Неделя Высокой Моды

Ее ответ вывел его из транса и, еще не придя в себя окончательно от осознания всей этой дикой истории, он вдруг начал смеяться. Нет, этот смех не был язвительным, не был безумным... он вообще никаким не был. Просто рефлекторное сокращение мышц в ответ на заведомый абсурд.

- Джеммаааа, - простонал Джереми, зажмурившись и шумно выдохнув. И посмотрел на нее, уже успевшую отойти к окну и отвернувшуюся.
- Хочешь, я расскажу тебе как все было, - вмиг посерьезнев тихо спросил он, глядя ей в спину. - Впрочем, я все равно расскажу... - покачав головой, Джереми невесело усмехнулся. - Уверен, тебе понравится...

Только сперва нужно было... Он вновь мысленно оценил обстановку и, неслышно подойдя к Джемме сзади, сгреб ее в объятья, поднимая на руки, а затем почти торжественно отнес на диван, усаживая к себе на колени.
- Значит, слушай... - начал Джереми, прижимая жену к себе, лишая ее возможности убежать или сделать что-то импульсивно, о чем она может потом пожалеть.

Медленно, вспоминая мельчайшие детали прошлого, он рассказал ей о том дне, о том, что было там на самом деле, и как это было, и закончил рассказ свой словами:
- Ты можешь думать обо мне что угодно, но знай - я тебе ни разу не изменил... За все то время, что был с тобой, - последние слова ему добавить пришлось, ибо Джереми знал, чувствовал, что, если уж говоришь правду, то вранью в рассказе места быть не должно.

Джемма молчала, и он нетерпеливо поерзал, обхватывая ее поудобнее и пытаясь объективно оценить, как выглядел его рассказ с точки зрения ее, как слушателя.
- Ну, хочешь, позвони Линн и спроси, - чуть раздраженно предложил он, быстро достав из кармана мобильник - Мы не смогли бы сейчас договориться! Ты же это понимаешь?

Он быстро пощелкал кнопками, ища номер своей секретарши, и протянул Джемме телефон, выжидающе, с надеждой глядя ей в глаза.
Она должна мне поверить, должна! - твердил он себе как заклинание. - Это просто нелепо - выяснить все и не суметь прийти к истине из-за каких-то предвзятых предположений...

В какую же язву я превратилась...
Глядя в окно Джемма обхватила себя руками за плечи, сожалея о сказанном.
Но о чем он твердил? Хотел чтобы она спросила чем они занимаются? Или дождавшись Джереми домой попросила объяснить что это было?
Джемма была уверена что в обоих случаях ее стали бы заверять что "это не то что ты подумала, дорогая", но увы она не дурочка и не слепая чтобы поверить. Что это еще могло быть? Джереми испачкался за обедом и Линн помогала ему переодеться? Абсурд.
Линн. Это имя неожиданно всплыло в памяти, так звали ту его секретаршу. Джереми все уши прожужжал жене о том какая Лин хорошая, исполнительная, сообразительная, ... идеальная. И Джемма вспомнила как в тот день корила себя за то что не заподозрила неладного ранее, и лишь увидев сложила все воедино.

Но как он мог забыть что переспал со столь "прекрасной" девушкой?
В памяти Джеммы всплыло недавнее стопроцентно подлинное удивление на лице Джереми и тот момент когда он вспомнил о чем речь.
А что если они не.. закончили, может им кто-то помешал?
Джемма потрясла головой понимая что сходит с ума и уже бредит какими попало идеями. Но все не сходилось, никак не сходилось.
А вдруг Джереми говорит правду, и измены не было? - Решила предположить девушка игнорируя память, просто так, для примера. И ужаснулась тому, что пришло на смену мимолетной, неосознанной радости. Нет, это, это слишком жестоко...

Все эти мысли пронеслись в голове Джеммы под аккомпанемент смеха Джереми - пустого, даже пугающего звука, не имеющего ничего общего с весельем, и то появившееся предвестие чего-то страшного не исчезло, а казалось только окрепло.
Девушка провела ладонями вверх-вниз, растирая вдруг замерзшие плечи.
А в его руках так тепло.
Пронеслась в голове предательская мысль, заставляя каждую клеточку ее тела желать его прикосновений и Джемма зажмурилась вспоминая как приятно это было несколько минут назад.




Услышав голос мужа Джемма едва не закричала что не хочет, ничего не хочет знать. Будто забыла как несколько минут назад сама терзала его вопросами что и почему. Но ее согласия и не требовалось, Джереми был настроен решительно. Не успела Джемма опомниться, как уже сидела у него на коленях, словно маленькая девочка, вот только она чувствовала что ее ждет совсем не сказка.
Девушка не делала попыток вырваться, чувствуя что это бесполезно, да и по правде говоря делать этого совсем не хотелось.
Джереми начал рассказ, и с первых же слов они погрузились в тот роковой день, семь лет назад. Он говорил и говорил воскрешая в памяти по кусочку как все было, а Джемма не могла произнести и слова, все глубже погружаясь в охватившее ее потрясение.
Поначалу она пыталась поймать его на несоответствии, на чем-то еще, но каждое слово словно частичка мозаики лепило общую картину не оставляя мест сомнениям.
И с каждым словом Джемма все яростнее мысленно махала головой отрицая произошедшее.
За что им такое... семь долгих тяжелых лет... что она наделала...


Намек на то что позже у Джереми были другие женщины отозвался тупой болью где-то в груди. Но ты давно утратила право на него, жестоко напомнила себе Джемма, ты сама его потеряла. Да и у тебя кое-кто был, не винить же его за то же.

Могла ли она иначе прореагировать на увиденное в кабинете? Пытаясь пересмотреть прошлое спрашивала себя раз за разом Джемма, и понимала что могла. Но нет, не совсем. Теперешняя Джемма могла, но не та. Та была слишком импульсивна, слишком категорична, горда, ... а еще слишком ослеплена болью для того чтобы мыслить разумно...
Боль, столько боли... в то время как они могли быть вместе.
Перед Джеммой пронеслись бессонные ночи, пролитые слезы, она не вынесла бы подобного еще раз.




- Н-не надо звонить, - только и смогла выдавить из себя Джемма подняв на него глаза.

А Джереми? Едва ли не впервые она посмотрела на все его глазами и в свете открывшейся правды задохнулась от боли, от той боли что причинила ему. Оставленная записка сейчас казалась верхом жестокости. Джемма словно наяву увидела как он спешит домой, к ней, а находит злосчастный кусочек бумаги.
- Что же я наделала , - прошептала девушка и, закрыв ладошкой рот, в ужасе смотрела на пролетающие в мозгу картинки, что ей подкидывало воображение.
Он должен был возненавидеть ее.
Не говоря больше ни слова Джемма изучающе смотрела в лицо мужу. С близкого расстояния она без труда видела морщинки - узнавала старые, рассматривала новые.
Вот эти, вокруг глаз, наверняка от смеха, с годами их стало немного больше, но это хорошие морщинки. Сглотнув Джемма высвободила вторую руку из объятий Джереми и нежно обхватила руками его лицо. Легонько, едва касаясь, девушка прогладила подушечками пальцев каждую морщинку, гадая причиной появления которых была она сама, а затем прошептав " прости, прости меня" принялась медленно покрывать легонькими поцелуями лицо любимого, повторяя путь пальцев.

Джемма молчала и, ожидая ее реакции, Джереми мысленно попытался увидеть ее глазами все, что случилось в тот злополучный день.
Вот она заходит... неслышно открывает дверь, желая сделать ему сюрприз...

Идиот, - мысленно обругал себя он. - Ну что тебе стоило закрыть дверь на замок?
Наверное, он по-привычке понадеялся на Элис из приемной, она никогда не пропускала никого без тщательного допроса, но для жены его, видимо, все-таки сделала исключение.
Но ведь мы с Линн даже близко друг к другу не подходили! - возмущался внутренний голос, а кто-то другой в его голове, язвительный и противный, насмешливо отвечал:
Ага! Ты всего лишь сидел полуголый и веселился в компании секретарши...

Джереми бессильно закрыл глаза, вдруг почувствовав, что он тоже, тоже виноват во всей этой истории.. Будь он умнее, будь он...
Черт! Но она должна была мне верить, должна!
Почему?.. Почему?? Разве он когда-нибудь ее обманывал? Разве дал хоть раз усомниться в его к ней чувствах?..
Но неприкрашенная ничем правда все так же невозмутимо вставала у него перед глазами. Она действительно видела его без штанов в компании девушки...

А он? Что бы сделал он, увидев ее в симметричной ситуации? Поверил бы? Или тоже засомневался?
Джереми попытался представить себе все это и почувствовал, как кровь прилила к лицу.
Да он бы разнес все в щепки, и ее и ее предполагаемого любовника! Он бы не стал молча смотреть на это, он бы.. он бы...
Джерри через силу сглотнул и попытался успокоиться. Да, он бы вел себя по другому, но... ведь и они разные люди. Его гордая, но ранимая, и очень нежная жена естественно отреагировала не так, как отреагировал бы он. И ушла.. унося с собой боль и страдание...
Черт...
А ведь он клялся перед алтарем, что будет всегда оберегать и защищать ее! Ведь он говорил, что никогда не причинит ей боли, ведь он обещал, что будет любить ее вечно, пока смерть не разлучит их...
Впрочем, с последним пунктом у него, кажется, и так все в порядке....

Джереми украдкой посмотрел на жену. В этой своей тревожной сосредоточенности, полностью погруженная в себя, в свои воспоминания, с беспомощно чуть приоткрытыми губами, она была поистине прекрасна... Неудивительно, что он столько лет мечтал предать страшной смерти того, кто ее у него отнял...


