В объятиях пламени

Вечер перестал быть скучным. Граф Шрусбери выполнил свою часть сделки и теперь настал черед Квентина вступить в игру.
Начались танцы. Первый танец, открывающий бал, он должен был танцевать с матушкой. Но она после смерти мужа не танцевала и не собиралась этого делать теперь.
Квентин подошел к Вайолет:

- Леди Честер, не окажете ли мне честь открыть со мной бал?

Вайолет присела в глубоком реверансе, а он подал ей руку, помогая подняться, и вывел на середину залы. Она улыбнулась ему, когда скрипки заиграли мелодию, и присела, склонив голову, начиная танец. Квентин поклонился.
Весь вечер Квентин был как на иголках. Больше он не рискнул приглашать Вайолет на танец, поэтому был вынужден наблюдать, как она танцует с другими. Он готов был убить виконта Лотиана за то, что тот поднял упавший веер Вайолет и обслюнявил её руку, графа Веллингтона за то, что был слишком навязчив со своими комплиментами, графа Расселя за то, что стоял слишком близко и все время пялился на её грудь. В этот же список попали его кузен герцог Эксетер за то, что в игре в фанты в доме маркиза Уиндлсхэма поцеловал Вайолет, и князь Немет за то, что предложил этот фант. К концу вечера список потенциальных жертв Квентина вырос до двадцати человек.
На протяжении всего вечера он ходил по залу, переходя от одной кучки гостей, к другой, слушал, слушал и слушал. К концу вечера он узнал, что большая половина его гостей считает, что Квентин Сеймур, герцог Сомерсет проявляет повышенное внимание к леди Честер, племяннице графа Шрусбери и уже делались ставки на время, когда она станет его очередной любовницей.
На следующий день в дом графа Шрусбери доставили большой букет белых роз, перевязанный белой атласной лентой и приглашение посетить небольшой домашний прием в резиденции герцогов Сомерсет.

Сам Квентин в это утро пил чай в компании своей матушки и кузины леди Элоизы Арунделл, которая всегда была в курсе всех новостей. Свет гудел по поводу племянницы графа Шрусбери, как он и предполагал.
Элоиза, видя интерес своих собеседников, трещала без умолку:

- Вы не представляете, но говорят, что леди Честер никакая не племянница графа, а его любовница, которую тот держит под носом своей несчастной жены. А Мэри Уивер сказала, что её отец ей сказал, что леди Честер – это покойная дочь графа Шрусбери. Вы можете в это поверить? Нет? Вот и я сразу сказала, что это бред. Как она может быть покойной дочерью графа Шрусбери, если все знают, что дочь графа Шрусбери давно умерла. А покойники ведь не ездят на балы. А еще говорят, что леди Честер хотела уйти в монастырь во Франции, но её выкрали оттуда разбойники и граф Шрусбери спас её и теперь хочет выдать срочно замуж.

Герцогиня Сомерсет выразила сомнение по поводу разбойников, и леди Арунделл тот час же согласилась с ней, говоря, что и сама в это не поверила. Зачем разбойникам красть леди Честер из монастыря, если говорят, что она бесприданница. Поэтому у графа Шрусбери нет никаких шансов выдать замуж свою племянницу и ей так или иначе придется уйти в монастырь. Глупости! Сама она склонна была верить в то, что леди Честер – племянница графа, что она уже старовата для замужества и, если учесть, что она бесприданница, то это ведет девушку к одному пути – старой девы. А посему, бедняжку можно только пожалеть.

- Почему же пожалеть? – не выдержал Квентин, - Леди Честер очень красивая женщина. Она может сделать очень выгодную партию.
- Глупости, - леди Арунделл со стуком поставила чашку на блюдце, чем заслужила неодобрительный взгляд герцогини Сомерсет. – Вы это говорите, Ваша Светлость, только потому, что хотите сделать её своим очередным трофеем. Об этом уже много говорят и виконт Мейбри, сопровождавший меня сегодня на утренней прогулке, сказал, что при Вашем умении вести осадную войну, не пройдет и недели, как леди Честер сдаст свои бастионы и выкинет белый флаг.

Мейбри стал двадцать первым в списке потенциальных жертв Квентина.

Но Высший лондонский свет был прав в одном – герцог Сеймур проявлял очень большой интерес к племяннице графа Шрусбери – леди Вайолет Честер.
Он наносил визиты в дом графа, сопровождал графиню Шрусбери и леди Честер на прогулках, много времени проводил в обществе леди Честер на балах и приемах, стоял за спинкой её кресла во время бесед, и однажды все семейство Шрусбери видели в королевской ложе театра. При чем, герцог Сомерсет весело смеялся замечаниям леди Честер, которые она делала, склонившись к герцогу так низко, что её локоны касались камзола Его Светлости.

Одним погожим утром Квентин вызвал в кабинет своего поверенного:

- Мистер Коннорс, мне нужны сведения о племяннице графа Шрусбери – леди Вайолет Честер. Вы знаете, о чем идет речь, поэтому я надеюсь на Вас. У Вас времени до конца месяца, проверка должна быть тщательной.

