Архитектура Страха

Ремо почувствовала, как с появлением Алхимика старые мощные стены замка ожили, зазвенели, напряглись, словно приготовились к осаде.

- Не правда ли, какая неожиданность, - улыбнулся Ремо. – Мы с вами незнакомы, но нас явно тянуло друг к другу. Сквозь все преграды и расстояния. И вот мы здесь.
Он чуть наклонился к ней, вдыхая тонкий аромат каких-то изысканных духов и ее собственный, завораживающий, соблазнительный, ни с каким другим не сравнимый запах. Скользнул взглядом по безупречной коже, алым губам, на которых играла непринужденная улыбка.
До чего хороша. Без всяких "но".

- Мадам Дюпре, - удовлетворенно повторил он. Качнул головой в учтивом приветствии, продолжая разглядывать своего очаровательного антагониста. – С вашим появлением это место заиграло мириадами огней. И то ли еще будет.
Взял мягкую гладкую ручку мадам Дюпре, поднес к губам и запечатлел на ней поцелуй, задержавшись чуть дольше дозволенного.

- Как вы проницательны, мадам! – воскликнул Ди Кьезо. – Именно на «и». И, конечно же, Италия. Так что, я не напугал вас предложением прокатиться со мной верхом?

- Хочу заметить, мадам, что для меня истинный праздник начался с вашим появлением, - проговорил Ремо, предлагая мадам Дюпре руку и направляясь с ней к выходу. – Что касается того, насколько хороши обитатели замка, то смею вас уверить – они бесподобны. Сами не догадываются насколько, но истинно бесподобны. Скоро и вы убедитесь в этом. Не уверен, что у самих обитателей замка будет возможность оценить себя по достоинству, но мы с вами это сделаем за них.
Он открыл перед ней тяжелые двери, пропуская вперед и добавил:
- Что касается моих предпочтений, то у них практически нет пределов. И прокатиться верхом с первых нот знакомства – это ли не самый лучший способ узнать друг друга чуточку ближе? Предлагаю не просто совместную прогулку по живописным местам, а прогулку в одном седле, так сказать. Зачем нам гонять двух лошадей, если можно ограничиться одним, самым резвым? Да и вам будет безопасней. а мне спокойней. Я пригляжу за вами, чтобы вы не упали, не отстали и не сбились с пути.
Они дошли до недавно отстроенных конюшен лэрда Кэмерона. Чистых и просторных. Ремо попросил конюха подготовить лошадь и под его изумленным взглядом, подсадил в седло легкую и проворную мадам Дюпре, и сам устроился позади нее.
Обняв девушку руками, взялся за поводья.
- Ну-с, мадам, вы готовы отправиться со мной в путь?
Тронув бока скакуна шпорами, направился в сторону пустоши. Всем телом ощущал присутствие ска-имихе, как никогда еще за все свое существование не чувствовал близость противника – настолько живо, настолько остро, столь истинно и неотвратимо.

С тех пор, как не стало моих родителей, пробуждение давалось мне очень тяжело. Во снах я пряталась от реальности, там мы все еще были семьей, любящей друг друга и не знавшей горя утраты. Встав с кровати, я посмотрела на себя в зеркало: в глазах застыли боль и слезы, лицо бледное, а платье безнадежно измято.
- Мати, тебе надо кушать, - звук голоса служанки выдернул из сладкой дымки, заставив вздрогнуть. Повернувшись к ней, я внимательно посмотрела на ее лицо: казалось, за этот месяц она сильно постарела. Ее взгляд был беспокойным, руки не находили себе места. Мы обе находили утешение друг в друге, поддерживая и заботясь.
- Мне их не хватает, - прошептала я, не в силах больше сдерживать свою боль.
- Ох, я знаю, милая, знаю, - Мари подошла и обняла меня, прижимая к себе мое сотрясающееся в рыданиях тело.
Я обхватила ее руками, уткнулась лицом в плечо, стараясь заглушить всхлипывания и заставить себя успокоиться. Но боль решила иначе: она резвилась по моему телу, вызывая агонию. Мне хотелось кричать, рвать все, что было рядом, лишь бы вернуть своих родителей. Но это было невозможно, как не возможно изменить и то, что теперь я осталась одна в этом мире. Ах нет, не одна: у меня будет отчим. Мысль о предстоящей с ним встрече слегка отрезвила меня: надо произвести хорошее впечатление и кто знает, может быть все обернется к лучшему. Воздух раздирал мое напряженное горло, но мне нужно было взять себя в руки.
Постепенно я успокоилась, вытерла слезы и все так же шепотом попросила помочь мне привести себя в порядок.
Из своей спальни я вышла во всем том же, в чем и вошла: черное платье, черная шляпка и мертвенная бледность лица. Поход до лестницы давался мне словно поход на казнь: тело протестовало против каждого шага,желая оказаться в спасительной тишине моей спальни. Взявшись за перила, я считала ступеньки, пока спускалась по лестнице.
Одна, две, три... Сердце ускорило свой ритм, заставляя дышать чаще и не так глубоко.
Четыре, пять, шесть...Десять. Слезы повисли пеленой на моих глазах, полностью лишая возможности видеть что-либо.
Уже очутившись на ровном полу, я вздохнула больше с горечью, чем с облегчением: споткнись я, и все проблемы решились бы: мне не пришлось бы беспокоиться о наследстве, и наша семья воссоединилась бы. Смахнув непрошеные слезы, я медленно прошла до обеденного зала, надеясь на одиночество. Так и было: еще никто не приходил завтракать. Сев на первый попавшийся стул, я покачала слугам, которые собирались обслуживать меня.
- Спасибо, но я бы хотела сделать все сама.
Молча кивнув на это, они отступили, создав для меня иллюзию уединенности. Осмотрев стол, я взяла кусочек хлеба и намазала на него масло, попутно сдобрив все это одинокой слезой, скатившейся по щеке: мама всегда делала мне бутерброды утром, заставляя съедать его любой ценой. Позвякивая чайничком по чашке, я налила себе чая, готовая к завтраку. Вот только мне не хотелось есть: еда вызывала болезненное отвращение. Но не поешь я еще день и обморок мне обеспечен. Зажмурившись, я прошептала:
- За тебя, мама, - как делала это всегда и откусила кусочек, стараясь не разрыдаться.
Покончив с бутербродам, я неожиданно почувствовала легкий голод, что определенно порадует Мари. Наложив себе немного еды, я стала гонять ее по тарелке, изредка кладя чего-нибудь в рот. Пока что я была одна, но долго это продолжаться не могло. Собравшись с силами, я стала ждать людей, которые обязательно придут на самую важную трапезу за день.
_________________

