поджаривая сердце на медленном огне…
Отвела взгляд в сторону и болезненно сглотнула застрявший в горле ком… обиды.


…
Секунды сомнений – развернулся и тут же прильнул к ней. Обнял за талию и повел внутрь. Олька достала сигарету, а я лишь тихо завыла от боли и уткнулась пустынным взглядом в асфальт.

- О! О! Димчик! – вдруг завопила Иванова, вперемешку с затяжками, еще один вдох – и выбросила свою «соску» в мусорный бак. Рывок – и скрылась в толпе, оставив меня и дальше стоять здесь, оторопевшую от удивления. Тяжело выдохнуть, сдержать чертыханья и пойти за ней.

… обняв за талию, Дмитрий жадно притянул к себе свою Лелю и впился голодным поцелуем в губы.
Замерла я, перебирая мысли. Еще мгновения блуждающего пустынного взгляда вокруг, в попытках понять, что делать дальше, куда податься, кого из наших искать в толпе, – и вдруг что-то дрогнуло внутри, сердце ойкнуло, и глаза торопливо навели фокус. В голове тут же отпечатался Юрка со своей «фифой», как он ей что-то говорит, а та весело хохочет, затем объятия и поцелуй в губы, и вновь какие-то слова на ухо…


………………
Стряхнуть пепел в чашку, стоящую у ног. Последняя затяжка и потушить окурок в остатках кофе…
И снова вдох, и вновь отдаться мыслям и прошлому…
……………..

Не помню уже, как отыскала в раздевалке куртку, как выбралась наружу, как добралась до ближайшего магазина и купила слабоалкогольный напиток. Душить водку в одиночестве не было желания, а потому решила обойтись малым. И вновь шаги в парк. Через газоны прямиком к беседке…
Черт, как всегда занято. Пройтись немного дальше, к задней части Зимней Эстрады, присесть на лавку около «черепах-мутантов», нога на ногу, достать из кармана ключи и сорвать пробку…
Черничный вкус неоново-голубой жидкости «Шарма» в очередной раз проиграл привкусу спирта. Еще глоток – и придаться горьким размышлениям о несправедливости судьбы, о глупой сущности гордыни, о тупости нашего молчания и бессмысленности томных взглядов, недосказанности слов.

- Привет! - кто-то окрикнул меня сбоку (отчего невольно передернуло, но так и не ответила, не отреагировала, лишь одарила наглеца молчаливым, выжидающим взглядом). Еще глоток, несколько шагов незнакомца – и застыл рядом.
Свет луны упал на него, осветив лицо – узнала: тот самый вокалист из рок-группы, что все свое выступление не сводил с меня глаз.
Нервно проглотила слюну, проталкивая глубже злость, и натянула губы в улыбке, пряча боль от его взора.

- Можно присяду?
Робко кивнула головой и немного сдвинулась вбок, давая больше свободы.
Опустился на лавку.
Молчит, молчу и я.
Вдруг тяжелый вздох – и, на мгновение поджав губы, выдал:
- Проблемы? – коротко кивнул в сторону выпивки.

«Да, так...» - хотелось, было, машинально, по привычке, ответить, но помедлила. Сделала глоток, так и не переводя на него взгляд, ковырнула мысли - и слова выплыли сами по себе.
- Любовь. Сука… любовь.

Промолчал, лишь сделав глубокий, шумный выдох.

Я склонила голову набок, упиваясь сотворенной неловкостью и расплывающимся по моему сознанию пониманием того, что надежды этого парня завязать какие-либо отношения со мной только что разбились, как хрустальный бокал об асфальт.

Еще минута тишины – и вдруг очнулся. Отозвался, но слова его были совсем не те, на которые я рассчитывала…

- Любовь, может, и сука… Да вот только ради нее мы и живем.
Нервно заморгала я и невольно уставилась на него.
Не отреагировал, не смотрел на меня, а блуждал пустым взглядом где-то вдалеке, рассуждая дальше:
- Если бы не ее горечь, не была бы и столь сладкой. Не приторной, а божественно сладкой. Если бы не ее грани – не порхать бы нам от чувств, не писать бы ей возвышенные оды, и не умирать бы во имя нее, прекрасной…

Тяжело сглотнула. Промолчала.
Отвела глаза в сторону.
Где-то глубоко в душе я с ним была согласна, но не сейчас… не готова еще это признать. Слишком больно…

- Я знаю, - вдруг снова отозвался, словно прочитал мои мысли. – Сейчас все это трудно осознать, да и не нужно. Не время… Но когда-то всё это даст ума оценить то, что будет подарено судьбой, и лишит сил и глупости раздавить ее, восхитительную. Не даст растоптать… настоящую любовь.
- А почем, - хрипота от долгого молчания и холодной «слабоалкоголки» не дала договорить; прокашлялась. - А почем знать, что это – не настоящая?
Словно ждал этих слов, этого вопроса. Ответ последовал незамедлительно.
- Может, и настоящая… Тогда, тем более, не стоит так сильно переживать. То, что суждено, и лопатой не отгонишь. А что проходящее – отпусти с миром, искренне благодаря за опыт и открытый путь тому, что стоит и слез, и бессонных ночей, и безвозмездных, болезненных жертв.
- Н-не знаю…


Этот вечер прошел бы, по сути, как и любой другой, растаяв в небытии из-за несовершенства человеческой памяти, да только слова его легли на мою душу неизгладимым отпечатком мудрости смысла. Все это изменило на корню мое мировоззрение, дав силы сделать шаг дальше, переступив через глухую стену обиды и сомнений.
Наша жизнь словно здание – кирпичом за кирпичом опыт складывается в душе и сознании, образуя пирамиду судьбы, ведя нас вперед, к вершине, к чему-то грандиозному, задуманному кем-то свыше…

… но, конечно, всё это прозрение пришло ко мне не сразу. Еще долго я носила в своей душе переживания и надежды, пока окончательно судьба нас не развела. Юра окончил школу и уехал учиться в Харьков. Ни пока, ни прощай… Видела его потом еще несколько раз, да и то мельком, как яркое, мимолетное прошлое…

 » Глава 4. Шаги вперед

Лето. 2003 год, мои все еще 14...

Еще один день, еще одна красочная вспышка былого...

Киев. Мой родной, любимый Киев. И пусть мне не довелось вырасти в твоих объятиях (а, возможно, именно по этой причине), я без памяти в тебя влюбилась с первой нашей встречи и до сих пор люблю, храню в сердце каждую минуту, каждое мгновение проведенное вместе. Я чувствую в тебе что-то родное, свое, беспечное. Чувствую твой дружеский, полный заботливости и нежности, настрой.
…и крайне благодарна за это.

Чудный выдался тогда день. День на грани безрассудства и везения…
Это была вторая наша с Киевом встреча, но впервые полностью самостоятельная, без надзора родителей.
Беспечно шагая в шесть утра, пока еще не работало метро, по пустынной улице от вокзала на холм в неизвестном направлении, блуждая на бум, мы с Олькой, молча, захлебывались эмоциями, утопая в собственных мыслях, предвкушая незабываемые впечатления.
Купить в киоске пирожки и утолить голод после бессонной ночи в поезде.
А дальше дождаться нужного времени - и нырнуть в подземку: покататься вдоволь на эскалаторе, съездить на Крещатик, прогуляться к бесподобному Киевскому национальному университету имени Тараса Шевченко: громадный комплекс, ярко алого, цвета крови, окраса, с рвущимися ввысь колоннами, и с личным швейцаром, он был бесспорно чем-то уникальным, значащим, заворажующим, толкающим на новые, отчасти по-детски наивные, мечты о прекрасном будущем и заоблачных высотах…
Пройтись по близь лежащему парку, а затем вновь спуститься в метро и выбрать новый маршрут.
…парк Арсенальный. Его создатель – гений, прекрасней места я еще не встречала: днем здесь можно видеть, как туман заботливо укрывает весь Киев, и убаюкивает, словно тот – его родное дитя. А ночью, ночью огни паутинных улиц превращаются в тысячи звезд, упавших на землю, но так и не разбившихся, не погасших, а мерцающих своими хрупкими, трепетными тельцами, маня остальных жителей небесного свода к себе…

«Печерские лавры». Обе набережные Днепра. Громадный памятник «Родины-Матери», величественно взвышющийся над всем Киевом, уверенно занеся вверх меч и щит, смело грозя врагу, и преданно обещая безопасность своим подопечным. Подножье горы у Арки Дружбы народов, шепчущее взволнованными листьями молодых и зрелых деревьев от барабанной дроби дождя, утопающее в селях, храбро рвущихся от самой вершины через плиткой выложенные тротуары, асфальтированную проезжую часть и скромные трамвайные пути, к заботливому отцу, величественному Днепру. Притаившийся днем среди густого, пышного покрывала верхушек вечнозеленых елей, и в медовых лучах, прорезая холодную, таинственную темень, ночью, памятник Святому Владимиру. Пешеходный мост, мост влюблённых, перекинутый через грозную, бушующую реку…
Все это - малая часть того, что проникло тогда в нашу душу, как терпкий яд, и навсегда овладело, подчинило своей воле сердце, то, что из года в год звало к себе, жадно требовало встречи, и мы подчинялись, как самые верные воздыхатели, рвались без стыда и сомнений на долгожданное свидание…


Но было еще что-то. Что-то, что еще на один шаг меня подвинуло к мечте ближе, и ее я наконец-то стала видеть ясно…

Громадный, с мощной энергетикой публики, могучим духом, концерт на Площади Независимости…
Дикая эйфория, шальные крики толпы, бездушная, нездоровая давка у ограждения сцены, драйв, слэм и страх вперемешку с безумием. Всё то, что сыграет затем значительную роль в моей жизни, в момент принятия тяжелого решения, осуществления выбора, как быть дальше…
Но, а пока все еще летний вечер…
…на часах уже показало десять - совсем немного до отправки нашего поезда. Билеты взяты заранее, осталось дело за малым – прийти в себя, собраться с силами покинуть завораживающее зрелище – и отправиться домой.
Но вырваться из сладкого ада живыми не так-то просто: движущийся в хаотическом порядке массив людей, единственное, что мог без сомнений обещать, так это - сбить с ног и затоптать заживо…
Попытки, рвения домчать к метро, а там вокзал – и путем великого «Авось» выскочить на нужную платформу к вагонам,
…с таким родным названием «Сумы-Киев».

И только потом с хохотом мы будем вспоминать, как потеряли друг друга, когда выбирались из пекла, как я осталась без копейки и документов, мгновения паники и попыток собраться. И как волей того же безумного случая, или с заботливой «руки» родного Киева, тут же отыскиваемся среди тысячной толпы, и мчим, вновь мчим в сторону метро, станции «Крещатик», дабы успеть отчалить домой…
Совпадения, везение и безрассудность – вот удел глупых, безмозглых, надеющихся невесть на что, малолеток…


***
Я шла вперед. Вперед к мечте, которая стала пылать во мне с каждым днем все сильней и сильней. Близился выпускной – и единственное, чего я тогда желала, так это чтобы там звучали мои песни… и исполняла их я.

Что ж, спасибо всем тем, кто в меня не верил и говорил, что не смогу. Благодаря вам я взлетела высоко.
Первая такая победа – золотая медаль в школе. Почти половина репертуара «ремиксов» старых хитов на школьно-выпускную тематику – мои. И три песни – исполняю я.

...
Сцена. Нервозность всегда сохранялась во мне, но паника перед толпой… ее, слава Богу, не было. Да и не помню, когда впервые вышла вот так в зал на всеобщее обозрение, обсуждение, когда и как потеряла сценичную «девственность». По жизни как-то всегда тянулась к творчеству, а где сама тормозила – другие вели.
В детском саде должна была быть одной из «восточных красавиц», исполняющих танец живота. Но в последний момент пресекла это счастье мама, и единственная моя роль – это массовка снежинок с бумажными конфетами в руках.

В школе, в начальных классах, на концерте, в честь Дня учителя, играла роль «Подоляночки», вокруг которой кружились, водили другие девочки хороводы.
Дальше – несколько лет подряд ведущая концертов «Таланты».
Затем… выпускной.
До сих пор помню этот ужас, страх забыть слова, истерика перед выходом. Постоянно, словно больная свой бред, свою мантру, повторяла я стихи и путалась в исправленных строчках. Желание отказаться от всего… - и выход. Исполнение песен, «заподлянка» партнерши по сцене и бурные аплодисменты.