Она поверила ему! Поверила! - с ликованием понял он, лишь только взглянув в ее прекрасные глаза, ставшие огромными от мысленно пережитых страданий и невыплаканных, возможно, слез.

- Джемма... - только и смог прошептать Джереми, с нерешительной нежностью дотронувшись до ее лица, до боли привычным жестом убирая за ушко непослушную прядку. Он так хотел бы также легко убрать из ее глаз эту боль... это жуткое осознавание ошибки, которое - он видел - мучило ее теперь не меньше, чем его предполагаемая измена...


Она поняла, она в полной мере поняла сейчас свою тогдашнюю ошибку... Ошибку, стоящую им обоим семи лет безмятежного счастья...
Он должен был возненавидеть ее...
Но не мог. Не мог ее обвинять, даже злиться на нее у него не получалось, ведь в ее действиях не было злого умысла, не было корысти... Это все просто судьба... Такая вот злая судьба... - горько усмехнулся про себя он.
Хотя...


Может, и не такая уж злая... - мелькнуло в голове у Джереми, когда он, почувствовав ее поцелуи на своем лице, почти машинально поднял руку и, аккуратно подкорректировав ее милый "маршрут", так, чтобы ее губы оказались напротив его, легко прихватил губами ее нижнюю губку, а затем медленно, почти невесомо стал нежно ласкать ее рот, наслаждаясь ее почти забытым вкусом и смакуя каждый момент этого пропитанного горечью разлуки и наполненного невыразимой любовью поцелуя.
Да, он целовал ее совсем недавно, но это было не то, совсем не то... То был поцелуй-наказание, поцелуй-фарс, поцелуй-злость... Сейчас же бесконечная нежность переполняла его, когда он почти благоговейно ласкал ее губы, и движения были неторопливыми и изучающими. Он словно заново открывал ее... словно боялся, что, если они поспешат, то все это может исчезнуть... и карета и тыква... ох.. то есть тьфу. Она конечно же. Она... его Джемма...

Его губы неторопливо рассказывали ей, как он тосковал без нее... какими невыразимо скучными казались дни, когда он не мог придя домой поделиться с ней новостями... прикоснуться к ней.. и почувствовать ответное касание...
Это был поцелуй-прощение, поцелуй-признание, поцелуй-любовь....

Еще не до конца насладившись ее губами, его губы спустились вниз, целуя беспокойно бьющуюся на шее жилку и лаская нежную кожу за ушком... Рука опустилась на ее талию и прижала ее к нему так крепко, насколько это было возможно при их положении, а в голове стучало настойчивое: Моя, моя, моя!...
Фиг он отдаст ее кому-нибудь теперь, когда они наконец вновь обрели друг друга!

Но.... обрели ли?
Коварный скептик в его голове вновь поднял голову и зазудел где-то над ухом.
Ты ее любишь, это понятно, а она?
Уверен, что она никому еще не обещана? Уверен, что ты еще сможешь занять хоть какое-то значимое место в ее душе и судьбе?

Да! Да!
Детективы сказали, что она сейчас одна, у нее никого нет!

Но это не значит, что не было, - лениво подмигнул этот мерзавец, напомнив о фактах, что читал Джерри в отчетах.

Да-да, Том... или Дик?... Чтоб его!
Едва не застонав, Джереми мысленно выругался, и, отстраняясь, уткнулся губами Джемме в макушку.

А ревность, однако противная штука...
Почти физически он чувствовал сейчас, как разъедает она его существо, мешая и дальше блаженствовать, держа любимую в объятьях.
Кто-то же тоже когда-то делал это... - продолжало нашептывать буйное воображение. - Кого-то она обнимала, дарила улыбки... и свое тело... Все эти годы, что она могла принадлежать ему...
И благостное настроение вдруг ушло, уступив место тупой тихой боли. Почему?.. - мысленно кричала его душа, вновь отдаляясь от ее души. - Почему ты не верила мне? Почему не позволила себя найти?..
Но тело, казалось, лучше Джереми знало, что ему нужно, и руки все также крепко сжимали Джемму в объятьях, пока в голове его клубились сумбурные, дикие мысли.

Что если судьба все-таки дает им второй шанс?... Ведь не зря же они встретились тут случайно, хотя вероятность такого была ничтожно мала!
И если за эти годы ни одна женщина не тронула его сердце хотя бы вполовину так сильно, как Джемма, если он не забыл ее за все то время, что они не были вместе, и не разлюбил, невзирая на то, что считал, что у нее другой мужчина... наверное, она и есть его судьба! И будет просто глупо ее отпустить из-за какого-то прошлого.
Все равно ведь - сейчас он это понимал - ему никогда и ни с кем не будет так же хорошо, как с ней...
Джереми глубоко вздохнул и поднял на девушку глаза.

- Джемма.. - начал он, чувствуя необыкновенное волнение, словно ему было не почти сорок лет, а шестнадцать, словно он это делал в первый раз...
- Ты выйдешь за меня... еще раз?

Он ей не изменял!
Невзирая на чудовищную ошибку, стоявшую за этими словами, осознание этого факта наполняло Джемму радостью. Ее муж не изменял ей.
Скорбь по утраченным годам, отчаянная мольба простить, сливались с этой радостью и наслаждением, от возможности вот так вновь касаться Джереми и чувствовать его объятия, и отражались в поцелуях, которыми Джемма покрывала его лицо.
Поначалу она немного боялась что Джереми оттолкнет ее, но не чувствуя протеста продолжала, не в силах отстраниться. А когда его губы поймали ее, в медленном, пронзительно нежном поцелуе, Джемма не задумываясь ответила, наслаждаясь каждым мгновением.

Как же она истосковалась по нему!

Любовь к Джереми, затаенная в уголках ее души, будто освобожденная от запрета, стремительно объединялась в единое целое, и казалось с годами ее стало еще больше, потому что скопившееся чувство не помещалось внутри, грозясь вырваться наружу и затопить их обоих.

Продолжая одной ладонью поглаживать лицо Джереми, второй девушка скользнула немного дальше, и остановившись на затылке стала медленно перебирать пальцами коротко остриженные волосы, играя с ними, как любила делать это раньше.
Когда его губы спустились ниже, с губ Джеммы сорвался прерывистый вздох, то ли наслаждения то ли протеста. Открывая путь губам Джереми Джема немного наклонила голову, потираясь щекой о его волосы и целуя воздух возле их кончиков.




Что-то изменилось.
Джемма неуловимо почувствовала перемену в муже, казалось он даже напрягся. Неприятное чувство уже возникавшее ранее вновь зашевелилось внутри, хотя казалось самое страшное уже позади.
А может ей показалось? Попыталась успокоить себя Джемма и убаюканная объятиями Джереми стала думать о своем, машинально поглаживая ладонью руку мужчины от запястья до локтя, в попытке успокоить его возможные тревоги.

Всеми силами отгоняя от себя терзания за искалеченные годы, поскольку кроме боли они ничего не давали, Джемма осененная озарением задумалась о другой стороне всего этого.

Подумать только, не пойди я навстречу Алексу, мы так и не встретились бы! - вдруг подумала девушка, удивляясь такому совпадению, и чувствуя что ее отзывчивость вознаграждена сполна.

Странная вещь все-таки судьба. Такое ощущение будто она развлекается, допуская роковые ошибки в одно время и будто исправляет их в другое, - продолжала размышлять Джемма, чувствуя как ее мысль со стремительностью кометы мчится вперед и разрывается, разлетаясь осколками в направлении разных предположений.
Почему судьба свела их именно сейчас? Не раньше, через год или два после развода, и не позже, в старости?
Ведь и тогда истина бы восторжествовала, вот только в последнем случае им досталась бы еще более глубокая горечь по утраченному, и больше ничего...
Видимо все же судьба не просто исправила ошибку, а дала им второй шанс, и время им воспользоваться. Выходит она не такая жестокая как казалось ранее, ведь они могли не встретиться и вовсе...



Голос Джереми прервал размышления девушки. Встревоженная прозвучавшим в нем волнением, Джемма чуть отстранилась и посмотрела в лицо мужчине. Каждая черточка его красивого лица будто застыла в напряжении и Джемма едва не испугалась что он готовится сказать что-то страшное и неприятное. Но только едва, потому что Джереми успел произнести свои слова раньше.
Выйдет ли она за него?
Прошло несколько долгих секунд прежде чем Джемма в полной мере осознала сказанное им. Тревожное волнение сменилось приятным, и если секунду назад она и не думала о подобном, то сейчас все казалось своевременным и правильным. Они и так потеряли слишком много времени.

- Да, - счастливо ответила она глядя прямо в глаза любимого.
- И чем быстрее тем лучше, не хочу терять больше ни минуты, - добавила девушка и спрятала лицо у него на груди, смущенная своей нетерпеливостью.

Ему нравилось снимать на плёночный фотоаппарат – в этом было какое-то старое волшебство, наполненное удивлением людей, открывших небывалое чудо. В фотобумаге, в растворах и в красном свете чувствовалась магия, которую однажды придумал человек, сумев поймать одно-единственное мгновение в свой капкан. Ловушка снов для лиц, фигур, взглядов и порывов ветра.
Сейчас Чед снимал на плёнку мало. Ему казалось, что это драгоценный ресурс, который нельзя тратить понапрасну. Последние месяцы плёнка была только для толпы людей, облачённых в серые и чёрные костюмы, куда-то спешащих и не замечающих ничего вокруг. Он собрал толстую папку с блестящими фотографиями, которые были похожи одна на другую. Точно такие же фотографии, с потоком людей, были развешаны по стенам в маленькой комнатке в его студии. Десятки превращались в сотни, закрывая собой пустующее пространство стен. Лица, лица, лица… Их было так много – самых разных. Но у всех этих фотографий было кое-что общее – нет, не цветовая гамма или место съёмки. Это была лицо, которое встречалось на каждой фотографии. Ради этого лица он снимал всех этих людей. И если этого лица не оказывалось, он просто рвал снимок и выбрасывал в ведро, как ненавистную вещь.


