Статус: завершен.
Год написания: 2010 г. ( в ред. от 2019 г.)
Аннотация: Испытание - зеркало правды.
Когда все катится к черту, когда жизнь на волоске, когда даже ходить теряешь возможность - придет она: надежда. Вот только ангел это, или демон... - уже решать тебе.
Временные рамки: от средины ноября 2009 г.
Главные герои: Луи Матуа и Мария Бронс.
Посвящаю:Ольге Сильченковой-Белой. Твой отзыв на эту книгу перевернул весь мой мир и доказал, что все старания не зря. Надеюсь, у тебя теперь всё хорошо. И прости меня за ту мою холодность в общении, ибо сама была без моральных сил и надежды.
- для каждой книги из цикла "В плену надежды" характерны свои главные герои, однако мир связан воедино, как и некоторые события. Вполне можно читать и без остальных частей, однако при этом тогда некоторые моменты будут не до конца раскрыты или разъяснены.
Саунды-вдохновители:
(безумие)
30 sec to Mars - Savior
(трагедия)
30 sec to Mars - Hurricane
(на дне последствий)
30 sec to Mars - From Yesterday
Нино Катамадзе -Тишина (инди)
30 seconds to mars Was it a dream
Шуринс и Эрика - Не вместе
ATB Black Nights
- Неужели, ты меня и сейчас хочешь довести до истерики? – уставилась я в глаза Рене.
- Да, по-моему, тебя и доводить не нужно. Истеричка с рождения.
- Придурок ты.
- Конечно, конечно. Давай, обзывай меня: от этого же легче.
- У нас до отправления поезда осталось пятнадцать минут, а ты только такси вызываешь.
- Успеем, не напрягайся.
- Я не напрягаюсь. Вот как не уедем, посмотрим, как все будешь расхлебывать.
- Что расхлебывать? На вокзале переночуем.
- Ничего, что я только вчера с операции?
- Ты снова за старое?
- Кому старое, а кому еще сегодняшнее.
- Я же спрашивал, предлагал, давай снимем номер в гостинице, побудем пару дней здесь.
- Ты идиот? Какая гостиница? Мы и так сколько потратили на эту поездку, да и на саму… Само дело.
- Вот и такси, а ты ныла.
- Я не ныла. А ты - ублюдок.
- Но все равно ты со мной. Значит, не все так плохо?
- Смелости не хватает бросить это дерьмо. Привычка, мать ее…
- Да, да. Привычка. Я так и поверил. Мария, хватить истерику пороть. Понимаю, что я – полный урод, что позволил, или нет, как там модно говорить, толкнул, «заставил» сделать АБОРТ, но, может,…
- Говори тише!
- Что тише? Я и так не ору. Так все-таки, может, ты выпьешь своего валиума и успокоишься?
- Уж лучше бы я съездила сама.
- Да-да, конечно. Представляю картину Репина: «Мария покоряет столицу».
- Какой же ты, все-таки, урод. Я замечала это и раньше, но это лишь были намеки. А теперь, когда перед нами стало испытание – сразу раскрылся во всей своей красе.
- Не одна ты нервничаешь. Я, может, тоже на пределе. Ты думаешь, мне легко дался этот шаг?
- Ребята, так вы садитесь в машину?
- Думаю, что да,- зарычала сквозь слезы и злобно, дерзко хлопнула дверцой, тем самым давая понять, что рядом с собой это ничтожество я больше не хочу видеть…
И желательно… вот так… навсегда!
Да. Я найду силы, силы оторваться, убежать, перебороть свою слабость…
И все у меня наладится.
Надеюсь.
Если бы не это срочное дело, я бы никогда в жизни не согласился ехать в поезде. Я и это целое сборище недоумков?
Нет, не то, чтобы я был против всех людей, всех их ненавидел (хотя не исключено уже и такое). Но… но вы, вообще, видели, во что превратилось нынешнее общество? Кучка эгоистов с амбициями короля, а за душой – ни плацдарма, ни результативных поступков. Пустой звук, а не личности. Штампованные оболочки потребителя.
…
- Вам один билет? Туда и обратно?
- Полностью всё купе выкупить. В одну сторону.
- Купейных не осталось. Есть парочка на нижнюю полку в плацкартном, два боковых и три верхних. И да, всё это в конце вагона, у туалета.
- Издеваетесь?
- Молодой человек, выбирайте выражения. Решайте быстрее: либо берете, либо не задерживайте очередь.
- Давайте.
- Один?
- Нет, сотню. Конечно, один.
- Вот, возьмите… С Вас…
***
(Л у и)
- Мамаша, может, вы заткнете орущее радио? – уставился я на равнодушное создание, не обращающее внимание на истерику своего чада.
- Да что вы себе позволяете? – забрюзжала истошно, подобно крышке на кастрюле, бабка у меня за спиной, вступаясь за нерадивую мамзель (которая, кстати, и на меня не отреагировала). - Как Вы можете так выражаться?
- Мадам, - разворот и взглядом, полным пренебрежения, наградил я очередную причину не любить Смертных. - Лезьте в свой вагон, нырните под полку и спрячьтесь там до утра. Я вас прошу!
- А что ты мне, сопляк, указываешь? – побагровела старуха. На губах тотчас проступили пузыри возмущения. - Нашелся умный! Понарожали, понаплодили - и выбросили, не воспитав! Лучше бы задавился еще в детстве!
- Да такие же, как и Вас, воспитывали. Такие топили – но выкарабкался! А грубость… она не привитая, а накопительная так-то!
- Сумасшедший!
- Вали давай!..
«…Пока жива», - хотелось, было добавить, да сдержался. Нервно сплюнул в сторону.
Черт бы ее побрал. Да и вообще всех этих недотепов. Надо было перед дорогой хоть перекусить, а то уж совсем нервы сдают. Еще и вторые сутки без сна. Точно меня кто-то на прочность испытывает. И с таким началом, ой как вероятно, что сие испытание я все же провалю.
***
(М а р и я)
- Вот придурок разорался! – внезапно брякнул Рене, кивнув в сторону потасовки на перроне, у входа в один из вагонов.
- Кто бы говорил? – не сдержалась я от очередной возможности сплюнуть в его сторону яд обиды.
- Мария, может, уже хватит меня оскорблять? Хватит на меня набрасываться? Я терплю, но до поры, до времени.
- Кому, как не мне знать… долгосрочность твоего золотого терпения!
- Тогда прошу, успокойся! Какой там у нас вагон?
- Девятый. Нумерация с головы поезда. Так что нам как раз за тем «придурком», назад.
- Угу…
- А-а-а, уже объявляют об отправлении, Рене, давай двигайся быстрее!
- Не уедут без нас!
- Кто сказал? Великий Авось?
- Мария-Мария…
***
- Документы? Билеты.
- Вот, возьмите, - мило улыбнулась я проводнице.
Невысокого роста молодая девушка, лет двадцати пяти. Голубоглазая блондинка, и если бы не эта форма – можно было бы легко ее спутать с фотомоделью из журнала. И что такие забывают в бессонных ночах на железных путях?
- Третье и четвертое место.
- Спасибо.
Да уж, Рене никогда не отличался джентльменскими повадками. Так что не удивительно, что свою огромную, неудобную сумку я затаскивала в вагон сама, и при всем этом жалком деле, приходиться удерживаться на маленьких ступеньках.
Хотя нет, может тот факт, что мой кавалер пропустил даму «вперед», и стоит расценивать, как проявление уважения и всей той чепухи, о которой я так много мечтаю?
Ай, еще одна ступенька… Но внезапно кто-то схватил меня за руку, ту самую, которой я тянулась вперед, пытаясь поднять сумку выше и наконец-то бросить свою мучительную ношу на пол тамбура. Напористо, ловко дернул на себя, тем самым в мгновение помогая мне легко забраться в вагон.
Робкий взгляд вверх.
Передернуло. Передо мной стоял тот самый «крикливый придурок».
- Спасибо, - едва слышно, смущенным шепотом.
Высокий, плечистый, харизматичный, голубоглазый брюнет мило улыбнулся:
- Не за что.
Покраснела.
Робкий взгляд в пол и быстро втолкнулась в проход. Ведь уже сзади злобно пыхтел мой Рене. И пусть бы только увидел мое смятение, мою реакцию на этого красавчика – вмиг бы придушил, и его, и меня…
Понравился… И что? Разве это что-то значит?
Абсурд.
И главное, что до слез обидно. Моя невольная реакция – для меня приговор, а ему можно днями напролет, даже мне в лицо, восхвалять прелести других девушек, искренне требовать от меня стать такими, как они…
Ужас!
Дура…
Сама виновата…
А вот и наши места, прямо в первом «купе». И «соседей» пока нет. Это радует. Естественно, что они где-то прилепляться потом, подсядут, но хоть полчаса, а то и час, одиночества – это уже огромный плюс. Тем более, что мне и этого времени хватит: за окном уже давно стемнело, так что остается лишь приготовиться ко сну, и впервые за трое суток выспаться…
Хотя, в поезде выспаться? Умоляю…
***
(Л у и)
И что эта девушка нашла в этом идиоте? Хотя, какая мне разница? Кого-кого, а женщин я так и не смог понять, за все мои разгульные года существования… Хорошо, что я давно перешел на «вольные» отношения. И стоит отдать дань в этом прежнему времени: нынче такая «любовь» - не порок, а обычное дело…
***
(М а р и я)
- Вот видишь, успели, - заулыбался на все тридцать два (или сколько у него их там осталось) зуба Рене.
- Мы последние, да и поезд тронулся, едва мы забрались внутрь! Разве это нормально?
- Нормально! А смысл прийти на свое место и втыкать в вагоне до отправления еще уйму времени?
- Много смысла! Для начала, чтобы избежать лишней нервотрепки.
- Я таким не страдаю. Чего переживать?
- А ты, вообще, ни за что не переживаешь!
- Ладно, пойду покурю, ибо ты меня достала.
- Может, мне матрасы снимешь, да постель у проводницы возьмешь?
- Потом, - раздраженно скривился и, махнув рукой, скрылся в проходе.
Обалдеть, а сумки я сама буду прятать под сидение? Нет, какой же из него мужик? Это уже не джентльмен в нем отсутствует, а обычный МУЖЧИНА!
Тряпка…
Ублюдок!
Так, Мария. По ходу, сама ты уже точно не справишься! К чертям расшатались нервы. Нужно выпить валиум, сесть и успокоится! Пусть приходит – и сам все делает.
Все равно моих стараний никто не заметит, а то и лишний раз получу медаль за «идиотичность».
- Зажигалку забыл в куртке, подай, пожалуйста.
- Рене, отстань от меня, - злобно прорычала я сквозь зубы, уже сражаясь с маленьким пузырьком таблеток. Гадостная, упрямая пробка не хотела поддаваться.
Резкий рывок, неуклюжая хватка - словно из гейзера, из маленького отверстия выскочили кругленькие желтенькие таблеточки, и торопливо разбежались по полу вагона.
Нервный, идиотский смех:
- Ну, ты и даешь! – загоготал Рене. Тяжелый вздох и от раздражения скривился: – Ну, ты и калека.
- Придурок!
Возмущенно покачав головой, нервно причмокнул и затем, развернувшись, спешно затерялся в проходе…
От позора? Моего ЛИЧНОГО позора?
Ублюдок.
В груди сдавила обида. Обида и отвращение… Как я могу быть вместе с таким человеком? КАК?
Спешно гребла пальцами по ковру, собирая в кучу непослушные пилюли призрачного покоя…
Краснею, зеленею, синею…
Слезы…
Нет! Нет! Только слез мне не хватало.
- Один комплект, - послышался знакомый мужской голос где-то рядом.
Пытливо уставилась взглядом. Тот самый Красавчик…
Да уж лучше ослепнуть, чем взглянуть в глаза своему позору! Сижу, как дура, в самом первом купе, на виду у всех. Сижу и собираю с пола таблетки успокоительного.
- Спасибо, - отозвался тот. Короткий шаг и вдруг присел рядом.
Молча, откинул на сидение пакет с постелью, и принялся помогать мне собирать «бусины».
- Спасибо, но не стоит…
- Одна Вы до утра их будете собирать, - мило улыбнулся молодой мужчина. Короткий взгляд в глаза, и с умным, задумчивым видом принялся за дело.
Удивительно, с какой скоростью он собирал их. Точность, ловкость, скорость движения…
Я невольно замерла, наслаждаясь этой картиной.