А дальше… дальше - переезд, университет. В шаге от участия в конкурсе талантов, в шаге от участия в «герлз-бэнде».
Но… но… но… здесь начинается история о моем Лёше и о всех жертвах, которые я вознесла на алтарь, во имя Него, хорошего.

 » Глава 5. Лёша

***
Лето. 2004 год

Окончив школу, не дожидаясь, пока мне стукнет семнадцать, после очередной ссоры с матерью и ее мужем, собрала вещи и уехала к бабушке в Россию, в Петрово, в Калининградскую область.

***
Калининград. Мой родимый и такой любимый Кёнигсберг. Город, в котором в крепкий узел сплелись нити прошлого, настоящего и будущего. Мир тайн и надежд на светлое будущее.
Такой же неприкаянный, с потрепанным, разодранным безжалостной судьбой, сердцем, такой же чужой среди своих, как и я.

С тебя вырвали душу и заселили новую жизнь. Тихими, робкими шагами… среди руин жуткой войны, возрождаясь из пепла, ты вырвался из заточения страха и безнадёжности, взлетев необузданным фениксом ввысь, и засиял еще ярче.

Еще живы те, кто помнит, как в первых рядах приехали к тебе в конце 40-х, как бросились в пучину политических интриг и житейской жути. Как ступили на землю чужака и попытались увидеть в разрушенных, закопченных дымом из красного кирпича стенах, в осколках горя и ужаса, свой родной дом. Как Королевская Гора стала упорно превращаться в город имени Калинина…

Безжалостная кошка страха заживо сдирала кожу каждый раз, когда приходилось ступать шаг за порог на безлюдную улицу и идти в поисках огоньков жизни.
Завоеватели. Победители… Или жертвы, получившие трофей, как залог того, что ад больше не возвратиться…
Сложно судить, да и у каждого свои доводы. Но кто что бы не говорил, ничего уже не изменишь… Ты остался один, брошенный, вырванный из рук прежних хозяев, и награжденный новой «судьбой».
И пусть в темных переулках еще было застывшее эхо крика смерти, дрожал визг боли, и доносились рыдания глубокого отчаяния, с каждым стуком сердца новоприбывшего разливалось по твоим жилам все больше тепла. А прилежная река Преголя ревностно смывала потоки крови и слез чистой, пресной водой, обещая подарить вскоре счастливое, беспечное будущее…

***
Сначала эта «поездка» оправдывалась желанием «провести летние каникулы у бабушки»; затем - «рвением учиться в престижном КГТУ»; и только потом истинной причиной – мечтой жить своей жизнью, без абсурда давления со стороны матери и вездесущего отчима.
Жаркий, помню, тогда выдался день. Накупавшись вдоволь, хоть в холодном, но таком блаженном (после сумских-то водоемов) Балтийском море, в Светлогорске, с чувством исполненного долга перед собой и изнеможенным от духоты и высоких температур телом, я приплелась к своей подруге Ульяне.
- Злат, а я ухожу.
- Веришь, не смеюсь.
- Ну, хочешь… пошли со мной?
- Куда?
- К моему Митеньке…

И пусть разговор состоялся полчаса назад, эта несушка все еще разорялась в своем доме, наводя марафет. Я же устало сидела во дворе, идиотически покачиваясь на качелях. И вдруг, словно эхом из 45-го, мимо меня стала двигаться целая колонна военных машин, под сотню единиц, не меньше. Эдакой жуткий знак судьбы, ведь мой «будущий» Лёшенька как раз тогда учился в военном институте на втором курсе…

Я с жадностью всматривалась в «незваных» гостей, не желая пропустить хоть малейшую деталь. Взгляды солдатиков, их улыбки, крики, шутки… мое смущение и робость.

***
Пока всё это действо близилось к своему логическому концу, да и пока Улька собралась, подоспели все наши: Лина, Аня, Елена и Женя. И вот такой делегацией мы выдвинулись в сквер, к памятнику Великой отечественной и ее жертвам, куда и должен был подойти Димка.
Но, кто-то свыше уже давно расписал свой коварный план, нарисовав две кривые, пересекая их и взрывая в новой, покореженной будущими событиями и переживаниями, судьбой несчастной любви.

Анька первая закричала от радости. Не сразу я сообразила, что происходит. Но затем взгляд уткнулся в его лицо: навстречу нам шло два молодых человека – Митька Ульяны и… по всей видимости, какой-то его товарищ.
«Голодные», «неприкаянные» девчушки тут же кинулись делить кавалера, словно последнего мужчину на земле.
Не сдержалась и я: сыграл дурной, упертый характер.
Как же это не вступить в глупый спор за трофей? Как же отдать право на победу кому-то? Да не будь я Златой, если промолчу!
Дележка «подарка» закончилась полной капитуляцией других девушек, и я, разгорячённая львица, бросилась на бедного парня, очаровывая, околдовывая, лишая того хоть малейшего шанса на спасение.

Но это была лишь игра. И пусть он прилежен, учтив, хорошо воспитан и красив на лицо, статный военный, который и словом мог угодить, ублажить, и делом, отчего-то моя душа не лежала к нему. В тот вечер я быстро сбежала домой, в спехах попрощавшись и бросив «жениха» ни с чем.
Чего греха таить, я тайно надеялась, мечтала, что тьма скроет путь, адрес моего «приюта», и никогда мой ягненок больше не потревожит логово коварной завоевательницы.

Да не тут-то было. Лёша оказался не из робкого десятка.
И не ясно уже стало, кто из нас захватчик, а кто – жертва. Быстро меня отыскал через Дмитрия. А затем… затем с каждым напором, с каждым наскоком, попыткой мои стены рушились – и я влюбилась, впервые открыто и безвозмездно влюбилась. А через два дня, как мне исполнилось восемнадцать, стала его женой.

………………
***
Осень, 2012 год

Встать с подоконника, забрать чашку с собой. Лишки – в унитаз, остальное смыть в раковине.
Тяжелый вздох – и пройтись по квартире. Взглядом уткнулась в альбом на полке. Нет, в нём давно уже нет ни одной фотографии Лёши. Ни одной…
С глаз долой, из сердца – вон.
Машинально обернуться и посмотреть в привычную сторону: «15:28».
Еще нескоро вернется домой.
Ужин готов, квартира убрана. Компьютер надоел, телевизор давно уже неинтересен.
Тяжелый вздох, прогоняя накопившиеся эмоции, – и опуститься в кресло. Голову откинуть на спинку, ногу на ногу – и замереть, перебирая, ковыряя прошлое дальше…

………………..

***
2004 год


Алексей по-прежнему учился в военном институте, а по ночам работал охранником, я – поступила в КГТУ на юриста и вела домашнее хозяйство.
Переехали в Калининград, в семейное общежитие…

***
Странно как-то. Вся наша жизнь сопровождается какими-то тайными знаками, намеками, предостережениями… Кто-то свыше хочет сказать что-то важное, да вот только стоя вот так вплотную, купаясь в жгущих эмоциях… уж слишком слеп и глух, чтобы что-то заметить.

…и ко всему мое упрямство дает о себе знать. Самолюбие и эгоцентризм. Хочу – а значит, получу… любой ценой.

Когда мы подавали заявление в ЗАГС… было землетрясение в Калининграде (до безумия крайне редкое явление): хорошо нас в тот миг тряхануло…
Обе попытки обвенчаться с Лешей заканчивались жуткой нервозностью, зеленым моим лицом и обмороком, причем любые другие походы в церковь мне давались легко.
Знак? Предупреждение? Нужно было остановиться?
Да неужели? Остановило бы это Вас? Остановило бы, если этот человек – это всё, что нужно в жизни, всё, что есть, всё, чем дышите, что дает силы и желание просыпаться каждое утро…

Вот и меня ни на мгновение не усомнило, не предосторожило, не пресекло…

Я отдавала ему всю себя. Сполна. Не жалея ни сил, ни времени, ни собственных желаний. Он мне был и мужем, и братом, и отцом, и богом.
Был моей вселенной…
Помню, как не поддалась на уговоры друзей из университета участвовать в конкурсе талантов. Время, которое пришлось бы тратить на репетиции, я с радостью посвятила своему любимому (дико было потом наблюдать за всем происходящим на сцене из проема входной двери в актовый зал, да и то только короткие минуты слабости и интереса…)
Та же участь постигла и предложение знакомых влиться в их рок-группу.

Гитару со стихами я давно забросила.
Друзья? Подруги? Они давно исчезли, превратившись в простых товарищей и далеких знакомых. Весь мой круг общения сузился к часам жизни в университете, и только ради учебы, по делу. Все остальное время я посвящала своему божеству…

Но, чем больше за ним гналась, тем рьяней пытался убежать от моего напора, от моего внимания, моей любви. Я оказалась достигнутой вершиной, взятой высотой, а потому… взгляд упорно стал блуждать по сторонам, да, увы,… того вовремя не заметила (хотя, изменило бы это что-то? сомневаюсь, сама загнала себя в капкан зависимости и поплатилась за это).

Работа охранником брала свое: ночи напролет Леша был где-то там, за пределами моей досягаемости. Работа? Как оказалось, как сам потом признался (честный парень), несколько раз уходил в «позыве долга», а сам с друзьями куролесил до рассвета в каком-то клубе, а, может, и подругами, кто знает.
Да и однажды работу с тем же успехом разменял на вечер стриптиза…
А я, наивная, все рубашечки ему гладила, в губки целовала и по головке гладила, нежно шепча его имя, как заговор…

Но от этой его искренности что-то внутри меня сломалось. Сама того еще не понимала. Но обида сосала меня изнутри, порождая из зернышка тайной боли целый рой всепожирающих червей…
- Н-нет, дорогой, - ехидно, помню, рассмеялась я. – И не рассчитывай, не поеду за тобой в твою тьму-таракань, пока универ не закончу.
И вот оно решение – основательная трещина в нашем совместном будущем. Раз я не поеду туда, куда тебя отправят служить после института, ты бросаешь все к чертям собачьим (на тогда уже четвертом курсе)… и устраиваешься в «Бау-центр» продавцом. Наша любовь трещит, но всё еще держится. От твоей решимости и уступка мне - прошлое смывается чистой, пресной водой, руша толстые слои соли застывших слез. Я вновь верю в светлое будущее и вновь бросаюсь в пучину открытых, пылких отношений, не боясь быть зависимой и уязвимой…
Но уже через полгода тебя повышают до администратора зала, в твои-то молодые годы, признают и ценят высокий ум и качественный труд. Ты звезда, а я – увы… осталась лишь тенью.
Сколько уже лет прошло, а до малейшей детали помню тот вечер. Ту, нашу ссору, твои жестокие слова:
- Ты - хорошая жена, но мне с тобой скучно. Прошла любовь - завяли помидоры…

 » Глава 6. Черный день

***
………………………….
Черт, до сих пор дерет в горле обида, пусть даже уже не плачу. Пусть уже и не ненавижу…
Глубокий вдох – и прикрыть устало веки.

…………………….

Знаю, что не была идеальной женой, из-за своего сложного характера могла и огрызнуться на попытки меня обидеть, но, видел Бог, я искренне старалась изо всех сил угодить и ему, и его матери…
Помню, как жили у свекрови в Зеленоградске, я все норовила почаще оставлять Алешу с ней вдвоем, думала, что той будет приятно поговорить с сыном, чисто по-женски хотела понять. Да, как оказалось, зря… Она на меня ему усердно жаловалась: и то не то, и то не этак… Мне хоть бы раз сказала - с радостью бы исправилась. Да, видимо, это было слишком «заумно».
…стала замечать, как меняется его отношение ко мне.
Помню, едем в Калининград, тороплюсь на зачет в университет, и, как назло, уже у самого города вспоминаю, что забыла зачетку.
Он разорался, заставляя обратно возвращаться…
И, что самое обидное, я так сильно волновалась, а он это никак не мог понять.
Слово за слово - и понеслась: и смысла у меня нет в жизни, и, вообще, я посуду не туда ставлю!
Слышу ж, чувствую, не его это слова вовсе, не его злость сейчас на меня выплескивается желчью…

Добилась своего «мамочка», поссорила нас - я уехала назад к бабуле. Выдержала месяц - не ела, не спала, к подруге на свадьбу не пошла (чтобы он не ревновал), но чувствую, понимаю: не могу без него жить, не могу, хоть убейте!
Звонок, слова… и вновь замирает сердце от поцелуев и нежных ласк.
Вернулась обратно…


К тому времени уже успела получить гражданство (мать окончательно смирилась с моим желанием жить в России), так что летом, на каникулах, я без проблем устроилась в детский сад воспитателем, чтобы не чувствовать себя дармоедкой, и на заработанные деньги подарила свекрови телефон.
Помирились.
(или, как всегда, просто нарисовалась видимость «добросердечных» отношений)

Но стоило ли это ревностных усилий? Стоило ли того?
…все становилось только хуже. Жизнь катилась с горки, разбиваясь о кочки на пути вдребезги.