И начался личный кошмар Квентина. Кошмар ожидания.
Для себя Квентин уже давно все решил. Он не откажется от Вайолет ни при каких обстоятельствах. Проще было отказаться от титула, чем от нее. Если окажется, что граф Шрусбери сработал нечисто, Квентин заберет Вайолет, и они уедут. Все равно куда. Хотя бы в Новый свет. Он богат, он не глуп. Поэтому обеспечить ей жизнь, какой она достойна, Квентин сумеет.
Но он хотел дать ей не только богатство, он хотел дать ей титул. Вайолет была настоящей герцогиней. Она, как никто другой, была достойна носить титул его предков. Не смотря на свое весьма сомнительное прошлое, Вайолет обладала чувством собственного достоинства и врожденной гордостью. Ни спесью, ни чванством, а именно врожденной гордостью настоящей аристократки.
Весь этот месяц, Квентин продолжал ухаживать за Вайолет. Свет был сбит с толку. Герцог Сомерсет до сих пор оказывает знаки внимания леди Честер? Это значило одно из двух: либо Сомерсет влюбился, либо она отказалась быть его любовницей. Второе предположение было намного пикантнее и правдоподобнее первого. И Вайолет заслужила уважение той половины света, которая считала, что Сомерсета давно пора «поставить на место». Квентин видел, что Вайолет обзавелась приятельницами, которые весьма неодобрительно смотрели на него, когда он пытался подойти к ней. На очередном балу леди Лаура Марлоу, вздернув острый нос, взяла Вайолет под руку и, дождавшись, когда Квентин подойдет к ним, с вызовом сказала:

- Пойдемте к камину, дорогая, не думаю, что тут подходящая для приличных девушек компания.

Если бы леди Марлоу не была женщиной, она бы стала двадцать второй в списке Квентина. А пока ему пришлось смотреть, как она уводит от него Вайолет, а потом устроить настоящую охоту, подстерегая, когда леди Марлоу отвлечется и отпустит руку Вайолет. Уловив момент, он быстро вытащил Вайолет на балкон и, спрятав за колонну, жадно прильнул к её губам. Он целовал её так, чтобы она и думать забыла о том, что он не подходящая для нее компания. Он был жаден и груб до такой степени, что сломал её веер. Хруст ломающихся пластин веера привел Квентина в чувство, и он отпустил Вайолет. Но ему весьма польстило, что девушка приходила в себя немного дольше, чем он. Она была такой прелестной в этот момент – вздымающаяся грудь, румянец во всю щеку, полузакрытые глаза, припухшие губы чуть приоткрыты и видна влажная полоска зубов. Квентину пришлось завязать свою волю в тугой узел, чтобы не наплевать на всех, вытащить её из дома, закинуть в карету и увезти в Уилтшир. Специальное разрешение на брак - и она принадлежит ему! Но он держал себя ради нее. Она была достойна большего, чем поспешный брак, пусть даже и с герцогом.

Мистер Коннорс объявился с опозданием в один день. Поклонившись, он торжественно положил на стол перед Квентином тоненькую черную папку. Квентин, ничем не выдавая своего волнения и, наверное, даже страха, раскрыл её и посмотрел на несколько листов исписанной плотной бумаги. Первый лист содержал в себе сведения о рождении Вайолет Элизабет Марии Честер. Родилась и крещена тогда-то, о чем в книге приходской церкви такого-то прихода сделана соответствующая запись.

- Она родилась в Ирландии? – машинально переспросил Квентин.
- Так и есть, Ваша Светлость. В Ирландии. Вот извольте посмотреть, сведения о родителях. Отец – Брэндон Честер – младший брат графа Шрусбери, в таком-то году женился на леди Мэйди Эирин о’Салливан. По свидетельству соседей, девушка была прекрасна: белая кожа и огненно-рыжие волосы. Но кроме своей красоты, она принесла своему мужу титул.

Квентин удивленно вздернул брови:

- Честер женился, чтобы получить титул?

Коннорс снисходительно усмехнулся:

- Так точно, Ваша Светлость. Брэндон Честер в результате брака получил ирландский титул графа. К сожалению, леди Вайолет их единственная дочь. Сына в этом браке не было.

Квентин внимательно ознакомился с объяснением некоего достопочтенного Барри о‘Байенна, где тот подробно описывал внешность Брэндона Честера, Мэйди Честер и их единственной дочери Вайолет.

- Леди Честер похожа на мать, – отметил Квентин.
- Так точно, Ваша Светлость. Я разговаривал с несколькими соседями, все отмечают необыкновенное сходство девочки и матери. Девочка была здоровой, практически ничем не болела. До одиннадцати лет получала домашнее образование. Честеры жили очень скромно в силу стесненных финансовых обстоятельств и почти никуда не выезжали. Когда девочке исполнилось одиннадцать, леди Честер тяжело заболела и слегла. Девочку отдали в монастырскую школу. Она навещала родителей два раза в год. По свидетельству сестры Агаты, девочка отличалась прилежанием, была послушна. Особенных успехов достигла в вышивании покровов на святой алтарь. Леди Честер умерла, когда девочке было пятнадцать лет. По настоянию лорда Честера, Вайолет продолжила обучение в монастыре. В семнадцать лет, она покинула монастырь и вернулась домой. Три года она вела хозяйство, присматривала за отцом, который к тому времени был уже не здоров, его мучали сильные боли в ногах и он был недвижим. По хозяйству ей помогали экономка Пегги Мёрфи и её брат Пит Мёрфи, который работал у них конюхом, садовником и Бог знает кем еще. Свидетельства обеих Мёрфи прилагаются.