― ТЫ ОГЛОХЛА? Я СКАЗАЛ ЛЕЧЬ И ВЫПРЯМИТЬСЯ! УЛОЖИТЕ ЕЁ КТО-НИБУДЬ! ЧТО У ТЕБЯ С НОГАМИ?! ЭТО НЕ НОГИ, А ДВЕ ПАЛКИ! МНЕ НУЖНЫ ДРУГИЕ НОГИ!
Чед носился вокруг распластавшейся на земле модели и с остервенением щёлкал затвором. Эта фотосессия выжала из него все соки. Он ни черта не мог сделать приличного, никто, кажется, не понимал его простых требований. Всё было против него – как будто весь мир сговорился.
Наконец, эта пытка прекратилась. Время вышло, и на электронном циферблате загорелись вожделенные цифры 17:00. Холодное голубое свечение больно било по уставшим воспалённым глазам, но он почти с наркотической зависимостью всматривался в эти цифры почти целую минуту. Потом, как будто очнувшись, вернулся в студию, взял старый фотоаппарат, накинул ветровку и вновь выбежал на мокрую улицу.
Дождь поливал бегущих туда-сюда прохожих, беспощадно пробираясь под одежду. Двадцать минут он шёл под холодным сверкающим в свете фонарей потоком, накинув капюшон на голову и уставившись в чёрный блестящий асфальт. Как странно, но на этой тёмной поверхности, в проявившихся лужах отражался целый мир. Почему никто, кроме него не видит, сколько всего таится под ногами?! Как можно не замечать рассыпавшегося на огненные шары фонарного свечения? Как можно не увидеть причудливый изгиб старой скамейки? Почему никто не замечает, как дрожат кривые тени, смазанные дождём?
Он был заключён внутри мира, о существовании которого никто не подозревает. Это было проклятием и тюрьмой. Это было то, что он ненавидел и перед чем преклонялся. Это была его жизнь – наполненная миллионами вариантов постановки света, миллиардами поз и застывшего дыхания. Ему нравилось сохранять одно-единственное мгновение, которое никогда не умрёт, в отличие от его менее удачливых собратьев. Чед знал, что он псих, что ни один врач его не вылечит, ни одно лекарство не поможет. У него будут случаться обострения и рецидивы , он будет просыпаться ночами и метаться по студии, пытаясь ухватить ускользающий момент в своей собственной голове. Пальцы будут дрожать от желания нажать на затвор и услышать тихий щелчок, который будет означать конец этой ужасающей ломки. И он каждый день будет приходить сюда – к огромному бизнес - центру, в котором жизнь может просто снести своим бурным потоком с ног. Он будет проходить внутрь через стеклянные двери, и проходить к стройному ряду будок с телефонами – ведь отсюда лучше всего видно Её. Обычно, Она спускается на первый этаж на эскалаторе – неподвижная, будто застывшая фигура, рука на перилах, вторая держит ремешок сумки. Когда настаёт черёд последней ступеньки, Она делает плавный шаг вперёд, проходит мимо магазинчика открыток, берёт с подставки газету и проходит мимо, не замечая его пристального взгляда. Она никогда его не замечает. Она спешит по своим делам. Домой. К кому? Зачем? Потому что её там ждут, или потому что она хочет скорее оказаться с этим человеком? Она сосредоточена и внимательна. Идёт к своей цели, не обращая внимания на фигуру в капюшоне со старым фотоаппаратом. Среднего роста, женственная фигура, ямочки на щеках, лукавый взгляд. Он начинает быстро снимать, едва она появляется в поле зрения и заканчивает, лишь когда её фигура исчезает за стеклянными дверями. Её лицо, профиль, спина, ускользающая от него фигура.
Всё дальше и дальше. Она уходит от него, не подозревая, что тут её тоже ждут. Она не знает, что человек возле телефонов мечтает, чтобы она обернулась, посмотрела. Что будет в её взгляде? Удивление? Радость? Страх? Насмешка? Жалость? Но она уже ушла, а он по-прежнему смотрит ей вслед, надеясь… На что?

Плач ребёнка прорвался сквозь сон, и Чед судорожно подскочил на кровати. Аккуратно ступая в темноте, он подошёл к колыбельке и взял на руки малыша. Ребёнок, почувствовав знакомое тепло, чуть успокоился, но продолжил хныкать. Светящаяся стрелка циферблата строго указывала на 3:35. Ну, конечно! Ночной ужин. Мягкий свет залил просторную кухню, и Чед прошёл к холодильнику. Мальчик затих в предвкушении. Этот ночной ритуал был знаком обоим до мелочей. Сейчас Чед откроет дверцу и достанет заранее приготовленную бутылочку. Маленькая пухлая ручка потянется к ней, но он не даст детской руке соприкоснуться с холодным стеклом. Потом поставит молоко в микроволновку. Вместе они будут ждать, пока оно подогреется, разговаривая друг с другом на лишь им понятном языке. Потом, когда молоко станет достаточно тёплым, Чед достанет бутылочку, наденет голубую блестящую соску и поднесёт к уже открывшемуся детскому ротику. Потом ещё минут десять они будут стоять на кухне, глядя в большое окно на ночной город. Чед будет рассказывать о истории фотографии, а малыш сосать, тихо причмокивая. Наконец, половина бутылочки опустеет, и он удовлетворённо засопит, а Чед ещё пару минут постоит, глядя малыша в своих огромных руках. С каждым днём он становится всё более похожим на него – те же дуги бровей, та же форма носа и цвет глаз уже почти такой же.
Нет, он не пытался себя утешить. Он старался никогда себе не врать. Просто смотрел так, как смотрел бы профессионал, настоящий фотограф. И он видел всё это – видел свои собственные черты в лице этого малыша. И почему-то в этот момент становилось очень грустно. А когда он отворачивался от окна, укачивая на руках ребёнка, то вдруг начинал чувствовать себя самым счастливым человеком на земле.

Около семи лет назад…
Она усомнилась в его профессионализме. Назвала грубым дилетантом, который ничего не может сделать путного и потому орёт на всех. Она раскритиковала всю его работу, найдя изъяны даже в мелочах. Она сказала, что он не сможет даже статую нормально фотографировать. И он полез в фонтан. В чёртов грёбаный фонтан с холодной водой, от которой стыла кровь и зубы стучали так, что слышно было на весь Рим. Долбанная нимфа держала в руках кувшин, из которого низвергался поток ледяной воды. По кругу торчали какие-то сосуды, из которых тоже вылетали упругие холодные струи – будто стрелы пронзали тело. Он сфотографировал статую. Сквозь брызги воды, окоченевшими пальцами, дрожа от холода. Он сделал кадры, которые принесли ему какую-то очередную ненужную награду и порядка пяти миллионов. А что она? Она усмехнулась и пошла на очередную тусовку.
Когда его выпустили из участка, она уже зажигала на after-party с каким-то смазливым пацаном. Что ему оставалось сделать? Стоять в стороне и щуриться от вспышек фотоаппаратов. Она веселилась, танцевала, пила, обнимала и целовала. Не с ним. Не из него. Не его. он чувствовал себя идиотом? Конечно. Он ненавидел её? Именно! Она бесила его? Да! Чего он хотел? Её…

В давящей тишине Чед рассматривал фотографии. Он снова и снова перебирал блестящие глянцевые снимки, вглядываясь в лица. Сегодня ему повезло – Она была везде. На каждой фотографии. Думающая о своём и не замечающая его. Прошла мимо. Хватит ли у него когда-нибудь смелости подойти к ней и…
Тёплая ладонь прикоснулась к плечу, и Чед вздрогнул. Он даже не слышал, как вошла Стэйси – так погружён был в фотографии. У него не было ни малейшего шанса спрятать их. Пойман с поличным. Она как-то слишком медленно потянулась к одному из снимков. Нахмурив брови, посмотрела, взяла другой. Третий, четвёртый, пятый… Она такой же профессионал, как и он, вряд ли не заметит. Тем более, там было её собственное лицо. Везде. На каждом.
Боже, ну как?! Как объяснить ей, что он псих?! Что просто не может не снимать её?! С той ночи, в студии, это превратилось в такую же потребность, как дышать и спать. Если не будет делать этого, то просто умрёт. Все остальные фотографии потеряют свой смысл, если не будет этих – с ней, возвращающейся с работы, спешащей к нему. Как дать понять, что просто должен видеть её всегда и везде?
Но почему-то она и так всё поняла. И, комкая простыни на огромной кровати, когда они сражались друг с другом за право быть главным, когда он чувствовал кожей холодную гладкость фотографий, когда острые края оставляли царапины на теле, он знал – только она будет понимать его.
_________________

Спустя год.
Нью-Йорк. Вечеринка по случаю премьеры очередного голливудского фильма.

Позируя фотографам с бокалом шампанского в руках, Шарлин была совершенно счастлива. Весь этот год, начиная с того самого финального выхода у Бернье, она была нарасхват. Прежде всего, у самого мэтра Бернье. Рекламные съёмки его коллекции, всевозможные вечеринки и светские мероприятия, на которых она появлялась в его же нарядах. Красуясь в них, то изысканных, то озорных, то строгих, то откровенных, девушка извлекала из этого двойную пользу - и показ коллекционной одежды Дома Бернье, и себя самой, в том числе какой разной она может выглядеть.
Если она и не появилась за это время на абсолютно всех обложках и в эдиториалах модных журналов, то исключительно потому, что их было слишком много и просто невозможно успеть сняться для всех. Но она старалась охватить как можно больше, конечно, и самые популярные уже числились в её активе. В том же активе, где уже имелось приглашение открыть показ Дольче&Габбана на ближайшей неделе моды в Милане.