Тонкие иголочки холода насквозь прошили тело, затем разливаясь под кожей приятным теплом. Она любила купаться. Не важно, какой была вода. Теплая ли, прохладная ли или ледяная. Она всегда приносила ей покой и умиротворение. Словно мать. Хотя матушка у Кэри была той еще… женщиной. Но все равно она любила ее несмотря не на что. Как не любить ту, что дала тебе жизнь?
Проплыв немного вперед, остановилась примерно в десятке метров от берега. Выпрямилась, вставая на ноги и вынимая из потайного кармашка мыло. Точнее, это уже было похоже на обмылок, но все же лучше, чем вообще без него. Кусочек пах полевыми цветами с горькой ноткой медового вереска, который Кэри так любила.
Здесь было неглубоко. Вода доставала Кэри примерно по грудь. Зачерпнув горсть воды, Кэри намылила ладони, вначале больше играясь и забавляясь с каплями и пузырями. А после смыла чертовы белила, которые, казалось, прочно въелись под кожу. Провела ладонями по рукам, вымывая белила и из них. Затем принялась и за волосы, бережно перебирая их пальцами и снова откидывая за спину.
Неожиданный звук треснувшей сухой ветки заставил Кэри притихнуть, прислушиваясь. Однажды ей довелось повстречать здесь дикую лису. Кто знает, может быть, она вернулась вновь. Осторожно обернувшись, чтобы снова понаблюдать за животным, Кэри едва не открыла от неожиданности рот, увидев какого-то молодого мужчину, что приближался к тому месту, где она оставила свои немногочисленные пожитки. Сердце быстро забилось от страха, и Кэри зябко поежилась и обняла себя за плечи.
Только сейчас до нее дошло, что она здесь совершенно одна. В мокрой рубахе на голое тело. Посреди лесной глуши, откуда ее крик едва ли долетит до стен замка, вдруг что случись. Кто знает, кто это такой?! Вдруг какой-нибудь разбойник или еще что похуже?! А у нее с собой нет ничего, кроме несчастного обмылка! Кэри в панике принялась соображать, что делать.
Так, главное не паниковать! Чему учила матушка? Нужно смело улыбаться в лицо опасностям. Правда, улыбаться сейчас как-то совсем не хотелось. А потому Кэри лишь гордо вскинула подбородок, наблюдая за чужаком, что посмел нарушить ее покой.
Кэри еще больше опешила, когда тот стал раздеваться, стягивая с себя сапоги, затем сюртук.
Глаза еще шире раскрылись, когда Кэри подумала о том, посмеет ли он снять с себя еще и штаны. Но нет. Слава богам! Хоть штаны не снял. Но зато двинулся в ее сторону, настойчиво продвигаясь вперед.
Кэри сглотнула, делая шаг назад. Она в любую секунду готова была дать деру, но прекрасно понимала, что проклятая длинная рубаха, запутавшись в ногах, просто прикончит ее. И прощай ее мечты.

Кэри вопросительно выгнула бровь, а после прищурилась, глядя в довольно привлекательное лицо, которое с каждым шагом молодого мужчины было все ближе и ближе. Симпатичный, конечно. Но это не дает ему права купаться в ЕЕ озере! Это она нашла его! Это она каждое утро приходит сюда, чтобы отдохнуть душой и телом!
- Хорошо, что сейчас не солнечно, а не то бы испарилась, превращаясь в прозрачную воду, - с вызовом ответила на слова, что были обращены к ней.
Она и в самом деле хотела бы раствориться сию минуту, словно испарившись в воздухе. Потому что боялась, хотя и не показывала вида, заменяя все напускной бравадой. Пусть знает, что ей ни чуточки не страшно!
- Нимфу именно так и зовут - Нимфа. – С какой стати она должна называть ему свое имя? Из вежливости? Еще чего! Кэри была явно не из этой пароды. Хотя матушка всегда учила, что вежливость – лучшее оружие воров. - А я, судя по всему, воочию повстречала келпи*. – и глядя на то, что нахал не собирается останавливаться, так и продолжая двигаться в ее сторону, грозно выкрикнула: - Стой на месте. Не то! - Она зажала в ладони обмылок, надеясь, что незнакомец испугается, принимая мыло за камень. - Не то брошу в тебя камень! Не подходи ближе!
И Кэри снова сделала шаг назад, надеясь, что он послушается ее.

___

*келпи - в шотландской мифологии водяной дух, в образе коня уволакивающий людей в воду

Она решила запечатлеть озеро. Нарисует небо и воды спокойной озерной глади, выделит зеленую траву, которой зарос берег, довольно густой кустарник, скрывающий озеро от любопытных окон восточного крыла замка.
Но ее планы были нарушены.