…
Помню, как зазвенел его мобильный.
Короткий взгляд на дисплей и принял вызов. Машинально повернулся ко мне спиной и спешно пошагал на вход (из комнаты). Заговорил, затараторил.
До моего слуха донесся девичий голос.
Торопливо подскочила со стула, шаг вдогонку.
«Завтра заезжай за мной, как обычно», - донеслось из трубки…

В глазах аж помутнело.
Сходу бросаюсь к двери - и в лес.
Пятьдесят метров пролетела, как три шага, а дальше дело техники – скрылась в деревьях, потерялась в заботливой темени безмолвного, вечнозеленого друга.
Не догнал…
Слезы лились по щекам, жадно пытаясь убежать от разгорающегося внутри пожара. Кошка скребла изнутри и снаружи, раздирая на кусочки. Обида, сплетаясь с болью и ненавистью, рьяно выжигала кислотой дыру в душе, нервно комкая сердце. Никакие объяснения самой себе и отговорки не могли все исправить, убедить, привести в чувства.
Каждому оправданию сразу эхом повторялись жуткие слова и рисовались болезненные картины…

Упасть на мягкий, холодный, мокрый мох, прижаться спиной к стволу дерева и дико, отчаянно зареветь на всю глотку.

«Предатель!..»
«…Предатель!»
«С*ка… предатель».


Не знаю, не помню, сколько тогда прошло времени, прежде чем смогла собраться с силами, с духом. Как выбрела на ощупь домой.
Помню, только как поставила ультиматум, яростно сверля взглядом его серые глаза.
- Если хочешь, чтобы я осталась - дай с ней поговорю!

- Злата, солнышко, – попытался обнять; вырываюсь, визжу, кричу, нервно трясясь от злости и боли. – Это просто коллега! Нам просто по пути ехать!
- Давай мобильный, или это – конец!
Нырнул в карман, достал телефон и, секунду помешкав, протянул мне.
- Ира.
Выхватила, выдрала из его руки аппарат и нервно начала тыкать по кнопкам.
Ждал, молча, ждал, наблюдая за каждым моим движением, следя за каждой эмоцией...

- Здравствуйте, я - Лешина жена, и мне не нравится то, что вы ему звоните и назначаете встречи!

- Да, да. Я вас понимаю, - нервно, торопко заговорила та, едва пришла в себя после моей нападки, - … сама была замужем. Больше звонить не буду.



…говорил, что впредь ее не подвозил.
Счастлива? Счастлива! Конечно, счастлива… была.


Была.

***

Все это резко, в тот, черный день, оказалось прошлым.
Наступила очередная «осень» - и жизнь отвесила вторую оплеуху…

- Ты - хорошая жена, но мне с тобой скучно.

Пытался то ли оправдаться, то ли еще глубже загнать нож в сердце.

И так, раздавленная депрессией, осознанием того, что нужно что-то менять, что-то решать в этой жизни, что деньги сами не вырастут, и их нужно зарабатывать, я едва дышала.
И пусть люблю юриспруденцию, пусть она давалась мне легко, с каждым днем все больше понимала, что это не мое. Ведь ради того, чтобы данной профессией достойно зарабатывать, чего-то нормального достигнуть, нужно иметь твердый, холодный, расчетливый, лицемерный характер.
А меняться я не хотела…
Очередные проблемы дома у матери и отчима, болезнь бабули (приступ инфаркта) - всё это вынудило занять денег у Алеши и свекрови.
Странное реверс-дежавю, не имеющее в себе повтора: когда мой отчим помогал Алексею покупать машину, все было так, словно и нужно, естественно, без обязательств. А когда вопрос вырос с другой стороны, ко мне пришло великое прозрение…

И во всем этом потоке страха, переживаний и безысходности, я стала еще больше угасать.

И тут ты… открываешь дверь, неспешные, врастяжку, полные сомнений и нервозности, шаги в комнату. Застыл на мгновение, взгляд на меня, не касаясь глаз.
- Я от тебя ухожу.

…не верю, отрицаю, пропускаю мимо ушей. И пусть поддаюсь на игру, веду разговор, не понимаю, что всё уже решено… и кончено.

- И с чего так вдруг? Тебя что-то не устраивает?
- Нет. Просто…
- Просто что?
- Злата. Давай не будем, - раздраженно скривился.
- Что не будем? Леша! Как это не будем?
- Зачем весь этот крик? Эти разборки? Давай расстанемся, как нормальные люди.
(болезненная пауза)
- Я, просто, хочу понять, что сделала не так.
- Ты здесь не причем… Ты - хорошая жена, но
… мне с тобой скучно.

(оцепенела; слова застряли в горле, так и не коснувшись языка;
тягучие мгновения – отойти от шока)
- Скучно?
(едва слышно повторила;
внутри обида вдруг взорвалась бурлящей кислотой злости)
Скучно?!! Да?!!
(руки нервно сжались в кулаки, и готова была зубами вцепиться в ублюдка)

- Да, Злата! Да! Скучно!
Прошла любовь, завяли помидоры.

Удар в сердце…
В глазах потемнело. Замерла, не дыша.

Заезженная фраза ужалила больнее пощечины.
Неужели… за все то время, что прожили вместе, в такой момент я недостойна искренности, чувственности? Правды.
- Леша, - собираю остатки жизни по телу; стиснув зубы от боли, перевожу на него взгляд, боясь коснуться глаз. – Леша… у тебя кто-то есть?

Едва заметно вздрогнул. Застыл.
Промолчал.

- Леша… прошу…

- Н-нет.

- Пожалуйста… - едва сдержалась от писка; слезы новой волной сорвались с глаз и спешно покатились по пылающим щекам вниз, покидая больной, жгучий внутренний ад. – Скажи… Кто она? Как ее зовут?
- Нету, Злата. Никого.
- Тогда почему?
- Я же уже сказал.
- Ну, не верю тебе! Не верю! Ты хоть сам себя слышишь? В чем моя вина? В чем? Что я все время посвящала тебе? Наплевала на свою жизнь, на себя, а ты...
- Катя.

Выстрел.
Упала душа в пятки
… и захолонула.
Глаза приросли к его лицу, руки рухнули вниз, внутри все занемело.
А затем, спустя секунды прозрения, болезненный ком металлическими шипами в груди стал нервически ерзать, раздирая сердце на ошметки. Хотелось завыть, дико завыть, да только забылось, как дышится.
Умерла. В тот миг, казалось, я умерла.

Молчишь. Растерялся, ждешь продолжения. Моих слов, действий.
Секунды стекали в минуты… прежде, чем нашла в себе силы пошевелиться.

- Кх-кто она? – хрипит горло. Язык едва ворочается.

- С работы.



…
Не знаю, сколько еще должно пройти времени, чтобы, вспоминая этот момент, не сжималось от боли сердце… Чтобы зверь обиды не драл до крови когтями душу.

Всё в прошлом. Всё. И даже на мгновение ничего не хочу вернуть обратно.
Забыть. Замазать. Уничтожить, да… невозможно.

Перед глазами наша ссора, раздражение и попытки посильнее задеть друг друга. Мои слезы и твое раздражение.

И приговор. Твои слова.
Твое решение.

Время, казалось, остановилось. Я отказывалась поверить, что это - конец. Что дальше ничего не будет. Что свет погаснет - и мой мир умрет. Лицо твое окаменело, а глаза покрылись льдом. Чужой. Чужой… ты лежал в кровати в сантиметрах от меня, а казалось, словно разделяют нас километры.
Нервно стряхнуть голову, прогоняя ужасные мысли. Нет. Нет! Ничего не кончено! Завтра будет обычный день! Обычная ссора и… примирение. Ты мне соврал. Ты не уйдешь к ней. И вообще, ее не существует…


Уговорила тебя сегодня не уходить. А завтра - и сам передумаешь. Остынешь.
Мой бог меня не покинет, и солнце не погаснет.
Я боялась тебя коснуться, но и боялась упустить. Неужели последний раз вот так в одной кровати? Вот так близко? Вот так… твоя?
Уснул… Слышу, как стихло дыхание, стало ровным и поверхностным. Мой Лёшенька, мой Алексей… моя судьба. Всматриваюсь в твое лицо, а слезы так и рвутся наружу, жадно вымаливая прощение, помилование… Жадно моля остаться…
Все будет хорошо. Все обойдется, я буду жить.

Ты не уйдешь, будешь со мной. Еще много-много лет буду просыпаться рядом, буду целовать твою родинку на плече, нежно водить, гладить рукой по волосам, упиваться твоим запахом, засыпая на груди, и трепетно сжимать ладонь во сне, лениво ворочаясь в постели…

…

Утром мы поехали в Калининград: он - на работу, я - в университет.

Я даже не соображала толком, что происходит, просто знала, понимала, главное - не оставаться одной, чтобы крыша не поехала. Не поддаваться панике, не вестись на ложь и обман.
Он просто хотел сделать мне больно. Хотел… и сделал.

Наступит вечер… - и приедет по меня, как всегда. Мой Алешенька по меня вернется.
Все будет, как раньше.
Все будет, как всегда.

Но он… не приехал.

И не явился на следующий день.
И даже через неделю…

Сказка оборвалась, превратившись в жуткий кошмар.
Мое божество меня предало.


Сердце остановилось. Душа умерла. Глаза потухли.
И только тело все еще удерживало в себе импульсы.
Оно… жило.

Сон перестал брать меня в свои руки, оставив свободу мыслям, вопросам без ответов… и жгучей боли.

Мир взорвался… но вместе с тем не перестал существовать.

Несколько дней не вставать с кровати. Забыть, как есть, как пить. Забыть, как жить. Один лишь жуткий страх впустить в сознание и дать червем проникнуть в каждую клетку.
И вдруг затем воспламениться ненавистью к самой себе, взорваться в неистовой агонии, разлетевшись на миллиарды колких льдинок, и вновь сделать вдох.

 » Глава 7. Вдох

***

Ты живешь в своей осени жизни.
Хочешь вьюги лесные ле-летом.
Удиви, всем назло разгуляйся,
Ты отвыкнешь от желтого света.
Представь, что на улице весны.
Птицы, зелень, любовь и гвоздики.
И твой взгляд будет огненно-пестрый,
Из души только радости крики…

«Желтая», Аномалия

Я переехала жить в общагу при университете. Записалась на курсы дизайна, чтобы не было времени думать, копаться в гребанном прошлом. Было даже адское желание уйти в монастырь. Да, видимо, Господь оказался против.
…Но Леше так и не звонила: не нужна, так не нужна. Быстрее удавлюсь, чем унижусь, сдамся… кинусь в ноги и буду просить. Никогда.
Теперь уже… НИ-КОГ-ДА!

Узнала, узнала, что ты все-таки ушел к ней. Что ж, она оказалась важнее для тебя, важнее и лучше,
…и на двенадцать лет старше меня.

Отчим перезанял деньги и вернул долг.


А я… умело лгала близким и придавалась безумию.
Вставала в пять утра, в семь уже была в университете, занималась до занятий, потом учеба, а дальше ехала на курсы. Домой попадала лишь часов в десять вечера. Но и того мало: занималась спортом, дабы в конец себя изнеможить, сознание убить, мысли прогнать… И лишь когда уже падала от полного истощения, в мое тело приходил покой - и я забывалась сном.
Поначалу даже разучилась есть: незачем, не как… но природа брала свое - делала уступки.
Боль так захлестнула, что панически стала бояться сделать кому-то больно. Стала вегетарианкой. На уровне полного безумия училась жить без него.
Вдох за вдохом. Шаг за шагом. День за днем…

И смогла.
Смола.
Слышишь, СМОГЛА!


…
И ты, с*ка, словно учуял,
…взял
и позвонил.
Позвонил. В трубке я услышала слова, что кипятком ошпарили мне душу, вывернув еще больше наизнанку. Слова, что, казалось бы, заживо содрали с меня кожу и вновь кинули в котел к чертям:
- Прости меня. Идиот я, что ушел. Прости, не могу я без тебя, не могу… Люблю я тебя, понимаешь? ЛЮБЛЮ!

И пусть ревла, и пусть захлебывалась слюной, слезами, мечтой и болью. Пусть!
…но тебе не уступила. И в ад я больше, на поводу за тобой, не пошла!