- Куда складывать? – ласково улыбнулся, усмехнулся моему ступору.
- А, в-вот, вот, сюда, - торопливо протянула маленький пузырек, заикаясь на слове.
Нежно обхватил меня за руку, тем самым не давая дрожать, и проворно высыпал свою «добычу».
Невольно вздрогнула от его прикосновения. Поежилась.
От чего такая реакция? Дуреха…
- Спасибо.
- Да не за что.
- Есть за что, - смущенно улыбнулась я.
Только сейчас заметила рядом с нами Рене.
- Эм, ты… ты уже? – невнятно промямлила я.
- Подай мне куртку, телефон нужен.
Я машинально поставила пузырек на стол и бросилась, смущенная, пристыженная, словно пойманный вор, стаскивать с крючка эту злополучную куртку.
Но то ли я просто уже дошла до той кондиции, что виню себя во всем, то ли, просто, от нечего делать, но руки тряслись от дикого волнения, до гадкого «не хочу», «остановись», «одумайся».
- Ладно, я пойду, - вежливо ответил «Мой Джентльмен» и скрылся в проходе.
Нервно дернулась.
Да чтоб я еще купила это драже!!!
Куртка резко слетела с крючка, неуклюжий разворот – и пузырек печально закрутился на месте, а затем и вовсе обреченно свалился в пропасть, цокнув об пол.
Все пилюли вновь разлетелись по полу.
- Инвалид, - грубо рявкнул Рене, вырвал одежину и ушел прочь.
***
(Л у и)
Черт, с этой девкой я уже забыл, за чем шел! Забыл свою пастель у нее на полке… Да уж, давно со мной такого не было…
Эй, что это?
- Снова собираем пазл?
Нервно дернулась, покраснела.
- Да, да… вот… видимо, судьба.
- Наверно, - едва сдержал улыбку.
Присел на корточки и принялся помогать ловить беглецов.
Внезапно, едва девушка попыталась проделать шаги «гуськом» назад, как пошатнулась, хватаясь руками за воздух. Неуклюжее движение – и пузырек выскочил из рук, высыпая в нашу «кашу» и остальных колобков.
Расхохотался. Увы, не мог больше притворяться.
Покраснела. Улыбнулась.
Удивительно, как преображается человек, когда его уст касается искренняя улыбка.
Я невольно замер от умиления.
- Простите, наверно, сегодня не мой день.
- С кем не бывает, - радушно прошептал я, вновь пытаясь укротить сбежавших.
- Спасибо, что помогаете… Действительно, спасибо.
- Да полно благодарить. Вы мне вернули хорошее настроение. Это я Вам благодарен.
***
(М а р и я)
Пристыжено улыбнулась.
Еще пару минут – и пилюли собраны.
- Опять в пузырек? – иронически улыбнулся незнакомец.
Рассмеялась:
- Да нет, наверно, лучше мне в карман и под змейку, иначе это добром не закончится.
Я торопливо расстегнула карман кофты и немного оттопырила ткань, давая возможность свободно засыпать таблетки.
Красавчик взял меня за руку, заставляя ее застыть в одном положении, а не выплясывать от волнения. Поежилась. Отчего эти прикосновения меня пронзают током?
Тяжело сглотнула.
Покраснела.
«Джентльмен» бросил свою «дичь» в клетку. По-хозяйски защелкнул змейку, и тут же уставился на меня.
Я инстинктивно взглянула ему в глаза.
… И вновь мурашки по телу.
То ли от смущения, то ли от искристости, высверок его ледяных глаз, мой взгляд заметался по сторонам, боясь хоть на мгновение остановиться, вновь срастись… встретиться. Заглянуть ему в душу.
- Спасибо…
- Не за что… - Немного помедлил: - А я вот чего вернулся: забыл у вас тут свой комплект постели.
Пристыжено улыбнулась.
- И, видимо, не зря вернулся, - внезапно добавил.
- Не зря, - несмело, шепотом, расплываясь в улыбке.
Вдруг за нашими спинами послышался раздраженное покашливание.
- Я принес постель, как ты и просила, - грубо прорычал Рене, и швырнул два пакета на свободную полку.
Недоволен? Злой?
Вдруг Незнакомец выровнялся. Короткий, пренебрежительный взгляд на моего спутника.
Взял с полки свой сверток и неспешно побрел по коридору.
- Спасибо, - едва слышно прошептала ему в след и тут же торопливо встала, поравнявшись с Рене.
- Что этот придурок здесь делает? – не сдержался от грубости «мой кавалер».
- Не ори, и к чему оскорблять?
- Ах, мы уже его защищаем?
- Ты идиот!
- Слышишь, девочка, ты с кем так разговариваешь?
Промолчала. Резкий рывок – злобно стукнув плечом Рене, пробивая себе путь, тут же нырнула в проход.
Возможно, туалет еще не открыли, постою в тамбуре.
Но рядом с этим дураком больше не хочу находиться!
Позор! Это он меня позорит, а не я его! Хотя, стоп. Как он там часто говорит?.. «Личный» позор? Тогда и это - «его» проблемы, а я здесь не причем.
Идиот.
Буквально чуть больше десятка метров шатающейся походки, покачиваний из стороны в сторону – рванула ручку на себя. Прорычала, чавкнула и квакнула старушка – но поддалась. Победный стук – и я осталась одна.
Что же, мне не повезло. Туалет еще запертый.
Придется стоять здесь, как истукан, без «видимых» причин. Стоять и всматриваться в темень за окном. Вот в такие моменты иногда и начинаешь жалеть, что «не куришь». Правда, никогда на эту глупость так и не поддаюсь. Уж лучше сейчас постою как дура, чем потом буду ломать голову, как от всего этого избавиться. Или, что еще лучше, мои будущие дети за это меня «поблагодарят». Дети…
Дети…
Слезы, чего вы вновь рвете мне душу?
Убийца. Я – убийца… Своего собственного дитя… УБИЙЦА!
И никто, кроме меня, в этом не виноват. Нет, не Рене, который еще «слишком молод», не мать и отец, которые настояли на этом поступке. Я И ТОЛЬКО Я – ВИНОВНА, и теперь МНЕ нести этот грех, этот крест, эту боль, всю мою жизнь. И в день, и в ночь…
Я знаю, знаю… Теперь УЖЕ знаю, что сколько бы не прошло времени, я себе это НЕ ПРОЩУ.
Я, а не кто-то иной…
Я НЕ ПРОЩУ…
***
Щелкнул замок. Отворилась дверь. Я невольно обернулась.
Красавчик.
Молчит…
Молчу и я.
Робкий шаг ближе.
Покраснела.
Пристыжено отвернулась.
Скованное, несмелое движение – нагнувшись почти вплотную ко мне, потянулся рукой вперед к окну. Скомканный пакет выбросил в урну, в железный ящик на полке у самой оконной рамы.
Я невольно отступила назад, давая больше свободы.
- Я могу как-то помочь? – едва слышно прошептал «Джентльмен».
Смолчала. Вместо ответа лишь отрицательно качнула головой.
Смущенно опустил голову, утопил взгляд в пол.
Пристыжено отвернулась.
Ох, дура, дура. И чего я строю концерты? К чему привлекаю лишнее внимание к нашим размолвкам, к своим проблемам? Так уж сильно хочу найти того, кто меня пожалеет? Хотя бы короткий понимающий взгляд? Глупые слова?
И не важна искренность?
Дура.
***
(Л у и)
Девушка, раздраженно смахнув со щек слезы, вдруг резко дернулась к выходу. Короткий шаг, злобный рывок – и скрылась от меня в вагоне.
Отчего ее боль эхом разлилась в моей душе?
Отчего?
***
(М а р и я)
Рене уже постелился для себя, залез на верхнюю полку и принял вид «давно уснувшего».
В коем-то веке подумал о ближнем: снял с третьей полки и для меня матрас. Неспешно развернула калачик. От чего их делают такими длинными? Больше, чем сама полка, сантиметров на двадцать-тридцать. Как-то неаккуратно… Или бывают подлиннее полки? Что же, больше заверну для головы, чем вот так бессмысленно будет висеть у ног.
Ох, Мария, Мария, и чем только забита твоя голова? Какими глупостями?
Поспешно разорвала пакет.
Надела наволочку, заправила простынь, растянула одеяло и живо нырнула в постель. Скрыться, спрятаться, растаять.
Мысли, мысли, мысли! ДА КАК ВЫ ОСТОЧЕРТЕЛИ!!!
Я больше не могу…
Схожу с ума.
Отчаяный взор по сторонам, ища спасение. И вот оно – очередная головная боль: сумки. Рене так и не догадался их спрятать под сидение. Что же. Пусть на том и остается. Запихнуть под столик, да не мучится!
Резкий рывок – нырнула в боковой карман сумки…
Плеер. С недавних пор лишь в музыке я нахожу покой. Тишина для меня давно стала катализатором мыслей, отчаяния. А безумно орущая музыка заставляет заглушить все эти крики боли, визг души… Сбить с толку мысли.
Музыка. Моя любимая музыка… Депрессивная, отчаянные вопли певца, взрывные переходы от нежной феерии до безумного скрежета металла: все то, что бурлит внутри меня. Бурлит. Взрывается в унисон, горит во мне. О чем молчу. О чем ору, не открывая рот…
Все это за меня говорит моя музыка, все то, на что не решилась я сама.
***
Сон… Подобно волнам в бурю. Он захватывал меня в свои объятия, утаскивал в забытье и неведение, а затем вдруг отпускал, давая возможность вновь ухватить новую порцию мыслей, новую порцию боли.
Я так и не выпила валиум. Хотя, даже этот «доктор» давно уже не справлялся с моими проблемами. Когда-то я противилась выпить даже одну таблетку, боясь потерять «трезвость» суждений. А нынче глотаю по три-пять штук, а результата – и на грамма не ощутить.
Глупости. Сумасшествие…
Одиночество. Да ешкин кот! Я уже молю о покое, об том гнилом одиночестве, которого так раньше сама боялась! Я хочу остаться в четырех стенах, наедине со своим гадким, глупым, сумасшедшим «я». Хочу зарыться в свою скорлупу и никогда не высовывать из нее нос наружу. Не нужны ни ваши советы, ни пожелания, ни наставления. Хватит меня упрекать и говорить, что и как нужно делать. Хватит искать за меня пути моей жизни. ХВАТИТ ЛЕПИТЬ ИЗ МЕНЯ ТОГО, о ком давно мечтаете в своих странных фантазиях «реального» мира. Я – НЕ ТАКАЯ! Я - ДРУГАЯ! Слабая, пустоголовая, недалекая, слабонервная, психически неуравновешенная дура. Я! Я! Все ЭТО – Я!
Оставьте меня в покое…
Меня, убийцу…
…нерожденного.
Я лежал в своей постели, перечитывал любимую книжку в девятый, или десятый раз, а мысли упорно срывались с рельсов сюжета, улетая куда-то вдаль… Через несколько купе… К тихому плачу той девушки… Нервные вздохи, бешеный ритм сломленного сердца, надрывные всхлипы и тихий, отчаянный стон.
Даже мне, черствому от природы человеку, некогда человеку, а нынче простому, гадкому упырю, было сложно не обращать на все это внимание. Сложно игнорировать.
Или дело даже не в ее печали, боли? Дело не в человеческом сочувствии?
В этой девушке было что-то привлекательное для меня? Ее несчастные глаза? Разбитое сердце? Боль?
Таких сломанных людей слишком много в этом мире, чтобы восторгаться или поражаться всему этому. Чтобы вестись на подобные вещи. Любовь? Влюбленность? Симпатия? Умоляю, не шутите так глупо.
Девочка, одна из сотни, тысячи, миллиона… Одна? Такая же, как сотни, тысячи, миллионы. И не более того.
Тогда в чём дело? В чём?
Мне нужно ее снова увидеть, снова заглянуть ей в глаза – и наконец-то найти ответ. Ответ, а затем окончательно выбросить эту нелепую «ошибку» из своей, и так, затурканной гадостями, головы.
Решительно отложил книгу в сторону. Спешно надел туфли и побрел к проводнице.
***
(М а р и я)
Я зарылась с головой под подушку, пряча лицо от вечно снующих туда-сюда пассажиров и проводников.
Скрылась, пряча свои слезы, свою боль.
- Можно я здесь немного посижу? - неожиданно раздался бархатный голос.
Я нервно дернулась, испуганно стянула с себя подушку и уставилась на «гостя»: рядом, на пустеющей полке «соседей» расселся мой «джентльмен».