Квентин машинально брал передаваемые ему листы бумаги и вчитывался в написанные строки «… аккуратная … скромная … любила читать книги … не пропустила ни одной исповеди …»

- Позвольте продолжить, Ваша Светлость?

Квентин кивнул и тут же к нему в руки лег еще один лист бумаги:

- Честер умер, когда его дочери исполнилось двадцать. Её некому было вывозить в свет, поэтому к двадцати годам она не получила ни одного предложения о браке и не обзавелась ни единым поклонником. После смерти отца, её забрал к себе граф Шрусбери. Она прожила в поместье графа один год, так как она носила траур, то не могла выезжать в свет. По окончании года за ней прислала её тетка графиня д’ Орьё – старшая сестра графа Шрусбери. Надо сказать, графиня была … хм … не особо добра к девушке, держала девушку за бедную родственницу, попрекала, третировала и отказывала ей в самой малости. Вот посмотрите, это объяснение взято мною с компаньонки графини д’ Орьё – мадемуазель Полин ле Корбюзье. Вот тут снизу, если Ваша Светлость обратили внимание, есть описание девушки: рыжие волосы, белая кожа, синие глаза, очень красива. Мадемуазель ле Корбюзье сказала мне, что красота девушки не давала графине покоя и стала для девушки сущим наказанием. Графиня умерла четыре месяца назад, и девушка была вынуждена вернуться к графу Шрусбери, так как других родственников у нее нет. Граф решил попытаться выдать девушку замуж и вывел её в свет. Это все, что мне удалось узнать о леди Честер, Ваша Светлость.

Квентин покусал губу изнутри, чтобы мистер Коннорс не услышал вздох облегчения, готовый сорваться с губ Квентина. Как можно спокойнее он спросил:

- Граф Шрусбери единственный родственник леди Честер?
- Да, Ваша Светлость
- Тогда с начала следующего месяца Вы, Коннорс, начнете переговоры с графом Шрусбери о заключении брачного союза между мною и леди Честер. Все, как обычно. Но размер приданного и дату венчания я буду оговаривать с графом Шрусбери лично. Выясните согласие графа на этот брак и доложите мне об этом немедленно.

Мистер Коннорс поклонившись, вышел из кабинета, а Квентин подкинул папку вверх, поймал её и снова подкинул. Все получилось! Остальное – дело времени. Квентин даже не сомневался в том, что Шрусбери даст свое согласие на этот брак.
Неделю спустя, Квентин входил в городской дом графа Шрусбери. Дворецкий, низко кланяясь, забрал плащ и шляпу Квентина, и проводил его в кабинет графа.
Разговор не занял долго времени. Спустя четверть часа, Квентин встал и попросил у графа позволения поговорить с леди Честер наедине этим утром.
Спустя еще пять минут в сопровождении графа он входил в малую гостиную, где сидели за вышиванием графиня Шрусбери и леди Честер. Юный Артур играл у их ног.
Увидев Квентина, женщины присели в реверансе, а будущий граф Шрусбери поднялся на ноги и низко поклонился. Квентин поприветствовал женщин, поинтересовался успехами Артура и граф увел свое семейство из комнаты.
Квентин посмотрел на Вайолет, заложил руки за спину и отошел к окну. Вайолет сидела в кресле прямо, сложив руки на коленях и тоже молчала.

- Леди Честер, - Квентин поморщился от торжественности своего тона. Немного помолчал, затем продолжил уже более мягче, - Вайолет, думаю, что для Вас не секрет, о чем я хочу говорить?

Она подняла на него глаза и кивнула. Если бы она с некоторой нервозностью не сжимала в руках кружевной платок, то Квентин счел бы её равнодушной к происходящему. Но, видя, как побелели костяшки её пальцев, он понял, что девушка волнуется. Он подошел к ней и, глядя сверху вниз на её склоненную голову, спросил, тоже заметно волнуясь:

- Согласны ли Вы, Вайолет Честер, стать моей женой?
- Да

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:

- Я согласна.

Квентин протянул руку и она встала, касаясь его ног своими юбками. Он нежно поднял её лицо за подбородок и легко прикоснулся губами к её губам.

- Я клянусь, что Вы не пожалеете о своем решении, Вайолет.

Он взял её руку и надел на палец простое золотое колечко, сделанное по его заказу специально для этого дня. Кольцо легко скользнуло на палец, и они оба посмотрели на него и на её руку, так доверчиво лежащую в руке Квентина. Он поднес эту маленькую изящную руку к своим губам и поцеловал сначала её, потом пальчик с кольцом.