Теперь тебя я ненавижу. И это - твой выбор. Твой. Твой, и только твой, паскуда...

***
И чем дальше я пыталась от него убежать, тем сильнее Леша пытался меня догнать. Звонки, «нечаянные» встречи. Напор, настойчивость и давление. Я больше не могла. Не выдерживала.
Сдавалась…
- Леш, если ты так хочешь… Если действительно хочешь все вернуть, все наладить. Предлагаю… начать с чистого листа. Мы разведемся и начнем заново встречаться, влюбляться, жить… словно ничего не было, словно только повстречались.

Солгала.
Поверил.

И пусть мой шаг был робким, и пусть в душе на дне догорала, дрожала глупая надежда, твердой рукой я поставила точку в графе подписи разведенной.

Ты вымолил встречу в ресторане.
Первый для тебя миг новой жизни, а для меня – последний… старой.

Ласково улыбнувшись прошлому, я помахала тебе рукой и навсегда… уверенно закрыла за тобой двери.

…
Я короткими шагами по краю боя,
Всю свободу - за мгновение, зато с тобою,
Ну зачем здесь эти люди, зачем они спасают, меня спасают,
Ведь сегодня мне все можно, сегодня я теряю, тебя теряю.

Проводи со мною, милый,
Все свои цветы и сказки,
Чтобы я совсем забыла,
Чтобы не ждала напрасно.
Я надела свое платье,
Чтобы быть совсем не хуже.
Мне последнее так нужно.
Что же ты так поздно, милый…

«Милый», Аномалия


Я смотрю в твои серые льдины, что мечутся, словно раненный зверь, пытаясь предугадать события, твои губы, что нервно дрожат, подбирая правильные слова, да только уже… напрасно. Напрасно, все это, милый. Слишком поздно. Я решилась. Ставлю точку. Хватит запятых, хватит слез, хватит ран на мое сердце и пуль в душу.

Шикарный ресторан. Трепетное внимание, нежные слова, робкие объятия, да только тепло это больше не греет, а морозом щиплет шпорами обиды.
Разрываешься, пыхтишь в попытках быть лучше, чем когда-либо, чем есть на самом деле… Да только слова твои больнее ударов.
Любовь умерла, сгорела, превратившись в золу злости.
Алешенька, радость моя, нежность моя, сказка, для меня ты умер в тот далекий, тяжелый, зимний день. Умер, и на твоей могилке я зажгла твердой рукой лампадку прощания.

Взял мою ладонь в свои, обнял ее, пытаясь согреть, усыпить прошлое, а губы зашевелились, разливая приторную ложь.
Странно, то ли сознание остыло, то ли сердце перестало чувствовать, но то, что раньше меня б забросило на седьмое небо, сейчас не сдвигало даже на миллиметр.

Сделать глоток дорого вина, мило улыбнуться.

Нет, я не желаю тебе зла. Ни зла, ни боли, ни счастья.
Ничего.

Взгляд оторвался от твоего лица и поплыл вокруг.
Хватит. Хватит этой комедии, трагедии. Хватит отпевания.
Вырвать свою руку из твоей. Отставить тарелку подальше, последний раз взглянуть на свое божество, ухмыльнуться своей детской наивности и мечтам, прошлому... Смелое движение, достать деньги из сумки за свой заказ - и кинуть на стол.
(замер, ошарашенный, не дыша)
Уверенно встала. Взгляд сверху вниз.
- Я ухожу, Леша. И не ищи больше встреч, - глубокий вдох. – Для тебя я умерла, как и ты для меня. Прощай… и не скучай.


Проводи со мною, милый,
Все свои цветы и сказки,
Чтобы я совсем забыла,
Чтобы не звала напрасно.
Я надела свое платье,
Чтобы быть совсем не хуже.
Мне последнее так нужно.
Что же ты так поздно, милый…

«Милый», Аномалия

Олечка, с возвращением!!!!!

Здравствуй, Надюша! Спасибо! Очень рада тебя видеть!!!
___________________________________

 » Глава 8. Новая жизнь

***
Еще долго я приходила в себя, еще долго училась держать голову прямо.
Окончила университет, получила красный диплом в доказательство тому, что могу покорить любые вершины, и преподаватель, который унизил меня еще на первом курсе ни за что, был неправ в корне: я не только говорю, но и делаю.
Все, как всегда, - живу наперекор другим. И, в принципе, пока неплохо получается…
Буквально сразу через знакомых устроилась в районный отдел судебных приставов-исполнителей оным самым. Да только коллектив был уже сформирован. Коллектив алчных, ехидных, ушлых… «государственных служащих». Каждое мое задание – попытка оправдаться, что я стОю своей должности, и мои собственные заслуги держат меня в кресле, а не связи.
Каждое утро, словно последнее, поход в офис на работу, в логово к змеюкам, – словно на расстрел, сил оставалось все меньше и меньше.
Не знаю, но, наверно, еще напор – и впервые я просто так возьму и сдамся…
Устала. Физически, морально…
Я больше не могу.

Пройтись по коридору и застыть у двери нашего кабинета. Заметила, конечно, заметила едкую ухмылку на губах «Витюши».
Что на этот раз?
Мгновение – и нырнул к себе в коморку. Глубокий вдох – и дернуть за ручку.
Резко стих разговор. Алена косо посматривала на меня исподлобья, при этом "искусно" делая вид, что перебирает бумаги, ищет что-то важное, а Валентина Ивановна без малейшей капли смущения скривилась от негодования. Взгляд тяжелым молотом обрушился на меня, желая если не уничтожить, то причинить неудобство уж точно.
Раздраженно, и с таким же вызовом, как она, уставилась я на нее. Молчу.
- Для тебя «дело» есть.
(лицо мое перекосилось)
- Да? – протянула руку вперед, предлагая забрать папку.
- Матвей Агатов, - спешно сгребла со стола стопку, и, немного постукав по твердой поверхности, выравнивая листы, сунула ее мне. - Надеюсь, хоть с этой «элементарщиной» справишься.
(чиркнула, молча, от злости зубами, выхватила бумаги и пошагала на свое рабочее место)
«Элементарщиной»?! Сволочь! Да ты нарочно мне отдаешь безнадежные, глухие дела!
И, здесь, наверняка «некурабельный случай».

***
Спешными, торопливыми шагами выбраться наружу, сесть в маршрутку - и ехать по указанному адресу. Дело давно уже вели, а, вернее, оно пылилось на полке. Мадам, от которой мне досталось это «богатство», понимала безвыходность ситуации, а потому с чистой совестью закинула его в дальний угол. А вчера ушла в отпуск, и мегеры, отыскав столь сладкий клад, выждали момент и кинулись в атаку.
Неизвестный мне район. Неизвестная улица. Расспросы первых встречных, поиски на карте – и наконец-то отыскала долгожданные «33». Пятиэтажка. Девятая квартира.
На землю уже стали спускаться сумерки, да отступать от задуманного теперь уж было глупо.
«С Богом!» - и нырнуть в подъезд.

***
Звонок, стук в дверь. Еще и еще. Слышу ж, шаркают где-то там внутри, да нагло не хотят отворять.
- Открывайте! Исполнительная служба! Открывайте немедленно, - злость закипала меня от невежества и наглости должника. – Открывайте, а то вызову милицию!
- Чего орешь? – от неожиданности передернуло. Обернулась. Внизу на лестнице застыла пожилая женщина.
- Мне, - замялась от волнения, - мне нужно поговорить с Матвеем Агатовым из девятой квартиры.
- Ну, нет его, раз не отворяет. Чего орать-то? Может, кто спит уже!
- Рано еще спать! – злобно гаркнула. - Да и потом, слышу ж, что есть!
Раздраженно скривилась та. Тяжелый, глубокий вдох и стала подниматься наверх. Тягучие минуты – и поравнялась со мной.
Отдышаться, шаг к двери - и быстро, грубо заколотила косточками пальцев по бордовому деревянному полотну.

- Матюша, открывай! Хватит чудить. Поговори с девушкой. Видишь, не успокоиться все никак.

Секунды тишины – и вдруг щелкнул замок. Пораженная до глубины души, я уставилась на старушку.
- С-спасибо.
- Да оставили бы уже его в покое. Чего неймется?
(нервно сглотнула, промолчала)
Взгляд перевала на дверь – полотно так и не думало отворяться.
- Ну, что ждешь? Заходи, - кивнула та в сторону квартиры.
Робкое движение… От неожиданности представшей картины даже кинуло в дрожь. За аккуратной дверью скрывалось кубарем «перелопаченное» жилище, в воздухе которого парил не ромашковый аромат. Невольно поморщилась, замялась, но все же ступила шаг внутрь. За мной заскочила и женщина.
- Матвей? – растеряно переспросила бабулька, не наблюдая хозяина.
Вдруг донеслись непонятные звуки из комнаты (что когда-то, по всей видимости, задумывалась как кухня, а не свалка) - и в проеме появился молодой человек, лет тридцати на вид. Лохматые, неухоженные, средней длинны (нечто застрявшее между короткими и удлиненными) темные волосы, чуток покрытые налетом первой «несвежести». Они торчали забавным ежиком, придавая своему обладателю потешный вид. Густые, ровные брови; тонкие, чуткие губы; «легкая» небритость недельной давности; глубокие, нежные, мудрые глаза цвета неба – все это не вязалось с окружающей нас обстановкой. Как такой красивый человек (не смотря на некоторые, упомянутые мной, «нюансы») мог находиться в столь жутком месте, да и носить грязные, помятые, местами драные, вещи.
Невольно встряхнуть головой, прогоняя наваждение мыслей, и собраться. Прокашляться, и начать экспромтом речь «государственного служащего».
Женщина, видимо, удостоверившись, что все хорошо, и хозяин квартиры не будет сетовать на ее вмешательство, что-то буркнула себе под нос и тут же тихо, едва заметно, скрылась за дверью, да так, что только и послышалось прощальный щелчок. Я невольно, испугано обернулась, но вмиг, совладав с собой, продолжила дальше вести речь:
- Вы должны в кротчайшие сроки погасить задолженность банку, или же мы опишем ваше имущество и уже сами, реализовав его, закроем этот хвост.
Что-то лениво жуя, молча, с интересом наблюдал за мной, словно за каким-то зверьком в зоопарке. Казалось, каждое мое переживание, попытки достучаться до его сознания приносили ему удовольствие.
- Вы меня слышите?
Вдруг достал из кармана яблоко и откусил от него добротный шмат. Взгляд вновь коснулся моих глаз, а губы так и не дрогнули.
- Вы – немой? - Немного помешкала. - Или глухой?
Приговаривая к полному дефолту, молча моргнул и проглотил окончательно, раздробленный зубами, кусок.
Мгновения рассуждений - и, не роняя больше ни слова, протянула ему повестку.
Даже не взглянул на нее, только лишь очередной раз укусил свою зеленую «фруктину».
Нервно сглотнула, ошарашенная таким поведением.
Чего только не навидалась и не наслушалась от должников: и с ружьем гонялись, и собак спускали, и водкой угощали…
Да вот такого наглого игнорирования еще не встречала.
Он вообще нормальный? Или я зря опять без милиции явилась?
Нервозно сглотнула, уже перебирая в голове, ища по памяти пути отхода. Дверь щелкнула. Замок закрылся или это только простой хлопок прикрытой двери?
- Вы… вы отдаете отчет происходящему и последствиям? – робкий шаг назад и уткнулась спиной в дверное полотно. Неспешно рука поплыла за спину и нащупала ручку. – Заберут все ценное, все, что не лень, и продадут за копейки, пустив с молотка.
- Пусть сначала найдут что-нибудь ценное.
От его голоса даже подкинуло на месте. Заклякла в растерянности и нерешимости.
Слова эти – реакция на мой робкий побег и страх, или наконец-то заинтересовался происходящим?
Взволновано проглотила скопившуюся слюну. Попытка вести достойную беседу дальше.
- К-квартира. Ее тоже могу разменять на комнату в общежитии и…
- Она принадлежит моей бабушке, - вдруг резко перебил. – Дальше что?
- Т-телевизор. Компьютер, мебель…
Сдержал едкий смешок. Обвел квартиру взглядом и тут же уставился на меня:
- Мы с тобой одно и то же видим, или ты что-то приняла?
Нервно заморгала, перебирая сказанное.
Вдруг развернулся и пошел в зал, на ходу вновь жуя свое яблоко и бормоча под нос:
- Иди, ищи и покажи мне здесь что-нибудь «ценное». Ищи – найдешь, забирай и проваливай.
Стою, прозреваю, замявшись, от ситуации.
Из комнаты донеслись странные звуки, еще немного – и молодой человек вышел ко мне. Да только теперь на нем была теплая куртка. Уверенные движения и, подойдя ко мне, стал обуваться.
(не сразу заметила рядом с собой его сапоги; немного помешкав, торопко отодвинулась вбок, давая больше свободы действиям)
Мгновение – и, нагло схватив меня за локоть, отодвинул от двери. Смотрю на него, ошеломленная. Ухватившись за ручку, резко дернул деревянное полотно.
- Эй, вы куда?!!
- По сигареты! – раздраженно фыркнул и скрылся вон. Буквально секунды – рванула за ним, да только и след уже простыл. Обмерла, растерявшись.