- Да, конечно, - несмело ответила я, в сотый раз оглянувшись по сторонам, и наконец-то убедившись, что вопрос все же был задан мне.
Рене тихо посапывал, как и все «видимые» мне пассажиры.
- Благодарю, - едва слышно ответил молодой человек. Поставив на столик стакан с чаем, стал беззвучно расколачивать ложкой сахар. – Чего не спиться?
Насколько это было возможно, я незаметно стерла остатки своих слез, пристыжено улыбнулась и расселась на постели.
- В поезде сложно уснуть. Раздражают посторонние.
- Согласен, - мило ухмыльнулся. Наконец-то перестал мучить ложку: вытянул из стакана, несмело стряхнул капли на пол и положил на столик.
Так и не сделав ни одного глотка, отставил чай в сторону.
…Откинулся на спинку сидения.
И зачем было так старательно изводить бедный напиток?
«Ждет, пока остынет», - кто-то умный в моей голове спешно ответил.
Эх, как я уже привыкла ко всем этим внутри сознания «переговорам»… Сумасшедшая…
- Далеко едете? – неожиданно нарушил тишину «Красавчик».
- До Бирмина. Домой возвращаемся, - тяжелый вздох.
- Что-то не слишком радостно звучит. Обычно домой с поездки рвутся, как на праздник.
- Если дом – это то, куда стоит возвращаться. Как по мне, уж лучше я бы где-нибудь по дороге затерялась, чем успешно добралась…
***
(Л у и)
Я невольно вздрогнул от серьезного тона такого суждения.
- Простите за мой бред, - торопливо добавила девушка и пристыжено улыбнулась. – Просто, у меня не самый хороший период в жизни.
- Ясно, - едва слышно ответил я.
И снова покраснела, отвела взгляд в сторону.
- Попейте чаек. Станет легче.
От удивления вздрогнули ее брови. Вопросительный згляд выстрелил мне навстречу.
- Пейте. Это Вам. Я - не чаеман.
(то, что я пью, вряд ли вам приглянется…)
- Спасибо…
Но руки не дрогнули. Так и не притронулась к стакану.
Смущалась, краснела, белела.
- А я могу узнать, как Вас зовут?
- Мария… А Вас?
- Луи-Батист… Луи-Батист Матуа. Приятно познакомиться.
- Мария Бронс. Взаимно…
Сколько можно смущать бедную девушку?
Эй, Луи, с каких пор мы стали такими добрыми?
Может, хватит уже?
Естественно.
Не дожидаясь ответа, я поднялся с сидения и спешно поплелся к своему месту.
Нет, нет, Матуа. Нужно что-то отрезвляющее, а иначе еще чуть-чуть в таком духе – и можно уже устраиваться нянькой в детский сад! Вышел в тамбур.
Идеальнее совпадение.
Симпатичная молодая особа одиноко стояла у окна, нервно курила тоненькую, «дамкую» сигарету со вкусом «черри».
Глупые людишки, словно забив вонь истинного табака, горечи правды, вы сможете спрятаться от своего убийцы? Медленного, напористого, безжалостного… Намного коварнее меня.
Милая улыбка.
- Привет.
Вздрогнула.
- Привет.
- Скучаем? – едва слышно прошептал. Подошел ближе.
Глаза в глаза. Замерла.
Попалась в сети.
Нежно обвил руками вокруг талии, прижал к себе.
Девушка не шевелилась. А как иначе? Плененная чарами вампира, она даже не пискнет, лишний раз не вздохнет. Сигарета устало догорала в ее нервно сжатых пальчиках…
Кровь неприлично вырывалась из испуганно пульсирующей вены, скатывалась мне на язык.
Сладкая, страстная, бесстыжая кровь…
Жадные, звериные поцелуи. Массируя языком место укуса, я все сильнее и сильнее стимулировал поток ржавой жидкости ко мне в рот.Чувство насыщения, чувство власти, превосходства…
Еще мгновения – и лизнув на прощание место укуса, резко оторвался от жертвы.Прощальный взгляд, насмешливая, едкая ухмылка: пока, красавица.
Я нырнул в вагон… мысленно представляя реакцию оттаявшей жертвы: еще минута – и гипнотический наркоз спадет. Нервно дернется, оглянется по сторонам, но ничего, никого не будет вокруг. Привиделся глюк? Болит шея. Испуганно коснется кончиками пальцев… в поисках огромной дыры, разорванной раны - но лишь два маленьких, невзрачных бугорка, как от комариного укуса, будут свидетельствовать о произошедшем… Дрожащая рука несмело поднесет к губам уже потухшую сигарету. Короткий вдох - тяжелый выдох. Нервно сплюнет в окно, выбросит бычок и торопливо отправиться на свое место, размышлять, что за странное чувство опустошенности сковало душу…
Я все еще сидела и всматривалась в напиток: цвета каштана пучина, жидкое тепло, заключенное в рамки стеклянного граненого открытого сосуда в вычурном (умелыми руками сотворенном… кхм, заурядной штамповкой) под серебро подстаканнике. И чего этот молодой человек так ко мне добр? Почему сопереживает? Проявляет участие? Уж больно всё непомерно выходит за рамки дежурной вежливости, воспитанности. Или это я дикарка?
Любовь? Влюбленность? Симпатия?
Умоляю! Я верю в эти чувства, но лишь набитые со временем.
С первого взгляда? Пф-ф-ф… я сейчас опять расплачусь, но уже от саркастического смеха.
Слегка переборщил с сахаром…
Кипяток взбудоражил все внутри меня, заставив ожить и немного поежиться от окружающего холода. Отставила посудину в сторону. Вслепую ногами нащупала на полу кроссовки, наспех обулась и побрела по коридору в туалет. Эх, так и норовит меня запереться в маленькой комнатушке, в четырех стенах. Почему я так ненавижу окружающих? И сама не знаю.
Сумасшедшая.
Но больше всех я ненавижу себя…
Робкий взгляд в зеркало: уродина. Как я тебя ненавижу. НЕНАВИЖУ! Убийца… Что смотришь? Что молчишь? Что слезы пускаешь? Не переубедишь… Не заставишь тебя ПРОСТИТЬ.
Робкий шаг на выход - в тамбур. Открытое окно.
Вылезла наружу…
Ветер шаловливо взъерошил волосы, подхватил вверх, растерзав локоны. Глубокий вдох. Закрыть глаза и наслаждаться дерзостью: потоки воздуха жестко стегали, били мне пощечины, плевали упреки в душу.
Грубый, душераздирающий гудок электровоза, отчего невольно распахнулись веки. Плавный, нежный поворот. Луна по-дружески открыла моему взору сокровенную тайну: огромный, с отрубленным концом хвост несмело волочила за собой зеленая змеюка. Огоньки выплясывали на ее тонком стане, на ее топорном теле. Тусклая, рыже-огненная боковая полоса, горизонтальной осью, квадратными пятнами по всему телу, вдоль поперечной линии эхом вторила жизни, что тайно билась, пульсировала внутри мощного зверя…
Что-то сломалось внутри меня, лопнуло. Не сразу поняла, осознала свои действия. Шаг назад, глупые попытки – и дверь открылась… Робкое движение вперед. Вмиг ветер жадно обнял меня за талию и потянул к себе, на волю... Держалась, я все еще держалась рукой за железный, ледяной поручень - дразнила Его, не верила, не уступала: на весах качались «за» и «против».
Как сладко было бы сейчас вот так отдаться во власть случая. Нет, во всласть своего поступка… Решительного поступка. Взять и покончить со всем. За раз. Отомстить себе, заставить заплатить по счетам. Жизнь за жизнь…
Да-да, помню… Мол, «то» - еще не человек…
Не для меня.
Крошечный шаг вперед. Носки в четкую, ровную линию, у самого края.
Ах!!!
Ветер защекотал нервы. Смерть улыбнулась мне…
А я ей…
Милая, ты знаешь путь к Покою… к Тишине, к Беспечности?
Знаешь?
Знаю, что знаешь…
И я иду к тебе.
А вот и многообещающий рокот… Стремительно ворвались на огромный железнодорожный мост.
Уйма столбов, преград, железных прутьев. Мелькание за мельканием. Просвет за просветом. Серебристая река внизу искрилась сотней алмазов, прощальными высверками Луны на возбужденном, взбудораженном тле…
Прошу. Пусть, все будет быстро. Пусть я умру, разобьюсь, размозжусь, а не просто покалечусь.
Молю…
Крошечный шаг вперед…
Резкий рывок за локоть. Втащил назад в тамбур. Не сразу осознала, что произошло. Испуганно дернулась. Глупая, пустая попытка обернуться.
До боли сжал в объятиях.
- ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ? – грубое, дикое, животное рычание мне на ухо.
Поежилась.
Казалось, сейчас сам демон отозвался. Чудовище.
Дернулась… Тщетно вздрогнула в предсмертной агонии, смолчав.
- Сумасшедшая.
- Мне больно.
- А там бы было ласковее? Безумная.
Узнала его голос. Луи…
Еще сильнее сжал, прижал меня спиной к своей груди. В лапах чудовища… Но отчего так невыносимо приятно? Вдруг жаркое, пылкое, возбужденное дыхание коснулось моей шеи. Замерла. Застыла, боясь дышать… боясь спугнуть. Резкий разворот – и вновь прижал к себе, вновь сжал до грубой, сладкой, сумасбродной боли. Робкие, мечущиеся взгляды…
Тяжело сглотнул. Несмело облизал губы.
- Зачем ты так? – едва слышно уже, шепотом. Жар дыхания обдал мои уста. Вновь поежилась.
Сердце разрывалось в груди, сходило с ума, разлеталось на куски, и вновь срасталось воедино, убиваясь психом о мягкие стены маленькой палаты в сумасшедшем доме, разбиваясь птицей о жесткие, порабощающие прутья ребер.
- Мне больно.
- И мне…
Несмелый поцелуй коснулся моих губ.
- Отпусти…
- Зачем?
Зачем? Зачем…
Сама не знаю…
Устало опустила голову ему на плечо.
Сойти с ума…
… сошла.
Что дальше?
- Кто ты? Мой ангел-спаситель… или демон-каратель?
Вдруг грубый рывок.
Что-то произошло. ЧТО?
БОЛЬ… ДИКАЯ, АДСКАЯ БОЛЬ… повсюду, звоном разрываясь в ушах, вторя то ли визгу, то ли крику.
Я не сразу понял, что произошло. Успел среагировать, лишь перед самым падением. Нелепая попытка защитить девушку от удара. Дикая, гадкая боль от приземления - невольно проехались по склону насыпи. Усердия удержать рядом с собой Марию. Силился принимать все удары на себя, уберечь, спасти хрупкую. Едва застыли на месте, инстинктивно обернулся по сторонам, в поисках повторной угрозы, в поисках ответов… и замер в ужасе: наш поезд сошел с рельсов. Вагоны раскурочены. Несколько перевернулось на бок, еще пару – склонились к земле. Электровоз все еще пытался тащить за собой свой потрепанный, дымящийся хвост по поврежденному полотну.
Пассажиров, как и нас с Марией, выбросило наружу… взрывной волной? Был взрыв?
Резким, ярким, напористым, безумным наваждением ворвался в меня этот яд. Запах крови. Сладкий, шальной, всепоглощающий запах крови… Мария обмякла, обвисла в моих объятиях, без боя отдаваясь на волю моего демона.
Нет! НЕТ! Я сильнее. Сильнее всего этого! Сильнее…
Соберись, Луи-Батист! Соберись! Ты же не тряпка! Вспомни сороковые. Вспомни тот ад. Просто не дыши. НЕ ДЫШИ!
Замер. Сложно привыкнуть, перестроиться. Но ведь реально. РЕАЛЬНО!
Прижал девушку к груди. Теплая кровь коснулась моих пальцев. Рана… Поспешно осмотреть - разбила себе голову. Держись… Стащил с себя пальто. Бросил на землю и сверху уложил Марию. Снял свитер и, скомкав, зажал повреждение. Милая, не сдавайся… Минуты тикали. Короткий, вопросительный взгляд на ранение - кровь уже почти остановилась. Вновь зажал тканью. Я всматривался в ее бледное лицо, в расслабленные прикрытые веки, в едва заметное, медленное поверхностное дыхание, лишь иногда нарушающееся глубокими вдохами, и рассуждал, обдумывал происходящее. И вдруг током пронзила мысль: ей суждено было умереть. Не там, так здесь: не успей я тогда, или не защити сейчас… не видать ее более живою.