Незнакомая девушка решила искупаться, не боясь холода, и вскоре к ней присоединился молодой человек.
Беатрис застыла как вкопанная, а в следующую минуту поспешила прочь, чувствуя, как начинают гореть уши, а лицо заливает краска. Она не желала нарушить ничье уединение, впрочем, ее вряд ли заметили.

На одной из аллей она повстречала леди Катрину Макданн. Они не были близко знакомы, всего пару раз пересекались на балах, но слышала о ней Беатрис довольно много. В гостиных о ней шептались, и сведения, которые достигали ушей юной Беатрис, были весьма не лестного характера. Но увидев печальную вдову, прекрасную, как этот осенний день, Беатрис в очередной раз уверилась, как жестоки языки завистников, и что леди Макданн не могла иметь никакого отношения к смерти своего мужа.

Она присела в легком книксене, поймав взгляд красивых задумчивых глаз, и проследовала дальше.
Настроение улетучивалось, как духи из открытого флакона, и Беатрис решила вернуться в замок. Что ж, она может найти зал с фортепиано и поупражняться в музыке, если там никого не будет, или присядет где-нибудь с томиком Скотта, спрятавшись на большом подоконнике за тяжелой шторой.
Хотелось стать частью этого таинственного дома, полного шумных хлопот и радостной суеты.

Подходя к центральному входу, заметила вдруг… Дэнда Броди? Старший брат ее подруги. Она гостила у них несколько лет назад, и осталась довольна. Было хорошо, если только не встречаться с Дэндом, высоким, уверенным, с легкой, слегка ленивой улыбкой. Это ужасно смущало Беатрис, хотелось убежать, только чтобы не попадать под этот пронзительный взгляд, который - она в этом не сомневалась - не имел к ней никакого отношения. Но чувствовать себя маленькой и глупой в его присутствии ужасно не хотелось.

Почему-то именно это она сейчас и почувствовала: что снова маленькая и глупая девочка, на которую можно взглянуть со снисходительной улыбкой, и тут же забыть, отвернувшись.

Расправив плечи, она направилась в холл. Ну уж нет, она приехала сюда отдыхать и наслаждаться, и не позволит себе переживать из-за чьих-либо взглядов… или их отсутствия. Да он и не узнает ее, ведь прошло три года.
_________________

Пустырь

Он взмок, ветер дул в лицо. Тучи снова собирались, как овечье стадо в горах далекого Хайленда. Инвернесс. Родина его матери.
У каждого есть Родина. Но его ощущение Шотландии как своей страны тоже поблекло в последнее время. То ли эти переезды, то ли...
Марк завершил тренировку и решил отнести вещи в фургон, кое-что разобрать там и наконец убраться. Одинокие мужики как свиньи, всегда приговаривала Мойра Брэдиган. Он себя свиньей не считал, но дом на колесах уже пару недель как покрывался пылью. А еще нужно поглядеть, как там Дормаус. Старухе-кобыле не помешает лишняя порция овса или даже морковь.

По пути Брэди вспомнилась первая встреча с тем, кто стал для него почти что вторым отцом.

Дублин, 7 лет назад

- Бей его, бей, ублюдок почти готов!
Крики посетителей отражались от стен старого паба. Марк уклонился от очередного удара противника, едва не угодившего в левую скулу, отпрыгнул, затанцевал по краю круга, стараясь поймать нужный момент. А вот и он.

Брэди сделал обманное движение, увидел, что Лохан открылся и ударил под дых, жестко. В правилах боев это не запрещалось, а такой прием позволял вырубить врага быстро. Бой и так затянулся на недопустимый срок, пора было заканчивать.
Лысый широкоплечий противник взревел и рухнул на колени, хватаясь за живот. Из его рта потекла розовая слюна.
Брэди схватил его за ворот рубашки, склонился, прошептал:
- Не берись за того, кто тебе не по зубам. И больше не трепи языком о своей непобедимости. Единственный непобедимый боец здесь я!

Он нагнулся и запечатлел на потной макушке Лохана унизительный поцелуй. Поплевал туда и пополировал, словно статую. Мужчины вокруг взвыли от гогота, кто-то предлагал победителю бесплатную выпивку.
Марк блеснул зубами, кланяясь и утирая пот с лица и обнаженного торса:
- Спасибо, друзья, спасибо, но не могу. Есть дельце, надо торопиться.
Он оделся. И, расталкивая всех, пошел к выходу. Хозяин паба Даунинг на ходу поймал его за рукав, прошептал что-то.
- Все понял, Джокс. Потом сочтемся, - кивнул Брэди, все так же улыбаясь. Правило актера – а боец и есть актер – никогда не корчить постной мины. Даже если бы он проиграл, все равно бы держал лицо.
Но Неукротимый Брэди не проигрывает. Таков закон. Его закон.

Приехав в Ирландию, он по старой памяти еще некоторое время подворовывал. Не потому, что хотел – дурная привычка вошла в плоть и кровь. Каждый раз, как Марк клал в карман чужой кошелек, он возвращался в детство. Плохо, опасно, но тогда у него еще был дом. Была живая мать и какое-то подобие надежды на будущее. Парадокс.
Потом он взял себя в руки и навсегда зарекся брать что-то чужое, послав в адрес уже умершего папаши множество проклятий.
И Марк перешел на бои без правил. Ирландцы очень любили такое развлечение и хорошо платили чемпионам, которые привлекали в пабы клиентов, к тому же тотализаторы работали без перебоев. За пару лет удалось даже скопить деньжат. Неплохо для бывшего беззубого щенка, верно? Верно.
Его жизнь катилась по одной колее, и она становилась все глубже. А ненависть не утихала, с каждым боем ее, кажется, становилось больше. Он уже дважды переступил черту и серьезно покалечил соперников, пришлось договариваться и выплачивать штрафы.
Марк начинал бояться самого себя. Того, во что он медленно превращался. Мертвец с зубами и когтями. Даже не зверь.