Бросил меня одну в своей квартире. Дверь не захлопнуть на защелку, а ключей ни в коридоре, ни во всей квартире не нашлось, так что исправить ситуацию было не как.
Еще один круг по всем комнатам, раскидывая, перекладывая разбросанные вещи, газеты, пакеты… Но ничего, что могло обещать победу. Гневно чертыхнувшись себе под нос, упала на стул за круглым столом (что стоял едва ли не по центру залы, единственном жилом (спальном) помещении однокомнатной квартиры). Устало вновь окинуть взглядом окружающую обстановку: небольшой, кривой, с отломанной дверкой, книжный шкаф, захламленный газетами и прочей макулатурой; два стула с потрепанными сидушками (на одном из которых я сижу); круглый, обшарпанный деревянный, старый стол; грязная чашка с засохшим в ней чаем; разбросанные крошки какой-то выпечки. Но больше всего места здесь занимал старый, скрипучий до ужаса (ненароком проверила, да осеклась, почуяв злобное роптание убитых пружин) диван. Подушка, скомканная серо-голубая простыня и шерстяное, сине-зеленое, клетчатое, одеяло, «прячущее» лиловые узоры тканевой обивки «ложа».
За окном уж совсем вечер разгулялся - и в комнате стало довольно-таки темно. Лениво встала и прошлась к выходу. Поводя рукой по стене, нащупала выключатель и зажала кнопки. Матовый, притупленный медовый свет разлился по «баррикадам».
Тяжелый вздох, присела вновь на табурет, облокотилась, уперлась локтями в столешницу, но в тот же миг, то ли от того, что сломан мой «трон», то ли что криво стал (наступив ножкой на какой-нибудь мусор), стул вмиг пошатнулся- и едва не шлепнулась на пол.
- Мать тв... - слова машинально вырвались из меня, но тут же осеклась и прикусила язык, испугавшись собственного звука. Страшно было находиться в чужой квартире, одной, и, будь хозяин кто другой, давно бы уже дала деру отсюда, но вот почему-то эти добрые голубые глаза подкупали не на шутку, и непонятная жалость засела внутри (возможно, отголоски прошлой жизни, не знаю), но было совестно бросить незапертое жилище без надзора.
Но понимаю, знаю: сам виноват. Чем думал? Какой-то беспечный и глупый. Да и потом, что я сделаю, если кто заявится сюда?
Черт! Спешно срываюсь на ноги и бегу к выходу, провернула барашек – и успокаивающе щелкнул замок.

Злости моей не хватает!
Нагребут кредитов, а дальше – нечем платить. Да даже и на мгновение не задумываются, как исправлять ситуацию. Больше того, нагло начинают нас, надрывая глотку, осыпать бранью, унижать и кидаться едва ли не с кулаками.
Да и банки не лучше: раздали деньги невесть кому, а теперь жертв из себя корчат.

Время шло, и минуты давно уже вылились в час, если не больше... Утомленно уложила голову на ладони и прикрыла веки. Устала. Черт, от всего устала.
От борьбы в офисе, от войны за пределами его. От попыток кому-то что-то доказать. Это последнее задание. Теперь уже точно знаю, да и они понимают. Если сама не уйду – уволят. Всё и все замешаны, переплетены. Я не захотела плясать под их больную дудку коррупции и лжи, и теперь стала врагом номер один. Попытки выжить из коллектива, унизить и растоптать…

…
От его прикосновения к плечу током пробило все тело, и невольно подпрыгнула на месте. Живо подняла голову и уставилась в лицо.
Поставил вдруг передо мной две бутылки молока с синей этикеткой «Залесского» и, сделав пару шагов к стене, выключил свет.
Вокруг стало серо, но не темно. Испуганно дернулась взглядом к окну – сверкало. Замерла, пораженная от увиденного. Проспала всю ночь? Я просидела здесь ВСЮ НОЧЬ?!!
Нервно сглотнула и перевела взгляд на парня.

Молчит, занят своим.
Что-то стал перебирать на полке шкафчика, а затем вдруг вытащил газету и бросил на стол. Еще мгновение - и, где-то из-под кипы бумаг рядом со мной, достал пряник. Резво подхватил бутылку молока и, открутив крышку, принялся уплетать свои лакомства.
Скривилась. Злость, обида и нервозность вдруг зарычали внутри.
Набравшись храбрости и дерзости, выпалила:
- Я тебя не смущаю?

Удивленно вздернул бровью (не то от слов моих, не то от смелости), уставился в глаза (перестав даже на мгновение жевать):
- Н-нет.
Шаг – и присел на диван.
(пружины раздраженно скрипнули в ответ)

Нервно сглотнула и отвернулась. Бешенство от того, что обманули, что, глупая, поверила, с каждым его чавканьем разгоралось во мне все сильней и сильней.

- Ну, что? Купил сигарет?! – гневно рявкнула и вздернула подбородком вверх.
Неторопливо перевел на меня взгляд, рисуя на лице раздражение.
- Я не курю.
Молниеносно выстрелила взором в его сторону. Обомлела. Казалось, во мне взорвалась ядерная бомба. Чуть не подавилась собственной слюной.
Протолкнула колкий комок обиды глубже.
(но вдруг желудок предательски заурчал)

Тяжело вздохнув, вдруг Агатов поднялся с дивана. Шаг ближе и, живо схватив вторую, нетронутую бутылку, открутил крышку. Точное движение – и та приземлилась прямо передо мной.

- Пей. Ничего другого у меня нет.

Злобно стиснув зубы, в момент дернулась я вперед и отодвинула молоко в сторону.
- Спасибо, обойдусь.

Глубокий, раздраженный выдох и, подхватив «занозу», тут же опрокинул – белая жидкость полилась ему в рот. Тягучие секунды – счастливо вздохнул и учтиво рукавом вытер губы. Со стуком поставил пустую тару передо мной.
- Баба с воза – кобыле легче.
Дерзкий, с вызовом мой взгляд в глаза.
- Подпишешь повестку?
Коротко, едва заметно ухмыльнулся.
- Нет.
- Как нет?
(молчит, только наблюдает за мной; черт! эта его манера меня уже не по-детски выводит из себя)
- Почему это? – продолжаю.

- Ты только ради этой глупости меня всю ночь ждала?
- Глупости?!! – едва не завизжала от ярости. Живо вскочила на ноги. Пристальный взгляд в глаза (в его теплые, но колкие льдины). - Это – глупости? Глупости, это нагребать кредитов, а дальше прятаться по закоулкам!
- Я ни от кого не прячусь, - нервно скривился. На мгновение отвернулся в сторону.
- Да неужели?!
- Да! – гневный взгляд в глаза.
Замерла я, глотнув слова.
- Н-но... Н-но, - попыталась сообразить, собрать мысли до кучи и вновь ринуться в бой.
- Что «но»? Я здесь, разве не так? У вас есть мой адрес: приходите, берите, что хотите, и отвалите уже от меня! – злобно рявкнул и тут же стиснул зубы. Губы побледнели, превратившись в две белые тонкие линии…
- Но у тебя здесь нечего… брать, - робко, едва слышно прошептала.
- Да неужели? – едко сплюнул, едва заметно покачав головой. – Ты наконец-то заметила!
Тяжело сглотнула скопившуюся слюну.
- Н-не понимаю, - пытаюсь перевести разговор в другое русло. – Не понимаю таких людей, зачем брать в долг, если потом не собираешься платить. - Молчит, чего-то выжидая. - Или если нечем, то зачем…
- Все высказала? – грубо рявкнул (и вновь проглотить комок неловкости и боли). - Мне на работу пора. Если тебе больше нечего сказать, желательно что-то новое и разумное, я ухожу. И, надеюсь, вечером, когда вернусь, тебя не застану.
Но неожиданно его лицо просветлело, и наружу вылезла ласковая улыбка.
- Или ты теперь у меня здесь поселишься до тех пор, пока не погашу долг?
Промолчала.
Сверлит взглядом, дожидаясь ответа.
Тщетно, я выигрываю молчанки дуэль. Сдался.
(чья школа!)
- Ладно, пошел я. Делай, что хочешь. Только, как соберешься вновь спать, выключай, пожалуйста, свет. Не казенный ведь.

Нервно заморгала я, лихорадочно перебирая сказанное; и хотелось, было, что-то едкое кинуть поперек, да опоздала: резвые, точные его шаги на выход и, спустя секунды, скрылся из виду долой.

А, черт с тобой! Тебе плевать на брошенную открытой квартиру, значит, и мне нечего голову ломать!
Быстрые шаги – и, пролетев за несколько секунд пять этажей, вырвалась на улицу.

 » Глава 9. Седая

Январь. 2010 год

***

Я признала свое поражение и вскоре уволилась по собственному.
Устроилась без всяких "знакомых" и "помощи" в магазин джинсовой одежды продавцом. Зарплата невысокая, без соцпакета, зато стабильно и недалеко от дома. По-прежнему снимала комнату в общаге. На еду хватало, а на одежду - бабуля, втихую от моей матери, давала, выкраивая из своей пенсии.
Вот так и коротали дни.

Да только в жизнь вновь закралась осень, нервно разминая пальцы перед очередным ударом в дых.
Все события той недели слились в муть, взрываясь лишь в отдельных моментах яркими вспышками.

Помню, как зазвенел мобильный и на экране высветился незнакомый номер.
- Да?

…
Можно искать виноватых в произошедшем, можно корить себя. А можно все воспринять как должное, неминуемое.
- Не переживай, мы вызвали скорую, и они забрала ее в морг, - слова трещали где-то там, на другой стороне невидимых проводов, а внутри булыжниками боль скатывалась на дно души.
- Злата, ты меня слышишь?

Сухо, едва слышно:
- Д-да. Я сообщу матери.

***
Со стеклянным взглядом в глазах, застывшими слезами на сердце... пройтись по Ленинскому. Найти адрес, указанный в объявлении.
Кто-то изнутри моего тела вел беседу с женщиной, обговаривая нужные детали предстоящего события.
- Так, ладно уточните еще раз ее имя, и ваше.
- Бабич Ольга Фёдоровна. Мое - Корнеева Злата Дмитриевна.
- Она вам приходится бабушкой, верно?
- Да.
- Когда хоронить собираетесь?

***

Глубокий вдох – и толкнуть стеклянные двери от себя. Шаг внутрь. Провести взглядом по витринам - и подойти к кассе.
- Дайте пачку сигарет.
- Каких? – раздраженно скривилась девушка.
- Любы… а давайте вот «Culpa», легкие, - ткнула пальцем, и тут же сообразив, скользнув по памяти чужих проб и ошибок, добавила, - и зажигалку.

Перейти через дорогу, пройтись немного по эстакадному мосту - и спуститься в скверик около Кенигсбергского собора. Еще шаги – и, отыскав одинокую, спрятанную от чужих взоров, лавку, обреченно на нее опуститься. Освободить поводья дерущей изнутри боли. Слезы сорвались с глаз, тщетно убегая от душевной жути…
Легкое волнение внутри, но четкие, давно заученные из мимо пробегающих жизней, движения – и сделать первую затяжку, первую… в своей жизни. Горло запершило, сгорая в ужасе от происходящего, легкие задохнулись вонючим дымом – и я, нервно выругавшись матом про себя, тут же отчаянно закашлялась. Еще затяжка – и вновь залиться бранью от злости.
Взгляд поплыл куда-то вперед, блуждая по Московскому проспекту, по Преголи, по измученным морозом деревьям, по застывшем в немой философии темном монументе Канта, по черной оградке его могилы… - и уверенными, садистскими движениями потянуть вновь ко рту сигарету, захватывая дым, желая тем самым, едкой физической болью и исступлённым отвращением… хоть на мгновение заглушить, залепить зияющую рану в душе.