Жадно прижался ухом к ее груди - сердце лениво билось, временами нарушая правильный ход. НЕ СДАВАЙСЯ!
Резко оторвался. По старой привычке приоткрыл веки: зрачки расширены, никак не реагируют. Перевернул на бок во избежание удушения при рвоте. Хлопки ладонью по щеке. Ну же, давай. Приходи в себя…
Мария, сражайся!
Не реагировала.
Победный писк – и стих скрежет метала. Поезд наконец-то остановился. Люди стали постепенно приходить в себя. Тихие, пробирающие до кости, стоны вокруг. Изнемогающая мольба помочь, спасти, облегчить муки… Первая реакция – броситься на помощь. Глупая реакция, еще со времен войны. Привычки, которых уже не побороть.
Но сейчас Она важнее…
Вздрогнула рядом со мной. Дикий, свистящий кашель вырвался наружу.
Каждое слово ценой вдоха яда – запаха беспризорной, манящей крови. Взгляд в затуманенные глаза. Секунда за и против:
- Ты как?
- Что произошло? – едва слышно, шепотом. Нервно дернулась.
- Лежи! – раздраженно, приказом, прижав к земле.
Испуганный, взволнованный немой взор мне в очи. Отчего поддался:
- Крушение поезда.
Вновь лихорадочно задергалась, пытаясь оглянуться по сторонам, убедиться, что я… вру?
- Тебе нужно лежать, ты сильно ушиблась головой.
Грубо, повелительно прибил за плечи к плоскости, лишая права на движения, заставив вновь улечься на пальто.
- МАРИЯ! Успокойся и не дергайся!
Вдруг кто-то рядом (видимо, лишь сейчас придя в себя) дико завизжал. Миг – и переросло все это в какой-то ошеломительный, разрывающий рассудок, крик. Еще мгновение – и в сдержанное вытье… нытье сменило припадок.
- Что? Боже… - испуганно выпучила свои глаза, всматриваясь в темень, повернув голову набок. Обернулся и я: в нескольких метрах от нас лежал мужчина, мертвый… из груди торчал огромный кусок железа, осколок.
Поежилась.
И снова дикий ор где-то позади нас.
- Помоги ему. Пожалуйста…
Короткие сомнения, взор в глаза – и сдался:
- Хорошо. - Тяжелый вздох. - Но обещай, что не будешь шевелиться. Что дождешься?
- Обещаю.
Нехотя выпустил из рук.
Луи-Батист, соберись!
Худощавый мужчина, лет под сорок, скорчился от боли, испуганно обняв, поджав свою раненную ногу - отрытый перелом. Острый шпиль бело-розовой кости. Из вены вальсировала кровь. Ах, ты девка гадкая, чего всегда норовишь покинуть тело?
Рванул его штанину, оголяя рану. Тонкие полосы из джинса – и наложил плотный, цепкий жгут.
И снова дикий вопль вместо облегчения. Вот только это уже не здесь. Кто-то новый, кто-то другой… где-то там, витиеватой дорогой, прямо в преисподней.
***
(М а р и я)
Казалось, я попала в ад. Шипение, злобное чертыханье, смешанное с отчаянным, душераздирающим криком, визгом. Казалось, всё пространство было усеяно остатками человеческой жизни. Поле трупов и падших, догорающих живых… Мороз ужаса цеплялся когтями за душу, прогрызая зубами кожу, цепеня тело. Замерла я, едва дыша. Боялась верить в происходящее. То, что вижу…
Слышу.
Но как не жмурься, реальность не изменить. Тихий, жалобный, девичий плач настырно, повелительно кромсал нелепое отрицание.
- Молю, молю, помогите… - казалось, она давно уже не верила в свои слова, в то, что их кто-либо услышит, сможет им внять. Но все равно боялась остановиться, сдаться. Отступить.
Испуганно сжалась я. Хотелось закрыть уши руками, хотелось дико завизжать, чтобы перекричать ее, чужую боль. Хотелось умереть, чтобы не осознавать все то, что переживают другие…
За что это им? Я… Я ЗАСЛУЖИЛА. А они? Поезд грешников? Неужели все эти люди совершили намного большее зло, нежели те, которые убивают, насилуют и, или крошат чужие судьбы? Лживые сидят при власти? Те, которым улыбается удача, поощряя их черные дела?
- Помогите, кто-нибудь… пожалуйста… - вновь будто ножом по сердцу, по разуму. По рассудку. -Или добейте.
- Молю!.. - перекрикивая мои мысли. Дикий, гадкий кашель разорвал очередной горький плач девчушки.
Сдалась. Я сдалась. Заикнувшись в очередном своем порыве слез, накате истерики, сжала волю в кулак и, скомкав брезгливость, ужас, натянув до упора, словно струны на грифе, расшатанные нервы, перевернулась набок. Тошнота, безумная боль в голове, идиотические карусели реальности… Боря все преграды внутри себя, я на четвереньках поползла на отчаянный звук, на тихий, безнадежный рев надрывного кашля.
Молодая особа лежала у самого подножья насыпи, неестественно раскинув руки и ноги в стороны. Новый приступ кашля. Вместе со слюной вылетали огромные плевки крови… Задыхалась. Каждая тяга воздуха ценой невыносимых мучений.
Пробитые легкие?
На бледном лице в свете фонарей блестел пот. Ее морозило…
- Держись, - едва слышно прошептала я, в голове уже машинально прокручивая все раньше увиденное, услышанное по телевизору, вычитанное в книгах. Я знала, понимала, что без посторонней помощи ей точно не выжить.
Кашель стих. Замерла. Я машинально ухватилась за руку, пытаясь нащупать пульс. Сложно успевать считать: ее сердце взбесилось.
Не шевелилась.
- Эй, очнись, очнись! Молю! ЕСТЬ ДОКТОР? – я несмело стукнула по щеке. Не реагировала. – Слышишь, слышишь! ОЧНИСЬ! – резкий отрезвляющий удар.
Глубокий звонкий вдох и снова кашель…
- ДЕРЖИСЬ, МОЛЮ!!! Слышишь? ЕСТЬ КТО ИЗ МЕДИКОВ?
Я знала, единственное, что я могу для нее сделать: следить, чтобы та не захлебнулась, не двигалась в таком тяжелом состоянии, не вздрагивала и поднималась над землей, не скручивалась от боли. Прибила за плечи к земле, повернула голову набок, давая возможность спокойно выплевывать кровь, а не давиться, захлебываться ею во второй-третий раз.
Держись…
Но как долго она так протянет? КАК?
- ЕСТЬ ДОКТОР?! – очередной, полный надежды мой крик…
- ДА! Я, отойди, - грубо оттолкнул меня от девушки какой-то мужчина, и тут же принялся рассматривать больную.
- Вы ей поможете?
Смолчал.
- Вы ей поможете?! – уже более смело, громко. Будто вымаливая не так для нее, как для себя надежду.
- Да, - рыком, не отрывая взгляд от пациента.
Дикий, истерический смех. Мой смех. Сквозь слезы, сквозь больной хохот, я радовалась этой победе. Ее, моей… нашей победе.
Подхваченная волной эйфории, всемирного счастья, впиваясь утопической радостью, я все так же на четвереньках, сквозь физическую боль и временные помутнения, поползла дальше.
Я должна помочь. Хоть как-то, хоть кому-то, но помочь… я должна помочь, еще.
Я и сам не понял, как добрался до вагонов, как забрался внутрь. От ужаса застыл на месте. ТАКОГО просто не может быть!
Два кресла… Из всей начинки вагона - только два одиноких кресла, а остальное… вместе с пассажирами, вместе с их вещами – всё к чертям вылетело через разбитые окна. Кровавые потеки, невнятные мазки больного художника на стене. Кто-то, видимо, пытался сорвать стопкран.
Нечего время терять. Взять себя в руки, перебороть шок – и пуститься далее по начертанному пути.
***
(М а р и я)
Я пыталась не думать о том, что вижу. Пыталась не задумываться над тем, почему эта непонятная вещь чем-то напоминала человеческую кисть, а эта - пальцы…
Смотреть вдаль. Не смотреть под ноги и руки.
Оторванные рессоры. Затерявшаяся колесная пара.
Боже! Боже, что же могло такое случиться, чтобы все это стало возможным? Неужели это была простая оплошность? Или, может, лучше чтобы это была именно она, а не…
Ведь люди на такое неспособны… Правда? Иначе зачем своими руками сотворять на земле настоящий ад? ЗАЧЕМ?!!
- Помогите, - хриплый, уже не верящий в свою надобность, рык раздался где-то позади.
Нервно вздрогнула. Рьяные усердия успокоить себя, собраться с духом. Резкий разворот – и поползла по памяти на звук.
Едва различимое дыхание, едва слышное сопение.
- Что с Вами? – пробормотала, прошептала я машинально. Состроив вид умного, опытного доктора, принялась осматривать больного.
***
(Л у и)
Я узнал наш вагон.
Люди пытались выбраться наружу. Через оконные проемы переваленные матрасы. Нелепо торчащие из деревянных рам окровавленные осколки.
Люди…
…Жертвы? ИЗВЕРГИ! Жадно, наперегонки, выбрасывались из железных могил.
И никто уже не различал, кто с ним рядом: женщина, ребенок, старик…
Схватив за шкирку одного из таких «представителей» современного общества, отшвырнул назад.
Жалобно запищал, завизжал, как недобитая скотина.
- Ты, С*КА, что творишь?!! – дико зарычал щенок мне в спину. Попытка ударить?
Инстинктивно обернулся и тут же перехватил удар. Резкий рывок – на грани вывиха.
- ИСЧЕЗ, ПОКА ЖИВ! – демон взбесился внутри, словно помаячили перед ним красным знаменем. Всепоглощающий аромат крови вновь ворвался в меня, лишая права на трезвый рассудок.
Инстинктивно зарычал в лицо глупца. Жалобно скуля от боли в теле, от боли в суставах, от ужаса в сознании, испуганно дернулся, вырвался из уже расслабленной моей руки, попятился назад и, едва дыша, зажался в угол.
Прикрыть глаза и досчитать до двадцати. ЧЕРТ! У МЕНЯ НА ЭТО НЕТ ВРЕМЕНИ!
Запретный вдох.
- С*КИ, БЫСТРО СТАЛИ ЛЮДЬМИ, ИНАЧЕ РАЗОРВУ В КЛОЧЬЯ!
Не медля и сам, тут же подхватил в обе руки каких-то карапузов и подскочил к окну.
- ЭЙ, ТЫ, ЗДОРОВЯК! Принимай!
Секунды мечущихся взглядов. О да, свобода так близка: лучше сбежать, поджав хвост, чем задержаться хоть на короткое, лишнее, мгновение в котле чертей.
Сражение трусости с совестью…
Короткие шаги навстречу – протянул ко мне свои лапища.
***
(М а р и я)
Так вот чью кисть я тогда видела…
Поежилась. Отвращение сдавило горло, взывая к тошноте и безумию. ЗАТКНИСЬ! Заткнись, трусость! Не смей!
Почему он уже молчит? Едва ощутимое дыхание.
Здоровая рука перестала сдавливать поврежденное запястье. Кровь, она безудержно рвалась на волю…
Аккуратно закатила рукав мужчины повыше.
Согнула его руку в локте и зажала ее между своих ног, сдавив бедрами, зафиксировав в недвижимом положении.
Боже, БОЖЕ! Помоги мне!
Торопливо стащила с себя куртку и свитер. Сорвала футболку.
В голове все гудит, срывается. Иногда какофония сменяется глупыми приступами тишины. Надрывистые попытки разорвать одежину на длинные, упругие полосы. Идиотский жгут едва получался. Сквозь дикий рев, сквозь безумное чертыханье, я сильнее сдавливала сымпровизированные веревки. «На узел, НА УЗЕЛ ЗАВЯЗАТЬ!» – мысленно приказывала себе, корчась, сражаясь, выдавливая из себя последние силы для успеха очередной попытки.
Еще, еще… Руки скользят по мокром, вязком, буром хлопке…
А теперь что? Ждать? Ждать, пока прекратиться кровотечение?
Стихает? Или мне только кажется?
Умоляю…
Дрогнул. Дернулся.
- ЛЕЖИТЕ! Лежите! – за плечи вдавила в землю. – Не двигайтесь…
***
(Л у и)
- Помогите! Помогите, здесь тяжело раненный! Вероятно, сломанный позвоночник.