- Молодой человек, я бы хотел с вами поговорить.
Незнакомца звали месье Дюпре, у него были усики, смешливые глаза и толстый животик. И тросточка, с которой он не расставался.
Еще у него было деловое предложение к Брэди. И после того, как боец все выслушал, то попросил время для размышлений.
- Один день, мон ами, - кивнул владелец цирка. – Я вижу ваш потенциал. Вы могли бы стать гораздо большим. Не пушечным мясом, а артистом. Подумайте хорошенько. Вот моя карточка. Цирк расположился за городской чертой, найдете нас легко, весь город оклеен афишами.

Да, Марк нашел их сразу же. Ту афишу он сохранил на память. А с течением времени стал собирать разные вещи, связанные с цирком и жонглерами. Почему-то зачастил к торговцам антиквариатом, стал захаживать в мелкие лавчонки и на «блошиные» рынки.
У каждого свое увлечение. Собирать коллекцию безделушек лучше, чем ломать людям кости и наслаждаться происходящим. Безопаснее.

В фургоне

Марк долго наводил порядок в своей берлоге, выплеснул за порог ведер десять воды, но в итоге его жилище стало напоминать человеческое. Ножи и маску он бережно убрал в сундучок. А из саквояжа достал несколько приобретенных в предыдущем городе вещиц.

Кувшин с жонглером, такая же карта-джокер, чешская марионетка. И парочка забавных лягушек - метатель ножей и его помощница.



Он уложил их глубже, закутав в тряпицы, и усмехнулся. Никому, кроме него, коллекция не нужна. А после смерти ее точно выкинут на помойку.

Брэди угрюмо сдвинул брови: какого рожна? Почему это полезли плохие мысли и с чего вдруг появилось нехорошее предчувствие по поводу шоу?

Надо проветрить голову. Иначе сегодня он точно разрежет самого себя на мелкие куски.

Марк вышел, хлопнул дверью фургона и пошел бродить по пустоши.
_________________

Себастьян поздоровался с хозяином дома, а сам продолжал высматривать в толпе гостей знакомую до боли фигурку. Но она словно исчезла как мираж в пустыне.
"Может и правда показалось?" - успокаивал себя мужчина.
По возвращении из Индии он почти не появлялся в свете, а там куда холил вряд ли можно было встретить Леди Лайонсвуд. И какая ирония, что они встретились здесь.
Себастьян, так и не увидев её среди гостей, вздохнул с облегчением и направился в отведенные маркизу Буше покои. Хорошо хоть немного побыть в тишине и покое, принять горизонтальное положение и выпить эту гадость, что уже приготовил для него Марк. На столе стояла мутноватая жидкость, которая уже не раз помогала ему избежать мучительных головных болей.
Себастьян проглотил лекарство залпом и не дыша, после чего прямо в одежде и в сапогах завалился на кровать и моментально провалился в объятия Морфея. Когда мужчина пришел в себя день уже клонился к закату. Слабое солнце почти не освещало землю. Себ пошевелися и убеддился наверняка что головная боль исчезла без следа.

Поднявшись с кровати, он скинул камзол, расстегнул панталоны и стащил их вслед за сапогами.
- Ваша Светлость! - Марк укоризненно смотрел на него, остановившись в дверях смешной комнаты. - Вы не даете мне отрабатывать мой хлеб.
- Извини Марк, - Себастьян улыбнулся старому слуге. - Я не привык, чтобы со мной нянчились как с младенцем. И мне вполне по силам самому снять одежду.
- Всё так, Ваша Светлость, но надо хотя бы для видимости соблюдать правила.
-Если хочешь отработать свой хлеб, организуй мне ванну. Я хочу искупаться с дороги.
- Будет сделано сию же минуту, милорд.

Пока Марк занимался приготовлениями, Себастьян подошел к окну. Внизу открывался потрясающий вид на парк, в центре которого отливал в свете тусклого дня небольшой пруд. Вода на поверхности уже замерзла, и серое небо отражалось в его холодной глади.
В доме Дарем тоже был пруд. Аккуратно обсаженный розовыми кустами баронессы. Перед мысленным взором Себастьяна предстала молодая девушка, которая болтала босыми ногами в воде.
- Как думаешь, - улыбаясь, спросила она, - отец подарит мне на день рождения лошадь?
- Я уверен в этом, Белла.
Он не мог отвести глаз от стройной фигурки, личика обрамленного золотистыми, как само солнце, волосами.
- А что подаришь мне ты, Себ?
"Себя" - хотелось сказать молодому человеку, но вместо этого он отвернулся от Изобеллы.
- Я ещё не придумал, - отозвался он. - А что ты хочешь?
- Я хочу, чтобы ты поцеловал меня так же, как наш конюх целовал Френсис с кухни.
Себастьян поднялся на ног и ступил к девушке. Просьба леди для негт закон, особенно когда желания совпадают.
Подняв Беллу с покрывала, он обхвалил её лицо ладонями и нежно прижался к губам...
- Ванна готова, Ваша Светлость.
Себастьян вздрогнул, возвращаясь из воспоминаний в настоящее.
- Спасибо, Марк. Я сам помоюсь.

Спустя полчаса Себ отправился к гостям, но то ли свернул не туда, то ли ему указали неправильное направление, но он очутился в тускло освещенном коридоре, где на него налетела почти обезумевшая молодая девушка.

- Мисс, что случилось?
Но вместо ответа он услышал всхлип, а юное создарие извинившись ещё быстрее рванула вверх по лестнице. Себастьян нахмурился. Молодая девушка в разорванном платье и слезах являла собой внештатную ситуацию.
Но он по какой-топричине не пошел за ней, наоборот развернувшись направился по коридору в Зимний сад .
Но не успел дойти.
Сначала он услышал запах духов, от которого сердце сжалось, а потом появилась она...
Изабелла тихо вышла из за угла, и если бы Себ страдал насморком и не унюхал её духи, они бы разминулись.
Но к сожалению, всё было именно так, как и должно было случиться.