***
На мое удивление, собралось немало народу, человек так двадцать. Соседи из Петрово, моя мама, ее две сестры, три брата, их дети (кто из Беларуси, кто из Литвы, кто из дальней России приехал), отчим, да я.
Кроме похода в бюро ритуальных услуг, меня больше ничего не коснулось. Дмитрий, как только прилетел, занялся всем остальным сам, давая нам с мамой вдоволь окунуться в собственные чувства и лишний раз не бередить себе душу. Хороший мужик. Только теперь поняла, почему мать за него так держалась и за что полюбила.
Кивнуть головой ему в знак приветствия, и понимающе, кисло улыбнуться, завидев родственников. Пройтись к беседке, упасть на лавку, откинуться на спинку и уткнуться взглядом в небо. Плач, роптания, перешептывания... - все прогнать из головы и попытаться вспомнить, прокутить в голове нашу последнюю с ней встречу. Ковырнуть прошлое - и упиваться ее привычками, ее улыбкой, ее заботой.
Жива. Она для меня останется навсегда живой.
До сих пор ее не видела. Ее... бледную.
Не могу. Не хочу. И не просите.

- Там уже все начинается, - едва слышно прошептал Андрей, двоюродный брат, сын дяди Коли.
- Вот и иди, - нервно скривилась, но так и не одарила наглеца взглядом.

Послышался голос священника. Отпевания... рыдания, женские рыдания еще сильнее разлились среди мерной тишины некрополя. Ад разгорелся с новой силой.
Невольно пробило дрожью до самых кончиков пальцев. Какой-то первородный страх зарычал внутри меня, и сердце йокнуло.
Глубокий вдох - и попытаться мыслями заглушить звуки...

Раздался стук лопат об холодную, замершую землю, новый взрыв плача... - отчего откликом потекли по моим щекам слезы.
Вот и все. Все окончено. Ее больше никогда не увижу, не обниму, не поцелую,
не скажу... спасибо.

Навзрыд, волнами воздух стал вырываться из меня, лишая и слов, и мыслей, и боли, взамен оставляя всепоглощающую обиду, обиду и злость.

Бабулька.
Бабушка.
Взгляд скользил по верхушкам сосен, по белым облакам на нежной, райской небесной глади, и одна только надежда, просьба колотилась в моей груди, вторя сердцу.
Пусть хоть там будешь счастлива. Ты обязана попасть в мир грез и радости, заслуживаешь. Как никто другой... искренне заслуживаешь.

Мысли кружились снежинками в голове, оседая на дно разорванной души. И за отчаянными криками вдруг пришло успокоение. Апатия. Пришла апатия.

Я стихла, замирая и упиваясь красотой солнечной погоды в январе. Мороз потрескивал, сетуя на всепоглощающий яркий, желтый свет, на играющие высверками по колким льдинкам, по изнеженным снежинкам, лучики; на синичек, которым холод был нипочем, что радостно скакали по бетонным полотнам памяти, и, в надежде отыскать хоть какую-то снедь, клевали всё и всех подряд; на собаку, что лениво сложила голову на свои лапы и, устав безрезультатно гневаться на незнакомцев, мирно наблюдала за происходящим.

Вдруг на мгновение кто-то заслонил свет и тут же присел рядом.
- Соболезную.

От его голоса невольно передернуло, подкинуло на месте. Вмиг перевела взгляд.
- М-матвей? - замерла, пораженная до глубины души.
И пусть был в шапке, натянутой по самые кончики ушей, хорошо закутанный, застегнутый по самую бороду в теплую куртку, глаза, эти глаза я узнаю везде и всегда. – Ты… ты как здесь?

Бросил короткий взор в сторону нововыросшей могилы, а затем уставился вновь на меня. Секунды размышлений…
- Я помогал закапывать, - криво, коротко улыбнулся. Опустил глаза.

Молчу, молчу, перебирая мысли.
- Злата, ты идешь? - послышался раздраженный девичий голос за спиной. Живо обернулись.
Анна. На лице ее плясал страх... взгляд метался то на моего знакомого, то на меня. Повернулась, перевела взор и я на него. Так и есть, со стороны поглядеть - так сложно к этому "существу", не зная его совсем, питать какие-либо теплые чувства. Только отталкивающие, пугающие мысли и ощущения.
- Уже все разошлись, - не унывала моя двоюродная сестра.
- Иди, - вдруг отозвался Агатов.
Болезненно улыбнулась, взгляд в глаза, но тут же осеклась. Опустила голову.
(не выдерживаю зрительного напора)
- Если нужно будет с кем-нибудь поговорить, - неожиданно продолжил, - надеюсь, помнишь, где меня найти.
Коротко ухмыльнулся.
Неловкость плясала от меня к нему в душу и обратно, лишая права на какой-нибудь связный разговор.
- Зла-а-ата! - едва не завыла Аня.
Оглянулась я по сторонам. Из наших – остались только мы с ней.
Нехотя встала с лавки, прощальный взор на могилу, затем на Агатова, и едва слышно шепнув, пошла прочь...

«Помню», – эхом вторились мои слова в голове, разливая странные надежды и мысли по закоулкам раненной души.

 » Глава 10. Надежда

Нарисую цветочек о том, что я вижу,
Что я чувствую, может быть, даже ворую,
Что попало в меня из разбитых обломков,
И что выпало, скромно лежащее с краю.
Посажу его в камень из бывшей разлуки
На горе из печали, тоски и крапивы,
А вокруг набросаю веселые волны,
Крабы, рыбы, фисташки
И веточку ивы.


Буду долго растить и ухаживать нежно,
Поливать терпеливо соленой водою.
Проводить вечера и восходы послушно
На искусственном море, нарисованном мною.
Загадаю мальчишку и с корнем цветочек,
Буду рвать лепесточки, как в сердце сосуды.
И с надеждой, что всё вокруг перевернется,
И с уверенностью, такого не будет.
...
Загадаю мальчишку...

«Цветочек», Аномалия


Каждый последующий шаг давался все сложнее. Сомнения глушили голову, и уже не раз останавливалась в желании прекратить безумие и вернуться домой. Но вот еще один поворот - и застыла под табличкой «33». Тяжелый вздох.

А что делать? Друзей у меня здесь, по сути, и нет. Коллег по работе - тоже.

Единственная надежда на него и его помощь.

Очередной раз сделать глубокий вдох, скомкать страх и волнение в кулак, приструнить колебания - и нырнуть в подъезд. Быстрые шаги на пятый этаж (пока не передумал разум) – и застыть у его двери.

И что теперь? С чего начну? Как все воспримет? Откажет? Или поможет?
А, может, сама все-таки справлюсь? Но что я им скажу? Как уговорю мать?
(черт, снова себя ловлю на том, что грызу от нервозности ногти - злобно отдергиваю пальцы вниз; глубокий вдох – и занесла вверх кулак, но только притронуться к бордовому полотну так и не решилась)
«Черт с ним! Котись оно всё пропадом! Как-нибудь сама выкручусь! Всегда так было, и…»
Мысли все еще сражались друг с другом в моей голове, как сделала оборот (в желании убраться куда подальше) и в тот же миг уткнулась взглядом в его колкие льдины.

Едкий, сдержанный смешок.
- И все-таки постучать было не судьба? Да?

Чувствую, что краснею. Щеки запылали жаром, вгоняя меня в смущение еще больше. Опустила взгляд. Молчу.
- Ла-а-адно, - врастяжку, едва ли не пропел. – Пошли, давай.
Нырнул в карман, достал ключи. Шаг наверх, и, немного отодвинув меня вбок, протиснулся к двери. Щелчки замка.
- Заходи.


…
Присела на стул. Неосознанно стала следить за каждым его движением: стянул шапку и бросил на полку, снял куртку и повесил на крючок на боковой стенке шкафчика.

Заметил пристальный взгляд. Улыбнулся.
Его «длинный» ежик (застрявший в моей памяти) сейчас превратился в короткую стрижку, да и подбородок едва ли покрывала щетина, так что впервые смогла полностью оценить черты его лица. Как и думала, картина оказалась такой же прекрасной, как и его глаза.
Нервно сглотнула.
- Может, еще шубу тебе дать? Не замерзнешь?
От неожиданности передернуло; растерялась. Промолчала.
- Раздевайся, или ты упариться решила?
- Я ненадолго.
Удивленно вздернул бровью:
- Как хочешь. Ты кушать будешь?
- Н-нет. С-спасибо.
Тяжело выдохнул; ухватил табурет, поставил напротив меня и присел:
- Слушаю.
Взгляд мой утонул в пустоте, перебирала мысли.
Вежливо молчал, давая свободу моей внутренней борьбе.
- Не знаю с чего начать, - обреченно выдохнула и опустила голову.
- Говори, как есть. А дальше сообразим, что подправить.
- У меня проблемы, - уткнулась взглядом в глаза.
Понимающе кивнул. Промолчал.
Вдох – и затараторить:
- Как уже знаешь, наверно… умерла моя бабушка. Ее тогда хоронили.
Вновь молча кивнул.
Продолжила:
- Меня здесь только она держала. Сама я из Украины, город Сумы. И хоть уже получила гражданство, мать все никак не успокоится, хочет, чтобы я вернулась.
И вновь тишина.
В общем, они с отчимом решили продать бабушкин дом и… Короче…
Опять грызу ногти, подбирая слова. Взглядом блуждаю по стенам.
- И что ты хочешь? – не выдержал.
Благодарно улыбнулась за его участь. Посмотрела в глаза.
- Я знаю, это, наверно, глупо. В общем, если бы сказала, что меня что-то… кто-то здесь держит, то они бы отстали. Не продавали бы дом, и вообще…
- То есть, - вдруг перебил, видимо, уже не вытерпливая моего мямлянья, - ты хочешь им сказать, что у нас с тобой отношения? И, по-твоему, это решит все проблемы?
- Ну, д-да, - несмело кивнула, сгорая от стыда.
- Тебе сколько лет?
- Э-э… а, давно уже есть восемнадцать, если ты об этом.
- Сколько тебе лет? – сдержано повторил; немного подался вперед и уткнулся локтями в колени, невольно скрестив руки перед собой.
- Д-двадцать три.
Не распознала реакции.
Лишь дальше с полной серьезностью в голосе повел свою мысль:
- Вот так им и скажи. Не маленькая ведь уже. Не умеешь врать, и не начинай. Умела бы – и без меня сочинила три горы лжи, а так… - тяжело вздохнул.
Опустила взгляд. Щеки запылали еще сильнее от громкого позора.
- Скажи, что сама разберешься со своей жизнью. Давно сделала выбор, за ними осталось - только смириться.
Молчу, нервно сглатывая слюну. От переизбытка чувств обиды, растерянности и стыда едва не плачу.
- Что молчишь? - вдруг встал, прошелся по комнате. Замер, взор обрушив на меня: - Разве я неправ?
- Проще… - едва слышно шепчу.
- Что? – чуть ли не рявкнул.
Выстрелила взглядом в лицо, разгораясь в ответной злости.
- Проще сказать, чем сделать.
Нервно скривился. Глубокий вдох. Застыл на мгновение, не шевелясь.
- И что затем будет? – вдруг ухмыльнулся. – Скажешь, бросил, ублюдок, скотина эдакая… Да?
- Ну… - отвела глаза в сторону.
Тяжко выдохнул.
- Да и потом, будь ты моей девушкой, я бы не думал о доме твоей бабушки. Я бы полностью был в ответе за тебя. И не нужна мне ничья помощь. Пусть хоть продадут, хоть сожгут. Жили бы, так или иначе, все равно у меня.
Невольно провела взглядом вокруг, сдержала улыбку. Заметил – рассмеялся в ответ:
- Нет, ну… она была бы немного краше.
Не выдержала – залилась смехом и я, осеклась. Закусила губу.
- В общем, тебе мой совет: не ломай голову, не сочиняй, черт знает что. Скажи, как есть. И будет всем проще. Только не мямли, как вот ты здесь мне начала. Будь твердой и настойчивой в своем решении – никто и слова поперек не скажет.
- Ну, спасибо…
- Говорю, как есть. Нравится тебе это или нет. Ты пришла за помощью? - выжидающая пауза - промолчала. – Я вот и помогаю…

Секунды тишины. Сомнений и неловкости.
Хотелось, было, удушить себя за свою глупость.
Робкие, плавные движения – встала со стула.
- Я… наверно, - несмело начала; резко уставился в ответ на действия в глаза. – Я, наверно, пойду…
Ухмыльнулся. Покачал головой.
Шаг ближе – и на короткое мгновение привлек к себе, притиснул к своей груди.
- Эх, Злата, Злата.
Секунды замешательства – и резко оторвался.
Живо пошагал к выходу.
- Молоко или чай будешь?
- Ч-чай…

***
Стянуть шарф, расстегнуть куртку, снять ее и повесить на крючок рядом с его одеждой.
Шаги на кухню. Что ж, посуды грязной стало куда меньше, по сравнению с прошлым разом, но все равно чистота не блещет. Ехидно ухмыльнулась себе под нос.
- Пошли в комнату, - подхватил две чашки со стола и направился к двери.
…
Опуститься на табурет.
Хотела, было, взять кружку, да обожглась. Злобно затрясла рукой и затем подула на пальцы.
- Аккуратнее, - ласково улыбнулся.
Ответила и я ему тем же.