Я спешно подскочил к девушке, отодвинул ее в сторону. Видимых повреждений нет. Но то, как обмякли его конечности, несмотря на относительно ясное сознание…
Короткий шаг в сторону. Выдрав с живьем двери туалета, тотчас подался к больному.
Вдох.
- Аккуратно, удерживая в вертикальном положении, необходимо переложить на поверхность. Только так сможем вынести наружу без вреда…
- Вы врач? – кто-то испуганно завизжал у меня над ухом.
- Нет, - инстинктивно ответила я правду, машинально, едва осознавая.
Но, видимо, ответ был неважен. Схватив меня за руку, какая-то молодая особа потащила за собой.
- Эй, я там еще…
- С ним уже все в порядке.
- ОТПУСТИ!
Не слушала. Тащила меня, словно я ее рабыня.
- Вот, умоляю, помоги ей, - упала та на колени рядом с окровавленным, измученным, едва дышащим телом пожилой женщины. - Бабуля, ты как? Бабуля!
Я присела рядом.
Испуганный мечущийся взгляд с раненой на девушку.
- Но я не врач…
- Я видела, ты ему помогла. Ты можешь. ПРОШУ! - жадно схватила меня за руки. – УМОЛЯЮ... – глаза в глаза. - У меня, кроме нее, больше никого нет! ПРОШУ!
Горькие слезы в унисон текли по ее, по моим щекам…
Но я не доктор, я - лишь киноман, с глупой мечтой спасти мир.
- Прошу…
Придвинулась ближе к старушке. В глазах мерцали огоньки страха и безумия… Разорванная куртка. Серый свитер в черно-бурый горошек. Потеки крови на шее… Разбитая голова.
- Вы слышите меня?
Молчит.
Господи, подскажи мне, что делать…
Взволнованно коснулась бледной, холодной руки. Сдавила пальцами ее сухую, целлофановую кожу. Упругие жилы. Раздутые, выпуклые вены. Нащупала пульс. Едва слышны удары, едва слышны спазмы, вздрагивание.
И что теперь?
Глупые, подобно адским насмешкам, врывались в моей голове фразы героев из сериалов: дефибриллятор, зажим, вакуумные носилки, пращи, антисептик…
Боже, почему я такая пропащая?! Почему?
СТОП? НЕТ! ЧТО ЭТО?
Я невольно отпрянула в сторону. Поежилась. Тошнота сдавила горло: из правого уха женщины вдруг выползла багровая, адская змея крови…
Онемела я от страха. Глаза округлились. Руки опустились, намертво прикипев к земле.
Заберите меня отсюда. Я УЖАСНО БОЮСЬ!
- НЕ СИДИ ЖЕ ТЫ ПРОСТО ТАК! ДЕЛАЙ ЖЕ ЧТО-НИБУДЬ! – нервно завопила девушка и, злобно ухватившись за плечи, отрезвляюще встряхнула меня, прогоняя пелену шока.
НО ЧТО? ЧТО?
Она умирала… И я ничего не могу с этим сделать. Я не знаю, что делать…
- Прости, - едва слышно прошептала я сквозь пекущие слезы.
- Что ПРОСТИ? – гневно зарычала, оттолкнула меня от себя, от нее девушка... Жадно припала лицом к груди старушки. – Слышишь, слышишь меня?!! Слышишь? – грубо схватив за плечи, требовательно затрясла та женщину.
- НЕ ДЕЛАЙ ТАК! – ошарашенная, бросилась я к безумной.
- НЕ ЛЕЗЬ КО МНЕ, ДУРА! – изо всех сил толкнула та меня в сторону и вновь припала к потерпевшей.
- Ты делаешь только ХУЖЕ!
Но едва слова вырвались из меня, как несчастная внезапно вздрогнула, придя в себя. Жадно выпучив глаза к небу, выгнулась в дугу, словно из ее груди вырывали душу… Громкий, звонкий, глубокий вдох, свист, прощальный гудок… и в момент замерла.
Режущая тишина обрушилась на мир, взрывая сознание. Понимание случившегося ледяной коркой сковало все внутри, в мгновение проделывая болезненный ход разрядом тока с головы до пят. Казалось, будто рядом с нами склонилась сама Смерть. Казалось, резкое движение – и я задену ее своим телом. Дотронусь, коснусь… Или она сама меня схватит в свои объятия и утащит за собой.
Резко отшатнулась, дернулась, сорвалась я на ноги и рванула прочь…
Я бежала от ужаса, что рычал за моими плечами, обещал догнать и уже никогда не отпускать. Внутреннее оцепенение тоже спало. Дикий визг, вопль отчаяния вырвался наружу.
- ГОСПОДИ! ГОСПОДИ!!! - завизжала, зарыдала я. Но легче не становилось.
ОТЧЕГО?
ПОЧЕМУ?
В глазах все мутнело, срывалось на карусель, то вдруг замирало, боясь даже вздрогнуть. Сумасшествие. В глазах рябили черные маковки, но разум все еще был со мной…
Почему не потерять сознание? Не забыться? Зачем сражаться с ужасом? Зачем?
И снова дикий визг…
Я натыкалась на покалеченные тела, повсюду кровь…
Кровь. Все залито одним единственным цветом – цветом сломанной жизни.
- МАРИЯ! – послышалось где-то у меня над ухом. Жадно сжал в объятиях. – МАРИЯ! ПРИДИ В СЕБЯ! МАРИЯ!
Но не могла, не могла я уже остановиться…
Я рыдала, ревела, визжала от всей той боли, что дико рвала мне душу, что вынимала ее из меня, вытаскивала железными щупальцами через горло вместе с воздухом, вместе со звуком…
Луи.
Но вместо слов вновь новый приступ крика…
Прижался своими губами к моим. Нежные, ласковые касания. Властное, напористое удовольствие. Он пленил меня, схватил, овладел моим сознанием, поработил и одурманил. Тихо заикалась от спазмов. Но еще минута напористой беспечности – и нашел лекарство. Закрыл собой разодранную рану, поймал в клетку хаос и замкнул безумие…
Спрятал в своих объятиях, спрятал от той «барышни», что гналась за мной, что хотела заполучить меня, заполучить любого здесь. От Смерти. Заполнил мой разум собой.
Жадно уцепилась руками за своего спасителя. Ответила, я ответила поцелуем. Безумным, жадным. Безрассудным. Испуганной и молящей лаской.
Забери меня, забери! И спрячь ото всех.
Молю, спрячь.
- Рене.
- ЗАТКНИСЬ, ШЛЮХА!
- Подбирай выражения, ублюдок! – резкий шаг вперед и схватил за грудки.
- Луи, не надо.
- АХ, ОН УЖЕ ДЛЯ НАС ЛУИ?!!
- Рене, успокойся!
- ОТПУСТИ МЕНЯ, урод! – нервно дернулся, толкнул от себя Батиста, но даже в силу своей комплекции, веса и от природы силы в мышцах, так ничего и не смог сделать моему заступнику. - Отпусти, ублюдок.
- Луи, прошу, отпусти его.
Злобно стиснул зубы. Секунда за и против. Нервно сплюнул вбок:
- Я с тобой еще разберусь, - и тут же Матуа оттолкнул от себя свою жертву, освобождая от хватки.
- Посмотрим, - гневно прорычал Рене, скривившись от гнева.
Поежилась.
Луи оскалился:
- Уймись, щенок, не зная, кому вызов бросаешь.
- Ты что сказал? – вновь заревел Рене и тотчас кинулся на врага.
Только что и успела я вклиниться между ними - едва не сбил с ног. Глупые попытки оттянуть, отстранить ревнивца.
- Отвали, МАРИЯ! – оттолкнул меня от себя.
- Аккуратней, недоросль!
- Сча я тебе покажу, кто тут недоросль!
Едкий смешок:
- Ну-ну, давай! - язвительно.
- НУ, С*КА! – дернулся, едва не влепив кулаком мне в лицо.
- УСПОКОЙТЕСЬ! – сколько было сил завизжала я на всю глотку.
Замерли.
Господи. Позорище-то какое! Стыд. Здесь, сейчас, после всего?..
Тяжелый вдох и - как на духу…
Выбор. ВЫБОР.
С одной стороны – прошлое, пройденное, знакомое. Мучительное, болезненное, глухое. С другой стороны – новое, призрачное, ласковое, неизведанное… С большими «детскими глазами», «розовыми» очками и идиотскими мечтами о сказке.
- Рене, я УХОЖУ от тебя.
- Что?
- Что слышал. Я ухожу от тебя.
- АХ, ВОТ КАК? Значит, не успел пальцем повилять, как ты уже за ним бежишь?
- Нет, Рене! НЕТ! Я ухожу не к Луи. Я ухожу ОТ ТЕБЯ! Я устала, устала быть пластилином, который ты постоянно мнешь, я – человек, а не ВЕЩЬ! – Разворот к своему призрачному «Ангелу». Горькая, вместо жгучих слез, искусственная улыбка: – Прости… Но всё как быстро. Неестественно. Неправильно, что ли… И вряд ли правда… Да и сам ты, наверняка, все это понимаешь. Прости…
Резкое движение вперед.
Не оглядываться. НЕ СОМНЕВАТЬСЯ. НЕ ОДУМЫВАТЬСЯ.
Шаг за шагом, спешно вперед, вперед, куда-нибудь, в новое будущее…
Без глупостей.
Вперед.
Да, была слабость. Слабость, но она временна. ВРЕМЕННА!
Теперь всё иначе. Всё будет ИНАЧЕ!
Наконец-то я взяла в руки топор и разрубала все свои цепи…
Теперь я сама буду вытесывать из камня новую, НОВУЮ жизнь, ту, которая мне нужна, какую ЗАСЛУЖИВАЮ, какую хочу, а не ту, которая сама по себе выходит.
Уходить, так от всего! От ВСЕГО! А не заикаться, застревать, вновь ошибаться, увлекаясь глупыми мечтами…
Хватит. Хватит жить грезами. Грезами или привычками. ХВАТИТ!
От этого столько проблем. Столько ошибок. Столько БОЛИ.
Луи, Луи… Ангел? Боже, какая ЧУШЬ! Вся та «удивительная прелесть» в нем - лишь сказка, вымысел моего глупого воображения, плод надежд загнанного в угол романтика.
И только…
На самом деле, этот Луи-Батист такой же, как и все…
…такой же, как и Рене.
Так что глупо уходить из одного омута непонимания в другой.
Я - псих. Я давно уже больной человек. И меня не вылечить.
Я - сломанная кукла. А такие – никому уже не нужны.
НЕ НУЖНЫ…
Уж лучше сама, уж лучше одна… чем с кем попало.
Уж лучше нигде, чем там, где не надо.
» Глава 8. Витиеватая судьбы. Глава 9. Вертихвостка
Цитата:
Глава 8. Витиеватая судьбы
***
(М а р и я)
По насыпи в сторону поезда.
Как же хочется визжать, орать от боли!
А-а-а!!! Спасите меня! Вырвете мне сердце – пусть станет легче…
Пыталась не смотреть под ноги, не слушать окружающих, пыталась…
… пыталась провалиться сквозь землю. Но, видимо, и там такие не нужны.
***
(Л у и)
Я все еще стоял на месте, всматривался вслед…
… вслед той, которая непонятным образом сорвала во мне замки, цепи, запреты на чувства.
А затем отвергнула мое прямодушие.
Бросила всё, растоптав.
А что ей мои слова?
Что мои поступки?
Она решила. Она придумала. Она ЗНАЕТ, что, видишь ли, Матуа, ты слишком быстро получить все это захотел. Нет ни измождения часами, сутками, годами…
Нет борьбы и доказывания ей своих чувств, искренности намерений.
ОНА ЗНАЕТ.
ЗНАЕТ.
И потому у тебя нет шансов.
Ведь все пошло не так, как она представляла, как понимает, как ДОЛЖНО быть, в ее представлении!
Нет, вы слышали?
ОНА, малое дитя, не больше двадцати лет отроду, ЗНАЕТ, как должно происходить всё в этой чертовой жизни!
…Как строятся отношения.
ДА НИЧЕРТА ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ!
***
(М а р и я)
И почему никто не едет нас спасать?
Почему? Почему, я спрашиваю!
Как долго еще будут умирать люди вокруг, как долго еще будет существовать этот ад?
Стоп! А, может, потому я и не могу провалиться под землю? Может, я уже там?
Может, я все-таки спрыгнула тогда с поезда?