- Сегодня вечером будет официально объявлено о нашей помолвке, свадьба назначена на 30 марта. Весну Вы будете встречать уже в Уилтшире, Вайолет.

Квентин еще раз слегка коснулся её губ и вышел.

Все завертелось в праздничной круговерти, начиная с того момента, когда вечером герцогиня Сомерсет объявила почти тремстам гостям о помолвке её сына герцога Сомерсет и леди Честер. Квентин и Вайолет снова открыли бал, а потом принимали многочисленные поздравления. На другой день Вайолет была представлена Его Величеству, как будущая герцогиня Сомерсет. Его Величество слишком много времени уделил его невесте и стал бы двадцать вторым в списке Квентина, если бы Её Величество не была столь добра, что попросила Вайолет принести ей чашечку чая.
Многочисленные кузины наводнили дом, принося последние новости и унося в свет новые. Естественно, основной новостью было то, что Вайолет Честер своим отказом довела герцога Сомерсет до такого состояния, что он женится на ней, лишь бы затащить её в постель. В дом графа Шрусбери потянулись многочисленные визитеры. Матушка и кузины составляли списки приглашенных на свадьбу, бегали по лавкам и портнихам, на свет извлекались праздничные сервизы, серебро, дом начищали от подвалов до крыши. Квентин только успевал подписывать счета.
Март наступил очень быстро. И вот уже герцог Сомерсет, тщательно одетый и немного взъерошенный, смотрел, как по церковному проходу к алтарю идет Вайолет в ослепительно белом платье, отделанном серебристым кружевом, и концы длинного нежно-голубого пояса волнующе колышутся при каждом её шаге.
Квентин взглянул на переднюю скамью, где сидел граф Шрусбери и они кивнули друг другу – все было сделано, как положено. Только три человека в этой церкви знали, кто такая Вайолет Честер на самом деле: Квентин, Шрусбери и его жена. Но граф поручился за молчание своей жены. А Квентин верил слову графа.
Сразу же после окончания праздничного бала, Квентин посадил свою жену в карету, приказав всем не появляться в Уилтшире в ближайшие два месяца. Герцог и герцогиня Сомерсет отбыли из Лондона.
Квентин был счастлив. По-настоящему счастлив, как мальчишка. Он обожал свою жену. Боготворил её.
Они много гуляли и катались верхом. Квентин показал ей свое поместье, очень надеясь, что она полюбит этот старый дом, как он любил его. Он осыпал её драгоценностями и поцелуями, хватал её в охапку и кружил, кружил, просто так от избытка чувств, от полноты своей любви к этой единственной для него женщине. Он любил в ней все: её улыбку, и досадливую складочку на переносице, её ресницы, каждое её движение. Он полюбил утренние чаепития в её будуаре, когда их никто не беспокоил, и она, бесконечно милая в утреннем домашнем платье, наливала ему чай, а он читал ей колонку светских новостей. И они оба смеялись, выделяя особо нелепую новость. Он любил обеды, когда она одетая в вечернее платье, сверкая бриллиантами, сидела напротив него за столом, и они беседовали на разные темы. Вайолет была очень умна, начитанна и много знала. Они рассуждали о вопросах внешней и внутренней политики разных стран, обсуждали текущие законопроекты. Вайолет проявляла потрясающую осведомленность в этих вопросах и была очень тактична и ненавязчива в своем мнении.
Их ночи превратились в настоящий праздник, в фейерверк чувственности и страсти. Он сходил с ума от её запаха, от её объятий, от красоты её тела. Каждую ночь он спал в её постели, обнимая её, прижимаясь к ней во сне. Он учил её доставлять удовольствие ему и сам учился у нее. Она была еще прекрасней в страсти. От её знаменитой сдержанности не оставалось и следа, как только Квентин задувал свечи.
Он обожал минуты её пробуждения, когда её веки начинали чуть подрагивать, когда она сильнее прижималась щекой к подушке. Он не мог налюбоваться на нее, и нежно целовал её губы, кончик носа и глаза. Она закидывала руки ему на плечи и прижималась лицом к его плечу. Она была в такие моменты бесконечно доверчивой и уязвимой, что у Квентина перехватывало дыхание от любви и нежности к ней.
Он любил свою жену и не собирался ни от кого скрывать это. Тем более, от самой Вайолет.
Два месяца пролетели, как один день. И вот уже от матушки пришло письмо, срочно вызывающее их в Лондон.
Стоя перед Вайолет, Квентин поправил выбившийся из её прически локон:

- Ты прекрасна.

Она улыбнулась ему и они услышали голос дворецкого графа Мальборо:

- Герцог и герцогиня Сомерсет.

Тонкие пальчики легли на рукав его камзола. Квентин и Вайолет вошли в большую, залитую светом сотнями свечей, залу. Все присутствующие женщины присели перед ними в реверансе, все мужчины склонили головы. Они приветствовали герцога Сомерсет и его жену – леди Вайолет Сеймур, герцогиню Сомерсет.
***
Год спустя.