Секунды тишины…
Попытка хоть как-то сгладить неловкость из-за предыдущего разговора... Опустив глаза в пол, заговорила:
- Не знаю, как жить дальше.
Тяжелый (его) вздох:
- Как и раньше.
Кисло улыбнулась. Уставилась в лицо:
- Легко сказать. Здесь я останусь совсем одна. Никого родного, близкого… Не дай Бог, конечно, но представь, если бы у тебя так стало…
- А кто тебе сказал, что я не один?
Вздернула бровями от удивления. Ошарашенная, замерла.
- Про отца и мать, наверно, знаешь из дела.
(промолчала)
Продолжил:
- Его видел один раз в жизни, и то… издалека, лет так в двадцать. Матери же - некогда было до меня: работала день и ночь, на износ, не покладая рук. И в итоге поплатилась - болезнь утащила за собой в землю очень рано. Мне исполнилось тогда только двенадцать.
…Так что, воспитывала бабушка. Вот получила, как ветеран войны, трехкомнатную в Краснознаменске. Продали и купили однокомнатную в Калининграде. Все-таки, работы здесь куда больше, да и жить проще, чем там…
А теперь, лихая, и по нее пришла. Скосила – лежит, прикованная к постели уже больше года. В Добровольске у нас дом оставался. Небольшой, дряхлый, но все же крыша над головой. Уезжать она оттуда не захотела. Сама, наверно, знаешь. Стариков ближе к земле клонит, да и родные места не больно хотят покидать, особенно досчитывая до конца свои дни. Ей там легче – а потому не настаиваю. Соседка приглядывает – ей плачу, вожу продукты, оставляю деньги на мелкие расходы. Расстояние, конечно, некислое – больше ста километров, но кручусь, как могу.
- Соболезную…
Тяжелый вздох.
- Не надо. Бывало и хуже. Главное, что жива…

- И все же… значит, не один.
Ухмыльнулся. Опустил взгляд.
- Ладно, уговорила, - уставился мне в глаза, - не один. И раз на то пошло, если тебе так станет легче, пусть будет у тебя здесь в Калининграде далекий, всегда готовый выслушать и поддержать, «неплатежеспособный» друг.
Сам над своими словами рассмеялся – поддалась на шутку и я.
- Да, кстати, - вновь заговорил, - как там твоя «карьера» судебного пристава? Небось, уже в начальники отдела метишь?
Кисло улыбнулась:
- Да никак. Уволилась.
Удивленно вздернул бровями:
- Чего так?
- Не мое это.
- Ясно.
Улыбается, пристально смотрит на меня.
- Что? – не выдержала напора.
- Да сразу было видно, что не твое. Ни один нормальный пристав не будет ходить невесть куда с повестками, да еще и ждать в квартире должника всю ночь. Им наглости не занимать… Все как-то странно тогда получилось, если честно.
Усмехнулась.
- Да знаю, - тяжелый вздох. – Там все сложно было. Отчасти сработало то, что в меня не верили, да и назло дали «некурабельное» дело.
- В смысле?
- Моего провала только и ждали…
- Ясно, - с усмешкой прожевал слова. – Бывает. А теперь чем занимаешься?
- Продавец в магазине одежды.
Рассмеялся.
- Что? – надула губы.
- А это - твое?
- Н-не знаю, - немного помедлила с ответом. - Главное, что стабильно, рядом с домом.
- Наверное, хорошо платят?
- Ну, так себе…
- Ах, теперь все понятно. А я-то думал, какие же сейчас мечты у молодежи? Какие амбиции и рвения? Зарплата «так себе», зато «стабильно» и «рядом с домом»!
Ехидно скривилась, прищурив глаза, и покачала головой, ерничая над его словами.
- Ладно, пей чай, а то уж совсем остынет, - и потянулся к своей чашке. Повторила за ним.
- А ты как? Все еще достают из исполнительной службы?
- Да холера бы их побрала.
Улыбнулась; промолчала, лишь опустив голову.
- А знаешь, что занимательно во всей этой истории?
- Что? – резко уставилась в глаза.
- Кредит-то… ни я, ни моя бабуля не брали.
- Ка-а-ак?!! – едва не подавилась собственной слюной; глаза выпучились от удивления.
- А вот так. Кто его знает, где и как ксерокопии моих документов в банк попали, какими добрыми судьбами и через какие заботливые руки. Вот так вот. Одним прекрасным днем ошарашили новостью. Пытался разбираться, выяснять. Куда только не ходил, что только не писал: все тщетно. Везде свои.
- А в суд подать?
- Ты думаешь, это что-то даст?
- Ну, не знаю…
- Глубоко сомневаюсь.
Тяжело вздохнула.
- И, тем не менее, Матвей. Люди не вечные, сам знаешь. Как только получишь в наследство квартиру…
Скривился. Опустил голову.
- Да черт с ним! Как-нибудь разберусь!
- …уж лучше бы сразу выплатил.
- Пф-ф-ф! – гневно расхохотался. – Еще чего!
- Там уже столько процентов набежало…
Закачал головой.
- Да уж, если мне уже юрист такое советует, то значит все еще хуже в нашей стране, чем я надеялся. Ты же юрист, или кого там у вас на эту должность берут?
- Юрист, - кисло улыбнулась, - и советую, как раз таки, подать в суд. Думаю, шанс отстоять свое - есть, но чем дальше тянешь, тем становится все хуже.
- Ясно, - скривился. – А, кстати, чего по стези юриста не хочешь дальше идти?
Печально рассмеялась.
- Ты сейчас опять наверно съязвишь, но… как оказалось, это тоже было не мое.
- А чего так? - сквозь улыбку.
- Не тот характер.
Понимающе закивал.

Затянулась неловкая пауза.
Набираюсь храбрости, и пуляю той же дерзостью, что и он, в своего нового «друга»:
- А ты это… - обвожу взглядом комнату, - никогда не было желания убраться здесь хоть немного?
Понял издевку. Не обиделся, лишь рассмеялся.
- Некогда мне.
- Как так? – замерла в изумлении. – Хотя бы на выходных. Чем спать и дурью маяться…
- У меня нет выходных.
Удивленно заморгала.
- Как нет?
- Вот так. С двумя работами – оных не наблюдается, - с позитивным настроем в голосе торопливо ответил.
- Ясно, - скривилась от неловкости и сожаления. – Ладно, - тяжело вздохнула, - ты, наверно, тогда устал. Пойду я.
Хотел, было, слово вставить, да я спешно пресекла.
- Мать уже моя, наверно, с ума сходит, куда подевалась.
- А… - расстроенно опустил взгляд. – Ну, тогда давай. И не дрейфь, будешь уверенная в себе – все получится. Запомни это навсегда.
- Хорошо, - благодарно улыбнулась.

…проводил к двери.
Прощальный взгляд друг дугу в глаза – и разошлись, как в море корабли.

 » Глава 11. Королевская гора

Где-то бродит аппетит,
Под подушками скрываясь.
Откровенья глубины,
Я молчу и улыбаюсь.
Как бы здесь, но я не там,
Я с тобою на фонтане,
Мы с тобою по горам.
Что со мною я не знаю.

Да я же влюбляюсь в тебя!
Да я же влюбляюсь!

Ты уже не промолчишь,
Я уже не застесняюсь.
Снова ночь, а ты не спишь,
Новый день, а я не каюсь.
Как бы здесь, но далеко,
Где-то рядом с облаками,
Забегаем высоко,
Что со мною, я не знаю.

Да я же влюбляюсь в тебя!
Да я же влюбляюсь!

«Да я же влюбляюсь в тебя!», Аномалия


***
Разговор с Матвеем не выходил из моей головы ни на мгновение.

Я победила незримый бой с матерью. Мое решение благородно поддержал отчим, взяв, правда, с меня слово, что если что случится, то в любое время дня и ночи буду звонить им и, ничего не тая, выкладывать все, как на духу. Прилетят «в тот же миг» и непременно помогут, чем смогут. Дом решили не продавать. Родственники претензий не высказывали, да и потом, в завещании четко было указано, кому он переходит, так что, в итоге, спор был заранее проигран. Жить в нем пока мне было невыгодно (хоть и недалеко от города, все же, без своей машины, неудобно было бы добираться каждый день на работу). На том и постановили – попробовать сдать в аренду.

С новым напором веры и с позитивным настроем в душе начала искать в свободное время свое призвание – и наконец-то улыбнулась удача.
Еще во времена горевания по Леше я окончила курсы компьютерного дизайна, и нынче это пригодилось: меня взяли в газету (без опыта) художником-конструктором рекламы. Вместе с тем понемногу стала реализовываться моя мечта – заниматься творческим делом. Крохотные статейки о незначимых темах на последних страницах меня больше радовали, чем голодного - хлеб. До дрожи пронимали впечатления читателей и отзывы редактора. И пусть, на самом деле, я двигалась миллиметровыми шажками к цели, для меня это казалось сверхзвуковым полетом.

Одному только Богу известно, сколько в своей голове перебрала поводов, причин, по которым могла бы заявиться к Агатову в гости. Но всё не то, и всё не этак.
Нервно чертыхнуться себе под нос – и отступить от задуманного.

Но вот судьба подкинула шанс, и, нарисовав выражение дурочки на лице, я летела через весь город к нему…

***
Замерла у двери.

Знаю, не красота, не жалость меня сюда тянет. И даже не интерес.
Его дерзость, смелость и самоуверенность, твердость и нежность, циничность и реалистичность суждений, едкость насмешек и колкость прямодушия, а, быть может, просто придуманная мною «сказка».
Всё возможно, и всё - правда…
Да только ко всему как-то странно замирает сердце, трепещет, словно мотылек, от непонятных, противоречивых чувств, икает и дрожит от страха провала, от ужаса потерять всё это.
«Это», чему даже название сложно дать.
«Дружба»? Он так это определяет. А я? Что для меня оно значит?

…
И вновь стою, застывшая под толщей вопросов и волнения. Внутренний спор очередной раз проигрываю – и рука так и не касается двери. Глубокий вдох, - и, трусливо поджав хвост, делаю разворот.

… ехидная улыбка разрушила, взорвала все мысли.
Шаги наверх – и поравнялись.
- Я так понимаю, это уже традиция? Да?
Пристыжено улыбнулась, молчу.
- А, главное, первый раз – так резво колотила, что, думал, двери вышибешь, если не открою.
Не сдержалась – рассмеялась.

***
- А я уже думал, куда запропастилась? – разворот – и, не дожидаясь ответа, направился в кухню.
Покорно последовала за ним.
- Вижу… - немного помедлила, - время у тебя свободное появилось. - Игнорирую вопрос, пытаюсь едкостью скрыть взорвавшееся от его слов волнение: - Чище у тебя как-то стало.

Замер. Взгляд искоса в глаза, а губы искривила игривая улыбка. Пропустил удар.
- Работу сменил.
Изумленно кивнула, подначивая продолжить.
- Теперь на такси гоняю, - поддался. - Так что, если что, – обращайся.
Благодарно улыбнулась. Промолчала.
- А ты как? – шаг ближе, обнял за плечи (дрожь пробила все тело; замерла в растерянности), но вдруг отодвинул в сторону, освобождая проход, и протиснулся к холодильнику.
Обижено проглотила слюну и смахнула головой нахлынувшие эмоции.
- Молоко будешь? Вчерашнее, правда. Но, думаю, еще не скисло.
- Да нет, спасибо.
Хлопнула дверца.
В руках запестрела бутылка с синей этикеткой. Поставил на стол.
- Присаживайся, в ногах правды нет, - и тут же упал на табуретку.
- О!- удивленно вскликнула, в большей части, конечно, наигранно. – А у тебя, оказывается, под всей той грудой хлама еще два стула затерялось!
Ухмыльнулся, прикипел взглядом к глазам:
- И когда ты успела такой язвой стать?
- Учусь у лучших!
Хмыкнул, уже поднеся ко рту открытую бутылку:
- Да-к ты молоко будешь? У меня там еще одна есть, - кивнул на холодильник.
- Да нет, спасибо.
- Совсем не любишь?
- Да ну, чего? Нормально отношусь. Но, в основном, с какой-нибудь кашей или картошкой.
- Ясно. Ну, у меня только замороженные пельмени есть.
Рассмеялась:
- Спасибо. Я не голодна. А тебе, если хочешь, могу сварить.
- Нет, спасибо. Я по дороге перекусил. А чай-то хоть будешь?
- Буду…

***

- Говоришь, журналистка ты у нас теперь?
- Угу.
Скривился в едкой ухмылке; опустил взгляд.
- Что?
Вновь посмотрел на меня:
- Не удивлюсь, если, на самом деле, и это окажется «не твоим».
- Почему?
- Не знаю, как-то оно к тебе не вяжется.
Удивленно изогнула бровь:
- А что «вяжется»?
- Пока не знаю. Но это, как по мне, тоже не для твоего характера.
- Хм. Почему? Я всегда тянулась к творчеству. С детства писала стихи…
Тяжелый вздох:
- Я тебя, конечно, еще не особо хорошо знаю. Но мне кажется, что тебе нужно что-то яркое, нежное, искреннее, открытое. А не тяжба извечной борьбы журналиста и власти, мира прекрасного и реальности. Я не профессор, но думаю, публицистика и творчество – вещи разные, хоть и переплетаются.
Невнятно пожала плечами:
- Н-не знаю. Не думаю, что существуют такие профессии, как, по-твоему, подходят мне и моему нраву.
Вздернул плечами, перекривив меня. Загадочно улыбнулся:
- Так о чем там будет статья твоя? – попытка направить тему в другое русло.
Поддаюсь:
- О Кенигсберге.
- А что с ним?
- Нужно написать короткий очерк. Хочу выдать что-нибудь эдакое. Показать его настоящего.
- Последнее слово меня, я так понимаю и не зря, настораживает. Что именно «эдакого», мадам, вы жаждите? И, наверняка, нужна моя помощь. Правильно я полагаю? Иначе бы не пришла…
Пристыжено поджала нижнюю губу, увела взгляд в сторону и едва заметно закивала:
- Ты же больше меня повидал, лучше город знаешь. О приезжих, о богатых и бедных, о том, о чем предпочитают молчать.
Хмыкнул – проигнорировала. Молчу.
- Нет, видимо, лезть на рожон – это всё-таки твой конек.
Улыбнулась.
Продолжил:
- А чего бы не написать о его красоте, о неповторимой двоякости? О прочном узле прошлого и настоящего. Королевскую гору взяли, но не сломили. Подземный город, который всё ещё таится под толщей обыденности. Мистические истории, которые так и блуждают от рассказчика к рассказчику. Янтарный край с бело-зелено-огненными глазами драгоценностей. Мир надежд и грёз. Сюда из всего света стекаются странники в поиске своей мечты. Как ты, как я, как мои родители… наши соседи, знакомые, и их близкие. Некогда неприступное царство превратилось в верный оплот заблудших душ. Мир балтийской прохлады, жгучих песков и нежной глади бездонного моря. Калининградский край – страна сказки, со своими замками, фортами, заброшенными кладбищами прошлых столетий. Мир военных, простых трудяг, морских котиков и бесстрашных акул на суднах. Я понимаю, что писать о плохом куда проще, потому что оно сплошь и рядом. Но ведь приятнее читать о хорошем, тебе не кажется?
Немного помедлила с ответом:
- А не думаешь, что от этой приторной сладости уже тошнит?
- А ты не пиши приторно. Все зависит от автора и его усердий. Пиши от души, сей загадки и намеки. Пиши, заколдовывая читателя. Авось, еще кого сюда заманишь, и, возможно, он наконец-то отыщет свое я и свое счастье.

 » Глава 12. Предательство

***
Конечно, конечно же, убедил меня Матвей в своей правоте.
Недолго тогда длилась моя феерия. Вечер быстро распластался по земле, а потому - еще по чашке чая-молока, и, спешно откланявшись, исчезла восвояси.
Днями напролет из головы не выходил Агатов, переворачивая в душе всё вверх тормашками, да только очередного достойного повода заявиться к нему в гости пока так и не нашла.
Сам же он ко мне такого пылкого интереса вовсе не проявлял… Не удосужился даже адреса или телефонного номера спросить.

Прошло еще пару месяцев, прежде чем вышла в свет моя статья. Фурор. И ее ждал фурор.

Нервно комкая газету в руках, учащенно глотая слюну от перевозбуждения, бегу уже на остановку… ловить маршрутку.

Шаги. Уверенные, спешные шаги по знакомому адресу. Забежать на пятый этаж – и застыть у двери.
Ехидно заулыбалась себе под нос – и тут же обернулась. Никого. В этот раз он не стоит внизу и не наблюдает за мной. Глубокий вдох – и постучать по деревянному полотну.
…да только в ответ ужалила тишина.
Еще, еще напор – но смелость так и не была вознаграждена.

С обидой в душе отступаю немного назад, на пару ступенек вниз, и притискиваюсь спиной к стене. Болезненно перебираю воспоминания. Когда я приходила к нему? В какой день недели? И как я не расспросила, когда бывает дома?
…хотя примерно в это время всегда к нему являлась.

Обреченно присесть на бетон, предусмотрительно постелив под низ газету.
Локти в колени – и вновь утонуть в мыслях.

Прошло что-то около часа. Наверно, глупо ждать, да и за окном вновь стали спускаться на землю сумерки.

Подорваться, прощальный взгляд на дверь – и выбежать из подъезда долой.

…
Вторая попытка увидеться с ним была почти сразу. Так, кое-что было запланировано на «завтра» и «послезавтра», а потому, ровно через два дня, в то же время, я выскочила на знакомой остановке. Уверенные шаги в полюбившийся душе двор.

Еще немного – и взору откроется родной подъезд. И вдруг…
… увиденная картина прошибла током.
Из застывшей под табличкой «33» машины вышел Матвей с какой-то девушкой.
Обмен взглядами, брошенные фразы, улыбки, и, слегка обняв за талию, кавалер галантно пропустил даму внутрь помещения.

…
Слезы сами вырвались наружу. Их никто не звал, и не просил…
Шаги, едва не на ощупь. Добраться до остановки, сесть в первый попавшийся автобус - и раствориться в толпе.

***
Странными совпадениями полна наша жизнь. И до сих пор не знаю, быть благодарной за них, или можно какими другими, меньшей кровью, случаями достичь указанной цели на своем жизненном пути.

Помню, как полдня Арина разрывалась от счастья, что сегодня получит зарплату и наконец-то отправится покупать телевизор. Долго копила, долго собирала, не одну ночь мечтала… и теперь, взяв под руку меня и Таню, пустится по магазинам.

Наворачивая уже третий круг по супермаркетам электроники, меня едва несли ноги, тошнило от одного только слова «техника», а у Татьяны - онемел язык. И только Аришка порхала на крыльях грез…
Протискиваясь между снующими туда-сюда прохожими, попытались «быстро» пролететь центральный рынок и направиться в сторону площади, к «Маяку». И, было, уже промчали остановку, оставалось лишь пару шагов, чтобы влиться в струю между торговыми палатками, как вдруг кто-то окликнул меня. Словно током пронзило. Разум еще не смог идентифицировать обладателя голоса, в то время как сердце уже бешено заколотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Обернулась.

- Злата! – очередной раз крикнул и помахал рукой.
Жар ударил в лицо, отчего тут же запылали щеки. Молчу, нервно моргая.
Торопливые шаги мне навстречу.
- Ты куда пропала? Совсем про друзей забыла?
(тяжело сглотнула; слова так и боялись сорваться с языка, опасаясь прогнать видение)
- Привет, - застыл рядом.
- П-привет, - едва слышно.
- Как жизнь?
- Зла-а-та! Ты идешь? – послышалось за спиной, на мгновение обернулась, и, ничего не роняя в ответ, вновь устремляю взгляд на Агатова.
- Что молчишь?
- Ничего.
Вдруг меня кто-то хватает за руку (гневный взгляд на наглеца – Арина) и тащит за собой.
- Они же сейчас закроются! Злата, нам некогда!
Поддаюсь, невнятные, на авось шаги, глазами все еще цепляясь за Матвея.
- Ты чего не заходишь? – с грустью, нарочно громко, дабы докричаться.
- Не хочу мешать новой хозяйке!
Последние капли душевных сил - выпустить сарказм, дабы не расплакаться. Поддаюсь Арине еще больше – все стремительней и стремительней отдаляюсь.
Нахмурился. Быстрые шаги вдогонку и вдруг замер.
- Какой такой хозяйке?!
Чувствую, как на глазах моих застыли слезы, молчу.
- Злата! Нет у меня никого! Не чуди!

Резкий рывок за руку – обернулась.
- Злата, потом поговоришь! Молю! Смотри под ноги! Зеленый свет!

Прощальный взгляд на Матвея – и подчинилась, побежала по переходу, догоняя время, стекающее секундами в небытие.

***
Прошло еще несколько недель, прежде чем решилась на очередную авантюру. Да только вновь удача была не на моей стороне. Его не было дома, и дожидаться я не стала. Не то от злости и обиды, не то боясь вновь увидеть «нежеланное».

А дальше судьба сделала очередной шаг, пинок, подбивая меня на более резкие движения, резвые решения.

Сколько бы не глотала таблеток, температуру так и не могла сбить. Тридцать девять с половиной, и хоть убейся. Тошнота рвала горло, страх – рассудок. Укол медсестры (из скорой) помог ненадолго…
Дожить до утра. Оставалось лишь дожить до утра…
…и в то мгновение, жестокое мгновение прозрения, я даю себе слово: если выживу, если останусь жить, непременно к нему пойду, непременно все разузнаю, поговорю…
Утром вызвала участкового врача. Ангина. Целая куча лекарств и маленькая лепта облегчения.
Завалиться в кровать - и попытаться вновь придаться сну.

Еще несколько дней температурило, ломило тело и разрывало горло от боли. Затем – лишь грубый, сильный кашель, вперемешку с соплями.
Я оставалась жить…
…я выжила.


***
Едва оклемалась немного, что уже смогла выходить ненадолго на улицу (в магазин), душа тут же загорелась выполнить данную себе клятву, да только ноги не несли: страх и волнение оказались сильнее.

Несколько недель на выздоровление, затем несколько – на укрощение трусости.

И вот вновь сижу в маршрутке. Вновь еду по «родному» адресу в поисках надежды…

Была пятница, а потому город, как всегда, застыл в пробке. Пока добралась – на улице давно стемнело. Может, оно и к лучшему. Будет больше шансов, что застану дома.

Усердно жуя волнение, забралась на пятый этаж и, не давая права сомнениям, не выжидая и секунды, тут же заколотила в дверь.

Шаги, тихое шарканье внутри – и спустя минуту щелкнул замок. Еще мгновение – и на меня уставились усталые девичьи глаза.
Невольно скользнула взглядом по застывшей фигуре: в мужской футболке, с оголенными ногами (заступивши одной ступней на вторую, в попытке убежать от холода), с растрепанными волосами и растерянным видом, она пыталась сообразить, что от нее хотят.
- Да? – не выдержала моего молчания. – Вы чего-то хотели?

Обреченно моргнуть, смахивая слезы, и молча развернуться. Быстрые шаги вниз…
- Злата! Злата, постой!

И чем сильнее он пытался меня догнать, тем быстрее я передвигала ноги, до безумия желая поскорее скрыться от ужаса.
- Стой! – прогремело у меня над ухом у самого выхода из подъезда, и тут же, дерзко схватив за плечо, тормознул и развернул к себе лицом. – Злата, прошу, не убегай!
- Зачем?!! – разъяренно рявкнула; кулаки невольно сжались от злости, и проглотила очередную горькую слезу.
- Злата, я… - растерянно прошептал.
- Да я уже и так поняла, что ты!..
А говорил, «нет».

(скривилась от отвращения и обиды)

Живо закачал головой.
- Это не то… Это так… мимолетное, - машинально махнул куда-то в сторону рукой.
- Я, видать… тоже - мимо... летное.
Резкий рывок, удар плечом – вырвалась из хватки; презрительный взгляд в глаза – и выскочила на улицу.
Что было духу, отчаяния и боли,
рванула… куда глаза глядят,
хороня прошлое.