Горло перехватило, и все слова что он собирался сказать ей при встрече просто застрали. Его Белла стала ещё прекраснее. Фигура приобрела ещё более женственные формы, обтянутая темно-красным платьем, чем он помнил.
А её растерянный взгляд, наоборот, подстегнул его слелать ей так же больно, как когда-то она сделала ему.
Поэтому не долго думая, Себ схватил её за руку и втащил почти силой в первую попавшуюся комнату, коей оказалась библиотека хозяина Фалам.
Отлично, вряд ли гости захотят почитать в ближайшее время.

Он закрыл дверь, повернул ключ и для надежности привалился к ней спиной.
Его Белла только поддержала бы идею остаться наедине, но проблема была в том, что женщина сейчас стоящая перед ним не была его. Она была теперь чужой женой. Продала себя за титул виконтессы.
Себастьян не добро усмехнулся.
Интересно, как бы повернулась жизнь, унаследуй он раньше титул своего отца?
- Ты удивлена, Белла? Или простите, мне следует обращаться к вам леди Лайонсвуд?
Каждое слово он словно выталкивал из себя.
Глядя в её запрокинутое лицо, Себастьян разрывался между двумя полярными желаниями поцеловать эти пухлые губы в виде лука и придушить Изабеллу на месте.
- Я тоже оказался приглашен на это счастливое событие. Наверное всё дело в титулах. Вы все любите обращать внимание на титулы, и сдается мне Дугэл пригласил бы меня даже окажись я совратителем невинных дев.
Последние слова были сказаны с прицелом. И он добился своего. Изабелла Дарем побледнела.
_________________

Такая шаткая, трепетная радость, наполняющая в момент танца, в одно мгновенье рассыпалась в пыль, когда всего в нескольких метрах от себя Катрина увидела мужчину, пожирающую ее похотливым взглядом. Тем самым взглядом, который она уже два года никак не могла забыть, который преследовал ее почти каждую ночь, нагло шаря по телу и заявляя тем самым о своем превосходстве. Что с того, что во сне этот взгляд принадлежал мужу, а сейчас напротив нее находился… садовник? Или кучер?

Катрина не успела рассмотреть, кто из слуг сэра Кэмерона позволил себе подобную вольность по отношению к гостье, вместо того, чтобы выполнять свою работу. Да и имело ли это смысл? Все в очередной раз вернулось на круги своя, она лишь на мгновенье успела поверить, что в этом мире может быть если не счастливой, то хотя бы свободной. Но нет: здесь по-прежнему правили мужчины, и не важно, в каком статусе и положении они находились, если ощущали себя вершителями судеб, готовыми взять силой то, что вожделели.

Как давно она не позволяла себе плакать! Играла, во время своих редких выходов в свет, преставая перед обществом именно с тем выражением лица, которое от нее ждали. Все время казалось: вот-вот, и что-то переменится, и она найдет в себе силы жить заново, так же, как этим светлым утром, наслаждаться красотой прозрачного осеннего дня и верить, что и ее жизнь может стать иной, без этой пошлости, без грязи, которая то и дело норовит затянуть с головой. Но сейчас слезы хлынули из глаз с такой силой, что она не видела почти ничего. Метнулась прочь, как можно дальше от ужасного места.
Она знала, что наглец не последует за ней, и бежала даже не от него, – от себя: горькая, бесполезная попытка скрыться от боли, рвущей душу на части, а ехидный смех слуги за спиной внезапно обрел иные ноты, напомнив другой голос, то шепот, то крик, цепкий и колкий: «Ты моя, Катрина! Всегда будешь моей. Я сделаю с тобой все, что захочу...»

Бежала, не разбирая дороги, не замечая, что позади остался и великолепный сад, и даже сам замок, а окружающая местность была совсем неподходящей для прогулок. Но одиночество давно стало благословением. Катрина на собственном опыте убедилась, что гораздо страшнее отвесных скал, густых лесов и даже диких зверей, может оказаться человек, решивший, что ему дозволено все.
_________________

- Это всего лишь игра воображения, милорд, - поспешила заверить Кенна незнакомца, опасливо глянув на кромку леса, куда показывал мужчина. Она лишь надеялась, что он не заметит взгляда баронессы. – А что, вы оставите меня одну, если я откажусь от вашего более чем дерзкого предложения? – уточнила она, прищурившись и окинув незнакомца более внимательным взглядом. От таких, как он, жди беды. Обманут, привлекут, заставят думать только о них. Не то чтобы у баронессы МакКензи был в этом хоть какой-то опыт, но она читала разную литературу. В том числе и ту, что воспитанные леди причисляли к таким же непотребствам, что и фехтование. Жаль, сейчас при ней нет рапиры, от которой няня пришла бы в ужас, иначе бы ей не понадобилась и помощь. Но, кажется, она грозит показаться невоспитанной и неблагодарной.

- Благодарю за ваше участие, милорд. – Кенна сделала книксен на всякий случай. Лишним не будет. Если перед нею кто-то высокородный, как она и предполагала, оказать ему честь – самое верное решение. Если же разбойник, это может сбить его с толку, пока она, как изволил выразиться незнакомец, будет вынуждена кричать громче. – Я очень ценю ваше желание помочь, и если вы тратите на меня своё время и не хотите прогуляться до замка в моей компании, не смею вас больше задерживать. Если вас это успокоит – у меня отвратительный голос, от которого все слуги моего поместья сделались глухи, так что я буду в безопасности, ежели всё же предположить, что на меня нападут разбойники.
И она вновь зашагала к замку, шпили которого уже показались невдалеке.