Существовал ещё один момент, которым Шарлин искренне гордилась: впервые за всё время она оказалась способной содержать себя и обеспечивать достойный образ жизни самостоятельно. Аренда хорошей квартиры в центре Нью-Йорка, перелёты в первом классе, одежда и салоны красоты - для всего этого оказался совсем необязателен мужчина. Хотя, конечно, это не являлось поводом совсем их игнорировать, просто стало не таким критичным, как раньше. И разумеется, на любую вечеринку Шарлин всегда было с кем пойти, и если она появлялась где-то одна, то только по собственному капризу и новообретённой привычки ни от кого не зависеть. Или... тайному умыслу, известному ей одной.
Вот и сегодня Шарлин прибыла одна, как на большинство мероприятий, связанных с миром кино. Нет, она не стремилась быть замеченной кем-то из режиссёров и быть приглашённой сняться в кино, хотя это было бы тоже неплохо. У Шарлин же имелась другая цель - начать встречаться с настоящей знаменитостью! Ей хотелось, чтобы её имя знали миллионы людей. Но мир моды таков, что сама по себе модель очень мало значит. Попросите человека, далёкого от моды, назвать имена моделей. Он назовёт с десяток, из которых половина будет знаменитыми супермоделями прошлых лет, а кто составит вторую половину? Миранда Керр - жена Орландо Блума; Рози Хантингтон - подруга Стетхема; Жизель Бюндхен и Бар Рафаэли - бывшие девушки Леонардо ди Каприо; Ирина Шейк - девушка Рональдо. И известны они прежде всего своими мужчинами. Шарлин хотелось того же. И не только потому, что имя подобного мужчины добавит веса её собственному. Подобный спутник станет ещё одним признанием её успеха. Ведь такие мужчины не станут встречаться с заштатными модельками, им подавай соответствующий уровень. Шарлин уже попала на этот уровень и стала достаточно успешной для того, чтобы быть достойной девушкой такого мужчины! Остались сущие пустяки - получить этому подтверждение.
И чутьё говорило Шарлин, что это произойдёт сегодня.

Она уже увидела его. В мгновение ока вспомнила все сплетни, говорящие о том, что он свободен. Оценила внешний вид: намного интересней, чем на фотографиях. Увидела его заинтересованный взгляд, такой привычный и очевидный. О, она прекрасно умела играть в эту игру: мимолётные, словно нечаянные взгляды, случайно встречающиеся друг с другом, замереть глаза в глаза на несколько мгновений и скромно опустить ресницы. Потом несколько фраз невзначай, понимающие улыбки и они познакомятся. И - не сдаваться слишком быстро, ведь мужчины не ценят то, что достаётся им слишком легко. Свидании на третьем, не раньше, если он на самом деле заинтересован. Если нет - то для отношений на одну ночь пусть ищет другую.
- Все мужчины в этом зале просто слепы, если позволяют такой девушке стоять одной, - звучит голос за плечом, и Шарлин поворачивается с чуть насмешливой улыбкой.
- Не смогли придумать ничего оригинальнее? - с лёгкой иронией спрашивает она, тем не менее, благосклонно улыбаясь.
Вспышка от камеры где-то рядом: предусмотрительный папарацци делает снимок в надежде на возможную горячую новость.
Начало положено.
И вскоре в газетах появятся их совместные фотографии.
_________________

Нью-Йорк, 3 сентября 20** года, 3 часа ночи

- Хайди, нам нужно поговорить…
Пауза.
- Я тебя внимательно слушаю, Натан.
Кажется ему это, или в ее голосе действительно звучит настороженность?
- Тогда,.. пять лет назад… я хочу сказать, Лукас погиб в той лавине, и его смерть не была несчастным случаем..
- Я знаю.
Пауза.
- Я все эти пять лет знала правду.
- Хайди… Это я запер его тогда в той хижине. На леднике.
- Я знаю.
- Откуда?
- Он сам мне сказал…
- Когда?
- Вечером, накануне.
Пауза.
- Натан, - ее голос звучит устало и обреченно - в наш компьютерный век каждый состоятельный человек имеет при себе мобильник. И Лукас не был тому исключением…


Спустя две недели. Швейцарские Альпы. Отель «Гнездо Орла».

Молодая женщина, одетая во все черное, стояла у огромного панорамного окна в общей гостиной отеля, и, казалось, не замечала ничего вокруг себя. Все ее внимание было приковано к леднику на противоположном склоне.
Там, на леднике, который день работала специальная горно-спасательная команда. Два вертолета обеспечивали координацию розыскных работ и поддержку на непредвиденный случай.

- Хайди, - тихо окликнул ее Хеттинг, но женщина даже не оглянулась.
Натан поднялся с дивана и, подойдя к бару, плеснул в широкий бокал немного виски.
- Хайди, - снова повторил он, останавливаясь рядом с ней. Она была невысокого роста, хрупкого телосложения и производила впечатление надломленности. Но это только казалось. Хеттинг отлично знал, каким сильным характером она обладала. Сильным и гордым.
- Вот возьми, - на этот раз женщина слегка повернула к Натану голову и посмотрела на него. - Выпей. Тебе поможет…

- Мне уже ничего не поможет, - равнодушно посмотрев на бокал, произнесла она и снова отвернулась к окну.
Хеттинг машинально тоже взглянул на ледник, - чуть сощурившись от бившего прямо в лицо полуденного солнца. Глядя на Хайди, он уже не был так уверен, что поступил правильно, возобновив расследование и поиски возможных останков погибших пять лет назад Лукаса и Сьюзан.

- Я с самого начала знала, что он меня не любит, - тихо, словно самой себе, произнесла Хайди. - Но я так любила его… Нет, я обожала его. Обожала до такой степени, что готова была молиться на него. Мне казалось, что моей любви хватит на нас обоих, - на ее лице возникла и тот час потухла горькая улыбка. - Как же я ошибалась.

Хеттинг старался не глядеть на нее. Он опустил голову, и желваки заиграли на его скулах.
- Моя любовь умерла в тот самый день, когда из его электронной почты я узнала, что у него есть любовница, - женщина усмехнулась. - Собственно, она всегда была у него. В тот день я устроила ему скандал и пригрозила разводом. Господи, до какой же степени я была глупа и самоуверенна! - она устало склонила голову на свою ладонь. - Мне казалось, что я могу его заставить бросить ее, привязать к себе, полюбить меня… Стыдно сказать, но для этой цели я даже подключила своего отца. Я поступила как последняя эгоистка.

- Ты чувствовала себя оскорбленной, - дипломатично поправил ее Хеттинг.
Хайди медленно покачала головой.
- Оскорбленные женщины уходят, - сказала она твердо. - Я же унижалась. И унижала его.
- Ты была женой Лукаса, - возразил Натан. - Ты имела право… - он осекся.
- На что, Натан? - быстро спросила его Хайди. - На секс? На право голоса в холдинге? На уважение? - она снова невидяще уставилась в окно. - Я сама-то себя не уважала к тому времени. Единственное, чего я желала тогда, это ребенка. Сына от Лукаса.
Хайди на минуту закрыла глаза и нервно провела пальцами по своему лбу.
- Мне казалось, пусть она умна, красива, любима, но сына, наследника Лукасу, подарить могу только я. - она невесело засмеялась.
- «Казалось»? - нахмурившись, спросил ее Натан, - Почему? Твой сын есть и останется его наследником.
- Да, потому что этот ребенок был Лукасу совершенно не нужен! - воскликнула Хайди. Рыдания перехватили ей горло, и Хеттинг, быстро поставив бокал с виски на столик, обнял молодую женщину - молча прижав ее к себе и терпеливо дожидаясь, когда истерика пройдет.

Постепенно рыдания стали глуше и перешли в короткие всхлипы. Тело женщины обмякло, и Натан, подведя ее к креслу, осторожно посадил.
- Ты точно не хочешь ничего выпить? - спросил он, стараясь быть беспечным. - Мое предложение на счет виски все еще остается в силе.
- В тот день, - помолчав, вместо ответа сказала Хайди, - вернее, вечером того дня он позвонил мне на мобильник и сообщил, что ты запер его в хижине. Сказал, что ты приревновал к нему Сьюзан и запер их. Он попросил, чтобы я передала управляющему, чтобы тот распорядился отправить кого-нибудь наверх им на помощь. Я догадалась, что он врет. Что это не была ревность на пустом месте. Потому что видела до этого, какими глазами он смотрел на Сьюзан. Какие взгляды она посылала в ответ ему. Я крикнула ему это. А потом еще то, что больше не желаю терпеть его выходки, что с меня довольно, что подаю на развод, что он никогда не увидит своего ребенка… Бог знает, что я ему еще наговорила в тот вечер. Помню только, что, когда я выдохлась, он, помолчав после моих слов, спокойным тоном сказал: «Хорошо. Как хочешь». И отключился, - женщина прерывисто вздохнула. - Со злости я запустила своим мобильником в стену и разбила его вдребезги. И конечно, я ничего не сказала управляющему. Из мести. Какой-то по-детски глупой мести. Я всю ночь проревела и не помню, как уснула. А утром узнала, что сошла лавина. Я сразу позвонила отцу…

- А твой отец сразу позвонил мне, - внезапно раздалось в комнате, и Натан и Хайди, вздрогнув от неожиданности, оглянулись.
На пороге гостиной стоял Хеттинг-старший - в пальто, в дорожном костюме, - только-что, видимо прибывший в отель.
Почти достигший своего семидесятилетия Хеттинг-старший был еще достаточно крепок, но смерть жены, четыре года назад серьезно подкосила его. Сейчас он выглядел обыкновенным стариком, согбенным под тяжкой ношей событий многих лет и болезней.