И всё…
…умерла?
Теперь я в аду? В параллельной реальности.
Испуганно застыла. Замерла.
Что это? Что ЭТО?
Я не могла разобрать: не то ужасный, леденящий крик, не то визг скоростного поезда, не то детский писк…
Обернулась.
Волнами звук накатывал на меня, заставляя каждый раз испуганно ежиться.
- Эй… ау… АУ!
…человек?
Короткие, быстрые шаги на «зов».
Из вагона.
Тихие рыдания… и вновь прилив визга.
- Я иду! Иду, ДЕРЖИТЕСЬ!!!
Вагон перекошен до безобразия. Трудно вообразить, что его еще удерживает в таком положении, что не дает целиком рухнуть на землю.
Забраться через двери в тамбур просто невозможно: слишком высоко ступеньки от земли…
Я стояла под этим огромным железным чудовищем, разорванной гигантской гусеницей, всматривалась в замысловатый механизм адской машины, и перебирала в голове осколочные мысли, суждения, как поступить, что сделать. Безумие играло в злую шутку. Холодный разум стругал трезвые приказы, но вдруг вихрь, срыв – и снова хаос беспредела… Волнами, набегами, взрывами.
Короткие, спешные шаги вдоль уродца. Наваждением ощущение, что едва трону – тут же все рухнет на меня. НЕ СДАВАТЬСЯ!
Дерзкие, смелые шаги наперебой с приступами трусости…
Ступор. Сомнения.
ЭЙ! ХВАТИТ! СОБЕРИСЬ!
А что если попытаться обойти с другой стороны? Попытаться забраться через окно? Подалась через рельсы. Всматриваюсь в серую пелену ночи, в темень, разорванную Луной и габаритными огнями этой железяки, пытаюсь пробраться через покореженные сцепления вагонов.
Глупое чувство, что втискиваюсь в тонкий проход между двумя карточными домиками. Хоть одно неправильное движение – и больше не жить. Рухнет всё – паду и я…
Карабкаюсь, силюсь, не обращая внимания на свою неуклюжесть, слабость. Вот, вот… очередная, последняя попытка перепрыгнуть железные балки…
А-а-а!!! Пропащая штанина! Зацепившись за какой-то прут, я грохнулась вниз, как мешок с песком, прокладывая две неглубокие борозды среди холодного, колкого щебня голыми руками. Нелепое торможение коленями, едва ли не рожей в камни.
Предательская, гадкая боль… нервно дернулась. Мерзкая, предательская кровь. НЕКОГДА НЫТЬ!
Жадно сцепив зубы, спешно поднялась с земли и побежала на звук. Громкий плач… он звал меня, манил, редко прерываясь на короткие, жалобные всхлипы.
Осознание, представление того, что это могло быть, ужасом накатывало на меня, разрывая прибоями. Каждый раз пронзало током, разрушая все барьеры, прогоняя хаотичные, пустые, мелочные мысли. Прогоняя страх… и рассудок.
- Я иду! Иду. Потерпи. Слышишь? Я ИДУ!
Резкий рывок. Глупые попытки заползти под навес многотонного железного гроба… На четвереньках, я протискивалась через устрашающий, пугающий своею безвыходностью, смертельной опасностью туннель.
Страшно даже дышать…
- Ау, ты где? – попытка отвлечься, попытка воззвать к разуму.
Плач не прекращался.
Плач… Визг… Писк…
И ни единого слова.
Эй, какого… какого лешего?!
Едва я ступила на боковую стену вагона, как вдруг нога соскользнула и я рухнула внутрь. Дура… СОБЕРИСЬ!
- Ау, - едва слышно прошептала из-за боли в горле. - Ты где? ОТЗОВИСЬ!
Жадно, неосознанно обхватила руками свою голову, желая выдушить из нее страх, выгнать безумие, трусость.
- НУ ЖЕ, не молчи!!! – казалось, звук был повсюду… и одновременно нигде.
Немного проползла вперед по салону. Я пыталась переставлять ноги, перепрыгивать косые, острые преграды, но не всегда это удавалось: то и дело зацеплялась, ударялась, ранилась. Казалось, мое тело было уже всюду изодрано. И боль, она была везде. Остается лишь принимать ее как должное, как что-то нормальное. Как обычное или приятное…
Перегородки купе раскурочены, выломаны или выбиты. Всюду куски пластика, ДСП, грязные, мятые, в бурых пятнах лоскуты, скомканные пакеты, пустые битые бутылки, газеты, выдранные страницы из книг. Чей-то кроссовок, детские игрушки, разбитые, выкрученные в нелепую форму очки… Робкий шаг, не глядя – невольно поехала по устойчивой поверхности, рухнула в эту свалку.
И снова боль… Новая боль, отменяя предыдущую. Нервно отдернулась я в сторону, спасая свои руки от разбитого стекла. Слезы сорвались с глаз. Испуганно прижала ладони к груди. Кровь. ВСЮДУ КРОВЬ. Моя кровь…
Вдруг что-то шевельнулось.
Дрогнуло.
- Эй, ты тут?
Руки машинально жадно рванули вперед, не жалея, не чувствуя уже ничего, кроме как приказа РЫТЬ. Маленькая, детская ножка… Розовый башмачок. Белый цветочек на застежке, яркий, разноцветный мишка. Ошеломленная, я замерла.
Передо мной… зажатая в тиски кукла.
Кукла… КУКЛА!
Что-то нереальное…
…придуманное.
Но вдруг ножка вновь дернулась, дрогнула, руша отрицания, предположения, оправдания. Сердце испуганно сжалось, ёкнуло, предательски кольнув… волной дикой, тупой боли разлетаясь по всей груди.
Током бил ужас, заставляя дрожать, визжать, стонать от душевных пыток.
- Потерпи, солнышко. Я сейчас тебя вытащу. ПОТЕРПИ!!!
НЕУЖЕЛИ ЭТО ПРАВДА?
Я пыталась вырвать глупую, нелепую распорку, упрямую палку, мешающую снять тяжелую плиту перегородки, придавившую ребенка к полу, мешающую разгрести завал.
Резкий, жадный рывок, как вдруг… что-то завизжало, зашипело, зарычало, загудело.
ХЛОПОК. Яркая вспышка в глазах – и приговорено стемнело.
Цитата:
Глава 9. Вертихвостка
***
(Л у и)
Навязчивая мысль просто исчезнуть, уйти, убежать отсюда. Отправиться дальше по своему пути, забыв всё и… ВСЕХ. Как прежде…
Но глупое чувство. Чувство ответственности, заботы, опеки…
Глупое сердце, спеваясь с разумом, приказывали оставаться здесь. Я просто удостоверюсь, что Она успешно добралась до города, до больницы. Что с ней всё в порядке. На сегодняшний день. А дальше, дальше - её жизнь в её руках. Пусть хоть с моста спрыгнет, хоть за своего Рене выйдет замуж, нарожает ему кучу детей... и будут они жить долго и счастливо.
ГЛУПЕЦ! Сопли развесил. Фу! Ей-богу, глупец!
Не нужен – ну и ПЛЕВАТЬ! НЕ НУЖНА И ОНА МНЕ!
Понятно?
…Луи-Батист.
А вот уже и МЧС, пожарные, скорая, полиция.
Пищалки, мигалки. Целый бал-маскарад под рев сирен. Какофония истерии. Словно здесь и так не хватает криков, стонов, визга…
Я прошелся вдоль насыпи с обеих сторон поезда, но Марии нигде не нашел. Гадкая, предательская кровь. Если бы не она, я бы отыскал нужный мне запах. Я бы нашел эту дрянную вертихвостку и насильно отпер в больницу. Оттащил и покончил бы со всем этим абсурдом, что ворвался в мою спокойную, размеренную жизнь.
Вдруг пронзающий, жалобный крик, плач пронзил все мое тело. Невольно обернулся. В вагонах еще кто-то остался?
Резкий рывок, и пока пытливые взгляды сосредоточены на полуживых калеках, я, не сдерживаясь в рамках человечности, рванул на звук…
***
Я все еще не мог поверить, что это окровавленное, полуживое, бьющееся в предсмертной агонии, существо – моя Мария…
Пришла в себя лишь на пятые сутки.
Я не знала, радоваться этому факту, или… Да чего не знала? С каждым днем убеждалась лишь в одном: зря… зря. ЗРЯ!
Две недели в реанимации. Две недели полного затворничества и так некогда желанного одиночества.
Жива…
…Жива.
Больше сна, чем бодрствования. Почти постоянное забвение. А уж если и очнешься – то мысли, мысли, хуже всякого ката, разрывали меня в клочья. Разве не этого Вы хотели, Мария? Жива. Одна. И новая жизнь? Переломы таза, переломы обеих ног, ушиб спинного мозга, подозрение на травму позвоночника. Припухшая печень и почки. Аритмия сердца. Сотрясения мозга. Мелкая трещина черепа… Целый букет адской приправы для будущей жизни.
Иногда передавали привет от родителей, которые то и дело, что каждый день пытались прорваться сквозь тяжелую оборону больничных запретов, увидеть меня…
Лишь они.
Ни друзей, ни любимого, ни «хороших врагов».
ЧЕРТ! Даже врагов, которые бы пришли порадоваться моей беде.
ОДНА!
Луи… Днями напролет в голове взрывались его слова, его поцелуи. Мои слова. Моя гордость и решительность. Что же, Мария, я теперь тебя НЕНАВИЖУ. Ты хотела одиночества и стабильности? Получи. Получи реки слез и невыносимую тоску, тоску по том, кого сама прогнала… Кого вырвала из своей жизни и выбросила прочь. Решила состроить из себя что-то стоящее? Молодец. Теперь твоя цена слишком высока, чтобы быть кому-то нужной.
Глупая. Боже, какая же я глупая! Или нет? Поступок одобряет рассудок и трезвость суждений. Не одобряет только… сердце, вера, недалекий мечтатель, но разум - на моей стороне. Реалист, циник, адекватности очаг.
Так что…
ЧТО «ТАК ЧТО»?
Пусть и осознаю целиком правильность событий, прошлых и будущих, видя свой завтрашний день, как на ладони, все равно неустанно верю в чудо!
ВЕРЮ, что СКАЗКА существует!
Из дня в ночь, из ночи в день тащу с собой глупую надежду, что Он ослушается, что Он поступит по-своему… вернется. Ведь Он – мужчина. Целостный, самодостаточный, умный мужчина. И, вдруг, если… авось… я ему нужна, дорога… просто понравилась, интересна… То отыщет меня, попытается поговорить, решить все на трезвую голову, а не в плену наваждения.
И вот тут-то я…
Что тут?
Разве я поступлю иначе? Разве мне рассудок даст повестись на идиотизм и розовую мечту?
Много циника во мне. Слишком много…
Дура?
Еще какая ДУРА! ЕЩЕ КАКАЯ!
Но… Дуракам закон не писан. Так говорят? А, значит, не устану верить, не устану рисовать свою идиотскую сказку… И тут же ее убивать.
Однажды я уже разрушила мечту своими руками… Отчего не повторить мне этот злополучный трюк? Во мне, видимо, слишком много мазохизма, потому не устану доводить себя до крайностей, лишь следуя слепому правилу избегания ошибок и боли. Напуганная, трусливая остолопка. Не любишь риск? Жаждешь стабильности и рассудительности?
И что тебе с этого? В чем радость? Вечно быть одной, зато никто не предаст?
Да?
Да…
Д У Р А.
Все надежды лишь на будущее. Вот меня переведут в общее отделение, станут пускать посетителей, и, однажды… порог моей палаты переступит и ОН.
Дура, заткнись!
***
Седьмой день…
Уже седьмой день с тех пор, как мне полегчало, обезболивающее стали колоть в меньших дозах, капельницы перестали быть моим постоянным гостем. Общее отделение. Открытые посещения.
…А я все равно одна.
Даже Рене ни разу не зашел.
Родители, родители…
Я вам безумно рада, но сердце ждет другого.
И сколько должно еще пройти, чтобы я поверила, убедилась, смирилась с тем, что Он не придет. Его в моей жизни больше нет и не будет. Хотя, по сути, и не было вовсе…
***
- Это означает, что я не смогу больше ходить?
- Они пытаются, пытаются... Однако не все так просто. Возможно, им придется сделать еще одну операцию.
- Я согласна!
- Не торопись. Все нужно тщательно обдумать и просчитать.
- ЧТО тут СЧИТАТЬ? Пап! Я хочу ходить!
- Дочь...