Вайолет была беременна. Они жили в Уилтшире вместе с его матушкой вдовствующей герцогиней Сомерсет, когда пришло письмо, сообщающее о смерти графини Шрусбери. Квентин был очень внимателен к Вайолет. Она погрустила о смерти мачехи, и все забылось.
У них были иные поводы для волнений – предстоящие роды Вайолет.
Не смотря на все возражения Вайолет, Квентин приказал доктору безвыездно находиться при герцогине и докладывать лично ему обо всех переменах в состоянии её здоровья.
Доктор уверял, что герцогиня здорова. Квентин не верил ни ему, ни Вайолет и доставал её своей чрезмерной заботой. Вокруг нее вечно суетились горничные, лакеи, вся прислуга стояла вытянувшись, готовая принять герцогиню в свои мягкие объятия, вздумай последняя упасть.
Вайолет возражала, Квентин ничего не хотел слушать.
Осенним дождливым вечером, когда Квентин настоял, чтобы Вайолет легла в постель, и сам дописывал последнее письмо, чтобы после присоединиться к своей жене, дворецкий доложил о прибытии нарочного с письмом от графа Шрусбери. В письме граф Шрусбери просил Квентина, не откладывая, приехать по очень важному делу. Квентин насторожился. Решив не беспокоить Вайолет, он быстро собрался, велев через час доложить герцогине, что он отбыл в Лондон по важному, не требующему отлагательств делу.

Шрусбери был в плохом состоянии. Та же болезнь, что унесла жизнь его жены, сейчас отсчитывала последние часы жизни графа. Квентин тихо подошел к постели умирающего. Надрывный кашель и хрипы, с каждым вздохом вырывающиеся из груди графа, тонкая струйка крови из уголка губ, все это производило очень тягостное впечатление:

- Сомерсет, – Граф заметил Квентина, - Как видите, я умираю. Поэтому, у меня мало времени и последняя просьба к Вам. Своим последним распоряжением я назначил Вас опекуном моего сына Артура.

Квентин застыл на месте и нахмурился, пытаясь быстро сообразить, чем это может обернуться для Вайолет. Шрусбери попытался приподняться. У него не получилось. Сделав рывок, он снова упал на подушки, хрипы и кашель стали интенсивнее, кровь быстрее побежала из уголка его губ:

- Теперь Вы за него в ответе, Сомерсет. Я вижу, как Вы любите мою дочь ... Вы не сможете сделать ей больно.

И уже тише, успокаиваясь, закрывая глаза:

- Не навреди им, Сомерсет … Береги их …

Квентину пришлось задержаться. После похорон графа, он ждал, пока поверенный оформит бумаги. Потом забрал Артура из школы. Он решил, что так мальчику лучше будет пережить вести о смерти отца.
Спустя неделю, вечером он вернулся в Уилтшир. Вайолет и его матушка сидели в гостиной за шитьем, когда Квентин и Артур вошли в комнату.
Увидев их, Вайолет встала. Не нужно было слов, она все поняла и без них. Только в одном случае Артур мог находиться здесь. Она качнулась и закрыла рот рукой. Квентин в два шага преодолел расстояние между ними и подхватил Вайолет. Он прижал её к себе, успокаивающе гладя по спине:

- Боюсь, я привез Вам плохие новости, дорогая. Ваш дядя умер. Последней своей волей он назначил меня опекуном юного графа Шрусбери.

Вайолет взяла себя в руки. Её глаза были сухи и лихорадочно блестели. Она отстранилась от Квентина и посмотрела на Артура. Они были необыкновенно похожи.
Квентин подошел к мальчику:

- Сейчас Вам покажут комнату, которая будет Вашей, и затем мы будем ужинать.

Глаза Артура были сухи и лихорадочно блестели. Он тоже услышал вести о смерти человека, которого считал своим отцом.
Скинув плащ, Квентин подошел к Вайолет и, взяв её за руку, повел за собой в их спальню. Ему не нравилось её состояние - она не плакала. Это был плохой знак. Квентин посадил Вайолет к себе на колени и достал из кармана маленькую деревянную шкатулку:

- Это принадлежало Вашей матери. Граф Шрусбери отдал это мне, чтобы я передал Вам. Все драгоценности графов Шрусбери будут принадлежать жене Артура, но это принадлежит только Вам.

Он смотрел, как дрожащими руками Вайолет открыла маленькую шкатулку. В ней лежали два гребня, жемчужное ожерелье, и маленькая брошь. В одном из гребней вился длинный золотой волос.
И Вайолет заплакала. Квентин не позволил ей уйти, и она выплакивала свое горе на его плече. А он, бездумно глядя в темноту угла, гладил её по спине, давая ей время прийти в себя. Выплакав все слезы, Вайолет затихла, уткнувшись в него.
Квентин отнес её на кровать, дернул колокольчик, вызывая её горничную. Он не спал всю ночь, обнимая свою жену и чувствуя, что она тоже не спит. Она прощалась со своими родителями. Он хотел быть рядом с ней в её горе.

Но теперь у них был Артур …
Мальчик оказался замкнут, в нем проскальзывали высокомерие и злость. Он не хотел никого слушать, не хотел слушаться. Он отказывался есть.
Вайолет и Квентину пришлось приложить ни мало усилий, чтобы мальчик пришел в себя. Было принято решение пока не отправлять его в школу. Вайолет не отходила от мальчика ни на шаг. Она проявляла чудеса выдержки и терпения. Квентину порой хотелось выпороть несносного мальчишку, но он боялся огорчить Вайолет. На помощь Вайолет пришла вдовствующая герцогиня. Через два месяца Артур вдруг стал обычным двенадцатилетним мальчиком, очень воспитанным, выдержанным и в меру шаловливым.
И вот сейчас они вдвоем мерили шагами кабинет Квентина, потому что их выгнали с верхнего этажа.
У Вайолет начались роды, у Квентина - долгие часы ожидания.
Юный Честер теперь решил подражать ему во всем и сейчас они на пару шагали туда-сюда перед глазами вдовствующей герцогини. Она терпела некоторое время, потом опустила шитье на колени и спокойно приказала им обоим сесть.
Они синхронно сели на диванчик. Посидев несколько минут, также синхронно встали и снова начали шагать туда-сюда.
Раздался крик Вайолет и Квентин замер, не в силах шевельнуться от ужаса.
Мальчик пребывал в таком же ужасе:

- Умирает? – прошептал он.
- Господи! – вдовствующая герцогиня уронила шитье на пол. - С вами же никакого терпения не хватит!

Но Квентин не слышал уже слов своей матери, рывком открыв двери, он выскочил из кабинета и понесся вверх по лестнице.
Около двери в парадную спальню, его остановила горничная Вайолет:

- Ваша Светлость, еще немного и Её Светлость будет готова принять Вас. Пока еще не стоит входить.

Квентин прислонился пылающим лбом к двери, из-за которой вдруг донесся тонкий писк ребенка. Потом послышались голоса, какая-то возня, голос Вайолет …
Через некоторое время доктор вышел из комнаты и увидел Квентина:

- Вы уже здесь, Ваша Светлость? Можете зайти, Её Светлость ждет Вас.

Квентин зашел в комнату. Вайолет сидела на кровати, утопая в подушках, и держала на руках маленький белый сверток. Около кровати стояла Трейси – горничная Вайолет и перевязывала её волосы розовой лентой. Увидев Квентина, она присела и вышла из комнаты.
Квентин подошел к кровати и Вайолет подняла на него глаза. Квентин вглядывался в её лицо, но кроме усталости ничего не видел. Усталость и печаль.

- Что с Вами, Вайолет?
- Боюсь, я разочарую Вас, милорд, - Вайолет указала на сверток в своих руках. Немного помолчав, она продолжила. - Это девочка.

- Девочка? – Квентин все еще не сводил глаз с Вайолет, не понимая, в чем заключается её печаль.

Постепенно до него дошло, что она хотела сказать ему, и он взглянул на сверток в её руках. Маленькое сморщенное личико, бессмысленный взгляд мутных глаз и крошечные пальчики, вцепившиеся в край пеленки.

- Ваша дочь прекрасна, дорогая. – Квентин не имел ни малейшего представления, что принято говорить в таких случаях.
- Наша дочь, - в голосе Вайолет послышалась сталь.

Квентин не мог отвести взгляда от крошечной малышки, которую Вайолет прижимала к своей груди. Малышка притихла, потом закрутила головой и стала тыкаться личиком в грудь Вайолет.
Потянув рубашку вниз, Вайолет обнажила грудь и приложила к ней малышку. Квентин понял, что ему дозволено присутствовать при некоем таинстве. Он вдруг почувствовал себя чужим, и внутри него стала подниматься ревность к этому маленькому существу, забиравшему у него внимание Вайолет.

- Посмотри, Квентин, - вдруг сказала Вайолет. – Иди сюда и посмотри.

Он присел на край кровати и стал смотреть, как губы малышки плотно обхватили сосок и маленькая ладошка лежит на груди Вайолет, как нежно шевелятся малюсенькие пальчики. Квентину захотелось погладить эту маленькую ладошку и он, протянув к ней палец, нежно погладил пальчики и розовые ноготки. Вайолет взяла ручку малышки и положила её на палец Квентина, и малышка сразу сжала свои пальчики вокруг его пальца. Маленький человечек, жадно сосущий грудь Вайолет и крепко держащий палец Квентина, будто стал связующим звеном и чем-то очень важным в их жизни, привнес в нее полноту и законченность.
Вайолет откинула голову ему на плечо, Квентин прижался губами к её шее, теперь уже с нежностью, глядя на малышку …

- Наша дочь прекрасна, Вайолет, – прошептал он
- Значит, ты не сердишься, что это не мальчик?
- Нет. Мальчик будет следующий. А как мы назовем малышку?

Вайолет помолчала:

- София. Мы назовем её София.

Квентин смотрел, как малышка заснула, как влажно блестевший сосок выскользнул из её губ, как Вайолет чуть приподнимает малышку. Он успел поцеловать маленькую щечку:

- Леди София Сеймур, старшая дочь герцога и герцогини Сомерсет, - сказал он.- А сейчас отдохните, дорогая. Я должен сообщить Вашему … Артуру, что у него родилась ... племянница. Мальчик беспокоился о Вас.

Вайолет кивнула и протянула девочку Квентину. Он взял сопящий сверток и аккуратно уложил малышку в стоящую рядом колыбель. Несколько минут он смотрел на свою дочь, затем пошел к двери.

- Я люблю тебя, Квентин.

Он уже открыл двери, когда до него донеслись слова Вайолет. Квентин повернулся, заглянул в её глаза, прочел там то, что она только что сказала ему.

- Я люблю тебя, Вайолет …

о нечисти, с которой людям, якобы, уже доводилось сталкиваться на землях графства. Одной из самых часто рассказываемых баек была о девонширском дьяволе. Страшном горбатом существе с копытами вместо ступней, останавливающем путников и обманом крадущим их души. Тех же, кто не поддавался его уговорам и хитростям, он убивал и утаскивал на болота, так что человек тот просто пропадал с лица земли. Говорили также и о жутком животном, похожем то ли на огромного чёрного волка, то ли на невероятных размеров собаку, сжирающем свои жертвы заживо. Рассказывали и о кровавых жертвоприношениях, совершаемых в чаще леса на плоском камне, на котором с незапамятных времён чья-то рука оставила таинственные, не читаемые письмена. Траэрн не верил в потусторонние силы, но понимал, что среди людей найдутся существа и похуже, чем те, что описывали людские предания.
Он так никогда и не узнал, что случилось с Закери в те злополучные пять недель, когда тот пропал. Что так разрушительно подействовало на его нервную систему, шокировало до самой глубины сознания, что даже привело к сумасшествию. Закери, его когда-то неунывающий младший братишка, потеряв рассудок, непостижимым образом умудрился объединить в себе всё худшее, о чём гласили местные легенды.
В тот день, пять лет назад, когда он нашёл Зака в одной из пещер на побережье и понял, что тот сошёл с ума, Траэрн знал, что должен убить брата. На карту было поставлено слишком много. Если станет известно о сумасшедшем в их семье – Эксетеров начнут сторониться. Страх и косые взгляды станут постоянными спутниками представителей их фамилии, позорный факт несмываемым пятном ляжет на них и род будет обречён на угасание. Этого нельзя допустить! Плюс к этому, Закери стал опасен для окружающих. Один из рыбаков, переминаясь с ноги на ногу, предложил Его Светлости уехать и забыть всё как страшный сон, обещая что всё сделает быстро, бесноватый даже и испугаться-то не успеет. И Траэрну стало страшно. Страшно за своё будущее, страшно из-за утерянного братом разума, страшно за жизнь Закери и страшно приказать оборвать её. Он так долго искал его, надеялся... Эксетер пристально вглядывался в обросшее, грязное лицо, пытаясь разглядеть своего брата и самого близкого друга, с которым они делили детскую и классные комнаты, вместе придумывали проказы, учились и познавали взрослый мир. Закери очень любил его и пытался подражать старшему брату во всём, Траэрн понимал это и часто поддразнивал братишку, но и всегда был первым, кто вставал на его защиту. Зак был неотъемлемой частью его жизни и присутствовал во всех светлых воспоминаниях детства и юности. И теперь приказать этому грубому мужику убить Закери казалось ему предательством. Траэрн смотрел на какое-то отребье, которое просто не могло быть его братом! Но являлось им. Эксетер отрицательно помотал головой, взял из рук рыбака нож, который тот, вероятно, использовал для разделки рыбы, и шагнул к бьющемуся в путах пленнику. Он должен был высказать брату уважение и сделать это сам. Он должен был ему хотя бы эту малость.
Траэрн сел рядом с ним на корточки, то ли надеясь на чудо, то ли пытаясь хоть немного оттянуть неизбежное. Нож в его руке дрожал, а глаза застилали слёзы. Словно предчувствуя, Зак задёргался сильнее, пытаясь разорвать верёвки. Из его горла вырвалось глухое рычание, перешедшее в тоскливый, душераздирающий полустон-полувой. Безумно мечущийся взгляд на короткое мгновение задержался на лице Траэрна и ему показалось, что в этот момент он увидел в таких родных глазах брата проблеск узнавания. Нож с глухим стуком упал на каменный пол. Траэрн закрыл лицо руками, с силой зарываясь пальцами в волосы. Он не мог. Не мог убить брата, человека, которого любил на протяжении двадцати двух лет.
В тот момент отчаяния и глухой безвыходности, он принял решение, о котором в последствии сожалел бессчётное количество раз.

Паудерхэм-холл – родовое гнездо Эксетеров – окружали обширные земли. На их объезд не хватало даже целого дня. Поля, леса, часть побережья, деревня – всё это менялось и в тоже время оставалось неизменным на протяжении веков. Почти каждый новый носитель титула, что-то менял в архитектуре дома, планировке парка, благоустройстве арендаторов и крестьян, но были и вещи до которых не доходили руки или же просто не было никому дела. Так в отдалённом уголке леса, более века назад, прадед Траэрна приказал построить дом. Теперь он считался охотничьим, но тогда был построен с, явно, другими целями. Дом был добротным, каменным и достаточно большим, чтобы вместить семью из четырёх-пяти человек. Траэрн был склонен согласиться с мнением, что дом был построен для любовницы прадеда – это объясняло комфортабельность жилища, а также его удалённость от главного дома. Но шли годы, а дом больше не использовали. Лес плотнее обступил здание, а тропа к нему заросла.
Оглушив Закери, чтобы он не привлекал к себе внимание, Траэрн с помощью рыбаков отвёз брата в дом в лесу. Он щедро заплатил мужчинам за молчание, а один из них, недавно овдовевший, предложил Его Светлости помогать с полоумным. Чуть позже в помощь ему Эксетер нанял ещё одного дюжего, не разговорчивого парня.
Существование Закери трудно было назвать жизнью. Надежды Траэрна на то, что при необходимом уходе и обретя крышу и покой, брат снова придёт в себя не оправдались. Закери вёл себя как животное. Ел с пола, спал на нём же, часами смотрел на узкое зарешеченное окно, царапал ногтями стену и издавал какие-то звуки. Он не давал себя мыть и подстригать, рвал на себе одежду. При появлении людей он свирепел и начинал кидаться, крушить мебель, раня себя и стремясь убить «гостя». И вскоре они убрали из комнаты всё, кроме подстилки для сна и пары крепких стульев. Печальное зрелище, тяжёлая участь... разрешить которую Траэрну мешали редкие моменты затишья, в которые что-то мелькало в глазах Закери, что-то, что не давало Эксетеру поставить точку в никчёмной жизни брата.
Спустя чуть больше года Закери первый раз сбежал. Воспользовавшись тем, что Джон замешкался, а Гари ушёл в деревню, Зак оглушил своего охранника и бежал.
Траэрн был в это время в поместье, но доложил о случившемся очнувшийся Джон, ему только через несколько часов, когда уже смеркалось. О том, чтобы привлечь к поискам большее количество людей не могло быть и речи, и они втроём, в быстро наступающей темноте, принялись прочёсывать округу.
Траэрну очень хотелось, чтобы то, что он увидел той ночью, было жутким сном. Кошмаром, который бы рассеялся с наступлением утра. Но, к сожалению, судьба не была к нему столь милостива.
Они нашли Закери уже далеко за полночь. О его местонахождении им подсказал вой. Жуткий, заставляющий застывать кровь в венах. Он не был похож на вой животного, а казалось бы шёл из недр самого ада. Эксетер понял, что произошло что-то ужасное ещё до того, как ступил на крохотную лесную прогалину.
Зак ползал на корячках вокруг неподвижного, обнажённого тела и страшно выл. Почему-то его вой напоминал Траэрну жуткое подобие произносимого нараспев молебна, но эта мысль была забыта, как только из-за тучи выглянула луна и осветила труп. О том, что это была женщина можно было догадаться, но как она выглядела при жизни и была ли молода... он не знал. У неё не было ушей, губы были оторваны, являя взгляду обнажённые дёсна и зубы, а в ночное небо таращились пустые глазницы. Её ноги были сжаты и полусогнуты, пальцы с обломанными ногтями впивались глубоко в землю, а застывшее в болезненной позе тело, выдавало борьбу и муку, которые она перенесла перед смертью. Её груди были разрезаны, соски удалены, живот вспорот. Внутренние органы выбивались наружу, как будто кто-то в них копошился. Зак прекратил своё движение вокруг тела, запустил пятерню в её нутро и потянул ко рту какой-то из органов, но вдруг резко замер и повернулся в их направлении. Его глаза на перепачканном грязью и кровью лице загорелись, а руки стали шарить по земле в поисках ножа, который он взял, убегая из дома. Медлить было нельзя. Они окружили его и напали с трёх сторон. А после того, как он снова оказался под замком, вернулись и закопали тело.
Этот кошмар преследовал Траэрна много месяцев подряд и тогда он зарёкся жениться, боясь подвергать опасности женщину, которую будет называть своей женой.
Зак убегал ещё несколько раз, становясь всё изощрённее, опаснее и по Девону вновь поползли слухи о девонширском дьяволе, крадущем девиц.
И вот теперь всё кончено. Последняя вылазка Зака оказалась для него роковой. Он подошёл слишком близко к деревне, утратил бдительность. Из корявых, с кучей ошибок, каракуль Гари, Траэрн понял, что крики девушки услышал какой-то крестьянин. Он прибежал с поля и заколол «дьявола» вилами. Судя по всему это произошло больше месяца назад, возможно даже через несколько дней после его – Траэрна – свадьбы. Он снова поднял листок повыше к свету свечи. Гари уверял, что они хитро обвели крестьянина и смогли унести тело Закери. Ночью они с Джоном отнесли его в семейный склеп Эксетеров и Зак занял место под своей могильной плитой, а крестьянин рассказывает в каждые раскрытые уши, что дьявол просто растворился в воздухе.