- Твой отец позвонил мне, - повторил он, чуть прихрамывая, проходя в комнату и устало бросая свое пальто на диван. - И мы вместе с ним решили, что при таких обстоятельствах будет лучше свернуть расследование, чтобы подробности этого дела не стали достоянием средств информации. А ты, сын мой, снова разворошил эту кучу…

Натан не верил своим ушам. Смерть Лукаса для отца была всего лишь «кучей»…
- Кому лучше, отец? - спросил Хеттинг-младший. Его глаза опасно прищурились. - Тебе? Компании? А может, матери?
- Не трогай мать! - резко перебил его отец. - Если бы не вы… Если бы не вы! Это вы оба, ты и Лукас, свели ее в могилу своим помешательством на этой… этой… - он брезгливо скривил губы. - Да-да! И не смотри на меня так. Тебя просто использовали, обвели вокруг пальца, словно какого-то мальчишку, если ты еще не понял. У Лукаса с самого начала была связь с Сьюзан.

Хеттинг-старший поморщился и, положив руку на грудь, тяжело опустился на диван.
- Почему вы ничего мне не сказали, отец? - спросил Натан.
- А ты бы меня послушал тогда? - вопросом на вопрос ответил Хеттинг-старший. - Лукас был избалованный, ему всегда доставалось все по первому требованию. В отличие от тебя. Ты был упрямый. И всегда делал по-своему. Ты бы не послушал меня тогда, и, только Бог знает, что вытворил бы мне и Лукасу на зло. Поэтому я позволил событиям развиваться в их естественной последовательности.
- То есть вы знали, что Лукас, увидев со мной Сьюзан, не выдержит… - начал Натан, прекрасно понимая, что отец прав: он действительно не стал бы никого слушать и с упрямством бульдозера вновь и вновь доказывал бы свою любовь Сьюзан.
- Да, - нетерпеливо махнул рукой Хеттинг-старший, - я ждал, когда Сьюзан надоест ломать комедию и она покажет свое истинное лицо. Но, - он болезненно поморщился - я даже предположить не мог, что все обернется таким образом! В тот вечер Лукас позвонил администратору. Тот перевел звонок на меня. Я уже знал, что произошло, и, естественно, отчитал Лукаса. Но он и слушать меня не желал. Нес какую-то околесицу о любви и чувствах. И я решил дать ему немного охладиться на леднике, надеясь, что к утру его мозги, наконец-то встанут, куда надо. Кто же знал, что под утро эта ужасная лавина снесет хижину? Повторяю, обстоятельства смерти Лукаса были катастрофическими. Погибнуть запертым в хижине собственным братом, в объятиях любовницы, в то время как в отеле ждет беременная жена… Это обернулось бы крахом для компании. К тому же, потеряв старшего сына, я не мог позволить себе потерять еще и младшего. Поэтому общими усилиями нам удалось свернуть расследование, а Лукаса объявить пропавшим. А теперь… - старик кивнул в сторону окна. - ты собираешься открыть этот ящик Пандоры. Натан, я спрашиваю тебя, зачем?

Хеттинг хмуро посмотрел в окно.
Затем, чтобы спать по ночам и не мучиться кошмарами… Затем, чтобы предать останки брата и Сьюзан земле… Затем, чтобы узнать, наконец, правду…
Правду он только что узнал. Что дальше?

Резкий звонок мобильника прервал воцарившееся было в комнате молчание.
- Кажется, мы нашли что-то, - в голосе руководителя горно-спасателей слышалось едва сдерживаемое ликование. - Как я и предполагал, в одной из расщелин…
- Я лечу к вам, - перебив своего собеседника, коротко бросил Натан и закрыл мобильник.
- Натан, что случилось? Их нашли? - не выдержала Хайди.
- Возможно, - уклончиво ответил Хеттинг. - Я собираюсь подняться на ледник…
- Не делай этого, Натан, - резко возразил отец. - Я прошу тебя!
Но Хеттинг, не слушая, уже вышел из комнаты. Через полчаса он спустился из вертолета, доставившего его на ледник.

- Очевидно, их сбросило вниз ударной волной, а потом расщелину накрыло сверху льдом и снегом, - перекрикивая шум от работающих винтов зависших над ними вертолетов, объяснял руководитель горно-спасательной команды. - Это в какой-то мере спасло тела от сильного разложения.
Хеттинг кивнул, словно соглашаясь с ним. Спасатель оценивающе посмотрел на него и, наклонившись к уху Натана, опять прокричал:
- Вы действительно собираетесь спуститься вниз?
Хеттинг снова кивнул.
- Я бы вам не советовал, - снова крикнул спасатель. - Над расщелиной, слева, скопилась большая масса льда и снега. В случае внезапного обрушения…
- Я иду вниз, - решительно отмел все уговоры Хеттинг, цепляя свой карабин к закрепленному на скале тросу.

Сентябрьское солнце стояло еще достаточно высоко над горным хребтом. От слепящего блеска его лучей, отражающихся о белоснежную поверхность лежащего на склоне ледника, глазам было больно. А здесь, в расщелине, наоборот, было сумрачно, словно в склепе. Осторожно спустившись вниз, Натан отцепил карабин от троса и ступил на узкую, покрытую снегом площадку. Он снял солнцезащитные очки и огляделся, постепенно привыкая к сумраку.
Расщелина была длинной и узкой и напоминала чем-то каменный мешок. С одной стороны она терялась между сомкнутыми скальными породами, с другой - над ней, подобно своду, нависала огромная масса снега, образуя в целом нечто, вроде пещеры.
- Это там, - кивнул в сторону «пещеры» сопровождающий Хеттинга молодой парень из горно-спасательной команды.
Натан в который раз кивнул и направился под «свод». Было темно, как в настоящей пещере, и Хеттинг включил фонарик.
Снежная масса действительно кое-где опасно просела и, казалось, была готова в любую минуту обрушиться вниз.
Впереди, чуть сбоку, Натан увидел маячившие точно такие же огни фонариков и поспешил к ним.
Двое спасателей, стоя у небольшой выемки в скале, негромко переговаривались с кем-то по рации, обсуждая методы транспортировки найденных тел.

Кивнув вместо приветствия, Хеттинг подошел к выемке и потрясенно замер.
Наверное, в глубине души он все-таки надеялся на какое-то чудо, на то, что в результате немыслимого стечения обстоятельств Сьюзан и Лукас будут все-таки живы. Реальность жестоко расправилась с его иллюзиями.

Он узнал их сразу.
Вернее, узнал то, что когда-то было ими…
- Очевидно, женщина упала первой и приняла основной удар о камни на себя, - тихо пояснил, стоявший рядом с Хеттингом мужчина, представившийся врачом. - Видите, как неестественно откинута у нее голова? Я могу почти со стопроцентной уверенностью сказать, что она скончалась в результате перелома шейных позвонков. Это произошло быстро, - в голосе врача прозвучали успокаивающие нотки.
Хеттинг едва удержался, чтобы не кивнуть.
- Мужчине повезло меньше, - продолжал врач. - Он упал сверху и всего лишь сломал ноги. Он лежит лицом вниз, поэтому я не могу судить о степени повреждения его головы. Но следы обморожения на руке говорят о том, что он, вероятно, прожил еще сутки… может, двое, прежде, чем скончаться, - он помолчал, - Тела плотно приморожены друг к другу. Во избежание дальнейших повреждений, мы решили транспортировать их так, как есть. То есть вместе. Для этого нам нужны специальные носилки…

Натан слушал врача, а сам глядел на разбитое, видимо, при падении до почти полной неузнаваемости лицо Сьюзан; на накрывшее девушку, словно с целью защитить от холода, тело Лукаса; на его уткнувшуюся лицом в светлые волосы девушки голову; на покрытую темными пятнами руку, бережно обнимающую Сьюзан, - и понимал, что, наконец-то, нашел ответы на все мучившие его столько лет вопросы.

Не обращая ни на кого внимания, Хеттинг молча опустился на колени рядом с телом брата и, сняв перчатку, сначала коснулся пальцами лица Сьюзан, а потом положил ладонь на руку Лукаса. Ледяной холод обжег Натана, пронзив, казалось, до самого сердца. Хеттинг не убрал ладонь, а остался сидеть в таком положении, неудобно скорчившись, - перебирая в памяти прошлое и мысленно прощаясь с ним.

Кто-то кашлянул рядом, выводя тем самым Хеттинга из оцепенения, - специальные носилки были доставлены.
С абсолютной отстраненностью Натан наблюдал за тем, как коротко посовещавшись между собой, спасатели уложили найденные ими останки и вынесли из пещеры; как закрепили носилки на одном из тросов, спущенных с вертолетов; как носилки медленно начали подниматься в воздух…

Как во сне Хеттинг поднялся по тросу из расщелины и, отыскав в небе транспортирующий в долину тела Сьюзан и Лукаса вертолет, долго провожал его взглядом - пока он не стал крошечной точкой на фоне синего неба и не растворился в этой синеве.

Хеттинг не сразу понял, что произошло, внезапно услыхав за спиной грохот, чем-то напоминающий звук разрывающихся петард. Он испуганно оглянулся и замер, словно зачарованный, наблюдая за тем, как «свод», дав многочисленные трещины, начал стремительно рушится под тяжестью скопившегося на нем снега…

- Уходим! - услыхал он над своим ухом истошный крик, и в то же мгновение чьи-то руки буквально потащили его к приземлившему на ледник вертолету. Те же руки затолкали его во внутрь салона, и машина поднялась вверх.

Натан прильнул к окну, глядя вниз, и на какое-то мгновение успел увидеть - в последний раз - расщелину, на местонахождение которой теперь указывало только беспорядочное скопление ледяных глыб - всего лишь крошечный шрам на безупречной глади ледника.
Вертолет наклонился, разворачиваясь к отелю и закрывая тем самым для Натана обзор, и Хеттинг, откинувшись на спинку сидения, закрыл глаза - впервые за пять лет не ощущая в своей душе ни боли, ни сожаления…
_________________

Полтора года спустя…

- Нет, нет! – женщина убрала руки мужчины со своей талии. – Ты проиграл, так что должен подчиняться мне.
-Ты жульничала, Стэйс,- Чедомир прижал ее к стене, удерживая ее руки над головой.
- Ты не можешь этого доказать, так что сейчас ты закрываешь глаза и выполняешь все, что я скажу,- подождав, когда мужчина усмехаясь отпустил ее руки и подчинился, Стэйси переплела его пальцы  со своими  и повела в спальню. Аккуратно толкнула на постель и, обхватив его запястья, потянула его руки вверх, приковывая наручниками, уже висевшими на спинке кровати.
- Я смотрю ты обо все позаботилась заранее, - хриплый голос Чеда прошелся по ее коже, вызывая дрожь.
-Если ты будешь  отвлекать меня разговорами, я вставлю тебе кляп, - руки женщины скользили по его рубашке, медленно расстегивая пуговицу за пуговицей и обнажая его тело.
- Ты не посмеешь, Стэйс!- Мужчина дернулся, натягивая наручники.
- Я?- женщина посмотрела на него, встречая его горящий взгляд. - Ты же знаешь, что посмею...- оседлав его сверху, Стэйси потянулась к ящику тумбочки возле стола.
-Стэйс...- она услышала в его голосе предостерегающие нотки, но не остановилась.
Ухватив кляп за шарик, она вытащила его наружу, сжимая в ладони упругий латекс.
- Мне кажется, розовый цвет будет тебе к лицу, - улыбнувшись,  женщина облизнула пересохшие губы. У нее было такое ощущение, что его взгляд сейчас прожжет в ней дыру.- Хотя… нет… я хочу тебя слышать…- откинув вещицу в сторону, Стэйси опустилась ртом к его шее, нежно покусывая кожу зубами.  Она коснулась его груди, слушая как быстро колотится его сердце. Обведя языком сосок, плавно опустилась к его животу, очерчивая дорожку темных волос, скрывающуюся под поясом штанов. Чувствуя, что распаляя его, сама теряет голову. Так было всегда. Стоило Чеду оказаться в поле ее зрения и она забывала обо всем на свете. Стянув с него джинсы вместе с бельем, Стэйси нежно коснулась его плоти губами, ощущая как мужчина вздрогнул от столь мимолетной ласки…
В соседней комнате раздался плач и Стэйси соскочила с кровати. Посмотрела на Чеда, и на ее губах появилась озорная улыбка.
- Прости, дорогой, но я оставлю тебя не надолго, - она перевела взгляд на его руки прикованные к кровати и, что-то для себя решив, взяла ключ с тумбочки и положила ему на грудь, - Малыш требует внимания! Не скучай! Я скоро вернусь. – вильнув попкой, Стэйси выскочила из комнаты, на ходу накидывая шелковый халатик и слушая крики о том, что он с ней сделает, когда освободится…
 
Зайдя в детскую комнату, она подхватила на руки  Изяслава.  Обернувшись на шум у двери, Стэйси увидела нянечку, спешащую в комнату. В руках у нее уже была подогретая бутылочка, взяв  молоко, Стэйси отпустила женщину и, подойдя к окну, начала кормить сына. Обычно ночью к малышу всегда вставал Чед… Но не сегодня…  С улыбкой, слушая, как причмокивает сын, Стэйси закрыла глаза… Она не слышала как он вошел, но почувствовала его запах… ее любимый аромат. Его руки опустились ей на плечи прижимая к крепкому телу.
- Как ты освободился?- спросила она, придвигаясь еще ближе к его груди и чувствуя, как тепло его тела  окутывает ее.
- Секрет фирмы, -прошептал мужчина, переместив руку на талию и положив голову ей на плечо,- хочешь попробовать сама?- Изяслав посмотрел на Чеда  и с улыбкой потянулся к нему ручкой. Мужчина протянул малышу свою ладонь, давая ухватить себя за палец.  Стэйси смотрела на маленькие пальчики их сына и большую ладонь любимого мужчины, понимая, что она самая счастливая женщина на свете…
Когда-нибудь она подарит Чеду дочку…
_________________

Раньше его никогда не волновал этот вопрос. Более того, в своей профессиональной деятельности Пол привык беззастенчиво пользоваться доверчивостью окружающих, но почему то когда дело касалось его Свииит-ланы, вопрос честности и доверия стал для него очень важным. Ему было жизненно необходимо, чтобы именно эта женщина верила ему.

Он просто её любит. Вот и нашёлся ответ на все его вопросы. Любит и это главное.
И будь она даже преступницей, он, как бы ужасно это не звучало для окружающих, всё равно помог ей.
Но Светлана была всего лишь женщиной, попавшей в безвыходную ситуацию. Сильной, умеющей за себя постоять, но женщиной… его женщиной.
Ему было очень важно, что несмотря ни на что, она приняла его помощь. Пол был уверен, что оправдает это доверие.

Ощущая на плече её тёплое дыхание, он подумал - может в этом и состоит смысл жизни?
Астор притянул её ближе, словно создавая для них собственный мир, ограниченный кольцом его рук и тёплым одеялом. Мир, в котором, он поклялся себе, она всегда будет такой же умиротворённо-довольной как сейчас.
Пол зевнул, уверенный в том, что преодолеет ради её счастья и спокойствия любые преграды. А завтра… он уже знал, что что сделает завтра…

Возможность проверить его решимость представилась на следующий день в образе чиновника миграционной службы спокойно и терпеливо объяснившего, что ввиду неблагонадёжности госпожи Стрешниковой ей отказано в продлении визы. Он сожалеет, но ничем помочь не может. Не важно, что следствие не доказало её вину. Факта обращения в полицию достаточно.
Астор ни секунды не сомневался. Ещё ночью, перебирая возможные варианты развития событий, он нашёл решение. Сейчас оставалось только его озвучить. Всё на удивление просто.
Договорившись с миграционным чиновником, он завёл Светлану в кабинет и объявил, что она должна стать его женой! Возражения не принимаются. Но ей предоставляется право решить, будет ли брак заключён в США или в России, поскольку законодательство обеих стран отводит одинаковый месячный срок ожидания, - Пол не видел разницы.
Светлана недоверчиво посмотрела на него, затем грустно рассмеялась, сказав, что её пребывание в США не стоит таких жертв с его стороны, что он и так уже сделал достаточно и она… Пол не стал ждать пока она опять наговорит лишнего. Он так же не стал тратить драгоценное время на то, чтобы опять объяснять ей насколько далеки от действительности её слова и что отказ в выдаче ей визы лишь ускорил события … Он сделал единственное, что могло в данный момент остановить весь этот поток слов – закрыл ей рот поцелуем.
Спустя некоторое время Светлана согласилась.
Но закон в лице чиновника оказался непреклонен – госпожа Стрешникова не может остаться в США до совершения брака. В Россию же её не собирался отпускать Астор.

И увёз её. В предсвадебное путешествие. На родину своей матери, в Италию.
Узкие улочки Вечного города – казалось впитавшие в себя дух языческой и христианской истории. Неповторимое очарование модного Милана. "Сердце Италии" - бьющееся в Неаполе. Пропитанная духом Ренессанса Флоренция.
Согретые жарким солнцем древние камни и яркие краски современных городов. Тёплое море и томительная нега южных ночей. Длительные прогулки и бесконечные разговоры обо всём. И любовь, без которой всё это не имело смысла.

А через месяц, Светлана стала миссис Астор. Это произошло в Венеции, городе словно созданном для любви и счастья.

Последнюю неделю путешествия они провели в Тоскане, недалеко от Сьенны, в усадьбе, принадлежавшем семье Пола.
Старый дом, в котором сейчас никто не жил, со всех сторон окружали бескрайние виноградники, создавая ощущение тишины и оторванности от мира. Невозможно было не влюбиться в это место.
Для Пола стал откровением искренний интерес Светланы к производству местных вин. Тут же он услышал от неё о месте, с названием похожим на райский сад. К сожалению и этот её рассказ, как и многие другие оказался омрачён тенью бывшего мужа.

Но, отпуск, как и всё хорошее подошёл к концу. Пола ждала работа, незадолго до отъезда он заключил весьма выгодный контракт с Нью-Йорк Таймс, а Светлане предстояло преодолеть кучу формальностей связанных с оформлением гражданства.

Ещё неделю спустя
- Доброе утро,
Подойдя к столу, на котором был накрыт завтрак, Пол наклонился, намереваясь поцеловать жену.
Не верилось, что ещё совсем недавно в его жизни не было ни этих семейных завтраков, ни поцелуев, ни сладких ночей. Не было света, тепла и доверия. Шуточных перепалок, смеха и страсти.
Всего, что сейчас стало основой их жизни.
И хотя Светлана привычно ответила на поцелуй и произнесла слова приветствия, он сразу почувствовал, что что-то не так.
Значит она уже видела…
У него появилось ощущение, что они вернулись назад. Невозможно было не заметить, напряжения, словно сковавшего Светлану. Опустившись на стул напротив и делая глоток из своей чашки, Пол внимательно посмотрел на жену. И хотя, она старательно пыталась это скрыть, односложные ответы на его попытки завести разговор подтвердили его догадку. Потянувшись, он взял Светлану за руку, вынуждая подняться и пересесть к нему на колени. Рука нежно склользнула вдоль неестественно прямой спины, а губы нежно коснулись завитка волос у виска.
- Ты уже читала? - кивок в сторону лежавшего на столе свежего выпуска Нью-Йорк Таймс.
- Ты знал! – Светлана сделала попытку встать, но рука мужа решительно пресекла это.
- Да, - спокойно ответил Пол. – Тебя настолько расстроило известие о грозящем ему пожизненном заключении? – Пол внимательно смотрел на Светлану.
- О чём? – В затуманенных гневом и обидой глазах появилось удивление.
- Здесь написано, - не отводя взгляда от её лица, Пол снова кивнул в сторону газеты и спокойным голосом продолжил, - что твоего бывшего мужа задержали вчера в Швейцарии по обвинению в причастности к торговле наркотиками и финансовым махинациям. Тебя это так расстроило, Свиит-лана?
- Ты знал? – опять обвинила она. – И ничего мне не сказал.
- Да, - спокойно ответил Астор, - вчера вечером я читал сигнальный экземпляр, это моя работа. Было уже поздно, я посчитал что новость не стоит того, чтобы тебя беспокоить.
Во взгляде Светланы читалось недоверие.
- Мистер Астор, - продолжала обвинять она. – Вы хотите сказать, что увидели эту статью только вчера вечером в газете и не имеете никакого отношения к её появлению в ней?
Ответный взгляд Пола выражал крайнюю степень удивления.
- Я?- ответил он тоном невинно оскорблённого в лучших чувствах человека.- Миссис Астор, разве вы не знаете, что ваш муж ещё месяц назад стал редактором отдела финансовых новостей? – Она кивнула и он самодовольно ухмыльнулся. – И никакого отношения к сандальной хронике не имеет, – ещё одна улыбка, - и никогда не имел. Вы должно быть меня с кем-то спутали.
Светлана ответила ему такой же понимающей улыбкой.
- В самом деле?
Пол кивнул, в подтверждение своих слов и, став на минуту серьёзным, добавил.
- Дорогая, запомни, этот человек не сможет больше влиять на твою жизнь. Ты мне веришь?
Вместо ответа она поудобней устроилась у него на коленях, лёгкая рука скользнула по мужской груди, опускаясь всё ниже… его руки сильнее обвили её талию, притягивая ближе… их губы встретились…
Кажется, они собирались завтракать? Впрочем, с этим можно и подождать…
_________________

Два года спустя.

Тристан стоял у алтаря, отрешенно глядя на большой букет белых роз. С передней скамьи ему улыбались мать и бабушка. Обе были в элегантных костюмах и в шляпах.
Он улыбнулся им в ответ. Он не нервничал, но и не был спокоен. Как и все женихи, стоявшие в этой церкви до него, он волновался, что его невеста слишком долго не идет. «А, может, она передумала?» Сердце холодело от одной этой мысли и он успокаивал себя, что нет … Нет, она не такая. Прямая и открытая, она в тот же миг сказала бы ему, если бы передумала выходить за него.
Но ведь это могло случиться сегодня утром. Она могла передумать сегодня утром. У нее не было возможности сказать ему об этом, потому что им не дали увидеться …
Тристан сжал кулаки, затем попытался расслабиться. 10 минут. Он даст ей еще 10 минут, а потом он пойдет и найдет её, даже если она будет садиться в самолет. И пусть она скажет ему в глаза, что больше не любит его.
Он взглянул на свои часы, засекая время и думая о том, как медленно движется секундная стрелка …
Звуки органа, резко прозвучавшие в тишине церкви, заставили его вскинуть голову. Все присутствующие встали, высокие двустворчатые двери открылись …
И он увидел Айви.
Она шла под руку со своим отцом, кружевная вуаль закрывала её лицо, и он не видел глаз девушки. Он смотрел как она идет.
Это было дефиле Айви. Прекрасная девушка в свадебном платье плавно шла по церковному проходу, сжимая в руке небольшой букет … Спина прямая … Голова вскинута … Шаг ровный …
Она была идеальна! Прекрасна! Несбывшаяся мечта многих модельных домов и подиумов и сбывшаяся мечта Тристана …
Айви почти полтора года назад покинула модельный бизнес. Они жили в Нью-Йорке в квартире Тристана и были счастливы. По настоящему счастливы от того, что просыпались в одной постели и проводили вечера вместе.
Тристан работал, а Айви занимала себя посещением женских клубов и курсов. Она составляла планы благотворительных вечеров, собирала взносы, и пыталась сделать лучше жизнь тех, кому не повезло. Бесконечно добрая, она не жалела ни себя, ни времени, ни денег, пытаясь помогать другим.
Отец Айви, подвел девушку к алтарю и тихо сказал Тристану «Береги её». Тристан серьезно кивнул головой, давая клятву …
Он посмотрел в глаза Айви сквозь кружево вуали.

- Я люблю тебя, - прошептал он, беря её за руку и поворачиваясь к священнику. – Как же я люблю тебя …

И жили они долго и счастливо...

Почему сказки принято заканчивать этими словами? Ведь если это правда, то с этих самых слов сказка только начинается. Когда заканчиваются все проблемы, все беды и невзгоды, и начинается счастливая жизнь. Совместная жизнь рядом с тем самым единственным человеком, рядом с которым всё, даже самое простое превращается в сказку...

***

- Алло, Диего, ты сейчас где? Какая Аляска? Вы же должны были закончить съёмки в Калифорнии и вернуться завтра утром? Какая ещё новая концепция рекламного продукта? … И когда ты теперь вернёшься домой? Что?!! … Погоди минутку, тут кто-то в дверь звонит... … … - шлёпанье босых ног по полу, щелчок отпираемого замка - Ой! Ты!

***

Нежный поцелуй в обнажённое плечо, сонная улыбка, тёплое дыхание щекочет ухо... На маленьком подносе дымится чашка с ароматным, горячим кофе...

- Просыпайся, соня! Уже утро и кофе доставлен прямо в постель. - лёгкая простыня ползёт вниз, обнажая соблазнительные формы... - А впрочем, кому нужно это кофе?

Скрип кровати, тяжёлое дыхание и тихий звон перевернувшейся чашки, на которую никто не обращает внимания...

- Ну вот, опять мы залили кофе все простыни. Снова пятна.
- Ничего страшного, сегодня пойдём и купим чёрное постельное бельё. Давно уже нужно было это сделать. И никаких проблем.
- Ох, мужчины...

***

- Ванесса, имей совесть, мы уже час по этому магазину шатаемся, а ты всё никак определиться не можешь, хочешь ты селёдку или ананас. Давай берём и то, и другое. Всё равно ты через час меня за мороженым и устрицами погонишь. Или за огурцами и джемом. Или за... ну тихо, тихо. - целует надутые губы, не обращая внимания на окружающих. - И положи эту коробку обратно, зачем тебе нужен этот плюшевый медведь? Ты же уже таких три купила на неделе. Ах, он розовый... Тогда, всё понятно. Ну, покатили выбирать ананас?

***

- Ты посмотри, какая красота! Два винта, радиоуправление, переключаемые частоты, диапазон действия до ста метров!
- Диего, я всё понимаю, вертолёт прекрасен, но ты полагаешь, что двухнедельный малыш будет в состоянии оценить... Или - улыбнулась, - ты его больше для себя купил?

***

- Просыпайся, соня! Белый день на дворе, и кофе стынет... - тёплое одеяло откидывается в сторону... - А впрочем, кому оно нужно это кофе?

_________________

Эпилог

С того памятного дня, когда ожидаемый и, скажем честно, заслуженный триумф очередной коллекции, лишь благодаря расторопности Генри Мура, не стал днём смерти Бернье, прошёл год. Для Луи-Огюста время как и прежде исчислялось не месяцами и днями, а сезонами: весенне-летними и осенне-зимними. Работа занимала мысли и дни Бернье, не оставляя времени на размышления, развлечения, скуку. И тогда, год назад, это его полностью устраивало. Он не хотел думать о своей увлечённости телохранителем, о предательстве некогда любимого человека, попытке убийства. Работа спасала, работа занимала и развлекала. Она же призвала Генри в другое место, к другому клиенту. Напустив на себя безразличный вид, Бернье с улыбкой повторил слова, которые уже как-то говорил Муру: «Мне больше не нужен телохранитель. Вы свободны, Генри». Ещё раз поблагодарив за работу, он пожал его руку и, улыбаясь, проводил к двери. Как и во время всего их знакомства, Бернье не позволил сорваться с языка ни одному слову, которое могло бы поставить их обоих в неловкое положение. Он промолчал и дал Генри уйти из своей жизни.
В тот день Луи-Огюст особо остро осознал насколько он одинок. Насколько громкой и удушающей может быть тишина. За три недели, что Мур был рядом, Бернье привык, что в любой момент может к нему обратиться с наблюдением, высказать вслух любую мысль, шутку. В ответ он чаще всего встречал недоумевающий и даже скучающий взгляд, и тем не менее он был услышан. Сейчас ему оставалось говорить только с самим собой. И опять на выручку пришла работа. Он проводил в модельном доме по восемнадцать часов в сутки, мало ел, практически не спал. Пока в один день не упал без сознания.
Очнулся Бернье в выкрашенной в нежно-зелёный цвет больничной палате. Его ассистент сидел в изножье кровати и что-то читал, не обращая на шефа никакого внимания. В палату заглянула медсестра, и на её лице появилась дежурная улыбка. Поздоровавшись, она спросила, кого из родственников или близких людей нужно поставить в известность о его пребывании в больнице. Таких людей в жизни Луи-Огюста не было, но он лишь деланно беззаботно улыбнулся и сообщил, что не собирается здесь задерживаться. Однако задержаться пришлось. Врачи не отпускали его ещё два дня, пока не взяли все анализы и не убедились, что для своего возраста Бернье находится в прекрасной форме. За эти два дня Бернье перечитал кучу журналов, газет, просмотрел парочку бестолковых телевизионных шоу и узнал, что в этой же больнице приходит в себя после ранения и сложной операции Антуан.
К своему удивлению, Бернье понял, что испытывает весьма двоякое ощущение. С одной стороны он боялся той ненависти и злобы, что толкнули Антуана на измену и убийство, с другой... он хотел убедиться, что с ним всё в порядке. Всё-таки не совсем чужой человек... Так он оказался перед охраняемой двумя дюжими молодцами дверью палаты. Полицейские узнали пострадавшего и передали, что Антуан уже несколько раз просил о встрече с ним. Луи-Огюст колебался... Но, успокоенный присутствием двух вооружённых блюстителей порядка, решился на встречу с бывшим.
Как оказалось, это был день выписки Антуана. Полисмены ждали, когда главврач подпишет бумаги, и собирались сопроводить бывшего стилиста в тюрьму, где он будет ждать суда и приговора. Бернье приготовился выслушать просьбу забрать заявление, злые обвинения, объясняющие попытку убийства, но... Антуан хотел поговорить о другом. Казалось, он перестал замечать полицейских, как только в комнату вошёл Луи-Огюст. Он быстро шагнул к нему навстречу и протянул руку, но был остановлен резким ударом и приказом не приближаться к потерпевшему. Антуан согнулся пополам. Бернье замер как вкопанный. Он не был готов к ещё одному акту насилия, даже над своим обидчиком. Это не укладывалось в его понимание жизни, он не желал принимать и мириться с такими методами.
Попросив полицейских не применять насилие, Луи-Огюст сел напротив Антуана и выжидающе на него посмотрел. Он не знал что собирается сказать ему Антуан и не был уверен, что хочет это слышать, и оказался совершенно не готов к тому, что Антуан не станет ни о чём просить, кроме прощения. К концу немного бурного монолога стилиста в палате стояла абсолютная тишина. Наверное, полисмены, ставшие свидетелями разговора, были шокированы объяснением одного мужчины другому. Луи-Огюст был растерян. Если верить Антуану, все его действия были следствием любви и неконтролируемой ревности. Он ревновал его. Беспричинно, просто из боязни потерять. И оставил, чтобы не оказаться брошенным самому. Это было так глупо... После того, как Антуан замолчал, Бернье ещё какое-то время просто смотрел на него, а потом встал и вышел.
С того момента он множество раз мысленно возвращался к их разговору, обдумывал его. Через две недели он забрал заявление из полиции и нанял для Антуана лучшего адвоката. Он никогда не любил быть темой обсуждения жёлтой прессы, а газетчики упорно не желали оставить тему покушения на его жизнь в покое.
Поколебавшись и поборовшись с собой, Луи-Огюст отправился таки в тюрьму, чтобы лично сообщить о своих действиях. Радость Антуана при виде визитёра быстро сменилась недоумением, а потом надеждой, и он задал тот самый вопрос, который так боялся услышать Бернье – почему? На этот вопрос Луи-Огюст не мог ответить даже сам себе и ретировался. Прошла ещё целая неделя, прежде чем Антуана выпустили под залог. Полностью замять дело не удалось, и Антуану предстоял суд, пока же он был не выездной и не должен был приближаться к потерпевшему ближе, чем на 50 метров. Тем не менее их редкие встречи «по делу» становились всё более частыми и несли всё более дружеский характер. Луи-Огюст не мог противиться своему желанию видеть Антуана, говорить с ним. В конце концов, никто не понимал его лучше него! И он всё чаще договаривался о встречах с обвиняемым, которые неизменно проходили в присутствии вооружённого полисмена. Это раздражало Луи-Огюста и страшно злило Антуана. Вообще, нервозность и напряжение последнего росло от одной встречи к другой. К сожалению, это видел не только Бернье, но и полицейский, и разрешение на встречу без свидетелей им получить так ни разу и не удалось.
Прошёл почти год, когда, наконец, наступил день суда. Мрачный и замкнутый Антуан и бледный от волнения Бернье заняли свои места на закрытом заседании суда. Пытка вопросами, зачастую очень откровенного толка, длилась без малого полтора часа. За первым последовало ещё одно заседание, и Антуан был освобождён условно. Он по-прежнему не должен был приближаться к Бернье, но теперь, по крайней мере, к ним не был никто приставлен, и он презрел запрет на следующий же день после своего освобождения, пригласив Луи-Огюста в малопопулярный, но очень уютный ресторанчик в пригороде. Измученный судебным процессом и уставший от пристального внимания прессы к своей персоне, Бернье, тем не менее, с волнением принял приглашение.
Столик на двоих был накрыт в саду ресторана. Кроме Антуана, и расставляющего на столе бокалы официанта, там не было ни души. Это был потрясающе тихий и уютный вечер, который не так уж неожиданно, должен был признаться себе Луи-Огюст, закончился предложением пожениться. Да, он ждал этого. Видел в каждом взгляде и жесте Антуана, хоть они не проронили и слова о возобновлении прежних отношений.
Помучив Антуана дополнительные четыре дня, которые были необходимы ему для размышлений, Луи-Огюст ответил «Да».
Они поженились спустя месяц в Торонто. И больше Бернье никогда не чувствовал себя одиноким.
_________________

В городе всегда слишком шумно. Слишком много слов. Слишком много мыслей. Ненужных мыслей. Словно чужих в его голове. Когда нужна настоящая передышка, Мур отправлялся к океану. Погружения. Тишина. Единение. И мысли...только свои.

Ему стоило уехать раньше. Ещё в прошлый раз. Тогда он тоже чуть не облажался. Хотя "чуть" - неверное слово. Он смог исправить ситуацию, но облажался Мур по полной. С прошлого задания в его деле появилась отметка " излишняя личная вовлеченность".

Дело попахивало с самого начала. Их клиент промолчал о звонках с угрозами. СБ проигнорировала связи бывшей миссис Охраняемая. Сам Мур был расслаблен. Цепь ошибок, которые лишь по счастливой случайности не привели к трагедии.

Запас воздуха ещё на полчаса. Впереди 30 минут самокопания и анализа .

Клиент - мистер Охраняемый. Бизнесмен. Итальянец, со своими же и ведёт бизнес. Уборка мусора в штате Чикаго. Классическая гангстерская сага. Их задача - две недели охраны и сопровождение в аэропорт. Достаточно простое дело. Чересчур простое.
Миссис Охраняемая могла бы быть охарактеризована одним словом - "слишком". Слишком молода, слишком красива, носит слишком короткие платья, прижимается слишком близко... слишком горяча. Настолько, что даже у покойника со стажем закипает кровь. Мур ещё никогда так не сожалел о том, что не спит с клиентками. Слишком сожалел. Черезчур много "слишком" при воспоминании об этой женщине.
Но проблема была даже не в ней, проблемой оказался Сони, сын четы Охраняемых. Его отец гордился сыном, но был занят, чтобы уделять достаточно времени. Его мать тоже была занята, пытаясь переспать со всей СБ. Её счёт был впечатляющ. Для коллекции не хватало только пары человек. А маленький Сони был предоставлен сам себе, а точнее Генри Муру.

"Излишняя вовлеченность" - два слова, которые никоем образом не отражают картину произошедшего. Эти две недели Генри был отцом маленького Сони. Читал книжки. Играл в мяч. Обрабатывал перекисью разбитые коленки. Пацан крепко держал его сердце в своих крохотных ладошках. И Мур облажался. Вместо игр с пацаном, следовало присмотреться к мамаше. Та оказалась не просто шлюшкой, она была слишком ума... Снова "слишком"...

ВУ под уже проверенной утром машиной. Случайно открытое бронированное окно. Спровоцированный аллергеном приступ у Сони. Муру не стоило везти его в ближайшую больницу... "Излишняя вовлеченность"... Мать бы не дала умереть сыну... Хотя мать бы и не пыталась убить отца на глазах у ребёнка... Мур до сих пор не был уверен в правильности принятого тогда решения. Оно почти стоило жизни клиенту. В больнице Муру повезло. Работал дилетант. У врачей не бывает таких рук. На память о своей "вовлеченности" у Мура осталась метка. Пулю вынимали три часа. Генри был обязан сопоставить все факты раньше... гораздо раньше... но Сони называл эту дрянь "мамочка".

Пора подниматься, запас воздуха почти на нуле.

Сони звонит ему раз в неделю. И Мур не может не брать трубку. Его сердце всё ещё в маленьких ладонях.

В игре принимали участие:

• Айви Райс - Норатар
• Алана Варгас - Цирцея
• Антуан - Танюшка
• Ванесса Дэвис - Virgin
• Генри Мур - Электра
• Джемма Марлоу - Топаз
• Джереми Марлоу - Leleta
• Джетт Сноу - anel
• Джулиана Тавиани - Vlada
• Диего Мендоса - Танюшка
• Кэндис Своллоу
• Латиша Рандольф - froellf
• Луи-Огюст Бернье - Фройляйн
• Натан Хеттинг - Aestas
• Пол Астор - Lucretia
• Светлана Стрешникова - Aestas
• Стэйси Линн Миллер - nikulinka
• Тристан де Вард - Elenyshka
• Чедомир Явор - moran
• Шарлин Вудс - Solnyshko
_________________