- Умоляю…
***
Местная анестезия, вероятно, изначально придумана для моральных пыток. Полное осознание того, что происходит там, за ширмой – это что-то невероятно адское. И пусть редко можешь ощутить легкое покалывание или тягу сухожилий, все равно отчего-то сходишь от ужаса, страха, шока, что они в тебе лазят. Внутри! ВНУТРИ!
Липкий холодный пот, надрывное сердцебиение, безумие, волнами захватывающее, затягивающее в омут.
Я – трус. Трус. Иначе это никак не назовешь!
А-а-а!!! ЗАСТРЕЛИТЕ МЕНЯ, но больше осознавать происходящее я не хочу!
***
- Молодец, она хорошо справилась. Будем надеяться, что операция помогла.
Звоните в сумасшедший дом. Я готова к отправке на родину…
***
Одиночество, одиночество! Ты – яд, который медленно убивает, разъедает изнутри, при этом вечно ехидно хихикая над ухом, наслаждаясь, неустанно радуясь своим крошечным победам. Шаг за шагом – ты лишаешь сил меня ЖИТЬ.
***
- Мама, так когда они скажут нам, помогла эта операция или нет?
- Мария…
- Да?
- Я вчера разговаривала с доктором…
- И?
- Он сказал, что… может, еще одна понадобится…
- Ясно.
***
Разве можно свыкнуться со своим приговором?
Неумолимо уповаешь…
Надежда едва теплиться, но, черт подери, все равно живет! Все равно дает рвение существовать и верить! Глупо, необоснованно…
Твердят, что не стоит отчаиваться. Следует непременно ходить на ежедневные занятия, разрабатывать мышцы, психически настроиться на излечение… верить в то, что вся эта лабуда поможет вернуть возможность самостоятельно передвигаться. Но ненавязчиво, между прочим, между наставлениями на хорошее, все же… начинают тебя приучать к креслу. Как бы на время, но… нюансы, тонкости уже неустанно вдалбывают в голову. Поворот, заворот.
Дружеская помощь. Я должна быть благодарна за это, ведь другим и такого не видать: брошенные в клещи жизни, им приходится познавать всё в одиночку, самостоятельно…
Но отчего-то мне не радостно, даже редко искреннее спасибо вырывается наружу.
НЕНАВИЖУ!
Ненавижу…
***
И чем чаще опускаюсь в железные лапы «нового» друга, чем отчетливее понимаю, что даже, если, вдруг, коль повезет… я встречу еще когда-нибудь Луи-Батиста, своего призрачного Принца, то такое счастье, в инвалидном кресле, как я, ему уже точно не будет нужно.
Вера, старания, надрывные усилия… А толку-то?
Время идет, а результаты плачевные.
КАЛЕКА.
Обрывками всплывали воспоминания о той тяжелой, злополучной ночи…
Вот я отрываю окровавленное тело Марии из-под обломков. А вот уже еду вместе с ней в машине скорой помощи. Больница, холл, обескураженные медсестры, взволнованные врачи…
Увозят, увозят от меня…
…по длинному коридору, тихий скрип колес, цоканье каблуков по холодному, мраморных отливов, кафелю. Увозят прочь.
***
- Морена?
- Здравствуй, мой милый Луи!
- Чего тебе?
- Отчего такой угрюмый?
- Паршивый день.
- А я к тебе по делу.
- Не сомневался.
- Я слышала, ты едешь на Собрание к Аро де Ивуар?
- Это закрытая информация.
- Не сомневаюсь. Но у меня есть к тебе просьба.
- Просьба?
- Да. Я более чем уверенна, что знаю один из пунктов повестки дня вашей встречи. И там пестрит мое имя. Можешь не отвечать. И вот я прошу тебя, как Поверенного [1], в силу нашей старой дружбы, заступиться и попросить прекратить следствие по этому делу.
- Милая моя барышня, Вы так наследили во время вашего «рандеву» на Вене, столько трупов оставили, да еще столь открыто, что глупо являться на глаза даже такому добродушному вампиру, как я.
- Батист, прошу. Ты же можешь. Тебя послушают.
- Вот именно, из-за того, что меня послушают, я и не буду просить ничего за кого-либо. Никогда за себя не просил. И за других не стану.
- Луи…
- Нет, Морена. Нет.
- А как же наша дружба?
- Я никогда не называл разовый секс дружбой, прости.
- Ах, вот как? Хорошо… Хорошо, дорогой. Я тебе еще аукнусь.
- Не забывай, кто перед тобой. Я вполне могу прямо сейчас тебя взять за шкирку и доставить на Совет.
- Но этого не сделаешь - ты слишком правильный…
- Но я могу и оступаться.
- Мой Луи чрезмерно принципиален, чтобы на таких пустяках оступаться.
- Все равно помощи от меня не жди.
- Зря, ЗРЯ ты так…
- Милая, на то Поверенные и вечно одиноки, что бы ни словом, ни делом никто не смог причинить вред: ни ему самому, ни его близким. Ибо насчет первого – я сильнее тебя, как минимум, раза в два, что физически, что ментально, а со вторым – то тут совсем тухло, нечем поживиться.
- У всех есть скелеты в шкафу, а под кроватями - любовники.
- В своем чулане я давно пропылесосил. А последних – не держу.
- А я проверю… На всякий.
- Дерзай.
***
Чтобы успеть на это злополучное Собрание пришлось все же взять напрокат автомобиль. И пусть чревато тем самым выдать место встречи, но, увы, другого ничего не придумал… И так опоздал на несколько часов из-за крушения поезда. Члены Совета, в том числе и сам Ар де Ивуар, любезно ждали меня до последнего.
А чертовка Морена была права. Чуть ли не первый пункт разбирательства дел злоумышленников и беглецов заняла именно эта леди, уступив лишь серийному маньяку Личару и опостылевшим всем ТХПМ.
- Фран, сомневаюсь, что все так просто, как ты себе нарисовал.
- Ты думаешь, я не смог поймать каких-то щенков ТХПМ?
- Три года ты за ними гонялся, и теперь вот так легко клац – и взял, повязал, сверг без боя?
- Почему без боя? Матуа, я, конечно, наслышан твоей проницательностью и интуицией, но не будь таким циником. Другие тоже знают свое дело.
- Надеюсь, но ведь четвертого из их шайки ты так и не нашел?
- Успею.
- Неверный ответ.
- Ладно, ребята, хватит спорить, - вмешался Ар. – Но я бы, Фран, все же перепроверил мальцов.
- Слушаюсь...
- И так, что там у нас насчет Морены де Голь? – не выдержал я.
- А что с ней? Сошлем в Сибирь, - хихикнул кто-то из Поверенных.
- А, может, сразу чучело сделаем? – фыркнул я, реагируя на недалекий юмор очередного умника.
- Я ее три раза предупреждал, а она все равно убивает своих доноров и оставляет тела на виду. Это не дело.
- Я за «Vivi sepultura[2] », - лукаво заулыбался Франческо. О да, этот демон любил всех предавать высшей мере наказаний. Я всегда удивлялся тому факту, почему такого ужасного, алчного карьериста, как Фран, Виттория выбрала в Поверенные, в тех, которые, в первую очередь, призваны отстаивать справедливость, а уж потом амбиции Ордена.
- Предлагаю отдать ее на перевоспитание Полукровкам[3], - с легкой ухмылкой на губах заявил я.
- И ты думаешь, что-то из этого получится?
- Еще никто прежним оттуда не возвращался.
- Иногда мне кажется, - усмехнулся Ар, - что sangue misto хуже погребения.
- Для распутников, может, и так. У нас цель – перевоспитать. Так почему бы не таким способом? Зачем же сразу sepultura? Да и глупые, недалекие вряд ли, сами дойдут до истин бытия, сделают правильные выводы из полученного урока, сколько бы они не размышляли над своими проступками и злодеяниями, ведь именно для этого и нужно «живое» погребение, а не просто лишить свободы на пятнадцать лет.
- Согласен, - тяжело вздохнул Аро.
Надеюсь, она оценит мои старания, эта маленькая извращенка с бзиком всесильного убийцы...
***
События за событиями… Я просто не мог вырваться из вихря обязанностей и требований своего положения. Срочный отъезд в Италию. Суд ТХПМ. Казнь Поверенного, того самого Франа, которого я уже так искренне ненавидел. Нервные дискуссии с Витторией. Все оказалось таким запутанным и тяжелым, что вырваться назад, к Марии, я так и не смог.
Скоро уже и Рождество, а я торчу на этом острове Искья, как идиот, и вершу судьбы тех, на кого мне глубоко плевать. Кого видеть бы не видел бы, и слышать бы не слышал бы.
Телом тут, а душой - где-то там, за горами и морями, рядом с той единственной, которая мне почему-то так нужна, но с которой мне точно не быть вместе.
=====
[1] - Поверенные – высшее сословие вампиров в Ордене Вампиров, подчиненный Ордена Искьи, наделенный правами «сыщика», «следователя» и «судьи местного значения». Входит в Совет Поверенных. Обязательный участник Суда Ордена Искьи.
[2] - Vivi sepultura - с лат. «живое погребение», «погребение заживо». Согласно уставу Ордена Искьи одно из наказаний. Производится через оцепенение, обездвиживание всего тела вампира (удар кедровым колом в грудь лишает возможности двигаться, но не отключает сознание), и затем закапывают заживо в землю. Пока дерево полностью не сгниет (в среднем, 15 лет), пока и вампир недвижимый, лежит в своей могиле. Самая высшая мера наказания за преступления вампира, доступная для вынесения Советом Поверенных. Предшествующая окончательному приговору Суда Ордена – смертная казнь.
[3] - Полукровка (sangue misto) – полувампир, получеловек. Орден «Смешанных кровей», «Полукровок». Здесь имеется ввиду Монастырь на о. Эйзем, последователей ордена клариссинок (смиренных монашек-затворниц), некогда почитаемый и самой Витторией Колони (Хранительницей Ордена Вампиров, Искьи).
Если к кошмарам, к тем ужасам, что упрямо разрывали мой разум каждую ночь, я и смогла относиться более сдержано, начать привыкать, что ли уже… то к тоске, безумию от одиночества, от разлуки с Луи становилось только хуже. Невыносимо больно. Ненависть хватала меня в свои оковы и победно тащила на дно. Пустота, обида, злость.
Весь набор психопата разгорался во мне вечным огнем.
Дожила! ДОЖИЛА!!!
Яд, скатываясь слезами, кровью с моего сердца, накапливался в душе… Я срывалась на всех, рычала, кричала, плакала, рыдала, визжала.
Шок, последствия трагедии…
ДА НЕТ! НЕТ! Люди, это последствия моего глупого поведения! Я сама нацепила себе петлю на шею, сама выбила из-под ног табурет, и теперь обреченно барахтаюсь в воздухе, мучаюсь, корчась в предсмертной агонии. НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ… себя, да и только.
Теперь уж окончательно я - душевнобольная, но заключенная не в физических рамках, не стены палаты сдерживали меня, давили на сознание, а ограждение собственной скорлупы душило, сжимало, выдавливая рассудок и человечность.
Нервный срыв. Срыв от чувства собственной никчемности, ненадобности, бесполезности, отсутствия значимости. Отвращение вместо жалости и понимая, вместо самолюбия…
Гордость сменилась на презрение. Понимание на отрицание.
Самокритика на самобичевание…
Я стала сама себе врагом. Ненавистным до скрежета зубов. Врагом, от которого не сбежать, не скрыться, и даже не убить, не погибнув самой. Самоубийство. Все чаще и чаще эти странные, колючие мысли в моей голове, которые стали, казалось, уже нормой...
***
- Мария…
От неожиданности невольно передернуло на месте, тотчас обернулась к двери:
- Привет, Лили.
- Привет, как ты?
- Нормально, - жеманно солгала.
Лили, медсестра и новая моя хорошая знакомая. Не раз я пыталась высказывать ей свое наболевшее. Она делала вид, что понимает, и что ей искренне жаль. Увы, простите, но не верю я в честность этих слов!
Да и не заслуживаю я сострадания.
Не заслуживаю.
Ненавижу и проклинаю те мгновения, когда срываюсь и начинаю жалеть себя, изливать свою боль кому-то. Слабое существо, а потому и срываюсь. Срываюсь. Больше не буду… Не буду.
Правда?
- Сегодня же Рождество. Мы все в холле собираемся. Устроим настоящий праздник для всей дружной, «больничной» семьи. Спустишься?