Цирк

Все были при деле, одна я слонялась как тень старого призрака по кладбищу.
А не пора ли и мне по репетировать?
Сначала я пыталась отыскать Натана, чтобы он натянул и проверил канат. Но братишка был недосягаем, а тревожить остальных мне не хотелось.
Придется использовать то, что есть.

Фургончик.
Мама еще спала, когда я бесшумно вползла в наш тесный мирок. Её беспокойный храп и сиплое дыхание, до сих пор выдавали усталость. Стараясь ее не разбудить, я прошла к своей кровати, достала из под нее сундук с одеждой и выбрала старый костюм для канатоходства. Захватив свои особые колоды карт и кое-какой реквизит, я также бесшумно исчезла из фургончика, как и отовсюду, где сегодня была.

Цирк
Поскольку переодеться у себя я не могла, ведь рисковала разбудить маму, пришлось идти к Донне. Но подруга была занята, и я не стала ее беспокоить.
Побродив по цирку с вещами в руках, вздохнула и ушла переодеваться в уединенное место, где еще недавно репетировал Брэйди.

Ни души!
Бросив цирковые вещички на землю, я перешла к раздеванию.
Медленно сняла с плеч шаль, грациозно нагнулась и ухватившись за подол шерстяного платья, подняла его вверх и сняла через голову.
Ноябрьский холод сурово отнесся к моей нижней сорочке, пробрав меня до костей. Зубы заскрежетали сами по себе.
Я нагнулась и подхватила с земли черные колготы. Избавив ногу от башмака, плавно натянула на себя обтягивающий гипюр с мелким кружевом. Спасибо Дюпре, он не жалел денег на теплые костюмы, иначе я окоченела бы моментально.

Еще раз оглянулась, а нет ли тут случайных зрителей. Вроде нет. Быстро сбрасываю сорочку и надеваю шерстяной корсет с низом, и длинным рукавом. Вот и весь мой вид для репетиций.

Башмачики и шаль возвращаю на законные места, платье и сорочку беру с собой и улыбнувшись, иду обратно в цирк, опробовать канат.

Пустырь

Брэди было тошно. Так тошно, что хоть волком вой. И хотя он уговаривал себя, напоминал, что в этом шоу нет ничего такого, чего бы циркачи не делали раньше тысячу раз - не помогало.
Дело в хозяйке, может быть? Девона была великолепна, холодна и остра, как один из его клинков. Марк ею восхищался. Но смерть старого Дюпре больно по нему ударила. Сердечный приступ. Возможно, приступ, но что, если Девона на самом деле - ловкая охотница за деньгами? В этом случае они все оказались обмануты.
И эти способности, черт бы их побрал. Донна, говорящая со змеями, Шиан, купавшаяся в огне, Нат с его головокружительными полетами под куполом и на вольном воздухе...
Замок возвышался скалой, и кто-то бежал от него прямиком к Марку Брэдигану. Он моргнул. Сощурился.
Какая-то леди, чтоб ей пусто было. Не сидится в тепле, вздумалось прибежать сюда. Ладно.




Раздраженный своими мыслями и резкими порывами ветра Брэди догнал незнакомку и окликнул:
- Эй, мадам! Разворачивайте-ка свои прелестные ножки и идите обратно! Здесь не место для светских гулянок!

Она дернулась, как от удара, обернулась. И в глазах он увидел такое море ужаса, какого не встречал никогда.
_________________

- О, меня тянуло к вам весь последний год, - заверила Архитектора ска-имихе. - А год - это так много по меркам людей. Когда ты человек, время тянется бесконечно долго. Хотя, некоторые заверяют, что оно летит и летит. И остановить и замедлить его нет ни единой возможности. - Девона чуть насмешливо улыбнулась.

- Огонь - стихия, которую я особенно уважаю. - Девона не без интереса смотрела на то, как Ремо склоняется к её руке, оставляя на ней печать прикосновения н'имихе. Горящий след, который будет не стереть веками. Печать наличия рядом с нею её противоположности, которая так удивительно похожа на сущность самой Девоны. - Огонь способен сжечь дотла, но так же возродить всесилен.

- Некоторые из них особенно бесподобны, синьор Ди Кьезо, - приоткрыла карты Девона. - Настолько, что может статься, как раз у них и найдётся возможность оценить себя по достоинству. Такие личности мне особенно дороги. В них есть своя, ни с чем не сравнимая, прелесть. Вы со мной согласны, Ремо? - назвав собеседника по имени, поинтересовалась ска-имихе.
Он распахнул перед нею двери, и кожи Девоны коснулась прохлада, немного охлаждая горящие следы, оставленные прикосновением взгляда Архитектора.

- Это будет так любезно с вашей стороны! - радостно воскликнула Девона, старательно подпуская в голос притворного веселья. - Последнее, чего бы мне хотелось - упасть, отстать и сбиться с пути. А то, что мы с вами в одном седле - это давно известно мне и вам. Я лишь надеюсь, что моё присутствие действительно расцветило ваш праздник мириадами звёзд, а не заставило вас горестно вздохнуть от того, что я вовремя оказалась в Фалам Кнок.

Едва они добрались до конюшен, как Ремо предпочёл удивить конюха, выбрав скакуна и устроив Девону в седле, где впоследствии и оказался сам, устроившись позади неё. Ска-имихе чувствовала его природу всем своим существом. Она вплеталась в её ауру - как тонкие алые нити кровавой луны вплетаются в холст чернильной ночи. И холст принимает эти мазки кистью, делая их своей частью. Тронув коня шпорами, Архитектор отбыл от замка, увозя Алхимика в неизвестном направлении. И в этом тоже была своя особенная сладость. Новая нота Игры, где они будут главными действующими лицами.
- С вами, синьор, куда бы вы ни пожелали. И я надеюсь, этот путь будет особенным. Для обоих, - ответила Девона, чуть откинувшись в руках Архитектора и устраивая голову на его плече.

Цирк

Я с опаской оглядела канат. А разве у нас за последний год были несчастные случаи?! По-моему, пляши Натан джигу на гнилой веревке, и то не сорвался бы!

Тьфу! Мне не по канату ходить, а с картами воевать. Какая разница, как он натянут? Я вооружилась секретной амуницией, разулась и полезла на верх по толстому шесту. От земли не сильно высоко, но на выступление надо бы поднять еще в два раза - для эффектности.
Ходить по канату я научилась раньше, чем ходить по земле. У меня не было сложностей с равновесием или страхом высоты. Я свободно ходила на любых высотах и на любой толщине, хоть с открытыми, хоть с завязанными глазами! Вот только не испытывала восторга. Зверь подсказал как совместить приятное с полезным, и вуаля, у меня собственный сольный номер!

Я ступаю на канат и сразу чувствую, что натянут он слабо. Не беда, и первые шаги выводят меня на колею. Спину ровно, грудь вперед, на личике загадочная улыбка и взгляд чередуется между колеей и зрителями. Зрителей, к слову, у меня не было. Цирк бурлил, репетировали все, кому не лень. На арене мы семья, вне арены - семья, на репетициях мы каждый сам за себя. Такой вот парадокс.

А! Как же не устойчива веревка! Однако ж, балансировать мне удается с легкостью. Грациозные, почти танцевальные шаги выделываю идеально и дохожу до середины с широко разведенными в стороны руками. Дальше и не нужно.
Задираю левую ногу высоко в верх, руки возвожу в замок над головой и начинаю крутится на носке, как балерина. Канат подо мной шатает как при атлантическом шторме! Держусь спокойно. Настала очередь пальчиков и основного номера.

Зверь любил дикие места. Здесь, в Фалам Кнок, природа сохранила свой дикий оттенок, не смотря на вмешательство людей. Холодное ноябрьское солнце высвечивало тонкую паутинку между веток. Грязь хлюпала под ногами, не желая высыхать. Листья светились. Ветер швырял туда-сюда кроны деревьев, и по земле, всё ещё покрытой травой, сновали серые тени. Всё было до боли цветным. Совсем, как она. 
Зверь потёр глаза в прорезях маски. Вот уже год, как он в ней не нуждался. Но упорно продолжал носить. Эту привычку нелегко было искоренить. Да и не нужно. Цирковые давно знали, что он скрывает обезображенное лицо и тело, и не любопытничали. Фрэн знала, какое уродство он прятал, и принимала это. А вот Шиан... Зверь опустился на холодную каменную скамью. Шиан было шесть, когда она попала в их цирк. Семей, которые могли её взять в то время ещё не было, и как-то так случилось, что они с Фрэн забрали её к себе. Зверь заботился о ней, как мог. Он старался стать ей верным братом, на которого она всегда может положиться, на помощь которого может расчитывать. Но, чёрт возьми, он и не представлял, что она когда-нибудь вырастет. В тот момент, когда другие мужчины начали смотреть на Шиан, как на женщину, Зверь понял, что она больше не ребёнок. Проклятье! Он понял, что и в нём намного больше человеческого, чем ему казалось. Он мог сколько угодно изображать из себя животное в клетке и рычать на публику, но потом наступала ночь... Ему приходилось засыпать, стараясь прогнать от себя ненужные извращённые фантазии о Шиан. 

Тихий вздох, такой, словно... Зверь напрягся и повернул голову, как гончая. 
Стоило ему допустить мысли о Шиан, и вот она вторглась в его призрачное спокойствие. 

Зверь безуспешно пытался напомнить себе, что Шиан была всё ещё почти ребёнком, а он, по сравнению с ней, стариком. Пусть и не уродливым, как раньше, но всё же... Он не хотел показывать кому-то своё лицо. Особенно ей. Жить рядом и осознавать, что она считает тебя обычным стариком? Зверь нахмурился, радуясь, что маска скрывает любую его эмоцию. 
Солнце ласкало Шиан, и она почти светилась в его лучах, сжимая стебель розы. Мелькнул кончик языка, снимая с кожи алую каплю. Её невероятно пухлые губы обхватили палец, пытаясь прочистить ранку... Зверь понял, что к его скупым фантазиям добавится ещё одна. Он ощущал себя уродом-извращенцем за то, что понимал: как только выдастся свободная минутка, он тут же позволит воображению нарисовать все эти картинки, главными героями которых будут они с Шиан. 
Зверь заставил себя вернуться в реальность.
-Это по поводу номера? Если ты не уверена, можем его не показывать. 
_________________

Девушка оказалась не только упряма, но и бесстрашна. Такие попадают в неприятности гораздо чаще, чем к модистке. Она уже не в состоянии спокойно добраться до замка, потому что на ее пути оказался я. Теперь смотрел ей вслед, пытаясь понять, из какого же теста она создана. С таким нравом и столько самостоятельности. Если у нее кто-то есть, то это на его совести, почему девушка добирается до замка одна и встречает неблагородных милордов.
- Ну и что нам с ней теперь делать? – спросил я у Ворона, на что тот мотнул гривой. – Согласен, приятель, иначе мы до вечера не доберемся до замка.
Догнав девушку, я все-таки спешился. Она одарила меня победной улыбкой. Но ее триумф длился недолго.
- Ваша компания весьма занятна, милая леди, но я предпочел бы продолжить ею наслаждаться уже в замке. Здесь действительно не безопасно, поэтому не лучшее место для прогулок, тем более вам и в одиночестве. Если не возражаете…
Я подошел к ней, взял за талию и под женские возмущения усадил боком в седло в седло. А пока она не успела спрыгнуть, вскочил на Ворона позади нее и дернул поводья. Конь заржал и поспешил вперед медленной рысью...
_________________

Ожидаемая и ставшая привычной фраза помимо воли потянула за неведомые струны души. Харли привык к непосредственному поведению Дестини, но в который раз поразился её перевоплощению в ребёнка. Тело взрослой красивой женщины приобретало невинность и беззащитность маленькой девочки, трогательно смыкающей губки вокруг большого пальца, смотрящей доверчиво и открыто, как это могут делать только те божьи творения, что ещё не соприкоснулись с жестокостью человеческой.
Дестини сейчас не играла ребёнка, а была им. И этой тряпичной куклой странным образом дорожила. Харли понял это однажды, когда забыл Лейтис на овощном прилавке. В тот день ему пришлось дважды ходить на рынок. Второй раз – за несчастной тряпичной куклой. Уже тогда ему надо было понять, что он готов жертвовать слишком многим для своей Дестини.
Харли огляделся. В руках он всё ещё держал поводья, пара бурых лошадей, впряжённая в упряжку, переминались с ноги на ногу. Уставшие с дороги, они требовали простых вещей – соломы, воды и тёплого стойла. Умные, но такие примитивные в своих потребностях животные. Если бы и люди могли точно так же иметь лишь простейшие желания....
Но нет же. Человек по своей природе постоянно стремится иметь то, что не может, объять необъятное, охватить неохватываемое, лететь к звёздам и узнавать неведомое. Но действительность часто прижимает к земле, бросая оттуда с небес. Харли Таггерт презирал действительность, как она есть, и людей с узким мышлением. Он был мечтателем, который считал, что для пытливого ума и ясного разума нет преград.
Человечество с момента своего зарождения семимильными шагами шло к своему развитию. Учёные и исследователи делали важнейшие открытия, проводили колоссальные по своей значимости эксперименты, вводили в жизнь обычных людей полезные изобретения. Харли со своей стороны мечтал внести посильный вклад в мировую науку. Данное себе обещание менять действительность он сдерживал уверенно и настойчиво.
Сын обедневшего эсквайра из глуши, он отучился в университете Эдинбурга на хирурга и после делал неплохие успехи на этом поприще, овладевая помимо врачебной практики умением обращаться с пациентами. Избавлялся от деревенского выговора, приобретал внешний лоск, постигал суть человеческого индивида, вскрывал человеческий мозг буквально и фигурально. И постоянно хотел большего. Не созерцать, а действовать. Задавать вопросы и искать на них ответы. Опровергать мнения коллег и научные догмы. Харли Таггерт хотел быть новатором.
По воле судьбы он оказался инспектором Шотландской санитарной службы, заимев в распоряжение десятки трупов бездомных, которые стали богатым материалом для научных исследований. И тогда Харли задумался об обширных возможностях замены больных органов здоровыми. Сколько жизней можно спасти, столько судеб изменить. Таггертом руководил чистый альтруизм, и он был горы свернуть, но вскоре понял, что для простого инспектора слишком мало путей заработать деньги, и это настолько удручало амбициозного и несколько эксцентричного доктора, что он решился на шаг, приведший его сюда, к подножию величественного замка, окутанного бледной дымкой тумана.
Но не только для демонстрации своих опытов прибыл сюда Харли Таггерт. Необъяснимое переплетение ветвей генеалогического древа МакТавишей подарило ему богатство и титул. Фортуна соизволила улыбнуться экспериментатору, щедро одарив манящими возможностями. В Фалам Кнок Харли встретится со своей подопечной, молодой Матильдой МакТавиш, о которой до последнего времени даже не слышал. Он станет графом. Богатство, уважение в обществе, титул – всё это изменит жизнь Харли.
Рад ли он окончанию своей кочевой жизни? Безусловно.
Тогда как объяснить щемящее чувство в груди при взгляде на женщину-ребёнка, с интересом глядящую на толпы людей на подъездной дороге? Исследователь не мог понять самого себя, врач не мог вылечить свой недуг, научный деятель столкнулся с неизвестным явлением. Медленно, словно заворожённый, Харли подошёл к своей жене и ободряюще улыбнулся, зная, что иногда от этой улыбки она вздрагивает, иногда отвечает взаимной, неуверенной улыбкой, а иногда просто цепенеет.
- Дорогая, тебе нравится этот замок? – как можно более мягко произнёс Харли, обнимая Дестини за талию и заглядывая ей в глаза. Посмотрел на куклу. – А Лейтис не страшно? Она не боится, когда так много людей вокруг? Не хочешь оставить её в фургоне, а вместо этого взять Фанни и Бенни и выгулять их лужайке? Бедняги засиделись в клетках. Им нужен свежий воздух.
Фанни и Бенни были экспериментальными особями. Таггерт, говоря простым языком, взял пару кроликов и разрезал их пополам, поменял местами половинки и пришил обратно. Теперь экспериментальные образцы были чёрно-белыми, с чёткой границей, вполне жизнеспособными и привлекающими внимание, но отличались большей апатией, чем обычные кролики.
Когда Дестини кивнула на предложение, ожидаемо сжав куклу руками, Харли подошёл к фургону и открыл заднюю дверцу, входя в душное пространство, одновременно и дом, и повозку, и помещение для нескольких клеток с диковинными животными. Его творения, симбиозы разных животных и птиц, служили средством достижения основной цели – пожертвований во благо науки. Харли открыл верхнюю клетку и забрал с подстилки из сена два пушистые комка, со страха прижавших уши к головам. Спрыгнув на землю, обошёл фургон и выпустил отвыкших за время дороги бедняг на густую траву цвета изумруда.
_________________