- Спасибо, но не стоит.
- Мария, прошу.
- И что я там буду делать?
- Рождество – вечер чудес. Давай веселиться.
- Прости, но я в чудеса больше не верю…
- А дети верят. Хотя бы для них сотвори сказку. Ради них мы все это и устраиваем. Хотя нет, не только ради них. Что я вру… Так что давай, дорогуша, поднимайся, и поехали вниз.
- И что мне? Вокруг елки в коляске плясать?
Тяжело сглотнула.
- Нет. Почитаешь им сказки, - голос пристыжено стих.
- А вы сами не справитесь?.. – шумно вздохнула и отвернулась от девушки.
- Детское отделение у нас всегда переполнено, - радость резко сменилась на печаль. Боль. – Да и не все пациенты уже могут покидать свои кровати.
Злость? Я узнала в ее голосе нотки обиды и ярости.
- Каждый год мы творим для них сказку, превращаем обыденный вечер, ночь одиночества и тоски в надежду и чудо. Неужели, так сложно? Сама не веришь в сказку, не лишай ее других. Ты жива – и будь благодарна за это Богу.
От стыда залились мои щеки румянцем.
- Я буду минут через пять, - шепотом.
- Давай, я помогу забраться в кресло.
- Не нужно, иди. Я сама…
Слезы уже едва сдерживались на моих ресницах.
Вот такие слова лишь заслуживаю я, лишь упреки... Все распинаюсь о ненависти к себе, а на самом деле лишь гадкая жалость, прикидываясь червивой злостью, роет, грызет мою душу, взывая к слезам и боли. К жалости, будто та сможет когда-либо мне помочь, излечить.
Шум. Гам. Вопли.
Это не городская больница, а какой-то сумасшедший дом. И чего обычный праздник раздувать в нечто грандиозное?
- Простите, Вы не подскажите мне, где я могу найти Марию Бронс, какой номер палаты? Пострадавшая при крушении поезда.
- Молодой человек, не кричите так! Не нервничайте. Сегодня же праздник! – заулыбалась мне в ответ медсестра.
Тяжелый вздох.
- Мадам, я так устал за сегодня, что готов убить любого, - холодным, ровным голосом произнес, лишая возможности сомневаться в серьезности моих слов. - Так что будьте благоразумны, и просто скажите мне, где я могу найти Марию Бронс.
Запнулась. Дернулась девушка. Нервически скривилась:
- Прямо по коридору, и выйдете в холл. Она сейчас там, ваша Мария.
***
Я замер. Замер, в оцепенении… Не мог поверить своим глазам.
***
(М а р и я)
Навязчивое, удушающее чувство волнения. Я не могла понять, что происходит.
Испуганно обернулась…
Короткий, скользящий взгляд, и вдруг застыла.
Наши глаза встретились…
Боль? Жалость?
В его холодных озерах сейчас взорвался истинный, горячий, жгучий гейзер и вдруг резко застыл, замер, мгновенно сковавшись льдом - заледенели струи и брызги, так и не достигнув корки снега.
Калека…
Я читала в его глазах осознание этого. Инвалид. Намертво прикованная к креслу. Ужас. Разочарование. Отвращение. Неловкость.
Резко отвернулась.
Милая, пристыженная улыбка, желая скрыть обиду и боль. Застывшие в горле слезы. Застывший крик, визг, писк… Скользящий взгляд по взволнованным, увлеченным историей, детишкам, отрезвляющий взгляд - и принялась дальше читать, оживляя в их сознании волшебный мир сказки «Гимн Рождеству».
Не думать! Не думать!
Сцепить зубы и не думать!
Всё потом. Потом. Еще успею разрыдаться, осознать всё и умереть.
***
(Л у и)
Все еще не в себе. Боялся вздохнуть.
- Молодой человек, будьте так добры. Помогите мне, - слова кружились в голове, рьяно пробиваясь к сознанию, но неуклонная оборона шока стирала все старания в прах.
Я не сразу осознал, что иду по какому-то коридору, лестнице, поворот, переход…
Что это?
Незнакомая девушка, медсестра, жадно ухватив меня за рукав, настырно тянула куда-то за собой.
Что ей надо?
Хотел, было, прошептать, спросить, но слова застряли в груди вместе с воздухом.
- Хорошо? – вдруг обернулось ко мне это странное существо и, жадно всматриваясь в глаза, попыталось отыскать там рассудок, откопать ответы.
- Что? – едва смог пошевелить языком.
- Как что? – от удивления вздрогнули ее брови. - Вы что, меня не слушали?
- Нет.
Выпучила глаза.
- Ладно, - тяжелый вздох. Перешла на интимный, вкрадчивый шепот: - В этой палате больной мальчик. Последняя стадия онко… Ему осталось… всего ничего. Так что прошу. Молю, подарите ему сказку, умоляю. Это его последнее Рождество.
И несмело ткнула мне в руки какую-то книжку.
- Вот, любую сказку. Хотя бы одну…. Они маленькие. Пожалуйста.
- А вы?
- Меня ждут другие ребята. А этот, этот слишком ненавидит врачей, чтобы… Прошу, сегодня же Рождество… Ради ребенка…
Я застыл, замер, не дыша и не шевелясь. Бессмысленный взгляд на пеструю палитурку…
А в голове ад… Хаос, последствия взрыва ужасной правды.
Они сказали, что ее здоровью ничего не угрожает. Они говорили, что она в порядке.
Они твердили, что идет на поправку…
КТО? КУДА? ЧТО ОНИ ВООБЩЕ НЕСЛИ?
И вновь взгляд невольно сфокусировался на реальности. Стою сам, посреди коридора, с нелепо зажатой в руке тоненькой книжкой в мягком переплете.
Стою у дверях чьей-то палаты.
Тихое, неглубокое дыхание, едва слышное сердцебиение. Робкий, едва слышный плач…
Несмело толкнул дверь.
***
(М а р и я)
Ушел. Ушел…
Сбежал.
От моей правды.
Ну, что же…
А ты на что-то другое надеялась, а, Мария? Да?
А я тебе твердила. Разум твердил. Сердце, глупое сердце, я ухмыляюсь, улыбаюсь, смеюсь над тобой! Смеюсь! Хохочу над твоими надеждами! Ты проиграло! Отныне я больше с тобой не дружу, не говорю. Не слушаю…
Прощай, идиотское создание, слабоумный советчик. Отныне и НАВСЕГДА я тебя проклинаю и прогоняю из своей жизни. ПРОЩАЙ!!!
С едкой, желчной, ликующей улыбкой демона, злобно, до боли стиснув зубы, я невольно откинулась на спинку своего инвалидного кресла, и непроизвольно более приподнятым, увеселенным тоном продолжила чтение увлекательной ЕРЕСИ про чудеса.
Шорох простыни.
Сжался, отвернулся. Тихий робкий кашель, нервно сглотнул, и тут же замер. Застыл, не дыша.
Не знаю, зачем я здесь.
«Последнее» Рождество. Умирает… этот ребенок, человек, существо.
Уйти. Убежать. Исчезнуть и забыть. Я - не трус, но и не садист. Я не любуюсь чужим горем.
Я от него задыхаюсь… Боль, обида, тоска, злость мальчика волнами накатывала на меня, заставляя ежиться.
- С праздником, - невнятно, смущенно прошептал я. С чего начать, как не с нелепого приветствия?
Молчишь? Молчи… Так будет проще. Наверно.
Чего я еще стою здесь? Чего не поддаюсь уговорам разума?
- Я… - и снова несуразица пытается вылезти из меня. Не знаю, не ведаю, что говорить. Как говорить. Как говорят. Что нужно…
Неловкость, смущение, ступор.
- Я пришел почитать тебе, - спешно развернул книгу на средине и уставился в текст. Сомнения. Рассуждения. Может, хватит, Матуа? Уходи! Голос несмело дрогнул. – «Сказку о забытом царстве».
Молчит.
Но надрывистый кашель тут же выдал бесплодность его стараний казаться спящим.
Несмело присел на край кровати…
Запрещал себе смотреть ему в лицо. Запрещал, но поддавался… невольной тяге.
Любопытству? Скорее надежде, надежде, что я высмотрю в нем улыбку, спокойствие, понимание того, в каком он положении. Равнодушие к своей беде, а не боль…
Вздор.
Бледное, почти синее лицо в тусклом, усталом свете Луны. Впалые щеки, сухие, поморщенные губы. Мутные, красные от лопнувших сосудов зеницы…
Обильный пот на лбу.
Черные, огромные, как у старого деда, мешки под глазами.
От того, что на голове у него не было волос, он казался еще младше… Лет семи.
На его лице смерть уже давно вырисовала свой, личный портрет. Портрет, совершенно отличный от живых, людских лиц. Лик полупокойника… будущего мертвеца.
Невольно поежился... Оторвал взгляд от мальчика. И снова гневный приказ, не поднимать на него глаз. Тяжелый, глубокий вдох – и, заикаясь, робея, разрываясь от чувства вины, стыда перед этим малым, я задыхался… Вины, за то. Что я здоров, а ему плохо. Что он по-прежнему в лапах Смерти. Но парень слишком мал, чтобы его обратить в вампира. Вряд ли переживет. Да и стоит ли близкий покой менять на вечную неприкаянность?
Сказка, сказка… неужели, это - единственное, что я могу сделать для этого ребенка?
- ВРУТ! – внезапно мальчик вскрикнул и тут же зашелся кашлем, сильным, напористым, надрывным, окончательно перебив мое чтение.
Застыл. Замер я, как остолоп.
Отчего, отчего коробит тебя, Луи? Это же чужой человек.
- Врут? – едва слышно переспросил я.
- Чудес не бывает, - тихо, но тем не мене уверенно, почти на грани злости, прорычал малыш.
- Не бывает?
- НЕТ! Я знаю. Ни волшебных фей, ни добрых магов, никого и ничего… Все ваши книги врут! – и снова дикий кашель прервал его гневную тираду. Тяжелый, со свистом вдох. Ужасные, пугающие мучения. Кратковременные судороги и клокотания в груди. И вновь глубокий вдох. Стих. Замер… – И Бога нет, - тихим, спокойным голосом, полным верования и понимания смысла своих слов, изрек мальчик.
Выстрел. Прямой выстрел в мое сознание.
- Почему это Бога нет? – Но возмутило меня не само утверждение, а понимание того, что эти слова произнес еще совсем маленький ребенок. Ребенок!
Тягучая минута тишины. За и против.
- Почему? – не сдержался я от переспроса.
- Я его звал, просил, просил забрать меня быстрее. Чтобы мама не мучилась, не плакала надо мной каждую ночь. Просил, а он не слышит… Его нет…
Забрал? Он сказал забрал?
Я замер, не дыша. Жадно выпучил глаза до боли. Боялся моргнуть.
Я видел отчаянный людей, сломленных, я слышал больные речи самоубийц, слышал прощальные напутствия приставленных. Я сам из тех, кто видит в жизни лишь черно-серые полосы. Но это же еще РЕБЕНОК!
Ему положено верить в СКАЗКИ, в ЧУДО, в ВОЛШЕБСТВО…
Для него мир еще должен быть… прекрасным!
- Я смирился с тем, что для меня в этом мире нет места. Я ошибочно попал сюда. Не вовремя. Я должен уйти. Просто, не могу понять, почему Он медлит...
Хрип, свист, заикания. Слова давались с трудом, с болью, мучениями… Адской болью, эхо которой отдавалось в моей голове. Вместе с ним задыхался и я.
Я не знал, что ответить на его слова. Почему-то я, трехсотлетний вампир, сейчас чувствовал себя глупым, недалеким, не видавшим жизнь, истинную сторону бытия, юнцом, сидящим на смертном одре мудрого учителя.
И лишь теперь, мыслитель приоткрыл занавес к святым тайнам… Узревшему, внявшему страшную истину существования, мне теперь ничего не остается, лишь как нервно сглатывать переживания и шок, принять прозрение, как кару или дар.
Принять?
Луи-Батист, да будь ты трижды проклят, если этот бред - истина! Нет!
Всё это - чушь! Полная, безрассудная ЗАУМЬ!
Нет места? Ха! Если и есть такое понятие в этом мире, то какого лешего я еще существую?
Если этот ребенок, чистый, не запятнанный чужими бедами и смертями, не имеет права на жизнь, тогда почему я доселе здесь?
Нервно вздрогнул.
- Я – не Бог, но я докажу тебе, что ЧУДО существует.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию,
отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение